Текст книги "Громов"

Автор книги: Игорь Цыбульский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Когда меня назначили командовать Киевским военным округом, Дубынин полгода служил там начальником штаба. К тому времени мы уже давно относились друг к другу не по субординации. Для нас не существовало понятия «старший – младший», мы были настоящими единомышленниками и друзьями. Петрович с членами военного совета встретил меня на аэродроме, мы сели в «чайку» и поехали в штаб. А вечером я был уже у него дома. Меня встретили жена Людмила Васильевна, дочь Танюшка и он сам. Замечательно посидели, я сразу оказался в Киеве, как у себя дома.

Кстати, эти посиделки вспоминаются с особенной теплотой. Вскоре он стал командовать Северной группой войск в Польше. Приезжая в Москву на совещания, останавливался у своих старых друзей на Садовом кольце. Всегда после этих совещаний мы ехали на Садовое кольцо и душевно, с долгими разговорами, ужинали. Вспоминали Афганистан, говорили о том, что волнует… А что тогда волновало всякого порядочного человека? Страна катилась в пропасть. Все разворовывалось, разрушалось. Всюду правили проходимцы и откровенные жулики. Он это остро переживал.

Потом, став первым заместителем главкома Сухопутных войск, я сам приезжал к нему в Польшу. Там Петрович руководил колоссальным хозяйством. Особенно много было частей и баз тылового назначения, ведь Польша рассматривалась на европейском театре военных действий как второй оперативный эшелон тыла. К тому же через Польшу шли колонны и поезда с выводимыми частями из Германии. Их надо было сопровождать, обеспечивать. Эта обязанность тоже лежала на Северной группе. Ну, и саму эту Северную группу следовало выводить.

Должен сказать, что Виктор Петрович Дубынин справился с этой задачей успешно. Его штаб был на голову выше других с точки зрения организации, порядка и ответственности. Да чего тут удивляться – Петрович в любой ситуации не мог допустить иного, он был рожден для того, чтобы все делать хорошо.

Удивительно, что в той обстановке полного развала и торжества непрофессионалов Виктора Петровича назначили начальником Генерального штаба. Это был один из немногих здравых шагов российского руководства. Жаль вот только времени Дубынину было отпущено совсем мало. Поживи он дольше… Или не допустил бы такого развала армии, или ушел бы сам.

У меня как-то спросили: а как бы Дубынин отнесся к войне в Чечне? На все сто процентов убежден: он был бы категорически против.

Мы, прошедшие Афганистан, прекрасно сознавали, к каким тяжелым последствиям может привести такая война. Он был бы против и не побоялся бы громко и честно заявить о своей позиции.

Не знаю, есть ли сегодня такие генералы в российской армии, но без таких генералов и самой армии не будет.

– Борис Громов прошел все ступеньки воинской службы, начиная от суворовца, – вспоминает Б. Н. Пастухов, – ни одну не перескочил. Вовсе не потому, что не мог. Просто ему нужно было знать все. В этом его дополнительная сила. Согласно всей логике жизни он должен был стать министром обороны, и это был бы действительно один из лучших министров обороны всех времен. А кто такой Павел Грачев… Пока он был комбатом, командиром полка и даже командиром дивизии, его недостаточность была почти незаметна. Даже афганские частушки о нем по делу: «Пашка наш построил полк, он в Афгане старый волк».

Но ведь куда залетел бравый комдив?! В министры обороны!

Развал армии и мясорубка в Чечне не только на совести Ельцина, но и на совести Грачева не в меньшей мере. Ведь это он поддакивал Ельцину и обещал усмирение Чечни за два часа одним воздушно-десантным полком.

Вот он под Новый год и послал в Грозный собранные с миру по нитке полки и получил несколько сотен погибших и десятилетнюю бездарную войну, где по сей день гибнут тысячи ни в чем не повинных людей…

Афганская война, несмотря на все ошибки, велась продуманно. Хотя поначалу это действительно была неизвестная война. Комсомол тогда многое сделал, чтобы погибшие и особенно раненые в Афганистане перестали быть неизвестными ранеными и убитыми.

Постепенно комсомол добился того, чтобы на этих ребят, когда они возвращались в Союз, распространялось положение особого благоприятствования во всех сферах жизни и деятельности. Удалось даже договориться с ректорами престижных вузов, чтобы «афганцев» принимали вне конкурса. Это помогло очень многим войти в нормальную жизнь.

Большое дело! С нынешними временами и сравнивать нечего…

Прошел первый невнятный суд над членами ГКЧП, и совершенно неожиданно объявили амнистию. «Государственные преступники» были как бы прощены.

Нашелся только один человек, который не пожелал принять милость от победителей и потребовал открытого суда над собой. Видимо, он был уверен в том, что самый изощренный прокурор не сможет доказать его вину. Этим человеком оказался ветеран Афганской войны и товарищ Громова, Герой Советского Союза генерал армии Валентин Иванович Варенников.

Суд состоялся. На него были вызваны многие десятки свидетелей как со стороны обвинения, так и защиты.

Выступил на суде и Громов.

Сам Варенников просил его отказаться от выступления, так как это означало бы конец его военной карьеры. Громов в то время работал заместителем министра обороны. Но разве мог Громов молча смотреть на чудовищный фарс, который разыгрывался на глазах у всей страны!

На просьбу старого товарища Громов ответил, что обязательно будет выступать. «Даже если вы не заявите меня, как свидетеля со своей стороны, – сказал Громов, – я напишу письмо в Верховный суд и все равно выступлю».

Он получил повестку, пришел в суд и сказал все, что думал.

Стенограммы всего выступления разыскать не удалось, сохранились лишь краткие записи, сделанные от руки А. Б. Пантелеевым по ходу суда. Приводим одну из них, достаточно точно выражающую суть и эмоциональную окраску выступления:

«Хочется спросить у людей, организовавших нынешний судебный процесс: за что они собираются лишить свободы генерала Варенникова? За то, что он, не щадя жизни, защищал Родину в Великой Отечественной войне и заслужил право участвовать в историческом Параде Победы на Красной площади? За то, что более полувека отдал развитию и укреплению армии, за что был удостоен высокого воинского звания генерала армии и «Золотой Звезды» Героя Советского Союза? За то, что не мог спокойно смотреть, как разрушается Великая страна и Великая армия – дело всей его жизни, и восстал против этого?

Я слышал, что генерала Варенникова называли тут инициатором антигосударственного переворота. Такое могут сказать люди, имеющие цель разрушить Советский Союз.

Валентин Иванович не мог молчать. Если бы он остался в стороне, понимая неоспоримое преимущество разрушительных сил, пришедших сегодня к власти, то не был бы генералом Варенниковым.

На мой взгляд, сейчас в этом зале делается чудовищная попытка осудить за антигосударственную деятельность и лишить свободы достойнейшего человека, для которого именно крепкое государство и сильная армия всегда были целью его деятельности и смыслом жизни».

– Хотел бы сказать о морально-политической (если так можно выразиться) линии, – это говорит сам Валентин Иванович Варенников, – которая отличает все дела Бориса Всеволодовича Громова.

Возьмем тот процесс, который команда Ельцина затеяла против членов ГКЧП.

Нас было двенадцать человек. Первый суд длился долго, но успел пропустить только Крючкова, Язова, Шейнина и меня… Потом объявили, как о великой милости, что принято решение об амнистии.

Сделали перерыв. Нужно было опросить всех подследственных, согласны ли они принять амнистию (и тем самым, косвенно, признать свою вину).

Я не мог пойти на такой шаг, как размен свободы, даже на косвенное признание своей вины. Ведь было два постановления Думы: одно – объявить амнистию, второе – ликвидировать в связи с амнистией парламентскую группу, учрежденную для расследования событий, связанных с ГКЧП, и тем самым закрыть дело.

Все помнят, как вначале Ельцин требовал осудить членов ГКЧП и приговорить к расстрелу. Ему видно хотелось, чтобы осужденные писали потом челобитные «царю Борису» с просьбой о помиловании, а он уж посмотрит, кого пожалеть, а кого нет. Но когда Дума создала эту комиссию, он понял, что публичное судебное разбирательство поднимет столько грязи, что он сам может угодить в яму, которую вырыл для нас.

Я убеждал всех, что нельзя нам соглашаться на амнистию. Мы ни в чем не виноваты. Наше дело правое, мы выступили за сохранение Советского Союза. И, наконец, мы должны защитить свою честь и человеческое достоинство, а заодно показать всю двуличность ельцинской власти.

Конечно, я понимал моих коллег, которые не хотели продолжать борьбу. Они устали. К тому же статья была не какая-то, а «за измену Родине» и действительно предусматривала самые большие сроки заключения или даже расстрел с конфискацией имущества. То есть пострадаешь не только ты, но и твоя семья. Все понимали, что если Ельцин не остановился перед тем, чтобы расстрелять Верховный Совет из танков, то что для него какие-то двенадцать человек. Решили принять амнистию. Я не согласился и потребовал, чтобы меня судили.

Суд состоялся. Рассчитывать на оправдательный приговор не приходилось. Мне просто необходимо было сказать на этом суде все, что я думаю о происшедшем, и назвать по именам истинных разрушителей СССР. Я своей цели добился. И вдруг меня оправдали!

Это было не только для меня, но и для всей страны как гром среди ясного неба!

Ельцин просто взбесился! Для него лично этот оправдательный приговор прозвучал как публичная пощечина. Он потребовал, чтобы прокуратура внесла протест. Прокуратура приказ выполнила, и меня через несколько месяцев третий раз судили. Теперь уже Президиум Верховного суда. Верховный судья Лебедев был председателем. И этот суд меня тоже оправдал!

Но случилось это позже. На том суде, когда меня одного судили, я дал список людей, которых хотел бы видеть на процессе в качестве свидетелей, в том числе Горбачева. Горбачев вынужден был явиться на суд. Два дня его допрашивали. Один день полностью я задавал ему вопросы. Думаю, день этот останется у него в памяти до самой смерти. Кроме того, судьи самостоятельно вызвали свидетелей. В свой список они включили и Громова. Я протестовал. Борис Всеволодович тогда занимал пост заместителя министра обороны. Было понятно, что ответить так, как того желают Ельцин и Грачев, он не сможет, ведь Громов исключительно порядочный человек, а если скажет правду, то это самым печальным образом отразится на его карьере.

Однако Громова все-таки вызвали.

В своем выступлении на суде Борис Всеволодович проявил себя очень достойно, как никто из свидетелей, которых я слышал.

Перед его выступлением я во всеуслышание предупредил его: «Борис Всеволодович, прежде чем давать показания, попрошу вас принять во внимание, что я обвиняюсь в измене Родине и организации мятежа с целью захвата власти, а также в нанесении ущерба обороноспособности страны. Поэтому подумайте о том, что будете говорить и о последствиях, которые могут быть для вас лично. Мне будет очень неприятно, если в результате своих ответов вы пострадаете».

Он выступил. Ну… ничуть не мягче, чем я сам.

Главное, что было сказано, – это то, что выступление Комитета по чрезвычайному положению было правильным и своевременным. Он назвал оправданными и разумными все опубликованные программы ГКЧП. Вина же этих людей, сказал он, состоит в том, что они оказались несостоятельны и не смогли провести свои правильные планы и предложения в жизнь и тем самым открыли дорогу для сил, которые в результате привели к разрушению страны.

Исключительно мужественное выступление цельного и честного человека.

Б. В. Громов:

– Я, конечно, понимал, что выступление на суде станет концом моей военной карьеры, и был к этому готов. Служить в таком Министерстве обороны, которое создали Ельцин и Грачев, я не мог и не хотел.

Все, что тогда творилось, иначе как преступлением назвать нельзя. И не только суд над членами ГКЧП, настоящую тревогу и возмущение вызывало то, что творилось в Чечне.

1993 год. Штурм Белого дома! Мы и тут отличились. Даже поджог рейхстага не идет в сравнение.

В эти дни мне было поручено встретить министра обороны Норвегии. Позже он стал министром иностранных дел этой страны. Ехали мы из Министерства обороны за город, в отведенную ему резиденцию, и как раз по Кутузовскому. Здание Верховного Совета было оцеплено и окружено по периметру колючей проволокой.

Я просто об этом забыл. Если бы помнил, то повез бы гостя по другой дороге.

Проезжаем, смотрю, у министра вытянулось лицо, спрашивает, что это такое, и показывает на заграждения из колючей проволоки. В центре Москвы, прямо на асфальте, эти мотки колючей проволоки, то, что называется спираль Бруно, мешки с песком, за которыми вооруженные люди.

Пришлось на ходу что-то придумывать. Сказал, что проводятся военные учения в условиях города.

Расстрел Белого дома был в понедельник, а в воскресенье мы с женой были в гостях на даче в Баковке. На этой встрече были актриса Наташа Селезнева, режиссер Галина Волчек и еще кое-кто из интересных и приятных людей. За разговором время бежало незаметно. Часов в пять мы с женой стали собираться домой. Весь вечер нас не покидало неприятное предчувствие. Что-то должно случиться очень нехорошее. Приезжаем домой, нас встречает перепуганная теща, жалуется: «Стоит только вам уехать, как все телефоны начинают разрываться, а я не знаю, что отвечать!!»

Позвонил в секретариат, и мне сказали, что министр собирает срочное совещание, всем нужно быстрее приехать на свои рабочие места.

Я работал в старом здании Генштаба. Получилось так, что мне достался кабинет, который занимал Георгий Константинович Жуков в то время, когда был министром обороны. Приехал, звоню Грачеву, он недовольно мне выговаривает:

– Вы, конечно, опоздали. Я уже провел совещание. (Его, оказывается, устроили в новом комплексе, там, где располагаются нынешний Генштаб и основные службы министерства.) Положение в Москве, как вы знаете, очень напряженное. Поручаю вам заняться обороной здания, в котором вы находитесь.

– Обороной от кого? – спрашиваю.

– Ну что, вы не понимаете? Сами же видите, что творится!

Ну ладно, чего попусту разговаривать. Пригласил к себе начальника охраны, передал ему ценное указание министра. Вот и все. На мой взгляд, ничего больше делать и не следовало. Никто нас штурмовать явно не собирался.

Часов в восемь вечера опять звонит Грачев и сообщает, что принято решение – завтра штурмом будут брать Белый дом (Верховный Совет).

Я был этим сообщением совершенно ошеломлен. Спрашиваю:

– Как вы представляете себе такой штурм?!

– Надо посещать совещания, которые проводит министр. Вам тогда было бы все понятно.

– Все равно не представляю себе, как можно в мирное время штурмовать правительственное здание в центре Москвы. Это же не штурм рейхстага.

Что мог объяснить Грачев?! В последнее время нам стало очень трудно разговаривать. В Афганистане он был моим подчиненным, и я прекрасно знал ему цену. Любая должность выше командира дивизии была для него непомерной. А тут вдруг министр! И все же со мной он чувствовал себя неуверенно и неловко.

– Сегодня будет проводиться коллегия министерства с участием президента Российской Федерации (подчеркнул). Ваше присутствие обязательно. Будет приниматься окончательное решение. Но нам всем нужно готовиться к штурму.

– А коллегия тогда зачем? – спрашиваю.

– Чтобы обсудить план предстоящей операции.

– Вспомни, – говорю, – какое было положение в 1991 году. Тогда тоже собирались штурмовать Белый дом. И как нам всем повезло, что армия и МВД отказались участвовать в этой авантюре. Для меня уже тогда вопрос был решен раз и навсегда. Я сделал все, чтобы внутренние войска и милиция не участвовали ни в каких усмирительных и карательных операциях. И сейчас заявляю с полной ответственностью, что никогда не приму участия в военных действиях в своей стране против своего народа. Ни в каких совещаниях по поводу штурма участвовать не собираюсь и не буду! – На этом наш разговор закончился.

Ночью действительно собрали коллегию. Сначала там был Черномырдин. Долго совещались, наконец и Ельцин подъехал. А войска в это время уже выдвигались. Часть из Таманской дивизии, часть из Кантемировской. Танки в основном, экипажи только офицерские.

Грачев потом говорил, будто он потребовал у Ельцина какой-то письменный приказ. Все это, я думаю, он уже позже придумал. Вообще он боялся Ельцина как огня.

Это были дни позора. Танки стреляли по Белому дому!

В результате все получили то, что «заслуживали»: кто власть, кто звезды героев России, а кто братскую могилу на неведомом кладбище…

Глава третья
НА ОСАДНОМ ПОЛОЖЕНИИ

Стремительно нарастало напряжение вокруг Чечни. В этих событиях Громов принимал непосредственное участие с момента их зарождения. В первый раз он был направлен в Грозный после завершения съезда народных депутатов СССР.

Б. В. Громов:

– Слетать в Грозный меня попросил Руслан Аушев. В Чечне тогда резко обострилась обстановка. Возник постоянно действующий митинг против коррупции и против тогдашнего руководства республики. Председателем Верховного Совета – высшим в республике должностным лицом – был тогда Завгаев.

Со мной приехало несколько известных людей, в том числе Махмуд Эсамбаев – замечательный человек, царствие ему небесное. Мы там много выступали, встречались с различными людьми, в результате напряжение сняли, и народ с центральной площади разошелся.

В те дни впервые как активное действующее лицо проявил себя Дудаев. Он был тогда просто командиром дивизии дальних бомбардировщиков, дислоцированных в Таллине. Говорил, что якобы совершенно случайно приехал на родину.

Тогда произошла первая моя встреча с ним.

Пишут, что он воевал в Афганистане. Неправда. Дивизия в боевых действиях действительно иногда участвовала. Мы ставили задачи, они поднимались с аэродрома возле Таллина, прилетали к нам, отрабатывали и улетали, не приземляясь. Это же дальняя авиация.

Достаточно было одной встречи, чтобы понять: Дудаев очень плохо владеет собой. И все, кто вместе со мной принимали участие в разговоре, в один голос подтвердили, что это психически неуравновешенный человек.

Явно выраженная мания преследования. Он очень хорошо говорил, увлекаясь и забывая о собеседниках. Оратор потрясающий. Собеседник никакой. Кроме себя никого не слышал. Таких людей не так уж мало в нашей жизни. Иные даже оставили заметный след в истории.

После этого я летал в Грозный еще два раза. Ситуация явно выходила из-под контроля. Меня направлял туда Грачев специально для того, чтобы говорить с Дудаевым.

Положение сильно осложнялось тем, что в Грозном стояла учебная дивизия. На два штата она была обеспечена оружием, боеприпасами и всем необходимым. Не хотелось даже думать, что может случиться, если это оружие попадет в руки чеченской оппозиции.

Мы с Дудаевым подолгу беседовали, если это можно так назвать. То есть он говорил много и увлеченно, но меня почти не слышал. Твердил, что любит Россию – свою большую родину, но еще больше любит Чечню – землю своих вольнолюбивых предков. «Все, что о нас пишут, что мы русских вытесняем и прочее, – это ложь и провокация», – вдохновенно врал он, отрицая очевидное. Уже вовсю разворачивался исход русских из Чечни и в особенности из Грозного.

Я обо всем Грачеву докладывал, писал докладные в правительство и президенту, формулировал свое видение, что там необходимо сделать. Основная идея заключалась в том, чтобы любыми законными способами убрать Дудаева из Чечни. Лучше всего взять его в Москву на какую-нибудь почетную должность. Будучи человеком болезненно тщеславным, он на это охотно пойдет. Не менее важная задача – вывезти из Чечни огромное количество оружия, пока оно не перехвачено и не повернуто против нас.

Грачеву мои опасения казались преувеличенными. Он в то время уже делал свои знаменитые заявления, которые так вдохновляли Ельцина, что, если понадобится, мы возьмем Грозный за два часа одним парашютно-десантным полком…

Я пытался объяснить руководству, что положение становится опасным, предлагал, как избежать вооруженного противостояния в Чечне. Слушать меня никто не хотел, сомневаюсь, была ли прочитана хоть одна из моих аналитических записок.

В конечном счете приняли решение Грачева: урегулировать обстановку в Чечне силовым путем. Военная операция готовилась без моего участия, и потому ни в какие детали ее я не был посвящен.

Как известно, в ноябре «усмирители» въехали в Грозный на танках. Организовала этот совершенно авантюрный рейд так называемая «чеченская оппозиция», выступившая против самозваного дудаевского режима. Несчастных обманутых людей боевики Дудаева расстреляли на узких улицах города противотанковыми ракетами, украденными с наших же армейских складов.

В усмирительную экспедицию были навербованы только офицерские экипажи. Многие из дивизии, в которой я служил до отправки в Афганистан. Они мне звонили и все рассказывали. Подписывали с ними какие-то непонятные договоры. Никто, конечно, и не предполагал, что так получится. Грачев не сомневался, что жители Грозного просто оцепенеют от ужаса при виде въезжающих в город танков и ультиматум «оппозиции» будет тут же полностью выполнен.

Напугали! С первого захода подарили Дудаеву и всем сепаратистским силам такой бесценный подарок, как разгром карательной экспедиции. Разрозненные группы боевиков, наспех вооруженные Дудаевым, в этот день превратились в сплоченную, уверенную в себе силу, и мы получили многолетнюю войну, которой вполне можно было избежать.

Никто за это преступление не ответил. Грачеву даже хватило совести делать свои косноязычные заявления о том, что «восемнадцатилетние юноши умирали за Россию с улыбкой».

Тогда я с Грачевым уже не общался, хотя и продолжал числиться заместителем министра обороны. Он был совершенно подавлен Ельциным и не имел собственной воли.

Тут еще произошло безобразное убийство Холодова!

Я этого молодого журналиста знал, и мне хотелось лично с ним поговорить о том, что про армию нужно писать все-таки взвешенно. Нельзя огульно поливать грязью всех подряд.

Меня потрясла гибель этого паренька, которому предстояло еще жить и жить и, надеюсь, многое понять. Поэтому я поехал на его похороны, о чем сразу же доложили Грачеву. Он, конечно, был этим до крайности возмущен.

Ну а когда ввели войска в Чечню, я больше не мог молчать и счел необходимым заявить свое мнение не где-то в коридоре или курилке, а на всю страну. Я собрал пресс-конференцию и сказал, что считаю это решение серьезнейшей политической ошибкой.

Вторая встреча с журналистами произошла после Нового года. Я говорил практически то же самое, но уже подготовившись, со всеми необходимыми доводами и примерами из времен Афганской войны. Смысл выступления был в том, что эта военная акция против собственного народа обернется катастрофой.

Тут уж Ельцину и Грачеву пришлось мне отвечать. Ответили они обычным для себя способом. Попытались тут же выбросить меня из Министерства обороны.

Из интервью Б. Громова:

– Кому нужна война? Тем, кого, точно шакалов на падаль, тянет на запах нефти и крови. Тем, кто продает и перепродает оружие. Кто сеет ненависть. Кто использует конфликты между народами в качестве инструмента в борьбе за рынки и передел собственности, за деньги и власть. Многие из этих шакалов все еще наверху и убеждены, что сумели обмануть всех.

Только слепой или ослепленный корыстью не видит истинных причин этой войны и ее величайшей опасности.

Назову только три фактора чрезмерного и ничем не оправданного риска.

Первое: постоянный и совершенно неконтролируемый риск невосполнимых людских потерь. Главная и самая неотложная задача – свести к минимуму потери среди мирнога населения, а также наших солдат и офицеров.

Второе: огромный риск перерастания конфликта сначала в межэтническую, а затем в беспощадную и нескончаемую межрелигиозную войну.

Третье: риск глобализации конфликта, вовлечения в него сверхдержав, рассматривающих Евразию как шахматную доску, где они игроки, а все остальные народы всего лишь пешки. Эта политика прямо угрожает войной и уже не региональной, как планируют «шахматисты», а новой – третьей мировой, после которой мало кто останется живым, но живые позавидуют мертвым.

Этих опасностей можно избежать только в том случае, если естественное стремление народов России к миру соединится с желанием и волей политического и военного руководства, а это возможно только в том случае, если у власти окажутся люди, способные вести дела честно.

Те, кто наживается на Чеченской войне, рискуют только прибылью. Все остальные – то есть народы России – жизнями своих детей.

Сейчас многие пытаются обвинить во всех бедах армию и ее якобы бездарных генералов. Это значит – валить с больной головы на здоровую. В Советской, а ныне Российской армии никогда не было недостатка в талантливых военачальниках, но даже самые замечательные генералы могут делать что-то полезное только в том случае, если во главе страны стоят честные люди. Не сомневаюсь, что в конце концов эти люди появятся и прекратят братоубийственную бойню. Тогда придет время судить кровавых дельцов – предателей и провокаторов, породивших эту проклятую войну. Верю, что это время наступит еще при нашей жизни.

– Не хочется говорить о Чечне, да куда от нее денешься, – вспоминает В. С. Кот. – Сколько уже лет прошло, а там по-прежнему несколько человек командуют: кто в лес, кто по дрова. Три зама у командующего – и никто никого не слушает. Три зама – и никого не вводят полностью в курс дела. Это вообще парадокс.

Помню, в самом начале приехали туда девятнадцать генерал-полковников, включая и зама Грачева Митюхина. Предполагалось, что он возглавит эту Чеченскую кампанию. Но он отказался.

Никакой директивы Министерства обороны, постановления Верховного Совета РФ о начале боевых действий нет. Значит, применение вооруженных сил неправомерно. Оно просто незаконно!

Пожалуйста, милицейскими силами действуйте. А до этого ФСБ уже людей набирала, неподготовленных, где попало. Посадили этих ребят на танки и послали в Грозный. Они там погибли.

Понятно, что Митюхин такое темное и незаконное дело возглавить отказался.

Стали искать других. Все три заместителя Грачева сказали Ельцину, что они не будут этим заниматься. Точно так же ответил бы и Дубынин (будь он жив). Недаром Громов, на специально созванной пресс-конференции, сказал: «Послушайте нас, кое-что в Афганистане повидавших. Вы совершаете страшную ошибку, этого делать нельзя».

В то время 4-й армией в Ростове начинает командовать начальник Генерального штаба Колесников. Он говорит: «Товарищ Михайлов, не говори Дейнекину и Коту (главкому и первому заму главкома ВВС!), что ты летаешь в Чечню». Это же абсурд!!! Ты летаешь, бьешь и бомбишь, люди погибают, и не говори главкому! Это же надо додуматься! Но тогда вы же просто бандиты!

Понимаю, тебе приказали, деваться некуда. Наберись мужества и честно скажи. Объяви! Как сделал Громов. Пусть депутаты проголосуют. Ну а если приказывает Верховный главнокомандующий, то пусть берет всю ответственность на себя и публикует указ. Пускай это преступление будет на его совести, но зато все будет делаться по закону, а так получается полная безответственность.

Я Грачеву говорил, что никто командовать в Чечне не пойдет. Те же, кто согласится, вести боевые действия не могут и не умеют. Я перечислил ему всех, кто чего-то стоил: Чичеватов не пойдет, Третьяков не пойдет, Сергеев не пойдет, Кузнецов и Семенов тоже. Выбора у вас нет. Единственная возможность – возвести какого-то выскочку в ранг замминистра и назначить воеводой в Чечню. А так любой вам скажет: там ведь есть командующий округом, он пусть и руководит.

Вот еще Эдуард Аркадьевич Воробьев, нормальный мужик, грамотный генерал, можете его назначить. Но ведь он потребует самостоятельности планирования, а для этого ему нужно дать БЧС – то есть боевой численный состав. Боевой состав он должен проверить, одним словом, все придется делать по закону…

Переговоры, о которых я рассказываю, шли в самолете, который летел в Чечню. Между нами и передним салоном, где сидел Грачев, постоянно бегал его помощник Лапшов. Но разговоры ни к чему не вели. Все нужно было решать гораздо раньше и ни в коем случае не доверять переговоры с Дудаевым солдафону Грачеву.

Я Дудаева знал и не раз с ним встречался. Он летчик. Командир дивизии. Дудаев поначалу был не прочь по-нормальному обо всем договориться. Главный его довод – вы же сами меня сюда послали. Тогда почему теперь меня давите? Я ведь должен со всеми этими тейпами разобраться. А вы вместо того чтобы помогать, идете на меня войной!

Но его никто не слушал. Договориться с Ельциным, Грачевым и иже с ними о чем-то разумном не было никакой возможности.

Что же они в итоге создали? Просто устроили новогоднюю бойню…

Во всем остальном дела обстояли ничуть не лучше.

Что дала, например, разработанная Грачевым реформа в армии? Сократили численность. Ладно. Но стали военнослужащие от этого больше денег получать? Лучше стали жить? Или армия вооружена лучше? Ничего подобного.

Я на должности первого заместителя главкома ВВС в течение десяти лет работал, ни один полк не перевооружил. И по сей день ни один полк не перевооружен. Нет нового оружия? Слава богу, есть. Говорят, не на что закупать. Тогда кому нужна такая армия, у которой на вооружении в конце концов останутся только ржавые лопаты?

И при этом в зарубежные армии мы продаем современную боевую технику всех видов. Древними мудрецами сказано – кто не кормит свою армию, будет кормить чужую. А ведь мы чужие армии уже кормим.

Даже старье, которым мы сейчас вооружены, и то ремонтировать нечем, да порой уже и невозможно.

Потом начинаем искать виноватых. С этим у нас просто. Взорвали боевики госпиталь в Моздоке. Кто виноват? Начальник госпиталя, который, лично оперируя, тысячи жизней солдатских спас. Но ведь он перед въездом бетонные блоки не поставил, которые ему, кстати, никто не привез, и работу по их установке не профинансировал.

Боевой опыт 40-й армии оказался никому не нужен. Идем непонятно куда, бросаемся из угла в угол, постоянно происходят какие-то разделения и переформирования. Нет логики в развитии и осмыслении.

Мы не изучаем историю, не анализируем. А если анализируем, то поверхностно, выискивая те факты, которые выгодны кому-то сейчас. Чтобы просмотреть всё и объективно оценить, до этого не доходит.

Ну, наверное, такой уж мы народ – могучий, мужественный, но вместе с тем совершенно не умеющий организовать свою жизнь хоть сколько-нибудь разумно.