Текст книги "Ермак: Начало. Телохранитель. Личник"

Автор книги: Игорь Валериев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 6
Выбор пути 2

Воспоминание о том дне наполнило меня грустью. Жалко было старого Аленина. За три месяца общения, благодаря Тимохиной составляющей моего сознания, я стал относиться к нему как к своему деду, тем более что Афанасий Васильевич был очень похож на моего родного деда, которого я сильно любил. Но именно смерть деда и его последние слова позволили мне окончательно определиться с моей дальнейшей жизнью в этом мире и наметить первые шаги.

Дед наказал мне стать офицером, чтобы передать мои военные знания из XXI века казакам. «А чем не смысл жизни?» – думал я в тот день, пока скакал в станицу, чтобы сообщить о смерти старого Аленина.

Афанасий Васильевич говорил, что в юнкерское училище принимают с семнадцати лет. У меня впереди почти три года. Есть время, чтобы разобраться с тем уровнем знаний, который необходим для поступления в училище. Больших проблем тут быть не должно, надо только как-то залегендировать для окружающих, где я этому выучился. С физической и военной подготовкой надо тоже не переборщить. Ладно, с этим со временем разберемся. Идем дальше. Поступил в училище, отлично проучился, выпустился и получил первое офицерское звание – хорунжий – и под командование полусотню казаков, вероятнее всего в Амурском полку. Это будет где-то в 1893 году. До китайского похода в 1900 году будет еще семь лет. За это время можно будет обучить кое-чему казаков и обкатать новую тактику и приемы ведения боевых действий на хунхузах, а потом же и против китайцев.

Если все пройдет гладко, то, возможно, к началу Русско-японской войны в Амурском полку будет сотня казаков, умеющих вести разведочно-диверсионные операции против противника по методикам, опережающим действительность на сто лет. Что это даст? Нанесение большего урона противнику: может быть, получится кого-то «стереть» с карты истории из генералитета японской императорской армии, что окажет стратегическое влияние на ведение наземных операции в этой войне.

И благодаря этому есть вероятность распространения этого опыта в войсках через главное управление Генерального штаба или через Главный штаб, если его не переименуют в 1905 году. Хорошо бы при этом как-то поступить в Николаевскую академию Генерального штаба, чтобы теоретически обосновать новые методики ведения данных боевых действий и найти человека, который смог бы их пропихнуть в управление боевой подготовки российской армии.

Да, мечты! И что ж я не попал в тело какого-нибудь великого князя или генерала, отвечающего за управление вооруженными силами Российской империи… Тогда все было бы намного проще. Мы хоть академий и не кончали, но двадцать семь лет службы в элитных войсках, участие в боевых действиях и их планирование, пускай на отрядно-бригадном уровне – это опыт, который бы позволил не наломать дров в боевой подготовке новых подразделений. Тем более если вспомнить о том, кто будет командовать армией и флотом в это время, то я вообще гений диверсионной войны и разведки. Был момент в моем пенсионном прошлом, когда лазил по инету и специально искал материалы о Николае II и его окружении… Так вот, о верховном главнокомандующем Николае II сохранилось убийственное по сарказму высказывание генерала Драгомирова: «Сидеть на престоле годен, но стоять во главе России не способен». Министр иностранных дел Дурново считал, что Николай «обладает средним образованием гвардейского полковника хорошего семейства». По мнению контр-адмирала Бубнова, в годы Первой мировой войны начальника морского управления в Ставке, «уровень его знаний соответствовал образованию гвардейского офицера, что, само собой разумеется, было недостаточно не только для управления государством, но и для оперативного руководства всей вооруженной силой на войне».

О военном министре Куропаткине, который скоро займет этот пост, в нашей военной истории сохранилось двойственное мнение. Под его руководством были проведены в жизнь многие неотложные меры: повышены денежные оклады офицерам, произведено омоложение командного состава, преобразован ряд военных округов, расширены юнкерские училища и кадетские корпуса, укреплена полевая артиллерия, начато внедрение в войска пулеметов, да и много было сделано полезного для развития казачества в Приамурском крае.

Однако всего этого оказалось явно недостаточно для того, чтобы русская армия подошла к войне с Японией обновленной. А назначение Куропаткина командующим Маньчжурской армией у многих вызвало скептицизм и не принесло ему лавров, хотя в генерала, озаренного лучами скобелевской славы, многие поначалу верили. Его военные неудачи и стратегия оборонительной войны «на истощение» вынудили Россию признать бесперспективность дальнейшей борьбы и пойти на мирные переговоры с Японией.

Следующий военный министр, Сухомлинов, получил прозвище «царский угодник». Его деятельность на этом посту во время Первой мировой войны завершилась судом, где ему были предъявлены обвинения в измене, в бездействии власти и во взяточничестве. Большинство обвинений не подтвердилось, однако Сухомлинов был признан виновным в «недостаточной подготовке армии к войне» и приговорен к бессрочной каторге и лишению всех прав на состояние.

Морской министр, вице-адмирал Бирюлев, прочитав рапорт одного из своих подчиненных, просившего выписать из Франции для подводных лодок некоторое количество свечей зажигания, недрогнувшей рукой вывел резолюцию: «Достаточно будет пары фунтов обычных стеариновых».

Драгомиров, так уничтожительно охарактеризовавший последнего русского императора, сам был не без греха. Будучи профессором по тактике, а затем и начальником Николаевской академии Генерального штаба, он прославился как ярый противник скорострельного оружия и военных игр, которые при нем практически полностью исчезли из учебного курса Академии. А на испытаниях генерал Драгомиров отозвался о пулемете «максим» следующим образом: «Излишняя быстрота стрельбы вовсе не нужна для того, чтобы расстреливать вдогонку человека, которого достаточно подстрелить один раз».

Да, при таком руководстве продавить новую тактику ведения боевых действий будет очень тяжело! Без подтверждения ее эффективности на практике можно даже и не пытаться. А на практике доказать полезность засылки малых групп в тылы противника для ведения разведки и совершения диверсий можно только на базе казачьих войск. Ходить за зипунами да захватить знатного пленника – это у казаков в крови, но боюсь, что «их благородия» сочтут такие действия варварскими и неблагородными.

О внедрении тактики снайперской войны вообще думать не хочется. Отстреливать в первую очередь генералитет и офицеров на поле боя! Это кто такое предложил? А ну подать сюда этого казака Аленина, который «их благородиям» смерти «подлой» желает! Хотя еще в марте 1643 года, во время гражданской войны в Англии, при осаде города Личфилда снайперским выстрелом был убит командир армии парламента лорд Брук… Мой первый и последний инструктор в Афганистане на курсах снайперской подготовки любил приводить примеры из истории искусства меткой стрельбы, и, как ни странно, они намертво засели в моей памяти. По словам офицера, солдат Джон Дайот, дежуривший на крыше местного кафедрального собора, выстрелил в лорда Брука, когда тот неосторожно высунулся из укрытия, и попал ему в левый глаз. По меркам того времени подобный выстрел, произведенный из длинного гладкоствольного мушкета с расстояния около ста сорока метров, считался незаурядным.

Петр I в воинском уставе требовал, чтобы каждый мушкетер особливо стрелял, а в 1711 году, после поступления на вооружение новых штуцеров, особым указом повелел отбирать лучших стрелков, вооружать их штуцерами и использовать «особо». В шестидесятых годах XVIII века полководец Румянцев создал в каждом пехотном полку команды егерей, вооруженных штуцерами. Для этих егерей были выработаны специальные указания об их действиях в бою: «Выбирать места наудобнейшие и авантажнейшие: в лесах, деревнях, на пассах и амбускладах (засадах). Тихо лежать и молчание хранить, и, подпустив противника на выстрел, поражать его метким огнем».

Во времена наполеоновских войн британскому снайперу Томасу Планкетту удалось «снять» французского генерала Огюста Колберта и его адъютанта на расстоянии в шестьсот метров. У противников англичан тоже были меткие стрелки: во время Трафальгарской битвы французский унтер-офицер, заняв позицию на мачте корабля, смертельно ранил адмирала Нельсона.

Во время Гражданской войны в США был убит генерал северян Джон Сэджвик. Как нам рассказывал мой инструктор, генерал занимался управлением огнем артиллерии, когда снайперы конфедератов открыли стрельбу с дистанции примерно около километра, вынудив офицеров штаба прижиматься к земле. Седжвик огляделся и сказал: «Что? Разве мужчины кланяются пулям? Что же вы будете делать, когда они откроют огонь по всей линии? Мне стыдно за вас. С такой дистанции они не попадут даже в слона». Через пару секунд пуля пробила ему навылет голову, пройдя над левым глазом. Вот тебе и слон! Вот тебе и неблагородно кланяться пулям!

Очень долго в армиях всего мира не понимали эффективность снайперского искусства и считали его неблагородным. Во время военного противостояния между Британской империей и североамериканскими колонистами англичане применяли общепринятую тактику открытого боя. Однако они столкнулись с неприятным сюрпризом: стрелки колонистов, облаченные в зеленые костюмы, отстреливали британских солдат и офицеров из невидимых укрытий. Во многих случаях британские солдаты, одетые в традиционные красные куртки и являвшиеся прекрасной мишенью, просто не могли понять, откуда ведется огонь. Американские колонисты, с детства привыкшие к стрельбе из ружей по всевозможной дичи, использовали длинноствольные ружья «Кентукки» и «Пенсильвания» и могли без труда «снять» противника на расстоянии до трехсот метров, поэтому английские мушкеты, способные вести прицельный огонь на расстоянии менее чем сто метров, оказались беспомощными перед американскими ружьями.

Любопытно, что британские офицеры, даже осознавая, что находятся под огнем американцев, зачастую не пытались скрыться, так как считали подобное поведение трусостью. Однако еще большей трусостью английские джентльмены в мундирах считали сам процесс стрельбы на расстоянии и из укрытия. Среди британских офицеров существовал негласный кодекс поведения, согласно которому английским солдатам, вооруженным длинными ружьями, запрещалось подстреливать офицеров армии колонистов, так как подобные действия считались опять же «неблагородными».

Тем не менее эффективность тактики ведения дальней стрельбы была очевидна, и в конце концов бритты под давлением молодого и предприимчивого офицера и изобретателя Патрика Фергюсона организовали свой собственный отряд стрелков из ста человек, которым были выданы длинноствольные ружья и зеленая маскировочная униформа. Последующая гибель Фергюсона и стереотипное мышление британского военного руководства отодвинули использование стрелков-снайперов на задний план.

Стереотипное мышление военного руководства – это проблема! А в российской армии – проблема в квадрате. Сдвинуть что-нибудь в голове наших генералов будет очень непросто. Даже Александру Ивановичу Гучкову, основателю либерально-консервативной партии «Союз 17 октября», имеющей большинство в Государственной думе третьего созыва, не удалось в 1909 году, будучи председателем думской комиссии государственной обороны, через представителей генералитета внести изменения в подготовку русских войск с учетом опыта Англо-бурской и Русско-японской войн. Хотя на его стороне были начальник Главного штаба и помощник военного министра Поливанов и председатель военно-исторической комиссии по описанию Русско-японской войны Василий Иосифович Гурко – лихой командир 2-й бригады Урало-Забайкальской сводной казачьей дивизии. А сам Гучков добровольцем, вместе с братом Федором, был в Трансваале, где участвовал в Англо-бурской войне на стороне буров, был ранен и попал в плен. Именно там Гучков увидел, как малочисленная группа рассеянных по местности искусных стрелков может противостоять частям регулярной армии противника, и именно тогда снайперский огонь впервые стал существенным фактором в боевых действиях регулярных войск. Кстати, эта война вообще оказалась богата на смертоносные новинки – впервые были применены окопы, бронепоезда, пулеметы… Частично этот опыт пригодился потом в Русско-японской войне. Но вот дальше стали мешать стереотипы мышления старых генералов: этого нового не надо, наши предки и без этих игрушек били ворогов, пуля дура – штык молодец. А то, что на дворе XX век с его бешеным развитием орудий убийств и новых способов их применения, это нас не касается. Поэтому-то ничего у этой троицы и не получилось по реформированию русской армии и созданию первых диверсионных и снайперских подразделений. Жаль!

Насколько помню, в России только в начале 1914 года был испытан оптический прицел на трехлинейке, а признан пригодным для использования в войсках он был аж в конце 1916 года! Российская бюрократия неистребима! А у немцев первые штатные снайперы на уровне рот, причем в количестве шестерых человек на роту, появились уже в начале 1915 года. Согласно свидетельствам англичан, зимой 1915-го любое появление британского солдата за пределами окопа гарантировало смерть от снайперской пули. Моральный эффект от таких потерь был чрезвычайно велик.

Все это вспомнилось мне, конечно, не в тот день, пока я скакал в станицу, чтобы сообщить о смерти деда Афанасия, а постепенно, когда обдумывал, что и как я буду делать в этом мире, чтобы внедрить спецоперации среди казачьих войск. И чем больше думал, тем меньше становился мой оптимизм. А в последнее время, с учетом опыта, полученного уже в этом мире, все чаще приходила мысль, что наверняка все останется лишь на уровне очень продвинутого в военном плане казака Амурского полка Тимофея Аленина и вряд ли смогу я исполнить наказ деда – стать офицером и передать как можно большему количеству казаков опыт проведения спецопераций из моего времени… Однако для себя на сегодняшний день я все же наметил три возможных варианта развития дальнейших событий.

Первый вариант – самый худший и, как я его назвал, сословно-экономический: я не смогу поступить в Иркутское юнкерское училище, так как «рылом не вышел». Казак-сирота – это не сын купчика или дворянина и даже не сынок зажиточного казака. С него денег не возьмешь.

В мое время многие «дерьмократы» и «либерасты» с пеной у рта доказывали, как хорошо жилось нам при царе-батюшке. Только забыли они, что в 1914 году хрустели французскими булками, омары трескали и запивали их шампанским самое большее процентов десять из ста семидесяти миллионов жителей Российской империи, а остальные выживали в нищете и безграмотности. Обучение в гимназии стоило от сорока до ста золотых рублей в год. Как я уже узнал, в Благовещенской шестилетней гимназии за годовой курс в первом классе надо заплатить сорок, а в шестом – восемьдесят рубликов, а это стоимость строевого коня или всей другой амуниции и обмундирования. Мало кто из казаков в Приамурье может отдать такие деньги за шестилетнее обучение своего отпрыска, а гимназисту где-то и на что-то еще жить в городе надо.

Так что неуважаемым господам демократам следовало бы вспомнить, кем были их предки в царской России. Если они из крестьян и пролетариев, то с вероятностью в сто процентов можно было бы предположить, что в конце XIX века их ждал каторжный труд по 14–16 часов в сутки, без выходных и проходных. И за радость предкам было пропустить граненый стакан водочки под горбушку черного хлеба, а не омары с шампанским вкушать.

Эти мысли, кстати, были основным камнем преткновения в рассуждениях о возможных изменениях истории этого мира из-за моих действий. В том моем мире при советской власти я получил бесплатное среднее образование и высшее военное, дослужился до подполковника, а мой отец до полковника. Таким образом, хоть мы и из простых казаков – мой прадед был простым донским казаком с небольшим земельным наделом в Старочеркасске и большой семьей, – но при советской власти выслужились, по меркам прошлого, в дворяне и в «их высокоблагородия». Отец, дослужившись до полковника, в прошлом по табелю о рангах вообще получил бы потомственное дворянство, а я был бы весь в белом – дворянин Аленин, с родовым гербом в виде АК-103 в окружении пяти гранат Ф-1 на фоне цвета «хаки»! Три раза ха-ха-ха!

А если мои подвижки в этом мире приведут к тому, что не будет революций и не будет СССР? Тогда в будущем миллионы молодых ребят из простых семей не получат образования, не станут учителями, инженерами, врачами, офицерами… Хотя не будет и братоубийственной Гражданской войны, и гибели миллионов на пути к «светлому будущему»… Тем более что потом-то опять придем к неподконтрольным правительственным чиновникам, олигархам, опять будет разделение на «господ жизни» и «быдло». Кто-то будет за свежими устрицами на завтрак в другом конце мира личный самолет гонять, а кто-то будет ломать голову, где взять денег хотя бы на буханку хлеба, чтобы детей накормить…

Ладно, это все лирика! Для себя я уже все решил. Итак, возвращаемся к первому варианту – я не поступил в Иркутское юнкерское училище и через четыре года иду на первый срок службы в Амурский полк. Основная моя задача – своей службой показать, что мои навыки и подготовка дают возможность выполнять все поручения более эффективно. Надо будет поставить себя так, чтобы мои сослуживцы захотели научиться от меня новым приемам повышения своей физической и боевой подготовки, ведения разведки, маскировки, захвата «языков» и стрельбы, а командование полка захотело бы это все распространить на весь полк, а может, на сотню или хотя бы на один десяток. Э-э-э, все вилами по воде писано!

О втором варианте я думал первое время после наказа деда: поступил в Иркутское училище, выпустился офицером, в Амурском полку получил полусотню, обучил ее, погеройствовал с казачками в китайском походе, в Русско-японской войне, и все рыдают от умиления, отправляют меня в академию Генштаба, чтобы я там все теоретически обосновал и ввел в войска повсеместно… Но на самом деле и здесь все упрется в военную бюрократию уже на полковом уровне, а может быть, уже на уровне сотника. При таком раскладе, если разрешит начальство, смогу организовать обучение полусотни по новым методикам, а потом в боевых действиях доказать эффективность такой подготовки, но дальше опять неизвестность. Захочет ли командование полка что-то изменять в боевой подготовке казаков или пошлет меня с моими нововведениями далеким пешим маршрутом? При самом хорошем и мечтательном раскладе, если не в китайском походе, то во время Русско-японской войны кто-то из высокого начальства заметит эффективность действия моих бойцов и захочет применить мои методики в более широком формате. Опять одни если!

Ну и третий вариант. Поступил в училище, закончил. Кстати, закончить тоже будет проблематично. Нет, не из-за знаний, а опять же из-за сословных противоречий. Вряд ли я стерплю унижения со стороны более высокосословных сокурсников. Точно кому-нибудь ряху начищу! А дальше прощай погоны! Из училища точно выпрут. Ладно, будем бить больно, но аккуратно, без телесных повреждений.

Все, отступления в сторону. Поступил, закончил, два года в полку и потом… Не знаю пока, как, но надо прорваться в Николаевскую академию Генерального штаба. Там во время учебы как-то выйти на русскую разведку и, зарекомендовав себя, постараться попасть на начало Англо-бурской войны представителем от Генштаба или под видом волонтера. Через доклады постараться доказать эффективность бурских засад, снайперского огня, действия малых групп в тылу врага, все это теоретически и методически обосновать и настаивать на создании экспериментальной диверсионно-разведочной группы хотя бы в полусотню казаков. А после обучения обкатать ее на боевых выходах в Китайском походе. А дальше как Бог даст!

В этом варианте без высокого покровительства нельзя. А на настоящий момент из всех покровителей у меня – атаман Селеверстов. Хотя и это уже не мало. Тем более дядя Петр, как я его сейчас называю, подтвердил, что он о моем поступлении в Иркутское юнкерское училище действительно разговаривал с наказным атаманом в Благовещенске. При этом наказным атаманом, оказывается, является военный губернатор Амурской области генерал-майор Беневский, который обещал посодействовать моему поступлению, если все будет хорошо. Вот такие вот планы!

Но в любом случае надо приучать окружающих к моей нестандартности и прущим из меня нововведениям в военной подготовке. Это я и начал делать почти три года назад. Мои мысли вернулись к событиям после смерти деда Афанасия.