Текст книги "Тайна, в которой война рождалась… (Как империалисты подготовили и развязали вторую мировую войну)"
Автор книги: Игорь Овсяный
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
Не оставалось сомнений, что гитлеровцы готовили очередной «субботний сюрприз».
«Положение в Судетской области ухудшалось буквально на глазах, – отмечает в своих мемуарах Гендерсон, – столкновения более или менее серьезного характера стали повседневным явлением. Яростная травля со стороны немецкой печати, которая базировалась на этих столкновениях и, как обычно, их сильно раздувала, достигла такого масштаба, что, по примеру Австрии, естественно было ожидать, что мы стоим непосредственно перед новым молниеносным ударом Германии».
Под прикрытием антисоветской шумихи к Чехословакии приближалась смертельная угроза.
События развернулись, однако, иначе, чем рассчитывали гитлеровцы. Их наглые действия вызвали в Чехословакии взрыв возмущения. По стране прокатилась волна демонстраций и митингов. Народ выразил твердую решимость с оружием в руках защищать родину. Он знал, что может полностью рассчитывать на поддержку Советского Союза. Горячо поддерживала Чехословакию международная общественность. В этих условиях, располагая хорошей армией и мощными пограничными укреплениями, построенными по образцу «линии Мажино», Чехословакия могла успешно противостоять германо-фашистской агрессии. Опираясь на патриотический подъем народа, ее правительство объявило о призыве одного года резервистов и приказало войскам занять оборонительные рубежи.
Франция, как известно, была связана с Чехословакией договором о взаимопомощи. Под давлением общественного мнения Париж заявил, что в случае развязывания Германией вооруженного конфликта, он выполнит свои обязательства. Вряд ли смогла бы остаться в стороне и Англия. Гитлеровцы дали отбой. «Майский кризис» завершился для них политическим провалом.
Однако перспектива оказаться в одном лагере с СССР в борьбе против фашистской агрессии не устраивала западные державы. Сделав основой своего курса стремление «канализировать» фашистскую агрессию на Восток, Англия и Франция готовы были предоставить Германии «чехословацкий коридор» в сторону СССР. Но они хотели не просто отдать, а продать Чехословакию, взамен получив от Гитлера гарантии своих интересов. Осуществление подобной сделки требовало соответствующей «подготовки» общественного мнения. Реакционная печать возлагала ответственность за обострение германо-чехословацких отношений на правительство Чехословакии, обвиняя его в неуступчивости и требуя «великодушных» предложений генлейновцам. Той же линии придерживался и лорд Ренсимен, в прошлом английский министр торговли, направленный в Прагу в качестве «независимого посредника». Его целью являлось доказать «законность» требования гитлеровцев на отторжение Су-детской области и присоединение ее к рейху.
Обстановка снова стала обостряться. Генлейновцы возобновили переговоры с чехословацким правительством. В ответ на предлагавшиеся уступки, они выдвигали все новые, более тяжелые требования. В пограничных с Германией областях гитлеровская агентура провоцировала кровавые столкновения с чешской полицией. Угроза германского вторжения вновь нависла над Чехословакией (1).
«План Z»
В начале 1968 г., когда правительство Англии открыло, в связи с истечением срока давности, свои секретные архивы за 1938 г., в досье бывшего премьер-министра был обнаружен любопытный документ, датированный 30 августа 1938 г.
«Существует план, который надлежит назвать „планом Z“. Он известен и должен быть известен только премьер-министру, министру финансов, министру иностранных дел, сэру Невилю Гендерсону и мне.
Вышеупомянутый план должен вступить в силу только при определенных обстоятельствах… Успех плана, если он будет выполняться, зависит от полной его неожиданности, и поэтому исключительно важно, чтобы о нем ничего не говорилось».
Этот документ, составленный X. Вильсоном, ближайшим советником и доверенным лицом Чемберлена, проливает новый свет на закулисную историю Мюнхена. Позорная империалистическая сделка подготавливалась в глубокой тайне от народов. Суть плана английского премьера сводилась к следующему: воспользовавшись острой ситуацией, под видом «спасения мира» в последнюю минуту лично отправиться на переговоры к Гитлеру. И, выдав ему Чехословакию, наконец достигнуть столь желанного в Лондоне «сближения» с Германией. Интересно проследить, с какой тщательностью английская дипломатия заблаговременно разрабатывала свои ходы, изображая их затем как результат «неожиданно» возникшей обстановки. Информировать Гитлера о намерении премьера встретиться с ним предполагалось сначала лишь в тот момент, когда Чемберлен находился бы на пути в Германию. Внезапное появление британского политического лидера должно было, по расчетам Лондона, лишить «фюрера» возможности уклониться от встречи. В соответствии с этим замыслом, Гендерсона вызвали в английскую столицу и дали такие инструкции.
«Гендерсон, – говорится в меморандуме, составленном Вильсоном и датированном 31 августа 1938 г., – после того, как ему скажут, что „план Z“ вступает в действие, должен удостовериться, где именно находится Гитлер в данный момент, не сообщая, однако, почему это интересует его. Если время позволит, Гендерсон получит второе уведомление с указанием времени прибытия, уполномочивающее его поставить в известность Риббентропа. Опять же, если время позволит, хотелось бы, чтобы Гендерсон сделал это до того, как мы публично объявим здесь о начале выполнения „плана Z“. Местом прибытия должен быть Берлин, связь поддерживается с Гендерсоном и Риббентропом».
Дальнейшие размышления Чемберлена и его советчиков привели их к мысли, что в таком виде план слишком рискован. Еще на памяти был конфуз, имевший место с Саймоном в 1935 г. Уже после объявления даты его визита в Берлин Гитлер, сославшись на «болезнь», отказался принять Саймона. Об этих опасениях Вильсон сообщил Гендерсону в письме 9 сентября 1938 г.
«…Один из пунктов, обсуждавшихся нами сегодня, – писал Вильсон, – сводится к следующему: не получится ли так, что, когда X[72]72
В переписке, которую Вильсон вел с Гендерсоном в обход Форин оффиса, Гитлер условно обозначался буквой «Г», а Чемберлен – «X».
[Закрыть] прибудет в Берлин, Вы сразу же сообщите об отказе Г. принять его или, быть может, что Г. «болен» и не может встретиться с X.Подобный отказ был бы очень неприятен и произвел бы здесь не совсем хорошее впечатление».
Гендерсон, в целом одобрявший замысел, счел намеченную процедуру слишком рискованной. Не усмотрит ли Гитлер в подобном шаге со стороны Чемберлена попытку принуждения? Предварительное уведомление, по его мнению, давало больше шансов на то, что Гитлер согласится принять английского премьера.
В «план» внесли соответствующие изменения. Было условлено, что, когда решат приступить к его осуществлению, Гендерсону направят срочную телеграмму (для передачи Гитлеру) с предложением о визите английского премьера. Но в какую форму облечь предложение? Это должно было зависеть от ожидавшегося выступления Гитлера на съезде в Нюрнберге. О том, с каким усердием Чемберлен заранее приспосабливался к настроениям «фюрера», свидетельствует неподписанный меморандум от 12 сентября, находящийся в досье бывшего английского премьера и составленный, как можно судить, Вильсоном.
«Если речь будет „прискорбной“, нам придется заявить, что премьер-министр с сожалением должен сделать на основании этой речи вывод, будто г-н Гитлер, по-видимому, не усматривает возможности удовлетворительно решить проблему мирными средствами.
Премьер-министр еще не пришел к столь пессимистическому выводу и полагает, что можно найти какой-то выход. По его мнению, этот выход лучше всего искать в рамках прямого обмена мнениями между г-ном Гитлером и им. Он намерен прибыть в Берлин… (дата) в… часов. Времени, разумеется, мало, и поэтому он вынужден уведомить о своем прибытии лишь незадолго до него. Он, однако, надеется, что г-н Гитлер пожелает встретиться с ним. Премьер-министр готов прибыть в любое место, которое будет сочтено подходящим для этой цели.
Если же выступление произведет впечатление «умеренного», послание следует сформулировать так: после изучения текста этой речи премьер-министр вправе думать, что наши усилия добиться мирного и удовлетворительного решения окажутся, возможно, успешными».
После отъезда Гендерсона в Берлин 31 августа для Чемберлена начались дни, полные напряженного ожидания. Пристально следя за развитием обстановки, он должен был определить момент для осуществления своего замысла. «Если он удастся, – писал в те дни премьер в одном из частных писем, – его значение выйдет за пределы настоящего кризиса и, возможно, представится случай осуществить полную перемену международной обстановки».
Пожалуй, трудно найти в английской истории другой пример, когда личные взгляды и расчеты человека, стоявшего у штурвала государственного корабля, так полно и красочно выражали бы мировоззрение и надежды ее социальных «верхов». Кость от кости своего класса, сын видного идеолога британского империализма, сам крупный фабрикант, Невиль Чемберлен впитал с молоком матери характерное для состоятельных кругов Англии предубежденное отношение к неизбежному движению времени. Его характер, как политического деятеля, формировался в ту эпоху, когда солнце Британской империи начало быстро клониться к закату. Многолетние усилия остановить необратимый процесс развили в нем редкое упрямство, а неизменная поддержка со стороны крупного капитала – неоправданную самоуверенность. «Он считал себя способным, – ядовито замечает У. Черчилль, – понять все проблемы Европы и даже всего мира… У него было свое законченное мнение обо всех политических деятелях того времени в Англии и в других странах, и он считал, что может иметь дело с любым из них».
Те, кто привел Чемберлена к власти, не были смущены некогда брошенной Ллойд Джорджем фразой, что политические взгляды нового премьера ограничены кругозором «провинциального фабриканта железных кроватей». Они и не ждали от него откровений. Им нужен был послушный исполнитель, способный провести в жизнь замыслы наиболее реакционных и антисоветски настроенных кругов. Разумеется, прогрессивное общественное мнение страны могло поставить на этом пути немало преград. Тем более ценным казалось английским тори пресловутое упрямство нового главы кабинета.
Пытаясь реабилитировать политический курс правящих кругов западных держав накануне второй мировой войны, буржуазная наука фальсифицирует подлинный смысл позорного мюнхенского сговора. Все дело она пытается свести к случайному стечению обстоятельств, к слабостям и ошибкам отдельных политических деятелей и, в частности, Чемберлена. Указывая на отсутствие гибкости ума как на наиболее характерную черту английского премьера, Дж. Уиллер-Беннет пишет, что Чемберлен к тому же не любил «окольных» путей дипломатии и предпочитал более прямые методы, употребляемые в торговле. «Обладая мышлением бизнесмена, он привык к заключению сделок, в результате которых, хотя вкладчики и акционеры какой-либо вспомогательной компании могут временно понести ущерб, корпорация в итоге будет в выигрыше».
Не рискуя оспаривать губительные для дела мира последствия Мюнхена, буржуазная историческая наука на все лады фальсифицирует мотивы, какими руководствовались его организаторы. Главный аргумент, который обычно приводится в этих целях, сводится к следующему. Чемберлен якобы находился перед «ужасным выбором»: военное столкновение с Германией или попытка договориться с Гитлером. Но если альтернативой «умиротворению» была война, мог ли Чемберлен пойти на этот риск, когда Англия еще была не готова к такому испытанию?
Огромный интерес в связи с этим представляют ставшие доступными протоколы секретных заседаний английского правительства. В отличие от документов, опубликованных ранее Форин оффисом и содержащих лишь информацию от британских послов в Берлине, Париже и Праге, а также направлявшиеся им инструкции, из которых заботливо изъята аргументация предпринимавшихся действий, протоколы кабинета раскрывают то, что на протяжении трех десятилетий правительство не рисковало вынести на суд истории. Несмотря на характерный для них лаконизм и многочисленные умолчания, они раскрывают подлинные мотивы курса, проводившегося в тот период британскими «умиротворителями».
Убийственные для организаторов Мюнхена разоблачения содержит, в частности, протокол заседания английского кабинета 30 августа 1938 г. Министр иностранных дел Галифакс сделал для членов кабинета обзор международной обстановки. Единственным средством предотвратить нападение Германии на Чехословакию, признал он, было предупредить Гитлера о решимости Англии вступить в этом случае в войну. Однако Галифакс был против подобного курса.
«…Он спрашивает себя, – говорится в протоколе, – оправдано ли идти на безусловную войну сейчас ради предупреждения возможной войны в будущем?»
Смысл сказанного Галифаксом сводился к следующему: зачем Англии вступать в борьбу с Германией, когда, отдав ей Чехословакию и направив таким образом ее агрессию на Восток, против СССР, может быть, удастся избежать войны?
Искренность и прямота не относились к числу достоинств министра иностранных дел. «Лорд Галифакс, – отмечает один из его биографов, – никогда не выходил из тумана мифов, которые окружали его имя. Он внимательно слушал, что говорили подчиненные, но редко сообщал им свое мнение. Держался он обособленно и уклончиво». Тем больший интерес представляют заключительные фразы его доклада. Лишь тут он позволил себе неосторожность на мгновение откинуть обычную маску миролюбия.
«Нельзя гарантировать, – заявил он, – что эта политика принесет успех, но единственной альтернативой является применение прямой угрозы в отношении Германии. Он хочет, чтобы ясно было понято: если эта политика потерпит неудачу, правительству будет предъявлен упрек, что, прояви оно только мужество в своих убеждениях, оно могло бы предотвратить несчастье. Его обвинят также в отказе от принципов коллективной безопасности и тому подобное. Но эта критика не трогает его».
Куда девалась «обезоруживающая мягкость манер» потомственного лорда? Его точка зрения сформулирована резко и прямо. Сделанное им резюме – не несколько случайно сорвавшихся фраз, а формула глубоко продуманного и отстоявшегося курса. У министра иностранных дел нет сомнений, что можно спасти Чехословакию и создать барьер на пути германо-фашистской агрессии. Но он уклонился от обсуждения имевшихся возможностей противодействия агрессии на основе сотрудничества Англии с другими государствами и без всяких аргументов отмел «коллективную безопасность и тому подобное».
Галифакс предложил другой курс, опасность которого была очевидна, надежда на успех сомнительна, но который представлял неудержимый соблазн. Указание премьера хранить «план Z» в строгой тайне кладет печать на его уста. Он лишь позволяет себе сказать, что следует оставить Гитлера «теряться в догадках» о намерении Великобритании. Но о каких «догадках» можно говорить, когда он лично в беседе с Гитлером менее года назад дал понять, что Англия не будет настаивать на сохранении статус-кво в отношении Австрии, Чехословакии, Гданьска, что она готова превратить их судьбу в предмет торга с Германией, оговорив лишь условие, чтобы рейх не прибегал открыто к насильственным мерам, а действовал путем «мирной эволюции»[73]73
«Начиная с весны 1938 г., – отметил один из ближайших доверенных лиц Гитлера, капитан Видеман, – англичане нам говорили: „Бомбы, сброшенные на Прагу, будут означать войну. Тактика в отношении чехов: не надо выстрелов, „душите““.
[Закрыть].
В поддержку предложенного Галифаксом курса выступил Чемберлен. Все сказанное им имело одну цель – доказать нецелесообразность принятия Англией каких-либо мер для спасения Чехословакии.
«Допустим, – сказал он, – что мы прибегли к угрозе и что в данном случае она даст желательные результаты; будет ли это концом истории?»
Выступление Чемберлена подсказывало мысль – дело явно идет к большой войне. Не лучше ли Англии поэтому остаться пока в стороне, не оказывая противодействия движению Гитлера на восток?
Одним из аргументов, наиболее настойчиво выдвигаемых защитниками Мюнхена, является утверждение, что западные державы были вынуждены уступить перед шантажем Гитлера якобы в силу недостаточной их подготовленности к войне. Марксистская наука давно уже вскрыла несостоятельность подобной версии. Протоколы британского кабинета полностью подтверждают этот вывод.
Наиболее капитулянтская оценка военного аспекта проблемы была дана министром координации обороны Т. Инскитюм.
«Что касается того, готовы ли мы к войне, – заявил он, – то в определенном смысле наша страна, в связи с ее уязвимой позицией, никогда не будет к ней готова… В настоящий момент мы еще не достигли максимального уровня нашей готовности и не достигнем его в течение года или еще большего времени».
С другой стороны, министр торговли О. Стэнли обратил внимание, что но прошествии года Германия «будет иметь неизмеримо прочную позицию для ведения длительной войны, чем в настоящее время». «Воевать… лучше сейчас, чем позже», – утверждал он.
Протоколы кабинета свидетельствуют о том, что военная сторона дела имела лишь второстепенное значение при формировании курса английского правительства, в основу которого были положены политические расчеты правящих кругов Великобритании.
Предложенный Чемберленом и Галифаксом курс полностью поддержал английский посол в Берлине Гендерсон, которого пригласили на заседание. Некоторые члены кабинета задали послу ряд вопросов.
«Канцлер герцогства Ланкастер, – отмечается в протоколе, – спросил, каков будет следующий шаг господина Гитлера, если все будет развиваться в соответствии с планом и он вступит в Чехословакию (курсив мой. – Авт.). Потребует ли он возвращения колоний?»
Ответ Гендерсона не оставлял сомнений, в каком направлении шли мысли и надежды организаторов Мюнхена.
«Сэр Невиль Гендерсон ответил: если Гитлер вступит в Чехословакию и займет Судетскую область, он обнаружит, что не располагает возможностью получить от нас колонии. Он думает, что следующим его шагом будет попытка шантажировать нас, и, когда это не удастся, он порвет морское соглашение[74]74
Имеется в виду англо-германское морское соглашение от 18 июня 1935 г.
[Закрыть] и приступит к созданию большого флота.Как он полагает, господин Гитлер придает небольшое значение России, за исключением вопроса о самолетах, и что он будет двигаться дальше, против комбинации Франции, России и Англии».
Казалось, соображения Гендерсона не содержали ничего предосудительного. Однако смысл сказанного далеко не безобиден. Нетрудно убедиться, взглянув на географическую карту, что в данном контексте слово «дальше» могло означать только Восток. Именно там расположена Россия, которой Гитлер придает «небольшое значение», т.е. не считает серьезным противником.
Что же имел в виду английский посол под «комбинацией» трех держав и какую роль отводил каждому из ее членов? Ответ дает приведенный выше меморандум Гендерсона. Советскому Союзу предстояло принять на себя удар фашистских полчищ. Англия и Франция, по его замыслу, сохраняют в отношении Германии благожелательный нейтралитет и имеют приятную возможность наблюдать за событиями «с балкона».
В основе суждений британских министров лежала забота – не допустить чреватой опасными социальными потрясениями войны между капиталистическими державами Европы. Поэтому никаких «угроз» и «предупреждений» Гитлеру, чтобы не вызвать с его стороны «непоправимых действий». Поэтому продолжать давление на Прагу и таким способом открыть дорогу для соглашения с Гитлером.
«Кабинет единодушен, – заявил Чемберлен в итоге заседания, – в отношении того, что мы не должны высказывать угрозу в адрес господина Гитлера, что если он вступит в Чехословакию, то объявим ему войну».
Приведенные выдержки из протокола заседания британского кабинета и Документ в целом свидетельствуют о полной несостоятельности попыток буржуазных фальсификаторов оправдать мюнхенский курс Англии ссылками на ее «военную слабость». Близорукая политика «умиротворения», разумеется, не могла не отразиться отрицательным образом на подготовке страны к войне. Но сотрудничество с другими миролюбивыми государствами, и прежде всего с СССР, давало безусловную возможность не допустить германской агрессии против Чехословакии. Тем не менее» все члены кабинета на рассматриваемом заседании высказались в поддержку капитулянтского курса. Взаимоотношения с Германией решались ими не в категориях силы, а в категориях хитрости. «Хитрость» заключалась в том, чтобы направить гитлеровскую агрессию на восток – в сторону Чехословакии, Польши, Румынии и других стран Восточной и Юго-Восточной Европы, главным образом против СССР (2).
«Честный маклер»
«Я словно упал с неба!» – воскликнул Гитлер, получив 14 сентября телеграмму Чемберлена, в которой тот изъявлял желание прибыть в Германию для переговоров. К этому времени обстановка в Европе необычайно накалилась, За два дня до этого на съезде нацистской партии в Нюрнберге «фюрер» произнес речь, полную угроз в адрес Чехословакии. Назвав Прагу центром коммунистической угрозы, он заявил, что третий рейх всеми своими силами станет на защиту судетских немцев и обеспечит им «право на самоопределение». Речь явилась прямым призывом к мятежу судетских немцев. В ночь на 13 сентября генлейновцы организовали новую серию кровавых столкновений в пограничных с Германией районах Чехословакии и предъявили правительству 6-часовой ультиматум. Они требовали отмены чрезвычайного положения, введенного в Судетах, отзыва полиции и передачи ее функций генлейновцам. Затем переговоры были прерваны, и Генлейн бежал в Германию. Считая, что долгожданный момент настал, Чемберлен приступил к осуществлению «плана Z».
Получив телеграмму английского премьера, Гитлер и его ближайшее окружение в первый момент не верили своим глазам. Возникла мысль – не следует ли «фюреру» сделать ответный шаг и организовать встречу где-либо на полпути? Например, на берегу Рейна или в открытом море на яхте «Грилль»? Оба варианта отпали. Чемберлену предоставили выпить полностью чашу унижения. Ему придется пересечь всю Германию и у бывшей австрийской границы подняться по ступеням лестницы горной виллы Гитлера.
Утром 15 сентября, получив благосклонное согласие Гитлера, Чемберлен в сопровождении Хораса Вильсона и ответственного сотрудника Форин оффиса У. Стрэнга вылетел в Мюнхен, оттуда в обществе встретившего его Риббентропа премьер-министр проделал путешествие в специальном поезде до Берхтесгадена, Состав тянулся медленно, и хозяева позаботились, чтобы гостям не было скучно; на протяжении трех часов Чемберлен наблюдал за широкими окнами вагона-ресторана мелькавшие один за другим встречные составы с эшелонами войск в новом обмундировании и при оружии. Ему продемонстрировали и достаточное количество зениток, спешивших на север с устремленными к небу стволами.
Из Берхтесгадена на автомашине английский премьер был доставлен в резиденцию Гитлера в Баварских Альпах «Бергхоф». Главной достопримечательностью виллы являлась большая зала, где Гитлер принимал высокопоставленных визитеров. Громадные прямоугольные окна, занимавшие почти всю стену, открывали вид на заснеженные горы, поросшие хмурым лесом. Внизу яркой зеленью выделялись альпийские луга. «Фюрер» спросил, какую процедуру переговоров предлагает премьер Англии.
– Я желал бы говорить с вами наедине, – заявил Чемберлен.
Два государственных мужа уединились в небольшом соседнем помещении. При беседе присутствовал только личный переводчик Гитлера П. Шмидт. Итак, желанная минута для английских «умиротворителей» наступила. Премьер Великобритании говорит с глазу на глаз с Гитлером. Чемберлен полон надежд: эта встреча должна положить начало новой эпохе во взаимоотношениях Англии и Германии. Он горит желанием устранить все недоразумения, объяснить «фюреру», сколь велико стремление влиятельных кругов Британской империи к сотрудничеству с фашистским рейхом в целях «спасения» западной цивилизации. В первых же фразах он спешил выразить «фюреру» свое «величайшее уважение» и восхищение. Он предлагает посвятить беседу обмену мнениями по общим вопросам.
«Он надеется, – говорится в записи беседы, – что в результате этого обмена мнениями с фюрером обе стороны будут точно информированы в отношении взглядов друг друга и что на основе точного знания позиции фюрера он сможет с удвоенным доверием продолжать свои усилия, направленные к достижению англо-германского сближения».
Гитлер смотрел на вещи иначе. Позиция западных держав в связи с аншлюсом и ряд других фактов убедили его, что Англия и Франция уже давно «списали Чехословакию со счета».
«Я приму… решение начать действия против Чехословакии, – говорилось в директиве для вермахта, утвержденной им 7 июля 1938 г., – только в том случае, если… я буду твердо убежден, что Франция не выступит и, следовательно, Англия также не вмешается».
Здесь же, в «Бергхофе», 3 сентября Гитлер обсуждал с Кейтелем и Браухичем детали вторжения, назначенного на 1 октября. Переброска войск, выделенных для участия в «операции Грюн», должна быть завершена под видом учений к 28 сентября. Войска должны расположиться на расстоянии двухдневного перехода от границы… Дав согласие на встречу с Чемберленом, Гитлер совершенно не собирался связывать себе руки какими-либо обязательствами. Наоборот, как можно судить, он намеревался использовать переговоры для создания предлога, который «оправдал» бы агрессию.
В ответ на заискивания Чемберлена Гитлер резко возразил, что обстановка является слишком острой, чтобы заниматься теоретическими рассуждениями. Чехословацкая проблема требует немедленного решения. Возможность сотрудничества Германии и Англии будет в решающей степени зависеть от того, сумеют ли обе стороны достигнуть соглашения на основе общей позиции по данному вопросу.
В категорическом тоне Гитлер потребовал «возвращения» в рейх трех миллионов судетских немцев, угрожая, что для достижения этого он не остановится перед риском войны.
– Исчерпываются ли требования Германии вопросом о передаче трех миллионов судетских немцев?
В ответ «фюрер» произнес пространную речь. Он добивается лишь «расового объединения» немцев и не желает ни одного чеха. Германия не будет чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока советско-чехословацкий договор не будет ликвидирован.
«Допустим, – спросил Чемберлен, уточняя желания Гитлера, – положение будет изменено таким образом: Чехословакия не будет более обязана прийти на помощь России в случае, если последняя подвергнется нападению и, с другой стороны, Чехословакии будет запрещено предоставлять возможность русским вооруженным силам находиться на ее аэродромах или где-либо еще; устранит ли это ваши трудности?»
В ответ на это «фюрер» бесцеремонно заявил: если судетские немцы будут включены в рейх, отделится венгерское меньшинство, отделится польское меньшинство, отделится словацкое меньшинство, то оставшаяся часть будет столь мала, что он не будет ломать голову по этому поводу.
Заявление Гитлера не оставляло сомнения, что речь шла вовсе не об «исправлении границ» Чехословакии, а о ликвидации ее как самостоятельного государства. Тем не менее Чемберлен не только не высказал какого-либо возражения, но поспешил заявить о своем принципиальном согласии. («Лично мне наплевать, будут ли Судеты в составе рейха или вне его», – пояснил он свою позицию в частном письме через несколько дней.) Однако он должен проконсультироваться с коллегами, а также с Парижем и лордом Ренсименом (о Праге английский премьер попросту забыл упомянуть!). Поэтому Чемберлен предложил прервать переговоры и встретиться снова через несколько дней.
Услужливость Чемберлена, несомненно, понравилась «фюреру». «Это было предложение, которое Гитлер не мог отклонить», – отмечает английский исследователь А. Тэйлор.
Британский премьер поспешил в Лондон.
Трудно, пожалуй, найти другой пример, когда престиж английской дипломатии падал так низко. Чем» объяснить столь беспомощную и жалкую роль, которую взял на себя британский премьер в Берхтесгадене?
В буржуазной историографии бытует версия, будто престарелый джентльмен (Чемберлену тогда было 69 лет), прибывший в самое «логово дракона» с «зонтиком в руках» защищать Чехословакию, был напуган военными приготовлениями фашистского рейха и ошарашен категорическим тоном Гитлера. Поэтому-де он без боя сдал позиции и «ради спасения мира» пошел на уступки.
Военный спектакль, устроенный гитлеровцами, оказал определенное влияние. Но покладистость английского премьера объяснялась не испугом. Она соответствовала заранее разработанной тактике. Еще 30 августа на заседании кабинета Чемберлен выразил сожаление, что заявление Англии в дни майского кризиса создало у Гитлера впечатление, «будто ему оказали противодействие». Считая своей главней целью достижение договоренности с Германией и опасаясь, что какие-либо возражения с его стороны вызовут вспышку гнева у «фюрера», Чемберлен при встрече 15 сентября с первых же слов капитулировал по всей линии.
Вернувшись в Лондон 16 сентября, премьер посетил короля и вечером собрал заседание «внутреннего кабинета», в состав которого входили министры, пользовавшиеся его наибольшим доверием, – Саймон, Хор и Галифакс. Были приглашены также X. Вильсон и срочно вызванный из Праги Ренсимен. Кратко изложив содержание беседы с Гитлером, Чемберлен высказал соображение, предназначенное для самого узкого круга лиц.
«Премьер-министр полагает, – говорится в протоколе заседания „большой четверки“, – что прежде всего следует решить вопрос, готовы ли мы в принципе согласиться на самоопределение[75]75
Имеется в виду принятие принципа «самоопределения» в отношении судетских немцев, что практически означало передачу Судетской области Германии.
[Закрыть], Во-вторых, нам следует обдумать, что мы должны потребовать взамен этого» (курсив мой. – Авт.).
Такова изнанка красивых фраз о «беспристрастном» посредничестве Англии в германо-чехословацком конфликте. «Честный маклер», как именует буржуазная историография Чемберлена, в действительности продавал Чехословакию Гитлеру.
17 сентября было созвано заседание британского кабинета в полном составе. Обстановка, царившая в тот день на Даунинг-стрит, 10, резко отличалась от предыдущих обсуждений чехословацкого вопроса. Когда мюнхенский курс лишь формировался, время позволяло подискутировать. Выступая с речами, министры соревновались в государственной мудрости и утонченном антисоветизме, прикрывая его ссылками на заботу о судьбах «цивилизации», на традиции империи. На этот раз все было иначе. Чемберлен привез из Берхтесгадена требования Гитлера, за которыми стояла отмобилизованная армия рейха. Члены кабинета были поставлены перед необходимостью принять решение: или капитуляция, или борьба. Им пришлось отказаться от речей «для истории», от уклончивых формулировок и обычного камуфляжа.
Процедура обсуждения вопроса, избранная Чемберленом, была довольно своеобразной. По тактическим соображениям он предпослал своему отчету о переговорах в. «Бергхофе» пространное выступление лорда Ренсимена, который осветил обстановку в Чехословакии в весьма мрачных тонах. Вывод его был таким – страна не может больше существовать в настоящем виде. Он информировал о возникших в кругах чехословацкой буржуазии планах разрешения кризиса. «Группа банкиров, – сообщил Ренсимен, – включая таких, как д-р Прейсс, полагает, что приемлемое решение может быть найдено на основе четвертого плана[76]76
Имеется в виду «четвертый план» Бенеша, содержавший предложения для урегулирования судето-немецкого вопроса на переговорах с генлейновцами.
[Закрыть]. Предлагаемое д-ром Прейссом решение включает:
