Текст книги "Путеводитель по стране сионских мудрецов"

Автор книги: Игорь Губерман

Соавторы: Александр Окунь
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 12

Итак, Давид захватил Иерусалим. Сделал он это хитроумным способом, о котором вам непременно расскажет гид на экскурсии в город Давида – через дорогу от раскопок под южной стеной Храмовой горы. Там много разных камней, нагроможденных друг на друга, и все они исторические. Мы лишь намекнем, что в качестве подсобного средства Давид использовал водопроводную систему. Правда, недавно выяснилось, что она построена на пару веков позже этого события, но это, как вы понимаете, не существенно. Кроме того, буквально только что (книга уже почти ушла в типографию) раскопали новый (то есть еще более старый) туннель вполне подходящей давности – судя по всему, это именно тот, через который проникли в город воины Давида. Во всяком случае, именно таковым он будет считаться, пока не раскопают что-нибудь еще более древнее.

Взяв Иерусалим, Давид крепко наподдал филистимлянам, что оказалось не трудно, поскольку он следовал тактическим советам Господа. Советы были конкретными и немудреными: типа «зайди им с тылу и иди к ним со стороны тутовой рощи», но важно, что они действовали. Затем, обустроившись при помощи царя Тира, пославшего плотников и кедровые бревна, царь перенес в Иерусалим ковчег Завета, что было, несомненно, мудрым решением, ибо теперь помимо столичного блеска город обрел статус религиозного центра (за что и платит по сей день). Как всегда, Давид не преминул показать свои музыкальные таланты, а заодно и дарования в области балета, но не классического (пуанты, фуэте и т. п.), а самого что ни на есть современного, ибо, как сказано в Библии, – «скакал перед Господом». Поскакав, Давид дал всем участникам «по куску жареного мяса и по одной лепешке» (к сожалению, рецепты не сохранились), и праздник окончился.

Затем Давид совершенно разошелся и поодержал тьму тьмущую побед над самыми разными соседними царями, но при этом не заносился и, в отличие от всех прочих своих коллег в прошлом, настоящем и будущем, не пытался искоренить память о своем предшественнике. Более того, стал искать кого-нибудь из уцелевшего потомства царя Саула: «Нет ли еще кого-нибудь из дома Саулова? Я оказал бы ему милость Божию». Вот так, этими самыми словами и сказал. А когда обнаружился внук Саула, сын любимого друга Ионафана с красивым именем Мемфивосфей, то Давид не только не забыл о своих благих намерениях, но отдал ему всю собственность дедушки Саула, а также кормил, поил и вообще держал за сына. Библия сообщает деталь, после которой совершенно не приходится сомневаться в достоверности всего вышесказанного, а именно, что этот малый с красивым именем «был хром на обе ноги».

Воодушевленный своими добрыми делами, Давид в очередной раз побил всех, кого только можно, и залез на крышу своего дворца отдохнуть. И оттуда он увидел купавшуюся в бассейне женщину, и приключилось с ним такое, что (если честно) приключалось регулярно: Давид эту женщину страстно захотел.

Вообще, судя по Библии, он отличался исключительно сильным сексуальным темпераментом, а проще говоря – был изрядным бабником. К этому времени у него было, помимо известной нам Михали, еще куча жен, а уж когда он добрался до Иерусалима, то имена жен вписывать в Библию просто перестали, поскольку иначе эта книга разрослась бы чрезвычайно, просто написали: «И взял Давид еще наложниц и жен» – без упоминания имен и указания количества. Казалось бы, куда тебе еще, дай бог с этими управиться! Но в том-то и дело, что управлялся и никто в обиде не был.

В Иерусалиме у самых Яффских ворот есть место, которое зовется Цитадель Давида. Оно расположено над долиной Гей-Хином, той самой, которая Гиеном, то бишь Геенна Огненная, а огненная она потому, что в этой самой долине приносили язычники в жертву своему богу новорожденных детей, бросая их в горящую огнем пасть (в смысле – печку в виде пасти). А еще, как вы помните, место называется Султановы пруды и тоже, разумеется, не без причины, но она нам неизвестна. В этой самой Цитадели Давида (которая на самом деле – сохраненная римлянами одна из башен дворца Ирода Великого) сейчас музей города. Он очень мило сделан, там впечатляющие раскопки и хороший музейный дизайн. А тогда сидел на крыше этой башни царь Давид и внизу в прудах увидел Вирсавию. Так вот, плюньте в глаза тому, кто вам это скажет. Ну как мог царь Давид сидеть на крыше дворца царя Ирода? Как могла Вирсавия купаться в прудах Султана? Какого Султана? Короче, это было не здесь. Не здесь! Но было…

А что касаемо самого происшествия, то что с нас, малых сих, спрашивать, когда сам царь Давид – мудрец и полководец, благородное существо, талант, сам Бог с ним на «ты» – не мог с собой совладать. И целый мир, со всеми его птицами и цветами, хамсинами и грозами, запахом земли и вкусом росы, со всем, что есть в нем – таинственностью ночи и чудом утра, золотистыми волнами пустыни, шепотом травы, шуршанием пены на морском берегу, – весь Божий мир воплотился для него в этом светящемся в сумерках уходящего дня женском теле.

И в ту же ночь лег Давид с этой женщиной, и она забеременела. Казалось бы, что в этом плохого? А плохо то, что была эта женщина замужем, и муж ее, Урия, хетт по национальности, был одним из командиров Давидовой армии. Сей факт говорит, кстати, о многонациональном составе Давидова царства, а также о взаимной веротерпимости, которую Давид если не установил, то поддерживал. Это, понятное дело, хорошо, а вот трахать жену своего доверенного человека – куда как плохо. А после того, как не вышло приписать своего ребенка другому, то посылает царь своего воина Урию на верную смерть и тут, как ни крути, совершает дело подлое. Впервые в своей жизни Давид бежит от ответственности, впервые человек, не побоявшийся выйти против великана, ощущает во рту кислый металлический привкус трусости.

Говоря о древних обитателях земли Израиля, так и просятся на язык слова типа «впервые», «самый», и – чего уж тут стесняться – не без оснований. Но поскольку мы никогда не претендовали на объективность и прочие глупости, то возьмем на себя смелость признаться: среди всех этих незаурядных, потрясающих, невероятных людей именно царь Давид вызывает в нас наиболее живое чувство сострадания, симпатии и участия. Возможно, потому, что он единственный мог бы понять наши беды, уразуметь горечь стыда и позора, омерзения и ненависти к себе самому и помочь не утонуть в сточной канаве наших подлостей, предательств и измен, но вылезти оттуда и найти в себе силы жить дальше, как нашел он сам после всех унижений, мерзостей и гнуси, куда загнал себя и Вирсавию, когда умер их первенец.

«И сказали ему слуги его: что значит, что ты так поступаешь: когда дитя твое было еще живо, ты постился и плакал, а когда дитя умерло, ты встал и ел хлеб?

И сказал Давид: доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо?

А теперь оно умерло: зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне.

И утешил Давид Вирсавию, жену свою, и вошел к ней и спал с нею; и она родила сына и нарекла ему имя Соломон».

Много страшных казней может свалиться на человека, но страшнейшая, упаси нас Господь, – когда родители хоронят своих детей. И казнь эта год от году не перестает гулять по стране Израиля, собирая свою жатву.

Нет в этой стране семьи, которая не познала бы эту боль, и если ее обошел страшный жребий, то не обошел ее родных, друзей, соседей.

Мы знаем женщину, у которой в Войну Судного дня оба сына были на фронте – один в Синае, другой на Голанах. И когда ночью постучали в ее дверь и встали на пороге офицер и две девушки из медицинской службы, она все поняла и только спросила: «Который?» И, разлепив спекшиеся губы, сказал офицер: «Оба».

А еще нам знакома секретарша нашего семейного врача, милая женщина с веселыми серыми глазами, хозяйка огромного мастифа. Сыну любовь к собакам передалась по наследству, и в армии он оказался в «собачьем взводе». Но когда в газете мелькнула фотография погибшего вчера в Газе славного парня в военной форме с собакой, то почему-то не сообразили мы (или не хотели сообразить) и только через три дня, в приемной врача, увидели эту же фотографию и текст с соболезнованием и извещением, где проходит шива – неделя траура. По малодушию своему не нашли мы в себе сил поехать к ней домой и когда через пару месяцев столкнулись с ней, то трусливо отводили глаза в сторону, не в силах поднять их на ее осунувшееся полинявшее лицо.

И так мы встречались еще несколько раз, но она держалась замечательно и однажды улыбнулась и даже рассказала что-то смешное, только серые глаза у нее были тусклыми. Не дай бог, шепчем мы суеверно, не дай бог. А ведь после этого надо жить, как жил Давид и живет эта женщина.

А царь Давид старел. И, как водится, сам он осознал это позже, чем другие. Среди прочего старость ужасна тем, что ты, сам того не замечая, становишься помехой. Во всем. Ты занимаешь чужое время, рассказывая о том, что плохо спал ночью (интересно, что подобное замечание миловидной девушки вызывает совершенно иную реакцию), и ты занимаешь место – не важно, письменный стол, кровать или престол, – на которое метят другие. И слово твое уже не слово, и если вообще его выслушивают, то из вежливости.

И если природа, в соответствии с ее неумолимыми законами, еще не убрала тебя, то об этом обязательно позаботятся твои наследники.

*

 
Обманчиво понурое старение:
хотя уже снаружи тело скрючено,
внутри творится прежнее горение,
на пламя только нет уже горючего.
 

*

 
С годами дни становятся короче,
несбывшееся вяжется узлом,
и полнятся томительные ночи
пленительными снами о былом.
 

В немаленькой семье Давида начались катавасии и безобразия. Для начала его сын по имени Амнон трахнул свою сестру Фамарь. Сестра, правда, была сводной, но это не извинение: инцест есть инцест. Папочка поплакал – и простил всех. После чего родной брат Фамари Авессалом убил своего брата Амнона – сводного, конечно, но убийство есть убийство. А папочке что делать? Папочка поплакал, посокрушался и… простил. Чем, естественно, только подкинул дров в ярко пылавший костер страстей амбициозного сынка.

Дело кончилось тем, что престарелый папаша еле ноги унес от ретивого сына, и Авессалом, воцарившись в Иерусалиме, первым делом перетрахал всех папашиных наложниц. Во-первых, из символических соображений, а во-вторых… во-вторых, сексуальным аппетитом сынок пошел в папу – ген не вода. Давид и это был готов простить (кто не становится на склоне лет жестокосердным, маразматиком и занудой, становится добряком, маразматиком и занудой), но тут взбунтовались его приближенные, старые боевые товарищи.

В общем, проистекла быстрая гражданская война, в ходе которой старая гвардия наподдавала зазнавшимся щенкам. Авессалом же, позорно удирая с поля битвы, запутался своими длинными волосами в ветвях дерева, повис и в таком неловком положении был укокошен. (Этот факт стоит иметь в виду всем мужчинам, отращивающим длинные волосы.)

Давид (который умолял не убивать сына), узнав об этом, разразился прекрасным плачем. И опять, вернувшись на престол, царь никого пальцем не тронул. А Авессалома похоронили в Кедронской долине, где рядом с его мавзолеем находятся гробницы пророка Захарии, царя Иосафата и еще несколько. Очень интересный некрополь.

В гробницу Авессалома по еврейской традиции принято швырять камни в назидание непослушным детям, однако, несмотря на то что камни швыряют уже три тысячи лет, дети остаются такими же.

Тут одному из авторов уж очень захотелось рассказать одну забавную историю. Вскоре по приезде в Израиль получил я вдруг повестку из какого-то невнятного учреждения. Приехать предлагалось в Тель-Авив. Бывалые приятели мне вмиг объяснили, что вызывают меня в службу местной контрразведки. Будут меня там расспрашивать про мою жизнь – с кем встречался и не знаю ли таких-то и таких-то. И не езжай, если не хочешь, дело добровольное: как максимум – пришлют еще повестку и забудут.

Но я, конечно же, поехал! Предвкушая, как я интересно и значительно поговорю с каким-нибудь матерым знатоком.

Принял меня очень пожилой и сонный человек с лицом, донельзя изборожденным морщинами. И задавал он мне пустые и формальные вопросы – про учебу, службу и занятия. Начал я сопеть и злиться через полчаса, ругательски ругая (про себя) его медлительность и старческую вялость и свою наивность с глупостью, что я сюда поперся. Но потом я устыдился и подумал: может быть, я разговариваю с неким редкого бесстрашия старым разведчиком, что коротает здесь свое пенсионное время, а еще недавно… Может быть, в Энтеббе он летал освобождать заложников или выслеживал, возможно, Эйхмана? Так может сморщиться лицо от лет опасных, прожитых не просто и не попусту…

– Иосиф, – голос мой был вкрадчив и почтителен, – у вас такое утомленное лицо ведь неспроста? Вы явно провели жизнь, полную опасностей и нервных встрясок. Это от былых переживаний и волнений? Расскажите, если не секрет.

Старик польщенно улыбнулся, широко раскрылись его блеклые полуприкрытые глаза, и с нежностью он мне ответил:

– Вы очень проницательны, мой друг. Я действительно прожил очень нервную жизнь. Я тридцать лет преподавал в школе…

А царь меж тем был уже совсем стар, и даже жаркое израильское солнце не могло согреть стынущие кости. Каково было ему, великому царю, ощущать себя зависимым, ибо самое, быть может, страшное в старости – это зависимость от тех, кому раньше ты был опорой; зависимость от их готовности переброситься с тобой словом, которого ты ждешь сильнее, чем заброшенный на необитаемый остров – паруса на горизонте, ибо никакое одиночество не сравнится с одиночеством старости. И неожиданно вещи, находившиеся раньше даже не на обочине сознания, а гораздо дальше, властно растолкав высокие мысли и глубокие чувства, нагло утверждаются в самом центре, и все твое бытие вращается вокруг этих простейших потребностей и отправлений. А какое унижение – притворяться, что слышишь, когда на деле пытаешься по движению губ угадать, о чем речь, но и это не получается, ибо отказывает зрение…

И наконец, когда ты, человек, которому достаточно было бросить взгляд на женщину, чтобы ее сердце вспыхнуло огнем желания, не просто утерял этот дар, но утерял вообще всяческую способность и желание, и гарем твой сидит, лежит, стоит, а точнее – попусту простаивает, – какое это унижение, какая тоска, особенно для такого мужчины, каким был Давид… А забывчивость – когда начинаешь говорить и на середине фразы уже не знаешь, для чего, зачем и что именно хотел сказать? А выпавшие зубы и натирающие десны протезы? И наконец, точащая мозг мысль, что никому ты не нужен, и все только и ждут, когда ты очистишь место.

Увы, со всем, что перечислено выше, поделать совершенно ничего нельзя. А что касается холода, то тут приближенные царя нашли замечательный выход. Они положили ему в постель молодую девушку по имени Ависага. Нам сильно по душе такая альтернативная медицина. Судя по всему (поскольку он ее не выгнал), царю она тоже не была противна. Еще нам очень нравится, что жены и другие наложницы ничего не имели против. Что свидетельствует о широте их взглядов, гуманизме, чувстве сострадания, любви к ближнему – короче, обо всем, что редко встретишь в сегодняшних женах, не говоря уже о наложницах. В Библии написано, что Ависага «была очень красива и ходила за царем и прислуживала ему, но царь не познал ее».

Хочется думать, что последнее дополнение – вмешательство позднейших редакторов, ханжей и лицемеров. Положа руку на сердце, мы отказываемся верить в то, что не познал. Потому что женщина, если, конечно, захочет, может абсолютно все… Поскольку нам несколько неудобно в данном труде рассуждать о подробностях, мы просто вспомним о том, как несколько лет назад в одной из венецианских лавок, на Новой набережной, обнаружили очень симпатичные керамические планшетки с надписями. Выбрав одну, мы подошли к продавщице, которая в это время беседовала с двумя своими подружками.

Текст на табличке был написан на венецианском диалекте, нам малоизвестном, и оттого мы вопросили эту венецианку с крепкой шеей, на которую ниспадали крупные кольца золотистых, веронезевских, волос, перевести на итальянский то, что было написано на табличке, которую мы выбрали для украшения собственной спальни. Девица переглянулась со своими подружками и перевела: «Женский волос может сдвинуть то, что не под силу упряжке быков». Мы внимательно посмотрели на трех юных венецианок с красивыми прическами и по выражению их мудрых глаз поняли, что они знают, о чем говорят…

Последние дни Давида были освещены любовью юной красавицы, но омрачены очередным семейным безобразием. Адония, один из многих сыновей царя, решил узурпировать трон, предназначенный Соломону, сыну от любимой жены – Вирсавии. Узурпацию удалось предотвратить, после чего Давид, столько сотворивший за свою жизнь, закончил свой земной путь.

Гробница царя Давида находится на Сионской горе. Знающие люди однажды обратились к толковому раввину и сказали: «Уважаемый рав! Неувязочка получается. Согласно мнению историков, похоронен царь в долине Кедрона. Иосиф Флавий говорит о Вифлееме, в Библии упомянут град Давидов. Ни то, ни другое и ни третье место никакого отношения к горе Сион не имеют. Что же касается этого захоронения, то скорее всего – это гробница какого-нибудь древнего арабского шейха, идо знаменитого путешественника Биньямина из Туделлы, который написал о могиле царя Давида на горе Сион в 1123 году, упоминания об этом месте как гробнице Давида не существует».

«Вы абсолютно правы! – ответил раввин. – Конечно же, все исторические, археологические свидетельства вкупе с элементарной логикой свидетельствуют о том, что царь Давид был похоронен в другом месте. Но, видите ли, евреи так долго молились на этом месте, что нет никакого сомнения в том, что Давид сюда перебрался».

Сегодня у кенотафа, украшенного коронами свитков Торы и ковром, на котором вышиты слова «Давид, царь Израиля, жив и существует», поставили загородку. А когда-то мы приходили сюда, гладили прохладный материал ковра, и в сердце нашем было то же ощущение, которое бывает, когда приходишь навестить могилу своего близкого родственника. Поэтому мы абсолютно согласны с раввином: конечно же, перебрался! И это дает нам право с чистым сердцем очередной раз сказать: это было здесь!

Глава 13

Пришедший к власти после смерти Давида его сын Соломон и впрямь был мудрым. В отличие от своего папаши, мечтателя и гуманиста, он тут же купил всех, кого надо, включая своего братца Адонию, и стал царствовать. Он принял много правильных решений и немало способствовал развитию драматургического (см. «Кавказский меловой круг» Брехта) и других искусств. Кроме того, ему по наследству перешел литературный ген, и он сочинил два шедевра: «Песнь Песней» и «Экклезиаст». Очень известный в прошлом веке в России американский писатель Эрнест Хемингуэй однажды сказал: «Во всей мировой литературе существует только две темы: в чем смысл существования человека и отношения между мужчиной и женщиной. И то и другое уже было в Библии». Это он о книжках, написанных Соломоном, сказал. (Про третью главную тему – отношения мужчины и мужчины и четвертую – феминизм и отношения женщины с женщиной Хемингуэй не упомянул, потому что был мужчиной подлинным и настоящим.)

Судя по всему, Соломон еще имел, как и полагается стандартному великому правителю, манию строительства, куда и вбухал все денежки, предварительно выжатые из трудового народа. Среди его выдающихся построек мы для начала упомянем Мегидо. Это на перекрестке с тем же названием, как раз напротив тюрьмы, где недавно раскопали изумительную мозаику и чуть ли не самую первую в мире церковь. (Особенно нервничать по этому поводу не нужно: их – самых первых – в Израиле несколько.) Теперь террористам подыскивают новое место проживания, но пока не нашли, поэтому раскопки можно увидеть, только занявшись террором и получив срок за это дело.

Сам город существовал аж с середины четвертого тысячелетия до н. э., то есть издревле. Перед ним налево-направо расстилается Изреельская долина, место, просто созданное для сражений. Обнаружено это было уже в далекой древности, и с тех пор оно употреблялось по назначению. Фараон Тутмос III побивал здесь то ли хеттов, то ли ханаанцев (ему тоже это было без разницы), а неподалеку, у горы Гильбоа, полководец Гидеон лупил мидианитян, именно тут пришел конец Иораму, сыну царя Ахава, самому царю Ахаву и жене его Иезавели (об этом впереди). В Мегидо был убит гостивший здесь иудейский царь Ахазия, затем здесь гуляли ассирийцы, здесь фараон Нехо разгромил славного царя Осию, здесь мамелюки остановили сельджуков, а позже тут били османских турок: сперва Наполеон, а потом британский генерал Алленби. Ему в этой битве противостоял немецкий генерал Лиман фон Сандерс, по национальности еврей. Красивой фамилией он обязан своей жене. Несмотря на это, а может – благодаря этому, он разбил англичан в знаменитой битве при Галлиполи, но при Мегидо у него ничего не получилось. Алленби получил титул лорда Мегидо и кучу улиц, названных в его честь в израильских городах. Фон Сандерс ничего не получил, даже переулка захудалого. Увы – такова участь побежденных. Потом, во время Войны за независимость, евреи разбили здесь Арабскую армию освобождения под руководством Каукаджи. Но самая главная битва еще впереди. Она произойдет в Армагеддоне (Ар Мегидо – на иврите Гора Мегидо) между Гогом и Магогом. Это с удивительным даром предвидения сообщил Иоанн Богослов, а поскольку до него того же мнения придерживались авторы Кумранских рукописей (правда, там были не Гог и Магог, а Сыны Света и Сыны Тьмы, но ежу понятно, что это одно и то же), то сомнений никаких не остается, и мы с чувством глубокого удовлетворения скажем: это будет здесь!

Царь Соломон держал здесь свои колесницы и лошадей, от которых – нет, не от лошадей, а от конюшен – остались кой-какие камни. Затем он построил… вообще, здесь как чего найдут, сразу приписывают Соломону, уж такая у него репутация, так что на слово мы верить никому не рекомендуем.

Потом Соломон выстроил флот и стал плавать по Красному морю, а заодно выплавлять медь и добывать красивый эйлатский камень в месте, которое называется Тимна. Место это совершенно волшебное, с разноцветными выветренными временем скалами, и если вдруг тут в воздухе появится ковер-самолет или еще какая-нибудь чертовщина, то вы ничуть не удивитесь. Медь тут добывали еще четыре тысячи лет назад, потом тут были египтяне, и все чего-то добывали и все оставляли следы. Эйлат, который основал все тот же Соломон, на самом деле основали до него, но это не считается. В 1948 году евреи выбили из Эйлата (который к тому времени представлял собой полицейский участок под названием Ум-Рашраш) арабов и торжественно водрузили знамя. Вот с этим знаменем, по слухам, произошла довольно курьезная история. Когда в ходе блестящей военной операции полицейский участок был захвачен, то выяснилось, что флага нет как нет, его впопыхах забыли в другом, взятом ранее малонаселенном пункте. Конфуз мог обернуться позором, но, по счастью, у одной военнослужащей нашлись запасные трусы белого цвета, которые и были немедленно реквизированы для государственных нужд, распороты и, после того как на них синими чернилами были изображены две полосы и магендавид, торжественно подняты над означенным полицейским участком. Эта история очередной раз доказывает, что еврейский гений способен решить любую, даже самую сложную, задачу.

Сегодня Эйлат знаменит своим коралловым рифом (большая и лучшая часть которого находится на Синайском полуострове), шикарными отелями, морским музеем с невероятной красоты диковинными рыбами, подводным плаванием, экскурсиями в горы, международным фестивалем джаза, фестивалем «Опера на Красном море», которым руководит Валерий Гергиев, и прочей разнообразной курортной активностью – ночной жизнью, легкостью встреч и такой же легкостью расставаний. Зимой там появляется большое количество минимально одетых перелетных скандинавских девиц, с удовольствием садящихся на израильских солдат. Вид человека в форме производит возбуждающий эффект на этот род человеческой фауны.

*

 
Изрядно я терялся иногда
На стыках неожиданных событий,
но предки меня дергали тогда
за генеалогические нити.
 

Неподалеку от Эйлата есть также киббуц Ютвата, славящийся своими молочными продуктами, Ах да, чуть не забыли. Ходят слухи, что эйлатский камень, который водится только здесь и являет собой природный конгломерат малахита с лазуритом, вот-вот весь выработают и на всех не хватит. Так это или не так, мы точно не знаем, наше дело сказать, чтобы потом претензий не предъявляли.

*

 
Земля моих великих праотцов
полна умов нешибкого пошиба,
и я среди галдящих мудрецов
молчу, как фаршированная рыба.
 

*

 
Все предрассудки прочь отбросив,
но чтоб от Бога по секрету,
свинину ест мудрец Иосиф
и громко хвалит рыбу эту.
 

Меж тем Соломон расширил территорию своего царства аж до Евфрата с одной стороны и Нила – с другой. Увы, большинство памятных мест того времени сегодня за границей, и, для того чтобы их отыскать, надо ехать бог знает куда, в бог знает какие страны. Соломон был человек гостеприимный (вспомните историю с царицей Савской), и вообще создается впечатление, что главным для него было выпить, закусить и… в общем, сексуальный аппетит он тоже от папаши унаследовал, но потом начал проявлять мудрость и сокрушаться о суете сует. По женской части Соломон был большой ходок: одних официальных жен у него было семьсот, а еще триста наложниц. И границы государства он расширял путем династических браков, а не военными действиями. За него, за иностранного царя, сам фараон, чего ни раньше ни позже не случалось, выдал свою дочь, и гробницу ее по сей день можно видеть на западном склоне Масличной горы напротив града Давидова. Там же, чуть подальше, возвышается гора Скандала, или, как ее еще называют, – гора Поругания. Дело в том, что терпимость никогда не входила в достоинства евреев. А Соломон был настоящий либерал и для всего своего разнообразного женского персонала настроил на этой горе языческих храмов и жертвенников, чтобы каждая молилась и жертвовала в соответствии с особенностями ее национального характера и культуры. То есть он, Соломон, был этакий пропостмодернист. (Мы не без гордости относимся к этому, нами введенному в научную фразеологию, термину.) Но евреи ими не были, отчего и случился скандал, давший название горе.

Но конечно, самое главное, что построил Соломон, – это Храм. (Он еще и дворец себе построил ничуть не хуже, а может, еще и лучше, но Храм все-таки главнее.) Позже из-за его страсти к строительству масоны его произвели в масоны, но может быть, он и вправду им был.

В самом начале этой главы мы легкомысленно и необдуманно заявили, что царь Соломон вбухал в свое грандиозное строительство все государственные средства, да еще сболтнули, что он выжал их из еврейского трудового народа. Скорее всего, нам в голову ударила замшелая какая-нибудь фраза из политэкономии, которую нам вкручивали то ли в школе, то ли в институте. Учились мы тогда старательно, и ядовитые обрывки прошлого образования всплывают неожиданно в ослабшей нашей памяти – то и дело ляпнешь что-то, но потом спохватишься, по счастью. Так вот, источник легендарного богатства царя Соломона (и процветания страны при нем) крылся в добыче меди, очень дорогого в те времена металла. Мы уже упоминали о Тимне, но главные, огромные рудники были обнаружены сравнительно недавно. Место это находится в Иордании, так что мы вас не зовем полюбоваться раскопками гигантского меднорудного комбината, созданного три тысячи лет назад. Вздохнем лишь о государственной мудрости царя Соломона, который всю эту нефтяную трубу (тьфу ты, опять оговорились!) употребил на пользу для своей страны.

Так вот, теперь о Храме. Строился он долго, целых семь лет, и когда его наконец построили, то Соломон произнес инаугурационную речь (слово «инаугурация» вообще-то применяется по другому поводу, но уж больно оно красивое, и жалко им не воспользоваться), основным тезисом которой было: «Храм этот будет святым для всех, и чужой, не из народа Израиля, придет к Тебе». То есть опять-таки было торжество ума, либерализма и просвещенного взгляда на мир.