Текст книги "Красный Стревнятник: Три царя"

Автор книги: Игорь Маревский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Мне бабка моя рассказывала, да всё в подробностях таких, что будто сама видела.

– Так может бабка твоя и есть та царица? А? Али может она и есть владычица зимы и смерти?

Уши кабачника покраснели, а губы гневно зашевелились. Он согнул руку в локте и показал неприличный жест старику, который кричал громче всех. Староста цокнул и сплюнул под скамейку, демонстративно отворачиваясь.

Мира наблюдала за перепалкой этих двоих и дивилась. Они, погруженные в спор, были готовы собственную мать сдать, лишь бы заткнуть соперника. Сырник, что явно был увлечен рассказом кабачника, схватил кусок засохшей корки хлеба и метнул в человека.

Владелец «Крота» резко обернулся и, увидев перед собой взгляд аури, который буквально приказывал ему продолжить, произнес:

– Сам я не видал, но бабка моя рассказывала в мелочах, да и деревня вся наша верит. Вот с тех пор мы ублажаем её, то песни лучезарные поём, то подношения какие оставим, а она их сразу на дно утянет. Так и живем, точнее жили. Мы ей, а она нам по озеру ходить давала.

– И как это может быть связанно с тем, что певчие спиваются до могилы?

– Ну как же, госпожа колдунья, певчие приливами управляют, по озеру ходят, а она в озере живет. Вот видать разозлилась она или просто не в духе, и наложила проклятье на них, да и на всё село наше. Караул нам, ежели не задобрим Марену Зимоправищую, Марену Смертоцарствующую.

– Не слушайте вы этого баламошку блаженного, господа колдуны, брешет он. В другом причина явно, в другом, что наш певчий пьёт, что твой пень.

– Меня всё больше и больше интересует, чего это ты так пытаешься его опровергнуть, старый? – слова Дэйны прозвучали вызывающе, а сама она пристально смотрела в мутные глаза человека. – С его слов, вся ваша деревня верит в проклятье, сам ты чуть ли ни челом бил, как нас увидел, а теперь нос воротишь и юлишь как коза на случке.

– Я… да… нет, что вы? ¾ голос старика задрожал, а его глаза забегали по комнате. – Что вы? Просто не хочу вас запутать, господа благородные, ежели не проклятье это Мареновское, али девки мёртвой, так что на это время тратить то, а? Верно же дело, другое искать надо.

– И что же у тебя на уме?

– А всё просто, госпожа колдунья прекрасная, надо искать тогхо, кто проклятье то и наложил. Среди живых искать, они заразы на такое способны.

– И есть кто на примете?

– Волхв! Змеиный потрох, ушел он давеча в лес, всё говорил, что травы какие собрать надо перед Осенинами, и так и сгинул. Сбежал пади паскуда, чтобы не поймали и не высекли, как козу. Вам, господа, волхва нашего Епитея найти надо. Он-то уж точно виноват в этом.

– Почему сейчас? Почему раньше не упомянул, что у вас волхв пропал? Такие специалисты сами по себе в лесах не теряются, ¾ на слове специалисты Сырник изобразил пальцами кавычки.

– Ну дык я это, не специлист же. Не знаю, что важно, а что нет в колдунстве то, а вы вот знаете. Только сейчас ситуация поменялась, кабачник на озеро ссылается, а явно дело в волхве.

– Ладно, говорить можно бесконечно, только и делать что-то надо. Нет у нас времени, нам озеро перейти надо, ¾ Мира погладила Сырника по пушистому хвосту, и продолжила. – Была у меня мысль насильно надеть путы на Вокрута, привязать к столбу на улице, и устроить засаду, но это идея нравится мне всё меньше и меньше.

– Почему? – наивно удивился Ярик.

– Господин кабачник, господин староста, спасибо за информацию, дальше мы сами, но у меня есть для вас дело.

– Всё что угодно, – резко выпалил старик, пытаясь вернуть вотум доверия.

– Что прикажете, – не остался в стороне и другой. – Я вам слово дал, что помогу баламошку поймать этого, кто ему водку таскает, и проклятье снять.

– Присмотрите за нашим владыкой приливов, если я права, трезветь он, конечно, никогда не будет, а водка и дальше появляться станет, но на всякий случай.

– Присмотрим как за своим.

– Как за своим присмотрим.

На этом двое удалились, а Сырник запрыгнув Балдуру на плечо, задумчиво выдохнул. Они вышли на улицу. Солнце стояло в зените, и деревня переживала еще один свой мрачный и медленный день. Люди тащились по улицам, словно их изредка подгонял кнут. Даже скот выглядел так, словно и не ел совсем.

– На кладбище веселее, – простонал Ярик, но взглянув на товарищей тут же оживился. – А идея то твоя хороша, Мира. Ночью мы может и заперли его, но в этот раз на улице оставим, на видном месте, и сами рядом будем, как только скотина, что водку ему таскает появится, схватим, скрутим в бараний рог и всё тут.

– Только кажется мне, останемся мы ни с чем, ¾ фыркнула она в ответ. ¾ Возможно, никто и не спаивает нашего певчего.

– Сам? Лунатизм? ¾ уверенно предположила Дейна.

– Дибилизм, – констатировал Стервятник.

– Балдур, – улыбнулась Мира. – Твой уникальный и обаятельный шарм сборщика всегда вызывал во мне интерес, но порой ты ведешь себя как упертый маленький ребенок. С лунатизмом он бы не смог выйти из кабацкой, даже с дверью не разобрался бы. Здесь нечто другое, но факта проклятья или заговора я не отметаю.

Ярик резко обернулся, словно услышал чей-то голос, и отошел на несколько шагов. Он ходил вдоль берега туда и обратно, размахивая руками, ведя диалог с невидимым собеседником.

– Значит нужно поговорить с домовыми, они всегда подобное чуют, особенно, что касается их владений, – заключила Дэйна. – Я вернусь в кабацкую и попробую приманить местного.

– А я схожу еще раз к халупе певчего, дух там тяжелый, придется повозиться, – почесала затылок Мира.

– На хлебные крошки приманивать будешь? – съязвил Балдур.

– Очень хотелось бы, – устало выдохнула она. – Но что-то мне подсказывает, что без чар не получится обойтись.

– Я пойду волхва искать! – гордо заявил Ярик, щеголяя длинным плащом с языками пламени. Он подошел к остальным, заметно запыхавшись, будто после жаркого спора.

– Ты с ума сошел, баламошка? Хотя да, кого я спрашиваю? – начал взрываться Сырник. – Где ты его искать будешь, холопская морда? Старик же сказал, что ушел он еще до Осенин и может быть, где угодно. Волками съеден, другими хищниками, рататоски загнали в ловушку, даже с волхвами случалось. Может он и вправду виноват в происходящем, а значит уже можно и в Велпосе его искать, или где еще.

– Там, – ткнул пальцем Ярик.

– Что там? – раздосадовано спросил Сырник.

Ярик указал пальцем на лесополосу, которая уходила в горизонт, и повторил:

– Там волхв, там искать нужно.

– Это тебе «отец» сказал? – снова съязвил Балдур.

– Сказал, еще сказал, что я туда один пойти должен.

– Послушай, – произнесла Дэйна мягким голосом, подходя к огненноволосому человеку. – Я всегда скептически относилась к твоим… видениям, но лгать не стану, порой они помогали нам, но в этот раз всё иначе. Мира права, волхв может быть, где угодно, а ты один собираешься в лес, из которого мы только вышли. Также я понимаю, что отговаривать безумца и есть само безумие, поэтому не стану, вместо этого возьми с собой Балдура. Он сборщик и хорошо местность да тропы знает.

– Нет! – отрезал тот. – Отец ясно выразился, что пойти я должен один, и вести меня тропой верной сможет только он.

– Сейчас не самое лучшее время, чтобы разделяться, лободырный ты, – не останавливался Сырник. – По крайней мере пока не доберемся до Гривастых.

– Знаю, Сырник, но так сказал отец. – начал успокаивать всех Ярик. – Не переживайте так сильно, ежели не вернусь через два дня под полночь, то доставайте лучшее пойло, накрывайте богатый стол, не скупитесь, и поминайте как звали!

С этими словами он развернулся и побежал. Балдур хлопнул Сырника по лапке, и зверек сгруппировался, однако уйти он смог не далеко. Перед ним появилась Дэйна, точнее её щит, что располагался на спине, а сама полувеликанша произнесла:

– Ты его не догонишь, и сам знаешь, что бессмысленно. Сходи лучше к корабельщику, пока мы с Мирой домовыми занимаемся. Как только разберемся с тем, что происходит с певчим, я хочу убраться из этого места как можно скорее. Может и узнать полезное что-нибудь получится.

***

Пузатый фокрунец бегал сосисочными пальцами по разноцветным кристаллам, жадно хлопая ресницами и пересчитывая их еле шевеля губами. Он автоматически отодвигал длинным ногтем мизинца те, что ярче в сторону, сосредотачивая свой профессиональный взгляд на тех, которые переливались всеми цветами радуги.

– Неплохо, неплохо. Занесу в протокол, что отряд твой пришел с богатой добычей, пить сегодня можете за счет коллегии.

– Отлично, выпивка нам не повредит, – молодая девушка поправила револьвер на груди, а затем спросила. – Послушай, Лок. Ты в последнее время ничего не слышал о Балдуре?

– О ком? – не отрывая взгляда от кристалликов, промычал Фокрунец.

– Не притворяйся, Лок. Много ты сборщиков знаешь в Велпосе, что носят Мидсхвальские имена? О Балдуре. Красном Стервятнике.

– Его выгнали несколько лет назад, с тех пор он и не заходил. Ты сама знаешь правила, а его лично главный пнул, как пса бездомного под зад, это намного серьезнее.

– Оценивать у тебя гораздо лучше получается, Лок. Мне стоит считать, что тот мешочек, который ты уже который месяц прячешь за лавкой принесли тебе новички? Или шкатулку, от которой просто прёт холодным болотом? Я знаю всего несколько сборщиков, которые осмеливались ступить во владения Бессмертного, но никто из них не заходил так далеко за хладноголосками.

Лок, инстинктивно бросил свой взгляд под лавку, и шмыгнув носом, процедил:

– Что тебе надо?

– Чтобы ты ответил на вопрос, а не юлил, – с нажимом протянула она.

Фокрунец собрал кристаллики с прилавка, и они волшебным образом растворились в его маленьких ладонях:

– Последнее что слышал, он на контракте, на вылазке со своими.

– Прям-таки со своими? Со всем отрядом, и даже с Дэйной? ¾ продолжала настаивать девушка.

– Угу, – отмахнулся оценщик. – Кто-то хорошенько подсуетился чтобы собрать их вместе, ушли пару недель назад, а чего интересуешься, есть на примете заказ?

– Не совсем. – произнесла она, а затем резко насупилась, словно не желая продолжать.

– Пёс его знает, что у Красного в башке творится, я давно перестал пытаться понять, и тебе советую. Одно могу сказать, что в этом как-то замешан Многоликий, так что забудь, еду и питьё поставят на столик, что у торшера. Отдыхайте.

***

Балду шел вдоль берега и молча осматривал деревню, в которой, по злому року, им пришлось задержаться. Он подобрал небольшой камешек, края которого были сточены водой, и в руке он лежал особо приятно. Балдур повернулся в сторону озера, что казалось ему невероятно бесконечным и абсолютно безмятежным. Широким замахом от швырнул камень в воду, и наблюдая как от места падения расходятся волны, улыбнулся.

– Не тревожь воду, – проворчал Сырник, сидя на плече человека.

Он ничего не ответил, лишь, не говоря ни слова, продолжил путь. Они проходили мимо ветхих изб и халуп, от которых пахло солью и рыбой. Они миновали несколько закопанных ям, что выглядели как курганы и пахли также. Балдур молчал долго время, но наконец произнес:

– Что мы пытаемся найти?

– Не знаю, – задумчиво пробормотал аури. – Но идея призвать домовых и поговорить с корабельщиком вполне имеет свойство быть. Нам нужно узнать как можно больше об этом проклятье от местных, не морщи ты морду свою. Всё у тебя не как у людей, Балдур. В богов веришь, профессия твоя тесно связанна с духом, а значит и всевозможными формами его проявления, и всё же ты воротишь нос от проклятий и заговоров.

– Может ты и прав, ¾ согласился он. – Может у меня не всё как у людей, потому что люд, о котором ты талдычишь, есть существо нерациональное, то бишь, абсолютно нелогичное. Может я и сейчас сам себе противоречу, потому что создали нас боги такими, наделили разумом, от которого сами и страдаем.

– Например?

– Например, – начал объяснять сборщик. – Есть у люда твоего, привычка связывать все между собой нитями верований убеждений и ограниченным количеством знаний. Ведь иногда нечто невозможно связать, нельзя сшить яблоко с крольчатиной и назвать это рагу. Порой нечто просто не имеет смысла, и искать его лучше не стоит. Вместо этого, любой упавший камень по счастливой случайности прямиком в колодец, это предназначение, просыпала старуха соль в избе, к несчастью, проклятье накликала.

– Слышал бы ты сейчас себя, – хихикнул Сырник.– Ходячее противоречие, живое воплощение люда.

– А я и не отрицаю своей человечности, – Балдур резво размял щеки, дабы согнать противный соленый налёт пыли. ¾ Но голова на плечах не для того, чтобы есть да плеваться в подворотнях.

– Связывать нужно то, что имеет смысл связывать, остальное стоит отбрасывать в сторону, а не придумывать названия, только потому что нитки не подходят.

Сырник повернул голову таким образом, что казалось его шея вот-вот хрустнет. Он посмотрел на человека взглядом, который тяжело было описать однозначно. С одной стороны он совершенно не понял, что Балдур имел ввиду, с другой он пытался отыскать частичку безумия в его глазах и средневозрастного маразма.

– Что ты несешь? – наконец сорвалось с его маленьких уст.

– Я тебе покажу.

Балдур резко остановился и шуршал ногами по мокрой и рыхлой земле, распинывая в стороны кости мелких животных и осколки домашней утвари. Когда его взгляд остановился на небольшом комочке земли, он ехидно ухмыльнулся и поднял его. Очистив от земли, это оказался застекленевший и напрочь промерзший рыбий глаз размером с детскую пуговку.

– Ну и на кой чёрт он тебе сдался? – Сырник нахмурил брови, наблюдая за тем, как он очищает его от земли и играется на солнце.

– Видишь, вон бабка белье в озере полощет? – не привлекая к себе внимания, он кивнул в сторону берега.

– Ну вижу. – Коротко ответил Сырник

– Видишь рядом с ней торчащая с земли мачта, которую они под сушилку пользуют?

– Ну вижу.

Балдур широко и ядовито улыбнулся. – Давай-ка метнись туда вороньим крылом, да в клюве глаз рыбий держи.

– Ты совсем…

– Крути головой, как птица, – оборвал его Балдур. – Я знаю, ты умеешь, да смотри ей в глаза всё это время. Можешь пару раз крыльями взмахнуть для пущего эффекта, но думаю и без этого можно обойтись.

– Во-первых, я эту гадость к своему рту и близко не поднесу. Во-вторых, она скорее это за дурной знак или примету сочтёт. В-третьих, на кой чёрт мне это делать?

Балдур крутил рыбий глаз меж пальцев, и с улыбкой садиста продолжил:

– Если за примету дурную сочтёт, то она в тебя палкой или камнем швырнет, может пару фраз каких бросит в след, ничего страшного. В противном ты поймешь, что я имел ввиду.

– Или, – возмутился Сырник – Мы просто пойдем к корабельщику, и кобыле под хвост все эти рассуждения.

– Ясно, – изображая разочарование в голосе ответил человек. – Так и знал, что как только о палке или камне заикнусь, ты сразу струсишь. Ладно, пошли к твоему корабельщику.

Сырник напыжился как снегирь, а его огромные уши встали торчком. Балдур почувствовал небольшое давление вокруг шеи, которое говорило ему о том, что аури возбудился от эмоций.

– Я в волколаков обращался! – огрызнулся зверек. – Тобой с голым задом ходил по селу, не опасаясь дрыном по хребтине получить али стрелой в грудь! Пролезал в такие места, что меньше твоего мизинца, и ты думаешь я бабку боюсь с палками и камнями?

– Ну другого объяснения я не нашел, – с ехидной улыбкой соврал Балдур.

– Да как два пальца после кружки, – загордился Сырник. – Только и ты пойми, палка или камень для меня будет, как в тебя бросить валуном или деревом. Бьёт может и не так сильно, но, зараза, габариты пугают.

Стервятник почесал переносицу, качая головой, и ответил:

– Добавим интереса тогда, если ты окажешься прав, я тебе в ближайшем приличном кабаке закажу ведро твоего любимого.

– Балдур, я аури, если мне что-то надо, я могу обернутся кухаркой и жрать хоть с котла, предложи, чего получше.

– Ты хоть скотина языкастая, ¾ мужчина засмеялся в голос. – Но скотина порядочная, никогда красть не станешь, если того не потребует острая нужда. Так что предложение остается прежним, хочешь услышать, что я получу если окажусь прав?

– Валяй.

– Ты поклянешься у священного столбца Перуна, Рода и Матери Земли, что не будешь обращаться мною целый год.

– Месяц. – Запротестовал Сырник.

– Полгода. – Парировал человек.

– Два месяца.

– По рукам.

Сырник нахмурил брови, и облизав верхнюю губу, внимательно осматривал окрестности. Балдур прекрасно знал Сырника, как и он его. Оба отличались особой тягой к азарту и страстью к вызовам, которые подчеркивали их сильные стороны. Сырник протянул маленькую ручку, и через мгновение на ней оказался засохший рыбий глаз. Он еще раз посмотрел по сторонам, убедился, что никто не смотрит.

– Не довести бы до могилы старую.

С этими словами он зажал глаз меж зубов и его тело задрожало красками, пока он не вспорхнул с плеча Балдура в обличии черного ворона. Первые два взмаха дались ему тяжело, словно птенец, отважившийся на свой первый полет, он тянулся к ближайшей точке. Взмах, еще один и уверенной грацией он набрал высоту, и спикировал на мачту.

Старуха была поглощена стиркой и напевала себе меланхоличный мотив. Сырник приземлился туда, куда и планировал, однако внимания ему так и не уделили. Он хотел было раскрыть клюв, чтобы издать птичий крик, и едва не выронил глаз.

Балдур вновь ухмыльнулся и безвыходно развел руками в стороны. Сырник захлопал крыльями, но даже этого было недостаточно чтобы обратить на себя внимание занятой старухи. Стервятник подцепил носиком ботинка остроугольный камешек, который на самом деле оказался измазанным сажей осколком стекла, и пнул в озеро. Тот приземлился ровно перед старухой, что наконец заставило её поднять глаза.

Она, вытирая выступившую испарину, устало выдохнула, а затем ахнула. Взгляд её остановился на чёрном как ночь вороне, что смотрел на неё мертвыми ликом, а в клюве держал толи мутный хрусталь, толи чей-то глаз. Сырник взмахнул крыльями и закрутил головой. Старуха ахнула вновь. Она бросила не достиранное белье в кадку, и отползая назад, перевернула ушат со скисшим молоком прямо на золу от подсолнухов. Сырник широко расправил крылья и пригнул шею в угрожающем жесте.

Долго ждать не пришлось. Старуха, оставив пожитки на берегу озера, завизжала, что есть сил и пожилой рысью метнулась в сторону деревни, зовя на помощь. Балдур тут же осознал, что его практическая теория зашла слишком далеко, и он жестом подозвал Сырника.

Ворон в полете выплюнул рыбий глаз, и приземлился на плечо человека уже в своей истинной форме. Сырник первым делом схватил ворот Балдуровского плаща и принялся им отчищать свой длинный розовый язык. Через мгновение он почувствовал вкус грязи и соли, и громко выругавшись, отчищал рот маленькими лапками.

– Перестарался ты, – ухмыльнулся человек. – Я тебе говорил, усядься смирно, да гляди на неё прокачивая головой, а ты что там устроил? Бабка подумала, что ты бросишься на неё как сокол с небес.

– Я пытался обратить на себя внимание… тьфу… держал меж зубов, а привкус словно жевал… тьфу. Так кто из спора победителем вышел?

– Да никто, – огорченно вздохнул человек. – Не понятно, толи она проклятья испугалась, толи на приметы такая доверчивая, а может просто подумала, что ворон сейчас её в глаз заклюет.

– Так как решить то? – не успокаивался Сырник. – На кону приз увесистый стоит.

– Как решить?! Будем ждать, со временем ясно станет, какая молва по селу разбредётся, тот и будет прав.

Сырник, наконец избавившись от противного привкуса во рту, еще раз сплюнул, а затем навострив свои уши, произнес:

– Думаю, нам лучше поспешить к корабельщику, если мы не хотим стать частью этой молвы.

Глава 14

Все окна кабацкой были закрыты, а на двери висела вывеска с извинениями для редеющей толпы потенциальных клиентов. Дэйна спустилась со второго этажа, проверив певчего, который не выходил из крепкого хмельного сна, периодически посапывая, перешел в полноценную кому. Его сердце билось очень медленно, что заставило её торопится.

На первом этаже её ждал только сам владелец заведения, а старик удалился в свои покои, не желая иметь ничего общего с домовыми. На все вопросы о характере и поведении местного хранителя очага, кабачник отвечал неоднозначно, что ставило лишь новые вопросы.

Дэйна сложила щит с мечом и стальные щитки у двери, положив сверху подсушенную веточку розмарина. Она не хотела дать повода домовому думать о ней как об агрессоре, и уж тем более заставлять его сердится. Всё чего она хотела, это лишь сделать предложение, со всем уважением и почтением.

Все столы были сдвинуты в стороны, кроме центрального, на нём лежала тарелка со свежим хлебом да стакан сладкой воды. Вокруг она разложила пару рунических камней и поставила три свечи, но зажигать не стала. Сама же полувеликанша расположилась на стуле напротив, закинув ногу на ногу.

Она сложила руки в замок на бедрах и закрыла глаза. Наступила полнейшая тишина, лишь было слышно, как кабачник крутит головой, и едва слышно попискивает, в поисках хранителя своего очага. Настоящего хозяина «Крота».

– Ну шо? Появился? Видите, госпожа колдунья златоволосая? Видите его то?

– Помолчи, – сквозь сжатые губы выдавила она.

Кабачник ахнул и закрыл рот обеими руками, однако крутить головой не перестал. Внезапно по всему помещению раздавались непонятные звуки, похожие на скрежет, словно мыши шуршали по углам.

Она чувствовала, как что-то пронеслось по её волосам, как резко защекотало в затылке. Шуршание слева, затем справа, с потолка и под стулом. Она не открывала глаз, даже когда загремел её щит с мечом, лишь сидела и покорно ждала.

Появились новые запахи. Кислота квашеной капусты, сладость свежего незасахаренного меда, отчетливый привкус солонины, что щекотал своей резкостью нёбо и горечь крепкой настойки. Все эти звуки и запахи постепенно смешивались с редким и ехидным хихиканьем, что разносилось эхом по всему заведению.

– Я гость в твоем доме, усталый путник, что нашел прибежище в твоей кабацкой. Я насытилась и напилась, я ищу лишь разговора. Мой меч и мой щит не поднимутся в стенах твоего очага и не смеют нарушить его пламени.

– Интересно, – раздался голос из неоткуда. – Действительно интеллигентная особа, что ритуалы знает да как подзывать стоит, вместо «Эй ты, огня поддай, да коня вычеши». Зачем зовешь меня?

– Поговорить, – кончики пальцев Дэйны приобрели оттенок бирюзовой лазури, и она очертила в воздухе знак богини Лады.

– Хе-хе.

Свечи на столе зажглись, и рядом с ними появился домовой. Внешне маленький старичок с лысой блестящей головой и длинной седой бородой до пят. Нос в форме продолговатой картошки закрывал тоненькие губы, что скривились в улыбке. Его большие глаза сверкали очагом, а толстые пальцы лежали на объемном круглом брюхе. Он шевельнул головой, и раздался тот самый звук, похожий на шуршание, что исходил от его двух колец в ушах.

– Чуу! Домовой во плоти! – запричитал кабачник. – Сколько живу здесь и владею, впервые зараза показался, как я и ни звал.

– Потому что звать не умеешь, да и живешь ты лишь здесь, но не владеешь ¾ «Крот» мой.

Мужчина набрал воздух в легкие, но его прервала Дэйна, прежде чем тот принялся изнывать о проблемах и загадывать три желания, словно перед ним волшебная рыбка.

– Я Дэйна Бринхилд, признательна тебе за твой отклик, дух.

– Я знаю тебя, воительница Бринхилд. Веришь ты или нет, пару раз звучало твое имя в этих стенах в давно забытые времена.

Домовой осмотрел пустую кабацкую, в глубине которой едва слышно потрескивали угли, и покачал головой. Он протянул маленькую ручку, и сложив губы, едва слышно просвистел. В мгновение ока появилась метла, помело которой приятно играло огненными зайчиками. Он посмотрел на хлеб и стакан сладкой воды, затем, одобрительно кивнув, ударил метловищем по столу.

По волшебству стали появляться различные блюда деревенской кухни. Домашние щи, от которых пахло капустой и согревающим теплом, румяные пирожки, что в дневном свете переливались своей корочкой, горшочек творога со сметаной, драники, залитая в сливочном масле картошка, но взгляд Дэйны приковала лишь одна тарелка, которая заставила вспомнить Сырника.

Кабачник ахнул.

– Так-то лучше, – потёр руки домовой и метла тут же испарилась. – Угощайся, Дэйна Бринхилд, кушай и пей. Я дух-домовой, звать меня Мороська.

– Благодарю.

Она не была голодна, да и ситуация складывалась так, что и насильно кусок в горло не полезет, но ритуал должен быть исполнен. Мороська был домовым кабацкой, а значит в его натуре всех гостей кормить и поить, ежели в настроении он добром. Случалось если кабачник филонит и не трудится как положено, домовой злился, и мог насыпать пуд соли ему в кашу или угли в печке залить водой.

Дэйна знала, что хоть внешне и зачастую они выглядели старцами, все домовые в душе оставались маленькими детьми. Смех мог смениться плачем, а радость гневом, поэтому и относится к ним нужно было соответственно, с почтением. Она взяла пирожок, замечая, как домовой с взглядом увлеченного ребенка наблюдает за ней, и откусила. Рядом с ней появилась кружка крепкой закваски. Она благодарно кивнула.

– Ешь, ешь. Посетители у нас редкость, – он бросил злобный взгляд на кабачника. – Особенно тех, кто помимо рыгать и звонко ветра пускать толком ничего не умеют. Ты жуй, запивай, не торопись.

– Благодарю тебя еще раз, Мороська, но, к сожалению, позвала я тебя не пировать. Беда в вашей деревне поселилась, прокляла певчего. Как только приходят, так сразу пить беспробудно начинают, пока не помрут. Последний сейчас наверху, готовится почувствовать на себе объятья Марены. Помощь нам твоя нужна, Мороська, очень нужна.

Домовой потер бороду, задумчиво кивая головой и шмыгая носом ответил:

– Плохо это. Сколько помню, «Крот» всегда был центром очага во всем Янтарном, народ тянулся очередями, а праздники гуляли так, что мне стены приходилось держать. Нынче совсем не так, совсем плохо.

– Помоги нам, Мороська, помоги проклятье снять и певчего вернуть, где ему и место. Тогда снова корабли пойдут, торговля оживится, и кабацкая расцветет. Ты можно сказать самый мудрый в этой деревне, многие десятки лет правишь этим местом, много людей повидал, историй послушал. Может кто-нибудь упоминал нечто подобное, или с языка у кого сорвалось что нам помочь может?

Домовой почесал нос и выдернув вросшийся волосок ответил:

– Люди много чего говорят, особенно когда выпьют. Я бы с радостью помог, но контингент у нас такой проживает, как я упоминал ранее, тем интеллектуальных не ведут. Хотя всё же припоминаю, был один день. Трое сидели вон за тем столиком, в карты играли, да пили по-черному, и всё никак заткнутся не могли.

Дэйна оторвалась от спинки стула, и подалась вперед, приготовившись внимательно слушать.

– Начали они с того, что…

***

Воздух был слишком солен и тянулся тяжелой дымкой со стороны пресного озера. Мира подходила к дому певчего, где он и его предшественники проводили всё свое время. Дверь всё также оставалась не заперта, и была раскрыта на распашку. Местные обходили избу стороной, и плевали три раза через левое плечо, даже бросив взгляд на неё.

Запах пота и алкоголя разил даже на подходе, но Мира не поморщилась и была полностью поглощена своими мыслями. Она, как и Дэйна намеревалась призвать домового, хранителя очага и попытаться провести с ним беседу. С другой стороны, меридинка понимала, что в подобном месте, её будет ожидать крайне интересный и злобный персонаж.

Она зашла внутрь, и первое на что упал её лазурный взгляд – это разбросанная кипа бумаг на столе, с царскими печатями и знаками отличия Небограда. Она подошла ближе, и аккуратно разложила их так, чтобы можно было легко пробежаться по всем, не упуская ничего лишнего.

В основном это были бумаги направления Воркута Ан’Раффэна в деревушку на берегу Янтарного, также выписки и благодарности о прекрасной службе и учебе в стенах академии.

«Не соврал»

, ¾ подумала она про себя. ¾

«Лежит рядом с выпивкой, неужели он ностальгировал в пьяном бреду или жалел куда его жизнь занесла, такого специалиста? Если так, значит не совсем пропил он разум, значит мыслить еще может, это хорошо».

Она прошла рукой по столу, собирая пыль, которая при прикосновении о кожу меняла свой цвет. Мира сжала горсть меж указательного и большого пальца, и поднеся к уху, перетерла.

«Эманации, это очень плохо, нельзя такое колдовство применять в жилых помещениях, особенно где духи живут. Кто-то или что-то пыталось разобрать нечто на части, но что?»

Ответ пришел ей на ум практически сразу. В комнате была лишь одна кровать, один стул и один стол. К счастью, ей никогда не приходилось прочувствовать на себе эффект эманаций, но что она знала из рассказов и из уст бывшей настоятельница сестринства, ощущение не из самых приятных.

Балдур хоть и ворчал последнее время, нес полную неразбериху, но в одном он оказался прав, дух и вправду сходил с ума. Этот вопрос так же мучал её последние пару дней, как человек, рожденный без способности к духу и полностью лишенный шестого чувства, смог это ощутить?! Очевидная связь с Сырником могла бы это объяснить, но даже через своего рода проводник, Балдур всё равно не способен переваривать дух в любой форме.

Она вспомнила слова настоятельницы, которая любила говорить:

«Эманации, это духовная наука разбора, суть которой кроется в мелочах, а не в общей формуле. Проецируется она на разум живых абсолютно непредсказуемо и способна оказывать влияние на отдельный индивидуум различными способами».

«Опасная штука, с которой лучше не стоит играть»

, – выразилась она словами Балдура. Мира достала хлеб и фляжку сладкой воды, которые любезно предоставил кабачник, и разложила на столе, вместе с рунами и свечами. Она села на стул, и приготовила в рукаве несколько подчиняющих и успокаивающих заклинаний.

Ей оставалось гадать, сколько домовой провел времени в подобной атмосфере тяжелого духа, от которого дышать было невозможно. Он мог броситься на нее и вцепится в горло длинными когтями. Мог не появившись вовсе, разложить ловушки или просто уронить потолок ей на голову. Она была готова ко всему, поэтому положила глефу себе на колени, и очертила в воздухе знак богини Лады.

«Это займет некоторое время, но, если не появится, придется насильно вырвать, как бы мне этого не хотелось»

. Она закрыла глаза и стала слушать тишину. Через некоторое время в её голове начали появляться образы, воспоминания пережитого совсем недавно. Это был первый раз за все время их похода, она и её разум были предоставлены лишь ей самой.

Мира размышляла, много размышляла о цели их вылазки, пошагово вспоминала сбор иглопузов с дальнейшей битвой. Пыталась проанализировать и понять, что она сделала не так, как позорно попалась и напоролась на когти зверя. Спина уже не болела, но всё еще ужасно зудела.