Текст книги "Вагон святого Ипатия (СИ)"

Автор книги: Игорь Аббакумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 41 страниц)

То, что придется повременить с дальнейшим наступлением вверх по Юкону, стало ясно после того, как была произведена разведка. Результаты ее не радовали. Как и предполагалось, британцы далеко не ушли. В районе лагеря Рампарт ими оборудуется стоянка для боевых кораблей, а на острове Гарнет – позиции береговой батареи. Кроме того, по сообщениям из Доусон-Сити, в дополнение к «Альберте» и «Манитобе» отправлен речной монитор «Клайв» и несколько вооруженных пароходов.

– Значит, Республику Клондайк мы уже спасли, – сделал вывод Назгулеску и штабные офицеры в этом с ним полностью были согласны.

И действительно, отправив свои главные силы против флотилии, британцы теперь упустили возможность расправиться с мятежниками уже в этом году. Конечно, Клондайк по-прежнему был отрезан от большой земли, но ведь и британская флотилия оказалась в таком же положении. Понимая это, командор принял решение о переходе к обороне. Он рассуждал просто: у англичан скоро возникнут проблемы со снабжением. Конечно, продовольствие, снаряды и какую-то часть запасных частей они смогут доставить и по воздуху, но уже с топливом скоро возникнут проблемы. Древесины кругом хватает, использовать ее вместо угля получится, но смазочные материалы достать уже не от куда. Кроме того, с наступлением зимы, их корабли встанут на прикол, потому что речных ледоколов у них нет. Рано или поздно, им придется решать: как жить дальше. Решений собственно говоря немного: либо немедленно деблокировать себя самим, либо ждать помощи извне. Поэтому, командор не стал тратить зря времени. Имея в достатке рабочую силу, он начал закрепляться на достигнутых рубежах, создавая из того что было «Крепость Гиббон». Самоходные баржи были разоружены и снятые шестидюймовки пошли на оборудование береговых батарей. Туда же пошли и 63 мм зенитки. Своим огнем батареи должны были препятствовать продвижению британской флотилии вниз по Юкону. Помимо этого, он выставил минные банки на реке. Ну а две еще не разоруженные газолинки использовал в качестве дозорных кораблей. Снятые ранее 47 мм орудия и трофейные 57 мм зенитки тоже были включены в состав крепостной артиллерии. А как быть с разоруженными кораблями? А они должны быть вооружены совершенно новой артиллерией. Плавучие батареи получали теперь тумбовые установки, созданные на основе 107 мм гаубиц и те же самые 63 мм зенитки. Шесть разоруженных миноносок Никсона таковыми быть переставали. Отныне, торпедных аппаратов они нести не будут. Вместо них – тумбовая установка 76 мм пушки и 37 мм зенитка. Не забыли и про пулеметы. Все это должна была предоставить русская торговая фактория, которая уже вовсю начинала хозяйничать на арендованных территориях.

Но это было не все. В Генрис-Пойнте силами китайцев срочно оборудовалась дирижабельная станция, на которой собирались базироваться воздушные суда, принадлежащие Комитету Кларка. Устье Юкона тоже не должно было остаться беззащитным. И там возводились береговые батареи. Правда, учитывая, что с артиллерией крупных морских кораблей шестидюймовкам тягаться будет тяжело, батареи эти расположили вне досягаемости огня который могли вести с моря. Тем не менее, устье они защищали от всего, что могло пройти по реке. Правда, оставалась еще угроза с юга со стороны японских войск. Но во-первых, сам Юкон служил надежной преградой, а во– вторых, наличие речной флотилии не позволяло японцам форсировать реку.

– Все это хорошо. И если мы это сделаем, то наше положение будет чудесным. Но обороняться – не значит сидеть на месте. Нужно вести себя активно. Рэчел, как там наши освобожденные из плена?

Оказалось, что таковых было уже порядка двух тысяч человек. Четверть этого количества были вполне здоровы и могли быть использованы в бою. Правда, это были в основном нижние чины. Офицерский лагерь находился сейчас вовсе не на Аляске. Впрочем, господ офицеров командор считал лишними. А их отсутствие – несомненная удача.

– Этими парнями вполне могут командовать наши третьи лейтенанты.

С третьими лейтенантами положение как раз было чудесным. Те из них, кто выжил в первых боях, вполне способны были и строить, и ровнять, и нормально командовать в бою. Кроме них, имелись и свежеиспеченные, прибывшие совершенно недавно. Эти конечно боевого опыта не имели, но зато не боялись ни бога, ни черта и рвались показать себя в деле.

– Сейчас нам нужны именно такие. Тем более, задача им предстоит несложная: как можно быстрее освободить тех пленников, до которых можно добраться. Так что камарады, формируем рейдовые отряды, ставим во главе них наших щенков и вперед!

И «щенки» оправдали возложенные на них надежды. В течении пары недель, они очистили от гарнизонов врага всю территорию между Юконом и прибрежными горными хребтами на юге, освободив при этом порядка четырех тысяч пленников и десятки тысяч китайских и филиппинских работников. Трудности возникли лишь при захвате Фэрбэнкса, но справились и там.

– Странное дело, снобы из Новой Англии считают третьих лейтенантов ни на что не годными. А у нас они почему то доказывают обратное.

Что верно, то верно. Выпускников «шкуродерен» в американской армии не жаловали. Командование их считало не офицерами и джентльменами, а «пруссаческим дерьмом». И это не взирая на то, что воевали ни гораздо лучше, чем выпускники Вест-Пойнта или выходцы из зажиточных слоев населения. Их неохотно награждали за боевые заслуги, не продвигали по службе, не повышали в званиях. Ну а о гибели их в бою тем более не жалели. И даже солдаты их не воспринимали как офицеров. Тем более, что третьих лейтенантов ставили обычно на те должности, на которые обычно ставили сержантов.

А вот у Назгулеску все было иначе. У не го эти ребята командовали ротами. Получали награды и многие из них стали вторыми лейтенантами вовсе не посмертно. Сейчас, когда численность личного состава стремительно росла, у них появились неплохие служебные перспективы. И они это понимали. Более того, их стало не хватать. Почему? Да потому, что для отрядов самообороны, которые создавались из китайцев и филиппинцев тоже требовались офицеры. Как раз это Назгулеску и втолковывал представителю Военного министра подполковнику Мак-Дональду:

– Если этими парнями брезгует армия, то отправляйте их ко мне. Можете всех. Уверяю, мы сделаем из них людей.

– Я вам верю командор, – отвечал подполковник, – но парни из Вашингтона меня не очень слушают. Я не против, чтобы этих щенков повышали по службе, но ничего не могу поделать с бюрократией.

– Значит, обойдемся без бюрократов. Кажется, в Америке есть такая вещь как демократия?

Ничего нового командор выдумывать не стал. Просто вспомнил о том, что у американцев есть такая традиция, как выбор командиров личным составом. Отныне, назначение на должность и производство в следующий чин производилось по представлению личного состава подразделения. На солдатской сходке решалось: достоин или не достоин. После чего окончательное решение принимал штаб, оформляя офицерский патент на тех, кого сочли достойным.

Сперва так называемые «Юконские патенты» не признавали на Большой земле. Но, как говорится, не место красит человека. Год спустя, словосочетание «Юконский патент» означало совсем иное. Обладателей их стали высоко ценить сперва в Республике Клондайк, а затем и во всей действующей армии.

Точно так же произошло и с правозащитниками. В армии САСШ их, честно говоря, ненавидели тихой ненавистью. Считали дармоедами и вредителями. Но на флотилии было все иначе. У командора изначально их не было. Миссис Рабинович и мистер Смит появились лишь потому, что оставаться в корпусе Першинга им было не с руки – с дерьмом бы их сожрали за поддержку идеи линчевания высшего командного состава. А на флотилии, они оба нашли себя. Будучи в какой то мере идеалистами, они на иной манер понимали свой долг. В общем, как комиссары они оказались на месте. Скорее всего потому, что они не место занимали, а решали проблемы как отдельных бойцов, так и всего отряда. Сменивший погибшего Смита Адольф Гитлер, делал тоже самое, только гораздо лучше. Правда, когда людей стало очень много, он и Рэчел уже не в состоянии стали справляться с делами в одиночку. Выход нашла Рэчел, набравшая себе помощниц из числа работниц борделей.

– Миссис Рабинович! Но это никуда не годится! – возмущался подполковник Мак-Дональд, – Комитет солдатских матерей должен состоять из женщин с безупречной репутацией. А вы что собираетесь сделать? Вы подумайте, как это будет звучать: солдатские матери – проститутки! Это плохая реклама!

– Мистер Мак-Дональд! – взбеленилась правозащитница, – прошу выбирать выражения! Запомните, это не блудницы, а свободные американские женщины! То, что они ранее занимались позорным ремеслом, не является для них позором, потому что занимались им они не по своей воле. Мы, пришли и дали им свободу. Тем самым, избавили их от позора.

– Но ведь они продолжают сожительствовать с солдатами и матросами. И берут с них за это деньги! – продолжал возмущаться подполковник.

– И что с того? – не уступала ему Рэчел, – запомните, солдат не монах и не скопец. Он имеет право на женскую ласку, пусть даже за эту ласку он жертвует частью своего жалования. В конце концов, он защищает страну, половина населения которой состоит из женщин. Кроме того, свободная женщина имеет право сама решить с кем ей спать. Более того, будет справедливым, если ее забота о душевном и телесном здоровье солдата будет вознаграждена материально. Ей ведь нужно на что то жить!

Переспорить комиссаршу у подполковника не получилось и он махнул рукой на нее. У этих анархистов все не как у людей!

С помощниками Гитлера таких проблем не было. Их выбрали на обычной сходке. А заодно провели выборы судей для Товарищеского суда. Тут у представителя Военного министерства никаких претензий не возникло. А чем возмущаться? Правозащитники и Товарищеские суды в армии – это год как уже законно. Правда, на Большой земле дела обстоят несколько иначе. Там правозащитниками становятся леди и джентльмены из приличного общества, а не избранники толпы. Но подполковник Мак-Дональд отнесся к таким вещам с пониманием:

– А что еще делать, если в этой глуши волков больше чем джентльменов, причем первые с успехом заменяют последних?

Такая удивительная для представителя Старого Бостона снисходительность имела свою причину: по окончании войны, подполковник хотел идти в большую политику. А для этого ему нужны были две вещи: слава и деньги. В отношении приобретения славы он был спокоен, потому что считал Назгулеску той лошадкой, на которую есть смысл делать ставки. Ну и что с того, что он бесит парней из Вашингтона? Закончится война и командор вряд ли останется в Америке. Не тот человек. Наверняка уедет делать революцию в какой-нибудь экзотической стране. А он, Мак-Дональд может с чистой совестью говорить избирателям о том, что воевал у знаменитого Назгулеску. А чтобы в этом не было никаких сомнений, он сам предложил командору учредить специальные медали, которыми можно награждать отличившихся вояк. Причем, предлагал он это еще тогда, когда флотилия только собиралась покинуть Фриско. Ответ он получил только после боя с британскими кораблями.

– Знаете подполковник, я согласен с вашим предложением. Америка не слишком хорошо относится к нам. Но ведь правительство это еще не сам народ. А ведь народ имеет право отметить заслуги своих героев так, как сочтет нужным.

После этих слов как по волшебству возникла целая наградная система. В первую очередь были узаконены некоторые изменения в правила ношения формы одежды – появились специальные нашивки. Это были нашивки за тяжелые и легкие ранения, которые в глазах понимающего человека стоили иногда больше ордена.

– Это такие награды, лишить которых сможет лишь господь!

Кроме них, были нашивки «Побег из плена». Их носили всего два человека на флотилии. А вот самые массовыми были нашивки за пройденные компании: «За Кингстон», «За Веракрус», «За Торонто», «За Монреаль», «За Первую Юконскую».

Подполковник Мак-Дональд не мог претендовать на большинство этих знаков участия, но нашивкой «За Первую Юконскую» обзавелся в числе первых. Он конечно прекрасно знал о том, что эта самодеятельность ничего не стоит в глазах бюрократов. Но ведь нужно думать о будущем! А будущие избирателями будут люди воевавшие. Которые подобные вещи воспримут иначе. Именно так, как и нужно честолюбивому политику. Правда, эти нашивки не станешь носить, будучи одетым в штатское. Но ведь можно придумать и медали! Здесь тоже есть свои особенности. Парни из Вашингтона вряд ли будут щедро награждать тех, кто служит у командора. Поэтому логичным будет иметь свои медали. И опять: эти медали не являются государственными наградами. С точки зрения закона, это не более чем клубный значок. Пусть так! Только клубы бывают разные. Принадлежность к некоторым из них – недостижимая мечта даже для солидных и влиятельных людей. И если такой «значок» говорит о том, что «Я воевал у Назгулеску», то это будет дорогого стоить.

В общем, прошло и это предложение. Специальные медали появились. Это были медали «За боевые заслуги» и «За Отвагу» выполненные из высокопробного серебра и подвешенные на пятиугольную колодку. А кроме них были принят в качестве награды «Знак Доблести» четырех степеней, который представлял собою золотую пятиконечную звезду, подвешенную на пятиугольной колодке, обтянутой черно-оранжевой лентой.

Конечно, мог возникнуть вопрос: кто изготовил эти красивые награды? Но Мак-Дональд таких вопросов не задавал, потому что отлично знал, на каких грядках выращены такие чудесные вещи. Конечно на тех же, на которых росли получаемые им премии. И кстати, одна из таких наград не обошла и его. Свою медаль «За боевые заслуги», подполковник можно сказать что честно заработал. Относительно честно. Каким образом? За обеспечение всем необходимым для ведения войны. Тут нужно отдать ему должное. Он ведь не просто так штаны в штабе протирал. Все заявки на поставки необходимого имущества шли через него. Его подпись на платежных обязательствах значила многое. Не только для отряда, но и для него самого. Ведь ценою можно играть по всякому. Он и играл, не забывая при этом свой интерес и интересы компаньонов да покровителей. Именно так и формировался тот стартовый капитал, который он намеревался после войны вложить в свою политическую карьеру.

Казнокрадство? Именно оно! Причем в чистом виде. Но разоблачения он не боялся. Вряд ли кто на флотилии захочет его утопить. Ведь благодаря его стараниям и связям, она практически ни в чем не испытывает нужды. Правда, на всякий случай он держит свои деньги не в американских банках, а в «Красной Звезде». Уж туда ревизорам правительства хода не будет. Ну а если совсем припрет, то можно и в Россию сбежать. Или на Гавайи. Там его никто не достанет.

В общем, кому война, а кому мать родна. Правда, помимо правительства, приходилось опасаться простых вояк. Дело в том, что они могли не принять во внимание ни происхождения, ни связей в финансовых кругах. Та дисциплинарная практика, которая была принята на флотилии, заставляла осторожничать. Все дело в том пополнении, которое она получала в последнее время.

Военная служба в Америке никогда не была престижной. Нормальные граждане предпочитали бизнес, а не службу. Поэтому на службу в армию и во флот шли те, кого смело можно было отнести к неудачникам. То есть, отребье. Правда, офицерский корпус комплектовался из иных людей, но нижние чины в глазах общества полноценными людьми никогда не считались. А освобожденные из плена солдаты и матросы, начавшие службу еще до введения всеобщего призыва, именно к таким и относились. С дисциплиной у них были проблемы.

Командор, который неоднократно подчеркивал, что анархия – это мать прежде всего ПОРЯДКА, мириться бардаком не собирался. Как и ветераны его отряда. Именно эти ветераны и поддерживали самые суровые меры наказания в отношении провинившихся. А ведь грехов у новичков хватало. Покинуть пост из-за того, что пошел дождь, заснуть на посту – обычное дело для янки. Раньше за это не наказывали. Даже начавшаяся война мало что изменила. А сколько раз американцы сами себе вредили, закрывая глаза на те подозрительные гешефты, которые проворачивали ушлые парни!

В общем, с порядком и дисциплиною имелись серьезные проблемы. Но только не на этой флотилии. На ней изначально порядки были строгими. Правда, наказывали за проступки и преступления не столько офицеры, сколько рядовой состав. Порка линьками и шомполами, линчевание и прочие пережитки прошлого, это не произвол командиров, а революционный подход к делу народных масс, выносивших свой приговор общим голосованием. Да разве только это? Те же штаны, которые заставляли носить ширинкою на заднице, воспитывали провинившихся лучше публичной порки. Правда, кое кто из новичков, нарвавшихся на подобное наказание, уже повесился от непереносимого стыда. Ну что же, стыд – чувство хорошее. Поэтому этих самоубийц и хоронили как нормальных граждан.

Все это Мак-Дональд прекрасно знал и потому не зарывался.

15. Кому война…

Вот уж не думал никогда, что фразу «Кому война, а кому мать родна!» будут произносить в мой адрес. Первыми нечто подобное произнесли британцы. Ну кто бы мог подумать?

– Ники! Это возмутительно! Герцог Мальборо сравнивает тебя с бельгийским Леопольдом! – негодовала Аликс, – он даже уверяет, что ты превзошел его!

– Аликс, но ведь я не могу заткнуть рты всем, кто мной недоволен. Я понимаю, что Леопольд многим не нравится. Но ведь он старается не ради себя, а своей страны!

– Участвуя в работорговле? Но ведь в Британии и тебя в том же обвиняют!

Что верно, то верно. Обвиняют. Причем, не только в Британии. Если верить «Таймсу», то я выгляжу редкостным поддонком. Вместо того, чтобы быть достойным правителем, я спихнул все дела правления на Георгиевскую клику и с головой погрузился в коммерцию. Я продаю свободолюбивых абреков бельгийцам. Вместо того, чтобы ссылать недовольных в Сибирь, я продаю русских революционеров преступному режиму Рузвельта, и они гибнут сотнями, будучи насильно загнанными в «Американский легион». Я продаю несчастных евреев в так называемый Израиль. В общем, клейма на мне ставить негде. Но это не все. Я наживаюсь на чужой войне!

А вот насчет последнего британцы не врут. Наживаюсь. И буду продолжать наживаться. Правда, наживаюсь не я один. Те же шведы с голландцами тоже используют малейшую возможность для наживы. А Германия вообще в первых рядах. Но все претензии почему то ко мне.

Правду сказать, я сам виноват в несколько одностороннем подходе. Ведь нельзя же так: торговать с Америкой и игнорировать Антанту. Война ведь что выявила? То, что я прекрасно знал: кризис снаряжения. Легко ли британцам обеспечивать те полмиллиона солдат, которые воюют с американцами? А ведь им беднягам приходится и в Китае воевать. В общем, насколько я понял те гнусные намеки, которые сделал мне Черчилль, британцам много чего сейчас от России требуется. Так я не против. Будет вам товарищи англичане тот ширпотреб, без которого жизнь на войне тосклива. Поэтому уже в середине года жизнь в балтийских портах и в Мурманске забила ключом. Нужно сказать, положение Британии в этот момент было не очень хорошим. Американские рейдеры свое дело делали. Поставки сырья для британской промышленности сильно сократились, потому что морские перевозки стали слишком опасными. У французов дела обстояли лучше, ибо до перевозок по суше, американцы при всем своем желании дотянуться не могли. Но и им приходилось несладко. А что говорить о мексиканцах, которым все необходимое изначально приходилось завозить со стороны?

– Ники, а мы не поссоримся так с американцами? – спросил Георгий.

– Нет, Жорж! У американцев у самих рыльце в пушку.

Я имел в виду то, что сейчас творилось в Мексике. Прежде всего, на нефтяных месторождениях. На них наложили руку французы. Правда, начать разработку им мешали американские рейдеры, которые уже разгромили один конвой с нужным для добычи нефти оборудованием. Но галлы не унывали. Вместо того, чтобы везти оборудование из Европы, они заказали его у самих САСШ. Мы при этом были посредниками. Не только при заключении контракта. Доставка всего необходимого осуществлялась нашими пароходами из Фриско. Назад они тоже пустыми не шли, завозя американцам все, что они покупали у мексиканцев и до войны. Но не только нефтянка начала развиваться в Мексике.

Его императорское высочество, президент Итурбиде взялся за военную промышленность своей страны. Которой толком до него и не было. Тут ему оказывали всяческую помощь французы, заинтересованные в поставках «пушечного мяса».

Как ко всему этому отнеслась наша общественность? Сложный вопрос. Тем же британцам сейчас не с руки нам гадить. Но гадят, несмотря на то, что шансы на развал России при помощи устроенной ими смуты, сейчас намного меньше, чем в моем времени. Понимают, что устроенные с их подачи беспорядки мне сейчас даже выгодны.

– У нашего рабочего класса сейчас нет желания бунтовать. Его вполне устраивают те перемены, которые произошли за последние десять лет, – докладывал мне Зубатов, – мелкая буржуазия тоже ныне лояльна вашему величеству. Армия и флот за некоторым исключениям сохранят верность престолу даже в самое тяжелое время. Недовольны существующими порядками в основном крупные собственники, но они пока не решились на необратимые поступки. Вызывает беспокойство такое явление как босячество. Число босяков не уменьшается и они склонны продавать свои услуги тем, кто им больше заплатит.

– И кто же им платит?

– Выясняем, ваше величество!

– Так что, никаких сведений по этому поводу нет?

Зубатов некоторое время пребывал в нерешительности, потом доложил, что КГБ выявило нескольких людей, производивших раздачу денег и водки нанимаемым для участия в беспорядках люмпенам. Но эти люди всего лишь посредники. Причем не между рядовыми крамольниками и заказчиком. Тут существует целая цепочка посредников. Которую еще предстоит размотать.

– Что насчет помещиков?

Оказалось, что среди помещиков тоже идет брожение. Кто-то, пока еще неизвестный, распространяет среди них слухи о том, что Георгиевская клика будет решать земельный вопрос за их счет. Для этого, она не побрезгует сама организовать погромы поместий. Как реагируют сами помещики на такие слухи? Да по-разному. Большинство их уже переводят свои сбережения на счета в заграничные банки. Часть из них запасается оружием и нанимает вооруженную охрану, готовясь дать отпор. Самые активные из них начинают поддерживать ЛДПР и намерены вступить в борьбу с Великим Хамом.

– Крестьянство?

А среди крестьян сейчас преобладают монархические в смеси с социалистическими убеждениями. Причем, по жалобам народных социалистов, республиканская форма правления непопулярна в селе. Мужики считают, что республика нужна в основном барам да богатеям, которые от этого станут иметь больше власти над народом. Слово «конституция» среди крестьян уже известно, но к ней тоже относятся скептически. «Если богатею дать больше воли и разрешить писать законы, он их переиначит для себя!»

А вообще, на селе уже неспокойно. Несмотря на послабления от казны, невзирая на переселения на новые земли и в города, крестьянство в массе своей не является зажиточным. И мысли о поправке дел за счет дележки помещичьих наделов, становится все более популярной. Народ дозрел до бунта, но пока что еще терпит.

– В данный момент из сельской местности в губернские отделения КГБ идет много доносов от сельских жителей на помещиков. Большинство их содержит нелепые, наскоро придуманные обвинения в государственной измене. Но есть и серьезные сигналы, от которых мы не считаем нужным отмахнуться. Начаты проверки тех фактов, что указаны в этих посланиях.

А жизнь продолжала и продолжала преподносить сюрпризы. В один прекрасный день, конституционные демократы родили весьма любопытную петицию. Ознакомившись с ее текстом, я выпал в осадок. Можно как угодно относиться к этой партии, но отмахиваться от того, что отражено было в тексте поданной ими петиции право не стоило. А что же в ней было такого?

Да обыкновенная тоска по несбывшейся мечте и элементарная зависть к чужим успехам. Наши либералы не переставали мечтать о парламенте, конституции и тем благам, которые к ним прилагаются. Я же со своей стороны, не спешил даровать стране подарки сомнительной ценности. Развивать народное самоуправление на низовом уровне? Сколько угодно! Право любого народа самому решать свои проблемы на местах, мною не только не оспаривалось, но и даже декларировалось. Но более высокий уровень – это более сложные задачи, которые неуместно решать деревенской сходке или уездным представителям. Даже на этом уровне добиться согласия по тому или иному вопросу, было невероятно трудно. Поэтому, уже на губернском уровне демократия не имела право решающего голоса. Только совещательный. Ну а в масштабах империи, я тем более не желал иметь парламент, который хоть что-то решал. Только представительство и совещательность! Да и то, не сейчас, а когда-нибудь.

Но если верить тому, что пишут в петиции кадеты, в Российской империи уже несколько лет действует полноценное народное представительство, способное без оглядки на мнение властей проводить свою собственную политику. Только в это представительство не всем позволено избираться. Что по их мнению совсем уж несправедливо.

Так что это за орган власти такой? Оказывается – это Поместный Собор Православной церкви. Будучи раз созванным, он не спешил распускаться, проводя с перерывами одну сессию за другой. Вообще то, я изначально предполагал, что заниматься депутаты будут чисто церковными делами. И главнейшей из задач, считал отделение церкви от государства. Вот только я не учел одного: любая самостоятельность в вопросах экономических, немедленно порождает и самостоятельность и в вопросах политических. Собор весьма удачно осуществлял переход церкви на самофинансирование. В итоге, церковь стала сама себя содержать. Не полностью еще, но зависимость ее от казны сильно уменьшилась. Основной источник прибыли – церковно-приходские предприятия. Причем, уровень социализации в таких предприятиях был много выше, чем в среднем по стране. И это не все. К вопросам народного просвещения, Собор отнесся очень ответственно. Церковно – приходские школы из четырехлетних становились семилетними. Духовные училища и семинарии помимо священнослужителей, начали выпускать и чисто гражданских специалистов. А взаимодействие с дпругими православными и не очень церквями? Это уже не чисто церковный, а международный уровень. В общем, по мнению того же Павла Милюкова, в России появился свой парламент, влиятельность которого превосходит таковую британского парламента.

Хорошо, пусть так. Но чем же тогда недовольны наши либералы? А недовольны они тем, что в этот парламент многим ход закрыт. Ведь благодаря тем религиозным свободам, которые даровал жителям России Поместный собор, многие поспешили объявить себя всякого рода атеистами, масонами или разбежаться по сектам. А ведь депутатов избирают приходы! Вот и пролетели либералы мимо осетрины с хреном!

Кстати, теперь я понимаю, почему Ленин вспомнил о своем православии. Он ведь и в моем времени считал, что пренебрегать легальными формами борьбы не стоит. Что буржуазный парламент – это прекрасная трибуна для открытой пропаганды своих идей. Так ведь и в этом времени он поступает аналогично! То, что вместо буржуазного, в России образовался клерикальный парламент, его нисколько не смущает. Главное – есть трибуна и есть возможность воздействовать на политику страны. Так что православный монархизм – это не более чем одежда. Сама суть большевизма от этого ничуть не изменилась.

Кстати, насчет того, что иноверцам хода в этот парламент нет, Милюков лукавит. При Соборе есть представительства христианских социалистов, среди которых хватает и лютеран, и католиков. Голосовать им конечно не позволяют, но против их работы в экспертных комиссиях никто не возражает.

Но что со всем этим делать мне? Милюков и его компания умоляют меня сделать этот орган народного представительства многоконфессиональным. Но пойти на это я не смогу. Не хватало мне ради лояльности либералов получить церковь в качестве врага! Ведь дело в том, что РПЦ уже не та, какой была еще несколько лет назад. Это уже не чисто религиозная организация. Она быстро и уверенно становится одним из защитников народа. Консерваторы, чье мнение сейчас представлено Святейшим Синодом, не очень довольны переменами. Зато у сторонников реформ – большинство голосов на Соборе. И за ними народ. Вернее, большинство поданных.

Нет, на конфликт с большинством мне идти не с руки. Ну а с другими конфессиями нужно что то решать. Те же мусульмане наверняка захотят иметь структуру, представляющие их интересы. Тут и сомневаться не приходится. Три года назад они уже провели в Нижнем Новгороде свой съезд. Причем, съезд этот легальным не был. Что порождало серьезные подозрения относительно истинных намерений собравшихся. Разгонять эти собрания я почел неуместным. Но вопрос о конструктивном сотрудничестве возник. И даже было кое что сделано в этом направлении. Начать решили с казанских татар. В этом году, профессор Императорского Казанского университета В. Ф. Залеский сумел создать Царско-народное мусульманское общество правомонархического типа.

Членами ЦНМО, за очень редким исключением, могли состоять лишь «природные татары обоего пола, всех сословий и состояний», преданные целям ЦНМО, твёрдо осведомлённые о них и давшие при принятии в его ряды обещание не вступать в общение с какими-либо тайными сообществами, а также с организациями, преследующими иные с обществом цели.

Все лица «некоренного татарского происхождения и инородцы» имели мало шансов вступить в ЦНМО, так как для этого они должны были пройти сложную процедуру единогласного утверждения соединённым собранием членов Совета и членов-учредителей (в составе председателя Совета, шести его членов и половины от числа членов-учредителей).

«Евреи, – говорилось в уставе ЦНМО, – в члены Общества никогда допущены быть не могут, даже в том случае, если они примут мусульманство». В этом документе, кроме прочего, отдавалась дань религиозным мусульманским традициям: женщины не имели права быть членами-учредителями.

Нужно сказать, общество это было невелико и в основном объединяло татар, проживающих в сельской местности.

С евреями дела обстояли намного проще. Им представительство ни в каком парламенте не светило. Нет, самоуправление низшего звена им запрещено не было. Но политикой высокого уровня они могли заниматься лишь в Кнессете Израильской империи. И кстати, выборы в этот самый кнессет происходили. Причем, легально только на территории России и Турции. А в той же Австро-Венгрии местные евреи такой возможности не имели. Император Франц-Иосиф почему то хотел их иметь в своем парламенте. Иной раз доходило до смешного. Депутаты австрийского или венгерского парламентов, желающие стать заодно депутатами израильского парламента, вынуждены были приезжать в Жмеринку, чтобы зарегистрировать свою кандидатуру. То же самое вынуждены были делать и польские евреи, которые для тех же целей приезжали в Бобруйск.