Текст книги "Стихи мои, простые с виду..."

Автор книги: Игорь Иртеньев

Вожатый и трамвай

 
Что за ужас, ай-ай-ай!
Мчится под гору трамвай.
А за ним бежит вожатый
С головой в дверях зажатой.
Вышел он на остановке,
Чтобы выпить газировки,
Очень жажду иногда
Утоляет нам вода.
В это время тормоза ли
У трамвая отказали,
Или кто-то шутки ради
Подтолкнул беднягу сзади,
Только, с ходу взяв разгон,
Сам поехал вдруг вагон.
И за ним со страшным топом,
Не допив стакан с сиропом,
Но в руке его держа,
Наш вожатый побежал.
Вот бежит он за трамваем,
Вешним ветром овеваем,
И у самого кольца
Настигает беглеца,
Головой бодает дверь
И ревет, как дикий зверь:
– Граждане пассажиры,
Своевременно и правильно
Оплачивайте свой проезд.
Не имеющие разменной монеты,
Покупайте абонементные книжечки.
Удивились пассажиры:
– Ты чего кричишь, служивый?
Опустили мы монеты,
Оторвали мы билеты,
Едем тихо, честь по чести,
На своем законном месте.
И вообще, ты кто такой,
Чтоб тревожить наш покой?!
Мы тебя не знаем даже,
Мы вожатому все скажем.
Тут вожатый входит в раж.
– Я, – кричит, – вожатый ваш.
Вышел я на остановке,
Чтобы выпить газировки,
Но пока я сдачу брал,
От меня трамвай удрал,
И от Яузских ворот
Я бежал, смеша народ.
Я догнал вас еле-еле,
Рад, что все вы уцелели,
Все прекрасно, но теперь
Я прошу открыть мне дверь.
У вожатых, как известно,
Есть положенное место,
И, прошу меня понять,
Я спешу его занять.
Обещаю, что кабину
Я отныне не покину,
Газированную воду
Позабуду на три года
И даю себе зарок —
Пить один морковный сок.
Тут старушка рядом с кассой
Говорит приятным басом:
– Мы тебе, вожатый, верим,
Мы тебе откроем двери.
Ты внутри трамвая нужен
Даже больше, чем снаружи.
Раз уж ты частично здесь,
Так и быть, присутствуй весь.
И когда ведешь трамвай
Больше рот не разевай.
 

1981

„Возьмем, товарищи, козла...“

 
Возьмем, товарищи, козла,
Чей внешний вид весьма противен,
Его концепция гнила
И общий вектор негативен.
 
 
Теперь пойдем возьмем бобра,
Но – чтоб не рухнула плотина.
Его наружность пусть мокра,
Но сущность в целом позитивна.
 
 
Картины мировой разлом
Меж их проходит полюсами,
И мы в борьбе бобра с козлом
Должны свой выбор сделать сами.
 

1999

„Вот дождь прошел, и солнце вышло...“

 
Вот дождь прошел, и солнце вышло,
Собою местность осветив,
Природы повернулось дышло,
И светлых полон перспектив,
Надежд, проектов, вожделений,
Я лиру верную беру.
Нет, нипочем я не умру
В сердцах ближайших поколений
Семи-восьми.
 

1989

„Вот и конец нашим бедам...“

 
Вот и конец нашим бедам,
Ждет нас всеобщий подъем.
Вместе с богатым соседом
Дружной семьей заживем.
 
 
Новых успехов добьемся,
Злобных врагов победим,
Вот уж „зубровки“ напьемся,
Бульбы ужо поедим.
 
 
Будет победа за нами
Проискам всем вопреки,
Снова разгоним парламент,
К ружьям привинтим штыки.
 
 
В царстве любви и покоя
Вновь обретем благодать,
Свергнув могучей рукою
Все, что успели создать.
 

„Вот ползет по стенке клоп...“

 
Вот ползет по стенке клоп —
Паразит домашний,
Я его по морде – хлоп!
„Правдою“ вчерашней.
 
 
Знают пусть, ядрена вошь,
Все клопы да блохи —
Против „Правды“ не попрешь,
С „Правдой“ шутки плохи!
 

1989

„Вот уж что у нас в полном порядке...“

 
Вот уж что у нас в полном порядке,
Так уж это аспект правовой.
В этом плане мы в первой десятке,
Просто лидер, считай, мировой.
 
 
Мы права экспортировать можем,
То есть что значит – можем? Должны!
Этим самым, глядишь, и поможем
Поддержать государству штаны.
 
 
Чтоб продукт валовой наш утроить,
Чтобы жить наконец-то начать,
Надо вышек кругом понастроить
И права человека качать.
 

„Вот человек какой-то мочится...“

 
Вот человек какой-то мочится
В подъезде дома моего.
Ему, наверно, очень хочется,
Но мне-то, мне-то каково?
 
 
Нарушить плавное течение
Его естественной струи
Не позволяют убеждения
Гуманитарные мои.
 
 
Пройти спокойно мимо этого
Не в силах я, как патриот…
Что делать, кто бы посоветовал,
Но вновь безмолвствует народ.
 

1989

Враскосяк

 
Пусть не тщатся русофобы,
Не постичь им нашу суть.
У России путь особый —
Из варяг да в греки путь.
 
 
Рюрик, тот что нами правил
В достославные года,
Впечатление оставил
У потомков навсегда.
 
 
Наглотавшись мухоморов,
Ибо зелья он не пил,
Проявлял державный норов,
Государственность крепил.
 
 
Всем в стране всего хватало,
Жизнью был доволен всяк,
А как Рюрика не стало,
Все поперло враскосяк.
 
 
Чтобы нынешнего века
Дотянуть нам до конца,
Не послать ли к братьям-грекам
За подмогою гонца?
 
 
Нам без импортной опеки
Не исправить общий крен,
А варяги или греки —
Не один ли, в общем, хрен.
 

1999

„Все накрылось медным тазом...“

 
Все накрылось медным тазом,
Но покуда тлеет разум
Ощущения конца
Все же нету до конца.
 

1992

Все отлично!

 
Отличные парни отличной страны
Недавно вернулись с отличной войны,
В отличье от целого ряда парней,
Которые так и остались на ней.
 
 
Отлично их встретил отличный народ,
Который в стране той отлично живет,
Отличных больниц понастроил для них,
Где коек больничных – одна на двоих.
 
 
Отличным врачам поручил их лечить,
Что руки не могут от ног отличить.
Отлично остаться живым на войне,
Но выжить в больнице – отлично вдвойне.
 
 
Отличных наград для героев отлил,
Отличных оград для приличных могил,
А кто не успел долететь до небес —
Отличные пенсии выдал собес.
 
 
Отлично, когда на глазах пелена,
Привычно наличье публичного сна.
Неужто не взвоем от личной вины,
Отличные люди отличной страны?
 

1989

„Все реже пользуюсь трамваем...“

 
Все реже пользуюсь трамваем,
Все чаще пользуюсь такси.
Я стал настолько узнаваем —
Хоть маску черную носи.
 
 
Питомец муз, певец свободы,
Любимец кошек и собак —
И рад бы выйти я из моды,
Да не выходит все никак.
 
 
Пятнадцать лет уж минет скоро,
Как вознесен людской молвой
Через леса, поля и горы
Влачу я тяжкий рейтинг свой.
 
 
Вершу свой подвиг благородный,
Здоровью причиняя вред,
Дубиною любви народной
До глубины души согрет.
 

Всем трем

 
Три раза в ЗАГС меня водили,
Три раза Мендельсон звучал,
Я извивался и кричал,
А вы глаза лишь отводили.
 
 
Рвалось к свободе естество
Мое высокое, а вам бы
Хотелось только одного —
Всем трем – заветной этой блямбы.
 
 
Как ненавижу я всех вас
И в ЗАГС вам гордого поэта
Не затащить в четвертый раз,
Чего б не стоило мне это.
 

1997

„Встретил как-то раз девицу...“

 
Встретил как-то раз девицу
Я в саду среди ветвей,
Хвать ее за ягодицу —
Так и так, мол, будь моей.
 
 
Называй любую цену,
Я за ней не постою,
Хошь – в шелка тебя одену,
Хошь – в сосиску напою.
 
 
Отвечает дева юна:
Не губи, прошу добром,
Не отдам тебе иммуно-
Дефицитный свой синдром.
 
 
Я еще в начальной школе
Тот синдром приобрела
И с тех пор его для дроли
Все хранила, берегла.
 
 
Сохраняла что есть мочи,
Недотрогою росла,
И до первой брачной ночи
Донесла, не растрясла.
 
 
А как свадьбу мы сыграли,
Так наутро мил-дружка
В Красну Армию забрали,
В регулярные войска.
 
 
Служит милый на границе,
Служба близится к концу,
И ему ночами снится
Все, что следует бойцу.
 
 
Стыдно стало мне, ребята,
Застучала кровь в висках,
Ведь и сам давно когда-то
Я служил в погранвойсках.
 
 
И родимая сторонка
Так же снилась мне во сне,
И ждала меня девчонка,
И хранила верность мне.
 
 
И, простившись с недотрогой,
От стыда едва живой,
Я побрел своей дорогой
Путь-дорожкой половой.
 

1994

Встреча

 
День весенний был погож и светел,
Шел себе я тихо, не спеша,
Вдруг американца я заметил,
Гражданина, значит, США.
 
 
Он стоял, слегка расставив ноги,
Глядя на меня почти в упор.
Как тут быть?
Уйти ли прочь с дороги?
Лечь пластом?
Нырнуть в ближайший двор?
 
 
Сотворить ли крестное знаменье?
Словом, ситуация не мед.
Кто бывал в подобном положенье,
Тот меня, я думаю, поймет.
 
 
Вихрем пронеслись перед глазами
Так, что не успел я и моргнуть,
Детство,
Школа,
Выпускной экзамен,
Трудовой,
А также ратный путь.
 
 
Вот уже совсем он недалече,
Обитатель чуждых нам широт,
И тогда, расправив гордо плечи,
На него пошел я, как на дзот.
 
 
Сжал в руке газету, как гранату,
Шаг, другой – и выдерну кольцо.
Было мне что НАТО,
что СЕАТО —
Абсолютно на одно лицо.
 
 
Побледнев от праведного гнева,
Размахнулся я, но в этот миг
Вдруг возникла в памяти Женева
И Рейкьявик вслед за ней возник.
 
 
Ощутив внезапное прозренье
И рассудком ярость победив,
Подавил я старого мышленья
Этот несомненный рецидив.
 
 
И пошел, вдыхая полной грудью
Запахи ликующей весны…
Если б все так поступали люди,
Никогда бы не было войны.
 

1987

Вступающему в жизнь

 
Пока остры твои глаза
И волосы густы,
Пока ты гибок как лоза
И мышцы налиты,
 
 
Пока пылает жар в груди,
Пока рука тверда,
Пока сияет впереди
Счастливая звезда,
 
 
Пока горит твоя заря
И горизонт открыт,
Не трать, товарищ, время зря
Устраивай свой быт!
 

1982

„Всходит месяц чинно...“

 
Всходит месяц чинно
Над большой страной,
Голые мужчины
Спят во тьме ночной.
 
 
Только я одетый,
Стоя на посту,
Охраняю этой
Ночи красоту.
 

„Вчера явился мне во сне мужик...“

 
Вчера явился мне во сне мужик,
Его был страшен и причудлив лик,
Глаза огнем горели, а из уст
Свисал сухой смородиновый куст.
 
 
Внезапный ужас члены мне сковал,
Видением сраженный наповал,
Не в силах удержать в коленях дрожь,
Я прошептал: – Ну ты, мужик, даешь!
 
 
Видал я разных мужиков во сне,
Порою адекватных не вполне.
Но ни один из них, клянусь крестом,
Не посещал меня во рту с кустом.
 
 
Мужик воскликнул: – Что за ерунда!
Попал я, вероятно, не туда.
Ты сплюнь-ка через левое плечо,
А я приснюсь кому-нибудь еще.
 
 
И он исчез, как был, во рту с кустом,
А я один лежал во сне пустом,
Пока забвенья черная река
Не поглотила на фиг мужика.
 

1991

„Выпивать поэтам нужно в меру...“

 
Выпивать поэтам нужно в меру,
А иначе портится рука.
Взять того же Пушкина, к примеру,
Или, я не знаю, Маршака.
 

1997

„Выхожу один я на дорогу...“

 
Выхожу один я на дорогу
В старомодном ветхом шушуне,
Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,
Впрочем, речь пойдет не обо мне.
 
 
На другом конце родного края,
Где по сопкам прыгают сурки,
В эту ночь решили самураи
Перейти границу у реки.
 
 
Три ложноклассических японца —
Хокусай, Басё и Як-Цидрак
Сговорились до восхода солнца
Наших отметелить только так.
 
 
Хорошо, что в юбочке из плюша,
Всем известна зренья остротой,
Вышла своевременно Катюша
На высокий на берег крутой.
 
 
И направив прямо в сумрак ночи
Тысячу биноклей на оси,
Рявкнула Катюша, что есть мочи:
– Ну-ка брысь отседа, иваси!
 
 
И вдогон добавила весомо
Слово, что не сходу вставишь в стих,
Это слово каждому знакомо,
С ним везде находим мы родных.
 
 
Я другой страны такой не знаю,
Где оно так распространено.
И упали наземь самураи,
На груди рванувши кимоно.
 
 
Поделом поганым самураям,
Не дождется их япона мать.
Вот как мы, примерно, поступаем,
Если враг захочет нас сломать.
 

1996

„Города похожи друг на друга...“

 
Города похожи друг на друга,
Будь то Душанбе или Сидней,
Или та же самая Калуга,
Впрочем, речь сегодня не о ней.
 
 
Несмотря на внешнее несходство,
Но об этом следующий раз,
Главное в них – внутреннее сходство,
Вот что их роднит на первый глаз.
 
 
Есть у них в любое время года —
Лето, осень или же зима,
Все что только нужно для народа,
А народу главное – дома.
 
 
В каждом доме этажей немало,
У меня их около восьми,
Раньше это сильно отвлекало,
А теперь – хоть хлебом не корми.
 
 
…Или, например, возьмем Воронеж,
Впрочем, что с Воронежа возьмешь,
И с балкона толком не уронишь,
И на стенку сходу не прибьешь.
 
 
…Да, чуть не забыл, наземный транспорт.
С этим просто полный караул,
Тут на Майне приезжал во Франкфурт,
Так никто и глазом не моргнул.
 
 
…А вообще-то здесь у нас неплохо,
Кормят так, что просто на убой,
Суп дают на завтрак из гороха,
Кто спускает воду за собой.
 
 
Над рекой в пруду склонилась ива,
За рекой заката синева,
Вот и все, родная. Будем живы.
С добрым утром. Говорит Москва.
 

Городским поэтам

 
Люблю я городских поэтов,
Ну что поделаешь со мной.
Пусть дикой удали в них нету,
Пусть нет раздольности степной,
 
 
Пусть нету стати в них былинной,
Пусть попран дедовский завет,
Пусть пересохла пуповина,
Пусть нет корней, пусть стержня нет.
 
 
Зато они в разгаре пьянки
Не рвут трехрядку на куски
И в нос не тычут вам портянки,
Как символ веры и тоски.
 

1983

Гриппозное

 
Я болен.
Скрутил меня вирусный грипп,
Умолкли веселые песни,
Из легких моих вырывается хрип —
Исхода летального вестник.
 
 
Жены моей нет.
На работе она,
А может, сидит в ресторане
На чьих-то коленях
С фужером вина,
Морального краха на грани.
 
 
И в воздухе машет
Нагою ногой,*
И тушит окурок в салате,
И стан ее нежный
Ласкает другой,
Покамест лежу на кровати.
 
 
Таков этой жизни суровый закон —
В то время как муж умирает,
Жена его честь
Уже ставит на кон
И ею бесстыдно играет.
 
 
Все бабы на свете
Друг другу под стать —
Им только мужьям
Изменять бы.
Я их повидал —
Это ж страшно сказать!
Но все это было
До свадьбы.
 

* Вариант: ногою нагой.

1983

„Гуляли мы по высшей мерке...“

 
Гуляли мы по высшей мерке,
Ничто нам было нипочем,
Взлетали в небо фейерверки,
Лилось шампанское ручьем.
 
 
Какое время было, блин!
Какие люди были, что ты!
О них не сложено былин,
Зато остались анекдоты.
 
 
Какой вокруг расцвел дизайн,
Какие оперы лабали,
Каких нам не открылось тайн,
Какие нам открылись дали.
 
 
Какие мощные умы
Торили путь каким идеям.
А что теперь имеем мы?
А ничего мы не имеем.
 

1990

„Дал маху Виктор наш Степаныч...“

 
Дал маху Виктор наш Степаныч,
Вконец расслабившись, забыл
Привычно помолиться на ночь,
За что с утра наказан был.
 
 
Судьба Степаныча щадила.
Уравновешенный такой,
Пять лет по проволоке ходил он,
Махая пухлою рукой.
 
 
Но вдруг внезапно закатилась
Его счастливая звезда,
И первый раз не получилось,
Не получилось как всегда.
 
 
Судьба с политиком играет,
Крапленых карт ее не счесть,
То вознесет, то покарает,
Все у нее в запасе есть.
 
 
И край работы непочатый,
И путь широкий впереди,
И сзади четкий отпечаток,
И яркий орден на груди.
 

„Два месяца они там упирались...“

 
Два месяца они там упирались,
Скажи спасибо, что еще не год,
На славу ребятишки постарались,
И вот созрел ночей бессонных плод.
 
 
Не зря в тиши умельцы колдовали,
Решительные сделаны шаги,
Теперь они свой мозг отцентровали,
И можно дальше пудрить нам мозги.
 

Двести лет спустя (маленькая кукольная пьеса)

Евг. Бунимовичу

Действующие лица:

МАРАТ

ДАНТОН

РОБЕСПЬЕР

СЕН-ЖЮСТ

ЕЛЬЦИН

ЗАСЛАВСКАЯ

ГДЛЯН

ШМЕЛЕВ

Действие первое

Картина первая

13 июля 1789 года. Париж.

Адвокатская контора Робеспьера.

 
РОБЕСПЬЕР
Прошу у всех пардон за беспокойство,
Но я вас пригласил сюда затем,
Чтоб обсудить могли мы ряд проблем
Весьма безотлагательного свойства.
Настал момент себя проверить в деле,
Ле жур де глуар нам упустить нельзя.
А где Дантон?
 
 
СЕН-ЖЮСТ (мрачно)
Известно где – в борделе!
 

появляется Дантон.

 
ДАНТОН
Привет, Максимка! Бон суар, друзья!
Я до краев пресытился любовью,
Зизи творила нынче чудеса,
Но, проведя волшебных два часа,
Я вновь к услугам третьего сословья.
 
 
РОБЕСПЬЕР
Итак, продолжим. Франция в беде.
Благодаря правлению Капета
Мы оказались по уши в мерде,
И выхода у нас иного нету,
Как завтра совершить переворот.
Начав с утра, управимся к обеду.
 
 
СЕН-ЖЮСТ
Но вот вопрос – поддержит ли народ?
Нам без него не одержать победу.
Уж больно узок, господа, наш круг.
Скажи, Марат, ведь ты народа друг.
 
 
МАРАТ
Народ, заметим антр ну, дурак,
Но без него не обойтись никак.
И чтоб увлечь его нам за собой,
Потребен лозунг ясный и простой.
 
 
ДАНТОН (догадывается)
Земля – крестьянам?
 
 
МАРАТ (укоризненно)
Извини, мон шер,
Никак не ожидал, что ты – эсер.
Призыв доступен должен быть ежу.
Один момент, сейчас соображу.
Свобода. Братство. Равенство. Любой
За эту чушь пожертвует собой.
 

Картина вторая

14 июля 1789 года.

Париж.

Площадь перед Бастилией.

Много народа.

 
Бум-бум! Ба-бах!
Вжик-вжик! Та-та-та-та!
Ура! Ура!
Бастилия взята!
 

Действие второе

Картина третья

24 мая 1989 года. Москва. Квартира Ельцина.

 
ЕЛЬЦИН
Товарищи, пардон за беспокойство,
Но я вас пригласил сюда затем,
Чтоб обсудить могли мы ряд проблем
Весьма безотлагательного свойства.
Друзья мои! Советский наш Союз
Идет ко дну, как «Адмирал Нахимов»,
И если власть не взять, то я боюсь,
Придется нам кормить собой налимов,
Которых я привык на завтрак есть,
Пока далек был страшно от народа,
Его сменив на совесть, ум и честь,
Но в сердце постучала мне свобода,
И, жизнь свою поставив на ребро,
Я с треском вышел из Политбюро,
Теперь опять с народом я навеки.
А где Шмелев?
 
 
ГДЛЯН (мрачно)
Где, где – в библиотеке!
По мне – собрать все книги да и сжечь,
А перья все перековать на меч.
 

появляется Шмелев

 
ШМЕЛЕВ
Привет Госстрою! Добрый день, друзья!
Сегодня мной написана статья.
 
 
ЗАСЛАВСКАЯ
А как назвал?
 
 
ШМЕЛЕВ (гордо)
«Авансы и долги»!
 
 
ЗАСЛАВСКАЯ (задорно)
Дрожите, перестройкины враги!
 
 
ШМЕЛЕВ
Я представляю возмущенья шквал,
Но, впрочем, я вас, кажется, прервал.
 
 
ЕЛЬЦИН (мучительно вспоминая)
О чем бишь я? Да, о народном благе.
О нем одном все помыслы мои.
Пора нам доставать из ножен шпаги,
Друзья, нас ждут великие бои.
Грядет народных депутатов съезд,
Момент, который упустить нам глупо.
 
 
ЗАСЛАВСКАЯ
Но там у нас всего полсотни мест.
Что сможем мы одной московской группой?
Мы страшно от народа далеки!
(всхлипывает)
 
 
ГДЛЯН (мрачно)
Но уж не дальше, чем большевики.
 
 
ЗАСЛАВСКАЯ
Молчи! Тебя заслали дашнаки!
 
 
ГДЛЯН
Народ – он кто? Он был и есть дурак,
Но без него не обойтись никак.
И чтоб поднять его в последний бой,
Потребен лозунг ясный и простой,
Способный пробудить активность масс.
«Бей партократов!» было б в самый раз.
 

Картина четвертая

25 мая 1989 года.

Кремлевский дворец съездов.

Много народа.

 
– Ура! Долой! -
Несутся крики с мест.
Хлоп-хлоп!
Дзынь-дзынь!
Открылся Первый съезд.
 

Занавес

1989

Девичья

 
Отпусти меня, тятя, на волю,
Не держи ты меня под замком.
По весеннему минному полю
Хорошо побродить босиком.
 
 
Ветерок обдувает мне плечи,
Тихо дремлет загадочный лес.
Чу, взорвалась АЭС недалече.
Не беда, проживем без АЭС.
 
 
Гулко ухает выпь из болота,
За оврагом строчит пулемет,
Кто-то режет в потемках кого-то,
Всей округе уснуть не дает.
 
 
Страшно девице в поле гуляти,
Вся дрожу, ни жива, ни мертва,
Привяжи меня, тятя, к кровати
Да потуже стяни рукава.
 

1991

„Дело пахнет керосином...“

 
Дело пахнет керосином,
Чую, каша подгорит,
Снова Саша в небе синем
Белым дембелем парит.
 
 
Александр Иваныч Лебедь,
Чую, года через два,
Полканом тебе в Кремле быть,
Помяни мои слова.
 
 
Нам чего – мы только рады,
Под вождем, так под вождем,
Отожмемся, если надо,
Коли надо – упадем.
 
 
Прилетай же, бляха муха,
Из сибирского даля,
Чтоб скорей нам стала пухом
Вся советская земля.
 

1998

День открытых дверей

 
Первым к нам пришел Василий,
Хоть его и не просили.
А потом пришел Олег —
Неприятный человек.
А потом пришел Аким,
Непонятно за каким.
А потом и Валентин,
Просто редкостный кретин.
А потом еще Вадим
(Девятнадцать раз судим).
А потом еще Андрей,
Хоть бы сдох он поскорей!
Навестил нас также Фима,
Хоть бы раз прошел он мимо.
А за ним ввалился Павел,
Три часа мозги всем парил.
Очень кстати и Ванек
Заглянул на огонек.
Тут же следом и Витек,
Этот сразу хоть утек.
Только дух перевели,
Как приперлась Натали,
Приведя подругу Шуру,
Феерическую дуру.
А потом нагрянул Стас,
Это был ваще атас!
А потом невесть откуда,
Неизвестно почему,
Вдруг возникла эта Люда,
(Люда – полное му-му).
А потом явился Марк
И по морде Люду – шварк!
А когда пришел Илья,
То не выдержал и я.
Все!
 

1998

Депутатская прощальная

 
Здесь с умным видом лысину скребя,
Четыре года я сидел подряд,
Как неохота выезжать мне из тебя
Охотный ряд, Охотный ряд.
 
 
Четыре года жил я, не тужил
И министерский получал оклад.
Ну, ты, в натуре, мне и удружил,
Охотный ряд, Охотный ряд.
 
 
Прощайте ж, тачки с номерами спец,
И спецбуфет, и праздничный наряд,
Слезайте, граждане, приехали, конец,
Охотный ряд, Охотный ряд.
 

1999

Депутатский запрос

 
Куда пропало мыло?
Кому оно мешало?
Его навалом было —
И вдруг совсем не стало.
 
 
Мне надо вымыть руки
И ноги тоже надо.
Верните мыло, суки!
Верните мыло, гады!
 

1989

Джентльмен и обмен (басня)

А. Кабакову

 
Один какой-то джентльмен
Затеял раз произвести обмен.
Он был, заметим, страшным снобом,
В родном благоустроенном дому
Ничто не нравилось ему,
Как это свойственно любым высоколобым,
Что мыло русское едят,
А сами в сторону глядят.
Так вот,
Моральный этот, стало быть, урод,
А может быть, наоборот,
Урод, быть стало, аморальный этот,
Чтоб цели той достичь,
Порочный выбрал метод,
Не наш, отметим, кстати говоря.
Примерно в середине октября,
Идя по улице, столкнулся со столбом,
Представьте, лбом.
И, вследствие такого столкновения,
Он на столбе заметил объявленье.
Его такая же писала джентльменка,
По ней, понятно, тоже плачет стенка.
Короче, текст такой на этом был листке:
„Квартиру от кольца невдалеке,
Две комнаты, метро почти что рядом,
Поблизости к тому же с зоосадом,
Что даст возможность вникнуть в быт фазанов,
Плюс в двух шагах живет Эльдар Рязанов,
На площадь большую желаю поменять, раз в пять,
И за мечту за эту голубую
Готова сумму отвалить любую“.
И наш герой,
Вместо того
Чтоб путь продолжить свой
И делом наконец каким-нибудь заняться,
Решил, представьте, обменяться.
Содрав с обменщицы весьма солидный куш,
Сей муж,
Нечистый на руку к тому ж,
Живет теперь в двухкомнатной квартире.
Мораль: доколе можно прибегать к сатире,
Когда давно пора топить таких в сортире.
 

1986

„Довольно топтаться тебе на пороге...“

 
Довольно топтаться тебе на пороге,
Входи в мою горницу, брат-белорус,
Пока ещё здравствует наш колченогий,
Идущий на убыль бумажный союз.
 
 
Пускай он вид анемичный и квёлый,
С пути его злая беда не свернёт,
И солнце с небес ему задницей голой
Сквозь черные тучи хоть раз, да сверкнёт.
 

2002