Текст книги "Прощай Багдад"

19 – 20 ФЕВРАЛЯ 2000 ГОДА. БАГДАД

Она села к столу, включила настольную лампу и раскрыла паспорт Бирюковой. Визы было две – иорданская, транзитная, и отпускная, с возвратом – иракская. Что ж, это и надо было предвидеть – прямых рейсов на Москву в условиях санкций ООН нет уже много лет, так что все летали либо через Амман, либо через Дамаск.

Лена внимательно рассмотрела фотографию жены Бирюкова. Пожалуй, в жизни она выглядела не столь эффектно. Со снимка на нее смотрело молодое симпатичное лицо, обрамленное темными густыми волосами, с челкой, с блестящими живыми глазами – насколько это можно было разглядеть на небольшом паспортном снимке. Да, сходство удивительное. Вот только прическа Лены не была такой пышной. «Ну, ничего, лак все поправит, да и вообще нет ничего такого, что не могла бы исправить умело наложенная косметика», – решила она.

Но надо спешить. У нее в запасе день, самое большее – два. Она прошла в спальню, просунула руку под висящую на стене картину с традиционным восточным пейзажем – караваном усталых верблюдов, бредущих по пустыне, – и извлекла все свои сбережения. За последние два года ей удалось собрать восемьсот долларов. Она сунула деньги в боковой кармашек сумки, туда же положила оба российских паспорта – общегражданский и заграничный, – которые получила несколько лет назад в посольстве России. Тогда, в 1993-м, через полтора года после развала Советского Союза, она пришла в посольство и попросила переоформить ей паспорта – как предчувствовала, что они могут пригодиться. Посольства Беларуси в Багдаде, естественно, не было, и российские – уже не советские! – чиновники не нашли формальных поводов для отказа. Тем более, что ситуация была нестандартная, и как поступать в подобных случаях никто не знал.

Лена достала с полки шкафа небольшой кожаный чемодан, расстегнула «молнию». Ей было совершенно ничего не нужно, но на таможне отсутствие вещей может вызвать подозрение. Она выбрала кое-что из нижнего белья, два платья, которые не надевала уже Бог знает сколько лет, две пары колготок, альбом со свадебными фотографиями, сверху бросила недавно вышедшую биографию Хусейна на английском языке, подаренную ей кем-то из арабов, заходивших в «Машэкспорт».

Она посмотрела на часы. Без двадцати два.

Завтрашний день решит все. А сейчас – спать.

20 ФЕВРАЛЯ 2000 ГОДА. БАГДАД

Но сон не шел. В ее мозгу, калейдоскопом сменяя друг друга, мелькали события последних часов: встреча с Виктором, его убийство, поездка в морг. Лишь часа в четыре Лена заснула, но сон был коротким и неглубоким.

В шесть утра она проснулась, но решила уже не пытаться заснуть. Надо было продумать все детали предстоящей встречи с женой Виктора.

В девять утра она набрала домашний номер Бирюковых.

Валентина долго не поднимала трубку, но Лена терпеливо ждала.

– Привет, Валентина!

– Ты, Лена? Я принимала душ, – наконец послышался ее голос.

– Давно не видела тебя, вот решила позвонить. Как там Виктор? – спросила Лена, сознавая всю чудовищность ситуации и свою подленькую роль в ней: она интересовалась Виктором, застреленным на ее глазах и обысканным ею в морге!

– Уехал в Мосул, – последовал ответ. – Осматривать достопримечательности. Завтра к вечеру должен вернуться. Совсем чокнулся на этих дурацких развалинах. Востоковед хренов! – фыркнула она.

– А ты чего не поехала?

– Ни малейшего желания. Да и давление что-то поднялось. Отлежусь маленько перед отъездом: послезавтра летим в Москву.

– Да ты что! Неужели в отпуск? – с притворным удивлением спросила Лена.

– В отпуск. Подожди, я выключу воду, – в трубке послышалось шлепанье босых ног.

Лена ждала, поигрывая яркой коробочкой «Хемиверина». Как помогло Ахмеду это средство в последний год его жизни, когда по ночам он метался и стонал от невыносимой боли! Сегодня оно должно было оказать еще одну услугу, но уже не ему – ей.

– Да, – вновь раздался голос Валентины.

– Валя, я тут подумала, не могу ли я передать вам с Виктором письмо в Беларусь? Наклеите марку, если не затруднит, и бросите в Москве.

– Конечно, Лена, о чем разговор. Приезжай.

Наступил решающий момент. Если Валентина откажется, все значительно усложнится.

– А может ты, Валя? Знаешь, мой «опель» что-то совсем скис, боюсь, встану где по дороге. Поболтаем, выпьем бутылочку хорошего вина за твой отъезд? У меня есть французское. Настоящее.

Она знала, чем можно заманить Бирюкову – и не ошиблась.

– Французское, говоришь? Это хорошо. Во сколько удобно?

– Давай часа в три.

– В три? Да ты что, так рано!

– Знаешь, Валя, мне еще вечером надо будет зайти к родителям Ахмеда, – солгала Лена.

– А ты, вроде, говорила, что у тебя с ними давно никаких отношений? – заметила Бирюкова.

«Черт! – выругалась про себя Лена. – Вот что значит ляпнуть, не подумав! Надо выкручиваться».

– Это верно, никаких. Но – понимаешь, вчера звонила его мать, просила вернуть альбом с его юношескими фотографиями.

Насчет альбома было правда. На прошлой неделе, разбирая старые газеты и журналы, Лена действительно обнаружила альбом со студенческими снимками Ахмеда, потерявшийся еще в те страшные дни, когда она в восемьдесят втором перевезла своего изувеченного мужа из госпиталя и все в доме перевернулось вверх дном. Глядя на снимки, сделанные лишь за пару лет до того, как они познакомились в Минске, она чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Альбом был. Звонка от матери Ахмеда – нет.

Бирюкова вздохнула.

– Ладно, буду в три.

– Ну, до встречи.

20 ФЕВРАЛЯ 2000 ГОДА. БАГДАД

Или ей показалось?

Утром, после звонка Бирюковой, она сходила в магазин и, купив вина и кое-что из продуктов, возвращалась домой. Тогда она и обратила внимание на непримечательный, видавший виды «ситроен» выпуска примерно двадцатилетней давности, запаркованный в боковом переулке. За двадцать лет проживания в этом довольно дорогом районе Мансура Лена более-менее хорошо узнала своих соседей и теперь поймала себя на мысли, что такаямашина никак не могла стоять у роскошного трехэтажного дома четы Хидеров. Ширмин Хидер был едва ли не самым богатым бизнесменом в их квартале, и даже три войны не смогли поколебать его состояния, напротив, после них он, кажется, стал еще богаче.

Водителя нигде не было видно, однако, пройдя еще метров пятьдесят, она увидела недалеко от своего дома непримечательно одетого молодого мужчину, который курил, не сводя взгляда с их сада. Заметив ее, он вздрогнул от неожиданности, отвернулся и пошел прочь.

Не он ли являлся владельцем того битого «ситроена»? И если Хидер или кто-то из его семейства не предложил ему побыстрее убраться от своего дома на этой позорной развалюхе, это могло означать лишь одно: незнакомец был не из тех, кому мог приказывать человек даже такого уровня. Иными словами, он был из органов безопасности.Она поняла, почему он, почти не скрываясь, наблюдал за ее домом: после магазина она возвращалась домой не той же дорогой, а, сделав круг, подходила с противоположной стороны квартала, застав его, по сути дела, врасплох. Несомненно, если бы она шла своим обычным маршрутом, у этого типа хватило бы времени отступить и затаиться. А вот с машиной они прокололись, явно недооценив ее наблюдательность.

Похоже, за ней следят.

«Проверить это проще простого», – решила Лена. Если минут через десять-пятнадцать машины не окажется на прежнем месте – значит, так оно и есть: онипостараются скрыть этот факт. И можно не сомневаться, что «засветившийся» незнакомец будет, скорее всего, заменен другим человеком, – и «ситроен» тоже. Черт возьми, но почему, почему за ней начали следить? А если... они вообще «вели» ее от самого морга? Или даже от места убийства Виктора?

Или ей все-таки показалось, и все это – чистое совпадение?

Через четверть часа она вышла на улицу. Никого.

«Ситроен» тоже исчез.

20 ФЕВРАЛЯ 2000 ГОДА. БАГДАД

До обеда она покрасилась в темный цвет, как у Бирюковой на фото в паспорте, долго придирчиво рассматривала себя в зеркало, сравнивая свою внешность со снимком, чуть подрезала волосы. Когда-то, в самом начале их семейной жизни, Ахмед шутливо предложил ей краситься одну неделю в блондинку, другую – в брюнетку. «Таким образом, у меня будет свой мини-гарем, – шутливо пояснил он. – Одну ночь я буду любить блондинку, другую – брюнетку». И она действительно красилась несколько раз – пока не заметила, что его родители смотрят на это довольно неодобрительно. Удовлетворенная увиденным в зеркале, она решила начесать челку позднее, чтобы избежать лишних расспросов супруги Виктора: се, Лены, неожиданное преображение могло показаться подозрительным.

В половине третьего к ее дому подъехало такси. Валентина, в яркой голубой куртке и джинсах, расплатилась с шофером и направилась к ее дому.

Лена поспешила к входной двери, и в прихожей женщины обнялись.

«Объятия Иуды», – сокрушенно подумала про себя Лена.

– Господи, Ленка, да ты покрасилась! – воскликнула Валя. – А знаешь, тебе идет.

– Проходи, – пригласила Лена.

Стол в гостиной был уже накрыт. На нем стояла бутылка сухого французского вина, которое Лена за семь долларов купила утром в винном магазине, лежал сыр, виноград, бананы.

– О! – одобрительно воскликнула Валентина, расстегивая куртку.

– Давай, мой руки и садись. Полотенце розовое.

Бирюкова прошла в ванную комнату, а Лена повесила куртку на вешалку, ощущая, как ее охватывает волнение и начинает тревожно стучать сердце.

План был разработан до мелочей ранним бессонным утром. Но если что-то не сработает?

Она вернулась в гостиную, достала из кармана платья две таблетки «Хемиверина», бросила в один из бокалов и налила вина. Теперь потребуется пара минут, чтобы они растворились. Для этого надо задержать Валентину в ванной.

– Ну, нашла полотенце?

– Да нет здесь никакого розового полотенца! – проговорила Валентина, стряхивая мокрые руки в раковину.

– Правда? Тогда прости ради Бога, – извинилась Лена. – Наверное, я только хотела его повесить. Подожди немножко.

Она вышла в комнату, неторопливо достала из бельевого шкафа полотенце, вернулась и подала его Валентине.

Женщины прошли в гостиную и сели за стол.

– Ну, за тебя! За вас с Виктором, – машинально добавила Лена и ужаснулась: «Господи, что я такое говорю! Пить за здоровье покойника – что может быть более кощунственным?»

Они чокнулись, хрусталь бокалов мелодично звякнул.

Валентина выпила все залпом и одобрительно кивнула.

– Отличное вино. И сколько оно?

– Семь долларов.

– Ого!

Снотворное должно начать действовать в течение четверти часа. За это время надо занять ее разговорами и кое-что выяснить для себя.

– Значит, уезжаете? В смысле, улетаете? – Лена выдавила из себя улыбку. – Билеты из Аммана уже заказали?

– А откуда ты знаешь, что мы летим через Амман? – с неожиданной подозрительностью в голосе спросила Бирюкова. Лена давно заметила, каким неожиданным бывает смена настроения у жены Виктора, и не уставала удивляться этому.

Она поняла, что проговорилась, и мысленно обругала себя.

– Ну... ведь прямых рейсов на Москву сейчас нет, – с усилием выдавила она, готовая провалиться сквозь землю.

– Верно, подруга, прямых рейсов нет, это точно. Да вот только можно лететь и через Дамаск, – сухо заметила Валентина. – Так тебе Виктор сказал? Он что, заезжал к тебе перед Мосулом?

– Нет, что ты, – заверила Лена, изо всех сил стараясь казаться спокойной. – Просто я сама подумала...

– Смотри, Ленка, – жестко произнесла Бирюкова. – Ваши отношения с ним до моего приезда – это одно дело: мужик есть мужик. Но если вы продолжаете встречаться...

«Ревнует, – подумала Лена. – Ну, это мы уже проходили».

– Да успокойся ты, дура! – повысила она голос, решив, что лучшая защита – это нападение. – Нужен мне твой Виктор!

– Ладно, я предупредила, – уже спокойнее сказала Бирюкова, взяла бутылку и принялась рассматривать этикетку. – Виктор на днях ездил в «Аэрофлот», сказал, что все в порядке. Самолет в два часа дня в понедельник. Осталось только выкупить бронь в Аммане.

Она поставила бутылку. Лена вновь наполнила бокалы и осторожно поинтересовалась:

– А до Аммана на такси?

– Нет. Корнеев обещал свою машину. А что это тебя так интересует? – вдруг спросила Валентина, и сердце Лены екнуло.

– Да... да все надеюсь, что и мне когда-нибудь дадут визу.

Они снова выпили. Валентина взяла банан, начала медленно очищать его.

– Черт, что-то... – она отложила наполовину очищенный банан и принялась массировать виски. – Голова закружилась.

– Приляг на диван, сейчас пройдет, – проговорила Лена. Похоже, «Хемиверин» уже начал действовать.

На лбу Бирюковой выступило несколько капель пота. Тяжело опершись на стол, она поднялась и сделала неуверенный шаг к дивану.

– Я... сейчас...

Лена поддержала ее под руку, помогла лечь.

Все! У нее в запасе пять, от силы шесть часов. В голове словно включился хронометр, четко отсчитывающий каждую минуту.

Она метнулась в спальню, взяла чемодан, сумку, перенесла их в дальнюю комнату. Если бы не тот заронивший в ее душе сомнения человек, которого она случайно встретила возле своего дома утром, она бы вышла через входную дверь. Но если за домом действительно следят, это исключено.

Придется вылезать через окно с противоположной стороны, надеясь, что они не оцепили дом кольцом своих наблюдателей.

Надо перед уходом включить свет в гостиной. Днем его не будет видно, а вечером пусть думают, что они с подругой засиделись допоздна.

Лена накинула легкую куртку, проверила карманы, закрыла на ключ входную дверь. Прошла в дальнюю комнату и тихо открыла окно. В лицо дохнуло зимней прохладой. Она осторожно перенесла через подоконник чемодан и сумку, опустила их на землю.

Вернувшись в гостиную, она склонилась над спящей Валентиной. Дыхание Бирюковой было ровным и глубоким, лицо порозовело. На диване, конечно, удобней, но я не могу оставить тебя здесь, Валентина. Неизвестно, как ты поведешь себя, когда проснешься... Вдруг сразу поднимешь тревогу: начнешь стучать в дверь или бить стекла, звонить в полицию, в «Машэкспорт»? Лучше свести риск до минимума.

Она прошла в подсобку, сдвинув в сторону половик, откинула квадратный деревянный люк в полу, спустилась вниз по лестнице и, нащупав на стене выключатель, зажгла свет.

Пахло пылью и затхлостью. В углу небольшого помещения с кирпичными нештукатуреными стенами находился широкий топчан, на котором они с Ахмедом пережидали когда-то бомбардировки. Рядом стоял небольшой столик с оплывшей свечой в стакане, оставшейся здесь еще со времени войны с американцами. В другом углу лежали перевязанные пачки старых газет и журналов, которые они сносили сюда на протяжении нескольких лет, какие-то банки, бутылки и несколько упаковочных картонных ящиков.

Она вылезла из погреба и прошла в гостиную. Склонившись над Бирюковой, Лена подхватила ее под мышки, стащила с дивана и, пятясь, поволокла к погребу. Голова Валентины безвольно моталась из стороны в сторону. «Нет, напрасно ты уверяла, что в тебе всего пятьдесят килограммов, ты весишь куда больше, – подумала Лена. – Я-то знаю: сколько раз мне приходилось этот «маршрут» преодолевать с Ахмедом, а в нем-то было сорок пять!»

Она с трудом спустила женщину по лестнице, уложила на топчан, сунула под голову небольшую мятую подушку. Пусть спит со светом: проснуться в кромешной темноте было бы не самым приятным сюрпризом.

Все.

Она выбралась наверх и хотела уже было закрыть люк, когда поймала себя на мысли, что упустила из виду еще один важный момент. Сходив на кухню, Лена достала из холодильника пластиковую бутылку минеральной воды, захватила стакан и, снова спустившись в погреб, оставила воду и стакан на столе. Подумав, подвинула поближе свечу и коробку спичек – авось, нащупает, если лампочка перегорит или в Мансуре отключат свет, что случалось довольно часто. Потом повернулась к лестнице и уже сделала шаг, но, спохватившись, сунула руку в карман джинсов и достала оттуда сложенный вчетверо лист бумаги.

«Валентина, прости! У меня нет другого выхода. Я все постараюсь объяснить потом!»

Лена несколько раз переписывала эту записку, пока не остановилась на самом лаконичном варианте. Она положила листок рядом с бутылкой воды и покинула погреб.

Она закрыла люк, задвинула плоский металлический засов, чувствуя себя при этом далеко не лучшим образом и успокаивая себя лишь тем, что если все пойдет по плану, супругу Виктора выручат из «плена» уже утром следующего дня.

Она взяла расческу, начесала челку, аккуратно подрезав волосы спереди до нужной, как на фото, длины, последний раз критически осмотрела себя в зеркале. Задернула в гостиной занавески, включила свет и окинула комнату долгим взглядом. Прощай, Багдад?

Затем она перелезла через подоконник, постояла, прислушиваясь, потом подхватила чемодан и сумку и двинулась к забору. И вдруг остановилась, словно на полной скорости врезалась в невидимую стену: в левой части груди что-то кольнуло – резко и больно, как если бы кто-то сидящий внутри с размаху наподдал ей шилом или иглой.

Как рыба, оказавшаяся на суше, Лена судорожно заглотнула ртом воздух и, выпустив вещи из рук, ухватилась за ствол пальмы. Боль прошла. Женщина постояла минуту, ожидая новых уколов, и когда их не последовало, осторожно двинулась вперед.

20 ФЕВРАЛЯ 2000 ГОДА. БАГДАД

Поржавевшая, давно не крашенная калитка в задней части запущенного сада поддалась с трудом: ей не пользовались уже много лет.

Оказавшись на соседней улице, Лена несколько минут стояла в тени многоэтажного дома, присматриваясь к немногочисленным прохожим. Ничего подозрительного. В Мансуре, как и во всем Багдаде, оживление начиналось где-то после шести вечера, и улица была немноголюдна. «Человек с чемоданом и сумкой немедленно привлечет внимание таксиста», – решила она – и не ошиблась.

Буквально через полминуты возле нее затормозил мятый «кадиллак» с оранжевыми, как у всех багдадских такси, крыльями.

– Мадам?

Лена кивнула, и водитель, молодой низкорослый парень в рваном свитере с надписью «Кэмбридж юниверсити»,выскочил на мостовую и подхватил ее вещи.

– Куда поедем, мадам?

– Я еду в Амман. Найдите мне международное такси. Чем быстрее, тем лучше: боюсь опоздать на самолет. Получите пять тысяч.

– Сейчас сделаем, мадам, – кивнул таксист и ладонью подбил рычаг раздолбанной коробки передач. – Садитесь.

– Кстати, сколько стоит такси до Аммана? – поинтересовалась она, закуривая.

– Как договоритесь, мадам. Обычно не более шестидесяти – семидесяти долларов.

Такси рвануло с места и влилось в поток машин. Через четверть часа показалась площадь Аль-Тарир, с ее «блошиным рынком», и машина выехала на Аль-Садун. У отеля «Багдад» таксист затормозил.

– Подождите пару минут, мадам. Сейчас найду.

Через минуту он привел пожилого седовласого араба, своими солидными манерами никак не напоминающего таксиста.

– Вам надо в Амман, мадам? – с акцентом спросил он по-английски, склонившись к окну ее такси.

– Можете говорить по-арабски. Да, в Амман, прямо сейчас. У меня рейс на Москву сегодня ночью.

– На Москву? – Лене показалось, что после этих слов он посмотрел на нее как-то особенно. – Э... это будет стоить... восемьдесят долларов. Понимаете, обратно, скорее всего, придется ехать порожняком, – извиняющимся тоном добавил мужчина.

– Согласна.

– Очень хорошо, мадам. Сейчас я подгоню машину.

Он отправился на стоянку.

Лена достала из сумочки пачку динаров, отсчитала пять тысяч и подала первому водителю.

– Это вам. Достаньте вещи.

Тот поставил сумку и чемодан на асфальт, поблагодарил и уехал. В следующую минуту возле нее остановился синий «шевроле» с надписью «Багдад-Амман-Дамаск».Водитель распахнул дверцу:

– Прошу, мадам.

Она села на переднее сиденье. Шофер включил магнитофон, и салон наполнился музыкой Наваль аль-Загби, модной ливанской певицы.

– Не помешает, мадам?

– Только негромко, – кивнула она. – Сколько нам ехать?

– До границы – около восьми часов. Оттуда до Аммана еще три. Вы прекрасно говорите по-арабски, мадам.

– Спасибо.

Она взглянула на часы. Три пятнадцать.

Минут через двадцать за окном замелькали пригороды Багдада.

20-21 ФЕВРАЛЯ 2000 ГОДА. ИРАКСКО-ИОРДАНСКАЯ ГРАНИЦА

К границе подъехали, когда было уже совсем темно. В дороге водитель предложил остановиться и перекусить, но она заявила, что боится опоздать на свой рейс, – и опять поймала непонятный взгляд таксиста. Ей показалось, что он хотел что-то сказать.

«Шевроле» вырулил на парковку, где стояло еще несколько легковых машин, и водитель выключил мотор.

– Пойдемте со мной, мадам. Не забудьте паспорт.

– А вещи? Таможня?

Он махнул рукой.

– Потом... Если понадобится.

Они миновали закрытый магазин беспошлинной торговли, в слабо освещенных витринах которого виднелись бутылки импортного алкоголя и какая-то бытовая аппаратура, темный силуэт памятника Саддаму Хусейну, и вошли в коридор одноэтажного здания, столкнувшись у входа с двумя арабами. Полминуты спустя они оказались в небольшом холле, в центре которого висел ярко освещенный портрет иракского лидера.

В застекленной кабинке, проход мимо которой был оборудован турникетом, отчаянно зевал офицер в защитной форме. Он без выражения посмотрел на них и равнодушно бросил в окошко:

– Паспорт, мадам.

Пожалуй, здесь ей стоило скрыть свое знание арабского: «мадам Бирюкова» никак не могла говорить на нем так, как прожившая двадцать лет в стране Елена Аззави. Зачем лишний раз привлекать интерес к своей личности – теперь, когда осталось сделать последний шаг к свободе? Береженого, как известно...

– Ай донт ноу эрабик. Ю спик инглиш, офисер?[5]

Поймав на себе удивленный взгляд стоявшего рядом таксиста, она тут же поняла, что совершила грубую ошибку. Он-то знал, что ее арабский великолепен, и даже сделал ей комплимент. Она сама попросила его говорить по-арабски. Как она не подумала об этом раньше?! Ведь мадам Аззави больше нет – с того самого момента, как она, сунув в сумочку чужой паспорт, покинула свой дом и села в машину первого таксиста. А она полагала, что предусмотрела все до мелочей!

Вот сейчас он скажет: «Офицер, здесь что-то нечисто: она прекрасно знает арабский язык!» – почему бы лишний раз не продемонстрировать свою лояльность режиму? Запуганная страна, где заложить приятеля, коллегу или знакомого – раз плюнуть, не говоря уже о постороннем человеке.

Какой-то миг Лена пристально смотрела на водителя. Что он прочитал в ее глазах – отчаяние, страх, просьбу молчать?

Едва заметно пожав плечами, шофер отвернулся.

– Йес, спикинг инглиш, – ответил офицер, раскрывая ее паспорт. – Ту Моску, мадам?[6]

Лена кивнула. Он пролистал паспорт, внимательно просматривая каждую страницу, сверился с фото, поднял на нее бесцветные глаза.

– Мне кажется, вы довольно сильно изменились, мадам ээ... Бирью-кова.

Ее сердце сжалось. Этого момента она опасалась больше всего. Да, бывает сходство двух разных людей. Но сделать его абсолютнымневозможно, разве что эти люди – близнецы. На что она, идиотка, рассчитывала? На то, что на паспортный контроль посадят какого-то лопуха? И это в стране, сплошь пораженной шпиономанией и подозрительностью ко всему иностранному? Но теперь назад пути нет, надо идти до конца. Ей давно уже нечего терять.

В подобной ситуации страшнее всего растерянность, неуверенность. Если он заметит это – все, конец. Она заставила себя кокетливо улыбнуться, хотя чувствовала, как по ее спине поползли холодные капли пота.

– Изменилась? Надеюсь, в лучшую сторону?

Офицер не ответил, продолжая рассматривать ее тяжелым, оценивающим взглядом. Сонное выражение его лица сменилось на настороженное. Пауза затягивалась.

– Так в лучшую или в худшую? – повторила Лена. – Зен[7] или музен[8]? Как вы считаете? – Она специально смешала английский с арабским.