Текст книги "Кто придет на «Мариине»"

Автор книги: Игорь Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава четвертая

В Цель-ам-Зее Фак приехал во второй половине дня. В этом маленьком, уютном городке он как-то провел несколько дней. Тогда в озере хорошо ловилась рыба, а у фрау Герды, содержательницы небольшого отеля, были вкусные шницели и острые, нагоняющие аппетит салаты. Вот, пожалуй, все, что осталось в памяти Фака от короткого пребывания в этих местах.

Брауерштрассе, на которой жил Розенкранц, привела Максимилиана к самому озеру. Небольшой особняк в современном стиле с номером «14» стоял несколько поодаль. К нему проложены две асфальтированные дорожки: одна – к небольшому гаражу, другая – к подъезду дома. У раскрытых ворот гаража стоял «мерседес» модели прошлого года. Около него возился уже немолодой, сухопарый мужчина в комбинезоне и берете. Фак подъехал к нему.

– Добрый день, – сказал он, выбираясь из кабины.

– День добрый.

– Не скажете ли, дома господин Розенкранц?

На этот вопрос он не получил никакого ответа и уже подумал, не глух ли шофер Розенкранца, но тут человек в комбинезоне распрямился, вытер ветошью руки и с достоинством представился:

– Эрих Розенкранц.

– Простите, – сказал Фак, несколько смутившись. – Хотел бы поговорить с вами, я – журналист Максимилиан Фак.

Розенкранц пристально посмотрел на него и предложил:

– Пройдемте в дом.

Они миновали небольшой садик и поднялись по ступенькам.

– Какую газету вы представляете? – спросил Розенкранц, повернувшись к Факу.

– Я работаю в журнале «Вечерние чтения», но представляю сейчас самого себя, если так можно выразиться.

– Простите, вы назвались Факом. Не ваша ли это книга рассказов «Сиреневая степь»?

– Да, это моя книжка.

– В рассказах о плене я нашел многое созвучное тому, что пришлось пережить мне.

– Вы были в плену?

– И в плену, и в тюрьме… Прошу вас, проходите, садитесь. Я оставлю вас на минутку, только переоденусь.

Фак опустился в глубокое старомодное кресло, так не гармонировавшее с легкой современной мебелью в гостиной.

Розенкранц вышел в светлом костюме с бутылкой коньяка и двумя рюмками.

– Не знаю, с чем вы пришли ко мне, – сказал он, – но почему-то я испытываю к вам доверие. Сигары, сигареты?.. – спросил он.

– Спасибо. Я курю только «Астор», – Максимилиан достал из кармана пачку сигарет.

Розенкранц наполнил рюмки.

– Еще два дня тому назад я и не думал об этой встрече, – признался Максимилиан.

– И что же случилось за эти два дня?

– Ничего особенного. Я прочитал репортажи Мирбаха в «Штерне» и загорелся желанием увидеться о вами.

– Простите, к какой партии вы принадлежите?

– Я не принадлежу ни к какой партии и интерес к вам имею чисто литературный, писательский. Я сейчас работаю над одной вещью. В центре ее – тридцатые годы, наш взлет…

– Это документальная вещь?

– Нет, это вещь художественная, но тем не менее я хочу ей придать внешне документальный характер.

– Чем я могу быть полезен вам? – поинтересовался бывший гаулейтер.

– Гаулейтера Розенкранца знают все, Розенкранца-человека знают только близкие, мне хотелось бы узнать вас с этой стороны.

– Вы с кем-нибудь уже беседовали обо мне?

– Нет. Я решил, что вы лучше других сможете рассказать о своей жизни.

– И вы потом об этом напишете?

– Надеюсь. – Фак вытащил сигарету, понюхал ее.

– Видимо, разговор у нас будет долгим, и поэтому я распоряжусь, чтобы экономка приготовила кофе, – сказал Розенкранц.

Спустя несколько минут он вернулся и попросил Фака:

– Не будете ли вы настолько любезны и не поменяетесь ли со мной местами? Я так привык к этому креслу, что в другом чувствую себя, как говорится, не в своей тарелке.

– С этим креслом у вас связаны какие-то воспоминания?

– Это кресло стояло в моем рабочем кабинете, сначала в Кенигсберге, потом в Зальцбурге.

– Вот как! Значит, это кресло гаулейтера.

– Можно сказать и так, но все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в понятие «гаулейтер». Левые журналисты употребляют его как бранное слово.

– Я никогда не был левым, – ответил Фак.

– Значит, я не ошибся в вас.

Женщина лет сорока, еще довольно привлекательная, с модной прической и слегка подведенными глазами, вкатила небольшой столик на колесиках.

– Гутен таг, – поздоровалась она.

– Это моя экономка, фрау Элизабет, – представил ее Розенкранц.

«Она совсем не похожа на нашу Бэт, хотя они, наверное, одного возраста», – мельком подумал Фак.

– Итак, с чего мы начнем? – спросил Эрик Розенкранц.

– Начнем с начала, – сказал Максимилиан.

– Как давно было это, – начал он долгий и нудный рассказ, который много раз уже прокручивал, – и в то же время кажется, что это было совсем недавно. У вас не бывает таких моментов, когда вы думаете о прожитой жизни?

– Что-то похожее – да. А иногда все прошлое как бы приближается на такое расстояние, что его можно потрогать рукой.

– Вот именно – «потрогать рукой». Это вы хорошо сказали. Еще чашечку кофе?

– Нет, спасибо. Я вижу, что очень утомил вас, но разрешите задать вам вопрос: что вы можете сказать по поводу всей этой истории с Грюнзее?

– Ах, молодой человек… Я понимаю, вы журналист, и вас влечет сенсация… Об этом деле я почти ничего не знаю и думаю, что девяносто девять процентов из опубликованных на эту тему материалов – это домысел ваших коллег-журналистов. Я вполне допускаю, что в Грюнзее были затоплены ящики. Думаю, что во многих альпийских озерах вы найдете нечто подобное. Ведь тогда было такое время: конец войны, подходил враг, и люди все прятали…

– Но ведь пишут, что это были не совсем обычные ящики, что в них содержались секретные документы.

– Писать и говорить можно все… Нужны доказательства. А ведь их нет… Кто видел эти документы?

– Но журналист Мирбах заявляет, что видел их…

– Я читал это. Более наивной истории нельзя было придумать… Скорее всего, просто ребята напились с вечера…

– Но это объяснение нельзя считать серьезным.

Розенкранц пожал плечами, как бы говоря: «А что я могу сказать другое?»

– А в общем, это меня мало интересует, – давая понять, что разговор окончен, сказал он.

Поднялся и Фак.

– Я надеюсь, что вы не используете мое доверие мне же во вред? – спросил Розенкранц.

– На доверие я отвечаю доверием… До свидания, господин Розенкранц…

Глава пятая

Клаус медленно пробуждался ото сна и в первую минуту не мог разобрать: идет теплоход или они причалили. В Северном море их сильно качало, а теперь теплоход шел по ровной, как стол, поверхности. Могучие машины, спрятанные в утробе корабля, работали, два гребных вала давали сотни оборотов в минуту и слегка вибрировали, и эта вибрация передавалась корпусу, переборкам, всему судну.

Клаус встал и приоткрыл шторку на окне. Да, конечно, это была Темза. Серая предрассветная мгла висела над рекой. Левый берег виднелся в отдалении узкой полосой. Здесь Темза была широкой и напоминала скорее морской залив, чем реку. По ее сероватой, тронутой рябью поверхности скользили корабли, один танкер среднего тоннажа с широкой трубой, сдвинутой к корме, прошел совсем близко, на флагштоке, на корме, можно было различить шведский флаг. Не успел Клинген проводить его взглядом, как по левому борту надвинулось какое-то гигантское судно с красивыми обводами. Оно было белоснежным и напоминало огромный айсберг. Почти минуту судно шло встречным курсом, заслонив от пассажиров «Киквика» противоположный берег.

Могучая водная артерия, соединяющая Лондон с крупнейшими портами мира, пульсировала днем и ночью. Клаус впервые подъезжал к Лондону по Темзе. Он много слышал о Лондонском порте, а теперь увидел это своими глазами. До города еще оставалось сорок миль, а оба берега реки уже были густо заставлены портальными кранами и причалами, способными одновременно принять и разгрузить сотни судов.

С каждой милей чувствовалось приближение огромного города. Небольшие поселки индустриального типа и трубы маленьких заводов и фабрик, теснившихся на окраине, сменялись многоэтажными серыми домами и высокими трубами крупных промышленных предприятий. Теперь уже не сотни, а тысячи машин, похожих на темных жучков с красными глазами, сновали по шоссе по правому берегу.

Когда Клинген вышел на палубу, уже светало. За двумя дымящими толстыми заводскими трубами в красноватой пелене вставало солнце. Этот переход от ночи к дню был быстрым и малозаметным: контуры построек на берегу становились более четкими и резкими, погасли желтые фонари вдоль прибрежного шоссе, вода за бортом светлела и становилась зеленоватой.

По радио объявили, что «Киквик» через четверть часа приходит в Тильбери. Клинген хотел было уже пойти разбудить Маргарет, как увидел ее. Она была в белом жакете с коричневой отделкой, в узкой белой юбке и легких ажурных туфлях.

– Хелло!

– Хелло! Вы хорошо выглядите, Маргарет, качка на вас совсем не повлияла.

– Спасибо, шеф. Я приняла две таблетки и спала как сурок.

Она вдохнула полной грудью свежий речной воздух, и, казалось, он влил в нее новые силы.

– Сегодня, Маргарет, у нас свободный день. Вы только скажите мне, где вы намерены остановиться?

– Разве у вас не будет деловых встреч и я вам не понадоблюсь?

– Нет. Сегодня я хочу отдохнуть и навестить старого приятеля.

– Я всегда останавливаюсь у Хилтона[26]26
  Американская компания, имеющая отели во многих странах мира.


[Закрыть]: там проще, не нужно соблюдать церемоний, принятых в английских гостиницах, – сообщила Эллинг.

– У нас удивительно совпадают вкусы, представьте, я тоже предпочитаю Хилтона. Значит, поедем вместе.

Причал, к которому подошел «Киквик», был пуст. Это был старый причал, предназначенный для таких же старых теплоходов, как «Киквик». Отсюда до Лондона было двадцать шесть миль.

Два сонных чиновника стояли на выходе из крытого перехода, соединяющего причал со станцией лондонской электрички. Они делали отметки о въезде в паспортах прибывших пассажиров.

Так же пусто оказалось и на перроне. Электричка уже поджидала пассажиров на третьем пути. Двери свободных купе были распахнуты, и в купе можно войти прямо с перрона. Нигде – ни железнодорожных служащих, ни кондукторов. Пассажиры «Киквика» заняли места в электропоезде, и вокзал снова опустел.

Без всяких сигналов электричка тронулась с места.

Клаус и Маргарет сидели в купе вдвоем. Электричка была старенькой, с потертыми сиденьями и выцветшей краской на стенах.

За окном проносились дома и фабричные здания, потом начались поросшие рыжей травой пустыри, и это удивило Клауса. Англичане дорожили каждым клочком земли, неужели они не могли как-то использовать эти земли?

Но вот снова пошли постройки, маленькие дворики – это были уже пригороды Лондона.

Улицы по-прежнему были пустынны, и лишь изредка то в одном месте, то в другом мелькала автомашина.

– Удивительно безлюдно, – заметил Клинген. – Будто мы попали в заколдованный город.

– Сегодня суббота, господин Клинген, – пояснила Маргарет, – большая часть лондонцев выехала за город, наиболее состоятельные проводят эти дни в Париже, а остальные – сидят дома… в халатах… Разве вы не знаете, что англичанин позволяет себе такую роскошь – посидеть в халате – только в субботу и воскресенье?

– Я слышал об этом как об анекдоте.

– Это совсем не анекдот. Вам не приходилось никогда жить в английской семье?

– Нет, не приходилось.

– Я жила в Англии год, когда изучала язык, и знаю, что это совсем не анекдот. Кстати, в субботу и воскресенье англичане не ходят друг к другу в гости. Вы, кажется, хотели навестить приятеля – учтите это.

– Я уверен, что Митчел совсем не такой и ему не свойственны все эти привычки.

– Это не привычка, это традиция. А традиции в Англии выше законов.

Электричка остановилась. Они вышли на перрон.

– Ну а такси мы найдем в это субботнее утро? – поинтересовался Клинген, окидывая взглядом привокзальную площадь.

– В субботу трудно, владельцы такси в эти дни тоже отдыхают: ведь пассажиров нет. Мы без чемоданов и быстрее доберемся до центра на подземке, – предложила Маргарет.

Проехав несколько станций в метро, они вышли на Оксфордстрит – одну из самых шикарных улиц Лондона с богатыми универсальными магазинами. Здесь им удалось взять такси, которое доставило их к отелю Хилтона.

В прошлый раз, зимой, Лондон после Парижа показался Клаусу городом, в котором мало света. Вопреки устойчивым представлениям об Англии как о туманном Альбионе небо было ясным и светило солнце. Но старинные закопченные здания поглощали солнечные лучи, и широкие красивые улицы были темными и холодными. Сейчас, в летний день, город выглядел иначе. Солнце по-северному было не знойным, но ярким, а зелень многочисленных парков и скверов придавала городу праздничную окраску.

Формальности в гостинице заняли несколько минут. Ему и Маргарет отвели два соседних удобных номера, и они условились, что встретятся в холле завтра, в десять часов утра.

Из номера Клинген позвонил Митчелу, и женский молодой голос ответил ему, что Митчел дома, но сейчас отдыхает. Клаус вызвал по телефону такси и спустился вниз.

Выехав из города, машина миновала старую деревню. Еще издали Клинген увидел Виндзорский замок, возвышающийся на холме. Вскоре можно было различить среди высоких деревьев двух-трехэтажные дома Виндзора.

Как ни странно, но улицы этого маленького городка были более многолюдны, чем улицы Лондона. Очевидно, его жители чувствовали себя здесь как на даче и никуда в выходные дни не выезжали. Действительно, тут было очень мило: и пруд был, и красивые окрестности.

Они проехали школу Итона, школу будущих премьер-министров, как ее называли. В ней учились дети потомственных аристократов, принцы и принцессы из тех стран, где монархия еще сохранилась в какой-либо форме, ну и, конечно, отпрыски местных богачей. Сразу за школой Итона был дом Митчела Эскина. Клаус расплатился с водителем, вышел из машины.

Он нажал кнопку звонка у калитки. Через низенькую ограду хорошо был виден цветник, окружавший дом. У окон росли ярко-красные розы. Во всем здесь чувствовались женская рука и хороший вкус, и Клинген порадовался за друга, что он живет в таком месте и что его жена – отличная хозяйка.

К калитке спешила чернокожая девушка в яркой цветной блузке и черной мини-юбке, казавшейся короче оттого, что ноги у девушки были толстыми. Раньше у Эскина не было служанки.

«Уж не обознался ли я домом?» – подумал Клинген и спросил:

– Здесь живет мистер Эскин?

– Да, сэр, – ответила девушка.

– Могу я его видеть?

– Как мне доложить о вас, сэр?

– Я – Клаус Клинген. Скажите ему – Клаус Клинген, – повторил он, чтобы она запомнила его имя.

– Да, сэр. – Она сделала что-то похожее на книксен и потопала толстыми ножками, обутыми в легкие матерчатые туфли на толстой подошве из прессованной пробки.

Служанка вернулась тотчас же, а за ней, о боже, действительно в халате и с трубкой в руках выскочил Митчел:

– Клаус!

– Рад тебя видеть, Митчел.

– Ну заходи же, заходи…

На крыльцо вышла Кэт, жена Митчела:

– Добрый день, мистер Клинген.

– Добрый день, миссис.

Жену Эскина Клаус видел только однажды. Митчел мало говорил о ней, даже когда они подолгу бывали в море, и это удивляло Клауса. О первой жене Митчела Клинген со слов Эскина знал так много, что ему казалось, будто он был знаком с нею давным-давно… А Кэт… он не знал о ней почти ничего и потому чувствовал себя несколько стесненно.

– Митчел, что скажут соседи, в каком ты виде? Вы извините его, мистер Клинген, но он так обрадовался, услышав, что вы приехали. – Кэт явно испытывала неловкость оттого, что Митчел выскочил в халате.

– Ах, Кэт, оставь. Соседи меня мало интересуют, – с чуть заметным раздражением ответил Эскин.

– Не беспокойтесь, миссис, все в порядке, это так естественно… Если бы Митчел приехал ко мне, то я вел бы себя, наверное, так же.

– Прошу вас, проходите в дом, – предложила Кэт.

Кэт из вежливости немного побыла с мужчинами, а потом, извинившись, пошла на кухню присмотреть за Барбарой, которая готовила сэндвичи.

– Я тебя недавно вспоминал, – раскуривая трубку, сказал как бы между прочим Митчел. – Я часто вспоминаю тебя, – продолжал он. – Знаешь, когда ты демобилизовался, мне тебя очень не хватало… Все-таки мы с тобой люди одного поколения, а это очень важно.

– Мне тоже все время тебя недостает. Да и по морю я скучаю, – сказал Клаус.

– Ну, второго я еще не испытываю, я сыт морем. Но, наверное, с будущего года тоже подам в отставку. Хватит. Буду помогать Кэт выращивать розы, займусь сыном…

– Кстати, где Том?

– Он гостит у бабушки.

– Тебе будет трудно уйти, Митчел.

Эскин ответил не сразу. Трубка его почти погасла, и он сделал несколько глубоких затяжек, прежде чем она снова задымилась.

– Приходит время, когда всюду тебе говорят: пора.

– Ты имеешь в виду… Уайтхолл?[27]27
  Имеется в виду военно-морское управление Англии.


[Закрыть]

– Уайтхолл тоже. – Эскин налил в рюмки и продолжал: – Перед отпуском я виделся с этой старой перечницей – Старром[28]28
  Адмирал Старр.


[Закрыть], и он мне намекнул…

– Он по-прежнему начальник оперативного управления?

– Да.

– Откровенно говоря, уходить не хочется, – помолчав, продолжал Эскин. – Много интересного появилось в подводном флоте.

– С тех пор как я ушел, что-нибудь существенно изменилось?

– Еще бы. Ты ничего не слышал о лодке Хазелтона?

– Я даже не знаю, кто такой Хазелтон. Это ученый?

– Он капитан третьего ранга, но, наверное, имеет инженерное образование.

– Так что же придумал этот Хазелтон?

– Он спроектировал подводную лодку с тандемной движительной системой. Считается, что лодка не будет уступать в скорости лучшим образцам современных атомных подводных лодок, зато по маневренности превзойдет любое подводное движущееся средство.

– Да, это интересно. Но все это, очевидно, только проекты?

– Нет, почему же? Уже построена и испытана модель такой лодки.

– Испытания дали ожидаемые результаты?

– Примерно да.

В кабинет вошла Кэт.

– Надеюсь, вы останетесь у нас, мистер Клинген? – спросила она.

– Я бы с удовольствием: пароход уходит завтра в двенадцать, но утром я должен еще кое с кем встретиться в Лондоне.

Когда Кэт вышла, Митчел неожиданно спросил Клауса:

– Ты знаешь, что тобой интересуется Си-ай-си?

– Си-ай-си?

– Да. Вчера ко мне приходил некто Питер Гарвей. Он расспрашивал о тебе. Как давно я тебя знаю, откуда ты родом, что мне известно о твоем прошлом?..

– Удивительно, чем я мог вызвать к себе такое внимание? Удивительно, – повторил Клинген. – Но все-таки спасибо, что ты сказал мне об этом. Я ценю твое доверие ко мне.

– Не за что меня благодарить. Ты знаешь мое отношение к ним…

Да, Клаус знал. Он знал об Эскине многое. Митчел – потомственный моряк и бывал до войны во многих странах мира. Во время войны его сухогруз в составе каравана судов трижды доходил до Мурманска и не получил даже пробоины. Это было тем более удивительно, что из трех караванов, в которые входило сто двадцать одно судно, восемьдесят два потопили немецкие подводные лодки и авиация. Счастливчик Митчел – так его называли моряки, пока жена и пятилетняя дочь не погибли в водах Атлантики на пароходе «Георг», торпедированном гитлеровцами. После этого Митчел пошел добровольцем в «Миджет сабмаринс»[29]29
  Английские сверхмалые подводные лодки.


[Закрыть]. Эти подразделения нанесли немецкому флоту серьезный урон, самой крупной их добычей был линкор «Тирпиц» – гордость немецкого военно-морского флота. Служба в «Миджет сабмаринс» была службой смертников. Но и здесь он даже не был ранен.

Эскин хорошо помнил все три прихода в Мурманск. При первой встрече русские были сдержанны. Позже он понял, что сдержанность относилась, собственно, не к английским и американским морякам, а к правительствам их стран, к той политике, которую они проводили в начале войны по отношению к России, истекающей кровью. Но после второго, а особенно после третьего прихода лед, как говорится, растаял.

В войну все было ясно, где враг, где друг… Речь Черчилля в Фултоне вызвала в Эскине отвращение к политике. Черчилль в этой речи призывал собирать трофейное немецкое оружие, с тем чтобы в свое время дать его в руки немцам и направить их против русских…

То, что Эскин был критически настроен к существующему в Англии правопорядку, симпатизировал русским, Клаус знал давно. При каждой новой встрече он исподволь готовил свой главный разговор с Митчелом, разговор, после которого жизнь этого человека могла измениться коренным образом.

И разговор состоялся бы сегодня, если бы Митчел не упомянул о Си-ай-си…

Это – уже второе! – предостережение озадачило Клингена, но в какой-то степени и успокоило. Немного же Гарвей знает о нем, если расспрашивает Эскина. Конечно, Митчел не должен был говорить ему об этом, но Гарвей, зная об их дружеских отношениях, мог предположить, что Эскин все-таки предупредит его. А если это так, то что в данном случае выигрывает Гарвей?..

В отель Клинген приехал около часа ночи. Ключ от комнаты Маргарет висел на щите. Значит, она еще не вернулась…

Перед сном Клаус принял душ. Закрыв глаза, он долго стоял, подставив голову под сильные прохладные струи воды. Потом растер тело полотенцем и лег.

* * *

Приехав в Лондон, Гарвей первым делом отправился в Бедфортшир. Во время войны, перед своей последней «командировкой», он провел там чудесные две недели с Мери. Хотя Бедфортшир тогда назывался сортировочным лагерем, это название меньше всего подходило к прекрасному загородному имению около Лондона, окруженному тенистыми парками и сочными лугами. В лагере часто устраивались развлечения, спортивные состязания, в которых принимали участие и девушки из корпуса медицинских сестер. Многие из них стали женами разведчиков. Он чуть не женился тогда на Мери. Их помолвка была назначена на субботу, а в четверг его вызвали в разведуправление и приказали лететь… Из этой «командировки» ему не суждено было вернуться до конца войны, а когда в июне сорок пятого года он приехал в Лондон, то узнал, что Мери вышла замуж.

Но не сентиментальные воспоминания о прошлом привели его в Бедфортшир. Здесь он встретился со своим старым знакомым из Интеллидженс сервис: подполковником Теддером, рассказал о Клингене и попросил установить слежку за Эскином. Все люди, с которыми теперь встречался Клинген в Англии, попадали под увеличительное стекло Интеллидженс сервис.

В тот же вечер агенты Теддера доставили пленку, на которой был записан весь разговор между Клингеном и Эскином.

О том, что Клинген собирается встретиться с Эскином, Гарвею сообщила Эллинг. Остальное при современной технике подслушивания не составляло труда.

Теддер и Гарвей, потягивая бренди, расположились в старых, но уютных креслах в кабинете подполковника и прослушали запись. Эскин дважды нарушил долг: сказал Клингену о визите Гарвея и, очевидно, чтобы выказать свое доверие, завел разговор о лодке Хазелтона. К этому разговору, правда, его умело подвел Клинген…

Ничего существенного пока установить не удалось, Гарвей был не очень доволен поездкой в Лондон.