Текст книги "100 великих диктаторов"

Автор книги: Игорь Мусский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 72 страниц)

Судя по множеству признаков, Зия-уль-Хак был искренне убежден, что по-настоящему стабилизировать обстановку в Пакистане и эффективно управлять этой страной способны лишь военные. Зия-уль-Хак к заведомо недружественным и мировоззренчески близким организациям относился строго дифференцированно. Первым военная администрация создала почти невыносимые условия существования, вторым – благоприятные. И даже когда в конце 1979 года был-таки наложен официальный запрет на деятельность всех партий, он фактически не распространился на ряд правоконсервативных, религиозно-общинных объединений.

Отложив в том же 1979 году на неопределенный срок парламентские выборы, Зия-уль-Хак тем не менее изыскивал возможности, чтобы дать хоть какой-то выход усилившимся конституционалистским, демократическим настроениям. В годы военного положения регулярно проводились выборы в органы местного самоуправления, устраивались встречи высшего государственного руководства с представителями различных групп населения – рабочих, крестьян, студентов, женщин, религиозных деятелей, а в 1982–1985 годах функционировал Федеральный консультативный совет («маджлис-и-шура») – псевдопарламент, депутатов которого назначил лично президент. Разумеется, подобные меры носили сугубо декоративный характер, никак не ограничивали полновластия режима и вводили в заблуждение далеко не всех пакистанцев. Но и тех, у кого возникала иллюзия сопричастности к управлению страной, было не так уж мало.

Зия уль-Хак, убежденный консерватор-правоцентрист, пошел в вопросах хозяйственного строительства по пути поисков баланса между сторонниками сохранения крупного госкапиталистического сектора и теми, кто выступал за больший простор для частной инициативы. Не в последнюю очередь ввиду такого подхода его администрации удалось добиться как повышения отдачи от государственных предприятий, так и определенного оживления частного бизнеса. Сразу несколько задач решалось и в рамках кампании по исламизации. Ряд ее моментов (например, введение религиозных налогов закят и ушр, поступления от которых, пусть и очень незначительные в пересчете на душу населения, идут на нужды инвалидов, вдов, сирот) разворачивал малоимущих «лицом к режиму». Вместе с тем частичное приведение законодательства в соответствие с шариатскими нормами открывало дополнительные возможности для преследования инакомыслящих и недовольных, для зажимания рта либеральной интеллигенции, тяготеющей к секуляризму. Но при этом Зия-уль-Хак бдительно следил, чтобы в атмосфере исламизации мусульманские фундаменталисты не перехватили у него политическую инициативу, и далеко не во всем шел им навстречу.

В отличие от Бхутто, при котором национальная экономика болезненно переживала многократное повышение мировых цен на нефть, а населению приходилось преодолевать последствия то засухи, то наводнения, то землетрясения, Зия-уль-Хак был, что называется, счастливчиком. Международная экономическая конъюнктура в восьмидесятых годах была в целом благоприятной для Пакистана. Стихийные бедствия, обрушившиеся на соседей, загадочным образом обходили его страну, погодные условия позволяли снимать один рекордный урожай за другим. Наконец, подлинным подарком судьбы, способствовавшим устойчивости режима и его долголетию, оказались события конца семидесятых годов в Иране и Афганистане.

Утратив после свержении шаха Мохаммеда Реза Пехлеви свой главный региональный плацдарм, США постарались восполнить эту потерю активизацией американо-пакистанского сотрудничества. Появление же советского воинского контингента на афганской территории дало резкий толчок взаимному сближению, в кратчайшие сроки доведя его до уровня тесного военно-политического союза.

Широко известно, что Зия-уль-Хак с пренебрежением отверг первые американские предложения о военно-экономической помощи, поступившие после декабря 1979 года, высказавшись в том смысле, что сумма, названная Дж. Картером – 400 миллионов долларов, – «мелочь», которой хватит разве что «на орешки» (намек на семейный бизнес тогдашнего президента США – культивирование арахиса). Генерал знал, что США в тот момент были крайне заинтересованы в Пакистане как союзнике и вынуждены будут пойти на предоставление более ощутимой помощи. Он не ошибся. Вскоре была достигнута договоренность о предоставлении Исламабаду американского «пакета помощи» на сумму 3,2 миллиарда долларов.

Особые отношения связывали Исламабад и Пекин. «Китай – это действительно настоящий друг», – говорил генерал Зия, принимая министра иностранных дел КНР Хуан Хуа. Китай приложил руку к перевооружению Пакистана. Каждый второй солдат этой страны был вооружен китайским автоматом. Выступая на церемонии передачи двух боевых кораблей, построенных в Китае, Зия-уль-Хак говорил, что «Китай был с Пакистаном и в годы успехов и побед и в дни неудач».

Систематически пользуясь методом «кнута и пряника», применяя силу там, где традиционные макиавеллианские приемы не срабатывали, Зия-уль-Хак неоднократно – в конце 1979 года, в августе-октябре 1983 года, в августе-сентябре 1986 года – гасил опасные вспышки социального протеста. К середине восьмидесятых годов его режим приобрел довольно внушительный «запас прочности». Не только сторонники и союзники, но отчасти и недруги воспринимали теперь генерала как политика-виртуоза, наделенного безошибочной интуицией и уникальной гибкостью, выходящего из любого кризиса еще более закаленным и сильным, чем прежде. Надо ли говорить, что подобная репутация руководителя сама по себе помогала поддерживать политический статус-кво.

В декабре 1984 года Зия-уль-Хак провел референдум об отношении к политике исламизации. Ее одобрение, неизбежное в условиях Исламской Республики, предусмотрительно увязывалось с продлением президентских полномочий на пять лет.

Без труда получив новый «мандат» от тех немногих, кто участвовал в референдуме (по неофициальным оценкам, к урнам для голосования пришел лишь каждый десятый член пакистанского электората), Зия-уль-Хак рискнул наконец провести в феврале 1985 года парламентские выборы на непартийной основе. Причем последовательные противники, сами того не желая, подыграли военной администрации, отказавшись от выдвижения кандидатов и призвав к бойкоту избирательных участков. Подобная позиция облегчила строительство «гражданского фасада» диктатуры – формирование вполне лояльного режима (хотя и не столь сговорчивого, как хотелось президенту) редставительного органа, а затем и кабинета министров во главе с малоизвестным тогда М.Х. Джунеджо, крупным землевладельцем из неспокойной провинции Синд. Еще через несколько месяцев парламент утвердил «восьмую оправку к конституции», согласно которой действия должностных лиц военной администрации в 1977–1985 годах не подлежали обжалованию в судебном порядке.

Лишь избавив таким путем себя и других представителей военно-бюрократической прослойки от ответственности за 8-летнее попрание гражданских прав и свобод, Зия-уль Хак объявил 30 декабря 1985 года об отмене военного положения. При этом он прямо дал понять, что этот акт носит чисто символический характер.

Однако постепенно выяснилось, что гражданские партнеры Зия-уль-Хака, и в первую очередь назначенный им премьер-министр, не хотят оставаться на вторых ролях. Чаша терпения президента, по утверждению парижской «Монд», переполнилась, когда Джунеджо задумал сократить военные расходы под предлогом, что это отвечает пожеланиям финансовых доноров Пакистана.

Распустив 29 мая 1986 года нижнюю палату парламента, отправив в отставку проявлявшего признаки самостоятельности гражданского премьер-министра М. X. Джунеджо, а вместе с ним центральное и провинциальные правительства, Зия-уль-Хак фактически совершил очередной государственный переворот. Страна оказалась как бы отброшенной на десятилетие назад, когда начальник штаба сухопутных войск, провозгласивший себя главным военным администратором, а затем и президентом республики, заменял собою и выборный законодательный орган, и независимую судебную власть, и легальную партийную систему.

И на этот раз он действовал в своем обычном стиле – неожиданно «закрутив гайки», пытался одновременно предотвратить критику в свой адрес, пообещав в недалеком будущем новые выборы. Однако теперь его намерение провозгласить шариат высшим законом страны вызвало недовольство даже среди сторонников религиозных общинных партий, расценивших этот проект как уловку с целью укрепления личных позиций президента. В июне он получил непривычный удар со стороны судебной власти.

Верховный суд, вопреки заявлениям главы государства об организации внеочередных выборов, как и предыдущих, на непартийной основе, фактически признал законным право политических партий на участие в них.

17 августа 1988 года Зия-уль-Хак погиб в авиационной катастрофе, о причинах которой, несмотря на предпринятые расследования, трудно судить с достаточной определенностью.

СОМОСА АНАСТАСИО
(1896–1956)

Президент Никарагуа в 1936–1947 и 1950–1956 годах, фактически диктатор. Убит заговорщиками.

Власть клана Сомосы в Никарагуа – явление необычное даже для стран Центральной Америки, столь богатых на одиозные примеры диктаторских режимов Этот клан, правление которого основывалось на произволе и насилии, просуществовал почти 45 лет, до победы сандинистской революции в 1979 год у К тому же власть здесь передавалась от отца к сыновьям, что тоже случается в этом регионе довольно редко Анастасио Сомоса Гарсиа безраздельно правил страной в течение 20 лет, хотя конституция Никарагуа запрещала одному и тому же лицу быть президентом больше одного срока (4 года).

Известным человеком был уже дед диктатора – Бернабе Сомоса, носивший кличку «Семь платков». Именно столько платков, как утверждают, использовал разбойник Бернабе для того, чтобы стереть кровь со своих рук. Когда Бернабе наконец повесили в городе Ривас, его сын Анастасио, отец Гарсия Сомосы, на «заработанные» папашей деньги приобрел кофейную плантацию Сан-Маркос в департаменте Карасо. Упорным трудом он сумел нажить себе приличное состояние. В этом поместье 1 февраля 1896 года родился Анастасио Гарсия Сомоса, или Тачо, как его называли в детстве.

Тачо рано стал увлекаться азартными играми, вином и женщинами. Отец отправил его в Филадельфию, в бизнес-школу, но в Америке Анастасио вместо учебы занялся перепродажей подержанных автомобилей, а доходы от своего бизнеса просаживал в игорных домах. Тогда Сомоса-старший вернул сына в Никарагуа, приобрел для него трактир и женил на Сальвадоре, дочери доктора Луиса X Дебайле и Касимиры Сакасы, сестры будущего президента Никарагуа Хуана Б. Сакасы.

Женитьба не остепенила Тачо. Очень скоро трактир пошел с молотки за карточные долги, та же участь постигла и поместье Сан-Маркос, доставшееся Анастасио в наследство от отца. Чтобы поправить финансовые дела, Анастасио стал фальшивомонетчиком. В 1921 году его арестовали вместе с сообщником и будущим начальником штаба Национальной гвардии Камило Гонсалесом. Хотя супруги Дебайле презирали Сомосу и старались не общаться с ним, они использовали свои связи, чтобы замять дело.

В Манагуа Сомоса по поручению Фонда Рокфеллера занимался модернизацией в городе уборных, за что его прозвали «маршалом клоак», потом принял участие в выступлениях против консервативных правительств З. Чаморро и А. Диаса, поддерживаемых американскими войсками, высадившимися в Никарагуа. В 1912 году Тачо вступил в армию генерала Монкады, одного из деятелей Либеральной партии.

В 1926 году военные формирования Либеральной партии сместили президента Адольфо Диаса Дебайле были влиятельными фигурами в Либеральной партии и помогли своему зятю Сомосе выдвинуться. Исполнение обязанностей заместителя министра иностранных дел в правительстве президента Хосе Марии Монкады Сомоса совмещал со службой переводчиком при экспедиционном корпусе морской пехоты США в Никарагуа. Генерал Калвин Б. Мэтьюс, последний американский шеф-директор национальной гвардии Никарагуа, рекомендовал на свое место Сомосу. В ноябре 1932 года новый президент Хуан Батиста Сакаса назначил генерала Сомосу командовать Национальной гвардией. В январе 1933 года последний американский солдат покинул Никарагуа.

Генерал Сандино вел партизанскую войну с американскими оккупантами в течение семи лет, вынудив их покинуть страну. Сандино стал настоящим героем Никарагуа. Вслед за уходом американцев «генерал свободных людей» подписал соглашение с президентом Сакасой о прекращении военных действий. Сандино сохранял личную охрану. Партизанам выделялись около местечка Вивили (на границе департаментов Нуэва-Сеговия и Хинотега) земли для создания сельскохозяйственного кооператива. Тем временем Сомоса постепенно прибирал гвардию к рукам. Чтобы избавиться от неугодных ему офицеров, он спровоцировал несколько заговоров и мятежных выступлений среди гвардейцев. Сомосе удалось заручиться доверием начальника генштаба генерала Г. Абаусы.

Сомоса утверждал, что Сандино сдал властям только негодное ему оружие, а остальное припрятал. Шеф-директор гвардии требовал полного разоружения сандинистов гвардейцами и ликвидации его охранного батальона. Сомоса направил в горы Сеговии своих головорезов, которые преследовали сандинистов, несмотря на правительственные охранные грамоты. В результате многие сандинисты погибли, уцелевшие оказались за тюремной решеткой.

Сандино, со своей стороны, указывал, что национальная гвардия – незаконная организация, ибо учреждена и действует без согласия парламента и навязана никарагуанцам американскими оккупационными властями. Исходя из этих соображений, Сандино отказывался подчиниться Сомосе и настоятельно требовал от Сакасы принятия против шеф-директора гвардии дисциплинарных мер. Вместе с тем Сандино не желал обострять отношений ни с Сомосой, ни с Сакасой. Об этом говорит хотя бы тот факт, что в ноябре 1933 года Сандино отказался от создания собственной (автономистской)партии.

16 февраля 1934 года Сандино приехал в Манагуа 19 февраля состоялись переговоры Сандино с президентом. Об их результатах можно судить по опубликованному на следующий день в печати тексту письма Сакасы, адресованного Сандино. В нем президент сообщал о своем решении назначить гражданским и военным начальником четырех сеговийских департаментов генерала О. Портокарреро, друга Сандино. Сакаса также обязывался реорганизовать гвардию, превратив ее в подчиненную ему армию. Узнав об этих решениях главы правительства, Сомоса обратился за советом к посланнику США в Никарагуа. Американский посол заявил, что правительство США желает устранения Сандино.

21 февраля 1934 года национальный герой Никарагуа был убит. В эту же ночь национальные гвардейцы ворвались в кооператив. Началась резня безоружных сандинисторв, продолжавшаяся до утр. а Погибло более трехсот человек, в основном женщин и детей. Спастись удалось лишь единицам. Теперь уже никто не стоял у Сомосы на пути к власти.

Убийство Сандино вызвало волну всеобщего возмущения далеко за пределами маленькой страны. Все показывали пальцем на Тачо, как на исполнителя этого преступления. Сомоса вначале был так напуган реакцией общественности, что объявил о расследовании содеянного. Национальная гвардия быстро нашла «козла отпущения» – некоего капитана П. Гутьерреса, который взял на себя вину и был осужден на тюремное заключение. Опасаясь, что может настать день, когда ему придется предстать перед судом, Сомоса настоял на том, чтобы конгресс принял специальный декрет об амнистии лиц, участвовавших в расправе над Сандино. Кровь, пролитая той ночью, стала началом грандиозного террора. За свое сравнительно недолгое существование Национальная гвардия уничтожила 300 000 никарагуанцев – свыше 10 процентов населения страны.

Больше беспокоило Сомосу то обстоятельство, что командиром крепости Акосаско в Леоне, городе, где либералы традиционно пользовались поддержкой населения, оставался племянник Сакасы Рамон. Чтобы захватить власть в стране, следовало избавиться от Рамона, причем быстро, ибо Сакаса уже выдвинул своих кандидатов: на пост президента – Л. Аргуэльо, бывшего в его правительстве министром иностранных дел, и на пост вице-президента – Р. Эспиносу. Этих кандидатов поддерживал лидер консерваторов Чаморро. Последний пытался договориться с Сомосой, предложив ему избрать в 1936 году промежуточного кандидата, а потом через два года – его, Сомосу. Когда Тачо отверг это предложение, старый генерал повернул к либералам.

Сомоса между тем вел переговоры с Сакасой. Тачо согласился отказаться от притязаний на президентский пост при условии, если сам назначит на эту должность своего кандидата и если либералы полностью подчинят его воле национальную гвардию. Сакаса в принципе не возражал, но отклонил трех кандидатов Сомосы.

Тогда Тачо обвинил Рамона Сакасу в, неподчинении, гвардейцы окружили крепость Акосаско и потребовали ее сдачи. Одновременно Сомоса осадил президентский дворец в Манагуа Рамон намеревался сражаться, но трусливый президент, опасаясь разгрома, приказал ему сложить оружие. Несколько дней спустя Сакаса, Эспиноса, Чаморро и другие противники Сомосы бежали из Никарагуа, открыв тем самым Тачо путь к власти.

После их бегства конфесс, следуя пожеланиям Тачо, избрал временным президентом его приятеля Карлоса Бренеса Харкина. Спешно сколоченные либерально-националистическая и консервативно-националистическая партии выдвинули Сомосу своим кандидатом в президенты. Чтобы соблюсти декорум, Тачо подал в отставку с поста шеф-директора национальной гвардии и назначил на это место другого своего приятеля полковника Рейеса. Однако фактически Сомоса продолжал ею командовать, хотя и появлялся в ее генштабе в фажданской одежде.

В сентябре 1936 года проводились выборы президента. Сперва избирательная комиссия сообщила, что Сомоса получил 79 000 голосов, а его противник Леонардо Аргуэльо – 1200. Но эти цифры победитель посчитал неубедительными. Окончательный подсчет «показал», что за Аргуэльо проголосовали всего 169 человек, а за Тачо – 107 000. Выборы нового главы государства полностью контролировались сторонниками Сомосы. Среди предвыборных хлопот была забыта такая маленькая деталь, как 141-я статья Конституции Никарагуа, которая запрещала всем военным, находившимся на действительной службе (а Сомоса был генералом), занимать выборные государственные посты. Приход к власти Сомосы являлся обычным государственным переворотом, хотя он и был оформлен «конституционно».

1 января 1937 года Сомоса официально вступил в должность президента Никарагуа на 4-летний срок. Полковник Рейес за проявленную к шефу лояльность получил в первом правительстве Сомосы пост военного министра.

Сомоса запретил деятельность оппозиционных политических партий. Единственно разрешенная Либеральная партия находилась полностью под его контролем. В конце концов консерваторы подписали пакт, который давал им заранее оговоренный процент мест в конфессе в обмен на обещание быть более терпимыми к режиму Сомосы.

Как и прочие центральноамериканские диктаторы середины века Сомоса был большим поклонником фашистского толка организаций, создававшихсяв Европе.

До момента вступления США в войну в доме у Сомосы висел портрет, на котором с помощью монтажа был изображен никарагуанский диктатор рядом с Гитлером.

Получив безраздельную власть над Никарагуа, Сомоса употребил всю свою энергию на личное обогащение. В 1939 году его капитал составил 4 миллиона долларов. А в 1944 году Сомоса владел уже имуществом и доходами, заслуживающими отдельного списка. Вот он: 1)51 скотоводческое, 46 кофейных, 400 табачных поместий; 2) золотые шахты Сан-Урбина; 3) 50 процентов акций единственного в Никарагуа цементного завода; 4) 50 процентов акций спичечной фабрики «Момотомбо» (чтобы избавиться от конкуренции, диктатор запретил импорт зажигалок); 5) газета «Новедадес»; 6) половина всех деревообрабатывающих фабрик; 7) четыре электростанции; 8) доходные дома в Мексике, Майами и Коста-Рике; 9) самые крупные в стране молочные комбинаты «Салуд» и ПОЛАКСА; 10) четыре мясокомбината.

Кроме того, Сомоса ежегодно присваивал себе 175 000 долларов, которые платили Никарагуа в виде налогов иностранные фирмы, действовавшие в стране. При Сомосе на землях Никарагуа стал в массовом порядке выращиваться хлопок. Эта культура не отвечала экономическим потребностям страны, но приносила огромные прибыли владельцам плантаций – в основном североамериканским компаниям. Крестьян сгоняли с земель, превращая множество мелких наделов в бескрайние хлопковые поля. Тысячи крестьян двинулись в город на поиски работы, но там ее не было. Те, которым повезло, нанимались батраками на плантации. За тяжелейший труд люди получали гроши, а чаще работали за пропитание, тысячами умирая с голоду.

Массовое разведение хлопка поставило Никарагуа в зависимость от импорта продуктов питания и серьезно подорвало экономику страны. За рубежом режим Сомосы мог рассчитывать только на периодическую помощь США.

Американская элита поддерживала контакты с кланом, хотя и относилась к нему с пренебрежением. Известно мнение Франклина Д. Рузвельта о старшем Сомосе. «Это сукин сын, но наш сукин сын!»

При Сомосе гвардия стала вершительницей судеб в Никарагуа. Она контролировала в стране торговлю оружием, спиртными напитками, наркотиками, лекарствами.

Организованная проституция, игорные дома, радио и телевидение, сбор налогов и сельское правосудие тоже находились в ее ведении. Если считать и членов семей гвардейцев, то благополучие этих 15 000 человек (около 2 процентов населения) всецело зависело от Сомосы.

В годы Второй мировой войны Сомоса, порвав с гитлеровской Германией, пустил с молотка и скупил за бесценок немецкую собственность, провел прогрессивный по содержанию Кодекс труда (правда, никогда не применявшийся на практике и отмененный с наступлением «холодной войны»), разрешил деятельность Никарагуанской социалистической партии и даже установил дипломатические отношения с СССР, хотя до обмена послами дело не дошло. Временами Сомоса разрешал существование оппозиционной печати. И в то же время своих противников он бросал в тюрьмы, пытал и убивал.

Сомоса сочетал в себе навыки интригана и карьериста, хитрого, коварного, не стеснявшегося в выборе средств для достижения своих целей, и вместе с тем осмотрительного и трезвого реалиста. Он боролся с оппозицией не только силой, но и подкупом, коррупцией. Сам он породнился с президентом Сакасой, свою дочь выдал за родственника того же президента – Гильермо Севилью Сакасу, которого назначил послом в Вашингтон, где тот находился несколько десятилетий, став дуайеном дипломатического корпуса. Сомосе удалось перетянуть на свою сторону многих лидеров либеральной и консервативной партий.

После окончания Второй мировой войны Сомоса, предвидя активизацию противников его правления, выступил с широкими обещаниями реформ, которые так и остались только обещаниями. Надо отдать должное диктатору – он умел с помощью неприкрытой демагогии манипулировать сознанием масс, обеспечивая относительную устойчивость режима.

Для успокоения общественности Сомоса время от времени прибегал к трюкам, выдвигая на пост президента страны подставных лиц. В 1947 году Сомоса уступил президентский пост своему бывшему сопернику по выборам 1936 года 70-летнему Леонардо Аргуэльо, давно выдававшему себя за его сторонника. Кандидат был подобран с таким расчетом, чтобы он в силу своего преклонного возраста не мог активно участвовать в решении политических вопросов и был бы послушным инструментом в руках Сомосы.

Оказалось, однако, что хитрый Аргуэльо только ждал своего часа, чтобы нанести удар по Сомосе. Когда Аргуэльо сместил начальника полиции Манагуа и сына тирана – Тачито с поста командующего гарнизоном, Сомоса объявил его помешанным и лишил власти, заменив своим зятем Бенхамином Лакайо Сакасой, а после его быстрой смерти – своим дядей Виктором Романо-и-Рейесом, который скончался два года спустя, за несколько дней до очередных выборов. После них Сомоса вновь уселся в президентское кресло и развязал террор против своих противников, закрыл национальный университет, отменил Кодекс труда, пытался пойти войной против Коста-Рики. Все годы «междуцарствия» Сомоса продолжал оставаться шеф-директором национальной гвардии.

Ему воздвигали памятники, его имя, имена его жены и родственников присваивались городам, площадям, улицам; стадионам, паркам, учреждениям. День рождения жены он провозгласил Днем вооруженных сил, а его дочь Лилиан стала «королевой национальной гвардии».

Сомоса четырежды переписывал в своих интересах Конституцию Никарагуа, а министров менял, как перчатки. Последователь Гитлера, Муссолини и Хирохито, которые дарили ему свои портреты с трогательными надписями, он с вступлением США во Вторую мировую войну быстро превратился в «демократа», а потом нашел контакты с сионистами, сделав их человека И. Арази своим послом для особых поручений в Западной Европе.

Сомоса требовал, чтобы никто не вмешивался во внутреннюю жизнь Никарагуа, а сам позволял себе ввязываться в дела любой страны Центральной Америки и Карибского бассейна. Он объявлял любого своего противника коммунистом или советским агентом. Особое внимание Сомоса уделял укреплению репрессивного полицейского аппарата. Он содержал тысячи «орехас» («ушей») – стукачей самого разного толка, которых инструктировали и которыми руководили американские заплечных дел мастераиз ФБР и ЦРУ.

Многочисленные попытки свергнуть Тачо путем заговоров, мятежей или тем более выборных комбинаций проваливались в основном из-за предательств. Одно из первых восстаний против Сомосы возглавил в 1937 году сторонник Сандино генерал Педрон Альтамирано. Агенты Сомосы убили Педрона, а голову его доставили в Манагуа в качестве доказательства, что им действительно удалось покончить еще с одним сандинистом. Неудачно заканчивались и попытки свергнуть Сомосу извне, предпринимавшиеся по совету костариканского президента X. Фигереса, гватемальского президента X. Аревало, доминиканского политика X Боша и других. Организованный ими в сороковых годах в Коста-Рике добровольческий Карибский легион попытался вторгнуться в Никарагуа, но был разбит гвардейцами.

В начале апреля 1954 года группа гвардейцев пыталась устроить переворот в Манагуа с намерением физически устранить Сомосу. Диктатор своевременно узнал об этом и подавил мятеж. Он приказал сжечь живыми захваченных повстанцев. Его жертвы исчислялись тысячами, а во время правления его наследников – десятками тысяч.

В конце июня началось вторжение американских наемников, поддерживаемых Сомосой, в Гватемалу. В том же году он пытался нарушить границу Коста-Рики и свергнуть правительство X. Фигереса, активно выступавшего против диктаторских режимов. Костариканцы оказали сомосистам решительное сопротивление и заставили их убраться восвояси. Тем не менее Сомоса продолжал вынашивать агрессивные планы против Коста-Рики. Он дружил с тиранами Р.Ф. Батистой на Кубе и Р. Трухильо в Доминиканской Республике. Так он наслаждался успехом, пока пуля не сразила его. Молодой никарагуанский поэт и журналист Ригоберто Лопес Перес с друзьями организовал покушение на тирана.

21 сентября во втором по величине никарагуанском городе Леоне, в местном Рабочем клубе состоялась фиеста по случаю провозглашения диктатора кандидатом в президенты на новый срок. Виновник торжества находился здесь же. В самый разгар вечера, когда за столом, где сидел Тачо, провозглашали очередной тост за предстоящий успех кандидата, а оркестр играл популярную мелодию мамбо «Кабальо негро» (черная лошадь), один из танцующих (то был Ригоберто со своей партнершей) незаметно приблизился к столику президента и четырьмя выстрелами тяжело ранил Сомосу.

После покушения Сомосу отправили вертолетом в госпиталь американской зоны Панамского канала, куда прибыли присланные президентом Д. Эйзенхауэром хирурги.

Несмотря на их старания, 29 сентября Сомоса скончался. Так бесславно закончил свои дни 60-летний Тачо. При жизни он говорил: «Думаю пребывать у власти 40 лет, но если США рассудят иначе, то я готов покинуть президентский дворец хоть завтра». Он удерживал власть чуть больше 20 лет и ушел в мир иной по воле не американцев, а их противников.