Текст книги "Не на жизнь, а на смерть"

Автор книги: Иэн Рэнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Так вы предпочитаете идти пешком, инспектор?

Ребус поднял руки вверх, показывая, что сдается, а затем, увидев открытую дверь, забрался на переднее сиденье красной «сьерры». Сиденье показалось ему мягче пуховой перины.

– Вот, – сказал Флайт, протягивая фляжку.

Ребус открутил крышечку и понюхал.

– Это вас не убьет, – добавил Флайт.

Содержимое фляжки пахло виски. Не самым лучшим, не «Исли», конечно, но достаточно сносным виски. Что ж, это поможет ему не уснуть прямо в машине, по дороге к отелю. Ребус чокнулся с ветровым стеклом и отхлебнул горячительного.

Флайт сел за руль, завел машину и, разогревая мотор, взял у Ребуса фляжку и сделал несколько жадных глотков.

– Далеко отсюда до отеля? – спросил Ребус.

– Около двадцати минут езды, учитывая это время суток, – отвечал Флайт, снимая машину с ручного тормоза и пряча фляжку в карман. – Особенно если мы попадем в «красную волну».

– Тогда я разрешаю вам игнорировать все красные сигналы светофора.

Флайт устало рассмеялся. Оба они втихомолку задавались вопросом, с чего начать разговор о вскрытии.

– Может, лучше отложим разговор до утра, а? – предложил Ребус, высказывая общее мнение.

Флайт едва кивнул и тронулся вперед, помахав на прощание Казнсу и Изабель Пенни, которые как раз садились в свою машину. Ребус из окна взирал на констебля Лэма, стоящего около своей фасонистой спортивной машинки. Банально, подумал Ребус. Боже мой, как же это банально. Лэм уставился на Ребуса, в очередной раз одарив его своей презрительной ухмылкой.

ПТНФ, мысленно проговорил Ребус. ПТНФ. Потом он повернулся на сиденье, чтобы получше рассмотреть плюшевого медведя. Флайт наотрез отказывался понять намек, и Ребус, хоть и умирал от любопытства, не собирался лезть на рожон, рискуя своими едва завязавшимися и еще не совсем определившимися отношениями с этим человеком. Некоторые вопросы всегда лучше отложить до утра.

Виски прочистил их ноздри, глотки и легкие. Ребус глубоко вдохнул, видя перед собой маленького работника морга с его синевато-багровым родимым пятном, Изабель Пенни, делающую наброски, подобно какой-нибудь художнице-любительнице, с таким видом, словно она находится где-нибудь в музее, у картины известного художника. Ему было интересно, в чем ее секрет – секрет неколебимого спокойствия, но в то же время он думал, что, скорее всего, этот секрет ему известен. Ее работа стала для нее просто работой. Быть может, однажды и Ребусу удастся почувствовать нечто подобное. И все-таки он надеялся, что этого не произойдет.

Как бы там ни было, по дороге к отелю Флайт и Ребус сказали друг другу еще меньше, чем по дороге в морг. Виски постепенно начинал действовать на голодный желудок Ребуса, да к тому же внутри машины было очень жарко. Он попытался чуть-чуть приоткрыть окно, но порыв пронзительно-холодного ветра, ворвавшегося в машину, только усугубил ситуацию.

Перед его мысленным взором снова разыгралась сцена в прозекторской. Режущие инструменты, органы, вынутые из тела, разрезы и осмотры, глаза Казнса, рассматривающие губчатую ткань внутреннего органа с расстояния не более двух сантиметров. Еще немного, и его лицо прижмется к нему… Изабель Пенни, наблюдающая за всем происходящим, прилежно ведущая записи, разрез от горла до лобка… Мимо него вихрем проносился Лондон. Флайт, верный своему слову, игнорировал некоторые светофоры, а на других все же слегка притормаживал. На улице до сих пор было много машин. Похоже, город никогда не спал. Ночные клубы, вечеринки, бездомные, бродяги… страдающие от бессонницы владельцы собак, все ночные пекарни и лавочки с вывесками «Крендели»; причем на одних было написано «Крендели», а на других – «Кренделя». Какие, на фиг, кренделя? Не та ли это гадость, которую они все время поглощают в фильмах Вуди Аллена?

Образцы ее волос и бровей, черт возьми. Какой от них толк? Они должны сосредоточить свое внимание на убийце, а не на жертве. А эти следы зубов… Как там звали этого дантиста? То есть не дантиста, а зубного патологоанатома. Моррисон. Да, именно так. Моррисон, есть такая улица в Эдинбурге, Моррисон-стрит, недалеко от канала, рядом с пивоварней, где когда-то жили лебеди, всего пара лебедей. Почему их не стало? Неужели их истребили пивовары? В этой красной машине так невыносимо жарко. Ребус чувствовал, что его вот-вот вывернет наизнанку. Поворот ножа в горле. Маленького ножа. Он так явственно его видел. Что-то наподобие кухонного ножа. Острый, кисловатый привкус во рту.

– Почти приехали, – сказал Флайт, – это на Шафтсбери-авеню. А вон там, справа – Сохо. Боже мой, за эти несколько лет мы все-таки навели порядок в этом притоне. Невероятно. Знаете, я тут подумал, там, где нашли тело… В общем, это недалеко от того места, где жили братья Крей. Где-то на Ли-Бридж-роуд. Я тогда еще был совсем неопытным молодым сыщиком. А о них в те времена шла дурная слава…

– Пожалуйста… – сказал Ребус.

– Они обчистили какого-то типа в «Стоки». Джек Маквити, по-моему, так его звали. Они прозвали его «Джек в Шляпе».

– Можете здесь притормозить? – выпалил Ребус.

Флайт с удивлением взглянул на него:

– Что случилось?

– Мне не хватает воздуха. Остаток пути я пройду пешком. Просто остановите машину, пожалуйста.

Флайт поначалу запротестовал, но потом все же притормозил у тротуара. Выйдя из машины, Ребус сразу же почувствовал себя лучше. На его лбу, шее и спине выступил холодный пот. Он глубоко дышал. Флайт поставил его багаж на мостовую.

– Еще раз спасибо, – проговорил Ребус, – я прошу прощения. Просто покажите мне, куда идти.

– Прямо за площадью, – сказал Флайт.

Ребус кивнул:

– Думаю, у них есть ночной портье. – Да, ему определенно стало лучше.

– Сейчас уже без четверти пять, – сказал Флайт, – может, вам посчастливится застать утреннюю смену, заступающую на службу. – Он коротко рассмеялся, а затем, посерьезнев, кивнул Ребусу. – Вы были сегодня на высоте, Джон. Все нормально?

Ребус кивнул в ответ. Джон. Лед в самом деле тронулся? Или это просто дань вежливости?

– Спасибо, – сказал он. Они пожали друг другу руки. – По поводу совещания в десять утра… Все остается в силе?

– Ладно, перенесем его на одиннадцать, договорились? Я пришлю кого-нибудь за вами в отель.

Ребус кивнул и подобрал сумки. Потом наклонился к заднему окну машины:

– Спокойной ночи, мишка.

– Смотрите не потеряйтесь! – крикнул ему Флайт.

Машина тронулась с места и, сделав резкий разворот, с ревом понеслась обратно. Ребус огляделся вокруг. Шафтсбери-авеню. Дома так и наваливались на него со всех сторон. Театры, магазины. Залежи мусора: результат ночных гулянок. Из ближайшего темного проулка с глухим ревом вынырнула мусороуборочная машина. На мусорщиках были оранжевые комбинезоны. Они не обратили никакого внимания на прошмыгнувшего мимо них Ребуса. Когда же это наконец закончится? Вон за тем поворотом? Но до поворота еще далеко, дальше, чем ему показалось на первый взгляд.

Чертов Лондон. Потом он увидел статую Эроса над его фонтаном. Что-то здесь было не так. Площадь Пикадилли выглядела не так, как раньше: фонтан замостили, так что теперь поток машин проносился в двух шагах от Эроса, а не огибал его. На фиг они это сделали? Сзади него притормозила машина, потом поравнялась с ним. Белая, с оранжевой полосой: полицейская машина. Офицер на пассажирском сиденье опустил окно и окликнул его:

– Извините, сэр, куда вы направляетесь?

– Что? – Вопрос застал Ребуса врасплох, и он остановился. Автомобиль тоже остановился, и оттуда появились водитель и пассажир.

– Это ваши сумки, сэр?

Ребус почувствовал, как внутри него закипает ярость. Потом он случайно увидел собственное отражение в окне патрульной машины. Четыре сорок пять утра. Лондонская улица. Небритый всклокоченный, явно невыспавшийся тип с чемоданом, сумкой и портфелем в руках. С портфелем? Кому придет в голову шататься по улицам с портфелем в руках в такую рань? Ребус поставил на землю свой багаж и почесал переносицу. И еще до того, как он успел понять, что происходит, его плечи затряслись, а тело содрогнулось от смеха. Офицеры недоумевающе посмотрели друг на друга. Ребус подавил смех и полез во внутренний карман. Один из офицеров сделал шаг назад.

– Спокойно, сынок, – сказал Ребус, доставая документы, – я на вашей стороне.

Второй офицер, более решительный, взял документы, внимательно изучил их и отдал обратно со словами:

– Далеко же вы забрались от вашего участка, сэр.

– Я и сам знаю, – отвечал Ребус. – Как тебя зовут, сынок?

Констебль смутился:

– Беннет, сэр. Джои Беннет. То есть Джозеф Беннет.

– Ладно, Джои. Можно тебя кое о чем попросить? – Констебль кивнул. – Ты знаешь, где находится отель «Принц Ройял»?

– Да, сэр, – Беннет начал жестикулировать левой рукой, – это в пятидесяти ярдах…

– Постой, – прервал его Ребус, – просто позови меня, ладно? – Молодой человек промолчал. – Согласен, констебль Беннет?

– Да, сэр.

Ребус кивнул. Похоже, он начинает привыкать к Лондону. Он может вступить с ним в схватку и одержать победу.

– Отлично, – сказал он, поворачиваясь в сторону отеля. – О, чуть не забыл, – спохватился Ребус, обернувшись и окинув взглядом обоих полицейских. – И не забудьте про мои сумки. – Повернувшись к ним спиной, Ребус явственно ощутил, как у ребят в буквальном смысле отвисла челюсть. – Да, – поинтересовался он, оглядываясь, – как вы думаете, стоит ли мне сообщить старшему инспектору Лейну, что двое его офицеров подвергли меня унизительной процедуре, в то время как я являюсь его гостем в этом славном городе?

Ребус продолжал идти, не замедляя шага, слыша, как двое офицеров, подобрав его багаж, кинулись следом за ним. Они громко спорили по поводу того, стоит или не стоит оставлять патрульную машину незапертой. Ребус улыбался, несмотря ни на что. Маленькая победа. Немного лукавства, ну и черт с ним. В конце концов, это Лондон. Это Шафтсбери-авеню. А это все равно, что шоу-бизнес.

Добравшись до дому, она прежде всего приняла ванну, после которой ей стало значительно лучше. Из багажника своей машины она принесла мешок для мусора с одеждой, в которой она была тогда: дешевенькие простенькие вещички. Завтра она наведет порядок на заднем дворе и сожжет их.

Она больше не плакала. Она успокоилась. Она всегда успокаивалась потом. Из полиэтиленового пакета она достала другой пакет, с окровавленным ножом. Раковина на кухне была наполнена горячей мыльной водой. Она запихнула оба пакета в мешок для мусора, а нож бросила в раковину. Она тщательно вымыла его, несколько раз меняя воду, мурлыча себе под нос песенку, какой-то неопределенный мотив. Но эти звуки успокаивали и утешали ее, словно мамина колыбельная много лет назад.

Ну вот и все. Это была нелегкая работа, и она была рада, что наконец покончила с ней. Главное в этом деле – предельная сосредоточенность. Стоит хоть на секунду отвлечься, и можно совершить ошибку и, что еще хуже, не заметить этого. Она промыла раковину три раза, отскабливая каждое микроскопическое пятнышко крови, и положила нож в сушилку для посуды. Потом она вышла в коридор и остановилась перед одной из дверей, ища ключ.

Здесь была ее потайная комната, ее картинная галерея. Одна стена комнаты была сплошь увешана картинами, написанными акварелью и маслом. Правда, три из них были непоправимо испорчены. Очень жаль, ибо когда-то она их особенно любила; теперь ей нравился небольшой деревенский пейзаж, выполненный в примитивистском стиле: простенькая неброская цветовая гамма, ручеек на переднем плане, а на заднем сидят мужчина и мальчик, а может, мужчина и девочка, трудно сказать. Это характерно для примитивизма. И даже не спросишь у художника, кого он, собственно, хотел изобразить, поскольку художника давно уже нет на свете.

Она старалась не смотреть на стену напротив. Это была страшная стена. Ей ужасно не нравилось то, что она видела там краешком глаза. Она решила, что больше всего в любимой картине ей нравится размер: примерно двадцать на двадцать пять, не считая помпезной позолоченной рамы в стиле барокко, совершенно не сочетавшейся с самим полотном. Жаль, что у мамы не было никакого вкуса. Небольшой размер и слегка размытые цвета придавали картине особую утонченность, нежность и изящество, которые так нравились ей. Безусловно, эта сцена не отличалась особой правдоподобностью. Все в ней было фальшью и наглой ложью. Никогда не существовало ни ручейка, ни трогательных фигурок отца и ребенка, сидящих подле него. Существовал только леденящий ужас. Вот почему именно Веласкес был ее любимым художником: игра сумрачных отсветов, густые черные тени, черепа, подозрения… Так обнажалось черное сердце.

«Черное сердце». Она удовлетворенно кивнула собственным мыслям. Она могла видеть и ощущать то, что было дано немногим. В этом была ее жизнь. Смысл ее существования. А картина вдруг начала дразнить ее, ручеек изогнулся в кривую злую усмешку бирюзового цвета.

Медленно, продолжая напевать, она взяла ножницы со стула и принялась полосовать ими полотно – сначала ровными вертикальными ударами, потом горизонтальными, потом опять вертикальными, нанося удар за ударом, пока картина не исчезла навсегда.

Подземка

– А это, – сказал Джордж Флайт, – место, где родился Оборотень.

Ребус оглянулся. Не самое лучшее место для рождения: мощенный булыжником тупик, по обеим сторонам которого громоздились трехэтажные строения. Окна домов зарешечены или забиты досками. Черные мешки с мусором выглядели так, словно валялись здесь уже не одну неделю. Некоторые прорвались, и из них, словно из канализационной трубы, вылезало их вонючее содержимое.

– Очень мило, – сказал он.

– Большая часть зданий пустует. Местные рок-группы время от времени устраивают вон в том подвале репетиции и поднимают страшный грохот, когда войдут в раж. – Флайт показал на одно из зарешеченных окон. – А в этом, я думаю, была подпольная швейная мастерская… Но мы никого здесь не видели с тех пор, как вплотную занялись этой улицей.

– Да? – заинтересованно спросил Ребус, но Флайт покачал головой:

– В этом нет ничего особенного, можете мне поверить. Эти ребята используют рабский труд, по большей части нелегальных иммигрантов из Бангладеш. Меньше всего на свете они хотят иметь неприятности с полицией. Скорее всего, они перевезли швейные машины куда-нибудь в другое место.

Ребус кивнул. Он осматривал улицу, пытаясь восстановить в памяти фотографии, которые ему посылали, и определить то место, где было найдено тело.

– Там. – Флайт показал на ворота в железной ограде, и Ребус сразу же вспомнил. Да, это было именно там. Не на уровне мостовой, а на каменных ступеньках, ведущих в подвал. Жертва была найдена на нижних ступеньках, тот же modus operandi, что и прошлой ночью, вплоть до следов от укуса на животе. Ребус открыл свой портфель и, достав досье, открыл его на нужной странице.

– «…Мария Уоткис, тридцать восемь лет. Род занятий: проститутка. Тело найдено во вторник шестнадцатого января работниками муниципалитета. Убийство было совершено предположительно за два или три дня до обнаружения тела. Похоже, была предпринята неудавшаяся попытка спрятать тело».

Флайт качнул головой в сторону одного из мешков для мусора:

– Он вывалил на нее целый мешок с мусором. Ему почти удалось спрятать тело. Если бы не крысы, которые привлекли внимание людей.

– Крысы?

– Целые полчища крыс, по свидетельству очевидцев. Они попировали на славу, чертовы твари.

Ребус стоял на верхних ступеньках лестницы, ведущей в подвал.

– Мы думаем, – продолжал Флайт, – что Оборотень заплатил ей и привел ее сюда. Или она привела его. Она работала в пивной на Олд-стрит, это в двух шагах отсюда. Мы опросили завсегдатаев пивной, но никто не видел, чтобы она с кем-нибудь уходила.

– Может, он был на машине?

– Вполне вероятно. Судя по расстоянию между двумя местами преступления, он наверняка достаточно мобилен.

– В рапорте сказано, что она была замужем.

– Точно. Ее старик, Томми, прекрасно знал, что она шлюха. Но это было ему до фонаря, пока она приносила в дом деньги.

– И он не сообщил о ее исчезновении?

Флайт наморщил нос:

– Только не такой тип, как Томми. У него тогда был очередной запой, парень был практически невменяем, когда мы пришли его проведать. Позже он утверждал, что Мария часто исчезала на несколько дней, что она время от времени сматывалась на море с одним из своих постоянных клиентов.

– Не думаю, что вам удалось найти этих… клиентов?

– Забудьте об этом. – Флайт от души расхохотался, словно это была лучшая шутка недели. – Когда Томми давал показания, ему удалось вспомнить лишь то, что одного из них звали не то Билл, не то Уилл. Как по-вашему, это может помочь?

– Сужает круг подозреваемых, – ответил Ребус, улыбаясь.

– В любом случае, – сказал Флайт, – я сильно сомневаюсь, что Томми обратился бы к нам по поводу исчезновения жены. У нас на него солидное досье. Сказать по правде, он был нашим главным подозреваемым.

– Естественно. – Каждому полицейскому известно это основное правило: львиная доля убийств совершается членами семьи.

– Пару лет назад, – рассказывал Флайт, – Мария была жестоко избита. Даже в больницу попала. Дело рук ее благоверного, Томми. Она встречалась с другим мужиком и не брала с него за это денег. Вам понятно, о чем я? А еще за два года до этого Томми сидел в тюрьме за нападение с отягчающими обстоятельствами. Случай можно было бы квалифицировать как изнасилование, если бы нам удалось заставить жертву дать показания. Но она была испугана до потери пульса. У нас были свидетели, но без ее показаний мы смогли бы повесить на него всего лишь нападение с отягчающими обстоятельствами. Он получил восемь месяцев.

– Выходит, он просто изувер какой-то?

– Выходит, что так.

– И его досье свидетельствует о том, что жестокость направлена в основном против женщин.

Флайт кивнул:

– Сначала все шло как по маслу. Мы думали, что Томми самый подходящий кандидат в убийцы Марии, что на этот раз он попался. Но не тут-то было. Начнем с того, что у него было алиби. Да еще эти следы зубов: согласно показаниям дантиста, они не соответствуют размеру челюсти подозреваемого.

– Вы имеете в виду показания доктора Моррисона?

– Ага, точно. Я называю его дантистом, чтобы поддразнить Филипа. – Флайт почесал подбородок, и рукав его кожаной куртки скрипнул. – Короче говоря, у нас ничего не вышло. А когда произошло второе убийство, мы поняли, что Томми тут ни при чем.

– Вы в этом абсолютно уверены?

– Джон, я ни в чем не могу быть абсолютно уверен, даже в том, какого цвета носки я надел сегодня утром. Иногда я даже не уверен, что я вообще надел носки. Но я практически уверен, что это не Томми Уоткис. Он ловит кайф от победы «Арсенала» [6]6
  Арсенал – английская футбольная команда


[Закрыть], а не от глумления над мертвыми женщинами.

Ребус взглянул Флайту в глаза.

– У вас синие носки, – сказал он.

Флайт опустил глаза и, поняв, в чем дело, широко улыбнулся.

– И разных оттенков, – добавил Ребус.

– Так оно и есть, черт возьми.

– Мне все же хотелось бы поговорить с мистером Уоткисом, – сказал Ребус. – Но это не горит, и, разумеется, если вы не будете против.

Флайт пожал плечами:

– Как скажете, Шерлок. Ну что, будем выбираться из этой поганой дыры, или вы хотели еще что-нибудь осмотреть?

– Нет, – сказал Ребус, – давайте выбираться отсюда.

Они зашагали к выходу из тупика, туда, где была припаркована машина Флайта.

– Еще раз, будьте добры… как называется этот район?

– Шордич. Помните детские стишки? «Когда же, когда же я буду богат, колокольчики Шордича звонят»?

Да, Ребус помнил что-то в этом роде. Смутные воспоминания о матери, о том, как он сидел у нее на коленях. А может, это был отец, который пел ему песенку и подбрасывал на коленях. А может, этого никогда не было, и память подкидывает ему ложные воспоминания. Теперь они стояли в самом начале тупика, выходящего на дорогу с оживленным движением. Дома были черны от копоти, окна замызганы. Какие-то конторы, склады. Никаких магазинов, за исключением одного, где продаются профессиональные кухонные принадлежности. Никаких жилых помещений на верхних этажах, по крайней мере на первый взгляд. Никто не услышал бы приглушенный крик во мраке ночи. Никто не увидел бы из немытого окна ускользающего убийцу, забрызганного кровью.

Ребус еще раз окинул взглядом тупик, затем покосился на стену углового здания с табличкой, на которой едва различимыми буквами значилось название тупика: Вулф-стрит [7]7
  «Вулф» (wolf) – волк (англ.)


[Закрыть].

Так вот почему полицейские прозвали убийцу Оборотнем. Не из-за жестокости, с которой были совершены нападения, не из-за следов от укусов, которые он оставлял на теле жертвы, а просто потому, что, как объяснил Флайт, именно этот тупик было принято считать местом его «рождения»; местом, где, как в древних поверьях, человек обернулся волком. Впрочем, не имело особого значения, где преступник, утратив человеческий облик, превратился в дикого зверя. Гораздо большее значение имело то, что он мог быть кем угодно, абсолютно кем угодно в этом мегаполисе с десятью миллионами лиц, десятью миллионами потайных углов.

– Куда теперь? – спросил Ребус, открывая дверцу машины.

– Килмор-роуд [8]8
  «Килмор» (kill more) – убить еще раз, совершить новое убийство


[Закрыть], – сказал Флайт. Он бросил многозначительный взгляд в сторону Ребуса, признавая непреднамеренную иронию собственных слов.

– Что ж, Килмор-роуд так Килмор-роуд, – пробормотал Ребус, забираясь в машину.

День начался рано. Проснувшись после трехчасового сна и будучи не в силах заснуть опять, Ребус включил радио и, одеваясь, слушал утренние новости. Не зная, что принесет ему день, он оделся достаточно небрежно: брюки карамельного цвета, светлый пиджак, рубашка. Никакого твида. Никаких галстуков. Он хотел было принять ванну, но единственная ванная комната, имевшаяся на его этаже, была заперта. Придется просить ключ у портье. Около лестницы стояла машинка для чистки обуви. Ребус хорошенько отполировал носки своих поношенных черных ботинок, прежде чем спуститься к завтраку.

В столовой было довольно оживленно, посетители по большей части смахивали на предпринимателей или туристов. На одном из свободных столиков были разложены газеты, и Ребус успел взять «Гардиан», прежде чем изнуренная официантка препроводила его к свободному столику, накрытому на одного.

В центре зала стоял стол с подносом, на котором громоздились стаканы с соком, фрукты и овсяные хлопья. На столе у Ребуса появился непрошеный кофейник и подставка для тостов с холодными, едва подрумяненными треугольными кусочками хлеба. Скорее всего, их не обжаривали, а подсушивали под электрической лампочкой, подумал Ребус, размазывая порцию масла по поверхности этого жалкого треугольничка.

Настоящий Английский Завтрак состоял из кусочка бекона, одного теплого помидора (из консервной банки), трех микроскопических шампиньонов, одного несвежего яйца и занятной на вид сосисочки. Ребус расправился со всем предложенным в один присест. Кофе был жидковат, но Ребус тем не менее осушил кофейник и попросил еще. Все это время он просматривал газету, но только со второго раза ему удалось обнаружить информацию о вчерашнем убийстве: кратенький сухой репортаж в нижнем углу четвертой страницы.

Голые факты. Ребус оглянулся вокруг. Сидящие рядом с ним смущенные родители пытались утихомирить своих расшалившихся детей. Не надо, подумал Ребус, не надо затыкать им рот, пусть лучше кричат. Кто знает, что случится завтра? Их могут убить. Родителей тоже могут убить. Его собственная дочь живет где-то в Лондоне вместе с его бывшей женой. Он должен позвонить им. Он обязательно им позвонит. Господин за угловым столиком шумно листал какую-то бульварную газетенку. Внимание Ребуса привлекли огромные буквы заголовка на первой странице: ОБОРОТЕНЬ СНОВА АТАКУЕТ.

Ладно, это уже что-то. Ребус потянулся за последним тостом и обнаружил, что уничтожил все масло. Чья-то рука тяжело опустилась на его плечо, и он, выронив от неожиданности тост, ошарашенно обернулся. За его спиной стоял Джордж Флайт собственной персоной.

– Доброе утро, Джон.

– Привет, Джордж. Спали нормально?

Флайт выдвинул стул напротив Ребуса и тяжело опустился на него, сложив руки на коленях.

– Не очень. А как вы?

– Мне удалось покемарить часа три. – Ребус собирался рассказать о том, как его чуть не арестовали на Шафтсбери-авеню, превратив эту историю в утренний анекдот, но в последний момент передумал. Веселые истории еще наверняка пригодятся им в будущем. – Кофе хотите?

Флайт покачал головой и взглянул на поднос с едой.

– Хотя… стаканчик апельсинового сока не помешает. – Ребус хотел было встать, но Флайт жестом приказал ему сидеть, поднялся, принес стакан, который и осушил залпом. Его глаза сузились. – Не иначе как из концентрата, – сказал он. – Лучше дайте-ка мне вашего кофе.

Ребус налил еще одну чашку.

– Видели? – спросил он, кивая в сторону углового столика. Флайт бросил взгляд в сторону бульварной газетки и улыбнулся.

– Да, они заинтересованы в этой истории не меньше нашего. Разница лишь в том, что от нас зависит дальнейшее развитие событий.

– Не уверен, что оно действительно зависит от нас…

Флайт взглянул на Ребуса, но промолчал, не спеша прихлебывая кофе.

– В одиннадцать часов в Отделе по расследованию убийств состоится совещание. Зная, что мы вряд ли туда попадем, я оставил Лейна командовать парадом. А он это дело любит.

– А что мы будем делать?

– Ну, мы могли бы поехать на реку Ли и опросить жильцов соседних домов. Или отправиться в магазин, где работала миссис Купер. – Лицо Ребуса не выразило особого энтузиазма. – Или я мог бы отвезти вас туда, где произошли три предыдущих убийства… – Ребус воодушевился. – Ладно, – сказал Флайт, – значит, экскурсия по местам преступлений. Допейте кофе, инспектор, впереди длинный день.

– Можно один вопрос? – проговорил Ребус, поднося чашку кофе ко рту. – Чем продиктовано такое повышенное внимание к моей персоне? Неужели вам интересно выступать в роли моего шофера? Или у вас нет дел поважнее?

Флайт внимательно изучил лицо Ребуса. Сказать ему правду или выдумать какую-нибудь историю? Он решил выдумать историю и неопределенно пожал плечами:

– Просто ввожу вас в курс дела, только и всего.

Ребус медленно кивнул, но Флайт понял, что тот не поверил ему.

Подойдя к машине, Ребус заглянул через заднее окно, ища плюшевого медведя.

– Я убил его, – сказал Флайт, отпирая водительскую дверцу. – Идеальное убийство.

– Ну а как там у вас в Эдинбурге?

Ребус знал, что Флайта интересует отнюдь не туристический Эдинбург, город замков и фестивалей. Его интересует криминальный Эдинбург, город, столь непохожий на Лондон.

– Ну… – начал Ребус, – у нас все еще большие проблемы с наркотиками, и ростовщики, похоже, в очередной раз берут реванш, но в остальном у нас на данный момент все спокойно.

– Но ведь именно у вас появился этот детоубийца несколько лет назад, – напомнил Флайт.

Ребус кивнул.

– И вы раскрыли это преступление.

Ребус никак не отреагировал на эти слова. Тогда они умудрились скрыть, что у преступника был личный мотив, а значит, его нельзя было отнести к серийным убийцам.

– Тысячи человеко-часов раскрыли это преступление, – бросил он.

– Начальство так не думает, – сказал Флайт, – они уверены, что вы – серийный гуру.

– Значит, они ошибаются, – отвечал Ребус, – я всего лишь сыщик, такой же, как и вы. И кого вы подразумеваете под словом «начальство»? Чья это была идея?

Флайт покачал головой:

– Я не вполне уверен. То есть… Этим занимались Лейн, старший суперинтендант Пирсон. Но я понятия не имею, кому пришла в голову мысль притащить вас сюда.

– Письмо было подписано Лейном, – сказал Ребус, осознавая, что на самом деле это ровным счетом ничего не значит.

Он наблюдал за пешеходами, снующими по тротуарам. Их автомобиль полз как черепаха. За полчаса им удалось преодолеть всего три мили. Дорожные работы, парковка в два, а то и в три ряда, непрерывная череда светофоров, пешеходных переходов и безумные маневры отчаявшихся водителей здорово осложняли движение. Флайт, казалось, прочел его мысли.

– Через пару минут мы выберемся отсюда, – сказал он. Ему не давали покоя слова, сказанные Ребусом: я всего лишь сыщик, такой же, как и вы. Но Ребусу удалось поймать детоубийцу, не так ли? И звание инспектора он заслужил именно благодаря материалам, собранным им по этому делу. Нет, Ребус просто скромничает, вот и все. А ты должен восхищаться им за это.

Через пару минут они, преодолев еще пятнадцать ярдов и выехав на небольшой перекресток, собрались свернуть в улочку со знаком «Проезд запрещен».

– Настало время немного похулиганить, – Флайт окинул улочку взглядом и резко повернул руль.

Вдоль одной стороны тротуара тянулись торговые ряды. Уличные торговцы оттачивали свое остроумие о равнодушие протекавшей мимо толпы. Никто не обращал ни малейшего внимания на машину, которая, нарушая все правила, ехала вниз по улице с односторонним движением, пока какой-то парень, тащивший тележку через проезжую часть, не перегородил им дорогу. В ту же минуту чей-то увесистый кулак постучал в окно со стороны водителя. Флайт опустил стекло, и в проеме появилась голова – круглая, неестественно розового цвета и к тому же совершенно лысая.

– Ты что задумал, чертов… – Слова застряли у парня в горле. – Ой, это вы, мистер Флайт… Не узнал вашу тачку.

– Привет, Арнольд, – тихо проговорил Флайт, внимательно наблюдая за медленным движением тележки, – как поживаешь?

Человек нервно рассмеялся:

– Я просто паинька, мистер Флайт.

Только тогда Флайт снизошел до того, чтобы повернуть голову в его сторону.

– Ну хорошо, – сказал он. Ребус никогда не думал, что эти два слова могут звучать столь угрожающе. – Продолжай в том же духе, – добавил Флайт, отъезжая.

Ребус вопросительно посмотрел на него, ожидая объяснений.

– Половые преступления, – сказал Флайт. – Оба раза дети. Психиатры говорят, что сейчас он в порядке, но я не уверен. В таких делах стопроцентной уверенности быть не может. Он работает здесь грузчиком вот уже несколько недель. Иногда подбрасывает мне кой-какие сведения. Вы же знаете, как это бывает.

Да уж, можно себе представить. Этот здоровенный детина был у Флайта в руках. Стоило ему только намекнуть кому-нибудь из торговцев о том, что он знает об Арнольде, тот не только потерял бы работу, но и получил бы хорошую взбучку. Может, он и вправду пришел в себя, став, как выражаются психиатры, «полноправным членом общества». Он заплатил за свои преступления и сейчас пытается встать на верный путь. И что? Полицейские, такие, как Флайт, например, и такие, как Ребус (что уж там скрывать!), теперь используют его прошлое против него, превращая его в доносчика.

– У меня около двух дюжин стукачей, – продолжал Флайт, – и конечно, не все такие, как Арнольд. Одни доносят из-за денег, другие – просто потому, что не могут держать рот на замке. Возможность дать важные сведения полиции помогает им возвыситься в собственных глазах, почувствовать, что они хоть что-то собой представляют. В таком месте, как это, просто пропадешь без надежной сети осведомителей.