Текст книги "100 великих путешественников"

Автор книги: Игорь Муромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 67 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Нибур Карстен

(1723 – 1815)

Исследователь Аравии. Создал первую карту восточной части Красного моря, первую карту и первое описание Йемена. В Месопотамии первым из европейцев посетил шиитские священные города Эн-Неджеф и Кербелу. Его труд "Описание Аравии" остается непревзойденным и по сей день.

Карстен Нибур, математик по образованию, в 1760 году переехал на жительство в Данию и в 1761 году возглавил датскую научную экспедицию на Ближний Восток.

29 октября 1762 года члены научной экспедиции, посланной в Аравию королем Дании, высадились в маленьком порту Эль-Кунфида, на восточном берегу Красного моря. Их было пятеро: профессор Фредерик Кристиан фон Хавен, специалист по восточным языкам; профессор Петер Форскал, швед по происхождению, ученик великого ботаника Линнея, ему были поручены наблюдения, касающиеся естественной истории; врач Кристиан Карл Крамер, он должен был заниматься наблюдениями в области зоологии; Георг Гийом Бауренфейд, художник, ему было поручено зарисовывать образцы, собранные натуралистами, пейзажи, костюмы; и, наконец, Карстен Нибур, инженер, который должен был заниматься всякого рода географическими измерениями. С ними был слуга, швед по происхождению.

Из этих шести человек, покинувших корабль в октябрьский день 1762 года, в живых остался только один – Нибур.

По мнению Нибура, его спутники погибли от страшного истощения сил, вызванного слишком большим их нетерпением увидеть страну. Даже жара не останавливала их, и они подвергали себя страшным перегрузкам. Кроме того, они сохраняли европейские привычки: ели слишком много мяса, подолгу наслаждались вечерней прохладой, не остерегаясь воздействия колоссальной разницы в температурах дня и ночи, не обращали внимания на утреннюю росу, от которой берегутся арабы, накрываясь во время сна.

Нибур же, оставшись один, стал вести образ жизни людей Востока. Это позволило ему сохранить здоровье, а, кроме того, облегчило ему общение с аборигенами.

У Нибура совершенно отсутствовало чувство собственного превосходства или презрения к окружающим. Например, он оказывал правителю Йемена такую почтительность, которой удостоил бы и собственного монарха.

Нибур не встретил на своем пути никакой враждебности в отношении к европейцам. "Жители Йемена, – пишет он, – вежливы с иностранцами, и путешествовать там, по крайней мере, в империи имама, можно с такой же свободой и безопасностью, как и в Европе". Но со своей стороны европейцы должны остерегаться обидеть туземца.

Путешественник упоминает и о «замечательном обычае, которого не найдешь, конечно, ни у какого европейского народа: помогать чужестранцу, стремящемуся говорить на их языке, и никогда не смеяться над ним, если даже объясняется он плохо».

Сначала все пятеро ученых усердно занялись сбором информации. Из Эль-Кунфиды они отправились в Лохейю, пытаясь себя уверить, что движутся в направлении к Индии, хотя еще долго бродили по окрестным местам. Прежде всего, они посетили большую кофейную ярмарку в Бейт-эль-Факихе. Затем, видя, что их путешествие проходит без всяких трудностей, рискнули разделиться и пошли каждый в свою сторону. Форскал в поисках растений направился к горным отрогам; Нибур решил обследовать прибрежный район – низменную и знойную Тихаму. Другие продвинулись в горы вплоть до Таизза и Забида. С наступлением жаркого сезона они вновь встретились в Бейт-эль-Факихе, а затем вернулись в Моху.

Там у них возникли серьезные осложнения с таможней. Роясь в их вещах, таможенники нашли сосуды с заспиртованными змеями и назвали путешественников отравителями людей. Пришедший в ярость наместник поклялся тотчас же изгнать их из страны. Багаж был задержан в таможне; те вещи, которые находились у них на квартире, книги и бумаги, были выброшены на улицу. В конце концов, их приютил какой-то горожанин, а один английский купец предложил свою помощь. Наместник сменил гнев на милость, когда доктор Крамер вылечил ему ногу.

Здоровье же самих участников экспедиции было подорвано тяжелым климатом низинных районов. Первым умер фон Хавен. Тогда остальные решили отправиться из Мохи в Таизз, где был более здоровый, горный климат.

Однако в этих районах местные жители встретили иностранцев настороженно, и путешественники намеревались вернуться в Моху, когда получили приглашение имама посетить его столицу, и двинулись по направлению к Сане.

Едва пройдя половину пути, они вынуждены были остановиться в Яриме, так как очень плохо почувствовал себя Форскал. Несколько дней спустя ботаник умер. Маленький отряд продолжал путь через Дамар и Хадафу до самой Саны, куда он прибыл 16 июля.

Имам принял их так же сердечно, как его предшественник принимал французов. Они могли осмотреть все, что хотели, и особенно интересовались многочисленной еврейской колонией в этом городе.

Но, чувствуя себя совершенно изнуренными, они через десять дней двинулись в обратный путь в Моху, минуя Бейт-эль-Факих и Забид. Некий английский купец согласился взять их на свое судно, идущее в Индию. Во время путешествия умер Бауренфейд и слуга, а вскоре после прибытия – и Крамер. Нибур остался один.

Чтобы выполнить до конца свою миссию, он решил вернуться в Аравию, но на этот раз – в Оман. Он высадился в Маскате в январе 1765 года. В этой провинции Нибур не задержался и, следуя советам, полученным от короля, возвратился через Иран, Месопотамию, Кипр и Малую Азию.

Описание его путешествий впервые было опубликовано в 1772 году. Заметки Форскала о флоре и фауне были изданы Нибуром отдельно в 1775 году.

Нибур находился в Аравии вместо предусмотренных двух-трех лет только двенадцать месяцев. Сам он осмотрел очень незначительную часть полуострова, более того, ту самую часть, которая лучше всего была известна европейцам, то есть Аравию "Кофейную" – от Мохи до Саны.

Тем не менее, это путешествие значительно расширило знания об Аравии.

Нибур путешествовал на осле, одетый на турецкий манер – в тюрбане, в тунике без рукавов поверх льняной рубахи, в туфлях без задников, – и ничем не отличался от сотен других таких же всадников. Кусок ковра служил ему седлом, а в случае необходимости – столом и кроватью. Плащ, которым он укрывался ночью, дорожная фляга с водой, измерительные инструменты компас, часы, квадрант, сделанный для него одним гёттингенским профессором, и подзорная труба для наблюдений за звездами – вот и все его имущество, не считая нескольких книг и документов. Он привык обходиться без всякого комфорта и употреблять в пищу плохой хлеб.

Нибур не искал встреч с именитыми людьми. Он установил, что люди эти либо не очень много знают, либо не желают делиться своими знаниями с иностранцем. Нибур неплохо изъяснялся по-арабски, так как начал изучать этот язык еще до путешествия, а приехав, договорился с одним маронитом, знавшим итальянский язык, чтобы тот учил его разговорной речи. Он пытался завести знакомство с купцами и учеными и вообще с людьми самыми разнообразными, будь то еврей, бедуин, вероотступник-европеец – неважно кто, лишь бы он был в состоянии отвечать на вопросы. Раввина он расспрашивал о древнееврейских словах, арабского ученого – о мусульманском законодательстве и традиционной астрономии, любого встречного – о местности, обычаях и обо всем на свете. Он сумел извлечь огромную пользу даже из знаний, полученных от одного отступника из Голландии, который увлекался историей царствовавших в то время государей и целые годы посвятил ее восстановлению.

Чтение "Описания Аравии" дает массу знаний об арабах, их социальных классах, родословных и знати; о религии, оттенках верований, разделяющих мусульман на секты (ортодоксов суннитов, шиитов и зейдитов); о мести, карающейся законом, и о легальном существовании кровной мести – причинах стольких войн между племенами; о пище, жилье, обычае принимать и приветствовать друг друга, есть и одеваться; о свадьбе, кастрации, обрезании, о поэтах и ораторах, так почитаемых арабами, о мусульманских школах и университетах; о принятой хронологии, об астрономии и оккультных науках; о необычайных религиозных обрядах дервишей, о медицине и болезнях. Используя заметки своих спутников, Нибур говорит о продуктах и хозяйстве Аравии: металлах, драгоценных камнях, о деревьях и растениях, о сельском хозяйстве и животных.

Так как ему показывали множество арабских рукописей, он позаботился о том, чтобы рассказать о различных стилях каллиграфии, и даже составил сравнительную таблицу начертаний. Он заметил и тщательно воспроизвел факсимиле всех виденных им куфических надписей на камнях, а также всех надписей на монетах.

Однако в центре его внимания оставалась география. Конечно, Нибур не мог дать карту всей Аравии, потому что он прошел со своими измерительными инструментами лишь весьма незначительную ее часть. Но для каждого из пройденных им районов он составил отдельные карты, существенно дополнявшие прежние.

В тех случаях, когда Нибур не мог нанести на карту какие-то районы полуострова, он не упускал возможности приобрести хоть какие-нибудь знания об их характере и первым представил европейским читателям описание этих районов.

Лучше всего он был знаком с Йеменом. Нибур описывает как богатые, так и бедные его области, его города, ярмарки, крепости и деревушки. Четыре города дают нам представление о цивилизации Йемена. Это Сана, воспетая поэтами как "город"; Таизз, фигурирующий в стихах как "сад" вследствие соседства с горой Сабер, склоны которой на высоте 2-3 тысячи метров покрыты самой пышной растительностью во всей Аравии; Забид, называемый обычно "школой", так как там находился мусульманский университет, и, наконец, Дамар, получивший название "конь", ибо там разводили самых лучших йеменских лошадей знаменитой арабской породы.

Нибур впервые дал представление о политической карте Йемена, являвшего собой в то время настоящую мозаику из независимых княжеств. Собственными землями обладал, конечно, и имам, резиденция которого находилась в Сане, но его владения не превышали 48 лье в длину и 20 – в ширину. Кроме столицы в них входили порты Красного моря и часть прибрежного района – Тихамы.

В Омане он видел только Маскат, но ему известно, что склоны гор там изобилуют всеми видами фруктов, что оттуда экспортируют большое количество фиников, что рыбы там в море – видимо-невидимо Нибур рассказывает историю правящих имамов, говорит о превратностях судьбы этой страны, которую завоевали персы, воспользовавшись междоусобицами соперничавших князей, а потом освободил мужественный и бесстрашный герой.

В Персидском заливе Нибур встретился с голландцами. Он сообщает историю их водворения на острове Харк, дерзко соседствующем с персидским берегом, и историю их борьбы против Ирана, решившего изгнать голландцев с этого острова. Вдоль всего арабского берега живут одни независимые племена, «и нет среди них ни одного, которое жило бы в мире с другими».

Остров Бахрейн, в котором, как полагали, насчитывалось 365 городов и деревень, на самом деле имел лишь один укрепленный город и 40-50 деревень. Известность ему приносила добыча жемчуга (известно, что сегодня он знаменит своим "черным золотом" – нефтью). Оттуда Нибур отправляется, наконец, в Хиджаз, прибрежную область Красного моря и область священных городов – Мекки и Медины.

Центральная Аравия – страна кочующих бедуинов. Там не протекает ни одна река, и воду можно найти только в колодцах. Лучшую часть этой территории занимает Неджд, где есть горы, города и деревни и где правят местные шейхи.

В 1745 году сын Абд аль-Ваххаба, основателя ваххабизма, пообещал сыну Сауда завоевать Аравию в обмен на обещание последнего всю свою власть и оружие поставить на службу ваххабитам.

Когда Нибур проезжал по Месопотамии, 20 лет уже минуло с тех пор, как пророк и шейх воевали с целью привести соседние города и бедуинские племена к повиновению. Ибн Сауду и сделать их сторонниками религиозной реформы ибн Абд аль-Ваххаба.

Нибур показал плачевное состояние священных городов, вызвавшее негодование Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба и побудившее его к проведению реформы. Шериф Мекки, говорит Нибур, не что иное теперь, как временный владыка-мусульмане едва ли видят в нем правоверного суннита. Он извлекает из паломничества значительные доходы. Для законных претендентов на управление городом, число которых достигало трех сотен, власть была предметом бесконечных распрей. Эти враждующие князья не опасались больше вопреки предписаниям Корана разжигать войну даже в пределах священных мест.

Одна из заслуг Нибура в том, что еще при зарождении ваххабизма он предвидел всю серьезность последствий, которые может вызвать это религиозное движение, и дал об этом Европе реальное представление.

Через Сирию, Палестину и Кипр он в 1767 году вернулся в Данию.

В свое время, когда Французская академия получит от отправляющегося в Египет Наполеона поручение организовать и послать вместе с ним экспедицию ученых, труд Нибура послужит эталоном для выполнения этого поручения. Но эталоном станет не только книга Нибура. Ему самому удалось занять такую позицию во взаимоотношениях с арабами, избрать такую линию поведения, которые и поныне могут научить многому.

В Аравии и Иране, на южное побережье которого он прибыл в январе 1765 года, он особенное внимание уделил развалинам древних городов, в том числе Персеполя, где точно скопировал ряд клинописных надписей. Их изучил в начале XIX века Георг Гротефенд – немецкий ученый, положивший начало дешифровке древнеперсидской клинописи.

Нибур первым сделал точные астрономические определения многих пунктов Аравийского полуострова и Южного Ирана, составил планы посещенных им крупных городов и карты приморских областей, в частности первые точные карты Красноморского побережья Аравии и всего Йемена. Он дал географическое описание Йемена, которым в Европе пользовались до конца XIX века как наиболее содержательным и полным.

Макензи Александр

(1764 – 1820)

Шотландский купец, агент Северо-Западной пушной компании. В 1789 году исследовал реку Невольничья, Большое Невольничье озеро, открыл реку, горы, низменность и залив, названный его именем, горы Франклин и хребет Ричардсон. В 1792-1794 годах дважды пересек Северную Америку.

Пятнадцатилетним юношей Александр Макензи оказался в гуще событий, связанных с освоением западных канадских земель. К этому времени многое уже было известно о западе и северо-западе Канады, но еще больше оставалось неизведанным. Торговец мехами Джозеф Фробишер, искатели приключений Александр Хенри и Питер Понд, находившиеся на службе Северо-Западной компании, той самой, куда поступил впоследствии Александр Макензи, совершили ряд открытий, в том числе открыли реку и озеро Атабаска, названные по имени индейского племени, проживающего в тех местах. Далее они не последовали, но вскоре Понд направил людей по реке Невольничьей, продолжающейся на север от озера Атабаска, и им удалось достигнуть юго-восточной части Большого Невольничьего озера.

Прослужив пять лет в Монреале, Макензи в роли торгового агента попадает в район озера Сент-Клэр, что лежит между великими озерами Эри и Гурон. Через год его посылают в верховья реки Черчилл, а в 1787 году он прибыл к озеру Атабаска, чтобы сменить здесь Питера Понда. Вместе с Александром был его двоюродный брат Родерик Макензи, упросивший взять его с собой в это путешествие. Они провели вместе зиму, и Макензи при участии Понда составил план дальнейшего исследования "реки Кука".

В 1788 году по поручению Макензи его двоюродный брат Родерик Макензи построил близ устья реки Атабаски форт Чипевайан (в 1804 году перенесенный в устье), где оба перезимовали. 3 июня 1789 года, оставив Родерика временным начальником форта, Александр Макензи выступил с 12 спутниками в речной поход на челнах из березовой коры. Он поставил себе целью выяснить, существовало ли водное сообщение между Большим Невольничьем озером и Северным океаном. Проводником экспедиции стал индеец чипевайан по кличке "Английский вождь", принимавший участие в походе Херна к Северному Ледовитому океану.

9  июня они достигли Большого Невольничьего озера, почти сплошь покрытого льдом; только у самого берега виднелась узкая полоса чистой воды. Вскоре под дождем и при сильном ветре лед начал разламываться, но так медленно, что для пересечения на челнах понадобилось около двух недель. Еще шесть дней Макензи потратил на поиски дальнейшего пути, северный берег Большого Невольничьего озера очень расчленен, особенно на северо-западе, где река Мариан впадает в длинный и узкий залив Норт-Арм.

На некоторых картах было показано, что она впадала в Тихий Океан, и есть основания думать, что Макензи разделял эту точку зрения. Он писал в своем дневнике: «было совершенно ясно, что река эта впадает в Великое Северное море». Дойдя до того, что он называл «рубежом» своего путешествия, он записал в свой дневник следующее интересное замечание. «Мои подчиненные не могли в это время не выразить живейшего беспокойства по поводу того, что им приходится возвращаться обратно, так и не достигнув моря, так как именно надежда достигнуть заветной цели поддерживала их в том, чтобы безропотно переносить все лишения во время наших неустанных трудов. Вот уже порядочное время они жили мечтой, что еще несколько дней – и они достигнут Западного моря, и даже теперь при всей трудности нашего положения они объяснили, что готовы следовать за мной, куда бы я их ни повел».

Лишь 29 июня он нашел могучий поток, вытекающий из западного угла озера на широте "реки Кука" и несущий свои воды на запад. Через несколько дней плавания Макензи встретил три группы индейцев, поведавших ему страшные истории об огромной длине реки, невозможности найти пищу в низовьях, и ему едва удалось уговорить своих проводников не покидать его.

В 350 километрах от озера река круто повернула на север и вступила в горную область. С левой стороны к ней подходили высоты (горы Макензи), с правой – другие высоты (горы Франклин), которые прерывались затем широкой долиной полноводного восточного притока. Макензи не стал исследовать этот поток, уводивший его в сторону от основной цели. Наконец главная река вышла на низменность, но на западе виднелись горы, простирающиеся в меридиональном направлении (горы Ричардсон).

10 июля Макензи записал: «Совершенно ясно, что река эта впадает в Великое Северное море». Еще три дня он спускался по текущей в низких берегах реке, от которой отходили по обе стороны многочисленные рукава. Вместо индейских поселков, ранее изредка встречавшихся на ее берегах, кое-где видны были жилища эскимосов. 13 июля с холма одного из островов дельты путешественник увидел на западе полосу открытого моря – залив Макензи моря Бофорта, а на востоке – забитый льдом залив (может быть, озеро Эскимо). Ночью при незаходящем солнце он наблюдал прилив, утром видел, как в западном заливе играли в воде киты. Несомненно, он достиг Северного Ледовитого океана. Но, так как он не проследил в обе стороны прилегающие участки морского побережья, в правдивости его сообщения еще долго сомневались. Сам Макензи оправдывался тем, что провизия у него была на исходе. 16 июля он повернул обратно, подъем по реке, естественно, отнимал значительно больше сил, и отряд двигался в два раза медленнее. Через шесть дней от встречных индейцев Макензи узнал, что восемь-девять лет назад далеко на западе эскимосы имели контакт с белыми людьми, пришедшими на больших кораблях и менявшими железо на шкуры. Не исключено – так считает канадский историк и географ Рой Дэниэллс, что это были суда русских промышленников, а встреча произошла предположительно в окрестностях мыса Барроу, самой северной оконечности полуострова Аляска.

Поход к Северному Ледовитому океану Макензи закончил 12 сентября 1789 года в форте Чипевайан, пройдя за 102 дня почти 5 тысяч километров.

Великий поток, вытекающий из Большого Невольничьего озера и впадающий в море Бофорта, получил название реки Макензи; это нижний участок (около 1700 километров) огромной водной артерии, известной под именем Атабаска. Как позднее доказал геодезист Питер Фидле, река берет начало в Передовом хребте Скалистых гор; ее продолжение, река Невольничья, имеет в длину менее 500 километров между озерами Атабаска и Большое Невольничье; а общая длина всей системы Атабаска – Макензи 4600 километров, с площадью бассейна 1 760 000 квадратных километров.

После своего путешествия Александр Макензи провел еще два года на Атабаске и затем вернулся на родину. Там он пополнил свои знания по топографии и географии и подготовился к новому большому путешествию; цель его была отыскать западный речной путь, ведущий от озера Атабаска к Тихому океану.

В 1792 году Макензи начал свой новый поход. Он высадился на берег реки Святого Лаврентия и уже разведанными путями прошел до форта Чипевайан на озере Атабаска, где Родерик Макензи приготовил все необходимое и подобрал людей для нового путешествия. Александр Макензи выбрал для исследования большую реку Пис-Ривер, впадающую с запада в Невольничью у ее выхода из озера, так как надеялся, что, поднимаясь вверх по ней, можно близко подойти к Тихому океану. В путь он двинулся с группой промышленников, разведавших ранее по его распоряжению Пис-Ривер до устья Смоки-Ривер ("Дымящейся реки"). Сначала он не очень тревожился, когда примерно в 100 километрах от устья долина реки повернула на юго-запад, но затем испытал горькое разочарование – долина поворачивала прямо на юг.

Так он и плыл вверх по реке, пока не достиг 56° с.ш. Было уже позднее время года – середина октября, и Макензи остановился на зимовку в новом форте близ устья Смоки-Ривер.

Весной 1793 года, когда река вскрылась, Макензи отослал большую часть людей с грузом мехов в форт Чипевайан, а сам 9 мая двинулся вверх по Пис-Ривер. С ним было еще девять человек, в том числе его помощник и земляк Александр Маккай; все они помещались в одном индейском челне. Челн был велик (7,5 м в длину и 1,4 м в ширину), но так легок, что, по словам Макензи, «два человека могли нести его по хорошей дороге три-четыре мили без отдыха».

До устья Смоки-Ривер главная река текла в восточном направлении, и путешественники, поднимаясь вверх по ее течению, продвинулись за девять дней на запад приблизительно на 250 километров в предгорной полосе. Затем начались трудности, так как они вступили в каньон длиной в 20 километров, за которым последовал другой, не такой длинный, но более узкий и высокий каньон, прорезанный в Передовом хребте Скалистых гор. В общем, потребовалась неделя, чтобы преодолеть порожистый участок длиной около 40 километров. Приходилось то с величайшим трудом подниматься вверх, против стремительного течения, передвигая челн баграми, то переносить его и весь груз, обходя опасные пороги, вдоль высокого берега, через лес и лесные пожарища.

За последним каньоном у 56° с.ш. и 124° з.д. путешественники достигли "развилины" – места, где Пис-Ривер составляется из двух рек, текущих вдоль западного подножия Передового хребта в прямо противоположных направлениях: с северо-запада Финлей и с юго-востока Парснип. По совету опытного индейца Макензи двинулся в южном направлении и поднялся по Парснипу до его истока. После разведки оказалось, что на юге, за коротким и удобным волоком, течет какая-то небольшая река в западном направлении. Она довела отряд до Фрейзера – большой и судоходной реки. Вскоре эта река повернула на юг. Макензи надеялся спуститься по ней к Тихому океану и продолжал путь на челне. Сначала горы (Карибу) подходили к берегу только с левой стороны, но затем река вступила в ущелье, все более суживающееся. Индейцы предупредили его, что дальнейшее плавание невозможно из-за опасных порогов.

На берегу Фрейзера путешественники построили новый челн для обратного пути, оставили его в укромном месте и зарыли поблизости часть своих припасов. Затем восемь человек двинулись на запад, каждый с двухпудовым грузом на спине. Они поднялись по одному из правых притоков Фрейзера (Уэст-Род?) и перевалили относительно невысокий водораздел, за которым в западном направлении текла какая-то река (вероятно, Дин) По многим признакам Макензи убедился, что теперь уже, несомненно, находится на тихоокеанском склоне великого североамериканского нагорья. Сухой климат внутренних областей Канады и нагорья сменился влажным, сравнительно низкорослый хвойный лес – деревьями-гигантами. Дичи было мало, зато реки буквально кишели рыбой.

Индейцы-проводники вели путников по проторенным дорогам. Часто встречались поселки с большими домами, выстроенными из неотесанных бревен, но украшенными резьбой и размалеванными фигурами. У встречных индейцев и в их домах канадцы видели – вероятно, с сердечным сокрушением – европейские товары (русские, испанские, "бостонские"). Когда Макензи и его спутники вышли к низовью той реки, долиной которой шли, их поразили огромные индейские челны, выдолбленные из стволов дерева, которое Макензи называет кедром (вероятно, гигантская туя, так называемый красный кедр). На одном из таких челнов индейцы из деревни, расположенной близ устья Дина (на реке Белла-Кула?), доставили путешественников мимо острова Кинг по извилистому фьорду к морю. 22 июля 1793 года в устье фьорда, у 52° с.ш., на отвесной скале Макензи сделал красной краской надпись громадными буквами (теперь они высечены на той же скале): «Александр Макензи из Канады, по суше, двадцать второго июля, одна тысяча семьсот девяносто три».

Завершено было первое пересечение всего североамериканского материка от Атлантического до Тихого океана, и притом в самой широкой его полосе – от залива Святого Лаврентия до залива Королевы Шарлотты.

24 августа того же, 1793 года Макензи и его спутники уже разведанными ими путями благополучно вернулись к тому форту на Пис-Ривер (у слияния со Смоки-Ривер), где они зимовали в 1792/93 году. В сентябре Макензи был у озера Атабаска, а в 1794 году вернулся в Монреаль, закончив второе пересечение североамериканского материка (теперь уже с запада на восток). В 1801 году в Лондоне вышла в свет его книга "Путешествие Александра Макензи из Монреаля через материк Северной Америки", с тех пор многократно переиздававшаяся и переведенная на ряд европейских языков.

При первом пересечении Северной Америки он проследил всю реку Пис-Ривер (1923 километров), перевалил Передовой и Береговой хребты Скалистых гор, открыв между ними Внутреннее плато и верхний участок течения реки Фрейзер. Тем же путем в сентябре 1793 года Макензи вернулся к озеру Атабаска, а после зимовки прибыл в 1794 году на реке Святого Лаврентия, совершив второе пересечение материка и пройдя в обоих направлениях более 10 тысяч километров.

"На этом, – записал Макензи, – кончаются мои путешествия и открытия. В моем описании я нисколько не преувеличил ни трудов, ни опасностей, ни одиночества, ни страданий, и даже наоборот – мне часто не хватало слов, чтобы их как следует описать. Но труд мой не остался без награды, ибо путешествие наше увенчалось успехом".

Макензи был первым человеком после конкистадора Кавеса-де-Ваки, пересекшим североамериканский континент. Путь его пролегал по трудной местности, тем не менее, Макензи всегда находил время, чтобы производить астрономические определения, которые он делал довольно точно. Русских промышленников, которых он надеялся встретить, он так и не видел, но индейцы рассказали ему о больших судах белых людей, и он только на несколько недель разошелся с топографическим отрядом Ванкувера. Макензи не только открыл огромную, до того неизвестную территорию, но и указал на ее экономическое значение и на ее нужду в новых путях сообщения.

«Открыв сообщение между Атлантическим и Тихим океанами и учредив ряд постоянных станций во внутренних областях страны, так же как по ее окраинам, вдоль побережья и на островах, мы можем получить господство во всей торговле пушниной по всей Северной Америке от 48° до полюса, за исключением той ее части, какая на Тихом океане является владением России. К этому надо еще добавить рыболовный промысел в обоих океанах и рынки во всех четырех частях света. Таково поприще, которое оказывается для торговли, и если на помощь ей придут те капиталы и кредиты, в отношении которых Великобритания идет далеко впереди всех других стран, прибыли, какие обещает эта торговля, просто неисчислимы».

Этими фразами закончил Макензи свою книгу. Его проект был частично осуществлен последовавшими за ним торговцами пушниной, обосновавшимися на тихоокеанском побережье. Полное развитие получил этот план лишь с открытием в 1886 году Канадской Тихоокеанской железной дороги, однако к этому времени большая и ценная часть той территории, что имел в виду Макензи, на основе международных договоров, оказалась вне государственных границ Канады.