Текст книги "Ермак: Начало. Телохранитель. Личник"

Автор книги: Игорь Валериев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Добежав до деревьев, я обернулся и увидел, что пятерка хунхузов попыталась спуститься в овраг верхом, но потом спешилась и стала осторожно двигаться вниз по склону, оставив коней на краю оврага.

«Отлично! – подумал я. – Теперь есть время, чтобы заняться раной и обдумать, что делать дальше».

Углубившись в лес, я сначала умышленно оставлял как можно больше своих следов, и где только можно, направляя погоню в глубину оврага, поросшую лесом. Найдя метров через пятьсот небольшой ручеек, который струился из небольшого родника, я снял с себя рубаху и, отрезав три полосы, сделал себе перевязку раны на боку. То, что осталось от рубашки, измазал в глине и грязи, которые были на дне ручья, и натянул ее на себя.

«Надеюсь, столбняк не схвачу», – думал я, замазывая грязью лицо и желтые лампасы на синих шароварах. Затем, нарвав виноградных листьев со стеблями, обмотал ими предплечья, шею и голову.

– Что ты делаешь? – мысленный вопрос Тимохи застал меня врасплох, я уже забыл, что нахожусь в чужом теле. – Ты так здорово стреляешь!

– Маскируюсь. А стрелять приходилось часто, – мысленно ответил я напарнику по телу. – Тимоха, ты сейчас опять где-нибудь спрячься и не мешай мне. Я буду делать очень неприятные вещи.

– Какие?

– Резать буду хунхузов, а то патрон только один остался.

– А ты сможешь? – По телу прошла неконтролируемая дрожь.

– Смогу, Тимоха. Еще как смогу. Иногда мне казалось в прошлой жизни, что зарезать для меня человека куда проще, чем какую-то иную божью тварь, типа курицы. Все, Тимоха, не мешай!

Сказав мысленно эти слова, я оставил карабин за приметным валуном у ручья и осторожно, от ствола к стволу, пошел, забирая вверх, по склону оврага навстречу своим противникам. Пройдя вперед метров двести, я остановился и залег за стволом упавшего от времени дерева. По моим расчетам бандиты должны были появиться через пару минут.

Чутье не обмануло меня. Буквально через минуту на дне оврага из-за деревьев показался первый китаец. В руках он держал винтовку Бердана и шел, внимательно осматриваясь по сторонам. Шел точно по моему следу. Буквально через несколько секунд за ним появился еще один бандит, одетый в такое же непередаваемое рванье, как и первый, и в руках у него тоже была винтовка Бердана.

«Отлично! – подумал я. – Вот и боекомплект мой идет. Где же остальные?»

Рядом с собой я услышал звук осыпавшейся земли. Скосив глаза в сторону по стволу упавшего дерева, за которым прятался, я увидел еще двух хунхузов, которые шли по склону оврага, огибая деревья.

«Грамотно страхуют нижнюю пару. – Я вжался лицом в ствол дерева и застыл. – Надеюсь, сойду за валун или пенек, тем более идет эта пара ниже меня метров на десять и вверх не смотрит. Не должны заметить».

Через некоторое время, которое показалось вечностью, шаги бандитов затихли где-то впереди, куда их вели мои специально оставленные следы.

Идут парами, для меня это плохо. Выглянув из-за ствола, я искал, где же пятый из разбойников. Обнаружить его удалось с трудом на противоположной стороне оврага, по которой китаец пробирался между деревьями и кустарниками.

Достав кинжал из ножен и измазав его землей, я осторожно двинулся за парой бандитов, которая шла по моей стороне оврага. «Как в старые добрые времена! – думал я, скользя между деревьев. – Ничего почти не болит: небольшая боль в боку от раны не в счет. Каждая мышца тела звенит. Лепота!»

Вскоре представился удобный момент для первой атаки. Один из китайцев в первой паре отстал, присев на корточки, что-то внимательно рассматривая между деревьев впереди.

«Очень хорошо», – подумал я, одним прыжком преодолел оставшиеся до бандита метры и всадил клинок под левую лопатку, проворачивая его. Этот удар был поставлен мне еще в Псковской учебке. При точном исполнении противник мгновенно теряет сознание, не издавая звука, поскольку происходит мощный выброс крови внутри тела, и через короткий промежуток времени наступает летальный исход.

Хунхуз завалился вперед, одна нога пару раз конвульсивно дернулась. Я резко выдернул кинжал и перевернул китайца на спину, быстро осматривая его снаряжение. «Хреново, ничего для дела нет! – еще раз ощупывая ту рванину, в которую был одет бандит, думал я. – Ружье, блин, карамультук какой-то, патроны к берданке точно не подойдут, тесак из дерьмового железа. Хорошо хоть, счет пополнился – минус четыре!»

Второго из этой пары бандитов удалось снять так же легко. Он стоял, прислонившись правым плечом к дереву, дожидаясь своего партнера по двойке. Бандит обладал отменным слухом, потому что услышал, как я подкрадываюсь к нему, но даже не повернул головы, видимо, приняв меня за своего отставшего напарника. Удар кинжалом под левую лопатку, поворот клинка, и его вопрос, который он задал тихим голосом, остался без ответа. Что спросил китаец, я не узнаю никогда. В прошлой жизни знал английский, немецкий, пушту, фарси и немного чеченский.

К сожалению, и у этого хунхуза для моих дальнейших боевых действий ничего полезного не было. Какое-то старинное ружье, причем такое грязное от нагара в стволе, что стрелять из него, по моему мнению, было просто опасно. Из холодняка на бандите тоже ничего хорошего не оказалось, поэтому за следующим хунхузом я отправился вооруженный все так же одним кинжалом.

Быстро перебравшись на другую сторону оврага, я, как мне казалось, неслышно устремился за тем одним китайцем, который прикрывал нижнюю двойку бандитов, идущих по моему следу. Но это я думал, что продвигаюсь быстро и неслышно, как это умел раньше. Новое тело не имело, к сожалению, тех навыков и умений, и мышцы не так работали, поэтому для меня стало полной неожиданностью, когда из-за дерева возник, как из ниоткуда, моего роста китаец и с каким-то шипением ткнул в мою сторону чем-то похожим на саблю.

Мое тело сработало на автомате. Резко присев, отводя руку бандита с саблей своим левым предплечьем вверх, я правой рукой с кинжалом ударил снизу вверх. Противник, не ожидавший от меня такой прыти, провалился в выпаде и напоролся шеей на мой кинжал, который вскрыл ее от уха до уха. Фонтан крови из распоротой шеи бандита окатил меня с ног до головы.

«Теперь я точно похож на обожравшегося вурдалака», – выпрямляясь и делая шаг в сторону от падающего на меня мертвого хунхуза, подумал я.

В этот момент в моей голове раздался возглас:

– А-а-а!!! – и будто на секунду выключился свет в глазах.

Так… Тимоха вырубился.

Я стер ладонью кровь с лица. Самого меня также ощутимо потряхивало. Все-таки в последний раз вот так лицом к лицу и на ножах в той жизни сходился во второй Чеченской кампании, почти двадцать с лишним лет назад. «Или сто с лишним лет вперед, – нервно хохотнул про себя я. – Все. Собрались! Работаем!»

Осматривая убитого китайца или маньчжура, судя по имеющейся косе, я обратил внимание, что одет он был, в отличие от первой пары зарезанных бандитов, в целый и относительно чистый халат, хорошие штаны и сапоги. Лоб его был выбрит, а волосы сзади были заплетены в длинную косу. Холодное оружие у этого хунхуза тоже было на высоте. В руке он продолжал сжимать хороший клинок. Разжав пальцы у мертвого маньчжура, я вынул из его еще теплой ладони саблю и, примерившись к удобному эфесу, взмахнул клинком перед собой крест-накрест. Сабля рассекла со свистом воздух, а тело будто бы запросило дальнейших движений.

«Значит, Тимоха хорошо работает с шашкой, – рассматривая более внимательно саблю, думал я. – У меня таких навыков и отработанных движений по фехтованию саблей не было. А сабля все же более похожа на китайский меч “Люйе Дао”, хотя могу и ошибаться, в китайском холодном оружии я разбираюсь плохо. Но клинок хорош: отличная балансировка, хорошая сталь и заточка. Кстати, где-то и винтовка должна быть».

Зайдя за дерево, из-за которого выскочил китаец, я обнаружил там аккуратно прислоненное к стволу оружие. Взяв его, с удивлением обнаружил, что держу в руках восьмизарядную винтовку Маузера 71/84. Передернув затвор несколько раз, вынул из винтовки три патрона. Вернулся к мертвому китайцу, обыскал его, но патронов больше не нашел.

«Они что, без патронов в набег ходят?!» – рассматривая на просвет чистоту ствола, думал я. Но потом вспомнил, что в это время покупка оружия и боеприпасов обходилась хунхузам столь недешево, что винтовочные патроны иностранного производства, к примеру, именовались на бандитском жаргоне даянами («серебряными долларами»). А уж к Маузеру 71/84 цены на патроны должны были быть вообще запредельными. Такие винтовки в Европе только три-четыре года назад появились. И путь такой магазинной винтовки из Германии в Маньчжурию должен был быть очень дорогим.

«Жаль… – подумал я. – Винтовка замечательная, но к ней только три патрона, а от берданок к ней патроны не походят. Не тот калибр: у маузера – одиннадцать миллиметров, а у берданки – десять семьдесят пять. Ладно, потом ее заберу, а то жаба задушит, все-таки одна из первых магазинных винтовок в мире. Раритет!»

Поставив винтовку назад к дереву, я снял с китайца ножны от меча, надел их на себя и как-то молодцевато вложил в них клинок. Потом, взяв в правую руку кинжал и еще раз внимательно оглядев место последней схватки, отправился за последними двумя китайцами, которых определил как свой ходячий боекомплект.

Их я нашел на том месте у ручья, где делал перевязку. Они стояли у камня, на котором я сидел, и что-то внимательно рассматривали на земле, при этом один из них держал в руках свою винтовку и мой карабин, который я спрятал за камнями.

«Лучшего случая не будет!» – подумал я и, прыжком из кустов пролетев по воздуху метра три, оказался между хунхузами, держа в правой руке китайский меч, в левой руке кинжал, крутанулся на сто восемьдесят градусов, нанося удары обеими руками, и два бандита опрокинулись, орошая землю кровью. Причем тому, кого ударил мечом, голову я отрубил почти полностью, и она держалась на остатках не перерубленных сухожилий и кожи.

Я упал на колени, воткнув оружие в землю, и меня стало неудержимо рвать всем тем, что успел съесть с утра Тимоха, а потом желчью.

Такое у меня было только после первой рукопашной схватки на ножах в Афганистане. Мы тогда зачищали какой-то кишлак в долине Панджера. Командир группы дал мне команду занять позицию на крыше одинокой хижины, стоящей на склоне горы, с которой весь кишлак был виден как на ладони. Я короткими перебежками стал приближаться к этому строению, когда на меня из-за дувала сверху свалился «дух» – крепкий, загорелый до черноты мужчина лет сорока. Упав от неожиданного удара на землю и выронив СВД, я откатился в сторону, выхватывая из ножен нож разведчика. Афганец также уронил автомат и дотянуться до него уже не успевал. Поэтому он также выхватил большой прямой тесак из-за голенища сапога, и мы с ним встали друг против друга на тропинке перед дувалом. Два или три раза наши клинки сталкивались при попытке нанести друг другу резаные раны. Потом «дух» попытался меня достать прямым ударом в живот, а я, сделав подшаг в сторону, пропуская его руку, развернулся на 180 градусов, нанося рубящий удар в область шеи. Мой острый как бритва нож практически перерубил горло моджахеду.

Увидев на земле тело афганца с фонтаном крови из шеи и дергающимися в последних конвульсиях руками и ногами, я тогда так же упал на колени, и мой завтрак и вчерашний ужин в один миг оказались в горячей пыли. Я даже не заметил, как ко мне подбежали двое страхующих меня ребят из группы, которые не могли стрелять, чтобы раньше времени не обнаружить нашу группу, и потащили ближе к глинобитной стене, ограждающей дом, чтобы не попасть под возможный огонь душманов. А ведь на тот момент у меня уже было личное кладбище уничтоженных снайперским огнем «духов» и две боевые медали.

Когда в организме закончилась все, что могло выйти рвотой, я встал с колен, вытер губы тыльной стороной ладони и принялся за грязную работу войны. Обшарив убитых китайцев, я отобрал для себя девять патронов для берданки, подсумок для патронов, хороший ремень, к которому прикрепил подсумок и кинжал. Потом, прополоскав рот и попив из ручья, взял свой карабин, к которому уже привык, вложил в ножны меч и пошел к выходу из оврага.

Оставалось еще около десятка хунхузов, которые, как я понял, хотели угнать станичный войсковой табун. Этому надо было помешать. Являясь жителем другой эпохи, но в то же время потомственным казаком, я знал, что значит строевой конь для казака и насколько он казаку дорог.

Пробираясь по оврагу, я прикидывал, что уже могли сделать бандиты с табуном. Хунхузов осталось человек десять, а табун большой. Я бы на месте китайцев разделил бы табун на несколько частей и перегонял бы через Амур в нескольких местах одновременно. До станицы не так уж и далеко, и скоро казаки, предупрежденные Ромкой с Петрухой, будут здесь.

«Торопиться надо китаезам! Торопиться!» – думал я, осторожно выбираясь из оврага и осматриваясь по сторонам.

Как я и предполагал, группа бандитов из четверых всадников гнала косяк коней голов в двадцать к Амуру.

– К песчаной косе на острове Зориха идут, – тихо прошелестело в голове голосом Тимохи.

– О! Тимоха, очнулся!

– Ага! А где остальные хунхузы из оврага?

– Наверное, в аду горячие сковороды лижут. Или Будде докладывают о своей грешной жизни.

– Ваше благородие… – начал было Тимоха, но я перебил его:

– Так, Тимоха, давай без чинопочитания. Ты и я теперь одно целое. И как я думаю – на всю оставшуюся жизнь, если сегодня выживем. Поэтому ты будешь Тимохой, а меня зови Ермак, мне так привычно.

– Хорошо, Ермак. А что дальше делать будем?

– Для начала сориентируй меня на местности.

Тимоха начал рассказывать, и я все больше узнавал окружающую местность.

– Китайцы коней к песчаной косе у острова на Амуре гонят. Там пологий спуск к воде и мелко в этом году. Они там и переправились на наш берег. До косы чуть более версты будет. Лощина, в которой остальные хунхузы пытаются разбить табун на части, Соворовской называется. Из лощины дорога через лес к станице Черняева ведет. Тут версты две будет. Впереди холм большой. Его станичники Могильным называют. За ним балка с подлеском начинается, и она тоже к Амуру выходит, только полукругом, подковой изгибается.

– Окей, Тимоха!

– Какой кей?

– Все хорошо, Тимоха. Это на английском языке. Ладно. Давай посчитаем и подумаем. Ромка с Петрухой минут пятнадцать-двадцать назад ускакали. Если всю дорогу шли галопом, то они уже в станице. Пока казаки соберутся, пока сюда доскачут, минут тридцать или сорок пройдет. Берем крайний для нас вариант – станичники появятся только через час. От этого и будем плясать.

– Зачем плясать и от чего? – недоуменно поинтересовался Тимоха.

– Это присказка такая. Не обращай внимания.

Я задумался. По всему выходило, что придется через балку бежать к косе и во время переправы гасить хунхузов, чтобы не дать им угнать табун на ту сторону Амура. Только бы успеть с первой четверкой бандитов управиться, пока остальные узкоглазые не подошли.

– Успеем, – опять зазвучал в голове голос Тимохи, – они с Вороном долго провозятся. Вона, Ермак, смотри.

Я посмотрел в сторону табуна в лощине и увидел, как высокий красивый вороной жеребец, задрав хвост, носится по лощине, разгоняя табун, кусая для этого всех попадавшихся ему лошадей.

– Это Ворон – племенной жеребец казака Савина. Дорогущий!!! За него, говорят, дядька Иван десять тысяч золотом отдал! На такие деньги табун в сто голов можно купить. Ворон сейчас табун разгоняет, чтобы чужих к себе не подпустить. Он последние два года только мне да деду разрешал к себе подойти.

– Пристрелят его сейчас, и все дела!

– Да ты что, Ермак! Если хунхузы только Ворона одного за Амур угонят, уже денег немерено получат, так что они с ним до последнего возиться будут.

– Тогда все, Тимоха, побежали. Сначала за холм незаметно, а потом по балке к Амуру.

Бежал я дольше, чем рассчитывал. Сказались и потеря крови, и рана в боку, да и Тимоха, как оказалось, бегал плохо: казак не на коне – не казак. Когда, задыхаясь и шатаясь от усталости, я выбежал на берег Амура, четверка хунхузов уже выгоняла на песчаный берег острова Зориха последних из угнанного косяка лошадей и сами выбирались из воды.

Упав за камень и восстанавливая дыхание, я оттянул затвор, проверив, на месте ли патрон, а три положил рядом.

– Ермак, очень далеко, не попадешь!

– Не мешай, Тимоха. Никуда они не денутся.

«Так, расстояние метров двести. Учтем поправки при стрельбе через реку. Карабин вроде неплохо пристрелян. Все. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Успокаиваемся. О, и хунхузы встали. Замечательно!» – подумал я.

Слившись с винтовкой в одно целое, взял на мушку первого из бандитов и мягко потянул спусковой крючок. Выстрел – минус один. Два. Три. Четыре. Все четыре хунхуза, свалившись с коней, растянулись на земле. Ни один из них больше не шевелился.

– А ты, Тимоха, говорил, что не попаду. Попал, правда, стрелять пришлось не в голову, без оптики действительно далековато было.

– Если бы не видел сам, то не поверил бы. А меня, Ермак, так стрелять научишь?

Я во весь голос расхохотался:

– Тимоха, мы же с тобой теперь одно целое: я – это ты, а ты – это я. Можешь для себя считать, что так стрелять ты уже научился. Но многому другому действительно придется учиться. Все. Пошли на холм перед спуском, там засаду делать будем. Жаль, что патронов только шесть штук осталось, я надеялся еще у этих четверых разжиться, но не судьба.

Поднявшись на холм, с которого спуск к воде и весь берег были как на ладони, я принялся искать место для снайперской позиции и быстро его нашел. Небольшая естественная ямка на вершине холма, два принесенных камня, несколько срезанных и расставленных веток, и позиция готова. Теперь оставалось только ждать.

– Ермак, а ты как в меня попал? И почему тебя Ермаком надо звать, если тебя тоже Тимофеем зовут? А сколько тебе лет? А что такое спецназ?

Вопросы сыпались, как горох из прохудившегося мешка.

– Тимоха, остановись. Слишком много вопросов. Давай по порядку. Как в тебя попал – не знаю. Когда я погиб в своем теле, мне было пятьдесят пять лет. Спецназ – это войска специального назначения, предназначенные для разведки и диверсий. С тобой мы полные тезки, а прозвище у меня, сколько себя помню, было Ермак, потому что род свой я веду от Ермака, который Сибирское ханство для государства Московского завоевал.

– Вот здорово! И мы, как дед рассказывал, свой род от Ермака ведем.

– Это действительно здорово, Тимоха, но теперь тихо: кажется, табун идет. Да, Тимоха, если выживем, ты про меня никому ни слова не говори. Хорошо?

– А почему не говорить, Ермак?

– Такое раздвоение личности считается у врачей серьезным заболеванием. Могут в психиатрическую больницу упечь. Одним словом: в бок ударило, упал с коня, ударился головой и больше ничего не помнишь. А дальше разберемся. Понял, Тимоха?

– Да, Ермак, понял. Ударило, упал и ничего больше не помню. Правда, про какую-то больницу и личности ничего не понял.

– Это не важно, главное первое запомни. И теперь тихо. Хунхузы.

Через прицел карабина я рассматривал приближающийся табун, который сопровождало девять бандитов. На трех заводных лошадях лежали поперек седел три бандита, убитые мной еще у Могильного холма.

«Девять бандитов и шесть патронов. Хреново! – подумал я. – Точнее, не хреново, а пришел ко мне и Тимохе белый и пушистый зверек по имени песец».

Не стал я говорить Тимохе, что вспомнил рассказ своего деда о том, что поселился он в 1946 году в Ермаковской пади после демобилизации по ранению, полученному в боях с японцами из-за того, что на этом месте жили раньше родственники донских Алениных, которые ушли с Дона осваивать Амур и сгинули все. Последним умер Аленин Афанасий Васильевич – георгиевский кавалер, которого на Дону помнили и уважали. Умер он после того, как хунхузы убили его внука Тимофея, до этого убив всех его сыновей. На месте их старого дома, который сгорел во время лихолетья Гражданской войны, дед построил свой дом. В том доме родился мой отец. Из этого дома и я выбежал на последнюю свою зарядку. Вот как оно все завернулось!

Я погладил пальцами правой руки лежащие рядом пять патронов, шестой уже был в стволе карабина. Что ж, еще за шесть мертвых бандитов даю стопроцентную гарантию, а вот с оставшимися тремя как буду справляться – время покажет. Хотя уже сейчас счет в нашу с Тимохой пользу с большим преимуществом: двенадцать – ноль.

А по рассказу деда, в этом набеге хунхузы и Тимоху, и еще двух казачат – видимо, Ромку с Петрухой – убили, и станичный табун успешно увели в Маньчжурию. Казаки тогда ходили за Амур, но табун не смогли отбить. Попали в засаду и еще несколько человек потеряли. А сейчас счет в нашу пользу. Если и погибнем с Тимохой, то о нем будут говорить, как о славном потомке великого Ермака. А трое китайцев точно не смогут табун угнать. Ромка с Петрухой живы, казаков уже подняли, и скоро они здесь будут.

Тем временем трое хунхузов, о чем-то оживленно переговариваясь, верхами начали переправу. Один из них, высокий и мощного телосложения китаец, вел заводным Ворона. Оставшиеся шестеро, рассыпавшись по берегу, начали загонять табун в воду.

Я задержал дыхание, взял на мушку ближайшего ко мне на берегу бандита. «Огонь!» – скомандовал сам себе и нажал на спусковой крючок. Китайца с разбитой головой вынесло из седла. На еще пять выстрелов с перезарядкой мне понадобилось меньше минуты. Что же, патронов больше нет, живых хунхузов на этом берегу тоже больше нет.

Я посмотрел на трех оставшихся в живых бандитов. Ехавший впереди бандит, который вел заводным Ворона, пытался справиться с красавцем жеребцом, вырывавшим повод. Ворон мотал головой, то рвался назад, то пытался встать на дыбы. Другие двое хунхузов, к моему глубокому сожалению, нахлестывая лошадей, в веере брызг устремились к нашему берегу.

«Что же, была не была!» – подумал я и, выскочив из засады, побежал к ближайшему от меня убитому бандиту, в надежде разжиться патронами, либо воспользоваться его оружием. Отсиживаться в засаде смысла не было. Хунхузы за шесть выстрелов поняли, что стрелял один человек, а раз он не стреляет по ним, то у него, то есть у меня кончились патроны.

Я подбежал к убитому китайцу и чуть не завыл от досады. Винтовки рядом с ним не было, а его Росинант, к седлу которого была приторочена так необходимая мне берданка, находился метрах в пятидесяти от меня, вблизи от того места, где на берег должны были выскочить из воды два хунхуза.

На быстрый обыск одежды и снаряжения убитого ушло несколько секунд. Ни одного патрона! Опа! А это что такое?

Повернув труп на бок, из-за пояса убитого за его спиной я достал револьвер. Кажется, Смит-Вессон. Быстро проверил барабан на наличие патронов. Пять штук есть.

«Ничего, еще повоюем!» – на бегу обратно к холму думал я.

На вершине холма я, взведя курок револьвера, остановился и развернулся лицом к противнику. Один из хунхузов вырвался вперед и, размахивая над головой то ли саблей, то ли еще каким-то китайским холодняком, во весь опор несся на меня, а второй, чуть приотстав, пытался достать из-за спины винтовку.

Когда до скачущего первого бандита осталось метров двадцать, я, подняв револьвер на уровень глаз, прицелился и мягко потянул тугой спуск. Выстрел. Хунхуз пригнулся. Мимо. Судорожно взвожу курок. Выстрел почти в упор, и бандит завалился на круп лошади, пронесшейся мимо меня.

Взвожу курок и ловлю на прицел второго бандита, который уже метрах в пяти от меня и целится из винтовки. Два выстрела прозвучали одновременно. Тупой удар пули в правое плечо развернул меня, а удар наскочившего коня швырнул на землю, заставив скатиться с верхушки холма и несколько раз перевернуться. Падая, успел увидеть, как хунхуз выронил винтовку, хватаясь за грудь. «Еще одному конец…» – подумал я и потерял сознание.

Когда я очухался и, с трудом поднявшись на ноги, огляделся, то увидел лежащих неподвижно на земле двух наскочивших на меня варнаков. Их кони стояли рядом. Последний оставшийся в живых бандит не смог удержать Ворона. Теперь он выбирался на наш берег то ли для того, чтобы поймать прекрасного жеребца, который уже выскочил из воды и, мотая головой, скакал к своему табуну, то ли для того, чтобы посчитаться со мной, а может быть, для того и другого.

Я с трудом, пошатываясь, стоял на ногах. Правая рука висела плетью, из сквозной раны в бицепсе медленно струилась кровь. Боли почти не было. «Повезло, кажется, кость и, главное, артерия не задеты, а то бы здравствуй, деревянный бушлат или макинтош», – подумал я. Но заниматься раной времени не было. Последний хунхуз направлялся в мою сторону. Я оглянулся вокруг, пытаясь отыскать, выпавший из руки во время падения револьвер. Вблизи его не наблюдалось. А на поиски уже не оставалось времени и сил.

– Не ссы, Тимоха Аленин! Врагу не сдается наш гордый «Варяг». И последнего разбойника мы с тобой, Тимоха, на тот свет постараемся утащить.

Матерясь сквозь зубы, начал подниматься на холм, с которого скатился. Засунув кинжал за голенище сапога, я левой рукой с трудом снял с себя ножны с мечом-саблей, расстегнув, сбросил ремень с подсумками и ножнами от кинжала. Каждый лишний грамм давил на тело, как десяток килограмм. Все – вершина холма. «Что это?» – присмотрелся я.

Метрах в трехстах в мою сторону во весь опор неслось галопом около тридцати всадников.

– Наши-и-и!.. Станичники! Ура-а-а! – голову чуть не разорвало от крика Тимохи.

– Эх, Тимоха! Не успеют они… – Я повернулся назад, доставая кинжал из голенища сапога. – Чуть-чуть не успеют.

Последний бандит был метрах в двадцати, наметом поднимаясь по склону холма и крутя над головой еще какой-то разновидностью китайского меча или сабли. Я стоял и просто ждал. Сил практически не осталось.

– Ермак! Убей его! Убей-й-й! – опять зазвенело в голове от крика Тимохи. – Ты же спецназ! Ты все можешь!

От этого крика, уставшие до невозможности мышцы тела получили как бы заряд энергии. Все тело опять стало упругим.

– Аграаа!!! – заорал я что нечленораздельное, делая прыжок вперед-влево, стараясь уйти от удара мечом.

И мне это почти удалось. Спасло и то, что успел поднять над головой руку с кинжалом, поэтому меч китайца только рассек кожу, но череп, кажется, не проломил. Залитыми кровью глазами успел увидеть спину китайца, и рука автоматически метнула кинжал. Уж во что во что, а в ростовую или грудную мишень на расстоянии в десять-пятнадцать метров, даже будучи подполковником, я поражал любым метательным оружием с двух рук и после бурной ночи и недельного поноса.

Увидев, как кинжал входит бандиту под левую лопатку, я покачнулся и провалился куда-то в темноту. Очнулся от ощущения, что меня кто-то зовет; открыв глаза, увидел склонившееся надо мной лицо красивой черноволосой женщины, которая своими глазищами будто прожигала меня насквозь.

– Тимофей, смотри мне в глаза! Внимательно смотри мне в глаза! – произнесла красавица.

«Только гипнотизеров мне не хватает! – подумал я и мысленно построил между собой и женщиной стену из железобетона. – Тимоха, подъем! По твою душу пришли!»

– А-а… Это тетя Марфа. Она знахарка.

– И хороший гипнотизер.

– Кто?

– Неважно, Тимоха. Сейчас я уйду в сторону. А ты поговори с тетей Марфой. Только помни, о чем мы договаривались: ударило, упал, ничего больше не помню. Все, вперед!

Через несколько минут знахарка Марфа ушла, ничего не добившись от Тимохи. Потом пришел дед Афанасий, и я уже без боязни отправил свое второе я общаться с ним, а сам все это время думал, что же мне – гвардии подполковнику спецназа делать дальше в теле, как выяснилось, четырнадцатилетнего казака. Тем более, хочешь не хочешь, а изменения в истории этого мира, а возможно, моего прошлого мира я уже внес – Тимоха остался жив!