Текст книги "Этюд В Бордовых Тонах (СИ)"

Автор книги: Игорь Тарно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Часть 3 ДНО

Я помню, как машина войсковой радиостанции,  оборудованная в “Черный ворон”, доставила меня в районный центр  под Харьковом, где располагался дисциплинарный батальон, в который со всей Украины доставляли военнослужащих – законченных отщепенцев, наркоманов или просто моральных уродов, которые за понюх табаку готовы были продать мать родную.

Здесь больше всего ценились не умственные, а физические возможности  того или иного индивидуума, приговоренного к конкретному сроку исправительных работ, и вовсе не учитывалась вина содеянного.

Нас часами гоняли по плацу на занятиях по строевой подготовке и изнуряли физическими упражнениями, словно готовили не к нормальной жизни на гражданке, а к  существованию в условиях Армагеддона.

В течение двух часов всех ежедневно пичкали занятиями, на которых обсуждали  международные отношения, представляя весь мир единым врагом нашей свободолюбивой страны, прививая ненависть и к Западу, и к Востоку.

В караул мы не ходили,так как оружие нам не доверяли.

Насколько себя помню в то время, я трудился разнорабочим на строительстве казарм в открытом поле, куда потом сгоняли наших собратьев по несчастью.

Денег нам не платили, периодически сообщая, что перечисляют их на индивидуальные карточки, которые вручат после окончания ареста.

В сутках было выделено личное время в течение двух часов, и я использовал его для накачивания мышц и поддержания формы, надеясь, что меня еще ждут в жизни светлые деньки.

Это продолжалось три месяца, пока в батальон не прибыл проштрафившийся майор Чайка, который ранее командовал  отдельным  батальоном связи войск центрального подчинения.

Так уж угодно было судьбе, что он  закрутил роман с женой непосредственного начальника и, будучи уличенным тем в адюльтере,  не стал оправдываться, а избил противника, отправившись на три года в дисбат.

Там он был назначен, как не странно, его начальником.

Оказывается, и так бывает! Главное, чтобы в трудный момент у тебя оказались солидные покровители, которые не оставят в беде без внимания, пусть даже решив использовать создавшуюся ситуацию для своей пользы!

Назначение проштрафившегося майора на должность командира штрафбата было отнюдь не случайным.

Кто-то решил, что он будет послушен и выполнит любой каприз начальства.

Итак, майор Чайка, прибыв в батальон, резко повысил строгую дисциплину и серьезно карал за любой акт непослушания, отправляя провинившихся на гауптвахту, где бойцов гнобили, как могли, порой даже не давая есть.

Выйти из-под ареста можно было либо окончательно  потеряв здоровье и отправившись а санбат на долгое лечение, либо заключив устный договор с Чайкой о готовности выполнять любую его команду.

В скором времени командир подготовил условия для создания в батальоне криминального тотализатора для проведения боев без правил с целью развлечения руководства войсковых частей специального назначения,          и оставалось лишь подготовить для этого группу бойцов, не страшащихся     получить увечья при условии их финансового поощрения руководством батальона.

Я не попадал под руку Чайке, но, узнав о нововведениях, нашел предлог и явился к нему в штаб на личный прием, предложив свои услуги.

Чайка был крайне удивлен,что не обратил внимания на мою характеристику довольно-таки известного борца, и с радостью принял мое предложение, назначив спарринг с ним в спортзале части, так как оказалось, что он имеет первый разряд по вольной борьбе.

Майор оказался весьма физически развитым полу-тяжеловесом, с поврежденными хрящами ушей, как у опытного борца, прошедшего неплохую  школу.

     Его мощная фигура возвышалась над моей, и, казалось, что я тут же буду погребен под этой тушей.

– По каким правилом деремся? – поинтересовался  я.

– Без всяких правил, – безапелляционно ответил Чайка. – Давай, покажи, на что ты способен, а то я видел таких мастеров!

Я встал в стойку борца дзюдо, а затем захватил рукой куртку спортивного костюма Чайки, которую тот не снял перед боем, и легко провел бросок через бедро.

Огромная туша взлетела ногами вверх  и рухнула на спину со всего размаха,  ударившись о покрытие на полу, так как я специально не стал страховать противника после выполнения приема, воспользовавшись случаем хоть как-нибудь отплатить “начальничку” за издевательства над солдатами и высокомерие.

Чайка долго лежал на спине, потрясенный в результате полученной взбучки, так как никак не ожидал такой прыти со стороны человека среднего сложения, значительно более легкого его по весу.

  Я помог ему подняться, и он с откровенным интересом посмотрел на меня, спросив, как мое имя.

– Меня зовут Дэвид, а фамилия моя Илюшин,– представился я, добавив, – чемпион Украины среди юниоров по дзюдо и победитель чемпионата вооруженных сил по рукопашному бою. Мастер спорта в этих видах!

– Да, видно, ты – парень не промах! – резюмировал Чайка. – Будешь меня тренировать, а я освобожу тебя от других занятий! Договорились?

     Я согласно кивнул головой, но добавил:

    – Я бы с удовольствием поучаствовал в боях без правил для поддержания формы!

– Что ж, это идея! – довольно воскликнул Чайка. – Но я буду выпускать тебя только против сильных противников из других частей, чтобы ты не покалечил моих бойцов, – резюмировал командир.

С этого дня моя жизнь существенно изменилась в лучшую сторону.

 Я получил комнату в отдельном блоке с собственным санузлом! Никакие другие дела не отвлекали меня от совершенствования в боевом искусстве. Но теперь я много времени тратил на занятия классическим и тайским боксом, а  также пробовал себя в других видах восточных единоборств.

Мои тренировки с Чайкой тоже не прошли бесследно. Он даже выиграл какие-то зональные соревнования, после чего закатил большую пьянку с офицерами батальона, пригласив меня на нее.

Жизнь возвращалась в нормальное русло, но до освобождения было еще чуть менее года!

Наконец, в часть приехали офицеры из штаба, и начались первые серьезные бои без правил.              Каждый бой заканчивался сразу же, как только противник сдавался победителю или же судья определял, что один из бойцов не в состоянии продолжать схватку.

Победитель получал двести пятьдесят, а проигравший 50  гривен.

При этом, на какие деньги заключались пари не знал никто, кроме организаторов боев.

Дело сразу не заладилось, так как, во-первых, многие  противники были вообще неконкурентоспособны,  а во-вторых, по этой же причине бойцы, как правило, заранее договаривались о том, как будет протекать схватка, чтобы не травмировать друг друга, если были не до конца отмороженными.

Это сбивало с толка организаторов тотализатора  и лишало их части прибыли, а потому в правила были внесены изменения.

Теперь каждый участник боев получал личный

рейтинг в баллах, и не допускалось, чтобы в бою встречались бойцы с рейтингом, отличающимся более, чем на 10 баллов.

Это повысило качество боев и добавило в них жестокость.

До определенного момента в боях принимали участие только бойцы из нашего дисбата, а затем офицеры стали привозить участников боев из других дисбатов, а позже и обычных военнослужащих, изъявивших желание подзаработать.

Так появился преступный “синдикат”, занимающийся категорически запрещенной законом деятельностью, причем бои посещали высшие офицерские чины, которые начали привозить на них своих жен и любовниц, а затем и всех знакомых.

Теперь в боях принимал участие и я, без труда расправляясь со своими противниками.

Где-то в июле 2000-го года, как раз в разгар летних отпусков, Чайка сообщил мне, что командующий сухопутными силами, или как это там называется, собирается проверить, как функционируют  дисбаты, и обязательно наведается с инспекторской проверкой в нашу часть, так как прослышал о тотализаторе, но ничего против не имеет.

Он также сказал мне, что чувствует печенкой, что командующий захочет посмотреть бои и сделает ставку на тотализаторе, так что мне придется кого-нибудь побить и в этот раз, против чего я возражать не стал, надеясь на этот раз прилично подзаработать, так как майор пообещал мне 10% от прибыли за мой бой, а обычно он меня не обманывал…

Однако все произошло не совсем так, как предполагал Чайка, так как командующий – здоровенный мужик, явно разбирающийся в боевых искусствах, поскольку был десантником, после обследования части, заявил Чайке, что недоволен состоянием дел в батальоне и быть тому командиром или нет решит только то, насколько ему понравится проведение криминальных боев без правил, для чего он привез с собой своего бойца, который выступит против трех лучших бойцов батальона по очереди, и если победит их, то Чайке придется расстаться с командирской должностью в пользу того.

Майору, конечно, следовало отказаться от подобного предложения, но он, будучи истинным спортсменом и игроком, решился рискнуть, а потому обратился ко мне с просьбой выступить в  октагоне без надежды на прибыль, на что я, в благодарность за все, что он для меня сделал, согласился, не ведая с кем мне придется драться в октагоне.

Кроме генерала, в качестве зрителей на боях присутствовали только солдаты нашей части, так как он не хотел широко афишировать свое посещение криминальных боев.

Первых два боя оказались для офицера – бойца, приехавшего с генералом, разминочными, так как уровень его, как специалиста в

единоборствах, оказался чрезвычайно высоким.

Я внимательно наблюдал за ним, и он показался мне знакомым откуда-то. Я его явно где-то видел!

Это был прирожденный тяжеловес с филигранной техникой борьбы дзюдо!

И вдруг я словно прозрел, узнав в нем   одного из лучших учеников Сергея Новикова Владимира Гайдая, который, будучи старше меня на два года, отбыл в ряды вооруженных сил вскоре после того, как я пришел в секцию борьбы.

Как мне было известно, после службы в армии он поступил в войсковое училище, продолжая заниматься боевым разделом борьбы самбо, и стал мастером спорта международного класса, выиграв чемпионат Европы в тяжелом весе по рукопашному бою.

Он, вряд ли, помнил меня, так как мы с ним практически не пересекались, и вот теперь мне предстоял совершенно неравный бой с мощным и тяжелым противником, вес которого составлял не менее 110 кг, в то время, как я к этому времени нарастил мышцы, определив своим боевым весом  среднюю весовую категорию.

Выходя на бой, я понимал, что только чудо может мне помочь избежать поражения под взглядами моих товарищей по несчастью, а иначе я принес бы в их обездоленные души огромное огорчение и безнадегу.

Вообще-то, я к этому времени стал абсолютным эгоистом, но почему-то мне было не все равно, как отреагируют на мое поражение сослуживцы, а потому все-таки решился вступить в единоборство с мощным противником.

Увидев перед собой Гайдая, я понял, что спасти меня может только быстрота в движении и скорость реакции, чему я уделял много времени на тренировках.

– Если я попаду в захват, то из цепких рук противника мне не вырваться! – мелькнула в голове ужасная мысль.

Прошло несколько минут противостояния,  в течение которых мне удавалось избегать клинча.

Но так продолжаться бесконечно не могло. Тем более, что даже мои болельщики начали роптать, обвиняя меня в трусости, хотя и понимали, что мой противник несомненно превосходит их участника в габаритах и мощи.

И я, понимая, что в честном бою, мне Гайдая не победить, пошел на выполнение так называемого “подлого приема”, как бы невзначай во время быстрой атаки ткнув указательным пальцем противника в глаз, на мгновение выведя бойца из строя, после чего атаковал остановившегося Гайдая в высоком прыжке, достав коленом до его челюсти, а затем, увидев, что он наклонился головой вперед, нанес в прыжке удар ногой точно в правый висок, после чего мой противник, словно в замедленной  съемке, начал опускаться на покрытие октагона, теряя сознание.

Прибежавший врач батальона обеспокоенно приложил руку к шее поверженного мной противника и сокрушенно развел руками, заявив:

– Какой ужас. Он мертв!

Майор Чайка тут же скомандовал, чтобы все военнослужащие покинули зал, и в нем осталось только пятеро человек: мертвый Гайдай, врач, я, Чайка и генерал, который вытирал мокрый от пота лоб белоснежным платком.

И тут мой командир, с ненавистью глядя на меня, произнес:

– Что ж ты, подонок, наделал? Зачем исподтишка ударил коллегу?

И я понял, что моя судьба предрешена, так как прыткий майор быстренько переложил всю вину за гибель Гайдая на меня!

Остальное  было делом техники.

Я был в очередной раз осужден ( на этот раз за убийство по неосторожности в пьяной драке), причем должен был отсидеть следующие три года в колонии строгого режима, а майора Чайку вернули на службу в ряды вооруженных сил, присвоив звание подполковника, и назначили командиром в свою прежнюю часть.

Так генерал отблагодарил его за быструю реакцию, а вот о моей судьбе никто не подумал...

 Итак, мне предстояло  на три года из благополучного среднестатистического школьника и неудавшегося студента превратиться в уголовного преступника, на счету которого человеческая жизнь!

Я стал изгоем в своей стране, хоть искренне хотел честно служить ей, посвятив порывы своего горячего, юного сердца. Но она не отозвалась на мой призыв и позволила затоптать врагам, словно табуну разгоряченных диких коней.

– Ну, что же, – думал я ночами, находясь за решеткой, в камере предварительного заключения, – раз так относятся ко мне, то я отвечу этому прогнившему обществу аналогично! И посмотрим, кому от этого будет хуже!

Несмотря на то, что мой отец, наконец, прозрел и нашел мне хорошего адвоката,  было поздно!

Теперь я ожидал отправки в Житомирскую колонию для особо опасных преступников, где должен был отстоять свое право не превратиться в “шестерку” и не стать “сукой”, чего боялся больше всего в жизни.

Но и это был не последний удар за мою  двадцатилетнюю жизнь, который мне нанесла судьба: 19  августа я  неожиданно  получил известие от сестры, что в Киеве скончался от инсульта мой отец, которому еще не исполнилось 60 лет!

Видимо, он скрывал свое истинное отношение к тому, что происходило со мной, и сердце не выдержало этого кошмара, но также, возможно,  просто исполнились проклятия тех, кого он сгноил за время своей службы в органах. Ведь даже проживали мы в доме МВД под №66,  в квартире №6 – прямо число Дьявола с тремя шестерками!

Часть 4 МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ

Поступив в колонию после определенных типовых мероприятий для новичков и переодетый  в серую арестантскую робу, я очутился в приемной начальника колонии, который вызвал меня в кабинет, где я увидел насупленного подполковника за большим столом, который с интересом изучал мое личное дело, вчитываясь в каждую его строчку.

Закрыв папку, он долго и с интересом всматривался в меня, стоящего перед ним чуть ли не по стойке смирно, теребя в руках  головной убор, похожий на клоунский колпак.

Затем, будто убедившись в том, что я – реальный человек, а не фантом, человек в форме вежливо произнес тихим голосом:

    – Ответьте мне, пожалуйста, молодой человек, не сынок ли Вы досточтимого Михаила Саввича Илюшина, который намедни приказал долго жить?

– Да, Вы правы, – ответил я, не зная, что кроется за этим вопросом.

     Седой подполковник, сидящий напротив меня, радостно улыбнулся и протянул:

– Вот так встреча!  Передо мной отпрыск самого гнусного человека в мире, из-за которого я был уволен в запас и лишь благодаря стечению обстоятельств восстановлен  в должности против его сучьей воли!

   Совсем недавно я узнал, что он подох, а тут такой неожиданный сюрприз: сынок борца  за справедливость Илюшина – рецидивист и, мало того, еще и убийца!

Ну, не расстраивайтесь, молодой человек, мы Вам поможем встать на путь истинный, а если понадобится продлим срок пребывания  у нас, чтобы искоренить дух Вашего  отца, выродок Вы рода человеческого!

Все слова подполковника до этого пассажа я воспринимал совершенно спокойно, решив не отвечать на его провокационное заявление по отношению ко мне, но последняя фраза злобного типа, который мерзкими лапами коснулся памяти моего отца, не забыв меня, почему-то запала мне в душу, и я впервые в жизни почувствовал, как задергался мой правый глаз, что говорило о высшей степени напряжения в моем состоянии.

– Да заткнись ты уже! – подумал я и неожиданно повторил эти слова вслух.

– А ты, ублюдок, весь в папочку! – продолжал юродствовать подполковник, не меняя тон разговора, узрев бешенство в моих глазах, – но не жди, – я тебе спуску не дам, а буду следить за тобой лично, пока ты сам не сделаешь себе харакири от безнадеги!

Провоцируя меня, он явно заигрался, и настала пора ему об этом напомнить, а потому, на мгновение забыв, где нахожусь, я, не сдержавшись, бросился вперед, видя перед собой только лишь раскрасневшееся лицо типа, в одно мгновение ставшего мне ненавистным!

Легко перепрыгнув через стол, я вплотную очутился перед опешившим подполковником, оказавшимся очень высокого роста и успевшим вскочить на ноги.

Но было уже поздно! Я изо всех сил нанес ему удар неплотно сжатым кулаком прямо в мерзкую рожу, мгновенно сломав нос, из которого чуть ли не фонтаном хлынула кровь, обильно окрасив его форменный китель в бурый цвет.

Уже в следующее мгновение я перепрыгнул через стол назад и занял прежнее положение перед ним, сделав вид, что ничего не случилось.

Надо отдать должное подполковнику, который проявил невероятную выдержку, молча вынув из кармана брюк чистый белый платок, и зажал им окровавленный  нос, пытаясь остановить кровь.

     Все это происходило в абсолютной тишине,и я отрешенно наблюдал за происходящим, словно на сеансе какого-то детектива в кино…

Проявив похвальную выдержку, подполковник нажал кнопку на столе, и в кабинет вошел его секретарь в чине старшины.

– В карцер этого козла! – приказал подполковник с придыханием, стараясь не дать крови залить лицо.

– Устроить ему вводную лекцию? – поинтересовался старшина, до конца не сообразив, что произошло в кабинете начальника.

– Нет, нет, это мое личное, – промычал подполковник, не отрывая платок от лица. – Я этой крысой сам займусь!

Понимая, что назад хода нет, я нагло бросил в его сторону:

– Не пойму только Вас, начальничек, кто же я, все-таки, козел или крыса?

– Да какая разница! Все равно ты – труп, – сдавленным голосом просипел подполковник, жестом показав, чтобы старшина немедленно вывел меня из кабинета…

Уже  через пять минут, меня ввели в холодную, сырую комнату площадью в четыре квадратных метра с ободранными влажными стенами, покрытыми водяными следами, и бетонным полом, причем при блеклом свете мне удалось прочитать на стене несколько размытых надписей типа: “Здесь гнил Вася Тоцкий”!

Я успел рассмотреть, что в карцере нет ничего: ни подобия туалета, ни койки или хотя бы какого-нибудь настила, причем там также не было и в помине ожидаемой мной решетки  на окне, так как не было самого окна!

Мне почему-то стало страшно, сердце буквально сжалось в комок и боевое настроение мгновенно улетучилось от предчувствия чего-то ужасного, что ожидает меня в ближайшем будущем...

Но я решил не сдаваться и гордо принять все будущие невзгоды.

О, как же я был наивен, даже не подозревая, как богата человеческая фантазия, когда речь идет об оскорбленном самолюбии, если, к тому же, оскорбленный человек обладает властью и не страшится сатисфакции!

Ночь я провел в карцере при тусклом свете, трясясь от холода, но меня никто не тревожил  и даже где-то ночью мне в маленькое окошко в металлических дверях просунули пластиковую миску с какой-то бурдой, которую, видимо, вертухаи посчитали супом.

Но и это подношение я посчитал подарком судьбы, хотя почти что тут же у меня схватило желудок, и я был вынужден испражниться в углу карцера на бетонный пол, а затем лег на него в противоположном конце комнаты, прижав ноги к животу, где после мучительных конвульсий, заснул тревожным сном хотя, что вполне вероятно, это был вовсе не сон, а настоящий обморок!

Так или иначе, но я проснулся при том же тусклом свете, не понимая, что, сейчас: день или ночь.

И тут в карцер зашел подполковник, который был тщательно выбрит, но его нос  отсвечивал фиолетовым оттенком, а вокруг него, до глаз, наблюдалась огромная гематома, которую невозможно было скрыть никаким использованным гримом.

Но все это не помешало бравому менту  держаться передо мной молодцевато и даже заявить:

– Что ж это Вы, уважаемый Дэвид Михайлович, усрамшись? А еще интеллигента, как Ваш батенька, гусь сермяжный, корчите! Вон какую кучу дерьма в углу навалили. И сцаками весь пол в собственных хоромах испоганили! Что ж, придется Вам подсобить!

После этих слов подполковника вышел, а в карцер, как шар, вкатился толстый сержант с пожарным брандспойтом  в руках, который включил мощный напор и направил поток воды на угол, используемый мной в качестве временного сортира, в результате чего все нечистоты, растворенные в воде, залили меня.

Я готов был броситься на негодяя, выполняющего команду обезумевшего от ненависти отморозка, но мощный поток воды не позволял этого сделать.

    Закончив свое черное дело, толстяк выключил воду и закрыл двери в карцер, оставив меня там, залитого нечистотами, наедине со своими мыслями.

И тут через громкоговоритель, вмонтированный в потолок, я услышал ненавистный голос своего врага:

– Это, Дэвид, только цветочки, а вот ягодки впереди! Так что пока тухни в своем дерьме в ожидании следующей серии Марлезонского балета!

Меня оставили в покое на некоторое время, но я замерзал, залитый дерьмом, а организм требовал опорожнения, несмотря на то, что я отказывался от еды, боясь, что ее снова-таки напичкают слабительными лекарствами.

Однако впоследствие  эта экзекуция не повторилась. Видимо, у подполковника с милой  фамилией Ласточкин и довольно-таки противоречивым погонялом “Анти ЗЭК” в запасе было много удивительных заморочек, способных превратить врага в бездумный и безвольный кусок мяса, и он решил применить  их ко мне в полном объеме, чтобы извести, превратив  в полное, нерукопожатное ничтожество в преступном мире,   отличающемся своими, весьма специфическими законами. Ведь он правильно определил, что именно преступный мир будет для меня главной средой обитания в будущем, если мне каким-то образом удастся выжить.

Итак, меня переодели в относительно чистую робу, помогли убрать дерьмо со стен карцера и даже дали ведро для испражнений, оставив в покое, а затем вдруг полностью  выключили свет.

Я думал, что свет пропал из-за какой-то аварии, но ошибся, так как его так и не включили, и я остался в темноте, ощупью находя дорогу к вожделенному ведру.

А затем по громкоговорителю начали транслировать музыку, которая мне даже в первые минуты понравилась, а затем начала надоедать.

     Уже через несколько часов я с трудом выносил ее, у меня начала сильно болеть голова и стало понятно, что музыку начали транслировать не случайно, стремясь  вывести из равновесия.

Вероятно, в ней присутствовали частоты, которые отрицательно действовали   на человеческий мозг.

     Мне казалось,  что я схожу с ума, а музыка все не заканчивалась, доводя меня до исступления.

Я так и не понял, сколько времени продолжалось это “музыкальное” издевательство, и не придумал ничего другого, кроме как лечь на пол и попытаться забыться, стараясь думать о своих  проблемах, но из этого ничего не вышло, и когда я пришел в себя, то сообразил, что бьюсь головой о стену карцера, пытаясь как-то выбить из нее эту убивающую мой мозг звуковую дорожку.

Вероятно, за мной наблюдали извне, так как поняв, что моя психика может не выдержать издевательства, неожиданно включили свет и отключили музыку.

Та резко оборвалась, причинив мозгу дополнительную травму, и я в очередной раз надолго потерял сознание.

Придя в себя, я долго не мог понять, где нахожусь, но неожиданно меня пронзила ужасная мысль, что я все еще в карцере, где садист Ласточкин проводит очередной эксперимент надо мной, стараясь подчинить своему безразмерному эго.

Хотя я уже не был так уверен в себе, как раньше, но пока не собирался уступать своему палачу, а потому, не зная, чего ожидать в дальнейшем, приготовился к новым испытаниям.

    Но судьбе угодно было прервать мои мучения, так как в колонию неожиданно прибыла комиссия МВД с инспекторской проверкой из-за того, что какой-то шустрый ЗЭК, воспользовавшись услугами адвоката – проныры, сумел подготовить маляву в Верховный суд о бардаке, творящемся в колонии, виновником которого был назван Ласточкин.

Подполковнику с помощью своих дружков наверху, конечно,  удалось выйти сухим из воды, но на время пришлось отказаться от преследования меня в доступных ему формах, хотя он и не оставил мысли о моем уничтожении, но отложил это до лучших времен.

И вот наступил так остро ожидаемый мной  момент, когда двери карцера распахнулись передо мной, и я был доставлен в четвертый блок, где содержались отпетые преступники, на совести которых были многие человеческие жизни, но закон по той или иной причине позволил им продолжать существование в относительной безопасности, определив срок содержания в колонии строгого режима от восьми до пятнадцати лет.

Конечно, моя провинность никоим образом не способствовала помещению в подразделение с отпетыми преступниками. Этому, естественно, способствовал Ласточкин, люто ненавидящий меня.

И вот, доставленный по назначению,  я предстал перед пожилым ЗЭКом, лицо которого пересекал страшный шрам, нанесенный каким-то тонким лезвием, вероятно, опасной бритвой.

         Он с любопытством рассматривал меня, а потом удивленно пробормотал:

    – И чего это “Анти ЗЭК” так взъелся  на этого недоноска?

      А потом добавил:

– Так скажи-ка, мне, парниша, где Вы пересеклись с подполковником и чем ты ему так досадил?

– Да какая разница, если дядя – задница! – сморозил я рассеянно, не ведая, что передо мной известный          “вор в законе” с погонялом “Буллит”, по названию штрафного броска в хоккее с шайбой, видимо потому, что он когда-то был известным хоккеистом, играя в  команде ЦСКА в тот период, когда я явился на белый свет.

Затем он занялся криминальным бизнесом, перевозя контрабанду из-за границы, и постепенно  превратился в богатого мафиози.

“Буллит” быстро поднялся по криминальной стезе и стал весьма влиятельным человеком в определенных кругах, а позже, в 1997-м году, был коронован, став “вором в законе”, но уже в 1998-м году, отстаивая свое место под солнцем, убил претендента на роль лидера в контролируемой им зоне, некоего “Промокашку”, который активно занимался аферами в банковском бизнесе.

Бывшему хоккеисту не повезло, и он загремел в колонию строгого режима на 8 лет, но там, снова таки в борьбе за лидерство, убил опасного рецидивиста, дополнительно получив 7 лет колонии строго режима, прописавшись там надолго.

Теперь в зоне он стал решалой, стараясь быть максимально объективным, хотя отличался жестокостью и бескомпромиссностью.

Именно ему подполковник вверил мою судьбу, поставив условие скосить  три года пребывания в колонии, если он либо найдет способ избавиться от меня, либо какой-нибудь ЗЭК покалечит его врага, например, лишив самого главного моего достоинства – сильных рук или ног.

И я впервые в жизни доверился этому, очевидно умному и умудренному жизнью арестанту, на руках которого, как и у меня, была кровь убитого гомо сапиенса