355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иэн Рэнкин » Не на жизнь, а на смерть » Текст книги (страница 1)
Не на жизнь, а на смерть
  • Текст добавлен: 14 октября 2016, 23:36

Текст книги "Не на жизнь, а на смерть"


Автор книги: Иэн Рэнкин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Иэн Рэнкин
Не на жизнь, а на смерть

Стая голодных волков мерещится нам за спиной,

А наш настоящий враг носит овечью шкуру.

Малькольм Лаури. «Под вулканом»


Пролог

Она везет домой нож.

Она по собственному опыту знает, что этот момент – самый сокровенный.

Ее рука сжимает прохладную ручку ножа и вонзает его в горло по самую рукоять, пока рука не наталкивается на тело. Плоть ощущает плоть. Сначала жакет или шерстяной свитер, потом – хлопчатобумажная рубашка или майка, потом плоть. Нож раздирает тело, извиваясь, словно пойманный зверь. Ее рука и рукоятка ножа залиты кровью. (Другая рука закрывает рот, подавляя крики.)

И все-таки она чувствует голод. Это неправильно, непонятно, но это так. Она снимает кое-что из одежды; фактически снимает почти все, даже больше, чем необходимо. А затем она делает то, что должна сделать. Нож поворачивается в теле.

Она зажмуривается. Эта часть ей совсем не нравится; не нравилась ни тогда, ни сейчас. Но особенно тогда.

Наконец она впивается зубами в молочно-белый живот и сжимает челюсти, чтобы затем прошептать, как обычно, те же самые слова:

– Это просто игра.

Вечер. Воскресенье. В квартире Джорджа Флайта раздается телефонный звонок. А ведь воскресенье – это день благословенного отдыха: говядина с йоркширским пудингом, телевизор, кипа газет, сползающих с колен… Однако весь этот день Джорджа не покидало странное предчувствие. Даже в пивной, во время ланча, он не смог расслабиться – его глодали изнутри червячки беспокойства, крошечные слепые белые черви, вечно голодные, которых ничем не удавалось насытить. Знакомое ощущение, оно не в первый раз его преследует.

А потом ему достался третий приз в лотерее, которая разыгрывалась в пабе, – небольшое апельсиновое деревце в горшке и белый плюшевый медведь. Даже чертовы слепые черви – и те хохотали над ним, и тогда он окончательно уверился, что день добром не кончится.

А сейчас телефон звонит так настойчиво, словно дело идет о жизни и смерти. Словно плохие новости не могут подождать до завтра, пока не начнется его смена. Несомненно, он догадывался о том, что случилось. Ведь последнее время он только об этом и думал. Ему так не хотелось брать трубку. Но все же пришлось.

– Флайт слушает.

– Еще одна, сэр. Еще одна жертва. Опять Оборотень.

Флайт уставился на безмолвствующий экран. Передавали фрагменты вчерашнего матча чемпионата по регби. Здоровенные парни гонялись за нелепым мячом с таким видом, будто от этого зависела их жизнь. В конце концов, это просто дурацкая игра. Он усадил у телевизора свой идиотский приз, плюшевого медведя. И на кой черт он ему сдался?

– Ладно, – проговорил он, – где?

– …В конце концов, это просто игра.

Ребус усмехнулся и едва заметно кивнул англичанину, сидящему напротив него за столиком. Потом уставился в окно, будто бы не в силах оторваться от зрелища проносящихся мимо во тьме огней. Судя по тому, как привычно англичанин произнес эти слова, ему далеко не впервые в жизни приходится прибегать к подобному нехитрому утешению. Все дорогу от Эдинбурга англичанин был угрюмо молчалив, однако это не мешало ему то и дело вытягивать ноги, упираясь коленями в колени Ребуса и посягая таким образом на и без того тесное пространство под столиком. А пространство самого столика постепенно загромождалось банками из-под пива, неуклонно подползавшими к аккуратной стопочке газет и журналов, которые Ребус взял с собой в дорогу.

– Ваши билеты! – заорал контролер с другого конца вагона.

Обреченно вздохнув, Ребус полез за билетом – уже в третий раз с тех пор, как они сели в поезд. Хотелось бы знать, где удастся обнаружить проклятую бумажку? В Берике, например, Ребус был уверен, что билет находится в кармане рубашки, а он оказался в верхнем кармане пиджака. Потом в Дареме он искал его в пиджаке, в то время как тот таился под одним из журналов на столике. А теперь, десять минут спустя после остановки в Питерборо, билет каким-то загадочным образом перебрался в задний карман брюк. Ребус достал его и стал дожидаться контролера, как и положено законопослушному пассажиру.

Билет англичанина лежал там же, где и всегда, – под одной из пивных банок. Ребус кинул взгляд на заднюю страницу воскресной газеты, хотя каждое слово оттуда он уже успел выучить наизусть. Он держал ее на самом верху стопки, не иначе как из чувства злорадства, наслаждаясь огромными черными буквами заголовка – ШОТЛАНДЦЫ, ПРОЛИВШИЕ СВОЮ КРОВЬ[1]1
  «Шотландцы, пролившие свою кровь» – патриотическая песня шотландцев на слова Р. Бернса.


[Закрыть]
, – под которым рассказывалось о вчерашнем сражении за Кубок Калькутты на поле Мюррейфилд. Вот это была игра! Прямо скажем, зрелище не для слабонервных. Англичане продули со счетом 10:13, и теперь Ребус трясся в вечернем воскресном поезде, битком набитом разочарованными английскими болельщиками, направляющимися в Лондон.

Лондон. Не самое лучшее место в мире. Ребус вовсе не горел желанием навещать его почаще. Но на этот раз он отправился не в какую-нибудь там увеселительную поездку, а в сугубо деловую командировку, и, как представитель сыскной полиции графства Лотиан [2]2
  Лотиан – один из девяти административных районов Шотландии; столица Лотиана – Эдинбург


[Закрыть]
, он просто обязан показать себя с лучшей стороны. По этому поводу его шеф выразился весьма лаконично: «Смотри не облажайся, Джон».

Конечно, он постарается сделать все, что от него зависит, сознавая в то же время, что реально вряд ли сможет чем-то помочь. И если его готовность содействовать коллегам означает, что он должен носить чистую рубашку с галстуком, отполированные до зеркального блеска ботинки и солидный пиджак, что ж… Чему быть, того не миновать.

– Ваши билеты, пожалуйста.

Ребус протянул билет. Где-то там, в коридоре, на «ничьей земле» вагона-ресторана, расположенного между первым и вторым классами, несколько голосов принялись вдруг декламировать «Иерусалим» Блейка. Лицо англичанина, сидящего напротив Ребуса, озарила улыбка.

– Это просто игра, – сообщил он банкам из-под пива, громоздящимся на столике, – просто игра.

Поезд прибыл на вокзал Кингз-Кросс с пятиминутным опозданием, в пятнадцать минут двенадцатого. Спешить было некуда. Для него забронировали номер в отеле в центре Лондона – какая любезность со стороны столичной полиции! В кармане пиджака лежал список всевозможных указаний, в очередной раз присланных из Лондона. Он взял с собой совсем немного вещей, будучи уверен, что так называемой «любезности» лондонской полиции хватит ненадолго и он задержится здесь не более чем на два-три дня. За это время они поймут, что он вряд ли сможет оказать им существенную помощь в расследовании. Итак: один небольшой чемоданчик, спортивная сумка и портфель. В чемодане два костюма, ботинки, смена белья, несколько пар носков и две рубашки (с подобранными по цвету галстуками). В спортивной сумке – бритва и мыло, полотенце, две книжки в мягких обложках (одна наполовину прочитанная), дорожный будильник, фотоаппарат со вспышкой и запасной пленкой, футболка, складной зонтик, солнечные очки, транзистор, дневник, Библия, пузырек с парацетамолом и еще один пузырек, аккуратно завернутый в футболку, – с отличным виски «Исли».

Самое необходимое, одним словом. В портфеле лежала бумага для записей, несколько ручек, диктофон, чистые кассеты, ранее записанные кассеты и внушительное досье с ксерокопиями документов из лондонской полиции, вырезками из газет и цветными фотографиями 20 на 25, подшитыми в папку на кольцах. Папка была помечена одним-единственным словом: ОБОРОТЕНЬ.

Ребус не торопился. Вся ночь, а точнее, то, что от нее осталось, была в его распоряжении. В понедельник в десять утра он должен присутствовать на совещании, но эту ночь в столице он мог провести как ему заблагорассудится. Он решил, что предпочтет провести ее в номере отеля. Дождавшись, пока остальные пассажиры покинут поезд, он достал сумку и портфель с багажной полки и прошел к дверям вагона, между которыми была еще одна багажная полка, на которой лежал его чемодан.

Выбравшись на платформу, он остановился на минутку и глубоко вдохнул. Пахло совсем не так, как обычно пахнет на вокзале (а особенно на таком, как Уэверли-Стейшн в Эдинбурге). Здесь не было привычного зловония, и все же здешняя вокзальная атмосфера показалась Ребусу слегка застоявшейся и закисшей. Неожиданно и он почувствовал, что скисает. Но был еще какой-то неуловимый запах, носившийся в воздухе, – сладковатый и в то же время отталкивающий. Он никак не мог понять, о чем напомнил ему этот запах.

В вестибюле вокзала, вместо того чтобы направиться к метро, Ребус завернул в книжную лавочку. Там он купил путеводитель по Лондону и сунул его в портфель. В продаже уже появились утренние газеты, но он проигнорировал их. Сейчас все-таки еще не понедельник, а воскресенье – день, который положено посвятить Богу. Возможно, именно поэтому он захватил с собой Библию. Хотя он не появлялся в церкви вот уже несколько недель… или месяцев. С тех пор, как однажды зашел в собор на Палмерстон-Плейс. Неплохое место, чистое и светлое, но… Слишком далеко от дома, чтобы наведываться туда регулярно. Ребус по старой привычке не доверял массовым организованным действам. С годами это чувство только укрепилось. К тому же он был голоден. Неплохо бы перекусить по дороге к отелю…

Он прошел мимо двух женщин, которые о чем-то оживленно болтали.

– Я услышала об этом по радио буквально двадцать минут назад.

– Он еще кого-то прикончил, правда?

– По крайней мере, так они говорят.

Одна из женщин поежилась.

– Даже подумать об этом страшно. А они уверены, что это он?

– Не совсем, но мы-то знаем, правда?

То-то и оно: истину не скроешь. Так что Ребус прибыл как раз вовремя, чтобы распутать очередной клубок. Еще одно убийство; всего, значит, четыре. Четыре убийства за три месяца. Этот парень, убийца, которого они прозвали Оборотнем, даром времени не теряет. Они прозвали его Оборотнем и написали письмо шефу Ребуса. Нам нужен ваш человек, сообщили они. Посмотрим, что он сможет делать. И тогда шеф, старший суперинтендант Уотсон, передал ему письмо.

– Ты бы взял с собой парочку серебряных пуль, Джон, – сказал он. – Похоже, что ты – их единственная надежда. – Он хмыкнул, сознавая так же ясно, как Ребус, что от того будет мало толку.

Ребус молча покусывал верхнюю губу, сидя напротив начальника. Конечно, он приложит максимум усилий. Он сделает все, что от него зависит. Пока они не убедятся в его непригодности и не отошлют домой.

«Даже если поездка в Лондон не принесет пользы, она даст нам шанс хоть немного отдохнуть друг от друга», – мрачно подумал Ребус.

– Даже если поездка в Лондон не принесет пользы, она даст нам шанс хоть немного отдохнуть друг от друга, – саркастически произнес Уотсон.

Старшего суперинтенданта, уроженца Абердина, прозвали Фермером Уотсоном. Смысл этого прозвища был понятен каждому нижестоящему офицеру эдинбургской полиции. Но как-то раз Ребус, будучи в небольшом подпитии, назвал его так прямо в глаза и с того момента обнаружил, что круг его обязанностей несколько расширился за счет убийственной рутины: кучи бумажной работы, неподобающих его званию слежек, учебных семинаров.

Учебные семинары! Что ж, по крайней мере, Уотсон не был лишен чувства юмора. Последний, к примеру, назывался «Старший офицер как руководитель и наставник». Это был тихий ужас – вся эта психология, как надо относиться к младшим офицерам, как подключать их к работе, как пробуждать их интерес, как устанавливать с ними контакт. Ребус вернулся в участок и попробовал применить полученные знания на практике: целый день возбуждал интерес и культивировал творческие отношения. В конце дня к нему подошел один из офицеров и с улыбкой похлопал по спине:

– Чертовски трудная работенка, а, Джон? Но мне понравилось.

– Убери свою грязную лапу с моей спины, – огрызнулся Ребус, – и не смей называть меня «Джон».

У офицера отвисла челюсть.

– Но ты же сам говорил… – начал он, но так и не закончил фразы. Праздник завершился. Ребус попробовал себя в роли наставника. Попробовал и возненавидел это дело.

Спускаясь по лестнице в метро, он остановился, плюхнул на ступеньку чемодан и портфель, открыл спортивную сумку и, достав из нее транзистор, приложил его к уху, другой рукой пытаясь настроиться на нужную волну. Наконец он поймал сводку новостей и начал слушать, глядя на пробегавших мимо него людей. Некоторые оборачивались, чтобы поглазеть на него, но большинство даже не смотрело в его сторону. Услышав то, что ему было нужно, Ребус выключил приемник и швырнул его обратно в сумку. Потом он расстегнул портфель и достал путеводитель. Пролистывая страницы с перечнем улиц, он начал постепенно осознавать, что Лондон – это огромный город. Огромный и густонаселенный. Что-то около десяти миллионов, так? Всего-навсего две Шотландии. Даже подумать страшно. Десять миллионов душ.

– Десять миллионов плюс одна, – пробурчал Ребус, найдя наконец название, которое он так долго искал.

Комната ужасов

– Не самое приятное в мире зрелище.

Оглянувшись вокруг, инспектор Джордж Флайт попытался понять, что имел в виду сержант – само тело или место преступления. Отдавая должное Оборотню, необходимо отметить, что тот не был особенно привередлив в отношении окружающей обстановки. На этот раз убийство было совершено на берегу реки. Хотя, если честно, Флайт никогда не думал о Ли как о реке. Это скорее напоминало свалку: сюда свозили сломанные тележки из супермаркетов. Один берег грязноватой холодной речушки был заболочен, а другой застроен приземистыми производственными постройками. Вероятно, если идти вдоль Ли от Темзы, можно добраться аж до самого Эдмонтона, а то и дальше: узенькая речушка несла свои черные воды из восточной части Центрального Лондона на север столицы и за ее пределы. Подавляющее большинство лондонцев и не подозревало о ее существовании.

Однако Джорджу Флайту было прекрасно известно о ней. Он вырос в районе Тоттенхэм-Хейл, неподалеку от Ли. Его отец ловил рыбу между шлюзами Стоунбридж и Тоттенхэм. Когда Флайт был мальчишкой, он играл в футбол на болотах, втихаря покуривал с приятелями, прячась в высокой траве, неумело развешивал белье, борясь с налетающим на пустоши ветром, как раз напротив того места, где он сейчас стоял.

Флайт прошел по тропе вдоль берега. Теплыми воскресными вечерами здесь обычно толкся народ. Вдоль берега реки стояли пивные, и приятно было, выйдя на улицу с кружечкой пива в руках, наблюдать за проплывающими мимо судами. Но по ночам только самые отчаянные и храбрые или же пьяные до чертиков рискнули бы пройти по этой тихой и слабоосвещенной дороге. Отчаянные, храбрые и пьяные… И, естественно, местные жители. Джин Купер была местной жительницей. Расставшись с мужем, она поселилась вместе с сестрой в относительно новом небольшом домике у реки. Она работала в винном магазинчике на Ли-Бридж-роуд. Ее рабочий день заканчивался в семь вечера. Дорога вдоль берега реки была для нее кратчайшим путем домой.

Ее тело было обнаружено в девять сорок пять двумя молодыми людьми, направлявшимися в одну из пивных. Они выбежали на дорогу и остановили полицейскую машину. Дальнейшие события развивались в обычном порядке. Прибыл медицинский эксперт. Его встретили детективы из полицейского участка Стоук-Ньюингтона, которые в свою очередь, оценив modus operandi[3]3
  Здесь: способ совершения преступления (лат.)


[Закрыть]
, связались с Флайтом.

Когда он появился на месте происшествия, все уже были заняты своим делом и страшно суетились. Тело жертвы было опознано, жители ближайших домов допрошены, даже сестра жертвы уже была найдена. Группа полицейских беседовала с судмедэкспертами. Территорию вокруг тела огородили, натянув специальную ленту, и, чтобы проникнуть внутрь, нужно было сперва прикрыть волосы и натянуть на ноги полиэтиленовые пакеты. Двое фотографов делали снимки, используя осветительную аппаратуру, подключенную к переносному генератору. Рядом с генератором стоял микроавтобус, в котором сидел еще один фотограф, пытаясь вытащить из видеокамеры застрявшую пленку.

– Все эта чертова дешевая пленка, – проворчал он, – когда покупаешь, кажется, что сэкономил, а потом выясняется, что где-нибудь посередине она или перекручена, или искорежена.

– Так не покупай по дешевке, – посоветовал Флайт.

– Спасибо, Шерлок, – съязвил фотограф, понося на чем свет стоит дешевую пленку, продавца и его киоск на Брик-Лейн. Ведь он буквально только что ее купил.

Между тем судмедэксперты, обсудив детали нападения, приблизились к телу и, вооружившись липкой лентой, ножницами и кипой больших полиэтиленовых пакетов, принялись с величайшей осторожностью снимать образцы волос и волокон. Флайт стоял чуть поодаль, наблюдая за ними. В слепяще-белом свете переносной осветительной аппаратуры все происходящее походило на некое зловещее театральное действо, которое разыгрывалось перед застывшим в кромешной тьме Флайтом. Боже правый, каким же терпением надо обладать для подобной работы! Все следует сделать по правилам и при этом не упустить ни единой детали. Флайт даже не успел осмотреть тело. Его черед еще не настал. И возможно, еще не скоро настанет.

Из полицейского «форда-сьерра», припаркованного на Ли-Бридж-роуд, доносились приглушенные рыдания. На заднем сиденье машины женщина-констебль пыталась утешить сестру Джин Купер, уговаривая ее выпить горячего чая с сахаром. Та только-только начинала осознавать, что сестры больше нет. Но Флайт понимал, что это еще не самое страшное: хуже всего ей придется в морге при опознании тела сестры.

С опознанием Джин Купер проблем не будет. Ее сумочка, на первый взгляд не тронутая, валялась чуть поодаль на дороге. Там оказались какие-то письма и ключи от дома с биркой, на которой был написан адрес. Флайту не давали покоя эти ключи. Как это глупо, подумал он, привешивать к ключам свой адрес. Хотя какое это теперь имеет значение. Коль скоро преступление свершилось, его уже нельзя предотвратить. Опять возобновился плач, постепенно переходящий в жалобный вой, поднимавшийся прямо в пылающее оранжевое небо, низко нависшее над болотами и рекой Ли.

Флайт бросил взгляд в сторону тела, а затем решительно зашагал по той тропе, которой накануне прошла Джин Купер, свернув с Ли-Бридж-роуд. Она не успела пройти и пятидесяти ярдов, как на нее напали. Пятьдесят ярдов в сторону от оживленной, ярко освещенной магистрали и менее двадцати – до начала ряда домов. Но этот участок пути в темное время суток освещался только уличным фонарем, давно уже выведенным из строя (может, теперь муниципалитет расстарается и починит его), и рассеянным светом из окон квартир. А темнота, как известно, лучший друг злоумышленника. Идеальный сообщник для самого отвратительного преступления.

У него еще не было стопроцентной уверенности, что убийство – дело рук Оборотня; пока утверждать это рановато. Однако он нутром это чувствовал. Местность вполне подходящая. Колотые раны на теле жертвы выдают почерк преступника. И еще одно: Оборотень не дает о себе знать уже почти три недели. Три недели, в течение которых его след успел остыть, словно мутные воды реки Ли. Но теперь он снова рискнул, нанеся удар поздним вечером, а не ночью, как это бывало раньше. Он мог попасться кому-то на глаза. Из-за необходимости быстро скрыться он мог оставить улику. Господи, сделай так, чтобы он оставил хоть одну зацепку! Флайт погладил себя по животу. Червячки притихли; должно быть, растворились в желудочной кислоте. Он вдруг почувствовал себя хорошо и спокойно – в первый раз за последние несколько дней.

– Простите… – раздался чей-то приглушенный голос, и Флайт посторонился, чтобы пропустить двух аквалангистов, вооруженных мощными фонариками. Не хотел бы я оказаться на месте этих ребят, подумал Флайт. Вода в реке была темная, грязная, леденяще-холодная и по консистенции напоминала суп. Но сейчас в ней придется покопаться. Если убийца случайно что-то туда обронил или бросил нож, его необходимо найти, и как можно быстрее, потому что к началу дня любая улика будет погребена под слоем ила или принесенного течением мусора. Так что время поджимает. Именно по этой причине, едва узнав об очередном убийстве, Флайт, еще до того, как отправиться на место преступления, сразу же дал команду начать расследование. Жена, прощаясь, погладила его по руке: «Постарайся не задерживаться». Но оба они знали, что эти слова бессмысленны – всего лишь привычный ритуал.

Он наблюдал за тем, как первый аквалангист погрузился в воду, завороженный сиянием, исходящим от его фонарика. Второй аквалангист последовал за ним и тоже исчез из поля зрения. Флайт посмотрел на небо. Прямо над ним висела тяжелая пухлая туча. Утром обещали дождь. Дождь смоет следы, волокна, пятна крови и волосы, смешав их с грязью на тропинке. Если они успеют завершить работу до наступления дождя, то им не придется прибегать к помощи пластиковых тентов.

– Джордж!

Флайт обернулся: к нему приближался человек – лет пятидесяти, высокий, с мертвенно-бледным лицом, озаренным широкой ухмылкой – настолько широкой, насколько позволяло его узкое лицо. В левой руке он сжимал объемистую черную сумку, а правую протягивал Флайту для приветствия. Рядом с ним шагала эффектная женщина приблизительно одних лет с Флайтом. На самом деле, если ему не изменяла память, она была моложе его ровно на месяц и один день. Ее звали Изабель Пенни, и она являлась, мягко выражаясь, «ассистенткой» и «секретарем» бледнолицего. Тот факт, что они спали вместе в течение последних восьми или девяти лет, никем и никогда не обсуждался, хотя это не мешало Изабель посвящать Флайта во все подробности их интимной жизни только на том основании, что они когда-то учились вместе в школе и с тех пор поддерживали дружеские отношения.

– Привет, Филип, – сказал Флайт, пожимая руку патологоанатому.

Филип Казнс был не просто патологоанатомом Департамента внутренних дел; он был лучшим патологоанатомом в департаменте, чья безупречная репутация за двадцать пять лет работы, по сведениям Флайта, не была подмочена ни единым опрометчивым шагом. Его наблюдательность, внимание к деталям и упорство помогли ему раскрыть или способствовать раскрытию не одного десятка убийств – от удушения в Стритхеме до отравления члена правительства в Вест-Индии. Те, кто не знал его, полагали, что он выглядит весьма зловеще – мертвенно-бледное лицо, темно-синий костюм… Они и не догадывались о его потрясающем чувстве юмора, доброте или о том, как он буквально завораживал студентов-медиков своими лекциями, пользовавшимися огромной популярностью. Флайту довелось присутствовать на одной из них – что-то по поводу атеросклероза, и, сказать по правде, никогда в жизни он так не веселился.

– А я-то думал, что вы в Африке, – проговорил он, приветствуя Изабель дружеским поцелуем в щеку.

Казнс вздохнул:

– Так оно и было, но Пенни вдруг заскучала по дому. – Он всегда звал ее только по фамилии.

В ответ она игриво хлопнула его по руке.

– Врунишка! – и обратила на Флайта взгляд своих бледно-голубых глаз. – Это все он, – добавила она, – жить не может без своих трупов. У нас впервые в жизни выдался нормальный отпуск. И то ему стало скучно! Представляешь, Джордж?

Флайт улыбнулся и покачал головой:

– Я рад, что вы по крайней мере попытались. Похоже, здесь еще одна жертва Оборотня.

Казнс взглянул через плечо Флайта. Фотографы до сих пор делали снимки, а эксперты копошились вокруг трупа, похожие на мух, облепивших мертвое тело. Казнсу довелось осматривать три предыдущие жертвы Оборотня, и такого рода опыт мог бы сейчас помочь. И не только потому, что он знал, на что в первую очередь обратить внимание, какие именно действия были характерны для Оборотня; он мог также заметить какие-то новые детали, что-то, позволяющее сделать вывод об изменении способа убийства; скажем, о выборе другого орудия преступления или изменении угла, под которым был нанесен удар.

Что касается Флайта, для него психологический портрет Оборотня складывался постепенно, из крошечных деталей, но именно Казнс мог дать точный ответ, как эти детали стыкуются друг с другом.

– Инспектор Флайт?

– Да?

К нему приближался человек в твидовом пиджаке и с бесчисленным количеством сумок в руках. За ним по пятам следовал констебль. Человек в твидовом пиджаке поставил сумки на землю и представился:

– Джон Ребус. – Лицо Флайта осталось непроницаемым. – Инспектор Ребус. – Вперед выдвинулась рука, и Флайт принял ее, почувствовав крепкую хватку незнакомца.

– Ах, ну да, – сказал он, – вы только что прибыли, верно? – Он бросил многозначительный взгляд на сумки. – Мы ждали вас не ранее чем завтра, инспектор.

– Прямо на вокзале я услышал по радио… – Ребус кивнул в сторону освещенной площадки. – Так что я подумал: будет лучше, если я приеду сразу, не теряя времени.

Флайт кивнул, напустив на себя деловой вид. На самом деле он пытался выиграть время, продираясь сквозь дебри тяжеловесного шотландского акцента. Один из судмедэкспертов поднялся с корточек и подошел к ним.

– Здравствуйте, доктор Казнс, – сказал он, прежде чем обернуться к Флайту. – Мы тут уже закончили, так что если доктор Казнс хочет… – Флайт взглянул на Филипа. Тот важно кивнул:

– Идем, Пенни.

Флайт собрался было последовать за ними, но тут вспомнил о вновь прибывшем. Он опять обернулся к нему, скользнув взглядом по его лицу и нелепому простоватому пиджаку. Ребус был похож на героя глупого телесериала про детективов. Сказать по правде, он совсем не вписывался в общую картину происшествия на этой столичной дороге в непроницаемой мгле.

– Хотите взглянуть? – великодушно предложил Флайт. Ребус энергично закивал. – Ладно, можете оставить ваши сумки прямо здесь.

Они зашагали вперед, вслед за Казнсом и Изабель.

– Доктор Филип Казнс, – показал Флайт, – возможно, вы слышали о нем.

Ребус медленно покачал головой. Флайт посмотрел на него с таким видом, будто тот встретил на улице Королеву-Мать и не узнал ее.

– О, – холодно промолвил он. А затем, показав на Изабель, добавил: – А это Изабель Пенни, ассистентка доктора Казнса.

Услышав собственное имя, Изабель с улыбкой повернула голову. От своего спутника она отличалась как солнце от ущербного месяца. У нее было привлекательное лицо: круглое, по-детски наивное, с нежным румянцем на щеках. Высокая, но хорошо сложенная – отец Ребуса назвал бы ее «голенастой». К тому же, не в пример Казнсу, она могла похвастаться здоровым цветом лица. Ребус не мог припомнить, чтобы ему когда-нибудь доводилось видеть патологоанатома со здоровым цветом лица. Он полагал, что все дело в искусственном освещении, при котором они проводят большую часть рабочего времени.

Они подошли к телу. Первое, что успел заметить Ребус, был нацеленный на него глаз видеокамеры, которая через мгновение вновь сфокусировалась на трупе. Флайт беседовал с одним из судмедэкспертов. Оба, не глядя друг на друга, сосредоточенно изучали полоски клейкой ленты, с помощью которой обследовали тело.

– Да, – говорил Флайт, – пока не нужно посылать это в лабораторию. Мы сделаем новое исследование в морге.

Человек кивнул и удалился. Со стороны реки послышался шум. Ребус обернулся и увидел, как на поверхности воды появился аквалангист, оглянулся вокруг и снова нырнул. Ребус знал место, подобное этому, в Эдинбурге – река, протекающая в восточной части города, петляющая между парками, пивоварнями и пустырями. Как-то раз ему довелось расследовать там убийство – у самой воды, под мостом, было обнаружено тело бродяги со следами жестоких побоев. Найти убийцу не составило труда: им оказался другой бродяга. Не поделили жестянку с сидром. Суд вынес решение о непредумышленном убийстве. Но на самом-то деле это было убийство более чем умышленное – совершенное с особой жестокостью. Ребус так и не смог забыть о том несчастном.

– Думаю, нам надо, не теряя времени даром, обернуть ей руки, – заявил доктор Казнс хорошо поставленным голосом сотрудника Департамента внутренних дел. – В морге я хорошенько их рассмотрю.

– Неплохая идея, – сказал Флайт, отправившись за дополнительной порцией полиэтиленовых пакетов.

Ребус наблюдал за работой патологоанатома. Тот вытащил диктофон и время от времени что-то в него наговаривал. Изабель Пенни достала альбом и принялась зарисовывать тело.

– Скорее всего, бедняжка умерла еще до того, как упала на землю, – говорил доктор Казнс, – следы ушибов незначительны. На мой взгляд, она умерла именно на этом месте. Об этом свидетельствует характер следов трупного окоченения.

К тому времени, когда Флайт вернулся с пакетами, Казнс измерил температуру воздуха и температуру тела. Ребус рассеянно наблюдал за действиями патологоанатома. Тропа, на которой они стояли, была длинной и достаточно прямой. Это значило, что убийца непременно заметил бы любого приближавшегося к нему прохожего. А поскольку рядом есть жилые дома и пролегает основное шоссе, крики жертвы наверняка кто-нибудь да слышал. Завтра предстоит опросить жильцов всех домов в округе. На дороге, где было найдено тело, валялся всякий мусор: ржавые консервные банки, пакеты, бумажки, поблекшие обрывки газет. В реке тоже плавал мусор, в том числе и ярко-красная ручка от тележки из супермаркета. В это время вынырнул другой аквалангист, и его голова и плечи закачались над водой. На мосту, там, где реку пересекало шоссе, собрались зеваки, пялившиеся на освещенную площадку. Полицейские пытались оттеснить их, чтобы освободить как можно больше места для оперативной работы.

– Судя по следам грязи на ногах и ушибам, – продолжал доктор, – можно утверждать, что жертва сама упала на землю или ее толкнули лицом вниз. И только потом ее перевернули… – Голос Казнса звучал ровно и безучастно.

Ребус несколько раз глубоко вздохнул и решил, что и так слишком долго оттягивал неизбежное. Он приехал в Лондон исключительно по доброй воле, однако вовсе не ради собственного удовольствия. Но уже поскольку он здесь очутился, было бы глупо не воспользоваться случаем и самому не осмотреть тело. Он отвернулся от реки, аквалангистов, зевак, полицейских, охранявших место преступления. Он отвернулся и от своего багажа, брошенного прямо посреди дороги, и сосредоточил внимание на жертве.

Она лежала на спине с вытянутыми вдоль тела руками и сдвинутыми ногами. Ее колготки и панталоны были спущены до колен, но юбка не задрана, хотя Ребус заметил, что сзади она слегка поддернута. Яркая спортивная куртка была расстегнута, блузка разорвана, но лифчик остался цел. Длинные прямые черные волосы разметались, открывая большие серьги в виде колец. Возможно, женщина была красива несколько лет назад, но время прошлось по ней, уничтожив все следы привлекательности. Убийца довершил работу времени. Лицо и волосы были перепачканы кровью, вытекшей из рваной раны на ее горле. Откуда-то из-под юбки тоже сочилась кровь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю