Текст книги "Инверсии"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

19. ДОКТОР

Лето прошло. Сезон выдался относительно мягким повсюду, а особенно в Ивенире, где ветра несли приятную прохладу либо вполне сносное тепло. По большей части Зиген каждую ночь скрывался за горизонтом вместе с Ксамисом; поначалу, во время первой части нашей Циркуляции, Зиген катился за Ксамисом с некоторым отставанием, а потом во время тех богатых событиями и тревожных первых лун в Ивенире шел за старшим братом след в след, а во время нашего дальнейшего пребывания там, к счастью не отмеченного серьезными происшествиями, стал обгонять его все больше и больше. Когда пришло время собирать то, что нужно собирать, и упаковывать то, что нужно упаковывать, появление Зигена опережало восход большего солнца на целый колокол, и на холмы вокруг приходила долгая предрассветная пора с резкими, длинными тенями. В это время казалось, что день начался только наполовину, одни птицы начинали щебетать, а другие – нет, и если луны отсутствовали или стояли низко, на небе оставались видны крохотные точки – блуждающие звезды.

В Гаспид мы возвращались со всей пышностью и церемонностью, приличествующей Циркуляции. Устраивались пиры, приемы, вручения грамот, торжественные парады под недавно построенной аркой, а также шествия между специально воздвигнутыми пропилеями. Надутые чиновники произносили длинные речи, подносились изысканные подарки, проводились официальные вручения старых и новых наград, возведение в новое достоинство и прочие мероприятия, довольно утомительные, но, как заверила меня (к моему удивлению) доктор, необходимые, поскольку требующий участия всех ритуал и использование понятных каждому символов сплачивает общество. Доктор сказала, что и Дрезену стоило бы шире пользоваться нашим опытом.

По пути назад в Гаспид, в разгар всех этих церемоний и мероприятий (я продолжаю настаивать, что большей частью то была пустая суета), король учреждал многочисленные городские советы, основывал профессиональные гильдии, даровал различным графствам и городам привилегированный статус. Герцоги и прочая знать из этих провинций не очень-то приветствовали королевские новшества, но король, казалось, был куда как энергичнее, чем на пути в Ивенир, изыскивая способы подсластить пилюлю для тех, кто мог оказаться в проигрыше в результате перестановок и передвижек, и пребывал в бодрой решимости добиться своего не потому, что он король, а потому, что уверен в своей правоте и люди скоро все равно будут смотреть на мир так же, как он.

– Но в этом нет никакой необходимости, государь!

– Но будет.

– И в этом можно быть уверенным?

– Так же как и в том, что солнца взойдут после захода, Улресил.

– Да, государь, но мы все же дожидаемся восхода, а встаем только потом. Вы же предлагаете готовиться к дню в разгар ночи.

– Некоторые вещи нужно предвосхищать с большим опережением, – сказал король своему молодому собеседнику, посмотрев на него шутливо-снисходительно.

Молодой герцог Улресил решил сопровождать двор в Гаспид. За прошедшее лето с того дня, когда мы впервые увидели его в Тайном саду за дворцом Ивенира, его умение говорить и мыслить значительно возросло. Возможно, он просто очень быстро развивался, но я думаю, что его новообретенная разговорчивость объяснялась прежде всего близким общением с королевским двором.

Мы сделали остановку в Тофорбианской долине приблизительно на полпути от Ивенира до Гаспида. Ормин, Улресил и новый герцог Вален, а с ними камердинер Вистер и куча слуг вместе с королем стояли перед королевским шатром в загородке из матерчатых стен. Доктор бинтовала руки короля. Высокие флагштоки слегка гнулись на теплом ветерке, насыщенном ароматами созревших плодов, и в каждом из углов шестигранной площадки трепыхались на ветру королевские штандарты: их тени совершали сложные движения на коврах, которыми была устлана выровненная земля.

Наш монарх должен был сойтись в церемониальном сражении со старым городским богом Тофорбиса, который являл собой причудливо окрашенное многоногое существо, – его изображала сотня человек, укрытых длинным балдахином в форме свода. Представление состояло в сражении человека с этим матерчатым зверем, подвижным, огромным, с нарисованной чешуей и гигантской зубастой птицей вместо головы. Ритуал этот нужно было провести, чтобы отдать дань туземной традиции и осчастливить местную знать.

Герцог Улресил смотрел, как доктор забинтовывает один за другим пальцы и ладони короля.

– Но зачем предвосхищать это с таким опережением, государь? – спросил он. – Не может ли такое решение оказаться ошибочным?…

– Еще большая ошибка – сидеть сложа руки, – терпеливо сказал король. – Если планируешь на рассвете перейти в наступление, то войска поднимаешь заранее. Строить их начинаешь уже в середине ночи.

– Герцог Вален, ведь вы думаете так же, как и я? – сказал Улресил слегка раздраженным голосом.

– Я думаю, что не имеет смысла спорить с королем, даже если кое-кому из малых сих кажется, что он совершает ошибку, – сказал новый герцог Вален.

Новый герцог, по всеобщему мнению, был достойным преемником своего покойного брата, не оставившего потомства и таким образом обеспечившего передачу титула родственнику, который был так обижен на судьбу, устроившую его рождение с опозданием (как он сам считал) на год, что степень его негодования могла сравниться разве что с мерой его самооценки. Он казался угрюмым и производил впечатление человека гораздо более старого, чем старый герцог.

– А что скажете вы, Ормин? – спросил король. – Вы тоже считаете, что я слишком предвосхищаю события?

– Может быть, немного, – сказал Ормин с мучительным выражением на лице. – Но тут трудно судить с какой-либо точностью. Я думаю, люди узнают о правильности или ошибочности своих решений только по прошествии значительного времени. Иногда только дети этого человека понимают, прав он был или нет. Это немного похоже на посадку деревьев. – Последнее предложение он произнес так, словно удивился собственным словам.

Улресил посмотрел на него и нахмурился.

– Деревья растут, герцог. Вокруг нас леса, и мы рубим их.

– Да, но из дерева можно строить дома, мосты, корабли, – сказал, улыбаясь, король. – А деревья вырастут снова. В отличие, скажем, от голов.

Губы Улресила сжались.

– Я думаю, герцог имеет в виду вот что, – сказал Ормин. – Возможно, мы немного спешим с этими… переменами. Мы рискуем тем, что, лишая власти нынешнюю знать, или по меньшей мере слишком сильно урезая ее полномочия, подвергаем себя опасности, поскольку передаем эти обязанности учреждениям, еще недостаточно сформированным. Признаюсь, что и меня беспокоит – полностью ли осознали бюргеры в некоторых городах моей провинции свою ответственность за переданную им в собственность землю, например.

– И тем не менее они, вероятно, торговали зерном, или скотом, или другими продуктами своего труда на протяжении нескольких поколений, – сказал король, держа на весу свою левую руку – доктор заканчивала перебинтовывать ее. Король внимательно посмотрел на бинты, словно ища в них какой-нибудь изъян. – Мне не верится, будто из-за того, что их сеньор в прошлом решил, кому что выращивать или кому где жить, они не могут проникнуться мыслью о том, что теперь сами должны принимать подобные решения. Я думаю, что в действительности они уже давно это делают, только, так сказать, неофициальным образом, не ставя в известность вас.

– Нет, государь, они простые люди, – сказал Улресил. – Когда-нибудь они, возможно, и будут готовы к такой ответственности. Но не сегодня.

– А знаете, – серьезно спросил король, – я думаю, что я не был готов к свалившейся на меня ответственности, когда умер мой отец.

– Ну что вы, государь, – сказал Ормин. – Вы слишком скромны. Конечно же, вы были готовы, что и доказали всей последующей своей деятельностью. И доказали очень быстро.

– Нет, все же я думаю, что не был готов, – сказал король. – Конечно же, я не чувствовал в себе этой готовности и уверен, что если бы вы в то время опросили всех герцогов и других придворных, а им было бы позволено говорить то, что у них на уме, а не то, что хотел услышать мой отец, то они, все до одного, сказали бы, что я не готов к такой ответственности. И более того – я бы с ними согласился. Но мой отец умер, я был вынужден сесть на трон, и хотя знал, что не готов к этому, но справился. Я выучился. Я стал королем, потому что вынужден был вести себя как король, а не просто потому, что был сыном своего отца, заранее предупрежденным о том, что мне предстоит.

Ормин, выслушав королевскую речь, согласно кивнул.

– Да, ваше величество, я понял вашу точку зрения, – сказал Улресил.

Вистер и двое слуг помогли королю облачиться в церемониальные одеяния. Доктор отошла в сторону, чтобы они могли просунуть королевские руки в рукава, а потом принялась добинтовывать его правую руку.

– Я думаю, мы должны быть храбры, друзья, – сказал Валену и Улресилу герцог Ормин. – Король прав. Мы живем в новую эпоху и должны иметь мужество вести себя по-новому. Законы Провидения, может быть, и вечны, но их применение в мире должно со временем меняться. Король прав, когда полагается на здравый смысл фермеров и ремесленников. У них громадный жизненный опыт во многих вещах. Мы не должны недооценивать их способности только на том основании, что эти люди низкого происхождения.

– Именно так, – сказал король, расправляя плечи и закидывая назад голову, чтобы его волосы расчесали, прежде чем связать их узлом.

Улресил посмотрел на Ормина, словно собираясь плюнуть.

– Жизненный опыт – это очень хорошо, когда человек изготовляет столы или управляет хавлом, впряженным в плуг, – сказал он. – Но мы ведем речь об управлении нашими провинциями, а кроме нас, таким опытом никто не обладает.

Доктор с восхищением оглядела плоды своих трудов на руках короля, потом отошла в сторону. Ветерок, пригнув полотняные стены временного двора, донес густой запах цветов и пыли.

Король позволил Вистеру надеть ему на руки бойцовские рукавицы и зашнуровать их. Другой слуга поставил перед королем довольно плотные, расписанные сапоги и осторожно направил в них королевские ноги.

– Значит, мой дорогой Улресил, – сказал король, – вам придется обучить ваших бюргеров тому, что вы знаете, иначе они наделают ошибок, и мы все от этого станем беднее, а я предполагаю за счет нововведений увеличить сбор налогов. – Король шмыгнул носом.

– Не сомневаюсь, что прирост налогов с герцогских владений будет существенным, если мы его получим, – сказал герцог Ормин, глядя с таким видом, будто на него налетел порыв ветра. – А я не сомневаюсь, что получим. Не сомневаюсь.

Король метнул на него взгляд, прищурив веки, словно собираясь чихнуть.

– Значит, вы готовы провести в жизнь реформы сначала в вашей провинции, Ормин?

Ормин моргнул, потом улыбнулся.

– Для меня это будет честь, государь.

Король глубоко вздохнул, потом тряхнул головой и изо всех сил хлопнул руками, насколько то позволяли ему рукавицы. Он бросил победный взгляд на Улресила, который с ужасом и отвращением смотрел на Ормина.

Доктор наклонилась над своим саквояжем. Я думал было, что она хочет помочь мне убрать все, что мы оставили, но она вместо этого вытащила чистый квадратик ткани и, поднявшись, встала перед королем, который, громко чихнув, выдернул свои волосы из рук лакея – тот как раз расчесывал их, отчего гребень как снаряд полетел вперед и упал на яркий ковер.

– Государь, если позволите, – сказала доктор. Король кивнул. Вистер смотрел расстроенным взглядом. Он только теперь вытащил платок.

Доктор неторопливо поднесла платок к королевскому носу, и король высморкался в него. Она сложила платок, а потом другим его уголком легонько промокнула увлажнившиеся королевские глаза.

– Спасибо, доктор, – сказал он. – А что вы думаете о наших реформах?

– Я, государь? – Вид у доктора был удивленный. – Это не мое дело.

– Бросьте, Восилл, – сказал король. – У вас есть свое мнение обо всем на свете. Я полагал, что вы оцените их больше, чем кто-либо другой. Бросьте, ведь вас это должно радовать. Что-то вроде этого делается в вашем драгоценном Дрезене, верно? Вы так пространно говорили об этих вещах прежде.

Он нахмурился. У герцога Улресила был беспокойный вид. Я увидел, как он бросил взгляд на Валена, тоже встревоженного. Герцог Ормин вроде бы и не слушал, хотя на его лице застыло удивление.

Доктор медленно сложила и убрала прочь квадратик материи.

– Я говорила о многих вещах, чтобы сравнить ту страну, которую оставила, с той, куда приехала, – сказала она так же неторопливо, как сворачивала платок.

– Я думаю, что бы мы тут ни делали, это не удовлетворит нашу даму с ее высокими требованиями, – сказал герцог Улресил с некоторой горечью, а может, даже и презрением в голосе. – Она дала это понять достаточно ясно.

На лице доктора промелькнула улыбка, похожая на гримаску. Она сказала королю:

– Государь, могу я идти?

– Конечно, Восилл, – сказал король, удивленный и озабоченный. Доктор повернулась к выходу, а он поднял руку в рукавице, и слуга вложил в нее серебряный с золотом посох, которым король должен был сражаться с монстром. Вдалеке послышался звук труб, и присутствующие оживились. – Спасибо, – сказал король доктору.

Она на мгновение повернулась к нему, быстро поклонилась и пошла прочь. Я поспешил за ней.

Моему хозяину уже известно, что произошло, когда камуфлет, на подготовку которого старый герцог Вален затратил почти целый год, в конце концов ошеломил доктора, но я все равно должен сказать кое-что об этом происшествии в надежде довершить картину, которую хозяин уже представляет себе.

Двор всего два дня как вернулся в Гаспид. Я еще не закончил распаковывать все вещи доктора. В главном зале готовился дипломатический прием, куда пригласили и доктора. Ни она, ни я не знали, от кого исходило это приглашение. Утром она ушла из дома, сказав, что хочет посетить одну из больниц, куда регулярно заглядывала до начала Циркуляции того года. Мне было сказано оставаться дома и продолжать наводить порядок в ее жилище. Насколько я понимаю, один из людей хозяина последовал за доктором и выяснил, что она действительно отправилась в больницу для женщин и посетила там нескольких больных. Я все это время извлекал из багажа коробки с пузырьками и склянками, проложенными соломой, и составлял список новых препаратов, которые нам понадобятся в ближайшие полгода для приготовления всевозможных снадобий и лекарств.

Она вернулась домой около половины четвертого утреннего колокола, приняла ванну и переоделась в вечернее платье. После этого мы вместе отправились в большой зал.

Не помню, чтобы там ждали чего-то значительного, но во дворце присутствовало много народа: сотни придворных, иностранных дипломатов, консульских работников, знати и торговцев и другого люда, каждый со своим делом, убежденный, что оно важнее всех прочих, и все заслуживали особого внимания короля (если оно могло им помочь). Конечно, у доктора не было никаких предчувствий, будто готовится нечто странное или недоброе. Если ее что и донимало, так это мысли о хаосе в доме, желание побыстрее навести порядок в кабинете, операционной, наладить химическое оборудование. На пути в зал ее вдруг осенило, и она попросила меня записать названия нескольких компонентов, которые ей понадобятся в ближайшем будущем.

– Ах, доктор, как я рад, – сказал герцог Ормин, протолкавшись сквозь строй экзотически одетых и лопочущих что-то непонятное иностранцев. – Я слышал, тут кое-кто хочет вас видеть.

– Правда? – спросила доктор.

– Да-да, – сказал Ормин. Он выпрямился и посмотрел куда-то над головами собравшихся. – Наш новый герцог Вален и, как его, начальник стражи Адлейн что-то говорили об этом. – Он прищурился, глядя вдаль. – Я не все уловил, а они вроде… А, вот и они. Вон там. – Герцог помахал рукой и посмотрел на доктора. – Вы никого не ждали?

– Ждала? – переспросила доктор, направляясь следом за герцогом в угол зала.

– Да. Я только… Нет, не знаю…

Мы подошли к начальнику стражи. Я не расслышал, о чем говорили доктор и герцог Ормин, потому что смотрел, как начальник стражи разговаривает с двумя своими капитанами – оба пугающе крупные, с суровыми лицами, вооруженные двусторонними мечами. Увидев нас, начальник стражи дал знак своим людям, и они отошли на несколько шагов.

– Доктор, – сказал начальник стражи Адлейн с открытой, широкой улыбкой, выставив вперед одну руку, словно собирался положить ее на плечо доктору, отчего ей пришлось повернуться. – Добрый день. Как поживаете? Разобрали багаж? Все в порядке, уже обосновались?

– Да, сударь. Хотя еще и не все вещи разобрали. А вы?

– О, я… – Начальник стражи оглянулся, и тут на его лице появилось удивление. – Так, вижу Улресила. А кто это с ним?

Он и доктор повернулись к герцогу Улресилу и высокому словно покрытому загаром человеку средних лет в необычной, свободного покроя, одежде и маленькой треугольной шляпе. Герцог Улресил улыбался с нетерпеливым любопытством. За ним, наклонив голову и прищурив темные глаза, стоял новый герцог Вален.

У загорелого иностранца был довольно длинный нос, а на нем восседала странная железка с вделанными в нее двумя стекляшками размером с монету, перед каждым глазом. Одной рукой он снял с носа эту штуковину, словно то была шляпа (но шляпу не снял), и низко поклонился. Я думал, шляпа его сейчас упадет, но она, как выяснилось, держалась при помощи трех булавок с головками из драгоценных камней.

Выпрямившись, он обратился к доктору на языке, не похожем ни на что из слышанного мною ранее, – полном странных гортанных звуков и необычных тональных переходов.

Доктор смотрела на него с недоуменным видом. Дружественное выражение на его лице начало исчезать. Глаза герцога Валена сузились. Улыбка Улресила стала еще шире, он затаил дыхание.

Но тут доктор улыбнулась и взяла руку иностранца в свои. Она рассмеялась, тряхнула головой, и из ее рта полились звуки, похожие на те, что произвел иностранец. В этом быстром неразборчивом потоке я уловил слова «Дрезен» (хотя оно и звучало скорее как «Дрет-чен»), «Прессел», «Восилл» и несколько раз что-то вроде «Ку-дун». Эти двое стояли друг подле друга, излучая широкие улыбки, посмеиваясь, кивая и тряся головами, и все это под непрерывный аккомпанемент гортанных звуков. Я увидел, как улыбка медленно сползла с лица герцога Улресила – завяла, как срезанный цветок. Мрачное, брезгливое выражение на лице нового герцога Валена не изменилось. Начальник стражи Адлейн смотрел как зачарованный, время от времени поглядывая на Улресила, а на губах его играла едва заметная улыбка.

– Элф, – услышал я голос доктора. Она повернулась ко мне. – Элф, – снова сказала она, протягивая ко мне руку. Она по-прежнему широко улыбалась. – Это гаан Кюдун из Дрезена. Гаан Кюдун, – сказала она иностранцу, – тарабар-тарабар Элф, – (по крайней мере, так я расслышал). Я вспомнил: доктор когда-то говорила, что гаан – это какое-то временное дипломатическое звание.

Высокий загорелый человек снова снял с носа металлическую штуковину и поклонился мне.

– Ошень р-р-рад познакомился, У элф, – сказал он на некоем подобии гаспидианского.

– Здравствуйте, господин Кюдун, – сказал я и тоже поклонился.

Она представила герцога Ормина – с Валеном, Улресилом и начальником стражи гаан был уже знаком.

– Гаан прибыл с острова, расположенного по соседству с моим, – сказала доктор. Вид у нее был радостный и возбужденный. – Его пригласил сюда из Кускерии прежний герцог Вален, чтобы обсудить возможность торговли между двумя странами. Добирался он сюда совсем не таким путем, как я, но путешествие его продолжалось столько же времени. Он оставил Дрезен почти одновременно со мной, так что свежих новостей оттуда у него нет, но я все равно очень рада услышать дрезенскую речь! – Она снова повернула к нему свое улыбающееся лицо. – Я попытаюсь убедить его остаться и основать здесь настоящее посольство, – сказала она и, снова перейдя на свою тарабарщину, обратилась к иностранцу.

Улресил и Вален смотрели друг на друга. Начальник стражи Адлейн на мгновение поднял взгляд к потолку большого зала, потом неодобрительно фыркнул и сказал, обращаясь к трем герцогам:

– Ну что ж, господа, я думаю, в нас больше нужды нет.

Герцог Ормин неопределенно хмыкнул. Двое других поглядывали то на доктора, то на гаана с разочарованным видом, хотя для этого новому герцогу Валену и не потребовалось менять свое обычное выражение лица.

– И хотя этот разговор на их родном языке очарователен, у меня есть другие дела, – сказал Адлейн. – Прошу меня извинить… – Он кивнул герцогам и пошел прочь, кивнув двум здоровенным капитанам, которые последовали за ним.

– Герцог Вален, герцог Улресил, – сказала доктор с прежней своей улыбкой. – Я вам так благодарна. Я польщена, что вы проявили такое внимание ко мне, поспешив познакомить меня с гааном.

Новый герцог Вален хранил молчание. Мне показалось, что Улресил проглотил какие-то неприятные слова, потом произнес:

– Всегда рады, мадам.

– Гаану назначена аудиенция у короля?

– Нет, ему не назначена аудиенция у короля.

– Тогда можно мне забрать его у вас на время? Мне о многом хочется с ним поговорить.

Улресил наклонил голову и изобразил некое подобие улыбки.

– Прошу вас. Как вам угодно, сударыня.

Хозяин, я полтора колокола провел вместе с доктором и ее новым другом в уединенном местечке неподалеку от Хоровой галереи королевского двора и за все это время не узнал ничего нового, кроме того, что дрезенской беседе, как и миру, может в любой момент прийти конец, а иногда к ней прилагаются вино с водой и кусочек сахара. Гаану Кюдуну была-таки назначена аудиенция у короля позднее, в тот же день, и он попросил доктора переводить, поскольку его имперский был едва ли лучше его гаспидианского. Она с радостью согласилась.

В тот день доктор послала меня к аптекарю Шавину за разными химикатами и другими материалами. Когда я уходил, доктор просто светилась, с великим тщанием готовясь к встрече с гааном и королем. На мой вопрос она ответила, что я не понадоблюсь до вечера.

День стоял превосходный, теплый. Я пошел в аптеку кружным путем – через гавань. Вспомнил ту грозовую ночь полгода назад, когда я прибежал сюда в поисках детей, отправленных за льдом. Я вспомнил девочку в тесной, грязной комнате бедняцкого квартала и ужасную лихорадку, убившую ее, несмотря на все старания доктора.

В гавани пахло рыбой, смолой и морем.

Крепко держа корзину с глиняными сосудами и стеклянными трубками, проложенными соломой, я остановился перед таверной. Заказал вино с водой и сахаром, но такой напиток не пришелся мне по вкусу. Некоторое время я просто сидел и глазел на улицу через открытое окно. Во дворец я вернулся около четвертого вечернего колокола.

Дверь в жилище доктора была распахнута. Такого прежде не случалось. Я помедлил перед входом; внезапно меня наполнило ощущение тревоги. Я вошел и увидел на полу в гостиной пару вечерних туфель и накидку для официальных приемов. Я поставил корзинку с химикалиями и компонентами на стол и прошел в операционную, откуда до меня доносился звук голоса.

Доктор сидела, подняв ноги на скамейку, ее голые ступни стояли на листах бумаги, ноги были обнажены до колен, а воротник платья расстегнут. Длинные медно-рыжие волосы, неприбранные, свисали за спину. Одна из подвешенных к потолку курительниц медленно раскачивалась над ее головой, оставляя дымный ароматный след. Видавший виды старый нож лежал у ее локтя. В руке она держала кубок. Мне показалось, что вокруг глаз доктора красные круги. И создалось впечатление, что она говорит сама с собой. Она повернулась и уставилась на меня туманным взглядом.

– А, Элф.

– Хозяйка? С вами что-то случилось?

– Да так, кое-что, Элф. – Она приподняла кувшин. – Хочешь выпить?

Я оглянулся.

– А входную дверь можно закрыть?

Она словно задумалась, потом сказала:

– Да. Закрывание двери – наша ежедневная рутина. Почему же не закрыть? А потом возвращайся и выпей. Пить в одиночестве грустно.

Я закрыл дверь, нашел кубок, принес в операционную еще один стул и сел рядом с ней. Она налила жидкость из кувшина в мой кубок. Я понюхал – жидкость ничем не пахла.

– Что это, хозяйка?

– Спирт, – ответила она. – Очень чистый. – Она потянула носом. – Хотя у него все еще интригующий букет.

– Хозяйка, это то самое, что для нас делают в королевской аптеке?

– То самое, – сказала она, отхлебывая из кубка.

Я пригубил жидкость, поперхнулся, но удержался и не выплюнул ее назад в кубок.

– Очень крепкая, да? – спросил я хрипловатым голосом.

– Это от нее и требуется, – мрачно сказала доктор.

– Что случилось, хозяйка?

Она посмотрела на меня и после паузы произнесла:

– Я очень глупая женщина, Элф.

– Хозяйка, вы самая умная и мудрая женщина из всех, которых я встречал. Самая умная и мудрая из всех.

– Ты слишком добр, Элф, – сказала она, опустив глаза в кубок. – Но все же я глупая. Нет таких людей, которые были бы умны во всем. Как будто каждый глуп в чем-то своем. Я очень глупо вела себя с королем.

– С королем, хозяйка?

– Да, Элф, с королем.

– Хозяйка, я знаю, что наш король – очень тактичный и понимающий, и он не будет злиться на вас. И потом, оскорбление, если только оно было, гораздо сильнее подействовало на вас, чем на него.

– Да нет, не было никакого оскорбления, Элф, была обыкновенная… глупость.

– Не могу в это поверить, хозяйка.

Она посмотрела на меня нетвердым взглядом.

– Ты сохранишь в тайне то, что я тебе… – начала было она, и, должен признаться, сердце у меня при этих словах словно ушло в пятки. Но следующими ее словами я был избавлен от необходимости брать на душу грех клятвопреступления и предательства, который и так совершал ежедневно, или от опрометчивого признания. – Да нет, не надо, – сказала она, тряхнув головой и потерев лицо свободной рукой. – Ерунда все это. Если король захочет, то люди узнают. А так – ерунда. Кому какая разница?

Я ничего не сказал. Она прикусила нижнюю губу, потом снова отхлебнула из кубка. Печально улыбнулась.

– Я сказала королю, как я к нему отношусь, Элф, – сказала она, вздохнула и пожала плечами, словно говоря: «Ну вот, я и сказала».

Я уперся взглядом в пол.

– И как, хозяйка? – тихо спросил я.

– Я думаю, ты бы мог догадаться, Элф.

Я вдруг понял, что и я тоже кусаю свою нижнюю губу. Я пригубил из кубка, чтобы хоть как-то снять неловкость.

– Я уверен, мы оба любим короля, хозяйка.

– Все любят короля, – горько сказала она. – Или по крайней мере говорят, что любят. Предполагается, что все это чувствуют, должны чувствовать. Но я чувствовала по-иному. Говорить об этом было глупо и недостойно врача, но я сказала. После аудиенции гаана Кюдуна… знаешь, я уверена, что этот старый сукин сын Вален думал меня подловить, – сказала она, оборвав себя на полуслове. Я поперхнулся своим питьем. Раньше я не слышал таких слов от доктора, а услышав, расстроился. – Да. Он, видимо, считал, что я не… что я… ну так вот, после аудиенции гаану это все и случилось. Мы остались одни. Только он и я. Шея затекла. Не знаю, не знаю, – сказала она несчастным голосом. – Может быть, я была возбуждена встречей с соотечественником.

Внезапно она разрыдалась, и я, подняв глаза, увидел, как она наклоняется, опускает голову к коленям. Затем резко поставила кубок на скамейку и схватилась за голову руками.

– Ах, Элф, – прошептала она. – Я совершила столько всего ужасного.

Я смотрел на нее, недоумевая: что такого именем Провидения могла она совершить? Доктор шмыгнула, вытерла глаза и нос рукавом, потом снова потянулась к кубку. Ее рука помедлила у старого ножа, лежавшего рядом, наконец схватила кубок и поднесла к губам.

– Не могу поверить, что я сделала это, Элф. Не могу поверить, что сказала ему. А знаешь, что он мне ответил? – спросила она с безнадежной блуждающей улыбкой. Я покачал головой. – Он ответил, что, конечно же, знал это. Неужели я считаю его таким глупцом? И да, он, конечно, польщен, но с его стороны было бы еще более неблагоразумно ответить мне, чем с моей – сделать это признание. И потом, он любит только хорошеньких, грациозных, хрупких женщин и чтобы без мозгов – с ними он чувствует себя в своей тарелке. Вот что ему нравится. Не ум, не интеллект и, уж конечно, не ученость. – Она фыркнула. – Пустышки – вот кто ему по вкусу. Хорошенькое личико и пустая головка! Ха! – Она допила остатки жидкости, налила еще, расплескав немного на пол и на свое платье. – Ты долбаная идиотка, Восилл! – пробормотала она себе под нос.

Кровь у меня застыла в жилах при этих словах. Я хотел обнять ее, утешить, убаюкать в своих руках… и в то же время хотел оказаться где-нибудь в другом месте, не здесь.

– Ему, значит, нужна глупость… Ах, Элф, неужели ты не чувствуешь всю иронию этого? – сказала она. – Единственная глупость, какую я совершила со дня прибытия сюда, это мое признание в любви. Бесконечный, полный, совершенный идиотизм, но и этого мало. Ему нужно последовательное слабоумие. – Она уставилась в свой кубок. – Не могу сказать, что я его виню.

Она отхлебнула еще, закашлялась и поставила кубок на скамью. Основание кубка попало на ее нож, сосуд покачался и, упав, разбился со звоном. Жидкость растеклась по полу. Доктор спустила ноги со скамейки и сунула их под стул, на котором сидела. Затем снова обхватила голову руками и, свернувшись калачиком, зарыдала.

– Ах, Элф, что же я наделала?! – Она раскачивалась назад и вперед на стуле, спрятав голову в руках, ее длинные пальцы, словно решетка, обхватывали спутанные рыжие волосы. – Что я наделала? Что я наделала?

Меня обуял ужас. Я не знал, что делать. В последние несколько лет я чувствовал себя таким зрелым, таким взрослым, таким способным, умеющим владеть собой, а тут снова ощутил себя ребенком, совершенно не знающим, как быть, если видишь боль и отчаяние взрослого.

Я сомневался, во мне крепло ужасное убеждение – что бы я ни сделал, казалось мне, все будет не то, совсем не то, и я поплачусь за это гораздо больше и больнее, чем она. И тем не менее я поставил свой кубок на пол, поднялся со своего места, подошел и сел рядом с ней на корточках, а она продолжала раскачиваться туда-сюда и жалобно стонать. Я положил руку ей на плечо. Она словно не почувствовала этого. Моя рука ходила туда-сюда вместе с ее телом, потом я завел руку дальше и обнял ее за плечи. И когда я сделал это, мне вдруг показалось, что доктор меньше, чем я привык об этом думать.

Но и теперь она, видимо, не считала, что я совершаю что-то предосудительное, касаясь ее, и я, набравшись мужества, взял быка за рога и придвинулся к ней поближе, обнял ее двумя руками, обхватил, постепенно замедлил ее качания, почувствовал тепло ее тела, ощутил сладость ее дыхания. Она позволила мне обнимать ее.