Текст книги "Красный Стревнятник: Три царя"

Автор книги: Игорь Маревский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Когда Балдур практически закончил, и ему оставалось всего лишь один штрих, Сырник запрыгнул на его плечо. Мужчина чувствовал, как зверька трясет от неимоверного количества духа и адреналина.

Всё что ему нужно было это кровь нападавших, которой хватало. Мужчина окликнул Дэйну, и та, кивнув в ответ, схватила волколака за грудки и зарычав, швырнула его через себя в сторону человека. Зверь не почувствовал никакой боли, но в противовес ему досталась огромная порция отвратительного унижения. Балдур припечатал его голову в центр круга и направил револьвер, как внезапно раздался вой.

Дикий, страшный, но при этом не такой ужасающий, каким должен был быть. Выжившие волколаки резко перестали сражаться, и отступили на безопасное расстояние. Балдуру не было нужды искать источник раскатистого воя. Он смотрел в глаза зверя, на которого направил свой револьвер, и чувствовал, как сердце начинает биться еще быстрее.

Мужчина, не отводя глаз, услышал тяжелые шаги, которые больше напоминали слоновьи, но при этом мягкие и аккуратные. Для завершения активации руны, ему достаточно было нажать на курок. Он проглотил вставший в горле ком и закрыл глаза, сжимая зубы. Ведь он знал, что последует дальше.

—

Хватит, человек. Хватит крови, будем говорить.

Глава 9

Безмятежность. Одиночество. Лишь скромные визиты местных обитателей и редкие походы. Старик потянулся и срезал железным и миниатюрным серпом благоухающее растение. Он положил пучок в висящую у него на плече тканую сумку, и свежесобранное растение присоединилось к другим.

В спине стрельнуло пронзающей болью, он едва сдержался, сохранив молчание, так как старался не растревожить местных обитателей. Старик поднял голову, и его взгляду престала одинокая луна, застланная фиолетовой дымкой болота. Еще один день, и еще одна ночь сменили друг друга, пока тот бродил по своему болоту в поисках нужных трав и корней для снадобий.

Когда старик уж было направился к своей избе, на горизонте замелькали неотчетливые силуэты, напоминающие коней. Человек потер уставшие пожилые глаза и присмотрелся вновь, зверь приближался. Когда она, танцуя меж деревьев, ступал по топям, из-за него показались еще двое. Все они направлялись в сторону отшельника, но чувства страха старик не ощущал.

Звери оказались настолько близко, что ему удалось отчетливо рассмотреть их мордочки. Вороные скакуны, как на подбор с густыми, пышными и длинными гривами, что опускались до копыт при этом не касались смрадно пахнущего болота. Не запряженные, без всадников они тройкой пронеслись и исчезли в фиолетовой дымке, будет вовсе и не существовали. Отшельник еще раз потер уставшие глаза и грустно выдохнул, после чего перехватил сумку поудобнее, и по-старчески закряхтев, похлюпал к своему дому.

В тот момент как он оказался у стен своей избы и дотронулся до ручки двери, вдалеке послышалось, как кони заржали, а голоса их растворялись среди сосен и березняков.

За момент его отсутствия ничего так и не изменилось: всё так же догорали угли в серой печи, что нагревала помещение, на стеллаже выстроены фиалы и мензурки согласно порядку, а под потолком развешаны различные травы. Он спокойно поставил сумку к стене и подошел к маленькой кровати, на которой лежала женщина без сознания.

Старик обтер покрытую потом и влажностью болота руку о мантию, а затем положил на лоб женщины. Жар не спал, хотя он и ожидал обратного эффекта. Она застонала в бреду, корчась от боли, поэтому мужчина приложил к её губам отвар из белены. Женщина сделала пару коротких глотков и замолкла.

Он сел за наклоненный письменный стол и, открыв книгу, долгое время смотрел на пустые страницы. На подоконник села ржанка, крутя головой в разные стороны, и едва слышно щебетала. Старик обмакнул перо в чернила и принялся за рукопись.

«Идут третьи сутки, с тех пор как я врачую. Ближе к заходу солнца началась лихорадка. Не спадает даже несмотря на полынную настойку на уксусе. Боюсь предположить, что это заражение на фоне множественных ранений, которые она перенесла. Со времени моего юношеского врачевания прошло много лет, но я всё же провел полный осмотр, и как полагается, записываю всё дословно.

Женщина двадцати двух, двадцати пяти лет. Обширные ранения всего тела, следы от колотых и резаных ран. Массовая кровопотеря на фоне длительной усталости и недоедания, однако следов голодания не обнаружено. Не беременна, не рожавшая, однако опухоль всего тела не проходит, что возможно говорит о внутренней проблеме. Если жар не спадет к завтрашнему утру, перейду к лечению духом, который она, возможно, не переживёт. Буду надеяться, что она сильнее чем остальные двое»

«Первый мужчина: худощавый, коренастый, но выглядит крепким. Пришлось ампутировать правую руку, так как началось массивное заражение и процесс гниения. Сумел оставить как можно больше выше локтя, на дезинфекцию отвечает хорошо, хоть всё еще и в лихорадке.

Второму повезло меньше. Он гораздо крупней, однако судя по рукам и плечам служил шахтером. Легкие сильно повреждены от ежедневного контакта с пылью и породами. Пальцы в многочисленных ранах, что подтверждают мою теорию. Жара нет, однако тяжелые и сухие хрипы могу указывать на множество заболеваний и причин, нужно обследовать лучше».

«Что дальше…ммм…ах да!» —бубнил старик, озвучивая каждое слово, что записывал.

«Отвар из белены практически заканчивается, но ходить на болото сейчас опасно, придется обойтись медовухой и полисовской водкой. Женщина начала отвечать на лечение полынной настойкой, но температура спадает очень медленно. Опасаюсь за повреждение мозга. Нужно постараться вспомнить как мы отвар из полыни делали, только боюсь у меня ингредиентов не хватит. Думаю, всё что попробовать начать лечение духом. Опасно, но ей совсем худо.»

«Перевалило за шестую луну. Пациент номер два, тот, с ампутированной рукой, сегодня утром смог прийти в себя, однако ненадолго. Он увидел отсутствующую руку выше локтя, запаниковал и попытался встать с койки. Вместо этого оказался на полу. Понадобилось ввести его в духовный транс, чтобы успокоить, так как большинство швов разошлись. Заштопал. Моё упущение. Совершенно забыл, как люди реагируют на подобные известия, в будущем буду более бдителен».

«Повесил сушиться последнюю простынь. Девка ходит под себя и блюет всё чаще. Скорей всего побочные эффекты лечения или крайняя стадия ведущая к смерти. Постоянно что-то бурчит про себя, в основном несвязный текст и фактически для медицинского журнала не имеет никакого смысла. Однако всё же послали боги нам хорошие вести. Сменил повязку на груди, только кровь, запаха и цвета гнили нет, заражение спадает, однако отёк всё так же огромен.

Постарался вынести её во дворы в кусты, но как только подошел к двери, она тут же затрепыхалась, а за дверью послышалось злобное рычание тварей. Судя по всему, местная живность воспринимает её уже как трупа, и ждут не дождутся полакомиться. Я не допущу, мой пациент, моя ответственность.

Подготовил всё для ритуала. С завтрашней луной начну, надеюсь, доживёт».

«Сработало! Правда только для одной. Пациент номер три скончался – причина смерти ранняя стадия духовного разложения, ритуал фактически убил его. Печально. Девке стало легче, лихорадка ушла, пару раз приходила в сознание, но глаза так и не смог открыть из-за оттекших век. Пытался с ней заговорить, не знаю, слышала ли она или понимала ли мой голос.

Нужно продолжить наблюдение.

Твари вернулись в топи, можно выйти к болоту и собрать капли девственной росы. С пациентами остается только ждать. Буду дальше вести записи».

Под скрип двери в сторожку зашел старик и стряхнул с плеч и длинных волос всевозможную мошкару и прелость болот. Он уже в который раз ставил ту же самую тканую сумку на то же самое место, от коей пахло травами и мхом. Он бросил взгляд на девушку, а затем потеребил кухонным хватом, уставшие угли в печи.

– Проснулась наконец-то, – промолвил он, облегченно выдыхая и ставя горшочек на стол. Девушка лежала на кровати и молча смотрела в потолок. Периодически она пыталась шевелиться, но сразу поняла, что еще не в состоянии, а каждое движение приносило острую режущую боль. Старик слышал периодические всхлипывания, но не стал спрашивать о причине. Через несколько часов, он ушел за еще одним горшочком чая, а когда вернулся, она уже смогла сесть.

– Где… ммм… со мной было двое, да?

– Да, – не стал врать мужчина. – Один за печкой лежит, на поправку идёт.

– А второй? – спросила она так, словно уже знала ответ, но опасалась его услышать.

– Помер. Не выдержал лечения, – констатировал старик.

Девушка грустно вздохнула и с благодарностью приняла напиток, от которого ей явно становилось легче и спокойнее. Она сделала глоток, а на её израненных щеках появился румянец. Старик понял в чём дело, когда девушка поставила горшочек на стол и стыдливо опустила взгляд вниз.

– Здесь недалеко, давай я тебе помогу. Наружу выходить пока еще небезопасно, я на этот случай смастерил нужник. Он в соседней комнатушке. Там темно, но я помогу добраться. Она ничего не ответила, лишь благодарно и сиротливо кивнула. Стоять самостоятельно девушка еще не могла, но предпочла стыдливость, да и старик решил не настаивать. Оставив её одну и закрыв на половину дверь, он вернулся в комнату и решил осмотреть выжившего пациента.

Переливание через свиную печень дало свои результаты. Жар пошел на спад, дыхание успокоилось, однако мужчина еще выглядел довольно бледно. Старик сменил повязки, приложил к груди дикий крестовик, да восславил богов.

Её долго не было. Подойдя ближе, он услышал глухие ругательства и слезное всхлипывание. Он открыл дверь, хоть и старался не глазеть. Девушка лежала полуголая и корчилась от попытки пошевелиться.

– Помоги! —прошептала она. – Я упала.

– Сейчас, – старик схватился за тряпки и приподнял её. – Сходить успела?

– Да, – ответила та, вновь притупляя взгляд.

Они вернулись. Девушка легла на кровать, потом моментально уснула или просто претворялась. Старик не настаивал.

– Где мы? Кто ты? – прошептала она.

– Это Топи, что за Златой стеной, а меня ты можешь называть Семирод, – голос старика звучал с заметной ноткой хрипоты, толи от старости, толи от спертого воздуха болота.

– Златой стеной? Ты имеешь в виду Безумной стеной?

– Кличут её по-разному: то Безумной, то Волшебной, то Златой. Всё это завязано на истории, которая произошла у её камня, а трактовок истории я слышал множество. Так что, ежели для тебя удобнее звать её Безумной, то пущай на том и порешаем. Живот еще болит?

– Не сильно, – покачала она головой.

– Тянет?

– Иногда. Как я здесь оказалась? – Она благодарно приняла кружку свежего чая, и сидя на кровати, смотрела на тусклые старческие глаза.

Старик ожидал шквал вопросов, и был более чем рад ответить на них, ведь последние годы его собеседниками были лишь ветер да сосны. Он поднес чашку с напитком и к своим губам, несколько раз подув, сумел сделать небольшой глоток.

– Нашел я тебя и твоих друзей в болотном терновнике. Сама редкость наткнуться на такие, а уж тем более найти кого-то среди них, есть само чудо. Лежали те двое на тебе без сознания, а я только твою мордашку разглядел под ними. Подумала сначала, что разбойники бабу уволокли и решили повеселиться, чуть не бросил вам псам на растерзание. Потом заметил, как ты их обнимаешь, словно родных. Баба под мужичьем без одобрения так вести себя не станет.

– Они. Не было у нас ничего, – слегка повысила она голос, в попытке переубедить старика, но тут же успокоилась. – Я так понимаю, потом ты нас в свою избу и притащил, но как?

– Сани смастерил из хвороста, а бечевка у меня при себе была. Так вот и дотащил, тяжело было, но мне не привыкать, не первый год в отшельниках хожу, – под эти слова, он сделал еще один глоток и поставил чашку на деревянный стол. Угли в печи потрескивали, приятно согревая комнату.

– Я заметила. Книг много, ростков и цветов разных, пахнет как у травника или после хорошей баньки, – она замешкалась. – Ты Волхв?

– Нет, я не волхв, но колдовству волхвов частично обучен, – старик улыбнулся так широко, что ей стало на мгновение не по себе. – Я раньше был лекарем, иначе не выходил бы вас, ну по крайней мере тебя, друг твой остается под вопросом, до тех пор, пока не очнется.

– Он мне не друг…но хотела, чтобы бы, – она схватилась за грудь и пару раз кашлянув, произнесла. – Это чувство от ран? Словно дух тёмный внутри меня, плохо мне Семирод, гнию изнутри.

– Не неси чепухи, девочка. Не гниешь, это последствия ритуала. Чернобого славящего. Он помог тебе остаться в этом мире.

– Чернобожье чароплетство? Чур меня! Чур меня! – закричала девушка и стала лупить себя, словно стряхивая с тела вымышленных пауков. – Чур меня, Чернобог! Чур! Роде, Мать, Сварог, Перун помогите! Чур! Чур!

– Успокойся, – совершенно монотонным голосом произнес старик.

Девушка сложила пальцы в рунном символе защиты и отползла к самой стенке, а затем принялась лепетать.

– Дух Чернобожий, чёрный и страшный. Проклята я теперь, буду вечно в девках ночных ходить, да не чувствовать ветров степных и солнца утреннего. Буду на мужичье нападать, да сношаться с ними, а затем пожирать. Проклята я духом евойним, Чернобожьим. Ох, на что мне это? За что ты на меня заговор наложил, Семирод? Чур меня! Чур!

Семирод, словно не обращая внимания на её монолог, медленно помахал ей костлявой рукой, пытаясь привлечь её внимание, а затем спокойно разъяснил.

– Не проклята ты, и не станешь ни ночницей, ни ведуньей болотной. Исцелил тебя ритуал с помощью духа Чернобожьего, будешь в порядке полном, а с мужичьем сношаться станешь, ежели сама захочешь.

– Как же там было? —Продолжила бубнить себе под нос девушка. – Ежели духом злым отравлены, надобно кровь себе пустить, заразу изгнать, да заклинателя смерти придать. На вторую луну выйти на опушку лесную, да обогнуть самый толстый дуб, пока речь славная всем богам читается. Затем домой вернуться, и над дверью крестовик повесить, а под подушку зерна насыпать. Ух, мутить уже начинает. Чур меня!

– Резать себя не стоит, – захохотал старик. – Через цикл швы снимать. Не скажу, что счастлив отшельничеству, но помирать не спешу. Богов славить и без дуба можно, а зерно под подушкой, уж верный способ крыс завести. Успокойся девочка. Мутит тебя от того, что сердце от страха выдуманного колотится. Дыши ровней и вернись скорей в кровать!

– Добил бы уж лучше, Семирод, ты меня. Подло как…не по-нашенски это! Не по-славянски ведь!

Она продолжала метаться у стены, не внимая словам старика. Семирод заметил, что девушку постепенно начинает накрывать паникой и истерикой, что в её состоянии было неразумно.

– А ну хватит! – рявкнул старик. – Рот свой закрой, да меня слушай! – девка замолчала и широко раскрыв глаза, смотрела на него. – Не проклята! Не превратишься ни в кого, и ничего нового не вырастит. Станешь такой, как до ранения была, только шрамов добавится, а теперь хорош верещать и мигом в постель!

Девушка, всё еще шмыгая носом, и не спуская глаз с Семирода, ползком вернулась в кровать, и села.

– Грамоте обучена? – спросил старик облегченно выдыхая.

– Читать, писать умею. Вычитать и складывать. Работа у барыни, за хозяйство отвечала. Коров, куриц, баранов да прочей живности было много, вот и пришлось учиться как считать да писать. Ведомости вела, да за её детишками следила, когда барыня в отъездах была.

– Обучена значит, а богов до сих пор не знаешь, – проворчал Семирод.

– Как не знать? – возмутилась девушка. – Знаем и славим! Всем городом славим.

– Значит и знать должна, что Чернобог не есть зло нечистое.

– Как так? – возмутилась она. – Чёрный он ведь! Вот и кличут Чернобог. Все беды да твари обитающие, его рук дело. В ночи скрываются, да нападают на людей добрых. Крадут, насилуют, и превращают в себе подобных. Заклятьями и заговорами. Как ты Семирод.

Старик выдержал паузу.

– Значит я, по-твоему, прислужник Чернобога? Злого и коварного?

– Проклял ты меня, видать получается так, – согласилась она, однако в её голосе поселились нотки сомнения.

– А жизнь я тебе спас зачем тогда? Другу твоему который и не друг тебе вовсе? Ежели по разуму твоему судить, проку было бы более, превратив я тебя сразу в нежить, или гуля какого. Пустив твоё тело мёртвое на убийства и пожирания вечные.

– Я…я… – девушка растерялась. – Пес его знает! Вдруг ты меня сначала, эт самое, насиловать решил, а уж потом в нежить с гулями превратить?

Подобные слова разозлили старца, учитывая сколько времени, сил и прочего он потратил на спасение её жизни. Он закрыл глаза и попытался себя успокоить, ведь Семирод давно осознал, что спросить с молодыми, равносильно стену каменную одолеть с помощью одного лишь лба.

– Так и быть. Ежели боишься меня, не стану больше задерживать. Ты можешь идти, когда захочешь. Держать не стану.

***

Она стучала деревянной ложкой по дну миски, выхлебывая последние остатки супа. Аппетит вернулся в норму, и девушка постепенно начала набирать потерянный вес. Мужчина пришел в себя, но пока не мог самостоятельно принимать пищу, поэтому она кормила его очень бережно.

Семирод зашел в сторожку и захлопнул за собой дверь, принося болотных запах и легкую прохладу. Вместо сумки, набитой травами и другими ингредиентами, он держал две тушки кур, небольшую сетку с картошкой и бидон молока.

Девушка тут же подбежала, всё еще держась за правый бок, и заметно прихрамывая. Она мастерски ухватила куриц за шеи в одну руку, а второй потянулась к бидону. Старик отмахнулся. Он поставил молоко в угол, а картошку унес на кухню. Когда он вернулся, она извинилась.

– Спасибо. Так что же ты со мной сделал?

– Созрела наконец, – усмехнулся тот, усаживаясь на стул и потирая больную поясницу. – Я уж думал так и не спросишь. Видимо интересом не обделена. Ничего я с тобой, с вами двумя, особого ничего не делал. Обычное духовное колдовство, Чернобожье только.

– Нихромантия значит? Темные чары? – девушка широко раскрыла глаза, одновременно ощипывая курицу.

– Не совсем, не полностью некромантия, скорее по капельки того и другого. Плоха ты была совсем. Гнить начала, словно тебя уже на погребальный костер несут, пришлось немного некромантии применить, дабы клетки реанимировать и гниение замедлить. Затем отварами отпаивал, а то, что отваливалось от тебя, собирал и сжигал. Перед вновь в раны открытые втирал, с речами к богам обращенными. В полдень подносил к окну, давая солнцем ярким насытиться, да духом, исцеляющим питал. Очертил вокруг кровати круг оберегающий, а внутри развесил папоротник с рунами пустыми. Они всасывали себя зловонья, да дух мерзкий трупный. Повязки менял, раны бинтовал и чистил. Сжигал и снова втирал, руны нечисть забирали.

– Сложно. – нахмурив брови, и принимаясь за вторую курицу, произнесла она. – Значит духа темного во мне нет? Не превращусь в грымзу какую?

Старик улыбнулся, но тут же пересилил себя и ответил:

–Я по молодости, когда в целители записаться решил, так же как ты размышлял. Есть боги светлые и славные, а есть пантеон темного, чёрного и злого. Светлых восхвалять надобно, а чёрного гнать палкой со двора, да лишний раз не упоминать, а то уволочит в лес к тварям кровожадным.

– А то! – девушка чихнула от перьев, летающих в воздухе, и локтем утёрла нос.

– Вот ты Рода перед сном славишь? – совершенно серьезно поинтересовался мужчина.

– А как же! Конечно, славлю, мы всем уделом славим.

– А стоит и Чернобогу шепнуть пару слов, – реакция девушки заинтересовала старика.

– Да ну тебя… Это зачем еще?

– Поверишь или нет, – продолжил старик. – Сила и влияние Чернобога ночью куда могущественнее чем Родья. Черного в его имени только то, что ночь его стихия. Время, когда темно.

– И во тьме этой твари кровожадные прячутся, – выпалила девушка, однако по её глазам было видно, что она внимательно слушает рассказ Семирода, словно маленькая девочка.

– Твари и днём бедокурят. Мы, люди, такие существа, и говоря люди, я имею в виду всех разумных и нет. Для на свет это время для бодрствования, жизни прекрасной и яркой. Днем мы не спим, улыбаемся, работаем и ведём активный образ жизни. Как только солнце уходит багровым закатом за горизонт, а день сменяет ночь, мы плетемся в избы и чувствуем усталость.

Ночью спать положено, а днем бодрствовать. Поэтому в ночи для нас глаза у волка больше, а клыки острее и сильнее всегда будут. Биологическая потребность, завязанная на суеверии и предрассудках. Ночью мы слабы, плохо видим, и почиваем сном невинного ребенка, так и родились мифы о Чернобоге. О боге, который живет во тьме, и Тьмою управляет, значимо и тварями составленными нашими разумами тоже. Кровожадными как мы их считаем, да скорые до плоти человеческой.

– Так ты хочешь мне сказать, что Чернобог и всё колдовство его и дух – это не есть зло? – девушка настолько была заворожена рассказом старика, что практически не моргала, а руки сами по себе выщупывали перья из тушки.

Старик потер бороду, периодически посматривая на раненого мужчину, а затем ответил:

–Зло и добро, юная девушка, это явление взаимосвязанное, но отвечая на твой вопрос – да. Может тьма и его стезя, однако ничего «темного» он в себе не несет, как мы привыкли понимать это слово. Правда, что множество ритуалов некромантии, порчи и заговоров проводится под ночным сводом, и правда в том, что для некоторых это обязательно. Большинство просто опасно проводить средь бела дня, так как розгами и палками за это бьют, а за ночниц, ведуний и прочих ведьм, ты к Лику иди. Только оно ответы знает.

– Говоришь ты складно, Семирод, да ко мне ты был добр, выходил, кормишь уже вторую неделю как. Не знаю, может ты и прав, но только.

– Поверь, я видел, как люди такие зверства творили во имя Матери Земли, и называли это светом.

– К слову о земле, – девушка собрала пух и перья и тут же набила их в подушку, на которой спал Семирод. – Ты упоминал о молодости целителя, знаешь много о них… некромантии и заговорах. Ходишь по болоту как свой, хотя от одного видал из окна меня в дрожь бросает. Как давно ты в отшельниках?

– Я думал, что теперь моя очередь задавать вопросы. Тебе так не кажется? – старик благодарно принял предложенную ему чашку чая и сделал глоток.

– Кажется. Спасибо еще раз Семирод.

Старик медленно встал и молча отправился на кухню, где уже закипала вода для разделанной тушки, а когда вернулся, спросил.

– Что с вами произошло? Почему ты так бережно относишься к этому мужчине, ведь сама сказала, он тебе не друг.

– Спас он меня, – в пол голоса ответила она. – Оба спасли. Что случилось не знаю. На дворе стоял обычный день, я, как полагается, работала по хозяйству, барин вот должен был вернуться из поездки, как налетели они. Туча целая, словно облако мрачное спустилось с небес.

– Кто? Звери? – спросил старик серьезным голосом.

– Хуже! – её голос задрожал, а глаза налились ужасом всё еще свежих воспоминаний. – Разумны они и организованны. Рать целая, не подсчитать. Доспехи темно-пурпурные у них, кони вороные, да не нашенские. Гривы не кудрявы, сбриты, железом околочены, а из пасти огнем дышат. Ворвались в удел как кошка на печь. Били, кричали, убивали. Страшно очень.

– Прости, – произнес Семирод. – Но мне нужно знать больше.

– А больше то и нечего. Убивали как я и сказала, огню придавали всех подряд, мужчин, женщин, даже стариков и детей. Жгли, били. Тот, что к праотцам отправился, первый забежал к нам и старался семью барина вывести, и меня прихватил, хоть я и служанка простая. Второй, что за печкой лежит, другом его видимо был, так как рванул за ним сквозь пекло и кровь. Я испугалась, страшно испугалась. Не помню, что было дальше, били нас, всех били. Помню, что кто-то получил по голове, а барин тут же её лишился. Меня не тронули, видать не так важна была. Не могла я их бросить, спасли ведь, кольчугу стянула, дабы нести было легче, мечи побросали и дворами поползли к стойлу. Там на белогривого, детенку барскому что причитался, посадила и рванула, что есть сил. Гнала бедолагу до тех пор, пока за полосу не зашли, а дальше не помню.

– До полосы гнала? Ты уверена? – старик медленно прошелся по бороде.

– Как наяву, – ответила девушка. – Чувство еще помню, когда из удела вышли, что спасалась я, и защитников своих вытащила. Что делала дальше, тебе видней.

Семирод откашлялся и встал со стула. Она смотрела на него невинными глазами полными страха воспоминаний. У мужчины был серьезный взгляд, который она видела впервые, спустя всё это время. Старик мельком бросил взгляд к своему дневнику, а затем сказал.

– Начисти картошки, да забрось в котел. Можешь брать с кухни, что понадобится, свари нам вкусную похлебку и…спасибо за рассказ.

Глава 10

Это был огромный и мускулистый волк. Он неспешно вышагивал в сторону человека, описывая взглядом всё поле сражения. Дэйна, Мира и Ярик хотели подойти к Балдуру, но тот легким жестом указал им остаться на своих местах. Сырник дрожал.

Чем ближе он становился, тем больше можно было разглядеть разницу между ним и волколаками. Первое и самое очевидное, что бросалось в глаза, так это видовое различие. В то время, как члены его стаи стояли ровно на двух лапах и имели длинные и мускулистые руки с острыми когтями, вожак представлял собой самого обычного волка исполинских размеров.

С каждым его шагом можно было почувствовать, как содрогается земля, а в воздухе отчетливо начинает веять могущественным духом. Волк подошел вплотную к человеку, и обнюхал его с головы до ног, а затем широко раскрыл пасть. Его красные глаза заблестели, а серая шерсть на загривке встала дыбом.

Балдур чувствовал запах зловоний, и как с его черного носа, что был размером больше, чем его голова, капает отвратная жидкость. Мужчина поднял голову и смотрел перед собой, все еще направляя оружие на пленника.

– Твоё оружие, – животным басом прогромыхал волк. – Я видел такое много раз, ты стервятник, человек. Ты из тех, что ходят в наш лес и собирают дух для каменных городов.

Балдур молчал.

– Знак, что ты изобразил на земле, еще один трюк тебе подобных. Это ловушка, обманка чувств обоняния и восприятия. Кроме ингредиентов и руны, требуется кровь стервятника и кровь жертвы. Чего ты планировал добиться этим, человек? Сконцентрировать дух в одной точке? Обмануть мою стаю? Заставить их на хищном уровне путать добычу и окружение? Дезориентировать? Может даже напугать?

Он не прервал своего молчания, лишь почувствовал, как Сырник, что перебежал на другое плечо, держится за его шею, и едва слышно шепчет ему на ухо.

– Бал… Балдур, мать твою! Это же он! Клянусь тебе, это он… тот самый ведь, как ни на есть что есть он!

– В тебе много чего выдает твой род деятельности, прямоходящий. Повадки, одежда, принципы, и то, как ты держишься предо мной, свисая над пропастью смерти, – Волк довольно зарычал, а затем прошелся языком по щекам, громко чавкая. ¾ Однако запах, запах который я не забуду никогда, Балдур Красный Стервятник, его я почуял, когда вы только вошли в лес.

Чаша весов изначально не перевешивала в сторону отряда, а после резни, которую они устроили, шансы просачивались в мягкую от крови почву. Все замерли и опасались сделать лишнее движение, которое вожак стаи сможет воспринять как угрозу.

– Я знаю, ты боишься, я это чувствую. Чувствую, как от тебя исходят вибрации, как дрожит твое тело, человек. Твоя душа обливается кровью и начинает выть о спасении, словно слепой новорожденный щенок, что скулит и тянется к грудям матери. Ты украл мою охоту, это стадо моё по праву сильнейшего, – зверь на секунду отвел взгляд в сторону, осматривая мёртвых волколаков, а затем продолжил. – Убил членов моей стаи, опозорил моё имя. Кровь требует крови, плоть должна разорваться и перегнить.

– Ты знаешь, как всё было на самом деле, – сглотнув ком в горле и подавив дрожащий голос, наконец ответил Балдур. – Я не крал твою охоту, стадо живо. Твоя стая напала на мою, и по законам Лика я имел право на защиту.

– Что ты можешь знать о законах Лика? – растянулся волк в улыбке. – Ты пришелец, чужак, этот лес и эта земля не твоя, как и законы, по которым существует жизнь многие миллионы лет. Следы, что ты оставляешь, пахнут гнилью, всё, к чему ты прикасаешься, нарушает сам баланс Лика. Ты – стервятник, духокрад, троглодит из внешнего мира, кой мне противен. Не заблуждайся в своих размышлениях и суждениях. Ты уже мёртв, как и твоя стая. Твоя плоть разодрана, кости перемолоты, а остатки брошены твоим собратьям на объедки.

– Тогда что мне мешает нажать на курок, Серый? – внезапно с уверенностью в голосе, произнес человек, чем поверг в шок его отряд.

Каждый из них был не понаслышке знаком со зверем. О нем ходило множество историй, рассказов, которые редко заканчивались благоприятным исходом. Помимо клише, навешанным практически всем опасным хищникам, Волк выделялся одним. В силу разума и гордости, он никогда не вел беседы со слабыми созданиями, однако даже в самый добрый день, он не выносил наглости в свою сторону.

– Если я уже труп в твоих в зубах, – продолжил Балдур. – Что мешает мне забрать с собой этого бедолагу, и напоследок устроить тебе духовную головную боль?

Волк повел себя ожидаемо. Его глаза источали злость, а взгляд изменился на гримасу тысячи смертей, которые он мысленно обещал человеку, однако он не атаковал. Ему было интересно, но не настолько, чтобы терпеть подобное от какого-то человека, чей род деятельности он презирает. Балдур завел курок револьвера, а затем продолжил:

– Я может и человек, но хожу в духокрадах почти два десятка лет и законы Лика знаю, соблюдаю. Можно даже сказать чту побольше твоего. Охоту я твою не крал, просто оказался быстрее тебя и эти иглопузы, как и их дух мои по праву первого.

Волк фыркнул.

– Выхода, я вижу, всего два, – продолжил человек. – Первый, я не сомневаюсь, что ты справишься со мной, а может даже и с остальными, а затем присвоишь себе стадо, что прибывает в коматозном состоянии от духовного голодания. Также уверен, что столь небольшое нарушение законов Лика, такому могучему вожаку стаи ни коим образом не аукнется, – Балдур шмыгнул носом. – Однако перед смертью, я тебе напомню, что какой-то чужак, духокрад уважает местного правителя куда глубже, нежели знаменитый Серый Волк.

Стервятник чувствовал, как сердце начало биться сильнее, а в груди зарождался неконтролируемый животных страх, что он старался похоронить как можно глубже. Кровь вновь потекла со лба, но Балдур никак не отреагировал на это.

– Второе, мы сложим оружие, как ты и просил вначале, и попробуем обговорить происходящую ситуацию, которая из степени обычного кровопролития превратилась в катастрофически неприятную. Мне больше импонирует второй вариант, но как хозяину этих земель, я оставляю выбор за тобой, Серый. Нам есть о чем договориться.