Текст книги "Стоя в чужой могиле"

Автор книги: Иэн Рэнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Иэн Рэнкин
Стоя в чужой могиле

Покойся с миром, Джеки Левен

Пролог

I

От могилы он отошел подальше.

Его отделял от нее сомкнутые ряды провожающих. Тех, кто нес гроб, позвали вперед. Не поименно, а сколько их было: шесть человек, начиная с сына покойного. Дождь еще толком не начался, но был неизбежен. Кладбище это открыли совсем недавно, и располагалось оно на юго-восточной окраине. Он пропустил церковную службу, как собирался пропустить выпивку с сэндвичами, и разглядывал затылки, сутулые плечи, слышал всхлипы и покашливание. Некоторых он знал, но вряд ли многих. Двое скорбевших чуть расступились, и он мельком увидел могилу. Края были застланы зеленой материей, словно для того, чтобы скрыть жестокую сущность происходящего. Звучали какие-то слова, но разобрать удавалось не все. О раке молчали. «Неумолимый рок забрал у нас Джимми Уоллеса, оставив вдову, троих детей и пятерых внуков…» Эти внуки сейчас, должно быть, стояли где-то впереди, и большинство из них уже достаточно выросли, чтобы понять, что стряслось. Их бабушка лишь раз издала скорбный вопль, и теперь ее утешали.

Господи боже, как же ему хотелось курить.

Хорошо ли он знал Джимми Уоллеса? Он не видел его года четыре, но лет десять или больше тому назад они работали с ним в одном участке. Уоллес был не сыщик – обычный полицейский, но из тех, с кем и поговоришь, и договоришься. Шутки, слухи, иногда обрывки полезной информации. Шесть лет назад Джимми ушел на покой, и приблизительно тогда же ему поставили этот диагноз, затем последовала химиотерапия, и он облысел.

«Нес крест, не унывая, – как всегда…»

Оно, возможно, и так, но все же лучше быть несчастным, зато живым. Он ощущал в кармане пачку сигарет и знал, что может отойти на несколько ярдов, даже укрыться за деревом и там щелкнуть зажигалкой. Он вспомнил школьные годы, как прятался от директора за парковочным гаражом для велосипедов. Туда иногда наведывались учителя и просили прикурить или сигарету, а то и целую пачку отбирали, черт бы их взял.

«Человек, хорошо известный в округе…»

В том числе преступникам, которых сажал. Может, кто-то из стариков пришел отдать дань. Гроб начали опускать в могилу, и всхлип повторился – вдова или кто-то из дочерей. Через несколько минут все кончилось. Он знал, что где-то поблизости притаился экскаватор, который выкопал яму, а теперь должен снова ее засыпать. Земляной холмик тоже был прикрыт зеленой материей. Все со вкусом. Большинство провожавших поспешило прочь. Человек с морщинистым и навсегда опечаленным лицом, державший руки в карманах черного шерстяного пальто, подошел к нему и кивнул.

– Джон, – произнес он.

– Томми, – кивнул в ответ Ребус.

– Скоро, глядишь, и наш черед?

– Еще покувыркаемся.

Они направились к воротам кладбища.

– Тебя подвезти?

Ребус помотал головой:

– Я на машине.

– Всюду пробки – черт знает что, как всегда.

Ребус предложил сигарету, но Томми Бимиш сказал, что бросил курить два года назад.

– Доктор предупредил, что курение замедляет рост.

Ребус закурил и глубоко затянулся.

– Ты давно уволился? – спросил он.

– Двенадцать лет с хвостиком. Я везунчик. Слишком много таких, как Джимми, – не успеешь получить золотые часики, как ложишься на стол прозектора.

– Веселая перспектива.

– Ты поэтому продолжаешь работать? Я слышал, ты теперь занимаешься висяками?

Ребус неторопливо кивнул. Они почти дошли до ворот. Первые машины уже проезжали мимо: члены семьи в черном, глаза устремлены на дорогу. Он понятия не имел, о чем еще говорить с Бимишем. Разные звания, разные участки. Он попытался вспомнить имена коллег, которых, возможно, они оба знали.

– Ну что ж…

Очевидно, Бимиш испытывал те же трудности. Он протянул руку:

– До встречи?

– Только не в деревянном костюме.

Бимиш, фыркнув, ушел; дождь усилился, и он поднял воротник. Ребус загасил сигарету о подошву, немного выждал и зашагал к своей машине.

Движение в Эдинбурге действительно было сплошным кошмаром. Временные светофоры, перекрытия дорог, объезды. Повсюду длинные ряды габаритных огней. Все это было вызвано в основном строительством одной-единственной трамвайной линии между аэропортом и центром. Остановившись в очередной раз, Ребус проверил, нет ли на телефоне сообщений, – их не было, и он не удивился. Ничего срочного: он занимался давно забытыми жертвами убийств. В портфеле отдела по расследованию нераскрытых преступлений было всего одиннадцать дел. Самое первое относилось к 1966 году, а самое последнее – к 2002-му. Если жертвы покоились в могилах, Ребус их навещал. Случалось, что друзья и близкие оставляли цветы, и Ребус переписывал в записную книжку и добавлял в дело все имена с карточек. Зачем – он и сам не знал. Он включил проигрыватель компакт-дисков, и из динамиков полился голос Джеки Левена [1]1
  Джеки Левен(1950–2011) – шотландский исполнитель и автор песен, строки из которых предваряют каждую часть романа. (Здесь и далее примеч. перев., кроме особо оговоренных случаев.)


[Закрыть] – низкий, грудной. Тот пел о человеке, стоящем в чужой могиле. Ребус прищурился. На миг он мысленно вернулся на кладбище, где еще недавно довольствовался видом незнакомых плеч и затылков. Он потянулся к пассажирскому сиденью и изловчился вытащить из футляра буклет с текстом песни. Она называлась «Чужой ливень». Об этом и пел Джеки: о человеке, стоящем в потоках чужого ливня.

«В ливне… В могиле… – пробормотал Ребус. – Пора проверить слух». Джеки Левен тоже умер. Он был примерно на год моложе Ребуса. Оба они были родом из Файфа. [2]2
  Файф – одна из 32 областей Шотландии.


[Закрыть]Интересно, подумал Ребус, играла ли когда-нибудь его школа в футбол против школы Джеки – почти единственная возможность встретиться для учеников разных школ. Впрочем, это не имело значения: Ребуса никогда не брали в первый состав. Ему поручали разогревать трибуны, впадавшие в ступор, когда их команда теряла мяч, пропускала гол или подвергалась оскорблениям.

– «И стоишь себе в ливне какого-нибудь урода», – сказал он вслух.

Ему посигналили из машины сзади. Ее водитель спешил. Его ждали встречи, он подводил важных людей. Мир обрушится и сгорит, если эта пробка не рассосется. Ребус прикинул, сколько часов своей жизни он потратил на стояние в пробках. Или на засады. На заполнение всевозможных бланков, заявок, ведомостей. Телефон звякнул: пришло сообщение от шефа: «По-моему, ты обещал быть в три!»

Ребус посмотрел на часы: было пять минут четвертого. В конторе он появится минут через двадцать. В былые времена ему бы дали сирену с проблесковым маячком. Он мог бы выехать на встречку, веря в свою счастливую звезду, которая не даст ему оказаться в больнице. Но теперь у него не осталось даже приличного удостоверения, потому что он больше не полицейский. Он вышел в отставку и стал штатским сотрудником территориальной полиции Лотиан и Границы. [3]3
  Лотиан и Границы – название областей в Южной Шотландии.


[Закрыть]Его шеф остался единственным действующим полицейским в отделе и был далеко не в восторге от своей должности – что за удовольствие нянчиться со стариками. Его также не радовало совещание, назначенное на три часа, и опоздание Ребуса.

«Что за спешка?» – ответил Ребус, нарочно досаждая шефу. Потом он снова включил ту же песню. Джеки Левен, казалось, так и стоял в чужой могиле.

Как будто мало дождя…

II

Он снял пальто, с которого сразу закапало, и повесил на дальний крючок.

– Вот спасибо, что пришел, – сказал Коуэн.

– Извини, Дэнни.

– Дэниел, – поправил тот.

– Прости, Дэн.

Коуэн сидел на столе, и его ноги немного не доставали до пола; над черными сияющими кожаными туфлями виднелись красные узорчатые носки. Он держал в нижнем ящике щетку и крем для обуви. Ребус знал об этом, потому что однажды, когда Коуэна не было в кабинете, открыл этот ящик, предварительно изучив содержимое двух верхних.

«Что ты ищешь?» – спросила тогда Элейн Робисон.

«Улики», – ответил ей Ребус.

Сейчас Робисон протягивала ему кружку кофе.

– Как дела? – спросила она.

– Я был на похоронах, – ответил Ребус, поднося кружку ко рту.

– Может быть, начнем? – оборвал их Коуэн.

Ему не шел серый костюм. Подплечники казались слишком высокими, а лацканы – слишком широкими. Он раздраженно пригладил пятерней волосы.

Ребус и Робисон сели рядом с Питером Блиссом, который страдал одышкой, даже когда сидел и ничего не делал. Хрипел он, правда, и двадцать лет назад, а может, и все сорок. Он был немного старше Ребуса и служил в полиции дольше всех присутствующих. Он восседал, сцепив руки на необъятном животе и словно бросая миру вызов: а ну-ка, покажи мне что-то новенькое. Он всяко повидал в жизни немало таких, как сержант уголовной полиции Дэниел Коуэн, о чем и сообщил Ребусу в первый день его работы в участке: «Думает, что он выше. Мол, слишком хорош, и начальство знает об этом, а потому и задвинуло его сюда, чтобы сбить с него спесь».

Перед отставкой Блисс дослужился до инспектора уголовной полиции – такую же должность занимал Ребус. Элейн Робисон была детективом-констеблем и объясняла свою неуспешную карьеру тем, что главным для нее всегда была семья.

«Ну и правильно», – говорил ей Ребус, добавляя (когда уже проработал с ней несколько недель), что его собственный брак проиграл битву чуть ли не сразу.

Робисон недавно исполнилось пятьдесят. Ее сын и дочь уже покинули дом – закончили колледжи и уехали на юг искать работу. На ее столе в рамочках стояли их портреты рядом с фотографиями самой Робисон – посреди моста Сидни-Харбор [4]4
  Сидни-Харбор – самый большой мост в Сиднее и один из самых больших стальных арочных мостов в мире.


[Закрыть]и за штурвалом аэроплана. Она недавно начала красить волосы, и Ребус не видел в этом ничего предосудительного. Даже с сединой она бы выглядела лет на десять моложе своего возраста и вполне могла сойти за тридцатипятилетнюю – ровесницу Коуэна.

Ребус решил, что Коуэн нарочно расставил стулья так, а не иначе. Они сидели в ряд против его стола, так что им всем приходилось на него смотреть.

– Ты что, Дэнни, эти носки на спор надел? – спросил Ребус, глядя на Коуэна поверх кружки.

Тот отмахнулся с натянутой улыбкой:

– Скажи-ка, Джон, слухи не врут? Хочешь восстановиться?

Он замолчал в ожидании реакции Ребуса. Пенсионный возраст недавно повысили, а это означало, что уволенные ровесники Ребуса могли вернуться на службу.

– Дело в том, что за характеристикой обратятся ко мне, – продолжил Коуэн, чуть подавшись вперед. – Твои успехи таковы, что лестного отзыва не жди.

– Я тебе все равно дам автограф.

Трудно было сказать, то ли хрипы Питера Блисса сменили тональность, то ли он давился от смеха. Робисон потупила взор и улыбнулась. Коуэн медленно покачал головой.

– Позвольте напомнить всем вам, – тихо сказал он, – что существование нашего отдела под угрозой. И если его закроют, то в лоно святой церкви примут только одного из нас. – Он ткнул пальцем себя в грудь. – Хорошо бы получить хоть какие-то результаты. Хоть в чем-то продвинуться.

Все знали, о чем идет речь. Центральная канцелярия Высокого суда собиралась учредить единый для всей Шотландии специальный Отдел по расследованию нераскрытых преступлений. Если дела передадут туда, их работе конец. В едином подразделении будет база данных по всем девяноста трем нераскрытым преступлениям начиная с 1940 года и включая дела их территориального отдела – Лотиан и Границы. Когда формирование заработает, возникнет естественный вопрос о целесообразности существования их маленькой эдинбургской команды. Денег не хватало. Уже поговаривали, что толку от их деятельности никакого – одни расходы, а деньги на них приходится снимать с текущих (и более важных) расследований в городе и окрестностях.

– Хоть какой-нибудь результат, – повторил Коуэн, спрыгнул со стола, обошел его, снял со стены газетную вырезку и, размахивая ею для вящего эффекта, проговорил нараспев: – Отдел по расследованию нераскрытых преступлений в Англии. Подозреваемому предъявлено обвинение в убийстве подростка, совершенное почти пятнадцать лет назад. – Он сунул вырезку им под нос. – Анализ ДНК… криминалистическое исследование места преступления… свидетели, которых совесть заела. Мы сами все это умеем, так почему же, наконец, не сделать что-нибудь?

Похоже, он ждал ответа, но никто не произнес ни слова. Молчание длилось, пока его не прервала Робисон.

– У нас не всегда есть ресурсы, – возразила она. – Я уж не говорю о свидетелях. И как делать анализ ДНК, если одежды жертвы давным-давно нет?

– Разве мало дел, где одежда осталась?

– И что нам делать? Велеть всем мужчинам в городе предоставить нам ДНК для сравнения? – добавил Блисс. – А как быть с теми, кто уже умер или уехал?

– Вот за этот оптимизм ты мне и нравишься, Питер. – Коуэн положил газетную вырезку на стол и скрестил руки на груди. – Ради вашего же блага, – сказал он. – Не моего – я-то буду в полном порядке. Ради вашего. – Он выдержал театральную паузу. – Ради вашего блага мы должны что-нибудь сделать.

В кабинете снова воцарилось молчание, нарушаемое только хрипами Блисса, да еще Робисон вздохнула. Коуэн вперился взглядом в Ребуса, но тот сосредоточенно допивал остатки кофе.

III

Берт Дженш [5]5
  Берт Дженш(1943–2011) – шотландский музыкант, выступавший в стиле фолк-рока.


[Закрыть]тоже умер. Ребус побывал на нескольких его сольных выступлениях в Эдинбурге. Дженш родился здесь, но имя себе сделал в Лондоне. Вечером после работы Ребус в одиночестве прослушал пару альбомов «Пентангла». [6]6
  «Пентангл» – английский музыкальный ансамбль, основанный в 1967 году, выступавший в стиле фолк-рока.


[Закрыть]Он не был большим знатоком, но мог отличить Дженша от другого гитариста ансамбля – Джона Ренбурна. Насколько он знал, Ренбурн пока был жив, – может, обосновался где-то в Шотландских границах. [7]7
  Шотландские границы – один из районов Шотландии вблизи с английской границей.


[Закрыть]Или это был Робин Уильямсон? Однажды он пригласил свою коллегу Шивон Кларк на концерт Ренбурна – Уильямсона и вез ее в фолк-клуб «Биггар», не говоря зачем. Когда музыканты вышли на сцену (вид у них был такой, будто они только что грелись в креслах у камина), он наклонился к ней.

– Представь, один из них играл на Вудстокском фестивале, [8]8
  Вудстокский фестиваль – один из самых известных рок-фестивалей, проходил 15–18 августа 1969 года в штате Нью-Йорк. Число посетителей достигло 500 тысяч.


[Закрыть] – прошептал он.

У него до сих пор где-то лежал билет на это выступление в «Биггаре». Он хранил его, хотя знал, что все это отправится на помойку, когда он уйдет. Рядом с проигрывателем лежал медиатор. Он купил его давным-давно, побродив по магазину музыкальных товаров. Парню за кассой он сказал, что за гитарой придет позднее. Тот сообщил, что медиаторы делает шотландец по имени Джим Данлоп, который также изготавливает приставки для акустических гитар. За прошедшие годы Ребус так часто брал медиатор в руки, что надписи стерлись, но тот ни разу не был использован по назначению.

«Не беда, управлять самолетом я тоже так и не выучился», – сказал себе Ребус.

Он изучил сигарету, которую держал. Несколько месяцев назад он прошел медицинское освидетельствование и выслушал все обычные предупреждения. Его дантист тоже в первую очередь принимался искать что-нибудь фатальное. Пока все было в порядке.

– Сколь веревочка ни вейся, все равно концу быть, – сказал ему дантист. – Поверьте мне, Джон.

– А можно поставить на то и другое? – парировал Ребус.

Он загасил сигарету в пепельнице и сосчитал, сколько осталось в пачке. Восемь. Значит, сегодня он выкурил уже двенадцать. Грех невелик. Было время, когда он, прикончив пачку, тут же открывал новую. Пить он тоже стал меньше: пару бутылочек пива за вечер и, может быть, два-три глотка виски перед сном. Откупоренная бутылка пива – первая за день – стояла перед ним. Блисс и Робисон в мыслях не допускали выпить после работы, а он не собирался спрашивать разрешения у Коуэна. Тот допоздна засиживался в конторе. Они размещались в здании полиции на Феттс-авеню, что давало Коуэну шанс столкнуться с кем-нибудь из потенциально полезных для него больших начальников – людей, которые непременно заметят, как блестят у него туфли, и не забудут его почтительного обращения.

– Это называется лизоблюдство, – сообщил ему Ребус, увидев однажды, как тот от души смеется бородатому анекдоту, рассказанному одним из помощников главного констебля. – И я обратил внимание, что ты его не одергиваешь, когда он называет тебя Дэн…

Но Ребус отчасти сочувствовал Коуэну. Вокруг было полным-полно полицейских похуже, которые взобрались по карьерной лестнице куда выше. Коуэн это чувствовал, и это подтачивало его, не давало ему покоя. Из-за этого, как ни грустно, страдала вся команда. Ребусу его работа во многом нравилась. Он замирал в предвкушении всякий раз, когда открывал папку со старым делом. Коробок могло быть множество, и каждая готова была подарить ему путешествие во времени. В пожелтевших газетах таились не только криминальные сводки, но и отчеты о событиях в стране и мире вкупе с рекламными объявлениями и спортивными новостями. Он спрашивал у Элейн Робисон, сколько, по ее мнению, стоили в 1974 году дом или машина, а Питеру Блиссу, славившемуся памятью на игроков и менеджеров, зачитывал турнирные таблицы футбольной лиги. Но в итоге Ребуса захватывало само преступление – он узнавал детали, читал протоколы допросов, свидетельские показания, рассказы членов семьи. Он надеялся, что все эти убийцы живут где-то и с каждым годом мучаются все больше, читая о новейших достижениях в сыскном деле, в технологиях. Может быть, когда их внуки хотели посмотреть «На месте преступления» или «Воскрешая мертвых», [9]9
  «На месте преступления» – американский документальный телесериал о работе сотрудников криминалистической лаборатории. «Воскрешая мертвых» – английский полицейский сериал о подразделении Скотленд-Ярда, которое занимается расследованием ранее нераскрытых преступлений.


[Закрыть]они убегали на кухню. Может, им был невыносим один вид газеты или они не могли слушать радио или телевизионные новости из страха узнать, что их дело открыто заново.

Ребус поделился этой мыслью с Коуэном: пусть в прессе регулярно сообщают о раскрытии каких-нибудь старых дел, реальных или нет, чтобы нагнать страху на преступников.

– Может, что и всплывет.

Но Коуэна это не заинтересовало: у прессы и так неприятности из-за того, что они фабрикуют всякие истории. – Нам же отвечать, они ни при чем, – гнул свое Ребус. Однако Коуэн только качал головой.

Запись закончилась, и Ребус снял иглу с виниловой пластинки. Девяти еще не было – слишком рано для сна. Поесть он поел, как и решил, что по телевизору нет ничего хорошего, чтобы его включать. Бутылка пива уже опустела. Он подошел к окну и уставился на многоквартирный дом напротив. Из квартиры на втором этаже на него глазели две девчушки в пижамах. Он помахал им, отчего они во всю прыть припустили прочь и принялись вприпрыжку гоняться друг за дружкой – сна у них не было ни в одном глазу, и они уже забыли о существовании Ребуса.

Но он знал, о чем они говорили ему: рядом есть другая вселенная. А это могло означать только одно.

«Паб», – произнес Ребус вслух. Он взял телефон и ключи, выключил проигрыватель и усилитель. Тут его взгляд снова упал на медиатор, и Ребус решил, что они отправятся вместе.

Часть первая

Человек исчезает, спускаясь в бар,

С клочком израненного неба…

1

Он был в кабинете один, когда зазвонил телефон. Коуэн и Блисс отправились в столовую, а Робисон пошла к врачу. Ребус поднял трубку. Звонили с проходной.

– Тут одна дама хочет поговорить с инспектором Магратом.

– Тогда вы не туда звоните.

– Она говорит, что туда.

Ребус посмотрел на Блисса, вошедшего в кабинет с бутылкой лимонада в одной руке и сэндвичем в другой.

В зубах он держал пакетик с чипсами.

– Подождите, – сказал Ребус в трубку, а потом обратился к Блиссу: – Ты знаешь инспектора по имени Маграт?

Блисс положил сэндвич на стол и вынул изо рта пакетик.

– Он наш основатель, – сказал он Ребусу.

– Что ты имеешь в виду?

– Первый руководитель отдела по расследованию нераскрытых преступлений – мы все его дети, так сказать.

– И как давно это было?

– Лет пятнадцать назад.

– Внизу его кто-то спрашивает.

– Желаю удачи. – Блисс перехватил взгляд Ребуса. – Он жив, и с ним все в порядке. Ушел на пенсию шесть лет назад. Купил себе домик где-то на севере. На побережье.

– Инспектор Маграт уже шесть лет здесь не работает, – сказал Ребус в трубку.

– А с кем еще можно поговорить? – донеслось в ответ.

– Мы тут, вообще-то, заняты. А о чем речь?

– Пропал человек.

– Это точно не к нам.

– Но она говорила с инспектором Магратом. Он дал ей свою визитку.

– А имя она назвала? – спросил Ребус.

– Нина Хазлитт.

– Нина Хазлитт? – повторил Ребус для Питера Блисса.

Блисс на несколько секунд задумался, потом отрицательно покачал головой.

– И чем мы ей можем помочь? – пытал проходную Ребус.

– А если вы сами спросите? Это будет намного проще.

Ребус чуть-чуть подумал. Блисс сидел за столом, срывая обертку с сэндвича с креветками – он всегда приносил из столовой одно и то же. Вскоре появится Коуэн, и пальцы у него будут пахнуть чипсами с беконом. Пожалуй, лучше спуститься вниз.

– Буду через пять минут, – сказал он и повесил трубку.

Затем он спросил у Блисса, занимался ли когда-нибудь их отдел пропавшими людьми.

– По-твоему, нам нечем заняться? – Блисс толкнул ногой одну из шести заплесневелых коробок со старыми делами.

– Может быть, Маграт занимался пропавшими, пока не попал сюда.

– Насколько я помню, он был обычным инспектором криминальной полиции.

– Ты его знал?

– И сейчас знаю. Он время от времени звонит мне домой – интересуется, не закрыли ли еще нашу контору. Он меня сюда и принял – практически последнее, что он сделал перед уходом. После него отдел возглавил Эдди Трантер, а потом наступил черед Коуэна.

– Так, значит, не зря мне икалось? – вмешался Коуэн, входя в кабинет и на ходу размешивая капучино белой пластмассовой ложечкой.

Ребус знал, что Коуэн будет ее облизывать, пока не слижет начисто пенку, и только потом выбросит в мусорную корзину. Затем он начнет прихлебывать кофе, одновременно проверяя, не пришли ли ему мейлы на ящик. А комната будет наполняться запахами копченого бекона и креветок под уксусом.

– Перекур, – сказал Ребус, натягивая пиджак.

– Не задерживайся, напоминаю, – предупредил его Коуэн.

– Уже начинаешь скучать? – Ребус послал ему воздушный поцелуй и направился к двери.

Приемная была тесная, и найти женщину не составило труда – она сидела одна в единственном ряду стульев. Когда Ребус приблизился, она вскочила на ноги. Сумочка с ее колен упала на пол, она нагнулась и принялась собирать ее содержимое. Клочки бумаги, несколько авторучек, зажигалка, солнцезащитные очки и мобильник. Ребус решил не помогать ей, и женщина, закончив укладывать вещи, поднялась на ноги, поправила одежду и волосы, подобралась.

– Меня зовут Нина Хазлитт, – сказала она, протягивая руку.

– Джон Ребус, – ответил он.

Рукопожатие у нее было твердым, несколько золотых побрякушек звякнули на запястье; волосы ежиком – во всяком случае, так называл это Ребус: крашеные, светлые с красным. Лет пятидесяти, с веселыми лучиками морщин в углах голубых глаз.

– Инспектор Маграт вышел на пенсию?

Ребус кивнул, и она протянула ему визитку – затертую от времени, уголки загнуты.

– Я пыталась дозвониться…

– Ну, эти номера давно не действительны. Что привело вас сюда, миссис Хазлитт? – Он вернул ей визитку и сунул руки в карманы.

– Я говорила с инспектором Магратом в две тысячи четвертом году. Он не пожалел на меня своего времени, – затараторила она. – Помочь он не смог, но сделал все возможное. Не все отнеслись ко мне так, как он, да и теперь все остается по-прежнему. И вот я подумала: почему бы снова не обратиться к нему. – Она помолчала. – Он и в самом деле вышел на пенсию?

Ребус кивнул:

– Шесть лет назад.

– Шесть лет… – Она смотрела куда-то мимо него, словно недоумевая, куда утекло это время.

– Мне передали, что вы здесь по делу о пропавшем человеке, – подсказал Ребус.

Она моргнула, возвращаясь к реальности:

– Моя дочь Салли.

– И когда она пропала?

– В канун тысяча девятьсот девяносто девятого.

– И с тех пор никаких известий?

Женщина покачала опущенной головой.

– Примите мои соболезнования, – сказал Ребус.

– Но я не сдаюсь. – Хазлитт глубоко вздохнула и посмотрела ему в глаза. – Не могу, пока не узнаю правду.

– Я вас понимаю.

Выражение ее глаз немного смягчилось.

– Я столько раз слышала точно такие слова…

– Не сомневаюсь. – Он повернулся к окну. – Слушайте, я собирался выйти покурить – может, составите мне компанию?

– Откуда вы знаете, что я курю?

– Я видел, что́ у вас в сумочке, миссис Хазлитт, – ответил он, увлекая ее к двери.

Они прошли по подъездной дорожке до магистрали. Она отказалась от предложенных им «Силк кат», предпочтя собственные сигареты с ментолом. Когда его дешевая зажигалка не сработала, она выудила из сумочки свою «Зиппо».

– Я мало видел женщин с такими зажигалками, – заметил он.

– Она принадлежала моему мужу.

– Принадлежала?

– После исчезновения Салли он только год и продержался. Доктора решили, что тромб. Не напишешь же в свидетельстве о смерти «разбитое сердце».

– Салли – ваш единственный ребенок?

Хазлитт кивнула:

– Ей тогда только исполнилось восемнадцать. Через полгода должна была закончить школу. Потом собиралась в университет – хотела изучать английский. Том был преподавателем английского…

– Том – это ваш муж?

Она кивнула:

– В доме полно книг – неудивительно, что и она этим заболела. Когда она была маленькой, Том ей всегда читал на ночь какую-нибудь историю. Однажды я вошла к ним, думая, что это какая-нибудь сказка с картинками, а он ей читал «Большие надежды». – При этом воспоминании лицо ее исказилось болезненной улыбкой. От ее сигареты оставалась добрая половина, но она бросила ее на дорогу. – Салли с друзьями сняли что-то вроде шале недалеко от Эвимора. [10]10
  Эвимор – туристический горнолыжный курорт в горной части Шотландии.


[Закрыть]Мы сделали ей подарок на Рождество – дали деньги на ее долю.

– Миллениум, – проговорил Ребус. – Думаю, это было недешево.

– Да, недешево. Но предполагалось, что поедут четверо, а в компанию втиснулись еще двое. Так что вышло дешевле.

– Она была лыжницей?

Хазлитт отрицательно покачала головой:

– Я знаю, Эвимор этим и знаменит, и по меньшей мере две девушки катались на лыжах, но Салли хотела просто развлечься. Они поехали в город – у них были приглашения на две вечеринки. Они все думали, что она на другой. Никто ни с кем не ссорился, ничего такого.

– Она там выпивала?

– Наверно. – Хазлитт застегнула куртку: на улице было холодно. – Я ждала от нее звонка в полночь, хотя и знала, что у нее даже в хорошую погоду барахлит телефон. Утром друзья решили, что она с кем-то познакомилась и теперь где-то отсыпается. – Она резко остановилась и посмотрела ему в глаза. – Хотя это на нее не похоже.

– А кавалер у нее был?

– Они расстались осенью. Его тогда допрашивали.

Ребус совсем не помнил этого дела. Правда, Эвимор был далеко на севере от Эдинбурга.

– Нам с Томом пришлось ехать в Шотландию…

– Откуда? – перебил ее Ребус.

Он слышал ее английский акцент, но почему-то решил, что она эдинбурженка.

– Из Лондона. Крауч-Энд [11]11
  Крауч-Энд – район в Лондоне, где проживают зажиточные англичане.


[Закрыть] – знаете? – (Ребус покачал головой.) – Нам повезло – родители Тома помогли нам купить дом, как только мы поженились. Они неожиданно разбогатели. – Она помолчала. – Извините. Я знаю, что все это к делу не относится.

– Никак вам это уже говорили?

– Очень многие полицейские, – признала она с очередной горькой улыбкой.

– И как же вы вышли на инспектора Маграта? – с искренним любопытством спросил Ребус.

– Я говорила со всеми – с теми, кто находил для меня время. Имя инспектора Маграта упоминалось в газете. Он специализировался в нераскрытых преступлениях. И после второго случая… – Она увидела, что теперь завладела его вниманием, и глубоко вздохнула, словно готовилась декламировать наизусть. – Май две тысячи второго года. Дорога А – восемьсот тридцать четыре близ Стратпеффера. Ее звали Бриджид Янг. Ей было тридцать четыре, и она работала аудитором. Она припарковала машину у дороги – покрышка спустила. С тех пор ее никто не видел. Столько людей пропадает каждый год…

– Но этот случай чем-то выделялся?

– Так ведь это та же самая дорога.

– Разве?

– Стратпеффер чуть в стороне от А-девять – взгляните на карту, если не верите.

– Да я не спорю, – сказал Ребус.

Она внимательно посмотрела на него:

– Узнаю этот тон. Он означает, что вы начинаете думать, будто я свихнулась.

– Но это факт или нет?

Она проигнорировала его и продолжила:

– Третий случай произошел в две тысячи восьмом на самой А-девять – в магазине товаров для садоводства между Стирлингом и Ох… – Она нахмурилась. – Местечко, где отель «Глениглс».

– Охтерардер?

Она кивнула:

– Двадцатидвухлетняя Зоуи Беддоус. Ее машина оставалась на парковке целый день. А потом и следующий.

Тогда и возникли подозрения.

Ребус докурил сигарету до фильтра.

– Миссис Хазлитт… – начал было он, но она выставила ладонь.

– Я это столько раз слышала, что прекрасно знаю, что вы хотите сказать. Никаких улик нет, тела не обнаружены – значит, по мнению полиции, и преступления не было. Я всего лишь мать, и все мои способности убеждать сгинули вместе с единственной дочерью. Неужели этого мало, инспектор?

– Я не инспектор, – тихо ответил он. – Прежде был, а теперь в отставке. Работаю в полиции в гражданском статусе. И занимаемся мы только нераскрытыми преступлениями, а все остальное – вне моей компетенции. Так что вряд ли я могу быть вам полезен.

– А что же это, как не раскрытые дела? – Ее голос зазвенел и слегка задрожал.

– Может быть, я найду, с кем вам лучше поговорить.

– Вы имеете в виду криминальную полицию?

Она дождалась его кивка. Обхватив себя руками, она отвернулась от него.

– Я только что оттуда. На меня там и смотреть не стали.

– Может быть, если с ним сначала поговорю я… – Ребус полез в карман за телефоном.

– Не с ним – с ней. Она сказала, что ее зовут Кларк. – Она вновь повернулась к нему. – Понимаете, это повторилось. И случится опять. – Она замолчала и смежила веки. По ее щеке покатилась слеза. – Салли была только первая…