Текст книги "Хрупкое время Ауэны. Сборник научно-фантастических произведений"

Автор книги: Игорь Дручин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– Тем лучше, – подмигнул Михаил. – Значит, пойдем по гребню повышения от тридцать шестой на отрог.

– Много ли тут пройдешь, – проворчал Сима. – До отрога метров пятьсот, а на гору эта лошадка не заберется.

– Ну, пощупаем вблизи. Время терпит.

– Надо еще керн посмотреть, – возразил Макаров. – И магнитный каротаж провести.

– Успеем, Саша. У нас в распоряжении не менее суток. Надо же довести работу до логического конца.

– Сашенька, милый, – вмешалась Майя, – каждая сотая процента калия – это лишние триста килограммов груза! Представляешь?

– Ладно уж. По старой дружбе потерплю. Давай, Сима, а то напали с двух сторон.

Луноход плавно тронулся и, набирая скорость, двинулся по дороге к угловой точке. Здесь Смолкин развернул его по направлению к отрогу.

– Поехали! – махнул Субботин.

Луноход прошел четыреста метров и замер.

– Точка сто двадцать вторая!

– Один сорок два!

– Подходяще! – довольно потер руки Михаил, – Майя, готовь мешки под загрузку.

– Сейчас, – она заторопилась и, приподнявшись, едва не сдвинула столик.

– Сиди, – успокоил ее Саша. – Мужа своего не знаешь, что ли? Нашли время забавляться. Один придумал светобудильник, другой играет на психологии…

– Внимание! – прервал его сентенции Субботин. – Поехали!

Сима включил двигатели и, выдерживая направление, тронул луноход. Метров через сто под колесами заскребло. Смолкин мгновенно переключил на пониженную передачу и дал полную мощность. Луноход рывком продвинулся вперед, и снова залязгало под колесами, и продвижение его замедлилось, корпус затрясся, колеса забуксовали. Смолкин дал задний ход и попробовал пройти рухляк с разгона. Ему удалось продвинуться еще метров на пятнадцать.

– Все. Дальше не пойдет. Делайте замер здесь. – Сима выключил двигатели.

– Один пятьдесят семь! – эхом отозвался Саша.

– Симочка, ну еще чуть-чуть, – попросила Майя. – Может, пройдем этот кусочек, а там будет легче.

Смолкин вздохнул, включил двигатели и отогнал вездеход назад на добрую сотню метров.

– Толкаете на нарушение, – проговорил он, сосредоточенно всматриваясь в склон отрога. – Прошу всех пристегнуть ремни и перейти на автономное дыхание.

Убедившись, что выполнили его указание, он застегнул костюм и закрыл гермошлем.

– Ну, держись покрепче.

Вездеход рванулся с места и помчался, набирая скорость. С разгона он проскочил рухляк и помчался вверх по каменистому склону.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Михаил, когда вездеход остановился. – А говорил – не выберемся!

– Точка сто двадцать четвертая!

– Два пятнадцать!

– Ну, ребята! Это надо пощупать, – засуетился, отстегиваясь, Субботин.

– По-моему, сначала надо определить максимум, задумчиво хлопая ресницами, Саша посмотрел на Михаила, и тот, устыдившись собственной поспешности, защелкнул пряжку.

– Ладно, поехали дальше, но эту точку я все-таки посмотрю!

Метров через двести опять начался рухляк. Порода напоминала прогнившую древесину, и даже крупные камни рассыпались под колесами. Сима направил луноход чуть вниз по склону и, преодолевая растущее сопротивление, продвинулся метров на двадцать. Вдруг вездеход качнулся и просел на одну сторону.

– Этого еще не доставало, – пробормотал Сима, включая задний ход.

Машину тряхнуло, она начала медленно, с натужным воем двигателей выползать из ямы, но это продолжалось недолго. Луноход скреб всеми колесами, но не двигался. Наползло пылевое облако оранжевого цвета. Смолкин включил инфравидение и принялся расхаживать колею, подавая то вперед, то назад. Колея удлинилась, и, набрав разгон, вездеход выскочил из ямы, и тут что-то хрустнуло, свет померк, на мгновение у всех возникло ощущение невесомости, – и тут же раздался страшный удар… Следом, как будто кувалдой, застучало по корпусу…

– Алло, кто живой? – раздался в темноте неестественно хриплый голос Смолкина.

– Зажги свет, – отозвался Субботин.

– Ка-ажется, я на-абил себе шишку! – заикаясь, проговорил Макаров.

Вспыхнул аварийный свет. Майя лежала, навалившись на планшет.

– Майя!

Тишина.

– Смолкин! Герметичность!

Сима глянул на приборы.

– Герметичность в порядке. Содержание кислорода в норме.

Саша отстегнулся и приподнял Майю за плечи.

– Ммм… – простонала она.

– Кажется, жива.

Субботин разгерметизировал ее костюм и снял гермошлем. Майя открыла глаза.

– Ничего, я сейчас… Полежу немного…

Саша трансформировал кресло, откинув спинку назад. Поддерживая за плечи, Миша уложил жену на импровизированную кровать.

– Что? – спросил он с тревогой.

– Ничего… Столиком в солнечное сплетение…

– Ты меня напугала, – он расстегнул кофточку на груди. – Полежи, а мы посмотрим, что и как. Ну-ка, включи фары! Надо посмотреть, что там барабанило. И шорох какой-то, слышите?

Фары вспыхнули, и свет их ударил в глаза. Сима машинально переключился на ближний, и тогда все увидели мириады искрящихся на свету кристаллов и темнеющую глубину пустоты…

– Вот так штука! Провалились в пещеру!

– Значит, нас засыпает! – спохватился Субботин. – Отсюда шорох! Вперед!

Смолкин среагировал мгновенно: щелкнул переключатель с солнечных батарей на аккумуляторы, двигатели запели на разные голоса в зависимости от нагрузки, и вездеход на пониженной передаче, дергаясь и встряхиваясь, медленно вылез из осыпи. Нарушенное равновесие вызвало новое движение осыпи внизу и наверху. Над местом провала лавина засыпала следы лунохода…

– Стоп! Давай осмотримся. Сима, свет самый минимальный. Неизвестно, сколько придется здесь пробыть. Сначала установим, есть ли какие повреждения.

– Есть, – хмуро сказал Сима. – Крылья обломало. От солнечных батарей остались рожки да ножки!

– Это полбеды. Смонтируем из запасных.

– Там не хватит.

– Странные вы люди. Сначала надо подумать, как отсюда выбраться. Потом, если не будет хода, можно и помощь вызвать.

– Ты уже перестал заикаться, – хмыкнул Сима, прозрачно намекая на испуг Саши, хотя все великолепно знали, что Макаров обычно заикался при сильном волнении.

– И-идите вы! – рассердился Саша. – Пойдем лучше посмотрим, что там!

– Пойдем мы с Симой, – сказал Михаил. – Я как геолог лучше оценю обстановку, а Сима обследует машину. А ты ложись. Кислород надо тоже экономить.

Макаров хотел возразить, но, подумав, молча улегся в трансформированное кресло. Выбравшись наружу, Субботин нетерпеливо двинулся вдоль стены пещеры в сторону завала. С первого взгляда он определил, что стены покрыты мелкими кристаллами кварца. Он даже остановился и осторожно, чтобы случайно не повредить гермоперчатку об острые вершинки выступающих кристаллов, потрогал их рукой.

Завал был основательным. Прикинув высоту пещеры, поднимающуюся местами до пяти-семи метров, он понял, такой объем им не расчистить до конца отпущенного им срока жизни, а луноход для такой работы не приспособлен. В этом тоже сказывались конструктивные недостатки МЛК-5.

«Плохо, – подумал он, – Надо проверить: возможно, какой-нибудь ход в пещере ведет к поверхности».

Потрогав ногой край осыпи, он определил, что она достаточно подвижна, и это окончательно убедило его в невозможности ее расчистки. Он пошел в обратную сторону. Смолкин, кряхтя, выпрямлял оставшуюся часть крепления кремниевых батарей.

– Как там? – спросил он Субботина, кивнув на засыпанный выход.

– Глухо. А что у тебя кроме батарей?

– Восьмерка на двух колесах. Видимо, на них пришлась основная сила удара.

– Выправить можно?

– Сделаем.

– Ладно. Я посмотрю другую сторону.

– Далеко не уходи. Сам знаешь. Тут лабиринт может оказаться похлеще…

– Знаю, – усмехнулся Субботин. – Не беспокойся. Это не карстовые пещеры. Здесь хорошо, если будет несколько ответвлений.

Он достал гиробуссоль, подождал, пока стабилизируется гироскоп, и, отметив направление пещеры до видимого в дальнем свете фар поворота, двинулся вперед, отсчитывая в уме пары шагов, чтобы потом составить глазомерный план пещеры. Дойдя до поворота, Михаил обнаружил, что пещера здесь имеет ответвление. Он пошел по основному ходу вправо, так как свод его постепенно поднимался вверх, рассчитывая, если не выйти, то по крайней мере приблизиться к поверхности. Едва он свернул направо, как попал в тень. Впрочем, это была не та резкая, глубокая тень, шагнув за грань которой оказываешься в полной темноте; свет рассеивался, поблескивая мириадами искр или источался неведомо откуда призрачным сиянием, и Субботину почудилось, будто он находится в бассейне, заполненном прозрачной водой, по всей глубине которой играют солнечные блики… Через несколько шагов это ощущение пропало, и чем дальше он продвигался, тем темнее становилось вокруг. Он включил фонарь, вмонтированный в. верхней части гермошлема. На Луне, как в шахте, густая тьма тени таила опасности, так как исследователь, пересекая границу света, терял всякую видимость и мог напороться на глыбу, попасть в трещину и просто упасть, споткнувшись о камень или оступившись. Для питания фонаря использовались туллиевые элементы, которых хватало до полного износа гермошлема. От вспыхнувшего света снова заискрились кристаллы кварца. Здесь они были чуть крупнее или, может быть, это только казалось Субботину, потому что пещера постепенно сужалась. Под ногой что-то фукнуло. Из-под ботинка разлетелась пыль. Впечатление было такое, будто он наступил на высохший гриб-дождевик. Михаил нагнулся, осветив фонарем неровности дна, но ничего необычного не приметил. Свод пещеры продолжал подниматься, но так же поднималось и дно, засыпанное не то реголитом, не то глинистой пылью, среди которой поблескивали то здесь, то там более крупные, чем кварц, смоляно-черные головки кристаллов турмалина. Впереди он увидел еще одно разветвление. Дойдя до него, он записал шаги и замерил гиробусолью направление ходов. Потоптавшись на развилке, решил пойти направо, но ответвление скоро закончилось тупиком, и Субботин повернул обратно. Опять что-то пшикнуло под ногами, но он решил не отвлекаться, так как прежде всего следовало составить хотя бы глазомерный план пещеры.

Главный ход пещеры протянулся от места их вынужденной стоянки метров на четыреста, распадаясь в конце на более мелкие и узкие ответвления. Он выбрал то, которое заметнее других поднималось вверх, считая, что с обследованием других можно подождать до лучших времен. Сначала он шел во весь рост, затем пришлось согнуться, а когда ход опять разделился, Михаилу пришлось ползком протискиваться по левому проходу метров десять, ежеминутно опасаясь, что тот закончится тупиком. Однако постепенно проход начал расширяться, появились полости, в которых можно было не только развернуться, но даже присесть отдохнуть, и метров через пятьдесят он завершился еще более просторной камерой, по форме напоминающей боб или почку, поставленную вертикально. Геолог выпрямился во весь рост и, подняв вверх руку, с трудом дотянулся до свода камеры. Получалось, что высота камеры не менее двух метров тридцати сантиметров, то есть высота, которую он обычно доставал, вытянувшись в струну.

– Уже неплохо! – подумал он вслух.

– Что, Миша? Где ты там? – донесся голос Смолкина.

– В почке, набитой камнями, – отшутился Субботин. – Чего тебе?

– Ничего, просто ты заговорил, а я не понял. Ты скоро?

– Минут через десять.

Субботин потрогал стены камеры. Кристаллы здесь были намного крупнее, чем по всей пещере, почти земных размеров. Прозрачные друзы аметистов отливали фиолетово-красным цветом, зеленели плоскости амазонита, будто испещренные еврейскими письменами; то здесь то там кристаллы окаймлялись чуть зеленоватыми пластинками и чешуйками слюды, сквозь которые прорастали скопления черного турмалина. Машинально отмечая все эти красоты, он включил на всякий случай радиометр. Активность оказалась чуть больше восьмидесяти микрорентген.

– Сойдет, – решил он и отправился в обратный путь. Смолкин, сняв оба искалеченных колеса, ждал его у лунохода, чтобы зайти в отсек вместе. Увидев промелькнувшую в лучах фар фигуру Субботина, он стукнул ключом по корпусу вездехода.

– Эй, на борту! Откачать воздух!

Подошел Субботин, держа в руке образец.

– Я думал, ты целую гору наберешь, – подзудил его Смолкин.

– Зачем безобразить пещеру. Может, она единственная на Луне. На Земле таких давно нет, а возможно, и никогда не было. Это ведь не карст, это «занорыш», как говорят на Урале. Во всяком случае, мне лично полость в пегматитах такого размера на Земле неизвестна. Возможно, повлияло то обстоятельство, что здесь нет атмосферы. Летучие компоненты и гидротермальные растворы уходили быстрее, чем в земных условиях.

– А это у тебя что? – спросил Сима, указывая на образец.

– Не знаю. Надо проверить на анализаторе. Может быть, новый минерал.

Открылся люк и высунулась голова Макарова в гермошлеме.

– Входите быстрее!

Смолкин, подхватив одно колесо, протиснулся в отсек.

– Подать второе? – спросил Михаил, ухватив колесо за обод.

– Не надо. При следующем выходе. Тут и так не развернешься.

Субботин отпустил обод, быстро заскочил и задраил люк.

– Герметизация?

Саша глянул на приборную доску.

– Нормально.

И включил систему подачи воздуха. Система не обеспечивала полной регенерации воздуха, но обладала вполне удовлетворительной способностью очищать его от всех вредных примесей. Поэтому кроме основного резервуара со сжатым воздухом в систему подключался баллон с кислородом, который по мере необходимости восполнял его убыль в процессе дыхания, а поскольку при очистке воздух мог подогреваться или охлаждаться, то система подачи воздуха одновременно работала и как кондиционер. Обычно при выходе наружу пренебрегали тем небольшим объемом воздуха, который находился в отсеке, но, попав в чрезвычайные условия, друзья решили экономить и на малом, Когда давление в отсеке поднялось до нормальной отметки, все разгерметизировали костюмы. Автономное дыхание потребляло больше кислорода, так как он частично поглощался фильтрами, в то время как система очистки воздуха лунохода отдавала полностью весь неиспользованный кислород и практически расход его был стопроцентным.

– Как самочувствие? – спросил Субботин, склоняясь над женой.

Майя улыбнулась и, протянув руку, дотронулась до его щеки.

– Не беспокойся. Все хорошо. Знаешь, мы пока лежали, посчитали с Сашей, что если нормально расходовать наш кислород, его хватит по крайней мере на две недели.

– Что значит нормально? Лежать и ждать, пока найдут?

– Нет, так мы могли бы продержаться и месяц!

– Что за глупые шутки!

– Нисколько. Ты знаешь, сколько кислорода потребляет человек в спокойном состоянии?

Субботин пожал плечами. Он знал, что потребление кислорода организмом неравномерно и меньше всего во сне, но точные цифры забылись. Он твердо помнил, что средняя норма потребления три грамма в минуту. Из этого расчета МЛК-5 при полном экипаже обеспечен на трое суток, да еще на трое суток они взяли запас кислорода в баллонах. Кроме того, у каждого был суточный запас кислорода в автономной системе гермокостюма. Итого неделя. Конечно, при пассивном ожидании можно этот запас растянуть и на две недели, но месяц – это, пожалуй, слишком!

– Средняя расчетная норма, – продолжала Майя, довольная произведенным эффектом, – три грамма кислорода в минуту. Это тебе известно. На четверых в сутки по норме полагается семнадцать и три десятых килограмма. Обычно в баллон заправляется около двадцати. Лишние килограммы – своего рода резерв на всякий случай. Поэтому и считают один баллон на четверых в сутки. Но человек в спокойном состоянии потребляет три десятых грамма, в десять раз меньше нормы! И, следовательно, одного баллона в лежачем положении нам хватит больше, чем на десять суток.

Субботин даже сел от такой перспективы.

– Значит, они перестраховываются, что дают такие дикие нормы!

– Нет, Миша, – с грустной усмешкой ответил Макаров. – При очень тяжелой работе человек потребляет даже больше, около шести граммов в минуту. Поэтому и взята некая средняя норма. Просто с самого начала нужно очень трезво распределить весь наш кислородный и пищевой рацион так, чтобы его хватило минимум на две недели. Вырвемся через два-три дня – прекрасно! Нет, будем держать долгую осаду.

– Отлично! – улыбнулся Михаил. – Раз есть время, значит, что-нибудь придумаем! А сейчас дайте мне составить план, и хотя превышения я взял приблизительно, их будет достаточно для оценки вариантов.

– Ладно, а я пока займусь колесом, – сказал Смолкин.

– Эх, жаль, нет лазерного резака. Можно было бы пробить в горе туннель и выехать своим ходом, – сожалел Субботин.

– Где бы ты взял столько энергии? – скептически заметил Сима из задней части отсека, разворачивая верстак для ремонта колеса.

– Да, энергии маловато, – согласился Михаил.

– У тебя есть какой-нибудь план? – спросил Саша. – Может, мы его пока осмыслим?

– Стоит попробовать пробиться самим.

– Конкретно! – коротко и категорично выразил свое нетерпение Саша.

– Потерпи еще минут десять. Надо все-таки посчитать.

Составив план, Субботин не спеша принялся вычерчивать профили пещеры и ее разветвлений. Затем принялся переносить план пещеры на карту. Точка их погребения была отмечена жирной чертой, так как Майя при падении сбила курсограф. От начала черты он отложил направление основного хода, затем вынес разветвления и определил по горизонталям карты наиболее близкие к поверхности точки.

– Ну вот, теперь можно и поговорить!

Все сгрудились вокруг столика, на котором работал Михаил.

– Сима, на какой глубине мы находимся?

– Падали мы секунды три, не меньше. Что-то мало получается… Метра четыре, пять!

– Ты плохо считаешь в уме, – усмехнулся Саша. – Привык всякую мелочь на ЭВМ… При трех секундах получится семь метров, при четырех – тринадцать. Я думаю, тринадцать ближе к истине.

– Ничего себе! Сверзиться с такой высоты, и хоть бы хны!

– Это все-таки Луна, Сима, – мягко напомнил Субботин. – Я принял десять метров, но, по-видимому, тринадцать точнее. Значит, в наиболее приподнятом ответвлении до поверхности нам добираться шесть метров, а если пробивать штрек – больше двадцати. Теперь ясно. Самим нам не выбраться. Придется звать помощь. Предлагаю пробурить вверх скважину и вынести через нее антенну.

– Легко сказать пробурить! Это же «молоко». На нем ничего похожего нет.

– Трубы есть?

– Были. Я их выложил и сунул туда баллоны с кислородом.

Субботин поморщился. Весь его план строился на трубах. Из них, на худой конец, с помощью выносного универсального электродвигателя можно было соорудить подобие буровой колонки. Теперь это отпадает.

– А воздуходувные?

– Их в комплекте четыре метра.

– Придется пробиваться вручную. Хорошо, что у меня запас зубил. Думал отобрать несколько проб. Значит, так…

Субботин на минуту задумался. Работа вручную – это и есть тяжелая работа, к тому же в костюме. Если работать по два человека с полной нагрузкой, при максимальном потреблении кислорода его уйдет по две нормы за сутки.

– Значит, так… Работаем по одному без напряжения по шесть часов. Остальные, спят. Саша, прикинь расход в сутки.

– Все правильно. Даже при повышенном расходе – баллон на двое суток. Продержимся около двух недель в зависимости от щедрости заправщика.

– Тогда я иду первым. Там весь потолок в кристаллах. Сниму аккуратно для изучения.

– Сначала надо поставить колесо, – заметил Сима. – Подтянем луноход как можно ближе к ответвлению. Нечего зря тратить кислород на лишние переходы.

– Рационализатор, – поддел его Субботин. – Куда только экономию девать будешь?

– Ты все ответвления обошел?

– Остались неперспективные, те, которые идут вглубь.

– Вот мы и прогуляемся за счет сэкономленных ресурсов. Каждый посмотрит. Надо же хоть с полчасика в сутки поразмяться! Ведь если все время лежать, это же с ума сойти!

– Экономия нам может и так сгодиться, – хмуро заметил Саша. – На работе разомнешься.

– Ты не прав, Саша, – заметил Михаил. – Такие прогулки будут разнообразить паше унылое существование.

– Это повышенный расход. Для того, чтобы прогуляться одному, придется всем переходить на автономное дыхание.

– А если совместить со сменой вахт? Все равно придется так делать. Десятиминутные прогулки во время пересменки никому не повредят.

– Ладно, уговорили! – согласился Саша. – Заметив, что Смолкин никак не может закрепить колесо, шагнул к нему. – Тебе помочь?

– Не надо, – мотнул головой Сима. – Мы его сейчас. Лучше приготовь что-нибудь пожевать.

– Да, про твоего повара не скажешь, что он не варит, но и не скажешь, что он творит, – сказал, усаживаясь в кресло, Алферов. – Сколько он у тебя?

– Четвертый год.

– И говоришь, просится на Землю?

– Еще как! Чуть не каждую неделю интересуется, когда будет замена.

– Ну и отпусти! Таких не следует держать.

– Хорошо тебе! Отпусти. Сам, что ли, у плиты стану?

– Сказал же, будет!

– Когда это еще будет? Он мне, честно говоря, все кишки вымотал. В прямом и переносном смысле!

Алферов глянул исподлобья, вздохнул.

– Хорошо. В нашем ресторане при космоцентре есть одна девочка. Давно просится. Не знаю, как насчет всяких калорий, но готовит отлично. Кстати, у нее высшее. Можешь от моего имени передать разрешение на ее прием. Доволен?

– Спасибо, это по-дружески. Все-таки мы с тобой много всякого из одного котла похлебали. Ты бы снял спецкостюм, а?

– Сниму, когда потребуется. Запроси-ка, что там новенького?

Но утешительных новостей не оказалось. Начали дубляж калиевой съемки, перегнали два буровых станка и поставили их на скважины для закладки сейсмических зарядов. Начальник поисковой группы просил взрывчатку.

– Ну вот и оказия! – улыбнулся Алферов. – А ты говорил, снимай костюм.

– Стоит ли тебе ехать, да еще со взрывчаткой! Не положено ведь.

– А сопровождать взрывчатку положено? – нахмурился начальник космоцентра. – Вот и поеду сопровождающим!

Час спустя Алферов подъезжал к южной части кратера Эратосфен. Здесь, маневрируя по лавовому полю, можно было подняться к разрушенной части кратера, через которую когда-то изливалась вулканическая лава.

– Спрямим? – деловито осведомился водитель у начальника космоцентра.

– Куда?

– Есть дорога через кратер. Тяжелые не проходят, там в одном месте крутой подъем, а мы проскочим и километров шестьдесят выгадаем.

– Давай спрямим, серьезно сказал Алферов. По многолетнему опыту он знал, что когда речь идет о выборе дороги, лучше предоставлять его самим водителям. Обычно у каждого есть свои, известные только им и потому излюбленные дороги, которые всегда короче тех, по каким ездят все. Он знал и то, что такое доверие поднимает настроение водителя, ибо хорошо известно, что увереннее всего тот чувствует себя на знакомой дороге.

Луноход свернул левее, на слабо наезженную колею, и почти сразу начался подъем. Дорога петляла то между округлыми холмами, то между каменистыми нагромождениями растрескавшейся лавы, но водитель уверенно справлялся с поворотами, и они довольно быстро поднялись к прорванной части кратера, распахнувшего гигантские ворота в свои владения, окруженные кольцевой грядой гор диаметром почти в шестьдесят километров. С высоты Алферов увидел неровную поверхность дна кратера с многочисленными сглаженными горами, горками и горочками, среди которых, как предводитель, возвышалась центральная вершина, тоже затронутая разрушением, но еще с достаточно резким рельефом и крутыми склонами.

– Староватый вулкан, – заметил Василий Федорович, – но как раз здесь могут быть погребенные купола.

– Не беспокойтесь, дорога наезженная, – обнадежил водитель. – За центральной горкой есть один купол. При мне там чуть один тяжеловоз не зарюхался.

– Как, как? – переспросил Алферов. – Не зарюхался? Где ты такое словечко откопал?

– У Даля. В толковом словаре. Я люблю старинные русские слова. Они очень точны и нестандартны.

– Так как он там не зарюхался?

– Спасла реакция водителя. Купол был закрыт обломками и реголитом. Сроду не подумаешь. Так, небольшое всхолмление… Геологи хотели прямо проскочить, но водитель, даром, что молодой, краешком. И тут: крак! Под левой стороной! Он правую по тормозам – и по инерции вынесло. Вездеход развернуло на девяносто. Это и спасло! Потом смотрели… Метров двести глубиной провал. Кристаллов много нашли, а на дне иней. Говорят, купола вроде газовых пузырей, только огромных размеров, потому что лава вязкая. Потом, когда лава застынет, газы уходят через трещины.

– Кто говорит?

– Наши. Геологи. И еще говорят, что многие мелкие идеально круглые кратеры – это тоже бывшие купола, только огромных размеров. Со временем купола обрушились, а лунки остались…

– Ну, это, по-моему, они уже загибают.

– Почему? Вот южнее Коперника есть купола пять-шесть километров в диаметре. Обрушьте их – и будут идеальные кратеры.

– Что ж, идея неплохая. Только ведь это поклонникам метеоритной теории, что называется, вилы в бок.

– Пошумят да перестанут. Первый раз, что ли? Они ведь все теоретики! Тот, кто побывал на Луне, так не скажет. Уж на что Архимед, явно выраженный вулкан, и тот пытались зачислить в метеоритные кратеры!

– Ну и чем он это так выражен?

– Да что вы?! Там такое же лавовое поле, как и здесь, у Эратосфена. Только Архимед моложе, и следы лавовых потоков там видны совершенно отчетливо. И даже есть русла высохших рек.

– Даже русла рек? – Алферов поднял на водителя смеющиеся глаза.

– А вы не смейтесь! В период извержения вулкана выделялось много воды, и она пробила себе русло.

– Вода выделяется обычно после извержения, – поправил Василий Федорович. – В последнюю стадию деятельности вулкана.

– А я разве не так? Геологи говорили, что возле Архимеда были настоящие озера, причем горячие, как на Камчатке.

Алферов с интересом прислушивался к рассуждениям водителя. Он сам в молодости немало времени провел на Луне в числе первопроходцев и знал, что энтузиазм исследователей заражает весь персонал станции. Каких только гипотез не создавалось, когда сталкивались здесь с необычным, начиная от самых несложных, часто выглядевших совершенно неубедительными, до самых фантастических, включая деятельность космических пришельцев, но, как правило, приживались лишь самые бесхитростные. Вот и с этими куполами. Идея проста, как бильярдный шар, и, кто знает, может, она одна и останется как приемлемое объяснение и самих куполов, и идеальных кратеров небольшого размера. Ему было известно и коварство скрытых куполов. Вездеходы и буровые установки чаще проваливались вблизи их вершин. Редко кто оставался в живых… Двести метров – это пустяк. Алферову приходилось спускаться в полости глубиной шестьсот-семьсот метров. Иногда скопившийся на дне снежный покров из осыпавшегося инея спасал исследователей, играя роль мягкой подушки, но чаще на провалившиеся вездеходы было страшно смотреть… Вспоминая, Алферов никак не мог отделаться от мысли, что тот лихой водитель, ускользнувший от купола здесь, на дне Эратосфена, был Смолкин, и он загадал, если это так, то все обойдется благополучно.

Вездеход сбавил ход, свернул с наезженной колеи и, сделав небольшую петлю, остановился.

– Вот тот купол, о котором я говорил, – указал водитель на зияющее темнотой огромное отверстие с неровными краями. – Наши обрушили его потом, чтобы заметнее…

– А кто водитель того вездехода, который, по твоему выражению, чуть туда не зарюхался?

– Сима. Ну, этот, – водитель хмуро кивнул в сторону гор. – Из четверки…

– Ясно, – сказал Алферов. – Не вешай нос. Вы еще с ним потягаетесь в мастерстве. Только «молоко» я у вас отберу.

– А что? Есть что-нибудь новенькое?

– Нет, так будет. «Молоко» придется снять.

– Когда будет, тогда и снимете!

– Ты мне зубы не заговаривай, – нахмурился начальник космоцентра.

– Так ведь отличная машина! Попробуйте на другой одолеть эту гряду, – водитель указал подбородком на круто поднимающийся склон.

Гряда и в самом деле казалась настолько неприступной, что Алферов тут же пожалел, что доверился водителю, и потому сказал раздраженно:

– Не возьмешь с первой попытки, поверну обратно.

Водитель насупился и замолчал. Луноход нырнул в темноту, и несколько минут они ехали при свете фар, пока не вышли из тени центральной горки. Миновав ее, машина начала набирать скорость и в то же время забирала влево, оставляя в. стороне самый крутой склон гряды, который Василий Федорович оценил как непроходимый. И тут Алферов увидел ложбину, которая протянулась между округлыми вершинами, образующими первую, самую низкую ступень гряды. Вездеход вошел в эту ложбину и начал подъем, не снижая скорости. Километров через шесть ложбина постепенно отворачивала вправо, а подъем стал заметнее, и ход машины замедлился. По сосредоточенному лицу водителя Алферов понял, что это наиболее трудный участок пути. Так оно и оказалось. На вершину увала вездеход поднялся на пониженной передаче, но поднялся уверенно с некоторым запасом мощности. Короткий спуск водитель использовал для разгона, и на следующий подъем вездеход выскочил даже без переключения на пониженную передачу. В правом иллюминаторе из-за горизонта возникли, как призраки, ближайшие вершины скалистых отрогов Аппенин и тут же исчезли, так как луноход снова нырнул в ложбину. Гряду миновали так незаметно, что Василий Федорович, уяснив это, испытал одновременно и досаду, и разочарование. Досаду на свою непоследовательность: доверившись раз водителю, не следовало подвергать сомнению его знания, разочарование, что не пришлось штурмовать неприступную гряду на пределе возможностей машины и людей, когда малейший просчет может обернуться поражением, и тогда приходится начинать все сначала, а он любил трудные победы не потому, что они почетнее, а потому, что в них проявляется настоящий мужской характер.

– Пожалуй, по этой дороге и тяжелый луноход пройдет, – выразил он вслух свои впечатления.

– Хм!

Междометие прозвучало недвусмысленно иронически.

Так встречает опытный игрок в го наивные советы начинающего, видящего лишь ближний тактический успех и не подозревающего о хитросплетениях стратегического замысла противника. Василий Федорович, один из лучших гоистов космоцентра, знал цену слабого хода. Он отлично понимал, что, проявив свой начальнический норов, он не только нанес ущерб своему авторитету, но и, самое главное, почти потерял интересного собеседника, что при такой дальней дороге немаловажно. Теперь приходилось уступать ослабленные поля, чтобы попытаться перехватить инициативу. Он и сам был неплохим водителем, а по служебному положению прекрасно знал возможности каждого типа лунохода, но ведь на словах любые доказательства выглядят неубедительно, другое дело за пультом управления… И сознавая это, он все же сказал, лишь бы продолжить разговор:

– Жаль, нет времени. Я, пожалуй, и сам смог бы показать, как это делается.

– Хм!

Алферов заерзал в кресле: еще одна ошибка! Так не разговоришь, только выставишь себя в невыгодном свете. Хорошее же впечатление останется у подчиненного о своем начальнике! Нет, надо ждать случая…