Текст книги "Инверсии"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

15. ДОКТОР

– Ну? – спросил король. Доктор наклонилась, чтобы получше разглядеть рану. Тело герцога Валена лежало на длинном столе в той самой комнате, где совершилось убийство. Остатки еды, находившиеся на столе, когда мы внесли тело в комнату, были сброшены на пол с одной стороны стола. На тело герцога набросили скатерть, так что его ноги, живот и голова были прикрыты, обнаженной осталась только грудь. Доктор объявила, что он мертв, но прежде сделала совершенно невиданную вещь.

Незадолго до этого, когда герцог лежал, истекая кровью и сотрясаясь в судорогах на балконе, доктор, казалось, целовала его. Она стояла на коленях сбоку от него и вдыхала в него воздух, сначала надувая собственные щеки, а потом закачивая воздух из себя в него, отчего грудь герцога вздымалась и опускалась. В то же время она пыталась остановить кровь, текущую из раны в груди, с помощью куска ткани, который оторвала от своего платья. Потом она поручила это дело мне, дав чистый платок, а сама сосредоточилась на вдувании воздуха в рот герцогу.

Спустя немного времени, когда пульс уже довольно долго не прощупывался, она покачала головой и в изнеможении уселась на пол.

Вокруг нас выстроилось кольцо слуг с мечами или длинными ножами. Когда мы с доктором подняли глаза, то увидели герцога Кветтила, двух начальников стражи, Адлейна, Полчека и короля – все они смотрели на нас. За нами, в темной комнате тихонько плакала девушка.

– Внесите его внутрь и зажгите все свечи, – сказал герцог Кветтил вооруженным слугам. Он посмотрел на короля – тот кивнул.

– И что, доктор? – снова спросил король, когда тело положили на стол.

– По-моему, это ранение кинжалом, – сказала доктор. – С очень тонким и острым лезвием. Удар нанесен под острым углом, и лезвие, вероятно, дошло до самого сердца. Кровотечение было в основном внутренним, вот почему кровь еще сочится. Чтобы говорить с полной уверенностью, мне нужно вскрыть тело.

– Я думаю, главное нам известно, а главное – то, что он мертв, – сказал Адлейн. Из-за шеренги слуг у окна доносился плач женщины.

– Кто был в комнате? – спросил Кветтил своего начальника стражи.

– Эти двое, – ответил Полчек, кивая на молодых мужчину и женщину: оба довольно красивые, едва ли старше меня, одежда в беспорядке. Каждого сзади держали за руки по двое вооруженных слуг.

Только теперь я начал понимать, что присутствие на балу такого большого числа слуг имело свои причины, как имело причины и то, что многие из них казались слегка неуклюжими для слуг. На самом деле это были стражники, поэтому-то у них и оказалось оружие, как только возникло малейшее опасение.

Лицо молодой женщины покраснело и распухло от слез, и на нем застыло выражение неприкрытого ужаса. Ее внимание привлек вой за окнами, и она поглядела в том направлении. Лицо молодого человека рядом с ней было таким же бескровным, как и тело герцога Валена.

– Кто вы такие? – спросил Адлейн молодую пару.

– У-У-Улджевал, сударь, – сказал молодой человек, с трудом проглотив слюну. – Адвокат на службе у герцога Валена, сударь.

Адлейн посмотрел на молодую женщину, которая вперила взгляд в пустоту перед собой.

– А вы, мадам?

Молодая женщина вздрогнула и перевела взгляд, но не на Адлейна, а на доктора. Она так и не произнесла ни слова.

Наконец снова заговорил молодой человек.

– Ее зовут Дройтир, сударь. Она из Мизуи. Горничная госпожи Джилсеон. Мы с ней обручены.

– Государь, можем мы впустить сюда герцогиню? – спросила короля доктор; тот отрицательно покачал головой и поднял руку.

Начальник стражи Адлейн задрал голову, словно указывая на девушку подбородком, и спросил:

– И что же вы здесь делали, мадам?

Молодая женщина посмотрела на него так, будто он говорил на совершенно чужом для нее языке. Мне пришло в голову, что она и в самом деле иностранка. И тут молодой человек заговорил, всхлипывая:

– Это делалось только ради его удовольствия, господа, прошу вас! – Он сквозь слезы поглядывал то на одно, то на другое лицо вокруг него. – Господа, он сказал, что ему нравятся такие развлечения и он вознаградит нас. Мы ни о чем не подозревали. Ни о чем, пока не услышали его крик. Он был здесь. Вот здесь, стоял и смотрел на нас отсюда. Из-за ширмы. Он ее опрокинул, когда… когда он… – Молодой человек оглянулся на ширму, лежащую в углу комнаты, дыхание его участилось.

– Успокойтесь, – оборвал его Адлейн.

Молодой человек закрыл глаза и обмяк в руках стражников. Они посмотрели друг на друга, потом на Адлейна и на Полчека, у которых, как мне показалось, был бледный и усталый вид.

– И еще тут была темная птица, – внезапно сказала женщина странным, глухим голосом. Она напряженно глядела прямо перед собой, лицо было бледным и блестящим от пота.

– Что-что? – сказал Полчек.

– Темная птица, – сказала девушка, глядя прямо на доктора. – Она была очень темная, потому что господин хотел, чтобы нас освещала только одна свеча, но я видела эту птицу. Темная, чернокрылая.

У доктора был недоумевающий вид.

– Темная птица? – переспросила она, нахмурившись.

– Полагаю, от вас, мадам, мы узнали все, что нам было нужно, – сказал Кветтил доктору. – Вы можете идти.

– Нет, – сказал ей король. – Доктор, останьтесь.

У Кветтила отвисла челюсть.

– Так вы занимались тем, о чем я подумал? – спросил король молодую женщину. Он бросил взгляд на доктора. Оркестр в танцевальном зале сбился и замолк.

Молодая женщина медленно повернула свое лицо с пустым взглядом к королю.

– Сударь, – сказала она, и я осознал, что она не понимает, с кем разговаривает. – Да, сударь. Вот здесь, на кушетке. – Она показала на кушетку в центре комнаты. Рядом лежал упавший подсвечник с погасшей свечой.

– И герцог Вален смотрел из-за ширмы, – сказал Адлейн.

– Он получал от этого удовольствие, сударь. – Молодая женщина посмотрела вбок, на мужчину, плачущего стоя на коленях. – Мы не видели в этом никакого вреда.

– Но вред-то был, мадам, и немалый, – тихо сказал Кветтил голосом едва ли громче, чем дыхание.

– Мы какое-то время занимались этим, сударь, – сказала молодая женщина, устремив свой пустой, неподвижный взгляд на доктора, – а потом послышался шум, и я подумала, что кто-то пытается снова открыть оконные двери, сударь, но тут старый господин вскрикнул, ширма упала, и я увидела черное крыло.

– А герцога вы увидели? – спросил ее Полчек. Она повернула к нему голову.

– Да, сударь.

– А кого-нибудь еще?

– Только его, сударь, – сказала она, снова устремив взгляд на доктора. – Он был в сорочке. И руку держал здесь. – Женщина приподняла одно плечо и, повернув голову, посмотрела на свою левую ключицу. – Он стал кричать, что его убили.

– А вот эта дверь позади, – сказал Адлейн. – Вот здесь, за ширмой. Она была открыта?

– Нет, сударь.

– Вы уверены?

– Да, сударь.

Кветтил наклонился к королю.

– Мой умелец Ралиндж выяснит, что тут правда, а что – ложь, – пробормотал он.

Доктор, услышав это, метнула взгляд на герцога. Король только нахмурился в ответ.

– А эта дверь заперта? – спросил Адлейн Полчека.

Полчек нахмурился.

– Должна быть заперта, – сказал он. – А ключ должен быть в замке. – Он подошел к двери, увидел, что ключа нет, несколько мгновений шарил глазами по полу, потом подергал дверь. Он порылся в своей бездонной поясной сумке, вытащил оттуда связку длинных ключей, нашел нужный и вставил его в скважину. Замок щелкнул, дверь открылась внутрь, и в комнату заглянули удивленные стражники, одетые слугами. Увидев начальника, они подтянулись, а тот, обменявшись с ними парой слов, снова закрыл и запер дверь. Потом вернулся к столу. – Стражники встали там почти сразу же, как началась тревога, – сказал он Адлейну. Его большие неловкие пальцы возились со связкой ключей, пытаясь снова сунуть ее в поясную сумку.

– А сколько всего ключей от этой двери? – спросил Адлейн.

– Один у меня, один у дворцового сенешаля и еще один, вероятно, в дверях с этой стороны, – перечислил Полчек.

– Дройтир, где была эта ваша темная птица? – спросила доктор.

– Там же, где и этот господин, мадам. – Лицо ее внезапно словно опало, и на нем появилось выражение неуверенности и тоски. – Может быть, это была только тень, мадам. Ведь свеча и ширма упали. – Женщина опустила глаза. – Тень, – пробормотала она себе под нос.

– Впустите сюда герцогиню, – сказал король, когда один из стражников, одетый слугой, приблизился к Кветтилу и что-то шепнул ему на ухо.

– Герцогиня в обмороке, государь. Ее отнесли в ее комнату, государь, – сказал Кветтил королю. – Но мне сообщают, что тут один молодой паж хочет что-то сообщить о случившемся.

– Тогда впустите его, – раздраженно сказал король.

Стражники, державшие Дройтир и Улджевала, оттащили их на середину комнаты. Молодой человек, с трудом поднявшись на ноги, продолжал тихонько рыдать. Девушка молча смотрела перед собой.

Фолечаро, точно уменьшившийся, появился в дверях и приблизился к нам. Лицо его было почти прозрачным, глаза выпучены.

– Фолечаро? – сказал Адлейн. Он перевел взгляд на других присутствующих. – Паж покойного герцога, – пояснил он для тех, кому это требовалось.

Фолечаро откашлялся. Он нервно оглядел всех, заметил нас с доктором и улыбнулся мне одними губами.

– Ваше величество, – сказал он, поклонившись королю. – Герцог Кветтил, господа, дамы. Мне известно кое-что – хотя и очень немного – о том, что здесь случилось.

– Известно? – прищурился Кветтил. Король переступил с ноги на ногу, потом благодарно кивнул доктору, которая подала ему стул.

Фолечаро кивнул в дальний конец комнаты.

– Я был в коридоре за той дверью, господа.

– И что же вы там делали, да позволено нам будет узнать.

Фолечаро проглотил слюну. Он бросил взгляд на Дройтир и Улджевала, которых стражники снова подвели к столу, по-прежнему продолжая держать их за руки сзади.

– Герцогиня просила меня… – Фолечаро облизнул губы. – Посмотреть, чем занят герцог.

– И вы последовали сюда за ним? – спросил Адлейн. Он немного знал Фолечаро и говорил, хотя и строго, но без злобы в голосе.

– Да, сударь. С двумя вот этими молодыми людьми. – Фолечаро посмотрел на Дройтир и Улджевала, но никто из них не откликнулся на его слова. – Герцогиня думала, что герцог встречается с этой молодой дамой. Я видел, как они вошли сюда, и пробрался в коридор. Я думал, может, мне удастся услышать что-нибудь или увидеть в скважину. Но скважина была перекрыта.

– Ключом? – спросил Адлейн.

– Думаю, нет, сударь. Скорее какой-то вставочкой с другой стороны, – сказал Фолечаро. – Но у меня с собой было металлическое зеркальце, и я думал, что мне удастся разглядеть что-нибудь из-под двери.

– И удалось?

– Только свет, похожий на пламя свечи, герцог Кветтил. Я слышал, как этот молодой человек занимается любовью с молодой женщиной, чувствовал какое-то движение. Но не больше.

– А когда герцога закололи?

Фолечаро глубоко вздохнул.

– Перед тем как это случилось, сударь, меня, я думаю, ударили по голове, и я ненадолго потерял сознание. – Он повернулся и, приподняв волосы на затылке, показал запекшуюся кровь и здоровенную шишку.

Король посмотрел на доктора – та подошла к пажу и обследовала рану.

– Элф, – сказала она, – мне нужна вода. И какая-нибудь салфетка. Эта бутылка на полу – там крепленое вино? Дай мне ее.

Пока доктор осматривала и промывала рану на затылке, Фолечаро сидел на стуле. Адлейн подошел, чтобы получше рассмотреть рану.

– Да, похоже, от такого удара он отключился на какое-то время, – сказал Адлейн. – Вы согласны, доктор?

– Да.

– А когда вы пришли в себя, что увидели? – спросил Полчек у Фолечаро.

– Я слышал, что в комнате происходит движение, слышал крики. В коридоре, кроме меня, никого не было. У меня кружилась голова, и я пошел в уборную, и меня вырвало. Потом я нашел герцогиню, и вот тогда-то узнал, что герцога убили.

Адлейн и Полчек обменялись взглядами.

– И вы никого не видели сзади, когда вас ударили? – спросил Адлейн.

– Нет, сударь, – сказал Фолечаро и поморщился, когда доктор промокнула его рану крепленым вином. – Я был поглощен зеркалом.

– Зеркалом?… – начал было Полчек.

– Вот оно, сударь. Я догадался поднять его, прежде чем пойти в туалет. – Фолечаро залез в карман и вытащил отполированный кусочек металла размером с монету. Он протянул его Полчеку, который передал металлический кружок другим.

– А что, Фолечаро, герцогиня Вален очень ревнива? – спросил Адлейн, крутя зеркальце в пальцах.

– Да вообще-то не очень, сударь, – сказал Фолечаро. Говорил он с трудом, хотя, возможно, это объяснялось тем, что доктор, заканчивая обработку раны, наклонила вперед его голову.

– Вы рассказали нам всю правду, Фолечаро? – мрачно спросил король.

Фолечаро, насколько то было возможно в его позе – голова по-прежнему была наклонена вперед, – поднял глаза.

– Да, ваше величество.

– А когда вас ударили, – спросила доктор, отпуская голову Фолечаро, – вы упали вперед, на дверь, или на пол?

Кветтил прошипел что-то себе под нос. Фолечаро на мгновение задумался.

– Когда я пришел в себя, я лежал, прислонившись к двери, мадам, – сказал он, потом посмотрел на Адлейна и других.

– Значит, если бы кто-нибудь открыл дверь, вы ввалились бы в комнату, – сказала доктор.

– Наверное, мадам. После того как ее закрыли, меня нужно было вернуть на прежнее место.

– Вы ничего от нас не скрываете, молодой человек? – спросил Кветтил.

Фолечаро, казалось, хотел что-то сказать, но задумался на мгновение. Я считал его умнее, но, может, удар по голове повредил ему мозги.

– Что вы хотели сказать? – строгим голосом сказал король.

– Ваше величество, господа, – сказал Фолечаро, голос его звучал сухо, напряженно. – Герцогиня думала, что герцог встречается здесь с молодой дамой, и это пробудило в ней ревность. Но она бы не очень возражала, а может, не возражала бы вообще, если бы знала, что… что он только наблюдает за другими. – Фолечаро оглядел мужчин в комнате, избегая смотреть в глаза доктору. – Да она бы рассмеялась, узнав о том, что здесь происходит, господа. Только и всего. А мне она верит как никому. Я ее знаю, господа. Она бы ни за что не стала так мстить. – Он облизнул губы и снова с трудом проглотил слюну, а потом испуганно посмотрел на укрытое скатертью тело герцога, лежащее на столе.

Кветтил открыл рот, собираясь что-то сказать, но его опередил король, смотревший на Адлейна и Полчека.

– Спасибо, Фолечаро.

– Я думаю, Фолечаро должен остаться здесь, государь, – сказал Адлейн королю. – Может быть, начальник стражи Полчек пошлет в его комнату своих людей, чтобы те поискали там оружие или пропавший ключ от этой двери. – Король кивнул, и Полчек обратился к нескольким стражникам. – Может быть, – добавил Адлейн, – начальник стражи откроет снова эту дверь, и мы посмотрим, не осталось ли там следов крови Фолечаро.

Стражники отправились обыскать комнату Фолечаро. Полчек и Адлейн вернулись к двери. Король посмотрел на доктора и улыбнулся.

– Спасибо за помощь, Восилл, – сказал он, кивнув. – Это все.

– Как прикажете, государь.

Позднее я узнал, что стражники обыскали покои герцогини и комнату Фолечаро. Ничего подозрительного там обнаружено не было. Немного крови было найдено на наружной поверхности двери, ведущей в коридор, и на полу под ней. Вскоре обшарили большую часть дворца в поисках орудия убийства, но его так и не нашли. Недостающий ключ обнаружился, как мне сказали, совершенно невинным образом – в ключарне дворцового сенешаля.

Хозяин, я знал Фолечаро и не думал, что он способен на убийство герцога. Наверное, король проявил излишнюю снисходительность – он не позволил Ралинджу подвергнуть допросу двух любовников, Дройтир и Улджевала (хотя, кажется, им показали камеру и объяснили, как действуют инструменты дознания), но я не думаю, что от них была или могла быть получена какая-нибудь дополнительная информация.

Полчек, вероятно, предпочел бы найти козла отпущения, а Кветтил, говорят, еще несколько лун спустя кипел и бесился из-за этого события, но единственное, что он смог сделать, это отобрать у Полчека два небольших имения. Полчек наводнил бальные помещения стражниками и по любым меркам сделал все, чтобы избежать новых неприятностей.

Фолечаро, я думаю, повезло – он был третьим сыном одного из зажиточных баронов Валена. Будь он более низкого рождения и не отделяй его от наследования звучного титула всего лишь два хилых брата, возможно, ему и пришлось бы познакомиться с гостеприимством мастера Ралинджа. Но всеобщее мнение было таково, что высокое происхождение исключает его участие в убийстве герцога, а его действия сводились к тому, о чем он сам рассказал.

16. ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ

– Я бы тоже хотел поехать, ДеВар. Попроси моего отца. Он считает тебя умным.

Вид у ДеВара был смущенный. Перрунд снисходительно ему улыбнулась. Жирный и мрачный евнух Стайк поглядывал на них со своего седалища. На ДеВаре были ездовые сапоги. В руке он держал шляпу, а тяжелый черный плащ лежал сложенный на диване рядом с парой седельных мешков. Война затягивалась, и протектор решил, что настало время лично возглавить войска в Ладенсионе.

– Тебе лучше остаться здесь, Латтенс, – сказал ДеВар мальчику и протянул руку, чтобы взъерошить его светло-рыжие волосы. – Тебе нужно поправляться. Ведь болеть – это все равно, что подвергнуться нападению, понимаешь? Твое тело – это как большая крепость, которую атакуют враги. Ты отбил их нападение, они отошли, но тебе нужно быть осторожным, ты должен перестроить свои силы и восстановить стены, отремонтировать катапульты, почистить пушки, пополнить запас амуниции. Понимаешь? Твой отец сможет уехать на войну, только если почувствует, что большая крепость после его отъезда не падет под напором врага. Вот, значит, в чем твоя обязанность. Поправляться и поправляться. Стать здоровым. Конечно, твой отец предпочел бы остаться здесь, с тобой, но он не может, потому что он как отец для всех людей. Понимаешь? Им нужны его поддержка и руководство. Поэтому он должен ехать к ним. А ты должен остаться и помочь отцу победить своим выздоровлением, починкой своей большой крепости. Это твой солдатский долг. Как ты думаешь, сможешь ты это сделать?

Латтенс разглядывал подушки, на которых сидел. Перрунд снова разгладила его волосы. Он играл золотой ниткой, выбившейся из угла подушки.

– Да, – сказал он негромким голосом, не поднимая глаз. – Но мне бы хотелось поехать с тобой и отцом, очень. – Он посмотрел на ДеВара. – Ты уверен, что я не могу поехать?

– Боюсь, что уверен, – тихо сказал ДеВар. Мальчик тяжело вздохнул и снова опустил глаза.

ДеВар улыбнулся Перрунд, которая смотрела на Латтенса.

– Да что же это такое? – сказала Перрунд. – Неужели это тот самый генерал Латтенс, который одержал недавно победу в сражении на катапультах? Генерал, вы должны исполнять свой долг. Ваш отец скоро вернется. А с ним и господин ДеВар. – Она улыбнулась ДеВару.

– Насколько нам известно, война может закончиться еще до того, как мы туда доберемся. С войнами иногда такое случается. – Он повертел в руках свою большую вощеную шляпу, потом положил ее на свой свернутый плащ и откашлялся. – Я тебе рассказывал, как расстались Секрум и Хилити? О том, как Секрум уехала и стала посланником?

Латтенс, казалось, расслышал не сразу, но потом перекатился на бок, прекратил обиженно сопеть и ответил:

– Нет, кажется, не рассказывал.

– Так вот, в один прекрасный день друзьям пришлось расстаться. Секрум решила стать солдатом-посланником, донести весть о Богатилии до самых дальних земель и показать людям в этих дальних землях, в чем они ошибаются. Хилити пытался отговорить своего друга от этого, думая, что не стоит так поступать, но Секрум была бескомпромиссна.

– Что?

– Полна решимости.

– А-а.

– И вот как-то раз, – продолжил ДеВар, – незадолго до отъезда Секрум, они отправились в одно из своих особых мест на острове. Этот остров был очень диким местом, туда уходили люди, которым надоедала роскошь Богатилии. Там не было ни молочных рек, ни кисельных берегов, ни приготовленной дичи, висящей на ветках садовых деревьев, ни фонтанов, струящих ароматные духи, ни сахарных гор, ни…

– Что, кому-то надоедали сахарные горы? – недоверчиво спросил Латтенс.

– Да. Кое-кому надоедало умение летать, им не хотелось больше, чтобы у них текла горячая вода из рукомойников, не хотелось иметь слуг, выполняющих все их капризы. Люди – странные существа. Дай им все блага цивилизации, так они начинают тосковать по дикой жизни.

Услышав это, Латтенс нахмурил брови, но возражать не стал. По его выражению было видно, что жителей Богатилии и вообще всех взрослых он считает не очень нормальными.

– Секрум и Хилити, – сказал ДеВар, – отправились на этот остров вроде как на каникулы, отдохнуть от привычной роскоши. Они не взяли с собой слуг и даже волшебные свои амулеты и драгоценности, которые защищали их от вреда и позволяли вызывать местных богов. И вот эти двое оказались предоставлены самим себе в дикой глуши. Они могли найти там плоды и воду, могли соорудить себе крышу над головой из гигантских листьев. У них с собой были луки и стрелы, а еще две духовые трубки, стрелявшие отравленными шипами. Они изготовили их, перед тем как отправиться на каникулы, и очень ими гордились. С помощью лука и трубок они охотились на зверей, хотя островные звери были ничуть не похожи на тех, к которым привыкли двое друзей, – они вовсе не желали быть убитыми, зажаренными и съеденными, а потому держались подальше от двух охотников, и, надо сказать, охотников очень неумелых.

Как-то раз, после очередных безуспешных попыток Секрум и Хилити найти какого-нибудь зверя и застрелить его из трубки, они возвращались в свой шалаш. По дороге они спорили и выражали недовольство друг другом. Оба устали и были голодны, и этим, вероятно, объяснялось их раздражение, их упреки друг другу за неудачную охоту. Секрум считала, что Хилити слишком кровожаден и хочет убивать животных ради удовольствия, потому что он гордился своим умением стрелять из лука и духовой трубки, а также драться врукопашную, а Хилити втайне полагал, что Секрум, возражая против убийства, нарочно шумела и предупреждала об опасности животных, которых они выслеживали.

Тропинка привела их назад к речушке и естественному мостику – упавшему дереву, которое соединяло ее крутые берега. День этот был довольно дождливым (еще одна причина, по которой они столько спорили), и вода в речушке под деревом-мостом поднялась, как в половодье.

– Как это?

– Это значит, воды в реке было больше обычного. Ну вот, и пошли они по дереву-мостику. Хилити хотел было сказать, что лучше переходить по одному, но к тому времени они уже ступили на мостик, а он шел впереди. И тогда он подумал, что, если повернется и велит Секрум подождать, та разозлится еще больше, а потому промолчал.

Ну а тут ствол дерева надломился. Он, видимо, лежал там очень давно и подгнил, а берега оказались подмыты дождем, и потому, когда двое друзей одновременно встали на дерево, оно решило, что пришло ему время отдохнуть, и надломилось под тяжестью двух человек и рухнуло в речку.

И вот оно, переломившись, упало в воду, а вместе с ним – какие-то ветки, несколько камней и груды земли с обеих сторон реки.

– Ой! – вскрикнул Латтенс, прижав ручонки ко рту. – И что же случилось с Секрум и Хилити?

– Они свалились вместе, с деревом. Хилити повезло больше, потому что та часть ствола, на которой был он, упала не сразу, и он сумел повиснуть на ней и оказался на берегу, прежде чем ствол свалился в воду. В реку Хилити все равно попал, но с ним все было в порядке.

– А что Секрум?

– Секрум повезло меньше. Наверно, та часть ствола, на которой была она, перевернулась в воздухе, а может, перевернулась сама Секрум, потому что она оказалась под стволом в воде.

– И она утонула? – Вид у Латтенса был очень взволнованный, обе ладошки прижаты ко рту. Он начал сосать большой палец.

Перрунд обняла его, отвела его руки ото рта.

– Да что ты! Не забудь: ведь это произошло перед тем, как Секрум уехала из дома, чтобы стать солдатом-посланником.

– Да, но что с ней случилось? – встревоженно спросил Латтенс.

– Да, что с ней случилось? – сказала Перрунд. – И почему упавший ствол не всплыл?

– Большая его часть еще оставалась на крутом берегу, – сказал ей ДеВар, – и тот конец, под которым оказалась Секрум, не мог всплыть. Но Хилити видел сапог своей кузины – он торчал из воды из-под ствола, и его мотало туда-сюда. Хилити бросился в воду и нырнул под сломанные ветви, чтобы добраться до Секрум, которая, как он понял, оказалась в ловушке под водой. Под водой было темно, но он увидел Секрум, отчаянно пытавшуюся выбраться наверх и столкнуть ствол со своей ноги, но ее усилия были тщетными, потому что ствол был велик и тяжел. Хилити увидел, как последние несколько пузырей воздуха вырвались изо рта Секрум и унеслись прочь, где их подхватил речной поток. Хилити вынырнул на поверхность, набрал в грудь побольше воздуха, потом снова нырнул, приставил свой рот ко рту кузины и выдул в него воздух из своих легких, чтобы она продержалась еще немного.

Хилити тоже пытался сдвинуть ствол с ноги Секрум, но тот был слишком тяжел. Он подумал, что если ему удастся найти достаточно прочный и длинный рычаг, то он, вероятно, сможет освободить ногу Секрум, но, чтобы найти рычаг, нужно было время, а Секрум тем временем могла задохнуться. Хилити вдохнул еще воздуха и нырнул под воду. Снова изо рта Секрум вырвались пузыри, и снова Хилити дал ей воздуха из своей груди.

Хилити понимал, что долго так продолжаться не может. Холодная вода отбирала его тепло и силы, каждый нырок давался все с большим трудом, и ему самому уже не хватало воздуха.

Тут он вспомнил о духовой трубке. Его собственную унес поток, в который он упал, но, нырнув в первый раз, он увидел, что трубка Секрум осталась при ней, прижатая спиной девушки ко дну. Хилити нырнул, вдохнул в рот Секрум порцию воздуха, ухватился за трубку, дернул ее, потащил на себя, и наконец она выскользнула из-под Секрум. Ему пришлось вернуться наверх, чтобы глотнуть воздуха, но потом он снова нырнул, показал на трубку, и Секрум взяла ее в рот.

Но это еще не было спасением. Секрум пришлось снова вытащить трубку изо рта, потому что в нее попало много воды. Хилити вытащил трубку на поверхность, вытряс воду, зажал отверстие ладонью с одной стороны и опять нырнул.

Теперь Секрум могла дышать. Хилити убедился, что она продержится какое-то время, выбрался из воды и принялся искать рычаг. Наконец он нашел ветку – прямую и достаточно толстую, надеясь, что с ее помощью сдвинет с места упавший ствол. Он вернулся в воду, нырнул, всунул ветку под ствол и упер ее в камень.

Наконец-то дело пошло. Рычаг чуть не треснул, а когда ствол шевельнулся, он больно ударил по сломанной ноге Секрум, но та освободилась и всплыла на поверхность, и Хилити смог вытащить ее на берег. Духовую трубку унесло течением.

Не меньше труда потребовалось, чтобы поднять Секрум по крутому берегу наверх, потому что из-за сломанной ноги она была совершенно беспомощна.

– И что, врачу пришлось отрезать ей ногу? – спросил Латтенс. Он съежился на кровати, глаза его широко раскрылись.

– Что? Нет-нет, что ты! Наконец Хилити вытащил Секрум наверх. Он так устал, что ему пришлось оставить своего друга на берегу. Он вернулся в их лагерь один, но там… поблизости был разложен сигнальный костер, Хилити поджег его, огонь заметили люди, пришли и спасли их.

– И Секрум выздоровела?

ДеВар кивнул.

– Да. Все считали Хилити героем, а когда нога Секрум зажила – это было еще до ее отъезда, – она отправилась на остров, где все это случилось, обшарила речку ниже обрушенного моста и нашла две духовые трубки, застрявшие между камней: одна повыше, другая пониже. Она отрезала конец от трубки, спасшей ей жизнь, привязала ее на ленточку и подарила Хилити на прощальной вечеринке, устроенной ее друзьями. Этот подарок означал, что случай на другой реке, у водопада, когда из-за Хилити Секрум упала в воду (ты помнишь?), забыт и Секрум его простила. Маленькое деревянное колечко было великовато – на палец его, к сожалению, не наденешь, но Хилити сказал Секрум, что будет вечно хранить его, как самую большую драгоценность, и сдержал слово, и хранит его до сих пор, и, насколько все знают, кольцо и теперь при нем.

– А куда отправилась Секрум? – спросил Латтенс.

– Никто не знает, – сказал ДеВар, разведя руками. – Может быть, она приехала сюда. Они с Хилити знали об… об империи и Гаспидусе. Они разговаривали об этом, спорили. Кто знает, может, она и побывала здесь.

– А Секрум больше никогда не видела своего друга? – спросила Перрунд, сажая Латтенса себе на колени.

Мальчик, однако, тут же вырвался из ее рук.

ДеВар покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Через несколько лет после отъезда Секрум он уехал из Богатилии, и Хилити порвал все связи со своей землей и своими бывшими знакомыми. Возможно, Секрум уже вернулась домой, но Хилити об этом никогда не узнает. Он навсегда покинул Богатилию с ее благами. Секрум и Хилити больше никогда не встретятся.

– Как это печально, – сказала Перрунд. Говорила она тихим голосом, а на ее лице застыло грустное выражение. – Как это грустно – никогда больше не увидеть своих друзей, свою семью.

– И вот, – начал было ДеВар, но, подняв глаза, увидел, что один из адъютантов протектора машет ему от двери. Он взъерошил волосы Латтенса, медленно поднялся, взял шляпу, мешки и плащ. – К сожалению, юный генерал, у меня больше нет времени. Тебе пора попрощаться с отцом. Смотри.

УрЛейн, одетый в великолепный дорожный костюм, вошел в комнату.

– Ну, где тут мой мальчонка? – выкрикнул он.

– Отец! – Латтенс подбежал к отцу и бросился в его объятия.

– Ух ты! Ну и тяжел же ты стал! – УрЛейн, посмотрев на ДеВара и Перрунд, подмигнул им. Протектор сел рядом вместе с мальчиком на диван рядом с дверью, и они обнялись.

Перрунд стала рядом с ДеВаром.

– Ну что ж, сударь мой, обещай, что будешь хорошо заботиться о протекторе и о себе, – сказала она, приближая к нему свое лицо. Глаза у нее увлажнились. – Я очень рассержусь, если с кем-то из вас что-нибудь случится. Ты храбр, но, я надеюсь, не рискнешь испытывать на себе мою ярость.

– Я сделаю все возможное, чтобы мы оба вернулись живыми, – сказал ей ДеВар.

Он взял плащ, шляпу, мешки. Плащ накинул на одну pуку, мешки поднял другой рукой и взвалил на плечо, потом надел шляпу и скинул ее за спину, так что она повисла на шнурке.

Перрунд смотрела на его манипуляции с каким-то грустным любопытством. Она положила свою здоровую руку на кисть ДеВара, успокаивая его.

– Береги себя, – тихо сказала она, потом повернулась и села там, где ее мог видеть УрЛейн и откуда она могла видеть его.

ДеВар несколько мгновений смотрел на Перрунд – она сидела в длинном красном платье, расправив плечи, лицо ее было спокойным и прекрасным. Потом он повернулся и пошел к двери.