Текст книги "Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки"

Автор книги: Игорь Матрёнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

Иван Иванович, Давид Соломонович и Костя Майо́р

Ражевский замечательный папа, Иван Иванович, разумеется, по-родственному тоже Ражев, служил в своё время в советском КБ блестящим инженером-конструктором. Случилось так, что несмотря на удивительную коммуникабельность и многочисленные «полезные» знакомства, он органически не мог отпихивать кого-то локтями от кормушки с благами, просить и требовать сладких «профитов» у «власть имущих», а посему так и остался скромным преподавателем. Такие одарённые молодые учёные должны становиться академиками, но для этого, как и для статуса «рок-божества» нужно уметь делать много неприятных и неприличных вещей.

Иван Иванович был просто талантлив. А все эти карьеры… Пусть над ними трясутся ловкие, да цепкие, те, что из «правильного теста».

Обожаю, признаться, дегустировать с ним «национальный напиток» и слушать «исторические» байки про славные «шестидесятые» с «семидесятыми». После первой же «апробированной» бутылочки, естественным образом, живо поднялась тема про извечный «еврейский вопрос».

Тут необходимо отметить, что чернобровый Иришкин папа происхождения цыганского, а поэтому сам, будучи русским только отчасти, никогда даже в праздных разговорах пошлого антисемитизма не разводил, а подтрунивал всегда на этот «тонкой счёт» исключительно с мягкой и доброй улыбкой. Вот, привожу забавный блок маленьких весёлых историй на «крупную и серьёзную тематику».

Прибыл как-то однажды в скромный техникум, где служил верой и правдой Иван Иванович, новый сотрудник. Вошел он в кабинет бойко, что называется, «на лукавом глазу», и отрекомендовался немедленно и без обиняков: «Давид Соломонович Э́фис! Кстати, русский!». Взрыв дружелюбного хохота раздался в «преподавательской», словно выстрел из ста «катюш», и шустрый «новичок» моментально стал своим! Вот вам легендарная еврейская адаптация на живом примере!

Для пущей справедливости нужно всё же заметить, что преподавательский состав техникума не отличался особым уж «русофильством» – фамилии преподавателей Тренкель, Голубчик и на закуску Майя Бриллиантова живописующее сами говорят за себя. И никто, кстати, косо друг на друга не поглядывал! Ну, дык, Советский Союз, ёлы-палы, пятнадцать республик, пятнадцать сестёр…

Кстати, по поводу фамилий у лукавого Ивана Ивановича имелось в арсенале несколько бронебойно весёлых историй. Одна из которых гласила о некоем всевластном директоре треста столовых Московского района. Фамилия его была ни много ни мало – Медведь. И вот вяло проходит какое-то собрание по делам общепита, все сложнейшие вопросы обсуждены, решения приняты, а выводы сделаны. Наконец, общее формальное действо перетекает в бурное «неформальное» отмечание такого наинужнейшего «соцмероприятия», и кворум «набирается» до состояний фантасмагорических.

И тут неожиданно, подобно гоголевскому «Ревизору», в зал вбегает запыхавшийся гонец и произносит страшное: «Люди, Медведь пришёл!». Этот факт вызывает у половины загулявшего собрания гомерический хохот, дескать, хороша шуточка! Ну а вторая половина уже настолько «отметилась», что даже немного недоуменно и с опаской оглядывает входную дверь – а вдруг и вправду в помещение каким-то чудом, натурально, забрался «косолапый». То, что к ним «на огонёк» заглянул такой крупный чин, не пришло в голову решительно никому. Погуляли…

Одним из неисчислимых знакомых чрезвычайно общительного Ивана Ивановича был человечище с гениальной фамилией, некто Костя Майо́р (!), счастливый обладатель докторской степени, как он сам с удовольствием шутил, «по картошке». И действительно, без малейших там дураков, темой диссертации было доподлинно «условия хранения картофеля». Как можно было получить «доктора» за «мешки с картохой», пусть даже и Майору, мне крайне неясно, но на то она и наука, правда?

Ну и последний, самый яркий, пожалуй, эпизод на тему «библейских имен» от неиссякаемого Ивана Ивановича я с особой симпатией даже выделю отдельно.

Ванечка Нея́кий

Иван Иванович Ражев, отец Иришки и мой дорогой (но так случилось, уже бывший) тесть, поведал мне за стаканчиком, да и другим крепкого пивка про некоего Ванечку Неяќого, жившего в стародавние и, прямо скажем, былинные советские времена.

Ничего не подозревающий агент по переписи населения по долгу службы и зову сердца зашёл к этому самому Неякому Ванечке и на невинный вопрос о национальности получил от него шокирующий ответ: «Еврей!». Ошарашенный агент в ужасе отшатнулся и, ещё на что-то тайно надеясь, робко переспросил его: «Что, так и писать, «еврей»?!!».

Сколько вот ни вспоминаю эту показательную миниатюру, не могу удержаться хотя бы от широкой шутовской улыбки – как же всё-таки «наши люди» бывают поразительно измучены всяческими дурными стереотипами и разными там фобиями! Сквозь здоровый пролетарский смех проступает даже тихая слеза жалости к этим запуганным бедолагам…

К трогательным байкам неподражаемого Ивана Ивановича я ещё обязательно вернусь, не могу же я вот так просто, «за здорово живёшь», да «за рупь, за двадцать» пропасть жемчугу «народного сказания»!

Бояркин и Голопяткин

Пацан сказал – пацан ответил! Как и обещал, снова несколько ностальгических воспоминаний из исчезнувшего СССР прямо из первых «социалистических уст». Уютненько сидим с различными рюмочками за тогда ещё семейным столом, и умиротворённый Иван Иванович неспешно заводит свежую байку про некоего Бояркина.

Этот странный дядька всё и всегда говорил и делал настолько уж невпопад, что над ним потешались сообща всем сплочённым трудовым коллективом, и даже прилежными апостолами записывали за ним его «евангелические» перлы.

Одна из тогдашних его цеховых сослуживиц уже довольно долго находилась «в почётном декретном отпуску», и у любопытствующей заводской аудитории периодически возникал законный вопрос: «Когда же наконец-то произойдет это демографически волнующее событие?». И невозмутимый Бояркин осведомлённо выдаёт в ответ вот эту весьма смелую реплику о жене коллеги (!) по «соцтруду»: «По моим подсчётам должна родить!». Лицо соратника по производству немедленно вытягивается, а присутствующие еле сдерживают разъезжающиеся по лицам «понимающие» улыбочки.

Впоследствии на ещё один сугубо демографический вопрос: «Егорова-то из «декретного» вышла? А кто у неё-то?». «Двое товарищей у неё родилось!» – на абсолютнейшем «рассерьёзном серьёзе», квалифицированно и авторитетно ответствовал симпатяга Бояркин. Тоталитарная терминология… Она навеки проникала просто в самый спинной мозг тогдашнего советского человека, и рождались такие вот ещё вроде груднички, а уже одновременно и «товарищи».

Некая Клава Чеснокова (а фамилии-то какие – просто конфетки, а не фамилии) темпераментно выясняет, когда же, наконец, будет выполнена некая срочная и архиважная производственная процедура. И получает от того же вездесущего Бояркина не оставляющий надежд ответ: «Клав, машинка у меня не работает! И у Толи тоже!».

Несгибаемая Клавуня теми же ногами движется к опозоренному работяге: «Толь, Бояркин говорит, что у тебя машинка не работает!». Плотоядный Анатолий схватывал всё буквально на лету, и поэтому, хитро подмигнув, законно предложил: «Так пойдем, проверим!». Речь шла, конечно же, о гидравлической машине, но простодушная Клава Чеснокова, вернувшаяся после «демонстрации силы» к очернителю Бояркину, наивно ему доложилась: «А вот у Толи работает…».

Не могу не признать, что юмор сей, конечно же, какой-то уж совсем нехитрый и сугубо заводской, но в этой трогательной наивности шуток как раз и присутствует что-то необъяснимо щемящее.

Ну что ж, встречаем свежий номер комикса про уже, надеюсь, полюбившегося мультипликационного персонажа. Был как-то раз Бояркин в командировке в культовой Алма-Ате. Торчит он в южном гостеприимном городе уже целый месяц, а на производстве, ну никогошеньки нет, все трудятся «на табаке» – в разгаре сезон сбора, и лучшие силы республики переброшены на горячий «никотиновый» участок.

Он ничегошеньки не делает. Целый месяц. Совесть и праздное безделье доводят Бояркина до героического шага. Он идёт к местному начальству и кратко, но ёмко заявляет: «Уезжаю!». А местный смуглый начальник воркует ему так вкрадчиво, по восточному и с прищуром глаз: «Не спеши, дорогой… Тебе тут нравится?». Отвечал Бояркин откровенно – нравится! Ещё бы: за двадцать пять советских копеечек ты мог получить на тутошнем шумном базаре и пивка и шашлычок, а зелёный пахучий лучок прилагался к натюрморту и вовсе бесплатно и в любом количестве. Местный чиновник мягко и с удовольствием улыбается на такой радующий душу восточного человека ответ и резюмирует: «Ну и всё! Продляй командировку, дорогой!». Только на Советском Востоке такой хлебосольный вывод мог сделать казахский радушный руководитель.

Бывал в приветливой Алма-Ате и сам Иван Иванович. И так уж крепко «задружился» он тогда с местным почитателем доброго вина, да хорошей закуски, что захмелевший абориген решает непременно и щедро угостить нового русского друга.

Расслабленно походкой заходят они в колоритную лавку, и представитель «солнечного Казахстана» без обиняков обращается к продавцу: «Слушай, дорогой, денег нет у меня сейчас, завтра занесу, днём, слово даю! Нам лепешек, шашлычка, вина, ну всё, что надо, чтобы хорошего друга угостить, понимаешь?». Но продавец как-то не спешил давать в долг бойкому незнакомцу с честными глазами. Тогда наш «гид и покровитель» вкрадчиво, но твёрдо молвил «новообретённому» кунаку следующее: «Стой здесь, не уходи никуда! Я минут через десять буду!».

По истечении назначенного срока он картинно появляется в лавке снова. В милицейской форме. Мундир капитана славной казахской милиции, разумеется, производит немедленное магическое впечатление, и целая корзина благоухающей снеди с несколькими бутылками местного вина уважительно вручается представителю власти.

Пили и гуляли всю знойную восточную ночь. А наутро щедрый «начальник» действительно где-то раздобыл денег и вернул-таки долг тому торговцу, что был так впечатлён волшебным переодеванием, всё до последнего тенге.

Эх, всё же что-то доброе исчезло в людях… Ведь разве можно сейчас себе представить такую трогательную «картину курдючным салом»? Да никогда! Эта щемящая ностальгия по «дружбе народов» зыбким мифом осталась жить только лишь в прекрасных фильмах Георгия Данелия.

А вот ещё одна чудная фамилия. Прошёл по и без того грустному городу Горькому печальный слух, что некто Андрей Голопяткин умер. Его коллеги-садоводы безотрадно едут на дребезжащем трамвае до станции Варя и… Видят его! Бросаются с изумлёнными расспросами, славя волшебное воскрешение: «Ты ж умер?!!». «Спасённый» же Андрюша Голопяткин лукаво усмехается и важно ответствует: «Дык, уж встал!».

Интересно, он реально восстал из мертвых? На этот теологический вопрос бывалый «краевед» Иван Иванович Ражев отвечал уклончиво, оставляя место чуду в современном сером мире доллара, кризиса и интернета.

Кусэ́чек

Иришкина мама, любимая наша Галина Васильевна очень забавно говорит, когда просит угостить её чем-нибудь вкусненьким: «Дай кусэ́чек!». Честно сказать, этот «кусэчек» я давно стащил у неё и преспокойно пользуюсь, так сказать, в быту и творчестве.

Спасибо ей за многое, этой красивой и мудрой женщине с огромными насмешливыми глазами! Терпеть таких «маргиналов», как мы, под боком, это, знаете ли, удел сильных духом.

В тогдашнем «рокенрольном» доме, как в цыганском таборе постоянно кто-то репетировал, ночевал, бухал, столовался, гоготал ночами, устраивал первобытные пляски и чудачества посерьёзней. Представляете, какую сложную гамму эмоций можно испытать, когда «лицезришь» на своей родной кухне абсолютно незнакомое существо, с аппетитом поедающее твой же суп прямо из кастрюли.

Признаюсь, как на исповеди, я бы такого «вольнодумия» в своём доме не потерпел. Только вот дома своего у меня нет… Дайте кусэчек…

Ножи на хате Шахета

Я человек мирный, можно сказать, пацифист и филантроп. А можно так и не говорить, ибо есть люди, которые видели меня в деле. В самурайском деле… Вы скажете, конечно, что всё это чепуха и позёрство заигравшегося ботанэллы. Может, да… А может, и нет… Просто так уж вышло, случались со мной такие боевые приключения, что до сих пор я не уверен, правда ли это происходило со мной или я просто выдумал всё, а рассказывал так часто, что мне уже все и верят. Но…

Вот, хотя бы такая знатная дурнища, что приключилась со мной в бытность жития на московской квартире некоего Шахе́та – персонажа культового в Нижегородской музыкантской среде. Этот странный, но благородный в своем роде чел был (надеюсь, есть и сейчас) бизнесменом первой, так называемой, «реальной» волны.

Помимо основного и прибыльного бизнеса он умудрялся впрягаться во все мыслимые и не очень аферы по музыкальному люду. Он спонсировал альбомы, клипы, туры, снимал квартиры, покупал инструменты… Не верите? Я и сам уже не верю! Так изменилось время, и есть ли ещё на злобном теперешнем свете такие, по-хорошему безумные люди… Да, конечно же, уже нет…

Здесь нужно откровенно отметить, что мы его любимцами никогда и не были, и честно тащился он лишь от голосистых, виртуозных и мелодичных, но вот только чтобы «по образу и подобию» пресноватой группы «Воскресенье».

Но вот однажды некто неизвестный удивил его нашей «гневной» песенкой «Не сдамся». Ни слышать, ни петь, ни говорить о ней я уже не могу! Наверное, она «где-то и отчасти» помогла нам, ведь всем же известно, что открыто матерящийся площадной артист всегда будет иметь у толпы на Руси уважение, да и залихватско-жлобско-пролетарская тематика «осечек на дуэли не даёт». Так или иначе, это неожиданное «ска-хулиганство» абсолютно любой аудиторией от отборных гопников провинции и весёло пьющих студенток до мрачных кремлёвских чиновников и «накокошенных» звёзд совэстрады принимается на полное «гип-гип, ура» и спасает любой вяленький концертик.

Песня в очередной раз «вдохновила», и мы были тут же разысканы «покровителем горьковских муз» Шахетом и ещё какими-то загадочными личностями, пьяное общение с которыми, как всегда началось снисходительными обещаниями по феерической раскрутке и мега-финансированию. Ну вы знаете: «Значит, пока поначалу окладики вам положим, ребятки, для поддержания, так сказать, штанов…». А закончилось всё, конечно же, как обычно – нашими унизительными «дониманиями» горе-спонсоров по телефону и их не менее пошлыми увиливаниями от общения с будущими звёздными протеже.

Но всё это «саркастическое» только не о Шахете. Великодушный Шахет «без дуриков» бросил нам с барского плеча прямо под ноги свою роскошную московскую квартиру аж с двумя сортирами и метражом со Швейцарию величиной, что снимал для своих редких в столицу наездов. Детское счастье наше было безмерно, пламенные сердца трепетно сжимались и разжимались от головокружительных перспектив и… В общем, вот оно, попёрло!!! Сколько же раз мы, бедные дурачки, покупались на всё это фуфло и свято верили в свою особую судьбу успешных и известных… И не сосчитаешь, как пресловутых бразильских Донов Педров.

Выперли нас «оттель» в аккурат через две недели после торжественного заселения, причём без малейшей возможности найти хоть временную собачью конуру, а прямо сразу – завтра и нафик! Шахет, надо сказать, к этой «попахивающей» истории отношения особо не имел, это была задорная инициатива одного нашего очередного «земляка».

Много же их было на нашем «босяцком» веку, «землячков-нижегородцев», так «помогавших», что вспомнить не то, что жутко, а «сильно противно». Душевно-бескорыстно помогали-то нам как раз москвичи, владивостокцы, новосибирцы, омичи… И великодушное сорри, дорогие, ежели я кого-то ненароком забыл! А вот наша «замечательная диаспора»… Ладно, я же решил, что совсем уж дерьмовые истории выкатывать напоказ мы не станем, так пусть эпопея наша будет раздолбайская, но всё же весёлая, ну а если и с некою грустинкой, то такой, знаете… Небольшой-небольшой… Так что, немедленно взбодримся, и – далее, в дебри необыкновенных приключений отважных «алкоголиков»!

На момент неожиданного «изгнания из рая», словно для «усиления остроты ситуации», у нас «чуточку» гостила наша Иришка, одним словом, можете представить освежающее состояние «поймавших удачу за хвост» двух провинциальных охламонов, да ещё с блаженной художницей на дрожащих руках. На улицу, родимые, на у-улицу-у!

Я, как всегда, «разрулил всё грамотно и чётко»! Как и должен поступить «настоящий мужчина, который контролирует ситуацию и может защитить свой маленький отряд» – я преспокойно пошел на работку «курьерить», а двум своим компаньонам по удачам и успехам дал краткое, но компетентное ЦУ: за восемь часов своего царственного отсутствия снять недорогую квартирку и ювелирно уложиться в наши грошики, что ещё оставались!

По-моему, очень разумное и волевое получилось распоряжение… Вечером мне было радостно и практически на пределе гордости доложено: усё готово, вещи собраны, квартирка снята, бабосики заплачены…

Долго ещё потом звонили мы на несуществующую «небольшую квартирку, с крошечной кухней на окраине, потому и недорого, ребятки», и с содроганиями вспоминали пустые подлые глаза риэлторов-кидал и их поганенькую конторку… Такие, знаете ли, голографически-бликующие лица, каждое мгновение разные, прямо как в моралистическом ужастике «Адвокат дьявола».

«Не пужайтеся, граждане», а также милые вы мои друзья, те, кому небезразлична судьба маленьких героев этой нашей общей теперь книжки, на улице мы не остались – нас в который раз приютили родные Лёха и Санька, новосибирские, между прочим, музыканты. Так «рокенрольное» спасибо им, да и поклоны до земли!

Но, однако, теперь и о главном, о чём, собственно, я и собирался рассказать по поводу этой мажорской хатки. Отец родной, Шахет ответственно предупредил, что гости всё же у нас будут – и это верные его работники и коллеги. «Преданные» коллеги, надо сказать, оказались вполне весёлыми и благодушными созданиями, однако также не преминувшими посулить нам очередное мифическое спонсорство! Нечего делать, знакомое покровительственное похлопывание по плечу было пережито снова и снова. А вот с работниками вышло чуточку по-другому…

По производственной, так сказать, необходимости на Шахетовской квартирке останавливались и его работяги с какой-то, если не ошибаюсь, фабрики или чего-то такого же для артиста малоинтересного. Приняв предупредительный звонок нашего недолгого босса на ниве музицирования, мы от чистого сердца стали готовиться к встрече «трудяги-земляка».

«Работник» оказался худым, маленьким и жилистым мужичком годов тридцати пяти с бегающим взором и суетливыми жестами. Он был без дураков по-хорошему принят, вкусно накормлен и даже занят светским разговором под свежее разливное пиво. Пиво ему пить почему-то было грустно. И как догадался бы уже любой «настоящий россиянин», через некоторое время он неоригинально кинулся к двери, приговаривая что-то вроде: «Ну это… Чё-то не то, не это, надо взять, щас я это…».

Вернулся он почти мгновенно с «недостающим» пузырём такой величины, что я даже до сих пор не уверен, полуторалитровый он был или всё же больше. Коварный напиток методично и неумолимо выпивался, скорость же злоупотребления была обратно пропорциональна настроению «корешка». Он довольно озлобленно что-то вещал своё сокровенное про то, «какие все вокруг красивые, б…я, и хорошие, а настоящий пацан страдает». Затем пошли классические демонстрации силы на примере пятидесяти отжиманий на одной руке от пола. Ну и, наконец-то, пришла пора ожидаемого уже предложения подраться на ножах.

Я вообще человек мирный… Я ведь, кажется, говорил уже это? Можно сказать, пацифист и филантроп. Тоже говорил? Ну правда, я очень благоразумный молодой человек, ну не пойду я драться на ножах, и, во всяком случае, хотя бы попробую для начала как-нибудь разрулить боевой конфликт по-другому.

Но безмерное количество «поглощённого» неумолимо вытолкнуло меня за грань здравого смысла, и я безвозвратно прошёл «точку самурая»… Так я называю свое «запредельное» состояние, когда благоразумие, страх и здравая оценка ситуации уходят куда-то далеко, и ярость кипит в тебе, как адский котел, и ты уплываешь в другое измерение (и это вовсе никакая не шутка и не литературная гипербола), где самурай должен наказать жалкого негодяя.

И вот я тоже со свистом выхватываю здоровенный кухонный нож (картинка, а?) и произношу жутким, низким и гулким, не своим голосом: «Слушай ты, сука, тебя тут приняли, как родного, посадили за стол, обезьяну, а ты такое себе позволяешь!!! Я щас тебя самого на куски покромсаю, чмо!». Отвратительный «гость» злобненько следил за моим «карающим мечом» прищуренными глазками, и всё его «бытово-криминальное» судорожно боролось со страхом – а вдруг и вправду я реально сильнее?

Честно скажу, не знаю, чем бы вся эта «экспериментальная пьеса» закончилась, если бы затосковавший Руська не взял этого насосавшегося троглодита под микитки и, грозно рявкнув: «Всё, спать пошёл!», вывел его, натурального Шарикова, «в опочивальню». Уж очень это одноклеточное существо хотело кровушки, и уверяю вас – лишь исключительно на время его остановила моя уверенность в том, что Д’артаньян здесь я, и поединок неминуемо начался бы и, в общем, понеслась бы такая стихия…

Грустно… И смешно… Весь следующий день нашкодивший «работничек» стыдливо просидел в своём углу и вечером тихонько свалил на поезд. Не особенно что-то верю я в его «глубинную» совесть, а думаю, что трясся он всего лишь от того, что вломят его, немытого зверька, всесильному Шахету…

С тех пор мы навеки усвоили один важный «жизненный урок» – никогда не пей с незнакомыми людьми! И в особенности с «человекоподобными». Этому железному принципу свято и сурово мы следуем и по сей день много-много «дивных» лет!