Текст книги "Тайные войны спецслужб"

Автор книги: Игорь Атаманенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

– Леонид, – начал американец тоном, который исключал любые сомнения в правоте его слов, – мы с вами из одного теста, хотя и вылеплены на враждующих континентах руками кулинаров различной идеологической ориентации. Мы с вами – братья по духу и устремлениям. Нас немного разнит возраст, вы – моложе, но работаем-то мы на одном поприще… Если не ошибаюсь, на жаргоне ваших спецслужб это звучит: «хлебать из одной тарелки».

Все перечисленное позволяет мне сделать вывод, что вы так же, Как и я, лишены предрассудков. Впрочем, для людей нашей профессии предрассудки – непозволительная роскошь, вернее – дно, на которое не стоит опускаться…

Беллингхэм бросил быстрый взгляд на шагающего рядом коллегу. Полещук, совершенно сбитый с толку непредвиденным пассажем американца, пытался скрыть свою оторопь и молча кивал головой.

– Вы совершенно справедливо полагаете, Леонид, что я дам вам искомую сумму. Но! Я дам ее не взаймы, а как возмещение за услугу, которую вы в состоянии мне оказать… Я намерен потребовать от вас не более того, на что, и в этом я нисколько не сомневаюсь, решились бы и вы, поменяйся мы с вами местами…

Американец многозначительно замолчал в ожидании ответной реакции.

– Я слушаю вас, – прохрипел в ответ Полещук, под натиском Беллингхэма окончательно утративший способность связно выражать свои мысли.

– Мы лучше поймем друг друга, – будто и не обратив внимания на обескураженность русского, продолжил Беллингхэм, – если рассмотрим дело с позиций законов логики. Мне совершенно очевидно, что вы лишены возможности достать деньги каким-то другим способом, в противном случае не обратились бы ко мне…

Я не спрашиваю, кто вам посоветовал прибегнуть именно к моей помощи, на какие цели была растрачена сумма, в которой вы сейчас нуждаетесь… Но! Я абсолютно уверен в том, что знаю не хуже вас, что с вами может случиться, если вы не сумеете вернуть деньги туда, откуда взяли. Также как и я, вы убеждены, что будете спасены, как только вернете долг. А быть спасенным дая вас означает вернуться к тому образу жизни, который вы привыкли вести…

Вы – гедоник, Леонид, и, получив десять тысяч долларов, сможете вернуться к жизни, полной наслаждений, блеска… и, возможно, славы. Такое радужное будущее, мне кажется, вас больше устраивает, чем бесславное и досрочное откомандирование на родину… И за что? За то, что вы растратили деньги на те блага и удовольствия, которые в состоянии оплатить и иметь всякий капитан любой недружественной вам спецслужбы и о которых вы даже не могли мечтать до приезда сюда… Да и какие это «блага и удовольствия»? Это – необходимый минимум, который, повторяю, может позволить себе любой ваш западный коллега…

Однако страна, где мы с вами находимся по долгу службы, это – окраина мировой цивилизации. Вы еще не сумели даже краешком глаза заглянуть в замочную скважину истинно цивилизованного мира. Уверен, что не ошибусь, сказав, что вы в самом начале большого пути… И что же? Стартовав на Богом забытых гималайских задворках, вы ими хотите завершить познание мира, свою карьеру, наконец?

Если это так, то должен признаться, что я ошибся в вас… Думаю, что вы, как любой человек, не лишенный здоровых карьерных амбиций, здорового честолюбия, не можете останавливаться на достигнутом… Да и потом, что это за достижение – Непал! Вам, как и любому из нас, оперативных сотрудников, наверняка снится кресло и огромный стол с множеством телефонов где-ни-будь в центральном аппарате своего ведомства, не так ли? Именно к этому должен стремиться всякий здраво мыслящий спецслужбист… И никак не поддаваться дурному настроению в случае неудачи, тем более если речь идет о проигрыше за ломберным столом… Вы же не жизнь проигрываете – деньги. Умные люди говорят: «Деньги потерял – ничего не потерял. Время потерял – много потерял. Здоровье потерял – все потерял». Вы, Леонид, молоды, у вас все еще впереди, так что запасайтесь здоровьем – пригодится!

«Виртуозно плетёт паутину Джон! – с завистью подумал Полещук – Профессионал – заслушаешься! И главное – ни одной осечки, все выстрелы кладет в «десятку»… Интересно, не был ли он проповедником в их, в американской, церкви?

Да, надо признать, нас таким проповедям, суть – вербовочным беседам, не обучали. Вот когда понимаешь смысл выражения: «Если у ваших родителей не было детей, то и у вас их скорее всего не будет.» Действительно, прав тот, кто выпустил в свет этот лишь на первый взгляд парадоксальный афоризм. Чему я мог научиться у наших бездарных преподавателей? Только бездарности, не более! А искусные словоплеты, которые могут с ловкостью фокусника завернуть тебе воздушный шарик в красивую упаковку, все как один работают на кафедрах марксизма-ленинизма… Что-то не больно стремятся они преподавать оперативное искусство… За все время учебы в спецшколе я ни разу не слышал, как проводится и как звучит вербовочная беседа. Практический курс вербовки мне преподает какой-то Джон. Только сейчас и понимаю, что искусство вербовки – это ораторское искусство. Плюс знание психологии.

Да, ничего не скажешь, показательный урок проведения вербовочной беседы преподал мне американский резидент!

Ну, давай, давай, Джон, вперед! Увертюра тобой исполнена блестяще, мысленно я тебе аплодирую. Теперь послушаем, что ты попросишь взамен десяти тысяч…

Стоп! А откуда тебе, Джон, известно, что я проигрался в казино?! А, ну конечно же, – Сэлли… Она любит меня, это бесспорно, но зачем же в тайны двоих посвящать третьего?! Третий в таких отношениях, как у нас с тобой, Сэлли, он всегда лишний. Как ты этого до сих пор не поняла, девочка? Тьфу, черт! Какая ж она девочка, если на двенадцать лет старше меня?! Никак не могу избавиться от первого впечатления…

Впрочем, любовь – любовью, но сотрудники отдела собственной безопасности американского посольства не дремлют и регулярно проводят опросы своих дипломатов. Конечно же, и Сэлли тоже опрашивали… Вопрос в том, как много о наших взаимоотношениях у нее успели выудить…

А впрочем, какая, к черту, разница! Поздно, Леня, пить «Боржоми», когда вторая почка отказала…»

Рассуждая сам с собою, Полещук не заметил, как замедлил шаг и остановился.

– Вы меня не слушаете, Леонид! – громко сказал Беллингхэм.

Окрик вернул капитана к действительности.

– Нет-нет, Джон, я прекрасно все слышал… И готов выслушать также и ваши условия…

– Знаю, Леонид, что вам, как профессионалу, не слишком приятно выслушивать мои умозаключения, которые, надеюсь, вы не восприняли как нравоучения?

Беллингхэм снова, как бритвой, полоснул взглядом по лицу Полещука.

– Должен заметить, Леонид, что хотя мы с вами и лишены предрассудков, вся обстановка, в которой мы живем, настолько ими отравлена, что мы не можем полностью от них освободиться. Да вы это и сами понимаете… Поверьте, мне бы не хотелось видеть вас раскаивающимся в своем поступке, в том, что вы обратились ко мне за помощью… Мы с вами – люди из другого мира, нежели те, кто нас окружает. Мы – люди чести, поэтому я заранее хотел бы знать, что вы отдаете себе отчет в том, что действуете не по принуждению, не под моим нажимом, а… по правилам игры. Нашей с вами игры!..

Одним словом, мне нужен ключ от сейфа вашего начальника, полковника Тимофеева…

– Но как я смогу…

– Не торопитесь! – оборвал Полещука американец.

– Все не так сложно, как может показаться на первый взгляд… Проблема кажется вам неразрешимой, потому что вы никогда об этом не задумывались… А между тем вам, именно вам, как никому другому из ваших коллег, легче добыть слепки с ключа… Если не ошибаюсь, вам, как новичку в резидентуре, приходится чаще других офицеров дежурить в посольстве, не так ли?

«Опять Сэлли! – чуть не вырвалось у Полещука.

– Только ей известно, как часто я остаюсь на ночь в посольстве. У-у, черт!»

– Да, но Тимофеев кладет ключ в специальный металлический пенал и опечатывает его своей личной печатью, с которой не расстается никогда… Она при нем, даже когда он ныряет в бассейн…

– Прекрасно! Пусть себе ныряет с печатью в обнимку. Пенал-то он сдает дежурному, не так ли? Заступив на дежурство, вам достаточно перефотографировать тот оттиск, что остается на контрольном куске пластилина, которым вы по старинке снабжаете пеналы для ключей… Надеюсь, Тимофеев – не исключение?

– Нет…

– Ну вот видите, Леонид! Как говорят у вас: «Не так страшен черт, как его малюют». Завтра на корте я передам вам фотоаппарат, в ближайшее дежурство вы переснимете оттиск, наши специалисты изготовят для вас печать, которая не будет отличаться от личной печати полковника, и… Остальное зависит от вашей сноровки! Куда уж проще. В общей сложности на всю операцию у вас уйдет три минуты, не более. Надо быть Ротшильдом или Рокфеллером, чтобы суметь за три минуты заработать десять тысяч долларов! До завтра, Леонид!

Не дав собеседнику опомниться, Беллингхэм решительно развернулся и стремительно пошел обратно по теннисному корту.

У Полещука в горле застрял вопрос: «А когда же будут деньги?»

Вербовка советского гражданина, представляющего интерес, – задача каждого оперативника из Лэнгли. Вербовка советского разведчика – высшее достижение, которое автоматически влечет за собой не только правительственную награду, но и гарантирует взлет по служебной лестнице.

Беллингхэм рассчитал точно: Полещуку не удастся вернуть долг, и скоро он продолжит «таскать из огня каштаны», на которые ему укажет ЦРУ. За проявленное усердие долги будут списаны.

…В тот вечер Сэлли вновь, как это уже бывало не единожды, наблюдала своего «мужа» вдребезги пьяным.

Пил он сосредоточенно, устремив взгляд в одну точку, и когда она вошла, открыв входную дверь виллы своим ключом, он даже не поприветствовал ее.

И хотя до этого вечера инициатором застолий с выпивкой всегда была Сэлли, на этот раз все было наоборот. Получив строжайшие инструкции шефа, Грэйвс предприняла титанические усилия, чтобы оторвать «мужа» от бутылки. Тщетно. После короткого, но бурного скандала каждый из них остался при своей точке зрения.

В ту ночь возлюбленные впервые, находясь под одной крышей, спали порознь. Полещук, овладев двумя «огнетушителями» виски, заснул под столом…

Деньги были вручены Полещуку во время конспиративной встречи, проходившей в дешевом трехзвездочном отеле «Викрам», в обмен на сделанные им оттиски с ключа резидента.

В ходе явки Беллингхэм поставил перед новоиспеченным агентом дополнительные задачи по добыванию интересующих ЦРУ сведений и обозначил способы связи.

Тогда же Полещук узнал, что по строго секретным платежным ведомостям, да и вообще в картотеках ЦРУ, он будет проходить под конспиративным псевдонимом Уэй.

Несмотря на свое подчиненное, более того, зависимое положение, Полещук в общении с Беллингхэмом вначале попытался вести себя, как породистый английский аристократ, свысока взирающий на вульгарно пахнущего деньгами американского купчика.

Не тут-то было. Очень скоро цэрэушник показал своему русскому подопечному, «кто есть кто».

Как бы между прочим подсказал, что работать они будут по принципу пилы: «ты – мне, я – тебе».

Змея в шоколаде

В июле 1975 года истек срок пребывания Полещука в Непале.

В ходе прощальной явки с ним были оговорены условия продолжения связи в Советском Союзе, он получил микропленку, вмонтированную в магнитофонную компакт-кассету. В ней – задания по сбору информации, инструкции по организации связи, указания по восстановлению контакта при новом выезде за границу.

Беллингхэм также вручил Уэю условные письма для отправки на адрес в Соединенных Штатах, две специальные ручки для нанесения тайнописи, шифр-блокноты, прибор-приставку к радиоприемнику для приема кодированных передач из радиоцентра.

Часть шпионской экипировки эксперты ЦРУ надежно упрятали в обложке фотоальбома. Остальное – дополнительные инструкции и крупную сумму денег – Уэй должен был получить в контейнере, изъяв его из тайника, который будет заложен для него резидентурой ЦРУ, действующей с позиций посольства США в Москве.

Все наставления своего оператора Джона Беллингхэма Полещук слушал вполуха, потому что никак не мог сосредоточиться из-за присутствия на конспиративной встрече Сэлли Грэйвс.

На протяжении всей явки с языка Полещука готов был сорваться вопрос, почему и в каком качестве здесь присутствует его бывшая возлюбленная. То, что Сэлли десятью месяцами ранее по заданию ЦРУ выполнила роль «медовой ловушки», он уже понял.

Ясно стало незадачливому разведчику и то, что комедия с венчанием, как и совместное проживание с Грэйвс, были частью плана Беллингхэма, который предусматривал посадить его, Полещука, на «короткий поводок», чтобы постоянно держать под контролем и добывать информацию. Но сейчас, что делает здесь эта женщина сейчас?!

Полещук по привычке продолжал воспринимать Сэлли в прежней ипостаси – в ней он видел лишь ненасытную нимфоманку, для которой смысл жизни ограничивался постельными утехами и которая строила свои отношения с мужчинами в соответствии с афоризмом, почерпнутым из какого-то датского порнографического журнала: «Библия учит любить ближнего своего, а Камасутра объясняет, как именно».

Присутствие Сэлли на прощальной явке явилось для Полещука, пожалуй, самым большим унижением и разочарованием, какие ему когда-либо довелось испытать в своей жизни.

В какой-то момент Полещуку пришло в голову, что никакой озлобленности ни в адрес Грэйвс, ни тем более к Беллингхэму он не испытывает.

Мысленно послав американцев в общероссийском направлении, Уэй отнесся к своему подчиненному положению философски: показно-внимательно выслушал и принял все предложения оператора, чтобы затем забыть о них сразу по прибытии на родину.

Беллингхэм же, щадя мужское самолюбие своего подопечного, и словом не обмолвился, что все это время его истинным оператором была Грэйвс.

По прибытии в Москву Полещук изъял приготовленный для него тайник – в нем его интересовали только деньги, шпионские же материалы он уничтожил, твердо решив никогда больше не выходить на связь с американской разведкой.

Не последнюю роль в принятии им такого решения сыграла Сэлли Грэйвс, вернее, то, как она сумела обвести его вокруг пальца.

Сэлли, которую Полещук считал самой значительной фигурой в своей галерее сердечных подруг, оказалась змеей в шоколаде…

Возвращение блудного «крота»

«Холодная война» продолжалась, и в феврале 1985 года Полещук, незадолго до этого переведенный в управление «К» (внешняя контрразведка) Первого главка КГБ СССР, снова угодил в окопы переднего края невидимого фронта. Теперь ему предстояло сражаться с вражескими спецслужбами на африканском континенте.

К тому времени уже подполковник, он возглавил контрразведку в советской резидентуре, действовавшей с позиций посольства СССР в Лагосе, столице Нигерии.

Однако аппетиты Полещука по-прежнему опережали его карьерный рост – денег бонвивану, не привыкшему себе ни в чем отказывать, как всегда, не хватало.

К тому же после непальской командировки он основательно пристрастился к дорогим спиртным напиткам.

Сначала они помогали ему забыть Сэлли, затем, как-то незаметно, превратились в неотъемлемую составную его дневного рациона.

Поутру, едва переступив порог служебного кабинета, он первым делом устремлялся к бару, чтобы опрокинуть стаканчик-другой чего-нибудь покрепче.

Как правило, это были лучшие сорта виски или джина, которые он по дипломатическому листу выписывал прямо из Англии или США.

Впрочем, и другие земные удовольствия были не чужды новоиспеченному заместителю резидента по контрразведке, преисполненному желания жить полнокровной жизнью.

Немалых средств требовали посещения казино и баров, где стриптизировали длинноногие очаровательные мулатки. Что уж говорить о расходах, в которые вводили контрразведчика те самые темнокожие дивы, регулярно приглашаемые им в номера для сексуальных развлечений.

Словом, образ жизни, который вел Полещук и без которого он уже не мыслил своего существования, приближал наступление периода ренессанса в его отношениях с Центральным разведывательным управлением…

Однажды, основательно поиздержавшись, Полещук вспомнил, что он не только заместитель советского резидента, но и секретный агент ЦРУ под псевдонимом Уэй. И не беда, что он десять лет не подавал позывных – мало ли, не было возможности!

Решив, что повинную голову американский меч не сечет, Полещук отправился в посольство США, оде был встречен с распростертыми объятиями.

Во время вручения Полещуком своих верительных грамот разведчикам резидентуры ЦРУ в Лагосе Лоунтри и Хьюзу он назвал свой оперативный псевдоним, присвоенный ему Джоном Беллингхэмом в Непале.

В ответ американские «коллеги» заметили, что давно ждали его визита. Для Полещука это был сюрприз, ведь прошло десять лет с момента его последнего контакта с сотрудниками ЦРУ!

Он поинтересовался, как удалось новым друзьям вычислить его прибытие в Нигерию и то, что он – Уэй.

– Очень просто, Леонид! – засмеялся Лоунтри, который, судя по его поведению, выступал за старшего. – Ну, во-первых, если вы помните, вас в аэропорту встречал некто Будкин, о котором нам давно уже известно, что он – разведчик.

Во-вторых, в своем посольстве вы заняли ту же должность, которую до вас занимал некто Пономаренко, принадлежность которого к советской внешней разведке у нас также не вызывала сомнений. Он полковник КГБ, не так ли? Кроме того, по прибытии в Лагос вы заняли его квартиру и стали пользоваться его автомашиной…

Полещук слушал, стараясь скрыть свое удивление, смешанное с восхищением: «Все гениальное – просто!»

Чтобы как-то сгладить произведенное на собеседника обескураживающее впечатление, Лоунтри уже более мягким тоном продолжал:.

– Если вас не шокируют эти подробности, я могу и дальше перечислять признаки, по которым нам удалось установить, что вы принадлежите к противоборствующей спецслужбе, – Лоунтри лукаво подмигнул Полещуку и снова засмеялся.

– Да-да, конечно, продолжайте…

– Все свободное время вы проводите в обществе своих коллег. Даже на пляже, в посольской купальне, вы пьете пиво только в их компании. В то же время избегаете общения и свысока смотрите на остальных советских дипломатов, не так ли? Это естественно, ведь они все от вас в той или иной мере зависимы… Достаточно одного вашего слова, намека на их явную или мнимую неблагонадежность, и любой из ваших «чистых» дипломатов первым же рейсом будет отправлен в Москву и нескоро сможет снова попасть за границу, если вообще сможет…

Разумеется, я говорю лишь о тех сотрудниках советского посольства, чьи позиции не подкреплены родственными связями с высокопоставленными чиновниками из МИДа и ЦК КПСС…

Надеюсь, я не открою тайны, если скажу, что ваши посольства за рубежом – это вовсе не посольства Советского Союза, как написано на табличке при входе в них… Это – посольства партийной номенклатуры со Старой площади, чиновников МИДа и генералов КГБ, куда они пристраивают своих детей и детей своих родственников и близких друзей…

Простите, я несколько отвлекся от темы… Вернемся к признакам, мистер Уэй?

– Да-да, конечно… Очень увлекательно!

– Так вот… В отличие от настоящих дипломатов вы и ваши соратники не больно жалуете даже посла, а уж о соблюдении вами трудовой дисциплины и говорить не приходится: в рабочее время вас не найти в посольстве, потому что вы постоянно находитесь в городе якобы по личным делам…

В дополнение ко всему вы еще и часто появляетесь в посольстве в нерабочее время, особенно вечером, подолгу там задерживаетесь, когда остальные ваши соотечественники отдыхают или развлекаются… Все сотрудники вашей резидентуры имеют возможность свободно общаться с местным населением и гражданами других стран, находящимися в Лагосе по служебным или каким-то другим делам, особенно с теми, контакты с которыми рядовым советским дипломатам не рекомендованы или категорически запрещены…

Ваши коллеги, офицеры резидентуры, свободно посещают рестораны, бары, казино, тратят большие деньги на угощение своих сотрапезников или компаньонов, чего не может себе позволить «чистый» дипломат вашей миссии в Нигерии…

Словом, признаков, демаскирующих ваш истинный статус, у нас набралось предостаточно». К тому же вашу фотографию мы переслали в Лэнгли… Ответ оттуда лишь подтвердил наши догадки… Нет-нет! Я ошибся – это не догадки, а математически выверенные расчеты… Вот так мы узнаем «кто есть кто»…

Обратите внимание, мистер Уэй, я рассказал вам все как на духу. Это свидетельствует о том, что у нас секретов от вас нет… В будущем я надеюсь на взаимную искренность!

Заметив, как при этих словах заерзал в кресле Полещук, Лоунтри поспешил добавить:

– Вы с чем-то не согласны?

– Нет-нет, я согласен… со всем. Но будет лучше, если вы станете называть меня просто Леон…

– Нет проблем, Леон! Впредь я буду называть вас только так!.. Возвращаясь к поднятой теме, могу лишь добавить одно: в своей работе по выявлению сотрудников КГБ среди советских дипломатов, впервые прибывающих в Лагос, мы используем те же признаки, что и вы… Или я ошибаюсь, Леон?

– Нет-нет, все так… Мы, конечно же, пользуемся той же методой! – поспешил заверить своих новых знакомых подполковник, хотя все услышанное явилось для него полной неожиданностью. Нельзя же давать повод своим операторам заподозрить в нем беспросветного невежду!

Разумеется, разведчики резидентуры ЦРУ в Лагосе Лоунтри и Хьюз не столько обрадовались чудесному воскрешению агента Уэя как таковому, сколько преимуществам, которые сулила его новая должность.

Американцы отдавали себе отчет, что направление главного удара советской внешней разведки пролегает далеко за пределами Африки, но вместе с тем не могли не учитывать и того, что перед ними не рядовой оперработник, а заместитель резидента. Заместители советских резидентов по контрразведке, они и в Африке на вес золота…

Сотрудничество было полностью восстановлено.

Конспиративные встречи с Уэем стали регулярно проводиться в автомашинах посольства США, а затем в специально снятом американской резидентурой особняке.

Однако напрасно надеялись новые операторы Уэя и их руководители в Лэнгли, что с помощью вернувшегося из небытия агента на них обрушится водопад информации.

Советская резидентура в Лагосе – заштатная опер-точка, и Полещук при всем желании побольше заработать, предоставляя своим работодателям интересующие их сведения, испытывал объективные трудности – ну не доходят до него секреты вселенского масштаба, и все тут!

Теперь Уэй на практике познал, что подразумевал Беллингхэм под принципом пилы: «ты – мне, я – тебе». Для Полещука-агента это означало: «нет секретов – нет денег».

Отсутствие серьезной информации не замедлило сказаться на отношении Лоунтри и Хьюза к Полещуку – оно заметно охладело. Полещук старался не замечать изменений в поведении своих операторов, продолжая исправно поставлять хоть и незначительную, но полезную информацию, поэтому наличные деньги на выпивку и на сексуальные забавы у него не переводились.

Вместе с тем рисковать разоблачением за гроши Полещук не собирался и, чтобы получить от своих хозяев «по максимуму», предпринял обходной маневр.

На ближайшей явке он довел до сведения своих шефов; что по завершении африканской командировки его прочат на приличную должность в центральном аппарате управления «К» (внешняя контрразведка) Первого главка КГБ СССР.

Сразу вслед за этим Уэй поставил вопрос об увеличении жалованья. Заядлый картежник, он верно рассчитал, что «туз, он и в Африке туз», и не ошибся.

Новые друзья поспешили заверить, что все его условия будут приняты.

Действительно, вскоре ежемесячное вознаграждение Уэя было пересмотрено в сторону повышения. И не потому, что в его информации по Нигерии появились какие-то сверхценные факты, отнюдь!

Лоунтри и Хьюз, как и их руководство в Лэнгли, заглотили приманку – они надеялись на продолжение связи с агентом, когда по окончании командировки в Нигерии он вернется в Москву и осядет в директивном подразделении внешней контрразведки СССР.

Очень скоро Полещук сумел убедиться, что работодатели из ЦРУ действительно пекутся о его служебном росте…

На очередной явке Уэю было сделано предложение, от которого он не мог отказаться.

Лоунтри начал издалека:

– Леон, мне и моему начальству в Лэнгли не понаслышке известно, как бюрократическая система КГБ давит на оперативного сотрудника, находящегося за границей, побуждая его постоянно проявлять активность… Собственно говоря, для вас это тоже не секрет. Если вы вернетесь в Россию «пустой», то есть не проведете здесь успешных вербовок или не предложите каких-то операций, ваша характеристика в лучшем случае будет вежливо-уклончивой, что отнюдь не будет способствовать вашему служебному росту, не так ли? – Лоунтри умолк, ожидая ответной реакции.

«Надо же, американец попал в самый «цвет»!.. Что ни говори, а приятно, когда о тебе думают на самом верху…

Недаром он упомянул свое начальство в Лэнгли», – подумал Полещук, но с ответом не торопился, лишь кивнул в знак согласия.

– Так вот, Леон. Мы посовещались и пришли к выводу, что если вам удастся проделать то или другое, о вас сложится мнение как об активном оперативном сотруднике, и в будущем вы наверняка получите хорошее назначение… С нашей стороны вы также не будете обделены приятными вещами, согласны?

– Что я должен сделать? – произнес Полещук, которому не терпелось узнать, какая роль отведена ему в предстоящих мероприятиях, спланированных ни где-нибудь – в штаб-квартире ЦРУ!

– Вам лишь надо будет документально оформить привлечение к секретному сотрудничеству человека, чиновника, входящего в ближайшее окружение нигерийского президента, вот и все…

– И какую же информацию он будет мне поставлять? – в голосе Полещука прозвучала искренняя заинтересованность.

– Это уже наши проблемы, Леон. Не волнуйтесь, мы позаботимся о том, чтобы информация от него, вами завербованного агента, была самой высокой пробы и представляла безусловный интерес для вашего руководства в Москве. Таким образом, ваши позиции укрепятся настолько, что альтернативы вашему назначению в центральный аппарат управления «К» попросту не будет.» Ну что, по рукам?

– Интересная мысль! – задумчиво ответил Полещук, борясь с соблазном сразу принять предложение своего оператора.

Он не торопился с ответом, прикидывая, какими осложнениями для него может быть чревато положение, к которому его подталкивали. Перспектива иметь на личной связи в качестве секретного агента правительственного чиновника была весьма заманчивой. Он бы сразу добавил себе третью звезду на погоны – стал полковником. Но с другой стороны, и в этом Полещук не сомневался, американцы подставляют ему своего человека, призванного сыграть роль двойного агента, через которого они намерены «гнать дезу» – снабжать КГБ ложной информацией.

«Интересно, насколько застрахован от провала этот мой предполагаемый агент и где гарантии моей собственной безопасности? Попадись этот чиновник на добывании секретных сведений и начни он потом «петь» на допросах, а в том, что он «запоет», у меня сомнений нет, меня не спасет никакой дипломатический иммунитет. «Баклажаны» из местной службы безопасности повяжут меня, невзирая ни на какие международные конвенции и на дипломатическую неприкосновенность. А африканская тюрьма – это даже не Бутырка, хуже! И вместе с тем выбора нет, надо соглашаться…» – подвел итог своим размышлениям Полещук Однако, чтобы скрыть свою заинтересованность и немного поторговаться, с напускным равнодушием спросил:

– И кто он, этот чиновник?

– Не спешите, Леон, всему свое время… Сейчас нам необходимо иметь лишь ваше принципиальное согласие, детали мы оговорим чуть позже… Ну так как?

– От таких подарков не отказываются, – Полещук решительно взмахнул рукой, – согласен!

В последующем, когда в Лэнгли стало известно о провале Уэя, в Лагосе был арестован и сданный ему в аренду американцами агент Принц, тот самый правительственный чиновник из ближайшего окружения президента Нигерии.

На суде он выступил с покаянием и горячей обличительной речью в адрес советских спецслужб, которые обманным путем завлекли его в свои сети. Показательный судебный процесс широко освещался в местной прессе и по телевидению.

Искреннее раскаяние спасло Принца от длительного срока пребывания в тюрьме, он отделался условным наказанием, о чем с пафосом сообщили все нигерийские средства массовой информации. Однако о том, что спустя пару дней после завершения судебного разбирательства коммунистического агента сбила машина, узнали только его родственники. Мавр сделал свое дело…

В мае Уэй объявил своим операторам, что в июле убывает на родину в краткосрочный отпуск.

С этого момента в советском отделе Оперативного директората ЦРУ проходит совещание за совещанием.

Руководитель отдела Бэртон Гербер был отлично осведомлен об оперативной обстановке на территории СССР. Совсем еще недавно, в 1980–1982 годах он возглавлял резидентуру в Москве, и ему не понаслышке были известны трудности, с которыми придется столкнуться московской резидентуре ЦРУ при поддержании связи с Уэем, когда тот начнет работать в центральном аппарате управления «К».

Цель оперативных посиделок принятие оптимального решения, которое помогло бы приучить Полещука к контактам с ЦРУ в условиях Советского Союза.

Наконец выход был найден. Гербер одобрил вариант, предложенный бывшей «женой» агента – Сэлли Грэйвс.

Ее предложение состояло в том, чтобы Уэй во время своего очередного отпуска изъял тайник с деньгами, который будет заложен для него посольской резидентурой в Москве.

Уж кому-кому, а ей было доподлинно известно, что наиболее чувствительной болевой точкой ее бывшего «мужа» являются деньги…

Разведчики «глубокого прикрытия»

В июле 1985 года накануне предстоящего отъезда в отпуск на родину Полещук настойчиво требовал от своих американских хозяев денег.

После долгих препирательств сотрудникам ЦРУ удалось уговорить его денег с собой через границу не везти, а взять их в тайнике в Москве. В качестве тайникового контейнера предполагалось использовать испытанный камуфляж – увесистый булыжник В нем должны были находиться двадцать тысяч рублей – огромная по тем временам сумма.

Лоунтри и Хьюз заверили Уэя, что закладка тайника в Москве будет осуществлена разведчиком «глубокого прикрытия», который абсолютно вне подозрений и о существовании которого в КГБ не подозревают.

Полещук, не в силах противостоять искушению, сдался…

Практика использования московской резидентурой разведчиков «глубокого прикрытия» (советские контрразведчики называют их «подснежниками» или «тихобздуями») свидетельствовала о том, что ЦРУ бережет их как зеницу ока.