Текст книги "Хрупкое время Ауэны. Сборник научно-фантастических произведений"
Автор книги: Игорь Дручин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)
– А если без ошибки?
Директор засмеялся.
– У нас и это предусмотрено. Ошибка менее пяти процентов – пять баллов. Приступим?
– Давай.
– Экипажу задача! Двигатель вышел из строя. Запасы кислорода ограничены. Помощь придет через полтора часа. Ваши действия?
– Мы сидим неподвижно, – послышался негромкий голос Макарова, – поэтому кислорода потребляем меньше. Под песком мы находимся час десять. Следовательно, запаса кислорода еще на час сорок минут. Помощь успеет вовремя.
Алферов взглянул на табло и увидел, что время бездействия экипажа составило час двенадцать минут.
– Раскошеливайся, Дима, ответ верный.
– Что ж, быть по сему. И ты, пожалуй, прав. Пора мне заняться своими непосредственными делами, только вот посмотрю, как они выберутся обратно.
Сначала, после отмены метеоритной опасности, не было заметно никакого движения, только снова исчезла связь. Потом над выемкой зашевелился песок.
– Не получится… – отвечая на собственные мысли, проговорил Алферов.
– Что?
– Хотят выбраться задним ходом. Отрядил бы ты, Дима, спасательную команду.
Директор щелкнул переключателем.
– Экипажу Самохвалова приготовиться к действиям в аварийной обстановке.
– Не сядут по пути в ловушку?
– Проведу по пеленгу. – Дмитрий Иванович нахмурился и вытер вспотевшую шею платком.
Положение и в самом деле становилось угрожающим. Продвигаться вперед под бархан, значило создавать не просто аварийную обстановку, но при недостаточном запасе кислорода граничило со смертельным риском, так как мощности двигателя для преодоления бархана на глубине явно не хватало, хотя прочность конструкции вездехода и позволяла такое путешествие. Это, очевидно, прекрасно понимал и экипаж вездехода. Шевеление песка прекратилось.
– Попали в аварийную обстановку. Принимаем меры. Директор вздрогнул от внезапно возникшей связи, но тут же с завидной реакцией щелкнул тумблером.
– Продвижение вперед запрещаю.
– Ясно, Дмитрий Иванович.
– Кислорода на час тридцать. Через десять минут высылаю помощь.
– Зачем, Дмитрий Иванович, – удивился Субботин. – Минут через пятнадцать-двадцать мы выберемся на поверхность!
Баженов побагровел от гнева: больше всего на свете он не терпел бодрячества и пренебрежения к реальной опасности. Именно эти качества чаще всего создавали сложную ситуацию и приводили подчас к непоправимому. Заметив в студенте такие черты, Дмитрий Иванович вел за ним пристальное наблюдение, которое иногда заканчивалось отчислением из института.
– Донкихотствуете, Субботин? Даю двадцать минут. Не выберетесь, два штрафных балла!
– Вы меня не так поняли, – пытался возразить Михаил.
– Не теряйте времени, Субботин! – оборвал директор. Миша пожал плечами, выключил микрофон и обернулся к экипажу. – Саша, сколько песка над нами? Ты мерял по антенне.
– Два семьдесят.
– А труб для прохождения водных преград?
– Метра четыре-пять, – отозвался Сима.
– Отлично! Надо поднять трубы на поверхность.
– Идея лихая, только удастся ли поднять сквозь песок? Саша с сомнением уставился на Субботина.
– Придется потесниться и часть песка спустить в вездеход. Обеспечимся кислородом, а там будем думать, как дальше.
– Поехали!
Сима метнулся к запаснику. Отскочили защелки, и крышка отошла к борту вездехода.
– Майя, посторонись!
Саша передал метровую трубу Михаилу, а тот осторожно, чтобы не сорвать уплотнители, уложил ее под люком. За первой трубой последовали остальные. Сима вставил трубу в приемный паз в крышке люка и включил гидравлику, открывающую задвижку.
– Навались!
Труба немного подалась, и тотчас из нее потек мелкий сухой песок.
– Прикрой, чтобы поменьше, – скомандовал Сима.
– Удержишь его, как же! – подставив ладонь под струю, проворчал Саша.
– Майечка! В запаснике пластиковая планка!
Планку подставили под трубу. Михаил и Саша ухватились за нее и удвоили усилия. Сначала труба пошла довольно легко, потом застопорилась. Планка не закрывала полностью отверстие, и песок, хотя и медленней, сыпался из неприкрытых щелей узкими струями. Сима нарастил вторую секцию. Дальше подъем трубы пошел еще хуже, и Смолкину пришлось вращать ее накидным ключом. Между тем куча песка в вездеходе росла, грозя заполнить все свободное пространство. Когда попытались пристроить снизу четвертый метровый отрезок, пришлось отгребать песок в стороны. Последние полметра до поверхности продвинулись сравнительно легко. Труба стремительно выдала последнюю порцию песка и иссякла.
– Кажется, пробились!
Субботин поднял переднюю стеклопластовую часть шлема, достал тампон и промокнул им капельки пота на лице. Затем потянулся к тумблеру связи и сел на песок, так как ноги оказались засыпаны выше колен. С трудом освободив сначала одну, затем другую ногу, Миша включил микрофон.
– Экипаж ликвидировал опасность кислородного голодания. Через несколько минут будет установлена телевизионная связь.
– Доложите, что предприняли.
– Подняли трубы выше поверхности песка.
– Ясно. Нужна ли помощь?
– Попробуем сами.
– Хорошо. Ждем видеосвязи.
Субботин опустился в кресло и, расслабляясь, вытянул ноги, однако мысль, что время идет, а он ничего не может придумать, угнетала его. Он чувствовал себя виноватым, что вызвал раздражение директора неосторожным словом, и теперь команда могла ни за что потерять два драгоценных балла. Правда, по интонации Баженова Михаил понял, что гроза в основном пронеслась, но кто знает…
– Что будем делать? Наверное, надо сначала смонтировать и установить антенну?
– Сначала надо поднять повыше трубы, – возразил Саша. – Будет спокойнее на душе. Ну-ка, взяли!
Однако, несмотря на их дружные усилия, труба почему-то дальше не пошла. Сима метнулся к запаснику и приволок домкрат. С его помощью трубу подняли почти на полную высоту. Тем временем Майя смонтировала антенну. Сима оглядел соединения и заменил верхушку специальной насадкой с датчиком.
– Надо и самим посмотреть, что делается наверху, – объяснил он свои действия.
Подключив видеосвязь, Смолкин вытащил из запасника шланг и соединил его с компрессором.
– Надо навести порядок в доме, – пошутил он, бросая всасывающую камеру на кучу песка. – Прижмите кто-нибудь, а ты, Миша, выведи конец через трубу.
Субботин принялся подавать шланг в трубу. Сима помогал ему.
– Хорош, – сказал Смолкин, увидев на экране, что конец шланга поднялся выше антенны. – Теперь хорошенько держите, иначе этот пескоструйный аппарат разворотит датчик.
Взвыл компрессор, и песок на полу начал убывать…
– Слушайте, мальчики, – прижимая всасывающую камеру к тающему песку, сказала Майя. – А если попытаться выбросить эту штуку на поверхность и освободить вездеход от песка сверху?
– Примитивно, – хмыкнул Сима, – но мысль плодотворная. В запаснике есть дюймовка под этот шланг. Можно удлинить, дать побольше атмосфер, и песок как ветром сдунет!
Кое-как отсосав песок из вездехода, экипаж, загоревшись новой идеей, принялся за монтаж спасительной в их положении системы. Саша предложил укрепить на конце шланга суживающуюся в виде сопла трубку. Порывшись в ящике, Сима нашел только коленообразную муфту-переходник для соединения трубы в двадцать миллиметров с трубой на десять.
– Ну и отлично! – обрадовался Миша. – Закрепим на трубе, и, если ее поворачивать, она будет сдувать песок во все стороны. Освободим люк, а там уже семечки!
Однако после первой продувки убедились, что из-за высоты, соединяющей их с поверхностью трубы, сжатый воздух сдувает песок лишь на удалении.
– Надо опустить всю систему, – предложил Саша. – Зря мы поднимали.
– Кто мог знать заранее, – оправдал его Сима. – Кто-нибудь следите, чтобы не опустить ниже уровня песка.
– Майя, к экрану, – скомандовал Субботин, берясь за накидной ключ. – А вы с Сашей придерживайте трубу снизу. Назад она должна пойти легче.
Осторожно вращая трубу, Миша нажимал на ключ, и она без особого усилия пошла вниз.
– Стоп! – крикнула Майя.
– Пойди, Сима, прикинь опытным глазом.
Смолкин отошел к пульту управления, где мерцал экран.
– Сантиметров на двадцать можно.
С еще большей осторожностью Субботин продвинул трубу вниз, снова зажужжал компрессор, и свистящая струя воздуха вырвалась из сопла. Михаил с Сашей поворачивали трубку, Сима следил, чтобы они не направили сжатый воздух на теледатчик и своевременно передвигал антенну. Мощная струя воздуха отбрасывала песок на десяток метров, но при этом поднималась такая пыль, что уже через минуту Майе пришлось переключиться на инфравидение. Хуже всего было то, что эта пыль тут же засасывалась в трубу, так как компрессор создавал внутри вездехода сильное разрежение. Правда, костюмы с гермошлемами спасали от таких неприятностей, но сам поток пыли не повышал настроения. Под ударами сжатого воздуха вокруг трубы возникла кольцевая воронка метров до пяти радиусом и глубиной сантиметров шестьдесят. Возле трубы в мертвой зоне образовался небольшой конус. Увидев, что выдутая воронка стабилизировалась и воздух уже не оказывает на нее воздействия, Миша снова взялся за накидной ключ и опустил трубу пониже, пока через край ее не хлынул песок. Снова включали компрессор. Воронка все увеличивалась, а трубы вместе с антенной и шлангом опускались вниз, пока не уперлись в дно. Пришлось срочно убирать всю систему и свинчивать первую секцию.
– Видеосвязь прекращается на пять минут по техническим причинам, – сообщил Субботин на диспетчерский пункт.
– Понятно. Видим ваши затруднения, – директор обернулся к Алферову. – Пожалуй, можно запускать второй экипаж. С ними все ясно. Через полчаса они откроют люк, а дальше дело техники.
– Если пройдут полигон, миновав оставшиеся ловушки, возьму их, не взирая на твои протесты, – задумчиво сказал начальник космоцентра.
– Не думаю, чтобы тебе это удалось, – хитро сощурив глаза, отозвался Дмитрий Иванович. – Хотя с космонавтами мне хлопот значительно меньше, но и эти кое в чем им не уступят.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Василий Федорович.
– Ничего. Просто рекомендую тебе оставить все как есть… И вообще, что ты привязался к этому экипажу? Надо же и другие посмотреть, а они ничем не хуже.
– Вот, вот! Даже ты признаешь их преимущество! Ничуть не хуже! Значит, лучше!
– Не цепляйся к словам. Конечно, нынче они блеснули, но я наблюдаю за ними в течение четырех лет. Самый неуравновешенный экипаж. Может неожиданно, как сегодня, вырваться на совершенно немыслимое количество баллов вперед, а назавтра сесть на простой задаче.
– Хорошо, посмотрим, – Алферов заглянул в заготовленный список команд. – Кого запустим?
– Самохваловцы рвутся. Тем более, что мы держим их в стартовой готовности.
– Насколько я помню, они из явных претендентов?
– Да.
Василий Федорович снова углубился в список, перечитывая фамилии командоров экипажей и что-то прикидывая в уме. Наконец он поднял голову, видимо, сделав выбор.
– Экипажу Демина приготовиться к прохождению полигона. Старт по готовности. Экипажу Самохвалова предоставляется трехчасовой отдых.
– Мудришь? – недовольно поморщился директор. – Мы стараемся создать для всех равные условия, а ты делаешь исключения.
– Да, делаю! Мне нужны объективные данные об их максимальных возможностях! В конце концов я выбираю практикантов! – рассердился Василий Федорович. – Ты собрался и иди, пожалуйста!
– Как хочешь, – обиделся Баженов и, бросив последний взгляд на экран, где экипаж Субботина очередной раз опускал трубу, вышел из центрального поста наблюдения.
На протяжение последующих двух суток, пока шли испытания, он не появлялся на полигоне и лишь изредка справлялся о результатах конкурса через диспетчерскую. До последнего дня время внеконкурсного экипажа оставалось непревзойденным. Под занавес испытаний неожиданно для всех вырвался вперед экипаж Кузнецова, но они ухитрились схватить три штрафных балла за нарушение правил безопасности и не могли составить конкуренции даже самохваловцам.
Перед объявлением результатов Алферов зашел в кабинет директора. Выглядел он несколько утомленным, но оживленным, а главное, довольным.
– Зря ты самоустранился. Хотя твоя служба дело знает, все-таки подчас не хватало твоей требовательности. У меня осталось такое чувство, что остальные экипажи прошли полигон по облегченной программе…
– Подводишь базу под субъективную оценку, – усмехнулся директор. – Я ведь понимаю, куда ты клонишь.
– Так ли уж и субъективную. Я дал возможность лучшим экипажам пройти полигон в самых оптимальных условиях. И только у Кузнецова два провала, у остальных больше трех, а эти так ни в одну ловушку и не попали… Не думаю, чтобы ты об этом не знал.
– Естественно. Все-таки я пока директор.
– Что значит пока, Дима! – вспыхнул Алферов. – Никто не собирается вмешиваться в твои функции. Тем более, что подготовка экипажей выше всяких похвал. Я просмотрел все до единого, и любой можно брать со спокойной совестью, разве, что кузнецовцы немного полихачили…
– Не забывай, это лучшие экипажи.
– Вот именно, – подчеркнул Алферов, – лучшие! И если на таком фоне экипаж Субботина выглядит на две головы выше и организованней…
– То ты, пользуясь своим правом, решил восстановить попранную мной справедливость. Не так ли?
– Зачем утрировать, Дима. Просто экипаж заслужил более серьезного к себе отношения.
– Это решение комиссии?
– Да.
– Так в чем дело? – Дмитрий Иванович насмешливо сощурился. – Я думаю, все конкурирующие экипажи собрались в актовом зале…
– Я зашел предупредить, чтобы для тебя не было неожиданности.
– Спасибо, что хотя бы поставили в известность, – не удержался от сарказма директор. – Зато я тебе выдать гарантию от неожиданностей не могу…
Баженов поднялся из-за стола, подошел к Василию Федоровичу и, положив ему руки на плечи, заглянул в глаза.
– Так что, держись, Вася. Это тебе не твои подчиненные. Видел, как они умеют разговаривать? Если им покажется решение комиссии несправедливым, они выдадут сполна все, что они по этому поводу думают. Мы никогда не препятствуем открытому обсуждению любых проблем, возникающих в ходе учебного процесса. Мы лишь требуем, чтобы эти высказывания проводились в корректной форме…
– Думаешь, они…
– Психологию такого возраста трудно учесть. У них очень остро развито чувство справедливости. Если им покажется, что с ними обошлись не по договоренности, они не преминут напомнить об этом.
– Ладно, спасибо хоть подготовил, – улыбнулся Василий Федорович и обнял друга. – Пойдем, однако. Не будем испытывать их терпение, раз они у тебя такие сердитые…
Актовый зал встретил их сдержанным шумом. Алферов прошел на председательское место; директор, хотя рядом с Василием Федоровичем пустовало приготовленное для него место, присел с краю, как бы отмежевываясь от решения комиссии, каким бы оно ни было.
Алферов поднялся и оглядел притихший зал. Курсанты сидели группами, по экипажам, ожидая решения комиссии. В любом случае участие в конкурсе давало возможность почетно сдать групповые испытания, поскольку это было соревнование лучших экипажей. Субботинский экипаж сидел в стороне от остальных групп, как бы подчеркивая свою непричастность к волнующему всех событию. Большинство примирилось со своим положением и лишь в трех наиболее удачливых группах теплился живой интерес.
– Итак, подведем итоги наших трехдневных состязаний, – начал Василий Федорович в полнейшей тишине. Экипаж Самохвалова. Пять баллов за прохождение полигона, два балла за оригинальность решений при выходе из ловушек.
– Шестьдесят девять, – быстро прикинул Сима. – У Кузнецова шестьдесят семь, то же у Демина. Это против наших семидесяти пяти! Хорошо!
– Молчал бы уж лучше, – с горечью сказал Макаров.
– Саша, – укоризненно покачала головой Майя.
Макаров стушевался, но оживление Смолкина уже прошло. Он сидел, виновато потупившись, и делал вид, что внимательно прислушивается к результатам. Саша корил себя за то, что не удержался и напомнил товарищу о его вине…
– Несколько слов об экипаже, выступавшем вне конкурса. Он набрал четырнадцать баллов, вдвое больше, чем лучший экипаж. Вы знаете, он нас поставил в затруднительное положение. Мы посовещались и решили восстановить этот экипаж в равных правах.
– Конечно, у них Интуиция, – со вздохом сказал Демин. – С ним любой экипаж выскочит на первое место.
– Что, что? – не понял Василий Федорович.
– Интуиция – прозвище Субботина, – пояснил кибернетик Казаринов. – Если мне не изменяет память, он получил его еще во время поступления в институт. Это чувство у него развито чрезвычайно.
– Ясно. Спасибо за информацию, однако продолжим, – Алферов улыбнулся, заметив по внезапно возникшей тишине настороженное внимание экипажей, по каким-то неприметным признакам уловивших, что еще не все потеряно. Вместе с тем, нам хотелось бы уравнять шансы других, наиболее отличившихся экипажей. Им будет предложено две задачи. За правильное решение каждой экипажам дополнительно начисляется по пять баллов. Таким образом, команды Кузнецова, Демина, Самохвалова имеют возможность вернуть утерянное превосходство. Экипажи согласны на дополнительные задачи? Демин?
– Да.
– Самохвалов?
– Конечно.
– Кузнецов?
– Согласны.
– Вот и отлично. Тогда приступим. В чем дело, Гончарова? – увидел Алферов поднятую руку Майи.
– Экипаж с решением комиссии не согласен.
– Садитесь, Гончарова. Ваша группа в решении этих задач не участвует.
– Но…
– Садитесь, садитесь!
Василий Федорович обернулся к диспетчеру.
– Включите запись!
…Вездеход мчался по песчаным барханам, легко покачиваясь на буграх и валах.
– Объявляется трехминутная готовность метеоритной угрозы, – раздался голос директора, и запись оборвалась.
– Экипаж Самохвалова, ваше решение?!
Секундное замешательство, и Самохвалов, переглянувшись с товарищами, поднялся со своего места.
– Невзирая на опасность, направить вездеход к ближайшему укрытию. Риск есть, но другого выхода нет.
– Экипаж Кузнецова?
– Решение Самохвалова считаем правильным. Всему экипажу перейти на автономное дыхание.
– Это записано в положении о метеоритной опасности в открытом космосе, – спокойно заметил Самохвалов.
– Экипаж Демина?
– Считаем задачу некорректной.
– Ясно. Экипажу Самохвалова – два балла, Кузнецова – один. Экипажу Демина – нуль. Продолжите запись.
Когда курсанты увидели, как вездеход зарывается в песок, в зале сначала возникло оживление, а затем раздались аплодисменты. Демин от досады хлопнул кулаком по подлокотнику.
Запись оборвалась на попытках вездехода выбраться из-под песка.
– Экипаж Кузнецова?
– Пробиться вперед через барханы!
– Экипаж Демина?
– Экипаж просит десять минут для совещания.
– Ваши десять минут. Минус один балл.
– Экипаж Самохвалова?
– Просим пять минут.
– Ваши пять минут. Минус один балл.
В зале послышались смешки. Самохвалов покраснел от досады: времени меньше, а штрафные очки те же. Кто-то попытался сострить, но командор так выразительно глянул на шутника, что тот умолк, понимая, что экипаж и, так в состоянии цейтнота…
Пять минут в притихшем зале то в одном, то в другом углу возникал тихий говорок, вызывая фейерверк идей и подробностей, пока короткое командорское «нет» не унимало брызжущий фонтан. На несколько секунд воцарялась тишина, пока свежая мысль не взрывала ее.
– Экипаж Самохвалова!
– Разрешите решение подать в письменном виде.
– Давайте.
Самохвалов с достоинством прошествовал через зал и положил записку на стол перед Алферовым. Тот развернул ее, улыбнулся и подал членам комиссии. И опять в зале наступила сосредоточенная тишина.
– Экипаж Демина!
– Предлагаем в верхней крышке вездехода просверлить два отверстия и вывести выше поверхности песка трубы диаметром 20 миллиметров, которые есть в комплекте запасных частей. Одну трубу подсоединить к компрессору на всасывание, другую на выход сжатого воздуха и попытаться сдуть песок с крышки люка. Затем, выбравшись на поверхность, освободить вездеход.
– Решение верное. Пять баллов, плюс два балла за оригинальность решения. Экипаж Самохвалова предложил выдвинуть сквозь песок трубы для прохождения водных рубежей, обеспечить экипаж воздухом и вызвать аварийную команду. Решение половинчатое. Три балла. Минус один балл за секретность.
По реакции зала Алферов понял, что комиссия, сняв, по предложению кибернетика Казаринова, один балл с экипажа Самохвалова, поступила правильно. Лидер должен вести за собой другие экипажи и не бояться, что тебя опередят. Чувствуя поддержку зала, Василий Федорович полностью уверился, что его симпатии к экипажу Субботина разделяет подавляющее большинство курсантов, и никто не поймет решение комиссии превратно.
– Решение экипажа Кузнецова неверно. Пробиваясь сквозь бархан, вездеход попадает в аварийную обстановку со смертельным риском от удушья. Между прочим, мы этот вариант промоделировали. Мощности двигателя не хватит пробиться до середины бархана. Вездеход застревает на глубине пяти-семи метров. Раскопать его быстро не удастся. Короче, два штрафных балла.
Таким образом, экипаж Субботина остается на первом месте, на второе передвинулся экипаж Демина, на третьем – Самохвалова. Путевки на практику присуждаются экипажу Субботина.
Поднялся взъерошенный и красный от волнения Саша.
– Вас-силий Ф… Ф… Федорович, – начал он заикаясь. – Вы нас не выслушали раньше. Выслушайте сейчас. Экипаж Субботина принимал участие в прохождении полигона неожиданностей вне конкурса и поэтому не считает возможным претендовать на путевки, независимо от решения комиссии и набранных баллов.
– Как это понимать?
– Так и понимать. Путевки должен получить экипаж, участвовавший в конкурсе на полных правах, – отрезал Саша и сел.
– Субботин!
Михаил поднялся слегка насупленный и готовый к отпору.
– Вы командор экипажа?
– Нет.
– Тогда этот, как его… Макаров?
– У нас нет командора, Василий Федорович, но заявление любого члена экипажа можно расценивать как заявление командора.
– Что это у тебя за новая форма демократии? – обратился Алферов к директору.
Тот развел руками, как бы говоря: я же тебя предупреждал, что у этой группы свои порядки.
– Значит, экипаж отказывается от путевок?
– Да, – твердо ответил Субботин.
– Уговаривать не буду. Путевки присуждаются экипажу Демина. Все свободны…
Расстроенный Алферов мерял шагами из угла в угол директорский кабинет. Теперь, когда их противоборство разрешилось так неожиданно, они снова обрели способность объективно оценивать события, вспомнили, что их связывают и студенческие годы, и давняя дружба. Баженов пригласил на какие-то необыкновенные вареники с квашеной капустой, и Алферов ждал, пока он закончит неотложные дела. В суматохе дня Василий Федорович так и не спросил у Баженова, что тот думает по поводу отказа Субботинского экипажа, и сейчас, когда все документы были оформлены и подписаны, он понял, что именно этот вопрос более всего беспокоит его. И чем дольше он размышлял, тем менее мотивирован, как ему казалось, был поступок экипажа.
– Нет, все-таки это у меня не укладывается. Нынешнее поколение, по-моему, начисто лишено честолюбия.
– Ты не прав, Василий, – оторвался от бумаг Баженов. – Эта четверка именно на одном честолюбии проскочила полигон с таким блеском. И из того же честолюбия отказалась от практики на Луне. Думаешь, просто?
– А командора у них нет тоже из честолюбия?
– Нельзя ли что-нибудь полегче? Я с ними бьюсь четвертый год и только сейчас начинаю понимать, что в их срывах есть доля нашей вины…
– Это и я могу подтвердить, – усмехнулся Алферов, – Не исправь ты своей властью оценку Смолкину, всей этой истории не было бы!
– Ну да! – засмеялся Баженов. – Ты что, не знаешь студентов? Только дай им прецедент, всю автоматику по миру пустят! И так у Смолкина найдутся подражатели, а при моем попустительстве… Тут дело не в этом. Она особенная, эта четверка. А в чем особенность, я пока не уловил, и в этом я прежде всего считаю себя виноватым. Ты подожди, я сейчас закончу, и мы попробуем с ними поговорить.
– Хочешь собрать их здесь, – Василий Федорович кивнул на кабинет, но Баженов углубился в бумаги и не ответил.
Алферов снова принялся мерить шагами кабинет. Мягкий пластик заглушал шаги и не мешал Дмитрию Ивановичу работать.
Спустя полчаса они пересекли сквер и подошли к общежитию.
– Ну и где ты собираешься их искать? – спросил Алферов, поглядывая на темные окна огромного здания. Большинство курсантов разъехались: кто на практику, кто на каникулы, и только в левом крыле вразброс светилось несколько ярких квадратов.
– Надо думать, они у Гончаровой. Во-первых, у нес наиболее подходящая обстановка, а им сейчас нужна именно приятная, успокаивающая обстановка. Во-вторых, они сегодня победители по всем статьям, а такое событие принято отмечать, значит, они все вместе. Пойдем, что ли?
– Веди. Я хотя и бывал в комнате Гончаровой, вряд ли сейчас найду.
Они поднялись на третий этаж и прошли по длинному коридору. За дверью слышался веселый басок Смолкина.
– Все в сборе, – уверенно сказал Баженов и нажал кнопку сигнализации.
Дверь открыла хозяйка комнаты.
– К нам гости, – отстраняясь от входа и предупреждая своих товарищей, сказала она.
– Извините, Майя, за вторжение, по вот у Василия Федоровича возникло несколько вопросов к вашей группе. Надеюсь, вы все здесь?
– Все. Есть даже лишние, – улыбаясь, ответила девушка.
Лишней оказалась Светлана Мороз, ее подруга по комнате. Впрочем, судя по оживлению Смолкина, считать неуместным присутствие этой невысокой девушки с добрыми серыми глазами было трудно.
На вошедших глядели с откровенным любопытством, и Алферова удивило приподнятое настроение группы. На столе стоял чай, высился начатый торт и нетронутый графин с апельсиновым соком.
– Празднуем день рождения? – спросил Василий Федорович, чтобы рассеять некоторую неловкость неожиданного вторжения.
– Скорее, день победы, – серьезно ответил Саша. – Присаживайтесь к нам. Ведь и вы виновники нашего торжества.
– Это каким образом? – удивился Алферов, опускаясь на стул.
– Я за вами поухаживаю, – сразу включилась в роль хозяйки Майя. – Сок или чай?
– Давайте чай. Так в чем мы провинились?
– Вы нас поставили в жесткие условия. И то, что мы выдержали, мы считаем своей победой. Ну а вы, соавторы, что ли…
Алферов с Баженовым переглянулись и дружно захохотали. Василий Федорович смеялся громко, раскатисто, обнажая неправдоподобно белые коренные зубы. Мало кто знал, что они вставные, как и вся нижняя челюсть след давней аварии при испытании новой модели орбитального ракетоплана, после которой космонавт-испытатель Василий Алферов перешел на административную работу.
– Я тебе говорил, что с ними не соскучишься, – отсмеявшись, сказал директор. – Значит, соавторы, говорите? Тогда выкладывайте свои секреты! Должны же мы их знать, хотя бы как соавторы!
– А у нас их нет, – обезоруживающе улыбнулась Майя.
– Ну, положим, кое-какие все-таки есть, – отставляя чашку, сказал Алферов. – Вот, например, секрет заварки чая. Давно не пил такого.
Майя зарделась и беспомощно оглянулась на товарищей.
– Этот секрет я знаю, – усмехнулся директор. – Обрывают свежие листики чая в оранжерее. Одно время это увлечение едва не превратилось в бедствие. Пришлось оранжерею отдать в полное распоряжение биофака. Они тоже потаскивают, но по совести.
– Ясно. Подай заявку на строительство дополнительной оранжереи. Средства выделим. Пусть пьют на здоровье… Такой чай стоит оранжереи. Ну, а такой хитрый вопрос: почему у вас в группе нет командора?
– Так повелось, – Михаил сосредоточенно пригладил большим пальцем кустистую бровь, – еще со времени поступления. Был у нас командор. Он нас подавлял своими знаниями, силой характера и просто силой… Потом наступило разочарование…
– До сих пор очароваться не можем, – вставил Сима.
– У нас своего рода идиосинкразия на командоров, – пояснил Саша.
– Так, так… Ну, а почему вообще никто не приживается в вашей команде?
– Трудно сказать, – Миша прошелся по комнате. – Может быть, потому, что он лишний?
– Вот Миша, кажется ухватил самую суть, – принялся развивать эту мысль Саша. – Мы и сами не понимали, как это происходит. Теперь, пожалуй, ясно. Мы взаимно дополняем друг друга. Полностью, на все случаи жизни. И новичку, который попадает в нашу команду, уже не остается сферы деятельности. Тогда он начинает вторгаться в чужие и, естественно, получается ерунда.
– Насколько я понимаю, вы все вместе образуете единую систему, – Алферов в раздумье повертел в руках пустую чашку.
Миша молча подошел к, столу, взял у него из рук чашку и передал Майе. Та, не говоря ни слова, налила свежего чаю и поставила перед Алферовым. Василий Федорович машинально отхлебнул несколько глотков, и вдруг смысл происшедшего поразил его. У него действительно возникло желание выпить еще чашечку чая. Он обычно прибегал к этому средству в минуты размышлений, но об этом знали близкие, знали немногие из сослуживцев, и тем не менее это его желание непостижимым образом уловил Субботин, и дальше сработала система.
– Спасибо, – Алферов улыбнулся. – Вы настолько естественно подсунули мне этот чай и именно в тот момент, когда он мне потребовался, что я даже сначала не обратил на это внимания. Вот прекрасный пример вашей системы в действии. Не так ли, Дмитрий Иванович?
– Они знают, кого задабривать. Мне вот ничего не предложили.
– Но ведь вы в самом деле ничего не желали, – всерьез принялся оправдываться Субботин.
– Нет, это вы мне мстите за то, что я все время пытался разрушить вашу систему! – пошутил Баженов. – Ну, что, Василий, Федорович, давай будем прощаться. Задали они мне задачку. Теперь буду искать, из какой группы можно еще создать систему.
– Да. Мы, пожалуй, злоупотребляем гостеприимством хозяев. Вот что, Система, имейте в виду, если у вас появится желание после окончания института поработать на Луне, место для вас всегда найдется. Ну, а хорошую практику я вам обеспечу. Пусть не на Луне, но при космоцентре.