Текст книги "Громов"
Автор книги: Игорь Цыбульский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)
– В первой встрече Громова с Дудаевым мне довелось участвовать, – вспоминает вице-губернатор Московской области Алексей Борисович Пантелеев, – Борис Всеволодович выполнял распоряжение министра обороны Шапошникова. Тогда военное ведомство называлось Объединенными Вооруженными силами СНГ, это был переходный период. Союз уже развалился, армия, формально, еще нет. Весна 1992 года. Борис Всеволодович проводил командно-штабные учения на территории Северо-Кавказского военного округа. Мы находились в самолете на подлете к Ростову-на-Дону, когда поступило сообщение, что в Шали блокирован российский гарнизон и предъявлен ультиматум, чтобы военные сдали оружие. В Чечне тогда находилась учебная дивизия, и ее гарнизоны размещались в различных населенных пунктах. Один из полков стоял в Шали. Шапошников поручил Громову срочно разблокировать ситуацию.
Борис Всеволодович дал команду, и мы, не приземляясь в Ростове, полетели в Грозный. Там нас, понятно, никто не ждал, да и не хотели принимать, но командир настойчиво потребовал, и в итоге мы оказались возле здания, где находился Дудаев.
Охрана отказалась нас пускать. Борис Всеволодович так на них посмотрел, что автоматчики сразу расступились. Есть в нем вот эта командирская воля и право командовать, которые сразу чувствуют люди, даже раньше Громова не знавшие.
Мы поднялись в кабинет, где сидел Дудаев. Он уже был тогда президентом Чечни.
Дудаев совершенно не ожидал появления Громова. Он вскочил, что-то стал растерянно говорить.
Борис Всеволодович слушал его и молчал. Наконец и Дудаев умолк. Тогда Громов сказал, что поражен тем, как теперь на Кавказе встречают гостей. «Я много лет прослужил здесь, но такого никогда не видел. Мне за вас стыдно!»
Дудаев начал извиняться.
Борис Всеволодович сказал, что вынужден был прилететь потому, что ему доложили о безобразиях, которые с ведома Дудаева творятся в Шали, и потребовал немедленно снять блокаду с воинской части.
Дудаев начал оправдываться, сказал, что это сделано без его ведома.
Громов объявил, что не уйдет из кабинета, пока проблема не будет решена.
Разговор получился жесткий. Командир действовал очень решительно, да и задача была достаточно серьезная.
Мы сидели у Дудаева часа полтора, он пытался нас угостить кофе или чаем… Громов действительно не ушел до тех пор, пока генерал Соколов, который командовал учебной дивизией, не доложил, что все вопросы сняты и гарнизон разблокирован.
Дудаев на меня произвел впечатление человека, сознающего, что он занимает не свое место. Это было ясно видно по его поведению, мимике. Он чувствовал себя очень неуверенно и не мог сказать ничего внятного. Он явно не ожидал появления Бориса Всеволодовича.
Особенно болезненно, как ни странно, на него подействовало то, что Борис Всеволодович обвинил его в нарушении гостеприимных традиций Кавказа.
Вскоре после этой поездки Борисом Всеволодовичем была подготовлена и направлена президенту известная аналитическая записка о положении на Кавказе.
Я работал тогда в Главном оперативном управлении Генерального штаба. Эта записка пришла к нам с пометкой, что президент Ельцин с ней ознакомлен. И никаких комментариев. Жаль! На основе этого анализа можно было выстроить реальную программу действий по прекращению войны еще на ранних ее стадиях.
Б. В. Громов:
– Решение о том, что меня необходимо убрать из армии, было принято очень оперативно. Однако сделать это необходимо было с соблюдением хотя бы каких-то приличий и формальностей, чтобы это не выглядело гонением за инакомыслие. Ельцин ведь провозгласил себя демократом.
Воспользовались модным в то время конкурсным замещением должностей.
Грачев собрал всех заместителей в своем кабинете и заявил, что ряд должностей будет выставлен на конкурс, в том числе и моя должность. «Вы, Борис Всеволодович, тоже можете участвовать», – обрадовал он меня. Мне все было понятно. Я просто встал и ушел.
Они не имели права меня увольнять, и при желании я мог бы затеять судебный процесс, который Грачеву вряд ли удалось бы выиграть.
Нашли выход – перевели меня в Министерство иностранных дел на как бы равноценную должность, соответствующую рангу заместителя министра.
Так как я тоже не мог уже оставаться в Министерстве обороны и работать с Грачевым, то на это предложение согласился.
Никого из своих сотрудников я не пытался забрать с собой. Считал, что молодые офицеры не должны лишаться хороших служебных перспектив. Я предполагал, что со мной вместе уйдут один-два самых близких человека. Всех поочередно приглашал к себе и говорил, что им лучше продолжать службу в министерстве, так как мое положение очень неопределенное. Однако они думали иначе. Например, Игорь Олегович Пархоменко, сейчас он первый заместитель председателя правительства Подмосковья, обиделся чуть не до слез и сказал, что пойдет со мной куда угодно даже без всякой зарплаты. Так же определились и другие. Почти все ушли со мной.
При встрече с министром мне удалось договориться о работе для них. Должности, конечно, были такие же фиктивные, как и моя, но, главное, мы все-таки оставались вместе.
Получилось, что в Министерство иностранных дел я ушел уже с группой единомышленников. За это я, пожалуй, даже должен поблагодарить Ельцина и Грачева. Они подарили мне настоящую команду, на которую я мог положиться полностью и начинать с ней любые дела.
Министром иностранных дел тогда был Андрей Козырев. Меня, кстати, удивило, что он, человек полностью преданный Ельцину, ко мне относился очень хорошо. Советовался, и не только по вопросам, касающимся военных дел. Приглашал на все коллегии. Каждый понедельник я там присутствовал, слушал доклады и сообщения. Все это было весьма интересно, но своей роли за столь короткое время я в МИДе найти не успел.
Одним интересным делом я там все же начал заниматься. Это был разоруженческий договор СНВ-1, и следующий договор уже готовили. По военным аспектам этих договоров я консультировал дипломатов.
Положение у нас было аховое. Все это время не платили зарплату. Министерство обороны нас тут же сняло со всех видов довольствия, а в Министерстве иностранных дел те должности, которые нам определили, не значились в штате.
В результате всех этих испытаний моя команда прошла суровую закалку и сформировалась полностью. Только два человека по различным обстоятельствам отсеялись, остальные и по сей день со мной.
Работа в Министерстве иностранных дел была интересной, но я понимал, что она временная. Нужно было как-то выстраивать жизнь в новых условиях. Думать теперь приходилось не только о себе, но и о людях, которые пошли на лишения и трудности, чтобы быть рядом со мной.
В марте 1995 года я ушел из МИДа, а в декабре этого же года был избран в депутаты Государственной думы. Так что в Министерстве иностранных дел мы проработали всего девять месяцев.
– Первая моя встреча с Громовым случилась, когда он был назначен командующим Киевским военным округом, – вспоминает Алексей Борисович Пантелеев. – Я служил там после академии начальником штаба мотострелкового полка в Луганске. Были сборы командиров полков, а я исполнял обязанности командира полка, и на этих сборах оказался самым молодым в звании майора. Громов мне задал вопрос о тактико-технических данных одного из вертолетов, сборы были посвящены применению армейской авиации. Отвечая на вопрос, я допустил ошибку. Он меня поправил.
Я, конечно, очень расстроился. Громов после Афганистана был для всех нас кумиром, и вот так неудачно я с ним познакомился. Но что было, то было.
Через два дня он прилетел к нам в дивизию, посетил наш полк, и я ему докладывал, как идет учеба. Громов осмотрел наш городок и, похоже, остался доволен. Такой получилась вторая встреча, и я очень радовался тому, что первое впечатление исправлено.
Время было тогда для военных трудное. Шло сокращение Вооруженных сил. На базу нашей дивизии прибывали войска из Европы. Весь наш полк предполагалось сократить.
Громов прилетал, чтобы проконтролировать подготовку к прибытию войск из Европы, возможности по приему техники и вооружений. Перед отъездом спросил, какие у меня планы на будущее. Разговор был хороший, доверительный. Он сказал, что ему не хочется, чтобы моя военная карьера закончилась, и посоветовал обратиться к начальнику Генерального штаба, чтобы меня определили на оперативную работу.
Борис Всеволодович, как я понимаю, предварительно переговорил обо мне с маршалом Ахромеевым, с которым был в очень хороших отношениях, и такое решение состоялось. Я попал в Генеральный штаб. Меня взяли, как у нас тогда говорили, на воюющее направление – снимать напряжение в горячих точках. Это была неспокойная и трудная работа.
Когда после ГКЧП Борис Всеволодович стал первым заместителем главкома Сухопутных войск, ему пришлось заниматься именно этими конфликтными зонами, и я стал работать у него, заниматься решением оперативных вопросов.
Нагорный Карабах, Абхазия, Южная Осетия, Средняя Азия. Все эти годы и после того, как он стал заместителем министра обороны, мне приходилось докладывать Борису Всеволодовичу обстановку и постоянно вместе с ним ездить в командировки по горячим точкам. В этот период я с ним познакомился ближе. Постепенно кроме служебных у нас возникли и чисто человеческие отношения. Я не могу назвать это дружбой, слишком большая разница и по возрасту, и в служебном положении, но я видел, что Борис Всеволодович относится ко мне с душевной теплотой и симпатией – это было для меня очень дорого.
Помню, как возникла ситуация с выступлением Бориса Всеволодовича на судебном процессе по обвинению генерала армии Варенникова в измене родине.
Валентин Иванович – старый товарищ Бориса Всеволодовича по Афганистану. Они пробыли там больше всех и одним указом награждены звездами Героев Советского Союза.
В период суда над Варенниковым я работал непосредственно в аппарате Громова офицером по особым поручениям и был в курсе всех дел. Так получилось, что мне пришлось соединять Бориса Всеволодовича с заместителем Генерального прокурора, который сказал, что Громову необходимо прибыть на процесс и ответить на ряд вопросов.
Я сопровождал его на этот процесс и находился в зале. Хорошо помню, что Варенникова и Громова встречали цветами, а их выступления сопровождались аплодисментами (такого в суде обычно не бывает). Не только зрители, но и многие судьи были на стороне Варенникова.
Борис Всеволодович выступал на открытом и закрытом, связанном с секретностью, заседаниях суда.
Выступление Громова вызвало сильное недовольство в высшем руководстве страны. Его поступок обсуждался на коллегии Министерства обороны, где ему была дана негативная оценка. Это понятно. Коллегия выражала не собственное мнение, а отношение к Громову со стороны министра П. Грачева, которого почти все за глаза называли Пашкой. Это был самый неуважаемый министр обороны всех времен, лучшим его считал только Б. Н. Ельцин.
За то время, когда Грачев руководил войсками страны, было сделано столько ошибок, что и далекому от армии человеку становилось понятно, что министром обороны поставлен недостойный этой ответственной должности и совершенно несамостоятельный человек.
Борис Всеволодович всегда был противником непродуманных (мягко выражаясь) решений и не скрывал своего мнения. Безусловно, это вызывало негодование Грачева, и он только ждал разрешения хозяина, чтобы избавиться от Громова. После выступления на суде такая команда поступила.
Тут еще подоспели события в Чечне. Борис Всеволодович был категорически против введения войск и тоже заявлял об этом во всеуслышание, на специально созванной пресс-конференции. Он, немало прослуживший на Кавказе, прошедший Афганистан, прекрасно знал, к каким трагическим последствиям могут привести неподготовленные «решительные» действия.
Но еще раньше Борис Всеволодович написал специальную записку руководству страны по ситуации, связанной с исламизмом и конкретной обстановкой в многочисленных горячих точках на территории России. Серьезный аналитический документ, достойный самого внимательного обсуждения. Там излагались предложения Б. В. Громова о методах, которые следовало бы использовать для снятия напряженности.
Записка не получила никакого отклика, так как президент Ельцин уже сориентировался на хвастливое заявление министра о моментальном усмирении Чечни силами одного парашютно-десантного полка.
К великому сожалению, почти всё, о чем предупреждал Громов в своей записке, произошло в ближайшие годы.
По сути, было совершено одно из крупнейших преступлений за всю историю страны, но и по сей день никто не ответил за тяжелейшие потери, которые понесла и продолжает нести Россия в результате малограмотных решений руководства.
Пресс-конференции были проведены Громовым сразу после коллегии Министерства обороны, на котором было принято решение о вводе войск в Чечню.
То, что Бориса Всеволодовича начали выталкивать из министерства, стало понятно уже после его выступления на суде в защиту Варенникова и расстрела Белого дома, против чего он тоже выступил публично. Одно за другим у него забирали те направления, за которые он отвечал как заместитель министра. Таким образом давали понять, что пора написать заявление об отставке. Наконец, обрезали связь, и работать стало невозможно.
Борис Всеволодович не желал понимать этих «намеков» и сразу сказал, что уйдет только по приказу Верховного главнокомандующего. Он понимал, что хотя его влияние на жизнь армии сведено к минимуму, присутствие Б. Громова в руководстве Министерства обороны в какой-то мере сдерживает П. Грачева и Б. Ельцина в их «решительных» действиях.
Вот ситуация! Как бы ни был самовластен Б. Ельцин, он все-таки не мог решиться выпустить указ об отставке Б. Громова с должности заместителя министра обороны. Что мешало? Да всего лишь имя, известное всей стране. Любого другого чиновника столь же высокого ранга он бы выкинул, не задумываясь, но Громов… Это имя было дорого большинству граждан России. Авторитет афганского генерала был столь высок, что никакие идеологические киллеры, получавшие заказы из самых высших кругов властной элиты, не могли подорвать в народе уважение к этому человеку.
То, что в отношении Громова следует действовать осторожно, Ельцин чуял звериным чутьем, которое всегда его отличало. Но все равно, избавиться от неудобного генерала или хотя бы убрать его с заметного поста было необходимо. Указ президента, Ельцин очень этого опасался, мог пойти Громову только на пользу и увеличить его популярность. Вот почему официальное решение об отстранении заместителя министра обороны так долго не появлялось.
Громов не желал уходить по-тихому, и указ все равно выпускать пришлось.
Этому предшествовала череда бурных событий.
– То, что Громов все-таки будет уволен из Министерства обороны, – вспоминает А. Б. Пантелеев, – сомнений не вызывало. Это могло произойти сегодня, через неделю либо через месяц. Он уже не получал почту. Перестала поступать информация, положенная заместителю министра обороны, наконец, была обрезана спецсвязь.
Тогда он вызвал меня и приказал срочно дать предложения о том, как мы можем трудоустроить офицеров, работавших с ним. Громов не хотел, чтобы из-за него ломались судьбы работавших рядом людей.
В аппарате заместителя министра числилось около пятнадцати человек, и по каждому он принял решение. Однако все офицеры, служившие под его началом, отказались от тех переводов, которые Громов им устроил (и немало ведь сил на это положил). Сказали, что уйдут вместе с ним.
Вскоре после этого Громов заболел, сказалось запредельное напряжение последних месяцев.
В это время начали разворачиваться события, которые, как сейчас выражаются, носили ярко выраженный противоправный характер.
Через помощника Грачева Олега Лапшова до нас доводится указание срочно освободить кабинет Громова, всё убрать и вынести (куда?), так как в этом помещении в ближайшее время начнет работать другой человек.
Собрались все офицеры, служившие с Громовым, и приняли решение кабинет не оставлять и держать оборону. Я позвонил Лапшову и спросил: есть ли какое-то письменное распоряжение на этот счет? Он заверил, что приказ нам принесут в ближайшее время. Я ответил, что мы освободим кабинет только после получения официального документа. Мы-то знали, что приказа Грачева в данном случае недостаточно. Для увольнения заместителя министра необходим указ самого Верховного главнокомандующего.
Министр дал указание хозяйственным службам выбросить нас из кабинета любыми способами. Отключили последние телефоны, электричество, воду. Но мы твердо решили оставаться на местах и никого не пускать, пока не будет правового решения.
Надо сказать, что Борис Всеволодович занимал кабинет, некогда принадлежавший Георгию Константиновичу Жукову. Кабинет был с секретом. В свое время люди, строившие его, побеспокоились о дополнительных выходах.
Наши пропуска заблокировали, охране было дано указание никого из нас в здание не пропускать. Но охранники не знали, что из кабинета имеется тайный выход на улицу. Мы установили круглосуточное дежурство сменяемыми группами и приносили на место все, что было необходимо для жизни. Мы даже протянули собственную линию связи, установили полевой телефон и звонили, куда было необходимо.
Окружение Грачева не могло понять, как мы проникаем в кабинет, и во всем винило охрану. Спецслужбы… конечно, они должны были знать об этих тайных выходах, но, думаю, что они просто не стали докладывать начальству, так как в этом конфликте были на нашей стороне.
Понимая, что ничего не могут сделать, сотрудники Грачева привезли наконец указ президента. Наше положение стало критическим. Теперь уже наши действия можно было трактовать, как противоправные. Но…
Кто-то из ребят внимательно прочитал документ и нашел в нем две грубые грамматические ошибки. Сразу стало ясно, что из канцелярии президента такой документ выйти не мог. Следовательно, это фальшивка. Вот на какие дела были способны Грачев и его люди!
Мы обратились к средствам массовой информации и через московское метро, куда вел тайный выход из кабинета, провели в кабинет группу журналистов НТВ и ряда радиостанций. От «Московского комсомольца», помню, пришла Юля Калинина. В результате появилось несколько сенсационных материалов. Грачев был в ярости. Так мы прожили несколько весьма всем нам запомнившихся дней. Надо сказать, что далеко не все в Министерстве обороны боролись против нас, очень многие поддерживали и, как могли, помогали.
Наконец появился настоящий указ президента. Его привез помощник Ельцина Юрий Батурин. Мы встречались и разговаривали с ним на улице возле штаба. Указ был не об отставке, а о переводе Бориса Всеволодовича на должность заместителя министра иностранных дел. Выгнать Громова, как ему очень хотелось, Ельцин так и не решился.
– В начале 1995 года отношения министра обороны П. С. Грачева с некоторыми его заместителями дошли до точки кипения, – вспоминает помощник президента России по национальной безопасности Ю. М. Батурин, – и однажды он принес президенту Б. Н. Ельцину проект указа об увольнении троих из них. Первым в списке был Б. В. Громов. Ельцин дал свое согласие, и проект указа поступил ко мне, как помощнику президента по национальной безопасности. К тому же я тогда совмещал эту должность с обязанностями помощника президента по правовым вопросам. Этот скоропалительный документ и его формулировки показались мне совершенно неприемлемыми. Я снял трубку прямой связи с президентом. Он был на месте и ответил сразу.
– Борис Николаевич, у меня вопрос по указу об увольнении заместителей министра обороны.
– В чем дело?
– Можно согласиться с тем, что министр обороны имеет право подбирать себе заместителей, как ему представляется необходимым в интересах дела. Но с такими заслуженными и уважаемыми военачальниками нельзя поступать так, выбрасывая в одночасье и даже не поговорив, – сказал я. – Кроме того, неправильно будет увольнять их одним указом.
– Что вы предлагаете?
– Надо встретиться с каждым, побеседовать, подобрать им новые места работы, подходящие по статусу и интересам.
– Хорошо, встречайтесь.
– Подбор работы займет немалый срок, может быть, несколько месяцев. Я пока держу проект указа у себя. Все равно это теперь будут три разных указа, и в каждом должна идти речь не об увольнении, а о новом назначении.
Ельцин подумал некоторое время и ответил односложно:
– Хорошо.
Честно говоря, когда я предлагал встретиться и побеседовать с заместителями министра обороны, я рассчитывал, что это сделает сам президент, но в любом случае предварительно это должен был сделать я. Начать надо было с министра обороны. Понимая, что разговор с ним будет трудным, я решил подкрепить свои позиции и заручиться письменным согласием президента. Затем, договорившись с каждым из трех заместителей П. С. Грачева, я наметил план действий.
С Борисом Всеволодовичем я был уже знаком. Незадолго до описываемых событий он подарил мне свою книгу «Ограниченный контингент», которую я с интересом прочитал. Громов произвел на меня чрезвычайно благоприятное впечатление да и по-человечески стал мне очень симпатичен. В тот период мы с ним встретились еще несколько раз, и весной Борис Всеволодович был назначен главным военным экспертом в ранге заместителя министра иностранных дел России. После переговоров с рядом министров и для других генералов нашлись достойные места работы.
Наши отношения с Громовым остаются теплыми и по сей день, хотя встречаемся мы не часто.
Приводим здесь записку Ю. Батурина президенту, подписанную сверху наискось размашистым почерком Ельцина: «Согласен».
«Уважаемый Борис Николаевич!
Министр обороны представил к освобождению от должности и назначению на должность ряд высших офицеров Министерства обороны, в том числе к освобождению от должности:
– Б. В. Громова – зам. министра обороны;
– Г. Г. Кондратьева – зам. министра обороны;
– В. И. Миронова – зам. министра обороны.
Указанные генералы пользуются в Вооруженных силах большим авторитетом, освобождение от должности без назначения может их подтолкнуть к открытой конфронтации, что приведет к усилению оппозиции.
Указ Президента РФ по освобождению от должности заместителей министра целесообразно подписывать одновременно с указом о назначении на другую должность.
Для решения этого вопроса полагал бы необходимым по Вашему поручению проработать вопрос с МИДом и другими министерствами (с учетом пожеланий освобождаемых от должностей).
Предварительная беседа с Громовым и Мироновым показала, что удовлетворяющие их варианты могут быть найдены.
О принятом Вами решении просил бы переговорить с Грачевым.
По остальным высшим офицерам полагал бы действовать обычным порядком – через Комиссию по высшим воинским званиям и готовить указ.
Ю. Батурин5. 01. 94».
Вот так, спустя десятилетие, открываются некоторые тайны президентского двора.
Ну как, к примеру, объяснить, почему находившийся в то время на вершине своей карьеры министр обороны П. С. Грачев, пользовавшийся к тому же полной поддержкой президента, не смог выгнать из своего министерства, именно выгнать, вышвырнуть, так ему больше всего хотелось, самостоятельных и строптивых заместителей, и прежде всего Б. В. Громова.
Почему он, объявивший всем в своем окружении, что президентский указ в самое ближайшее время будет у него на руках, никак не мог этот указ получить.
Этот указ он, в конечном счете, так и не получил. Вместо него из президентской канцелярии вышло нечто совершенно иное – указы о переводе опальных заместителей на равнозначные государственные должности.
Уже тогда всем, кто следил за российской политикой, стало понятно, что лучшие времена министра подходят к концу, а в окружении Ельцина имеются силы, которые не позволяют первому президенту России действовать подобно слону в посудной лавке.