Текст книги "Жизнь в потусторонье (СИ)"
Автор книги: Игорь Трухин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Интересно, что всегда обладая хорошим аппетитом, он на этот раз почти не чувствовал голода. Отчасти этому способствовала очень жаркая погода, но главной причиной было сильное нервное напряжение из – за сложности ситуации и сознания, что друзья в Адлере очень волнуются по поводу его отсутствия. Кстати, Леонид не знал, что друзья могут получить ожидаемые деньги только по его паспорту до востребования – он узнал об этом только после возвращения. Мобильных телефонов в то время еще не было, и позвонить ребятам он не мог, поскольку они не имели в Адлере никакого адреса.
Друзья в дни отсутствия Леонида также бедствовали. Продали кое – что из одежды, и это помогло продержаться. Питались хлебом, который можно было незаметно взять на столах в столовой соседней турбазы. Оголодавшие и измученные неизвестностью, встретили Леонида как великого избавителя.Получили деньги, закатили пир горой и благополучно пропляжились еще несколько дней.
Теория деградации культуры.
Ей был посвящен один из интересных докладов на секции нелепых идей. Cуть данного стереотипа обыденного сознания заключается в том, что с ходом исторического времени не происходит повышения гуманитарной культуры, т.е. совершенствования морали. Многие, если не большинство, считают, что люди не стали милосерднее и честнее своих далеких предков, а немало скептиков утверждает, что они даже стали хуже. Технический прогресс все признают, а вот моральное совершенствование отрицают, причем делают это с настойчивостью и даже озлоблением, если кто-либо пытается им доказать обратное. Создается впечатление, что подобная позиция удовлетворяет какую – то важную потребность, позволяя людям сохранять психологический комфорт. Обычным аргументом служит то, что раньше в войнах гибли тысячи, а сейчас миллионы. Кроме того песссимисты любят порассуждать о том, что люди были и остаются хищниками и эгоистами, что они всегда отстаивают прежде всего собственные интересы.
Неубедительность позиции отрицателей морального прогресса ярко проявляется в том, что они даже не пытаются четче определить, в чем именно заключается или мог бы заключаться моральный прогресс кроме уменьшения количества военных жертв. Они также не хотят принять во внимание то очевидное соображение, что человечество в течение многих тысячелетий в такой же степени пытается улучшить мораль, как и материальную сторону существования, и что это не может не давать результатов.
Отрицание морального прогресса зиждется на представлении о том, что раньше все было лучше, чем сейчас. Отрицатели не хотят вспоминать известные всем факты чрезвычайной жестокости наших предков, такие, например, как работорговля, массовое уничтожение мирных жителей во время войн (специальное, а не вынужденное, как порой бывает в наше время), деятельность инквизиции, жесточайшие способы казни преступников, повсеместные физические наказания детей. Они не вспоминают, что еще в Х1Х веке не существовало общего пенсионного обеспечения по старости, что были унизительные формы обращения знати с простыми людьми и т.п.
Очевидные положительные изменения не замечаются или принимаются как само собой разумеющиеся явления, что предопределяет мрачную оценку настоящего и будущего. Обычный ответ на вопрос о том, как идут дела, – "ничего". Даже те, у кого на самом деле все в порядке, не спешат говорить "хорошо". Вопреки осуждению уныния и пессимизма светской и религиозной этикой существует стереотипное представление, что проявлять оптимизм – это наивность и глупость.
ХХ век действительно был богат войнами и кровавыми революциями. Советский период ознаменовался политическим тоталитаризмом, насильственной коллективизацией, голодом, войнами, идеологической диктатурой, слабостью плановой экономики, все это так. Однако тот же ХХ век принес миру крушение колониализма, преодоление расизма, побду над фашизмом, резкое повышение уровня образования. Научно – технический прогресс дал миру средства массового уничтожения, но он же подарил достижения медицины, зеленую революцию, телевидение, компьюторы, мобильные телефоны, комфортабельный транспорт и бытовые удобства.
Если говорить об очевидных гуманитарных достижениях, которые реально и несомненно оптимизировали человеческие отношения и способствовали возрастанию удовлетворенности жизнью, то это, например, смягчение наказаний, реализация женского равноправия и равенства возможностей, демократизация управления и деловых отношений, семейного и школьного воспитания. Современные СМИ постоянно пытаются внедрять образцы толерантности и доброжелательности во всех видах человеческого взаимодействия.
Можно привести один из самых выразительных примеров прочнейшей пессимистической установки и упорного нежелания видеть хорошее. Несколько десятилетий шла холодная война между советским блоком и западным миром, в результате которой над планетой нависла угроза глобальной ядерной катастрофы. Когда угроза миновала, в постсоветском мире почему – то мало кто должным образом оценил это событие и вспомнил добрым словом его инициатора – все указывали только на неприятности, связанные с перестройкой. Более того, одной из популярных и любимых постсоветских теорий стало обвинение в том, что все это – результат заговора, сделано по заказу западного мира и, значит, выгодно только ему. То, что это явилось великим благом для всего человечества, как – то совершенно прошло мимо отечественного массового сознания.
В целом, история преподнесла довольно любопытный сюжет существования понятия "прогресс".До ХУ111века не было общепринятого или, во всяком случае, популярного представления о какой – либо закономерности в развитии общечеловеческой цивилизации, отличного от мрачной религиозной версии. В эпоху Просвещения философы убедили мыслящих людей в том, что в мире происходит накопление различных усовершенствований, и он постепенно становится лучше, веским подтверждением чего стала промышленная революция. Х1Х столетие – век железных дорог, пароходов, телеграфа, фотографии, развития химии, электричества, зарождения научной медицины, эволюционной теории – сделал идею прогресса господствущей в светском сознании. Но вот ХХ век, несмотря на блестящие и все более поразительные научные открытия, значительно поумерил цивилизационный энтузиазм, показав мировыми войнами и ядерным оружием обратную сторону блеска человеческого интеллекта.
Представление о прогрессе стало меняться в сторону его меньшей бесспорности и со временем начало возрастать что – то вроде энтузиазма его отрицания, причем довольно ясно чувствуется, что за этим стоят не только рациональные соображения, но и сильная эмоциональная установка. Здесь большую роль, конечно, сыграло разочарование в коммунистической идее, бывшей столь привлекательной в Х1Х веке. Идея, в целом, была достаточно разумной (устранение паразитического образа жизни и эксплуатации), но в силу исторического казуса ее реализацией занялась страна, не подготовленная к этому своим экономическим и социальным развитием. Две мировых войны и советский тоталитаризм существенно подорвали развивавшуюся со времен Просвещения веру в схему последовательного гуманитарного прогресса. Сформировалась мода на отрицание, которая захватила не только простых людей, но и многих интеллектуалов.
Можно увидеть два психологически различных источника упорного отрицания морального прогресса.
Один из них связан со сферой якобы рациональных представлений. Существует так называемая "Легенда золотого века", согласно которой человечество в древности обладало высокими интеллектуальными и моральными качествами, но со временем снизился уровень и того, и другого. Ее психологической предпосылкой, по-видимому, является складывающееся у каждого ребенка впечатление о могуществе и мудрости взрослых и в первую очередь его родителей, оно закрепляет в сознании некую мысленную формулу "от лучшего к худшему". Хотя по мере взросления человек оценивает их более реалистично, детское впечатление полностью не исчезает и трансформируется в общий образ мудрых предков. Наверное, каждому человеку неоднократно приходилось слышать рассуждения о том, что раньше люди были честнее, добрее, порядочнее и т. д. Элементарный здравый смысл подсказывает, что знания и опыт со временем накапливаются, но вопреки этому стереотип убывания мудрости остается неустранимым.
Вопрос о том, откуда взялась у далеких предков эта неисчерпаемая мудрость, никогда не ставится сторонниками "Легенды золотого века". Здесь незримой подпоркой стоит религиозная версия о первородном грехе и изгнании из рая. Хотя эта библейская притча не утверждает, что Адам и Ева обладали знаниями и мудростью (совсем наоборот), она неотвратимо ведет к мысленной схеме "от лучшего к худшему". Это явно противоречат очевидной для всех закономерности нарастания знаний и положительного опыта, но нелогичность не замечается.Вера в прошлую мудрость заставляет ее фанатиков с энтузиазмом поднимать на щит любую новую версию проявления якобы имевшей место древней мудрости, будь то цивилизация атлантов, майя, инков, знания египетских жрецов или способности древних предсказателей. Существуют мифы о каких – то тайных знаниях, якобы скрытых от потомков различными экзотическими цивилизациями или элитарными группами.
Другим источником антипрогрессистской установки являются представления, в которых значительно сильнее срабатывает эмоциональный компонент. Вера в интеллектуальное могущество предков создает подсознательное ощущение "прочного тыла", некоего резерва возможностей, из которого человечество всегда может почерпнуть нужные указания и советы. Архетип, гласящий, что существует клад, из которого мы постоянно добываем мудрость и будем добывать ее в будущем, видимо, греет душу. Хотя очевидность прогресса знаний и реальных возможностей должна была бы быть действенным источником оптимизма, она, как показывает практика, уступает в силе своего влияния стереотипу "от лучшего к худшему".
Существует также широко распространенная, скорее даже всеобщая боязнь признания успехов и достиженй, исходящая из якобы существующей ревности неких злых сил. За словами "тьфу-тьфу, чтоб не сглазить" стоит древнейшее представление о какой – то ревниво наблюдающей враждебной силе. Этот предрассудок разлит в сознании множества людей, и существует в виде подсознательного страха.
Еще одним сильнодействующим и эмоционально окрашенным источником отрицания прогресса является стремление к мести "им". "Они" – это собирательный образ всех тех, кто управляет и манипулирует простыми людьми в интересах обогащения и сохранения своей власти, внедряя в их сознание иллюзию всяческого прогресса,чтобы отвлекать внимание от реального положения. Больше всего это могло бы подходить к советской идеологии построения коммунизма, но образ "их" охватывает и западные институты власти, которые пытаются убедить граждан в справедливости своих законов и в своей компетентности.
Зловещий образ "их" подкрепляется наличием всяческой коррупции, несправедливости, полицейских и судебных ошибок, уловками богачей для избегания уплаты налогов и т. п. Хотя объективно идет постепенное совершенствование управленческих механизмов, не иссякают легенды о заговорах и тайных всемогущих организациях вроде масонов, иллюминатов, розенкрейцеров и просто крупнейших миллиардеров, стоящих над национальными правительствами и реально управляющих миром. Конспирологическое мышление имеет чрезвычайное распространение, так что в любых, даже хорошо изученных событиях прошлого, энтузиасты бесконечно отыскивают скрытые пружины и злодейские намерения. И о каком тут можно говорить моральном прогрессе! Неверие в него – это как бы гневный выкрик в лицо "им":"Вот вам, чтобы вы не думали,что можете обмануть нас своими побасенками о лучшем будущем!".
Очевидно, существует еще один источник отрицательной установки, также скрытый от сознания. Признать последовательный моральный прогресс – это поставить свое поколение в мысленной исторической схеме на весьма скромное место, после которого последует длительный ряд все более достойных представителей человеческого рода. Видеть себя чем – то вроде неандертальцев – не очень приятное занятие, в то время как представление о нисходящем ряде дает возможность для определенной гордости своим местом в человеческой истории.
Так или иначе, но теория культурного регресса несомненно существует, и неизбежно возникает вопрос о ее воздействии на общественное сознание. Если она является определенным способом психологической защиты, то, может быть она необходима и полезна? Ведь защита по определению служит средством улучшения состояния защищающихся.
Как убедительно показали научные исследования, психологическая защита, во многих случах не облегчает, а только усложняет положение тех, кто ее применяет, уводя их внимание от истинных причин патологического явления, что касается, например, рационализации, проекции, формирования реакции и ряда других механизмов психологической защиты. Это относится к защите в принципе, а данном случае отрицательная роль непризнания гуманитарного прогресса достаточно очевидна: отрицание усиливает пессимизм и агрессивность в общем фоне человеческого мировосприятия. Представление о том, что нас закономерно ожидают худшие времена, отнюдь не способствуют оптимизму, хорошему настроению, доброжелательности и терпимости, оно порождает предрасположенность к ожиданию и поискам многочисленных врагов.
По мнению автора доклада, идея регресса является одной из великих нелепостей человеческого бытия, поскольку, вопреки непрерывному улучшению условий своего существования, она утверждает, что все идет только к худшему и тем омрачает мысленную картину существования.
Источники прогресса и препятствия на его пути.
Как случилось, что одна из разновидностей приматов успешно выделилась из царства животного примитивизма и стала на путь последовательного нравственного совершенствования? Конечно, радикальные изменения вроде развития у гоминидов передних конечностей, формирования речи, изобретения письменности и все технические достижения сыграли огромную роль, однако они еще не гарантировали гуманизации отношений. Нужны были определенные убеждения в преимуществах справедливости, честности, милосердия, терпимости и благородства над господством силы и власти, необходимостью жестокости и беспощадности.
Но возможно, идеи гуманизма настолько привлекательны и бесспорны, что они сами по себе легко завоевывали место в человеческом сознании? Нет, это, безусловно, не так, о чем свидетельствуют еще и ныне распространенные высказывания о необходимости суровых наказаний и практические всплески жестокости.
Судьбоносным для цивилизации явлением стало развитие идеи культуры как представления о жизненной важности наиболее целесообразных и перспективных взглядов и образцов поведения, являющихся желанной моделью для всех членов общества. Само слово "культура", обозначает совокупность культов и указывает на то, что первоначально могущество и мудрость приписывались объектам культа: тотемным животным и предкам. Со временем это понятие стало означать все лучшее в духовной сфере существующего общества, т.е. как бы было признано, что сфера этических, познавательных и эстетических интересов обладает особой ценностью, не менее значимой, чем удовлетворение биологичесих потребностей.
Идея культуры стала основным двигателем последовательного морального совершенствования. Здесь, очевидно, постоянно работал механизм погони за престижностью. Богатые и знатные создавали высокий уровень эстетического окружения и образования, что в результате воздействия зависти, подражания и моды формировало устремления и более широких кругов населения. Что касается смягчения нравов, то можно предположить, что наиболее действенными факторами стали, с одной стороны, последовательно развивающиеся аналитические способности, а с другой стороны и в результате этого – возрастающая очевидность ценности доброты, милосердия и честности. Так или иначе, но идея культуры стала великим человеческим приобретением и безусловно заняла ведущее место в общественном сознании, порождая стремление к интеллектуальному, эстетическому и нравственному совершенствованию.
Важным компонентом идеи культуры стала идея любви. Сформировавшись на базе чисто физиологического полового инстинкта, она превратила это чувство в один из основных источников психологической близости и теплоты отношений, так что в течение нескольких столетий данная идея была несомненным фактором совершенствования практической морали.
Двигателями морального прогресса выступают еще несколько идей, среди которых следует назвать идеи долга, справедливости, равенства, честности, дружбы, милосердия, развития, которые сами по себе стали двигателями изменений. Постепенно утвердилась идея прогресса, которая сыграла чрезвычайно важную роль, став чем – то вроде второй религии. То вошедшее в моду отрицание морального прогресса, о котором сказано выше, все же не уничтожает веру в возможность улучшений, о чем свидетельствуют, например, постоянные призывы к системным изменениям в обществе.Если бы не было веры в реальность положительных перемен, такие призывы были бы бессмысленными.
Однако путь гуманитарного прогресса не был беспрепятственным, поскольку рядом с прогрессивными идеями существовала идея борьбы. К сожалению, эта идея не исчезла под влиянием гуманизации нравов, но, обладая значительной инерцией, просто приняла более цивилизованный облик. Для нее в современной литературе нашли "политкорректный" термин – агрессивность.Этим словом обозначают любую значительную наступательную активность, совсем не обязательно связанную со враждебностью, например, поведение спортсменов. "Агрессивностью" часто заменяют "активность", вызывая тем самым подмену понятий.Получается, что агрессивность как бы не имеет отношения к жестокости, и в результате идея борьбы получает незримое подкрепление. В этом же направлении действует использование "борьбы" в многочисленных выражениях типа "борьба за порядок, за урожай, за здоровье", и даже "за культуру". Все это вроде бы невинные филологические вольности, но они работают на укрепление духа борьбы.
Другим мощным препятствием на пути нравственного прогресса выступает универсальная человеческая потребность в самоутверждении, которая по своей силе не уступает самым фундаментальным, биологическим потребностям. Вообще – то люди, казалось бы, должны в первую очередь самоутверждаться с помощью добрых поступков, что и действительно существует, но это далеко не всегда удовлетворяет притязания на признание и уважение, и тогда сплошь и рядом вступают в действие иные средства самоутверждения, дающие субъектам иллюзию подлинности. Это ложь, хвастовство, позерство, "пристройки сверху", демонстративность, цинизм. К сожалению, они наблюдаются не только в индивидуальном варианте, но и в виде групповых стереотипов. К ним относится всяческий расизм, шовинизм, радикальный национализм, сексизм, односторонние политические ориентации. Все эти виды преувеличений, искажений и обмана, разумеется, являются врагами общего культурного прогресса.
А вот еще одно любопытное, периодически возникающее препятствие на пути прогресса, заслуживающее названия "идиотизма больших поворотов". Как известно, в истории многих, если не всех стран время от времени происходят резкие изсенения идеологического курса, когда принимаются новые фундаментальные положения, принципиально противоречащие старым, как это было, например, во время французской революции 1789-93 годов или российской революции 1917 года. Подобные перевороты вызваются потребностями общественного развития, т.е. исторической необходимостью, но они почти всегда порождают избыточный энтузиазм и упрощенную схему мышления "от противного". Во – первых, вследствие экзальтации вокруг новых идей некоторые старые взгляды и традиции отбрасываются только потому, что они, как кажется, противоречат появившимся новациям. Энтузиазм стремления к переменам хорошо отражен известными словами "до основанья, а затем...". Во – вторых, новые веяния и увлечения становятся популярными только вследствие их новизны, а не очевидной разумности. Этот психологический механизм нередко приводит к тому, что в убеждения или поведение людей внедряется то, что в действительности этого не заслуживает.
Подобный "идиотизм больших поворотов" достаточно явно просматривается в сюжете советской перестройки конца ХХ века. Отказ от советского варианта социалистического общества с его однопартийной политической системой и негибкой плановой экономикой, судя по всему, был прогрессивным решением. Но в ходе этой реформы, которая сопровождалась слепым энтузиазмом и склонностью к перехлестам (что, очевидно, было естественным для народа с данным уровнем цивилизованности) формула "от противного" стала важнейшим алгоритмом формирования новых убеждений.
Очевидным образом пострадало то, что отнюдь не было пороком старой идеологической системы – рационализм мировоззренческих представлений. Миллионы людей, считавших себя материалистами, либо не задумывавшихся над своим отношением ко всяческим суевериям, как по мановению волшебной палочки стали сторонниками религии и всяческой шарлатанской мистики вроде магии, предсказательства, нумерологии, астрологии и т. п. Религия приобрела популярность уже потому, что она противоположна материализму и якобы незаслуженно пострадала от советской власти.
Масло в огонь существенно подлила дешевая трактовка философского плюрализма, возросшая в ХХ веке на экзальтации вокруг идеи свободы. Подобный плюрализм, отталкиваясь от свободы слова и модного релятивизма, провозглашал равную истинность любого мнения. Телевидение заполнилось безответственной, но сенсационной информацей о всяческих сверхъественных явлениях. Это подавалось под видом долгожданной правды, сообщать которую в советское время якобы запрещалось властью из идеологических соображений. На каждом шагу звучало: "ученые выяснили", "ученые доказали", но имена этих ученых почти никогда не назывались, поскольку популяризаторами легковесных теорий были сами лихие открыватели "великой правды".
Еще одним пагубным проявлением "идиотизма больших поворотов" стал национализм, развившийся почти во всех бывших республиках Союза как реакция на советскую национальную политику. Официальным объяснением стало якобы существовавшее подавление Россией других национальных культур.Этот национализм, принесший озлобление и в ряде случаев силовое противостояние, стал очевидным шагом назад на пути прогрессивного равития мирового сообщества.
Итак, если в отдаленном прошлом моральному прогрессу больше всего препятствовали традиции первобытной агрессивности и социального неравенства, жадность и невежество, то в 20 и 21 веках на первый план вышли различные виды группового и индивидуального самоутверждения в форме национализма, патриотизма, религиозного экстремизма, сексизма, хулиганства.
Жизнь отца.
Отец Леонида родился в бедной крестьянской семье в сибирской глуши, где умение писать считалась уже большим достижением, прожил 88 лет и умер в эпоху цветного телевидения и простейших отечественных компьютеров, став как бы свидетелем нескольких столетий развития человеческого общества.
Когда ему исполнилось двенадцать лет, его отдали в батраки более зажиточному крестьянину, где он, как и в отцовской семье, работал с утра до вечера, но хотя бы получал достаточную тарелку пшенной каши.Отец никогда не вспоминал в ностальгическом духе ничего из деревенской жизни кроме лошадей, которых он хорошо знал и любил.Бедность, грязь, грубость и невежество деревни по принципу "от противного" навсегда сформировали у него тягу к культуре, так что романтикой и идеалом для него стало все, связаннное с культурой: грамотная речь, знания, материализм, классическая литература и музыка.
Он успел повоевать в Красной армии в последний год Гражданской войны и потому был в ряду тех, кому советская власть всячески способствовала в про движении. Поскольку остро были нужны свои инженерные кадры, отца приняли на рабфак, и вскоре он бог знает как поступил в Горный институт. Можно только представить, как недотягивали его институтские знания до необходимого уровня, но, приступив позже к работе, он со своими обязанностями, видимо, все же справлялся.
Отец пережил бытовой примитивизм советских лет, лишения войн, эпоху политических преследований, но благодаря специальности горного инженера остался жив и даже, судя по долголетию, имел неплохое здоровье. Его семейная жизнь была не очень удачна, и последние тридцать лет он провел в одиночестве, которым в силу своего характера не очень тяготился. То, что ему нехватало общеобразовательных знаний, по-видимому, всю жизнь мучило отца и, выйдя на пенсию, он начал наверстывать упущенное. Он читал учебники физики, химии и биологии своего времени, пытаясь, очевидно, понять то, что было трудно усвоить в институтские годы. Были у него и более широкие запросы. Он изучал грамматику русского (родного) языка, английский язык, астрономию и даже интересовался начавшей развиваться в Союзе информатикой. Его неуемная жажда знаний вызывала восхищение.
Жизнь Леонида.
Свои восемьдесят земных лет Леонид прожил сравнительно неплохо. Почти до последних дней он был подвижным, самостоятельным, не был обузой для родных, не страдал от мучительных заболеваний. Его сознательная жизнь проходила уже в послесталинский период, он не испытал голода и иных суровых лишений. Молодость пришлась на ослабление идеологического противостояния и хрущевскую оттепель. Леонид был умеренным "шестидесятником", т.е. скептически относился к коммунистической партии, видя, что в ней состоит много приспособленцов, не верил в загнивание капитализма и понимал, что на пути строительства лучшего советского будущего совершается много больших и малых ошибок. Тем не менее саму идею социализма (не коммунизма, который был выписан марксистскими идеологами очень расплывчато и утопично) он целиком принимал. По его мнению, фактически этот социализм, т.е. общество с высоким уровнем социальной помощи строили все более или менее развитые государства, избирая для этого различные пути.
Железный занавес смягчился. Несмотря на все препоны, до советской и мировой общественности доходили голоса диссидентов. Начала переводиться ранее запрещенная западная литература. Во всем чувствовалась нарастающая возможность демократических перемен. Немало было положительных сдвигов и в сфере бытовых условий, например, кооперативное строительство, покончившее с эпохой коммунальных квартир, предоставление дачных участков.Словом, жизнь была наполнена надеждами на будущее и профессиональным совершенствованием.
Далее советский режим не выдержал экономического соревнования. Переход к новой идеологии и экономике принес ряд несомненных улучшений. Бывшие советские граждане избавились от коммунистического тоталитаризма, принесшего насильственную коллективизацию, голод, гулаги, отсутствие демократии и свободы слова. Закончилась холодная война и угроза ядерного конфликта. Ушли в прошлое дефициты и очереди. Исчезли идеологические препоны для любой литературы и искусства, открылись возможности зарубежных поездок. Свобода слова стала почти полной. Расцвело частное предпринимательство, хотя вокруг него было много всякой бюрократии.
Сначала казалось, что можно мягко и без потерь перейти к цивилизованной рыночной экономике, но, увы, это оказалось невозможным вследствие недостаточности общей цивилизованности, т.е., проще говоря, господству нечестности. Произошло быстрое расслоение на богатых (имевших возможность наворовать) и бедных. Представлялось, что все это лишь естественные неполадки начального периода, но проходили десятилетия, а контраст между богатыми и бедными только углублялся. Первоначальный восторг, вызванный долгожданными новшествами, был приглушен лавиной новых проблем: развалом неконкурентноспособной промышленности, безработицей, инфляцией, коррупцией, массовой бедностью на фоне грандиозного обогащения нуворишей. Бывшие советские республики скатились к статусу стран третьего мира. Свобода слова уже не особенно радовала, поскольку жертвы смелой критики просто не обращали на нее внимания.
После распада Советского Союза в бывших союзных республиках начался некий национальный психоз на почве ажиотажа вокруг прошлых, сильно преувеличенных обид со стороны России. Все это ярко проявилось на Украине. Ненависть к России фактически стала национальной идеей. Радикальные националисты как – то не очень задумывались о вероятных последствиях раздувания враждебности – они были упоены возможностью выражать русофобскую ненависть, казавшуюся им почти священной. И лишь после "революции достоинства" с ее последствиями некоторая часть людей стала понимать, что антирусская политика явилось системным злом, которое не могло привести к иным результатам. Иметь соседом более мощное государство и постоянно демонстрировать свою ненависть к нему (неважно, насколько справедливую) – это почти неизбежный путь к конфликту. Масштабная глупость была налицо. Для лучшего понимания этой ситуации можно представить себе, например, что Молдавия стала на путь аналогичного отношения к Украине, постоянно продуцируя антиукраинские лозунги, акции, литературу. Вряд ли можно сомневаться в том, что Украина нашла бы тот или иной повод для какого – либо акта мести.
Согласно утвердившейся в постсоветское время классификации Леонид оказался в нижней половине среднего класса, т.е. его семья вполне удовлетворяла свои бытовые потребности, но никакой роскоши себе позволить не могла. Ему повезло удержаться на плаву, поскольку, несмотря на значительную безработицу, его специальность была востребованной. Его жизнь представлялась ему состоящей из двух частей – советского и постсоветского периода. Последние годы были несколько омрачены конфликтом на Украине, но в целом, как говорится, грех было жаловаться.
Проблема умиротворения.
В потусторонье существование эква Леонида было комфортным и беспроблемным, но обрести полный душевный покой он не мог, поскольку его память не могла избавиться от воспоминаний о совершенных в земной жизни ошибках, о причиненных ему обидах и в еще большей степени– обиженных им других людях. Как ни пытался он примириться и оправдаться в собственных глазах, это не получалось. В сравнении с грехами некоторых своих знакомых его провинности были не так уж велики, но это утешало лишь частично. В земной жизни муки памяти и совести отступали на второй план перед житейскими хлопотами, но в потусторонье они стали единственным и очень чувствительным препятствием.
