355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Беленький » Мэрилин Монро » Текст книги (страница 6)
Мэрилин Монро
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 21:19

Текст книги "Мэрилин Монро"


Автор книги: Игорь Беленький



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Будучи репортером, как уже говорилось, невоенным, а только приписанным в военное время к армейской съемочной группе, Коновер был связан со многими людьми из шоу-бизнеса и рекламных агентств, на которые он работал. Потому, выполняя свои (теперь уже естественные) обязательства перед Нормой Джин, он решил ввести ее в мир профессиональных фотографов и специалистов по моде и моделированию. Он отрекомендовал девушку своему приятелю Поттеру Хьюту, работавшему в коммерческой рекламе. Коноверу верили как человеку с чутьем на «стоящий» материал. Безошибочным оказался его выбор и на этот раз: за те несколько недель, что Поттер Хьют поработал с протеже Коновера, изображения новенькой, дотоле совершенно неизвестной девушки стали регулярно появляться в иллюстрированных журналах, популярных тогда на тихоокеанском побережье, – «Си», «Ю. С. кэймера», «Клик», «Лайф», «Пэйджент», «Пик», «Сэльют», «Сэр».

Сейчас, листая эти раритеты (а пара номеров чудом попала и в мои руки), трудно сразу понять причины их крупных тиражей. Плосковатые композиции с размытым, «ненужным» фоном, девушки кукольного вида и с совершенно «стертыми» лицами, упорно избегающие смотреть в объектив, – их невозможно заподозрить ровным счетом ни в каких «вольностях» (если не считать вольностью закрытый купальник), которыми можно было бы оправдать повышенный тираж. Разве что искусственные, удивительно жеманные позы неожиданно нарушают манекенную застыл ость (чуть ли не муляжность) натурщиц. Таковы были вкусы эпохи, еще цепко державшейся за вывезенные из Старого Света пуританские ритуалы и привычки. В обществе еще только накапливалась неудовлетворенность человека фальшивыми, навязанными представлениями о себе как о манекене, о подставке для одежды, вытекавшими из отношения к телу как к «сосуду греха». Само существование иллюстрированных журналов с натурщицами и манекенщицами, их большие тиражи доказывают, что среди американцев уже в сороковые годы вызревала потребность увидеть самих себя живыми, вне искусственных ритуалов и клише, сковывавших человека, точно средневековые рыцарские латы, разглядеть за человеком общественным человека во плоти – красивого, привлекательного, пластичного, приятного для глаза. Это представление о человеческой красоте, знание ее, переживания, с ней связанные и родственные эстетическим, американцу требовалось перенести на себя, на окружающих и убедиться, что и сам по себе он красив и привлекателен, я жена его и дочь также красивы и привлекательны. Этими настроениями и питались иллюстрированные журналы с красивыми девушками, ими и определялись их тиражи, благодаря им процесс шел по нарастающей, и создание в 1954 году знаменитого «Плэйбоя» оказалось лишь его этапом.

К сожалению, наше сознание, долгое время скованное своего рода идейным (нерелигиозным) пуританизмом, сводит любое изображение обнаженного (полуобнаженного) тела к взаимоотношениям полов, к сексуальной пропаганде, к привычной дихотомии «нравственность – безнравственность», к порнографии и тому подобным горящим темам. Но если посмотреть на процесс раскрепощения чувств (и чувственности, конечно) как на тенденцию культурного развития общества, тогда понятие о том, что нравственно, а что нет, станет не априорным, но конкретным, зависимым от уровня общественного развития. Первые шаги в шоу-бизнесе ничего не подозревавшей Нормы Джин как раз и совпали с переменой в общественных вкусах, уже назревавшей и вот-вот долженствующей прорваться, с общественными дебатами относительно нравственности и допустимости отказа от привычных поведенческих запретов. Удивительно ли, что лакмусовой бумажкой этих дебатов оказалась одежда? Ведь если до чувства еще надо добраться, то одежда (или ее отсутствие) на виду.

Анекдот о старушке, которая считала неприличным смотреть на мужчин, ибо «под одеждой все они голые», надеюсь, известен всем. Только функционально, то есть как перечень вещей, защищающих тело от непогоды и сшитых тем или иным способом, удобным для ношения, одежду не воспринимают уже давно. Во всяком случае, в нашем столетии одежда воспринимается прежде всего как тип вещей, как способ их ношения и метод покроя, отражающие жизненную философию и общественные вкусы конкретного времени, и мода на одежду или способ поведения становится лишь признаком происшедшей смены одних вкусов и настроений другими. А так как носителями этой моды (равно как и одежды) оказываются, понятно, живые люди, то смена типа манекенщиц или фотомоделей обозначит не меньшие перемены в жизни общества, нежели, скажем, смена президента. Такая смена общественного миро-чувствования неумолимо надвигалась на Америку к середине сороковых годов вместе с окончанием второй мировой войны и возвращением домой из Европы и Юго-Восточной Азии тысяч молодых американцев, истосковавшихся в окопах или в плену по нормальной, мирной жизни. Освобождение от цепей войны (пусть в Штатах эти цепи и были слабее, чем в Европе) не могло не подтолкнуть тот процесс раскрепощения чувств, о котором говорилось выше.

На пороге этих перемен, на разграничительной линии между пуританской Америкой и «новыми временами» и оказалась молоденькая протеже Дэйвида Коновера. В ее свежем и в этой свежести неординарном личике, одновременно открытом и задумчивом, причудливо соединившем чувственность и невинность, уже первые фотографы разглядели будущих героев и героинь обновляющегося американского общества. На фотографиях Поттера Хьюта, первых в жизни Нормы Джин принесших коммерческий успех, она изображена как бы не сама по себе, а в некой роли. В предыстории имиджа Мэрилин это важное обстоятельство – ведь впоследствии на фотоизображениях, обошедших весь мир (о кино я пока не говорю), Мэрилин будет только самой собой, сама по себе, от себя, в себе. Первые коммерческие фотографии Нормы Джин отразили, по сути дела, переходный период в развитии общественных вкусов, в восприятии образцов моды (в данном случае моды на людей), когда натурщица сама по себе еще ничего не значила и должна была кого-то изображать. Роль, чисто внешняя, так сказать, типажная, в которой, помимо воли, выступила Норма Джин, по-английски называлась girl next-door, то есть девушка, живущая по соседству. Раз живущая по соседству, значит, такая же, как и все. Это еще одно важное обстоятельство, потому что индивидуальности Мэрилин («сама по себе»), составляющей ее имидж, в дальнейшем будет придано в своем роде неземное сияние, которое сделает ее вовсе не такой, «как все». Пока же Норма Джин, все еще работница на «Рэйдио Плэйн», изображена в самых обычных житейских позах, знакомых любой женщине Побережья: купающаяся в океане, стоящая с закатанными брючинами по щиколотку в воде, вытирающаяся на пляже полотенцем, загорающая, делающая себе завивку, держащая на руках ягненка, просто упершаяся руками в бока и проч. Разумеется, ее природная полевая контактность, «диалог» с фотографом делали изображения привлекательными, придавали им веселость, шаловливость. Но сегодня в них видится (не знаю, виделся ли в ту пору) существенный недостаток – доморощенность. Полужизненная-полумифическая роль девушки, живущей по соседству и, по видимости, ничем не отличающейся от своих соседок, конечно, вполне соответствовала и характеру Нормы Джин, и ее месту в обществе: чья-то жена, фабричная работница, смазливая девочка, привлекшая внимание заезжего фотографа. Такой – симпатичной женой некоего мистера Дахерти – она и представала на фото, выполненных Дэйвидом Коновером и Поттером Хьютом. Но, соответствуя жизненному положению миссис Дахерти, эта роль никак не соответствовала ситуации, складывавшейся в американском обществе, затрагивающей публичные нравы, вкусы, привычки и требующей от кандидата в кумиры, в образцы, в примеры для подражания и обожания не уравнивания с любым и каждым, но, напротив, каких-то необыкновенных качеств, свойств характера ли, внешности ли, которые подняли бы избранника над толпой, зажгли бы его (ее) имя неоновым светом. Вот почему в дальнейшем никаких признаков доморощенности, girl next-door в имидже Мэрилин больше не будет.

Восхищенный красотой своей натурщицы, ее отзывчивостью на объектив, Поттер Хьют познакомил ее с миссис Эммелайн Снайвли. В ту пору она возглавляла студию и рекламное агентство «Блю бук моделинг» (что-то вроде каталога по позированию). Чтобы почувствовать атмосферу подобных агентств и постараться заглянуть в прошлое экранных кумиров, полезно, думаю, процитировать описание визита (в июне 1945 года) Нормы Джин к специалистке по моде и моделированию, которая фактически и превратила Норму Джин в Мэрилин. Вот как описывает этот визит Морис Золотов.

«Норму Джин провели прямо в офис мисс Снайвли. Маленькая, бойкая женщина вскочила из-за стола и энергично затрясла руку Нормы Джин. Та уже собралась было сесть, но мисс Снайвли сказала: «Милочка, пройдитесь, пожалуйста, до двери и обратно». Так, походка не Бог весть что – очень неровная. Волосы просто плохие. Типичная блондинка по-калифорнийски – верх светлый, низ темный. Нужен хороший парикмахер. Коротко постричь и обесцветить. Но улыб ка обворожительная, изумительные ноги, превосходная грудь, и вообще от нее веет свежестью. В белом она серьезна, точно «херувимчик в церковном хоре». Так думала мисс Снайвли. И сказала:

– Поттер Хьют наговорил мне о вас много лестного, и я вижу, что это справедливо. Хотите быть моделью?

Когда это требовалось, Норма Джин умела быть и скромной, и стеснительной:

– Я не знаю… Я думаю, я могла бы, и когда… то есть я хочу сказать, когда я видела [на стенах] все эти фото с натурщицами… Не знаю, достаточно ли я красива. Но если бы вы дали мне шанс, я… я попыталась бы…

– Попытаться! Вот-вот! Именно! Если у вас будет желание как следует работать, успех обеспечен, ибо вы обладаете, милочка, редчайшим даром в мире – шармом! Шарм – вот что у вас есть.

Норма Джин скромно потупилась….

– Так, мисс Дахерти…

– Мм… миссис Дахерти, мэм.

– Хорошо, миссис Дахерти. Итак, позирование сегодня – целая наука. Не то что бы вы просто шли по улице без всякой подготовки и ничего об этом не зная. Нет, милочка, вы должны получить знания.

По счастливому совпадению мисс Снайвли руководила не только агентством, но и школой позирования, где за сто долларов предлагался трехмесячный курс подготовки.

– Я полагаю, вы простите меня, – заметила Норма Джин, – но у меня нет денег.

– Миссис Дахерти, не беспокойтесь, это ровным счетом ничего не значит. Сейчас вам ничего платить не придется. Вы заплатите из того, что заработаете позируя. Вы ведь хотите всерьез заняться этим делом?

– О да!

– Только вам предстоит серьезно потрудиться. Вы неправильно улыбаетесь: вы поднимаете улыбку, вместо того чтобы опустить ее, в результате нос делается слишком большим. Волосы вам следует выпрямить и обесцветить, и вы станете изумительной блондинкой – драматической…

– Но, мисс Снайвли, у меня и в мыслях не было стать крашеной блондинкой».

Пустейший разговор, подумаете вы. И ошибетесь. Я имею в виду не только то, что после этого разговора представление о Норме Джин, сложившееся у ее подруг, сотрудниц и семейства Дахерти, стало постепенно исчезать, словно знакомое им всем лицо подернулось туманом, из которого начали проступать дотоле неведомые черты; и не только то, что все, сказанное Эммелайн Снайвли (а еще больше несказанное), суть азбука шоу-бизнеса, без которой были бы невозможны ни торговля в условиях свободного рынка, ни развитие моды. Все это, конечно, так, и, как увидим, разговор этот оказал на жизнь Мэрилин, на ее судьбу самое серьезное воздействие. Но я имею в виду и другое. Не напоминает ли этот разговор кое-что, нам уже знакомое? Вспомните-ка душеспасительную беседу, которую провела с пятнадцатилетней девочкой ее «тетушка» Грэйс. Абсолютная уверенность в том, что подросток в одном случае, молодая женщина – в другом суть лишь человеческий материал, а не человек, не индивидуальность, – вот что объединяет двух опытных женщин, которым судьба доверила жизнь и будущее Нормы Джин. «Тетушке» Грэйс надо было избавиться от девочки, сплавить ее в другие руки, что она делала неоднократно и что сделала и в тот раз, в 1942 году. Хорошо еще, что Джим Дахерти оказался порядочным парнем, а если бы нет? Спустя три года Эммелайн Снайвли, увидев, что называется, «свеженькую» и тотчас же учуяв перспективы и не только для юной миссис, но и для своего агентства, в свою очередь развернула настоящее наступление. Перечитайте строчки с грубой лестью насчет шарма или отметьте ухмылку старой мегеры по поводу ног и груди юного «херувимчика», и вы поймете, что, пожелай даже Норма Джин уйти в тот момент из «Блю бук моделинг», вряд ли ее так просто отпустили бы. Чего стоит хотя бы рассрочка оплаты за подготовительные курсы! Хорошо еще, что Эммелайн Снайвли содержала не публичный дом, а только рекламное агентство…

Между прочим, агентство мисс Снайвли занималось как раз тем, что, обучив, поставляло манекенщиц и натурщиц, согласно заявкам, тем или иным компаниям, заинтересованным в любой рекламе – продукции ли, собственного ли лица, словом, торговой марки. Более того, даже просто фотографам, работавшим либо на какую-то компанию, либо по собственному проекту. К последним относился Андре Де Дьенес. Выходец из Венгрии, он в начале сороковых бежал в США, где натурализовался и к 1945 году (году встречи с Нормой Джин) стал популярным фотографом мод в Нью-Йорке. Приехав в Лос-Анджелес, он поставил перед собой очень «оригинальную» задачу: найти красивую натурщицу, завязать с ней роман и сделать с нее серию «обнаженных» фотографий. Не буду дальше углубляться в творческие замыслы этого фотомодника – меня интересует другое; когда он в очередной раз созвонился с Эммелайн Снайвли, она ответила ему: «Андре, везет же вам сегодня – свеженькая девушка, и совершенно очаровательна!» Наверное, мадам телье всех эпох именно подобным образом и распределяли девушек по клиентам.

Не стану, однако, идеализировать и свою героиню: как и у каждого участника вышеизложенных событий, у нее имелись собственные планы. Разумеется, с точки зрения специалистов по рекламе, она была совершенно неопытной, и во всем, что касалось манеры улыбаться или умения ходить, ей предстояло учиться и учиться. Но что до поставленной цели (однажды, как помним, она сообщила об этой цели своему супругу), то тут никто не мог сбить Норму Джин с пути. Этого не удалось сделать Джиму Дахерти – даже и в первые месяцы замужества, когда он имел на нее, по-видимому, подавляющее влияние; не удалось этого сделать и Де Дьенесу: каким бы очаровательным ни был этот иноземец (первые-то два пункта своей «программы» он выполнил!), добиться требуемых фотографий от своей новой подружки ему не удалось – Норма Джин была тверда. Ему она сказала, что ей это ни к чему, ибо она намерена стать великой «кинозвездой». «Кинозвездой» она, как мы знаем, стала, но без «обнаженных» фотографий здесь все-таки не обошлось (правда, к разочарованию Де Дьенеса, сделать их было суждено не ему). Позднее она скажет: «Почти каждый фотограф, с которым я работала, хотел, чтобы я позировала обнаженной». Примерно определила она для себя и пути к «великой» цели – она поняла, что ей нужен сильный патрон. Разумеется, ни Джим Дахерти, ни Дэйвид Коновер, ни даже энергичный и обходительный Андре Де Дьенес на эту роль не годились. Каждый из них был хорош (если был хорош?) на своем месте и в меру своих сил, но сделать ее «звездой» они были не в состоянии. Вот почему к середине 1946 года она постепенно избавляется от них всех. (Впрочем, «избавляется», наверное, не то слово… Просто как-то так уж получается, что взаимоотношения сходят на нет, обращаются в отточие.)

Для того чтобы понять, какой Норма Джин вступала на главную дорогу своей жизни – на путь в Голливуд, я процитирую ее письмо, отправленное ею из Лас-Вегаса (штат Невада), куда она ездила в мае 1946 года по одному интересному семейному делу. Здесь встретятся несколько никому (в том числе и мне) не известных фамилий, но они не имеют никакого для нас с вами значения – их можно заменить любыми другими. Важно само письмо.

«Дорогая мисс Снайвли! Свободного времени у меня было масса, и я загорела. Очень тепло, и солнце прилежно светит весь день. Лас-Вегас действительно очень красочный город с эльдорадскими праздниками и тому подобным. Длилось это пять дней, и каждый день родео и парады. Рой Роджерс снимал в городе фильм. Я встретила его и прокатилась на его лошади Триггере. Ей-Богу, прокатилась! Что за лошадь! А дело было на той неделе, я шла по улице и увидела, как они снимают фильм, и, как и все, остановилась посмотреть. А в перерыве между съемками какие-то ребята из «Репаблик стьюдио» подошли ко мне и спросили, не соглашусь ли я встретиться с одним актером (не помню сейчас его имени – фамилия его, по-моему, была Кристи… или что-то в этом роде). В общем, он захотел встретиться со мной, и я согласилась и встретилась со многими из этой студии, в том числе с Роем Роджерсом, и так и прокатилась на его лошади. Прекрасная лошадка. Они пригласили меня пообедать с ними, а затем мы пошли на родео. Ну и денек! Я раздавала автографы и расписывалась даже на шляпах ковбоев. А когда я разъясняла этим мальчикам, что я не из кино, они думали, будто я увиливаю и не хочу давать автографы, так что я уже подписывала всем. Сейчас все ушли и здесь, в Лас-Вегасе, стало пустынно. Совершенно дикий город.

Мисс Снайвли, мне очень хочется услышать от Вас какие-нибудь новости. Передавайте привет миссис Снайвли и мисс Смит, а также Дику Миллеру (если увидите его). Надеюсь, [он] продал хоть что-нибудь из своих фото. Он ведь очень милый. Не вернулись ли в город Джон Рэндолф или Пол Парри? А как мистер Блум? Интересно, когда же «Иклестон эйдженси» мне все-таки заплатит? Рассказывал ли Вам что-нибудь обо мне мистер Уиллингер? Не знаю почему, но эти шесть недель тянутся так медленно… Я еще напишу. С любовью, Норма Джин».

Опять пустое письмо? Нет, чрезвычайно насыщенное информацией. Во-первых, надо признать, что для двадцатилетней девушки, не закончившей школу, она пишет на редкость выразительно; она наблюдательна, впечатлительна, восприимчива к окружающему настроению, равно доброжелательна ко всем – и знакомым и незнакомым. Доброжелательность и веселость, заложенные в ней, по-видимому, природой, уживаются с трезвым, деловым взглядом на взаимоотношения: о своих интересах она не забывает – не о том ли финал письма? Во-вторых, следует упомянуть цель поездки в Лас-Вегас – получить развод. Всегда зависимая от чужих людей, практически никогда не имевшая «своих», то есть семьи, родных, она относилась и к окружающим как к чужим, воспринимая их либо как помощников, либо как просто посторонних, случайных попутчиков.

Полагаю, что именно таким случайным попутчиком и оказался для нее Джим Дахерти. Однако, честно говоря, действовала она довольно бесцеремонно и даже жестоко – скорее всего, по неистребимой детскости явно не думая о том, какую боль приносит человеку, как минимум ничего дурного ей не сделавшему. Она направилась именно в Неваду, где, в отличие от других штатов, получение развода – пустая формальность, оформила соответствующие бумаги и направила официальное письмо (с уведомлением о разводе) на корабль, где служил Джим. «У меня было впечатление, – вспоминал потом Дахерти, – что я получил лопатой по голове. Какие только мысли не пронеслись у меня в те несколько мгновений, после того как я распечатал конверт». Когда же он прибыл в Лос-Анджелес и (не без труда) по телефону связался с Нормой Джин, она сообщила ему, что на киностудии никогда не заключат с ней контракт, если она не разведется. «Она сказала, что убедилась, что это как раз то, что ей нужно, но что она никогда никого не любила, кроме меня. Она хочет, чтобы я подписал документы о разводе, и будет мне очень благодарна, если я не подниму по этому поводу никакого шума». Шума он не поднял. Документы подписал, хотя и пытался убедить ее не торопиться. Таковы последствия этой поездки в Лас-Вегас, о которой столь легко и непринужденно сообщает Норма Джин своей корреспондентке.

В-третьих, отметим, что со времени знакомства с мисс Эммелайн Снайвли прошел всего лишь год, но за это время Норма Джин стала в «Блю бук моделинг» своим человеком. Она знает всех фотографов и администраторов (кто же еще те люди, кого она упоминает в последнем абзаце?) и со всеми ними пребывает в прекрасных отношениях. А почему бы и нет? Красивая, обаятельная девушка, которая вполне в состоянии прославить и агентство, где работает, и авторов ее фотографий. Но главное все-таки – свечение, уже тогда придававшее ей, никому в ту пору не известной, специфическое обаяние «звезды»; потому и бросились к ней за автографом молодые люди, естественно не видевшие ее ни в одном фильме. Кроме узких специалистов, у нас никто не знает и, наверное, никогда не узнает, кто такой Рой Роджерс, снимавший в те дни фильм на улицах Лас-Вегаса, но, догадайся он снять хоть в качестве статистки, хоть в простом панорамном движении камеры эту случайно оказавшуюся здесь красивую девушку, он безусловно вошел бы в историю кино. Вошли же в нее некие Хью Херберт, Артур Пирсон, Фил Карлсон или Ричард Сэйл – в их фильмах, которые сами по себе были невыразительными и проходными, в невыразительных и проходных, а то и попросту вымаранных эпизодах снималась начинающая актриса, кандидатка в «звезды» (американцы их называют «старлетками»).

Наконец, последнее. Если бы письмо, посланное Нормой Джин из Лас-Вегаса, можно было проиллюстрировать, я, конечно, выбрал бы те две фотографии – одну 1944, другую 1945 года, о которых уже говорилось. На обеих фотографиях (их почти наверняка сделал Коновер) – спокойствие, улыбчивость, аккуратность, готовность к общению с кем угодно и на любом уровне, непобедимый, неистребимый оптимизм и вера в то, что все удастся. Такою предстает она и в письме из Лас-Вегаса. Это может показаться странным, если вспомнить характеристики, которые ей дают всевозможные мемуаристы, – наивная, застенчивая, робкая, неловкая. Нет этой застенчивости и наивности ни на фотографиях, ни в письме, и, думаю, прав здесь хорошо знавший ее Золотов, когда писал (см. выше), что «когда это требовалось, Норма Джин умела быть и скромной, и стеснительной». (Как увидим в дальнейшем, этот биограф не всегда последователен в оценке Нормы Джин и, бывает, сам себе противоречит.) Вопрос в том, что Норма Джин была прирожденной актрисой, хотя и не в традиционном смысле слова. Она играла оказавшуюся единственно посильной роль в жизни, приспосабливаясь (вспомним тезис Гайлса) к жизненным обстоятельствам, от рождения сделавшим ее одинокой и безродной. Это несчастье – быть одиноким и безродным, и она постаралась вытеснить из сознания эти разрушающие душу и психику переживания – правда, как покажет будущее, до конца ей сделать этого не удалось. Еще не будучи блистательной Мэрилин, она играла ее роль, постепенно сживаясь с нею, забывая о себе и о выпавших на ее долю испытаниях, о людях, с которыми эти испытания связаны, – о матери, о Грэйс Мак-Ки, о Джиме Дахерти.

Я уже говорил, что, вспоминая о прошлом (особенно в начале карьеры), Мэрилин, избегала называть «тетушку» Грэйс по имени. Но особенно примечателен здесь «отказ» от Джима Дахерти и Глэдис Бэйкер. Причины развода с Джимом, разумеется, не только в том, что самый брак с ним, организованный Грэйс, был случайным и безлюбовным, и, уж конечно, не в том, что на голливудских киностудиях, как она поясняла простаку Джиму, не хотели связываться с замужними женщинами (хотя и то и другое вполне реально). Куда важнее иное: Джим Дахерти – живое напоминание о несчастливой истории сиротки Нормы Джин, свидетель ее безродства и одиночества, и как таковому ему не было места в ее будущей жизни. Новой Норме Джин надлежало родиться заново, на ней не должна была гирями висеть ее прошлая жизнь. Именно поэтому в первые годы своей кинематографической карьеры она утверждала, что ее мать умерла, а потом в ответ на недоуменные вопросы оправдывалась тем, что, знай студийное руководство о душевной болезни Глэдис, Мэрилин никогда не стать бы «звездой». Безродству предстояло быть возведенным в принцип. Новой Норме Джин следовало возникнуть из ничего, точно Венере из пены морской, обрести другую – легендарную, вымышленную – биографию, другое имя и другую фамилию.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю