Текст книги "Дмитровское шоссе"

Автор книги: Игорь Крумин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Олег Степанович был усыновлен своим дядей, генерал-лейтенантом Степаном Ивановичем Ростовым в 1947 году, во время короткого приезда генерала в Пермь. Потом генерал снова уехал, оставив Олега с домработницей в роскошной квартире на Новинском бульваре. Время от времени генерал Ростов присылал подарки то из Австрии, то из Порт-Артура: велосипед (для тех времен большая редкость), в другой раз две сорокалитровые канистры топленого масла. Наконец, в 1949 году, незадолго до возвращения Степана Ивановича в Москву, на Ярославский вокзал прибыли два грузовых вагона, набитых трофеями, в том числе длиннющий американский «бьюик» – его пришлось сдать через четыре года, после смерти Сталина.

Олег Степанович настолько привык считать своего дядю отцом, что даже в мыслях называл себя Ростовым. Лишь иногда, просматривая старые книги, он находил упоминание о методе инженера Соловьева и хмурился. Олег Степанович был вообще сдержанным человеком, а в юности – тихим молчаливым мальчиком. Он очень рано узнал что в наследство от родителей ему достался дикий, совершенно неконтролируемый характер. В моменты вспышек бешеной ярости глаза застилала кровавая пелена, и Олег Степанович уже ничего не мог поделать с собой. К его чести, однако, он быстро понял всю опасность таких приступов и не допускал их, умело сдерживаясь. За всю жизнь он помнил всего три подобных приступа, из них два в детстве. Однажды он чуть не забил насмерть мальчишку из соседнего двора хоккейной клюшкой (тогда еще не было хоккея с шайбой и мальчишки играли в хоккей с мячом); в другой раз все было наоборот – шайка юных хулиганов отняла у него берданку и зверски избила. До сих пор об этом случае напоминала сломанная, но затем отлично сросшаяся нога и переломанный нос. Впрочем, нос Олегу Степановичу ломали так часто, что он привык к его необычной форме и задумчиво поглаживал искривленную линию переносицы, когда размышлял о чем-то.

Третий случай произошел всего несколько лет назад и он старался не вспоминать о нем.

Однажды Степан Иванович рассказал приемному сыну любопытную историю. В 1957 году, поднимаясь по широкой лестнице в главном здании МВД на Петровке 38 знакомый Степана Ивановича, еще не старый генерал-лейтенант, который в начале войны попал в окружение, заменяя раненого командующего – его армия несколько дней боролась с немецкими войсками и с трудом вырвалась из «мешка», понеся огромные потери и всю артиллерию – внезапно увидел идущего рядом с ним весело живчика-полковника, чуть моложе его. Генерал-лейтенант сразу вспомнил эту багровую физиономию вечно улыбающегося сотрудника «Смерша» – в начале 1942 года тот выбивал из него показания. Огромный тучный генерал, в свои пятьдесят четыре года обладающий незаурядной физической силой и похожий на медведя, схватил полковника за горло и мгновенно перебросил через перила третьего этажа. Оказалось, однако, что пролеты лестниц на Петровке заделаны металлическими сетками и полковник остался жив, хотя изрядно перепугался. Увидев это, генерал вошел в кабинет начальника, оттолкнув порученца в приемной, и, ничуть не стесняясь тем что в кабинете идет совещание, громогласно заявил, что если этот сукин сын, мучивший его в начале войны, который сейчас барахтается на сетке, завтра еще будет на Петровке, он, генерал-лейтенант Цыбин, лично отправит его на пенсию, причем вечную – и выразительно похлопал по кобуре.

Больше на Петровке полковник не появлялся.

Степано Иванович Ростов, поведавший сыну эту историю, ничего к ней не добавил, но Олег Степанович и не нуждался в объяснениях. Лучше всего о страхе, царившем перед войной в среде высшего командования, говорили многочисленные альбомы с групповыми фотографиями, хранящиеся в шкафу в кабинете отца. Не было ни единой группы офицеров и генералов, где несколько лиц не было вырезано ножницами или изрезано бритвой. Значит, подумал Олег Степанович, даже Ростов, человек незаурядного мужества, сумевший спасти семью своего репрессированного родственника, тоже боялся.

В том же году Степан Иванович умер. После смерти отца – все документы, даже свидетельство о рождении, были оформлены на имя Олега Степановича Ростова, а документы на имя Олега Васильевича Соловьева уничтожены, – сын совершил неожиданный, но верный и дальновидный шаг. Он вызвал сотрудников МВД, предложил вскрыть нижний ящик отцовского стола, ключ от которого был утерян, и сказал, что там, по его мнению, может храниться оружие генерала. Он, Олег Степанович Ростов, требует чтобы оружие – если таковое будет найдено – изъяли в присутствии понятых.

Пожилой полковник, приехавший на дачу в сопровождении майора и двух капитанов, посмотрел на Олега Степановича странным взглядом, но выполнил просьбу сына умершего генерала. Из вскрытого стамеской ящика достали «маузер» в деревянной кобуре, «вальтер» тридцать второго калибра и старенький наган – одному Богу известно, сколько душ отправил на тот свет этот немудрящий инструмент, – а также коробки с патронами. Оружие было смазано и покрыто слоем пыли, за патроны хранились в герметично закрытых коробках. Однако Олег Степанович знал – наверняка знал это и полковник милиции, – что со временем боеприпасы теряют часть убойной силы. Таким образом, патроны, пролежавшие в ящике стола длительное время, уже не были достаточно надежными.

Полковник составил акт о добровольной сдаче оружия, принадлежавшего покойному генералу Ростову, и указал, что ключ найти не удалось и ящик был вскрыт – с согласия нового хозяина дома – стамеской. Поблагодарив Олега Степановича за правильное понимание гражданского долга, полковник с чувством отметил, что далеко не все дети военных настолько сознательны. Уходя, он посмотрел на молодого Ростова выцветшими синими глазами, в глубине которых Олег Степанович увидел ледяной холод усмешки, – дескать, мы с тобой все понимаем, будем считать что спектакль окончен, – и почему-то напомнил что незаконное хранение огнестрельного оружия влечет за собой тюремное заключение сроком до пяти лет. Через пару недель полковник приехал снова, на этот раз в сопровождении двух широкоплечих молодых людей в штатском, которые хотели узнать почему генерал-лейтенант Ростов хранил оружие до самой смерти и не выполнил постановление от 1954 года. Олег Степанович только развел руками и напомнил, что «маузер» был именным, подарком маршала Жукова, а с остальным оружием генерал не захотел расстаться по сентиментальным причинам, но он, его сын, ручаться за это не берется. Молодые люди изъявили желание еще раз осмотреть письменный стол, на что Олег Степанович с готовностью дал согласие. Оружия за это время там не появилось.

Нюх у полковника и впрямь был безошибочным, но обыскать огромный дом он не решился, да и вряд ли сумел бы найти тайник.

В бетонной стене подвала под виллой генерала Ростова находился потайной сейф, скрытый позади обычного сейфа, вделанного в стену и с дверцей на виду. В обычном сейфе хранились семейные драгоценность Ростовых, огромное количество послевоенных облигаций и некоторые реликвии – письма, фотографии, завещания. А вот задняя стенка открывалась нажатием верхней части переднего сейфа и там лежали американский «кольт» сорок пятого калибра, и в изящной коробочке красного дерева, выложенной бархатом, два великолепно сохранивших, отделанных под старину серебром и перламутром двуствольных «дерринджера» под патрон калибра 5,6 – красивая и дорогая, но в умелых руках смертельная игрушка. Олег Степанович не подозревал о существовании потайного сейфа, сконструированного настолько хитроумно, что он узнал о нем лишь незадолго до смерти старого генерала, когда тот провел сына в подвал и открыл ему этот секрет. За время, которое прошло с тех пор, арсенал изрядно пополнился: Олег Степанович добавил к нему современный «Смит-Вессон» калибра 0.357 – знаменитый магнум, которому бывший офицер доверял больше любого пистолета – в случае осечки нужно всего лишь еще раз нажать на спусковой крючок, барабан повернется, и произойдет выстрел. Ростов слишком хорошо помнил чем ему обернулась осечка его «ТТ» в 1958 году и не полагался на пистолет, затвор которого приходилось передергивать двумя руками, тогда как в нужный момент может не хватить времени или одна рука окажется занятой. На полке выстроились баллончики с газом «СS», применяемым полицией на Западе, коробки свежих патронов, залитые воском, а напротив стояло последнее приобретение Олега Степановича – автомат АК-47, который попал к нему совершенно анекдотически.

Из соседней воинской части бежал солдат, который прихватил с собой автомат и два рожка патронов. Это произошло чуть больше года назад, в сентябре 1977 года, на исходе великолепного бабьего лета. Утром, проводив жену на станцию, Олег Степанович возвращался домой. Внезапно он увидел в кустах рядом с рекой спящего солдата. Рядом лежал автомат. Олег Степанович мгновенно достал из кармана платок, обвязал им нижнюю часть лица, сделал шаг вперед и схватил оружие. В этот момент солдат проснулся. Олег Степанович передернул затвор, направил дуло на ошалевшего от сна и неожиданности солдата и прошипел: – Марш отсюда! – . Солдат, худенький, совсем молодой – вскочил и исчез в лесу.

Разумеется, его поймали – через несколько дней похолодало и начались дожди, – но кто поверит солдату, утверждающему что из леса вышло чудовище с головой, закутанной в простыню? Потерял где-то, сукин сын, решили в трибунале и прибавили еще шесть месяцев к сроку. Или солдат сам вернулся в часть и командир сумел замять неприятный для него самого случай, а автомат просто списал – такое тоже бывает.

Держа под мышкой автомат, Олег Степанович обходным путем вернулся домой, разобрал его, вычистил и смазал, спустился в подвал, поставил индикатор на «одиночный огонь» и несколько раз выстрелил в мешок с песком. Автомат работал безотказно. Cоветское – значит лучшее, с удовлетворением подумал Олег Семенович, снова вычистил и смазал автомат, затем спрятал в тайник.

Он тряхнул головой, отбрасывая воспоминания, запер чемодан и снова сел за чтение материалов. К десяти вечера прочел всю кипу документов, не обнаружил в них ничего нового, в сопровождении Рэда обошел забор, положил у конуры кусок телятины и лег спать, не забыв включить сигнализацию.

Зина осталась ночевать в московской квартире – она пошла в театр, который Олег Степанович не любил и никогда не посещал.

Женева

Будильник прозвенел в половине шестого. Олегу Степановичу он вообще-то не требовался – он спал плохо, часто просыпался. Ночь прошла спокойно. Пару раз лаял Рэд, но это был лай не на человека – скорее всего, в деревне лаяли собаки. Олег Степанович встал, умылся, наскоро позавтракал, кинул на заднее сиденье машины тяжелый чемодан, запер дом и выехал на шоссе. Обратно машину приведет Зина – у нее второй комплект ключей, а документы на машину Олег Степанович оставлял под резиновым ковриком, там, где их обычно ищут и почти всегда находят угонщики автомобилей.

Была всего половина восьмого, но по шоссе уже мчался поток грузовиков и самосвалов. Худшее шоссе в Московской области, с отвращением подумал Олег Степанович, ловко втиснулся перед огромным рефрижератором и помчался к станции Хлебниково, обгоняя, когда это ему удавалось, медленные грузовики. Можно было ехать и через Лобню, но там иногда приходилось стоять по полчаса у светофора. В Хлебниково переезд закрывался так же часто, зато машин куда меньше.

На этот раз Олег Степанович успел проскочить через переезд в тот момент, когда шлагбаум начал опускаться. Отсюда до аэропорта «Шереметьево-I» всего семь минут, и ровно в восемь Олег Степанович остановился рядом с черной «Чайкой» Денисова, вышел из своей «шестерки», запер ее, кивнул Коле – тот возил Денисова в первую смену – и направился к подъезду № 1.

Здание аэропорта «Шереметьево» – образцовый пример функциональной советской архитектуры, представляло собой гигантский двухэтажный караван-сарай, протянувшийся на полкилометра. Олега Степановича всегда изумляло, что в таком большом здании нет почти никаких удобств для пассажиров – то есть, для рядовых пассажиров. Сам он редко летал теперь в этом качестве – как правило, проходил через первый, крайний слева, подъезд, хотя был всего лишь переводчиком. Это изумление оставалось его единственным чувством по отношению в страданиям рядовых пассажиров. В конец концов, рассуждал он не без изрядной доли здравой логики, если рядовые пассажиры не могут добиться от Аэрофлота чтобы их обслуживали по-человечески, то они сами в этом виноваты.

Войдя в первый подъезд, Олег Степанович спросил у девушки– контролера, привезли ли его дипломатический паспорт и билет. Девушка ответила, что привезли. Он кивнул на чемодан и сказал что берет его с собой. Девушка ловко привязала на ручку чемодана – Олег Степанович предусмотрительно не выпускал его чтобы не был заметен удивительный вес, – бирку с надписью «ручная кладь» – и добавила, что паспорта – его и товарища Денисова принесут в зал попозже, прямо из пограничной охраны. Олег Степанович начал подниматься по широкой, устланной роскошным ковром, лестнице. Сначала его удивляло что переводчик – пусть даже очень ответственной делегации летит первым классом и по дипломатическому паспорту, затем привык и начал принимать как должное. Многое из того, что хранилось на шкафах и полках его дачи, а также в ее тайниках, объяснялось именно огромной и неусыпной заботой государства. С другой стороны, Олег Степанович не сомневался, что многие – если не все – клиенты депутатского зала поступают точно так же.

На втором этаже, залитым ярким светом, Олег Степанович привычно осмотрелся вокруг. Как всегда, обслуживающего персонала было вдвое больше, чем улетающих за границу. Нет, поправился Олег Степанович, на этот раз пропорция была совсем уж несуразная – улетало двое. Он заметил у огромного, во всю стену, окна, выходящего на летное поле, коренастую фигуру Денисова и подошел к нему.

– Здравствуйте, Ивано Трофимович.

– Здравствуй, Олег. Нам сколько лететь до Женевы?

– Часа три.

– Ага! Стартовая норма – сто пятьдесят грамм. Добавим по ходу, если понадобится. Распорядись-ка, Олег.

Олег Степанович повернулся к молодой, кокетливо одетой официантке, явно ожидающей указаний:

– Два по сто пятьдесят и по бутерброду с семгой.

Девушка кивнула, исчезла и через несколько минут пригласила их в отдельный кабинет.

Из-за незначительной порции Иван Трофимович и Олег Степанович решили не садиться. Стоя, они опрокинули запотевшие стаканы со «Столичной» – Олег Степанович как более молодой успел сделать знак и ему принесли еще сто грамм – закусили семгой и вернулись к огромному окну. По соседнему стеклянному коридору двигался поток рядовых пассажиров, – они шли в «гриб», где их сначала помаринуют, а затем начнут не спеша усаживать в автобусы, хотя самолет стоит совсем рядом. А вот Иван Трофимович и Олег Степанович пройдут к трапу первого класса пешком, в сопровождении стюардессы.

Вежливый капитан-пограничник принес паспорта и вручил владельцам. До посадки оставалось несколько минут. Олег Степанович достал из кармана отполированный до блеска серебряный портсигар с императорским орлом и вручил его Денисову. Отчаянный курильщик, Иван Трофимович с удовольствием принял подарок.

– Откуда это у тебя, Олег?

– Вы же знаете, Иван Трофимович, отец и его приятели-генералы изрядно развернулись в конце войны – хватали все что можно. А вы посмотрите на гравировку.

– Боже мой, Олег! Неужели сам император?

– Не знаю, Иван Трофимович. Но в нашей семье хранится фамильная реликвия – великолепный «Мозер» с надписью «Всемилостивейше пожаловано ротмистру Максимову. 3 января 1897 года» – это один из моих родственников. Так вот, почерк гравировщика там ничуть не отличается. Только инкрустация императорского герба там другая.

– Удружил, Олег, действительно удружил! Вот изумится Беляков, когда увидит портсигар у своего заместителя. Воспылает черной завистью.

– А вы скажите ему, Иван Трофимович, что негоже первому зампреду Совмина ходить без чего-нибудь этакого. Я найду, а вы вручите.

– Спасибо, Олег. Он большой любитель антикварных вещей. А тебе не жалко расставаться с этим портсигаром?

– Жалко, Иван Трофимович. Но ведь я не курю. Согласитесь, половина удовольствия заключается в том, что достаешь такой портсигар, щелкаешь крышкой, предлагаешь закурить и показываешь оторопевшим коллегам монограмму императора, а? Кстати, где ваш чемодан?

– А вон его повезли, – и Денисов показал на кожаный саквояж, сиротливо стоящий в середине тележки носильщика. По давней традиции чемоданы пассажиров первого класса, даже если они не служили ручной кладью, никогда не размещались в багажном отсеке самолета – их ставили в углу салона. Такое размещение высокопоставленных чемоданов было удобным вдвойне: во-первых, по прибытии к месту назначения не приходилось ждать багажа – чемоданы стояли рядом, их можно было просто взять при выходе. Во-вторых, дорогие и, как правило, заграничные чемоданы в этом случае не подвергались риску быть поцарапанными коробками, ящиками и прочим плебейским дерьмом которое грузили в багажное отделение как попало. Наконец, что не менее важно, пассажиры первого класса брали с собой хрупкие предметы – чаще всего бутылки водки или коньяка, чтобы скоротать пребывание в логове загнивающего капитализма, но не покупать спиртное на валюту – и здесь им не угрожала опасность разбиться.

– Я не вижу твоего чемодана, Олег.

– А вон стоит, – и Олег Степанович показал в угол зала, где одиноко замер кожаный чемодан, на дне которого покоилось целое состояние.

– Ну, у тебя совсем маленький. А у меня дочь выходит замуж – дали целый список. Поможешь мне в магазинах?

– Обязательно, Иван Трофимович.

– Вот что еще, Олег. – Толстые волосатые пальцы Денисова ловко перекладывали сигареты «Астра» (боже мой, сигареты «Астра» – в царский портсигар, подумал Олег Степанович) из помятой пачки в сверкающий портсигар с таким новеньким орлом, словно его изготовили только вчера. – Меня разместят в представительском номере на рю де ла Пэ, знаешь, на втором этаже, – а тебе придется искать номер в какой-нибудь городской гостинице. – Не беспокойтесь, Иван Трофимович, я всегда останавливаюсь в «Амбруа» у Саргосяна, с тех пор как в 1969 году академик Балаян познакомил меня с ним. Помните, как выезжала наша «великолепная семерка»?

– Помню, и еще как, – безо всякого энтузиазма ответил Денисов. – Ваш Репин, хоть он и академик, растратил тогда семь тысяч долларов.

– Будьте справедливы, Иван Трофимович! Ведь он написал докладную и ее приняли!

– Принять-то приняли, а какую вонь подняли эти чистюли из МИДа! Сам Фирюбин звонил Белякову и жаловался. Ну, ладно об этом. Смотри только, чтобы не повторилась история с «Рексом».

И Олег Степанович с содроганием вспомнил этот ужасный случай. В 1964 году, еще до зачисления на курсы синхронных переводчиков ООН, он сопровождал делегацию советских ученых, которая прилетела в Женеву с огромным опозданием – часов на восемь, после пересадки в Вене. Прибыли в Коинтрин, аэропорт Женевы, глубокой ночью, встречающие решили что академики прилетят на следующее утро и разъехались по домам. Делегация не была дипломатической, хотя у половины были дипломатические паспорта, – и чопорные швейцарцы отказались пропустить их без формальностей. В результате ученые устали и начали огрызаться друг на друга, но больше всего на переводчика. Олег Степанович подошел к менеджеру аэропорта и спросил, где может переночевать делегация видных советских ученых. Тот сразу направил их в «Рекс». Академикам понравилось благозвучное название – «Рекс»! а когда они узнали что отель расположен рядом с Корнарвином, центральной железнодорожной станцией, откуда им предстояло вечером следующего дня вернее, уже этого – выезжать в Лозанну, согласие было единодушным. Впрочем, в этот час ночи они были готовы преклонить головы где угодно.

Несмотря на поздний час, номера в «Рексе» – отличной, весьма комфортабельной, хотя и старомодной гостинице, нашлись. Олег Степанович был удивлен энтузиазмом, с которым размещали советских ученых, но по своей тогдашней наивности отнес это за счет всемирной известности светил советской науки. Если бы он знал что швейцарцы ведать не ведают ни об одном из этих светил! Да и вообще светило без швейцарских франков значило для них куда меньше чем не светил с франками.

Сам Олег Степанович разместился в удобном номере на пятом этаже.

Чудеса начались уже утром. Олег Степанович отправился в Представительство СССР при Европейских организациях ООН. Радость сотрудников представительства, что теперь им не придется ехать в аэропорт Коинтрин, сменилась подозрительностью и даже враждебностью, когда они узнали, где разместилась делегация. Они начали допытываться, кто порекомендовал Олегу Степановичу выбрать именно этот отель. Олег Степанович простодушно и вполне искренне ответил – дежурный менеджер аэропорта. Ага, говорили, казалось, всезнающие глаза сотрудников представительства, знаем мы этого менеджера! Наконец, один из рослых сотрудников поинтересовался номером, в котором остановился сам Ростов. Ничего не подозревая, он ответил – в 514. Сотрудник посмотрел на Олега Степановича остекляневшим взглядом и неверными шагами пошел прочь.

Возможно, загадка «Рекса» так и осталась бы тайной, но Олегу Степановичу повезло. Он наткнулся на Юру Кричева, тоже бывшего офицера и выпускника Иняза, которому часто писал контрольные на экзаменах и зачетах. Нужно отметить, что сразу после выпуска из института Олег Степанович обратил внимание на интересное явление: по непонятной причине большинство двоечников попало на загранработу, тогда как отличники ошивались в Москве. Впрочем, Юра тоже ускользнул бы от Олега Степановича, но Ростов накрыл его в затруднительном положении – Юра Кричев стоял у писуара с расстегнутой ширинкой.

– Юра, да объясни же мне, почему все сторонятся меня как прокаженного? – взмолился Олег Степанович.

Воровато оглянувшись по сторонам, Кричев ответил: – Звонить надо, придурок. Ты чего полез в «Рекс»? Мы никого там не размещаем. А из номера 514, который ты выбрал для себя, ушел полковник Носенко.

Тут Олегу Степановичу многое стало ясным – и ледяное отношение сотрудников представительства, и радостное гостеприимство администрации «Рекса». Уход Носенко, высокопоставленного сотрудника Первого управления КГБ, сына министра судостроения, похороненного в кремлевской стене на Красной площади, наделал в Москве много шума. К тому же полковник Носенко прихватил с собой кучу секретных материалов, связанных с деятельностью агентов КГБ за границей. Не мог Олег Степанович понять одного – а причем тут «Рекс»? Неужели Носенко не мог попросить политического убежища в США, если бы жил в другом отеле?

С тех пор прошло немало времени, и Олег Степанович привык относиться к изменам сотрудников КГБ и ГРУ, как к чему-то повседневному, но без содрогания вспоминать свою первую поездку в Женеву не мог. Единственное, что скрасило его потрясение, было нечаянное происшествие на обратном пути из представительства в гостиницу. На узкой темной улочке Олег Степанович натолкнулся на вывеску оружейного магазина Фаххерфейна, чемпиона мира по пулевой стрельбе 1911–1913 годов. Ростов заинтересовался магазином не только потому, что немецкое имя владельца выглядело чужим во франкоговорящей Женеве, и не тем что владелец стал чемпионом мира полвека назад, но и по другой причине: Олег Степанович любил оружие и разбирался в нем. Он толкнул дверь и вошел в магазин. И сразу сердце его перевернулось. Одна стена была отдана холодному оружию: ножи, сабли, ятаганы, японские двухручные мечи (один такой висел на стене спальни отца – он привез меч из Порт-Артура). Зато все остальное пространство занимали витрины с огнестрельным оружием. Здесь было все: револьверы и пистолеты самых разных систем, размеров и калибров, винтовки и ружья, прицелы оптические и ночного видения, автоматы и пулеметы.

За одним из прилавков стоял крошечный сморщенный гном. Олег Степанович подошел, и между ними завязался оживленный разговор. Выяснилось, что это и есть знаменитый Фаххерфейн, гордость швейцарских стрелков. Олег Степанович рассказал, что он из России, сам хороший стрелок, хотя – он склонил голову перед стариком, – ему далеко до такого снайпера. Фаххерфейн вызвал одного из молодых продавцов, распорядился чтобы тот занял его место, и пригласил Олега Степановича к себе в кабинет. Старик с трудом верил, что этот русский с худым лицом и сломанным носом, отлично говорящий на французском и немецом языках (ах, фатерлянд!) впервые в Женеве. Они говорили так долго, что Олег Степанович едва успел обратно в отель.

После этого он много раз бывал в Женеве и всякий раз заходил к старику Фаххерфейну. Казалось что крошечный гном не стареет – он выглядел таким древним, что смерть, по всей вероятности, избегала его. Во время прошлого визита – год назад – Фаххерфейну исполнилось девяносто лет, и Олег Степанович привез ему килограммовую банку осетровой икры и литровую бутылку водки. Старик был в восторге, даже всплакнул, – он никак не мог произнести простое имя «Олег» и настоял что будет звать его Францем – по имени любимого племянника.

Подошла стюардесса и вежливо опросила их пройти на посадку.

Денисов и Олег Степанович оказались единственными пассажирами первого класса, да и туристский был заполнен едва ли наполовину. Было ясно, что призыв «Летайте самолетами „Аэрофлота!“» еще не достиг широких масс валютных пассажиров и они ошибочно выбирали другие авиалинии.

Полет прошел без происшествий. Иван Трофимович и Олег Степанович хорошо пообедали, выпили несколько рюмок отличного армянского коньяка и даже успели вздремнуть. «ИЛ-62» пронесся почти до конца посадочной полосы аэропорта Коинтрин в Женеве, протянувшейся с северо-запада на юго-восток, развернулся и подрулил к сверкающему хромом и зеркальными стеклами зданию. Тут же к трапу первого класса подкатил черный кадиллак с красным флажком СССР на капоте, из роскошного лимузина с широкой улыбкой выскочил сотрудник представительства, вслед за ним медленно появился советник-посланник. Жандармы поставили синие печати на паспорта Денисова и Ростова, и огромная машина, едва слышно шелестя шинами по асфальту, выехала в город.

По дороге советник-посланник сообщил Ивану Трофимовичу, что они счастливы приветствовать в Женеве такого видного советского ученого (кому они крутят мозги, удивился Олег Степанович), что его разместят в представительских аппартаментах на рю де ла Пэ, что заседание комитета ООН по химическому и биологическому разоружению идет своим чередом и что пропуска в здание ООН для профессора Денисова и его помощника доктора Ростова готовы. Дипломат неодобрительно посмотрел на Олега Степановича, словно подозревая его в том, что именно он заставляет сотрудников МИДа заниматься несвойственными им делами. Наконец, завтра в десять утра их ждут на очередном заседании комитета.

Кадиллак въехал во дворик представительства СССР, Денисов и Ростов вышли из машины, пожали руки, расставаясь, Иван Трофимович взял свой чемодан и вошел в здание.

Водитель кадиллака сделал неохотную попытку отвезти Олега Степановича в гостиницу и с облегчением вздохнул, когда узнал что гостиница совсем рядом и доктор Ростов предпочитает идти пешком.

«Амбруа» был совсем не рядом, и перспектива тащиться через весь город с тяжелым чемоданом под моросящим дождем ничуть не улыбалась Олегу Степановичу. Эту проблему он решил, однако, с европейской легкостью остановил первое же проезжающее мимо такси. Передовой опыт советских таксистов едущих только в парк, еще не достиг таких отдаленных мест, как Женева. Водитель тут же затормозил, выскочил из машины, приветливо поздоровался с пассажиром, погрузил на переднее сиденьи чемодан – немало удивившись его весу, и быстро, за несколько минут, доставил Олега Степановича по указанному адресу.

Медвежьи объятья Рафаэла Амаяковича Саргосяна, вышедшего навстречу дорогому гостю из своего роскошного номера, едва не прикончили Олега Степановича, но он напряг последние силы, уцелел и с облегчением опустил чемодан перед стойкой портье.

Рафаэл Амаякович неплохо говорил по-русски, но с таким ужасным акцентом, что с радостью согласился беседовать на французском. Итак, что требуется старому и желанному гостю? Номер? Лучший – в его распоряжении. Хочет купить одну из картин Саргосяна? Ах, все еще обдумывает это предложение. Ничего, они пользуются хорошим спросом на европейском рынке. Что, поставить чемодан в сейф отеля? Ай-ай! Как высоко ценит советский гость свои московские костюмы – несомненно лучшие в мире – и рубашки фабрики «Большевичка»! Что? Костюмы сшиты в Риме, а рубашки от Кардена? Все равно меры предосторожности кажутся несколько преувеличенными. Ах, вот в чем дело! В чемодане ценные вещи? И что, очень ценные? Порядочно? Не мог бы богатый русский подробнее рассказать о своих сокровищах нищему армянину?

Рафаэл Амаякович провел Олега Степановича в свой кабинет, закрыв, по просьбе гостя, дверь на ключ.

Итак, что же такое ценное может быть в России? Золото? Ну что ж, Рафаэл Амаякович не исключает такую возможность, хотя и несколько сомневается. А нельзя посмотреть? Олег Степанов открыл чемодан, встряхнул две пластмассовые кишки, и золотые монеты каскадом высыпались на широкий письменный стол Саргосяна. С немалым злорадством Ростов наблюдал как напускное веселье исчезло с морщинистого лица старого армянина. Его дрожащие жирные пальцы бережно перебирали монеты. Удивительно, подумал Олег Степанович. Саргосян – очень богатый человек, у него многие миллионы, эти монеты для него словно капля в море. И все равно у него дрожат руки от соприкосновения с золотом. Да, это, видно, заложено в генах армян прирожденных ростовщиков и менял. После первой встречи в 1969 году Ростов потратил немало сил и времени, выясняя его прошлое, а также положение, которое Саргосян занимает сегодня. После нескольких встреч Олег Степанович узнал о нем немало. На него произвело огромное впечатление то что Саргосян обладает двумя лицами. Почти всегда он выглядел любезным шестидесятилетним армянином, богатым владельцем одной из лучших гостиниц Женевы, отлично одетым, всегда готовым услужить. Саргосян был, к тому же, отличным художником, и когда в Женеву приезжал Сарьян, великий художник всегда останавливался здесь.

Но однажды, несколько лет назад, Олег Степанович зашел в кабинет Рафаэла Амаяковича когда тот беседовал с каким-то французом, и успел увидеть другое, совершенно иное лицо старого армянина, – его обычно улыбающееся лицо казалось высеченным из камня, он смотрел на собеседника немигающими ледяными глазами. Спорить с таким человеком никто не осмелится. Но в следующее мгновение Саргосян увидел стоящего в дверях русского, на лице магически появилась прежняя добродушная улыбка – и он снова стал прежним армянином, готовым оказать друзьям любую услугу.