Текст книги "Инверсии"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

11. ДОКТОР

Начальник стражи дворца Ивенир поднес к носу надушенный платок. Перед ним стояла каменная плита с железными кандалами, ручными и ножными, соединенными полосками звериной шкуры. Но эти приспособления не стесняли того, кто сейчас находился на плите, потому что на ней распростерлось безжизненное тело главного королевского палача. Нолиети лежал обнаженным, если не считать небольшой повязки, прикрывавшей гениталии. Рядом с начальником стражи Полчеком стоял Ралиндж, главный палач герцога Кветтила, и молодой, с посеревшим лицом и весь в поту писарь, присланный начальником стражи Адлеином: тот возглавил поисковый отряд, отправившийся на поиски Юнура, помощника палача. Лицом к ним с другой стороны плиты стояли доктор Восилл, ее помощник (то есть я) и доктор Скелим, личный врач герцога Кветтила.

Камера для допросов под дворцом Ивенир была относительно невелика. Под низким потолком пахло разной мерзостью, включая и самого Нолиети. И дело было не в том, что тело начало разлагаться (убийство случилось всего несколько часов назад), а в грязи и коросте на бледной коже погибшего главного палача – чистоплотностью он не отличался, это было очевидно. Начальник стражи Полчек смотрел на блоху, которая выпрыгнула из-под повязки на бедрах мертвеца и стала двигаться вверх по его животу.

– Смотрите. – Доктор Скелим показал на крохотное насекомое, ползущее по грязной коже. – Кое-кто покидает тонущий корабль.

– Ищет тепла, – сказала доктор Восилл, выкидывая руку, чтобы прихлопнуть насекомое.

Блоха исчезла за мгновение до того, как рука настигла ее – скакнула в сторону, только ее и видели. У Полчека на лице появилась улыбка, меня тоже позабавила наивность доктора. Как это говорят – поспешность нужна при ловле блох. Вот уж точно нужна – поди поймай блоху. Пальцы доктора схватили воздух, но она поднесла их к лицу и внимательно осмотрела, свела кончики и потерла ими о бедро. Потом доктор посмотрела на Полчека, стоявшего с удивленным видом.

– Наверное, прыгнула на кого-то из нас.

Фонарь в потолке, прямо над плитой, был открыт, видимо, в первый раз за долгое время, судя по тому, сколько пыли и всякого мусора просыпалось на беднягу писаря, отряженного доктором на эту работу. Мрачную сцену освещал еще и напольный светильник, стоявший поблизости.

– Мы можем продолжать? – ворчливым голосом сказал начальник стражи Ивенира. Полчек был крупный, высокий человек со шрамом, уродовавшим его лицо – он начинался у кромки седых волос и заканчивался на подбородке. После падения в прошлом году на охоте он хромал – колено у него не сгибалось. Именно по этой причине не он, а Адлейн отправился на поиски Юнура. – Я никогда не получал ни малейшего удовольствия, присутствуя при том, что происходило здесь.

– Думаю, что те, с кем это происходило, тоже не получали удовольствия, – заметила доктор Восилл.

– Ну, они этого и не заслуживали, – сказал доктор Скелим, одна его рука нервно теребила воротник, а взгляд обшаривал потолок и стены с многочисленными кругловатыми нишами. – Да, местечко тесное и неуютное, верно? – Он посмотрел на начальника стражи.

Полчек кивнул.

– Нолиети жаловался, что ему тут даже кнутом негде размахнуться, – сказал он.

Серолицый писарь начал делать пометки в своей маленькой грифельной книжечке. Острый кончик мелка производил скрежещущий, пискливый звук.

Скелим фыркнул.

– Похоже, ему больше не придется махать кнутом. О Юнуре что-нибудь известно, господин начальник стражи?

– Мы знаем, в какую сторону он ушел, – сказал Полчек. – Погоня схватит его еще до наступления темноты.

– Вы думаете, они доставят его живым и здоровым? – спросила доктор Восилл.

– Адлейну знакомы эти охотничьи угодья, а мои гончие хорошо натасканы. Ну, укусят мальчишку раз-другой, но, когда его доставят сюда, к мастеру Ралинджу, он будет вполне жив, – сказал Полчек, бросив взгляд на тучного человека, стоявшего рядом с ним, а потом снова зачарованно вперившись в надрез, который почти отделил голову Нолиети от шеи. Ралиндж, услышав свое имя, смерил взглядом Полчека и улыбнулся, показывая ряд зубов, которые он с удовольствием выбил у своих жертв и вставил себе вместо собственных, давно сгнивших. Полчек неодобрительно заворчал.

– Господа, меня сейчас беспокоит судьба Юнура, – сказала доктор Восилл.

– Неужели, мадам? – сказал Полчек, не отрывая платка от носа и рта. – Что это вас так заботит его судьба? – Он повернулся к Ралинджу. – Я полагаю, что его судьба сейчас находится в руках тех из нас, кто расположился по эту сторону стола, доктор. Или он болен чем-то таким, что может лишить нас возможности расспросить его о случившемся?

– Вряд ли это убийство совершил Юнур, – ответила доктор.

Доктор Скелим иронически хмыкнул. Полчек поднял взгляд в потолок, который был совсем близко от него. Ралиндж никак не мог оторвать глаз от раны.

– Вы так думаете, доктор? – с усталым видом сказал Полчек. – И что же привело вас к такому странному выводу?

– Этот человек мертв, – сердито сказал Скелим, махнув рукой в сторону тела. – Убит на своем рабочем месте. Люди видели, как убийца бросился бежать в лес, пока еще кровь не перестала течь. Хозяин бил мальчишку, а то и делал с ним кое-что похуже. Это всем известно. Только женщина не усмотрит тут очевидного.

– Нет уж, дайте высказаться милейшей госпоже доктору, – сказал Полчек. – Я просто горю нетерпением проследить за ходом ее мыслей.

– Тоже мне – доктор, – пробормотал Скелим, отворачиваясь.

Доктор проигнорировала замечание своего коллеги и наклонилась, чтобы потрогать рваные куски кожи, когда-то обтягивавшие шею Нолиети. У меня в горле образовался комок.

– Рана была нанесена зазубренным инструментом, возможно, большим ножом, – сказала она.

– Удивительная мысль, – саркастически сказал Скелим.

– Был сделан один удар слева направо. – Доктор раздвинула куски кожи у левого уха мертвеца. Должен признаться, что у ее помощника в этот момент тошнота подступала к горлу, однако я, как и палач Ралиндж, не мог оторвать взгляда от раны. – Удар рассек все главные сосуды, трахею…

– Что-что? – переспросил доктор Скелим.

– Трахею, – терпеливо сказала доктор, указывая на перерезанную трубку внутри шеи Нолиети. – Дыхательное горло.

– Мы здесь называем это дыхательным горлом, и нам не нужны никакие иностранные слова, – ухмыльнулся доктор Скелим. – Такие словечки годятся для всяких шаманов, которые пытаются поразить других своими сомнительными познаниями.

– Но если мы заглянем чуть глубже… – сказала доктор, возвращая голову трупа на место и приподнимая его плечи над плитой. – Элф, подложи-ка этот чурбан ему под плечи.

Я, едва сдерживая рвоту, поднял деревянный чурбан, похожий на миниатюрную плаху, и подсунул его под плечи мертвеца.

– Подержи-ка его волосы, Элф, – сказала доктор, закидывая назад голову Нолиети. Рана открылась еще шире, издав громкий хлюпающий звук. Я ухватился за редкие каштановые волосы Нолиети и отвернулся. – Но если мы заглянем поглубже, – повторила доктор, на которую все это, казалось, не производило ни малейшего впечатления; она наклонилась над сплетением многоцветных трубок, которые прежде были гортанью Нолиети, – то увидим: оружие убийцы вошло так глубоко, что перерубило верхнюю часть позвоночного столба вот здесь, в районе третьего шейного позвонка.

Доктор Скелим опять презрительно фыркнул, но уголком глаза я увидел, что он наклонился поближе к открытой ране. От дальнего конца стола раздался звук рвоты – писарь начальника стражи Адлейна быстро отвернулся и согнулся пополам над водостоком, его записная книжка с треском упала на пол. Я тоже почувствовал, как желчь подступает ко рту, и постарался не дать ей прорваться.

– Вот здесь. Видите? Вот здесь, под хрящом гортани, скол на позвонке, образовавшийся, когда оружие вытаскивали.

– Ах, как это интересно, – сказал Полчек. – Только что вы этим хотите сказать?

– Направление удара показывает, что убийца – правша. Можно практически не сомневаться, что удар был нанесен правой рукой. Глубина раны указывает, что удар был нанесен человеком богатырского сложения, а это лишний раз свидетельствует о том, что убийца нанес удар главной рукой, потому что никому не удастся бить так точно и сильно слабой рукой. Кроме того, угол удара, то есть наклон раны относительно горла жертвы, говорит о том, что убийца был как минимум на голову выше ее.

– О Провидение! – воскликнул доктор Скелим. – Уж давайте лучше выворотим его кишки, как древние жрецы, и по ним прочтем имя убийцы. Могу гарантировать, они скажут «Юнур» или уж как там его.

Доктор Восилл повернулась к Скелиму.

– Неужели вы не понимаете – Юнур ниже Нолиети, к тому же он левша. Насколько я понимаю, особой силой он не отличается, роста, может, чуть выше среднего, но никак не богатырь.

– Может, он был в бешенстве, – высказал предположение Полчек. – В определенных обстоятельствах люди обретают нечеловеческую силу. Я слышал, это часто случается именно в таких вот условиях.

– К тому же Нолиети мог стоять в этот момент на коленях, – сказал доктор Скелим.

– А то и Юнур мог встать на что-нибудь, – вставил Ралиндж неожиданно низким и осипшим голосом. Он улыбнулся.

Доктор бросила взгляд на ближайшую к ней стену.

– Нолиети стоял у того верстака, когда ему нанесли удар сзади. Артериальная кровь хлынула в потолок, а венозная – прямо на верстак. Он не стоял на коленях.

Писаря перестало рвать, он поднял упавшую записную книжку и вернулся на свое место у стола, бросив извиняющийся взгляд на Полчека, который словно не заметил его.

– Госпожа? – набрался смелости я.

– Да, Элф.

– Можно мне отпустить его волосы?

– Да, конечно же, Элф. Извини.

– Не важно, как именно Юнур сделал это, – сказал Скелим. – Он, так или иначе, был здесь, когда это случилось. Он убежал после того, как это случилось. Конечно, это сделал он. – Доктор Скелим с неприязнью посмотрел на доктора Восилл.

– Дверь не была заперта и не охранялась, – заметила доктор. – Вполне возможно, что Юнур был отослан с каким-то поручением, а когда вернулся, обнаружил, что его хозяин убит. Что же до…

Доктор Скелим потряс головой и протянул руку к доктору.

– Эти женские фантазии и нездоровая тяга к крови могут являть собой разновидность душевной болезни, мадам, но не имеют никакого отношения к поимке преступника и выяснению истины.

– Доктор прав, – сказал Полчек. – Мы видим, что вы неплохо разбираетесь в покойниках, мадам, но вы должны признать, что я кое-что понимаю в злодействах. И я знаю, что бегство является несомненным свидетельством вины.

– Возможно, Юнур просто испугался. Он, судя по всему, не отличается большим умом. Вероятно, он впал в панику. Я вовсе не думаю, что его бегство – это самое подозрительное, что он мог сделать.

– Что ж, скоро мы его схватим, – подытожил Полчек. – И Ралиндж узнает правду.

Когда заговорила доктор, то вышло это довольно ядовито, что, думаю, удивило всех нас.

– Уж он-то, конечно, узнает, – сказала она.

Ралиндж во весь рот улыбнулся доктору. Изуродованное шрамом лицо Полчека приобрело мрачноватое выражение.

– Да, мадам, узнает, – сказал он ей. Он махнул рукой в сторону тела, по-прежнему лежащего между нами. – Все это, конечно, было весьма забавно, но когда вам в следующий раз захочется удивить стоящих выше, чем вы, людей, вашими гнусными познаниями в человеческой анатомии, я бы попросил избавить от этого тех, у кого есть дела поважнее, и в первую очередь меня. Всего доброго.

Полчек повернулся и вышел, пригнувшись в дверях и кивнув стражникам, отсалютовавшим ему. Писарь, которого недавно вырвало, неуверенно поднял взгляд от своих незавершенных записок. Он явно не знал, что делать дальше.

– Я согласен, – сказал доктор Скелим с ноткой язвительности в голосе, поворачивая свое маленькое лицо к доктору. – Вы, должно быть, околдовали нашего доброго короля, мадам, но меня вам не провести. Если вам не безразлична ваша собственная безопасность, то вы должны уговорить короля отпустить вас, убраться отсюда как можно скорее и вернуться в ту страну, где вы росли и где царят такие уродливые нравы. Всего доброго.

Серолицый писарь все еще колебался, глядя на бесстрастное лицо доктора. Скелим, надменно подняв голову, быстрым шагом вышел из помещения. Потом писарь пробормотал что-то все еще улыбающемуся Ралинджу, с щелчком закрыл свою книжку и заторопился следом за маленьким доктором.

– Вы им не нравитесь, – сказал главный палач герцога Кветтила доктору. Улыбка его стала еще шире. – А мне нравитесь.

Доктор несколько мгновений смотрела на него через плиту, потом подняла руки и сказала:

– Элф, влажное полотенце, пожалуйста.

Я бросился к скамье, взял кувшин с водой, вытащил полотенце из саквояжа доктора и намочил его. Потом я смотрел, как она моет руки, не сводя взгляда с невысокого полного человека по другую сторону плиты. Я протянул ей сухое полотенце. Она вытерла руки.

Ралиндж продолжал улыбаться.

– Вы, наверно, презираете мое ремесло, госпожа доктор, – тихим голосом сказал он; слова из его рта с этими жуткими зубами вылетали словно камни. – Но я умею не только мучить, но и услаждать.

Доктор протянула мне полотенце и сказала:

– Идем, Элф. – Она кивнула Ралинджу, и мы направились к двери.

– А боль может быть наслаждением, – сказал нам в спину Ралиндж.

Я почувствовал, как мурашки бегут у меня по телу и тошнота снова подступает к горлу. Доктор ничего не ответила.

– Это всего лишь простуда, государь.

– Всего лишь простуда! Я знаю людей, умерших от простуды.

– Так случается, государь, но вы не умрете. Как сегодня ваше колено? Давайте посмотрим.

– Кажется, уже лучше. Вы поменяете повязку?

– Конечно. Элф, будь добр…

Я вытащил из докторского саквояжа бинты и кой-какие инструменты, разложил их на куске материи на огромной королевской кровати. Это происходило в частных королевских покоях на следующий день после убийства Нолиети.

Королевские покои в Ивенире расположены под великолепным куполом в задней части дворца и над остальной частью огромного здания. Купол, покрытый листовым золотом, возвышается над приподнятой частью крыши и отделен от нее небольшим строгим садиком. Самые рослые деревья, растущие на вершинах холмов за дворцом, не доходят до уровня крыши, а потому выше ее по эту сторону долины ничего нет. Из выходящих на север окон, сквозь которые поступает свет в просторные комнаты покоев, не видно ничего, кроме синего неба над правильными геометрическими формами сада и ограды из слоновой кости. От этого королевские покои приобретают странный, заколдованный вид, словно не принадлежат этому миру. Должен сказать, что прозрачный горный воздух усиливает ощущение неземной чистоты, но все же главная особенность, сообщающая особую атмосферу этому месту, – отсутствие всяких признаков земной суеты и следов человеческой деятельности.

– Я буду готов к балу в следующую малую луну? – спросил король, глядя, как доктор готовится перевязывать его колено. Правда, особой нужды менять бинты не было – старые оставались безукоризненно чисты, поскольку король, после того как днем раньше в Тайном саду нам сообщили о кончине Нолиети, начал чихать, жаловаться на горло и улегся в постель.

– Думаю, ко времени бала вы будете в порядке, государь, – сказала доктор. – Только постарайтесь не чихать на всех.

– Я – король, Восилл, – возразил король, сморкаясь в свежий платок. – Я буду чихать, на кого мне заблагорассудится.

– Значит, вы будете передавать другим болезнетворные соки, которые будут зреть в этих людях, а когда вы поправитесь, кто-нибудь из них, случайно чихнув в вашем присутствии, может повторно заразить вас, и тогда болезнь будет снова вызревать в вас, пока они выздоравливают, и так без конца.

– Не надо меня учить, доктор. У меня сейчас не то настроение.

Король бросил взгляд на груды подушек вокруг, открыл было рот, чтобы позвать слугу, но тут расчихался, клюя при этом носом так, что его светлые кудри взлетали вокруг его головы. Доктор поднялась со стула и, пока король чихал, подтащила его повыше и взбила вокруг него подушки. Король удивленно посмотрел на нее:

– Вы, оказывается, сильнее, чем представляетесь, доктор.

– Да, государь, – сказала доктор с застенчивой улыбкой и снова принялась разбинтовывать колено короля. – Но все же слабее, чем могла бы быть.

Одета она была так же, как и днем раньше. Ее длинные рыжие волосы были уложены тщательнее, чем обычно, расчесаны, заплетены и теперь лежали на ее длиннополом жакете, доходя чуть ли не до талии. Она посмотрела на меня, и тут я понял, что поедаю ее взглядом. Я опустил глаза.

Из-под огромной кровати торчал уголок какой-то одежды кремового цвета, показавшийся мне странно знакомым. Я с удивлением смотрел на него несколько мгновений и наконец испытал укол зависти к королевским привилегиям: я понял, что это часть костюма пастушки. Я затолкал его подальше под кровать кончиком ботинка. Король устроился между своих подушек.

– Какие новости о сбежавшем мальчишке? О том, кто убил главного палача?

– Его поймали сегодня утром, – сказала доктор, продолжая разматывать старый бинт. – Но я не думаю, что это он совершил убийство.

– Неужели? – сказал король.

Лично мне, хозяин, показалось, что королю совершенно все равно, какие мысли на этот счет у доктора, но это давало доктору возможность объяснить более или менее подробно (в особенности человеку, который, хоть и стоял на недостижимой высоте, был простужен и только что съел легкий завтрак), почему она убеждена в том, что Юнур не убивал Нолиети. Должен сказать, что накануне вечером на дворцовой кухне все ученики, помощники и пажи пришли к единому мнению: мол, единственная странность во всем этом деле состояла в том, как Юнур мог так долго откладывать свой замысел.

– Ну ничего, – сказал король. – Не сомневаюсь, что палач Кветтила быстро выведает у него всю правду.

– Правду, государь, или то, что нужно для подтверждения предвзятого мнения тех, кто убежден, что знает правду?

– Что-что? – сказал король, слегка постукивая себя пальцем по покрасневшему носу.

– Я говорю об этом варварском обычае, о пытке. В итоге получают не правду, а то, что хочет услышать допрашиватель. Ведь допрашиваемый испытывает такую боль, что готов признаться в чем угодно, и, надеясь облегчить свои страдания, признается в том, что требует его мучитель.

Король посмотрел на доктора недоверчивым и непонимающим взглядом.

– Люди – животные, Восилл. Лживые животные. Единственный способ иногда добиться от них правды – это применить пытку. – Король громко чихнул. – Этому меня научил мой отец.

Доктор долго смотрела на короля, потом снова вернулась к бинтам.

– Да. Я и мысли не допускаю, что он мог ошибаться, государь, – сказала она. Одной рукой она поддерживала ногу короля, а другой – разматывала бинт. Она тоже начала чихать.

Король сопел, шмыгал носом и смотрел на доктора.

– Доктор Восилл? – сказал он наконец, когда доктор кончила разматывать бинт и передала его мне.

– Государь? – сказала она, вытирая рукавом глаза и глядя мимо Квиенса.

– Мадам, я расстроил вас?

– Нет, – без промедления сказала доктор. – Нет, государь.

Она сделала движение, словно собираясь наложить новую повязку, но тут же отложила в сторону бинт и расстроенно причмокнула. Она стала разглядывать заживающую рану на колене короля, потом приказала подать ей воду и мыло, которые я уже подготовил и держал у кровати. Мне показалось, что это ей не понравилось, однако она быстро промыла рану, ополоснула и вытерла ногу короля и начала накладывать свежую повязку.

Король во время всех этих процедур расстроенно посматривал на нее. Когда доктор закончила, он сказал:

– Вы с нетерпением ждете предстоящего бала?

Она улыбнулась ему одними губами.

– Конечно, ваше величество.

Мы собрали свои вещи и уже намеревались было идти, но тут король взял доктора за руку. Мне кажется, я еще не видел в его глазах такого смущенного, неуверенного взгляда.

– Говорят, – сказал он, – женщины переносят боль лучше мужчин. – Его глаза словно обшаривали ее. – Сильнее всего во время допросов мы мучаем мужчин.

Доктор опустила глаза на свои пальцы в королевской ладони.

– Женщины переносят боль лучше, потому что мы должны рожать детей, – сказала она тихим голосом. – Обычно считается, что такая боль неизбежна, но люди моей профессии научились в некоторой мере облегчать ее. – Она заглянула в его глаза. – А животными – даже хуже, чем животными, – мы становимся, когда мучаем других.

Она неторопливо извлекла свою руку из королевской, подняла саквояж, поклонилась королю, повернулась и направилась к двери. Я помедлил, думая, что король позовет ее, но он этого не сделал. Он сидел на своей огромной кровати с обиженным видом, шмыгая носом. Я поклонился королю и последовал за доктором.

Юнура так и не допросили. Через несколько часов после того, как его поймали и доставили во дворец, пока мы с доктором были у короля, а Ралиндж готовился к допросу, в камеру с беглецом заглянул охранник. Юнур как-то сумел перерезать себе горло маленьким ножом. Руки и ноги его были заведены за спину и крепко схвачены цепями, а его, перед тем как поместить туда, раздели донага. Нож был заклинен в трещине стены, острием наружу, на высоте приблизительно в треть человеческого роста. Юнур сумел подползти к ножу, выбрав до конца длину цепей, которыми был скован, и, прижавшись шеей к острию, дернул головой, а потом рухнул на пол и истек кровью.

Насколько я понимаю, два начальника стражи были вне себя от ярости. Стражникам, которые охраняли Юнура, повезло – их не наказали и не подвергли допросу. Сошлись на том, что Юнур, видимо, сам всунул нож, прежде чем напасть на Нолиети, на тот случай, если его схватят и приведут туда для допроса.

Хотя мы в нашем положении мало что знали, а мнение наше стоило и того меньше, но, знакомые с Юнуром и имевшие представление о его умственных способностях, мы оба даже отдаленно не верили этим объяснениям.

Кветтил: Милый герцог, очень рад вас видеть. Какой прекрасный вид, не правда ли?

Вален: Гм-м. Как здоровье, Кветтил?

К: Лучше не бывает. А у вас?

В: Сносно.

К: Я думал, может, пожелаете присесть. Видите – я и стулья приказал принести.

В: Нет, спасибо. Давайте-ка пойдем туда…

К: Хорошо, отлично. Ну вот, отсюда вид даже еще лучше. Но я не допускаю мысли, что вы пожелали встретиться со мной здесь, чтобы насладиться зрелищем моих владений.

В: Гм-м.

К: Позвольте мне высказать догадку. У вас нехорошие предчувствия в связи с… как его звали? Нолиети? В связи со смертью Нолиети? Или скорее в связи со смертью обоих – Нолиети и его ученика?

В: Нет, я считаю, что это дело закрыто. Смерть двух палачей не ахти какое событие. Их ремесло, хоть и необходимо, но презренно.

К: Презренно? Нет-нет. Ни в коем случае. Я бы назвал его одним из самых высоких искусств. Мой палач, Ралиндж, великий мастер. Я не стал петь ему дифирамбы в присутствии Квиенса, потому что опасаюсь, как бы король не забрал его у меня: это меня крайне огорчило бы. Я бы чувствовал себя обворованным.

В: Нет, меня заботит некто, чья профессия – не причинять боль, а смягчать ее.

К: Вот как? Так вы имеете в виду женщину, которая называет себя доктором? И что только король в ней нашел? Он что, не может просто трахнуть ее и закрыть вопрос?

В: Может, он ее и трахает, хотя похоже, что нет. Она так на него смотрит, что у меня возникает впечатление, будто она хочет лечь под него… Но мне и то и другое безразлично. Беда в том, что он, кажется, убежден в ее незаурядных врачебных талантах.

К: Ах, это. Вы хотите видеть кого-то на ее месте?

В: Да. Кого угодно. Я думаю, она шпионка, или ведьма, или и то и другое.

К: Понимаю. Вы сказали об этом королю?

В: Конечно же нет.

К: Так-так. Что ж, мой собственный врач придерживается того же мнения, что и вы, если вас это утешит. Но я, однако, должен вас предупредить, что его мнение стоит недорого, потому что он самодовольный дурак и лечит ничуть не лучше, чем любой другой из этих кровопускателей и костоломов.

В: Не сомневаюсь. И тем не менее я уверен, что ваш врач – один из самых компетентных, а потому я рад, что он разделяет мое мнение об этой Восилл. Это может оказаться полезным, если придется доказывать королю ее ненадежность. Могу вам сообщить, что начальник стражи Адлейн тоже считает ее опасной, хотя и соглашается со мной, что сейчас предпринимать шаги против нее невозможно. Поэтому-то я и хотел поговорить с вами. Я могу рассчитывать на ваше молчание? Я хочу поговорить кое о чем, что можно было бы сделать, не ставя в известность короля, хотя это имеет единственную цель – защитить его.

К: Да? Гм-м-м. Ну конечно же, мой милый герцог. Продолжайте. Ничто из сказанного вами не выйдет за эти стены. То есть за эти перила.

В: Я полагаюсь на ваше слово.

К: Конечно, конечно.

В: Я и Адлейн заключили соглашение с Нолиети, что если возникнет необходимость, то эту женщину можно взять и подвергнуть допросу… не ставя в известность короля.

К: Понимаю.

В: Мы готовы были воплотить этот план в жизнь по пути сюда из Гаспида. Но вот мы уже добрались до места, к тому же Нолиети мертв. Я хочу попросить вас поучаствовать в реализации подобного плана. Если ваш Ралиндж такой умелец, как вы говорите, то он без труда добьется правды от этой женщины.

К: Безусловно. Я пока не знаю ни одной женщины, которая сумела бы устоять против него в этом смысле.

В: Тогда не могли бы вы отрядить кого-нибудь из дворцовой стражи для ее задержания или, по крайней мере, сделать так, чтобы они в это время не вмешивались?

К: … Понятно. А в чем будет мой интерес?

В: Ваш интерес? Безопасность короля, сударь!

К: Конечно же, безопасность короля для меня превыше всего, так же как, несомненно, и для вас, дорогой герцог. И тем не менее в отсутствие какого-либо явного злоумышления, произведенного этой женщиной, может показаться, будто вы делаете это из личной неприязни, невзирая на все ваши добрые намерения.

В: Мои приязни или неприязни диктуются исключительно интересами королевского дома, и я питаю надежду, что моя служба за долгие годы, а точнее десятилетия, доказала это. Вам эта женщина совершенно безразлична. Вы хотите сказать, что возражаете?

К: Встаньте на мою точку зрения, дорогой Вален. Пока вы находитесь здесь, за вашу безопасность формально отвечаю я. И вот что происходит: всего несколько дней спустя после прибытия двора в Ивенир один из его чиновников незаконно убит, а убийца избежал допроса и наказания, которых заслужил. Это сильно огорчило меня, сударь, и я не пришел в полное расстройство лишь потому, что дело завершилось почти сразу же и последствия ограничились королевским двором. Но при всем том, думаю, Полчек не понимает, что был на волосок от понижения. И могу добавить: мой начальник стражи все еще обеспокоен. Он полагает, что нам известно не все, что смерть ученика была подстроена теми, кто выигрывал от его молчания. Но в любом случае, если после этого убийства и самоубийства исчезнет еще и фаворитка короля, то мне, следовательно, не останется иного выбора, как наказать Полчека со всей суровостью. Только так смогу я сохранить свою честь, но все равно она пострадает. Мне обязательно понадобятся самые неоспоримые доказательства того, что эта женщина злоумышляла против короля, – иначе я не могу пойти на подобные действия.

В: Гм-м. Я полагаю, что единственным доказательством для вас станет труп короля – только это убедит вас.

К: Герцог Вален, я очень надеюсь, что ваша изобретательность подскажет вам способ выявить изменническую суть этой женщины задолго до того, как случится что-либо подобное.

В: Верно. Я как раз сейчас этим и занимаюсь.

К: Ну вот, вы видите? И каковы же ваши планы?

В: Они близки к воплощению, я надеюсь.

К: А мне вы о них не скажете?

В: Какое несчастье, что ни один из нас не в состоянии доставить удовольствие другому, Кветтил.

К: Да, большое несчастье.

В: Пожалуй, мне больше нечего сказать.

К: Ну что ж. Да, герцог…

В: Что, сударь?

К: Так я могу надеяться, что эта женщина случайно не исчезнет, пока двор располагается в Ивенире? Потому что если она исчезнет, то мне придется очень сильно подумать, должен ли я сообщить королю об этом нашем разговоре.

В: Вы же дали мне слово.

К: Конечно дал, дорогой Вален. Но я думаю, вы согласитесь с тем, что прежде всего я предан королю, а не вам. Если я приду к выводу, что короля обманывают без достаточно убедительных на то причин, то моим долгом будет сообщить ему.

В: Мне жаль, что я отвлек вас от важных дел, сударь. Похоже, мы оба сегодня утром напрасно потеряли время.

К: Всего доброго, Вален.

Это я тоже обнаружил впоследствии, но не в дневнике доктора, а в других бумагах (я подправил слегка эту стенограмму, чтобы она лучше вписывалась в остальное повествование). Вален является общим участником двух этих разговоров, но – в особенности с учетом всего последующего – я просто не знаю, что об этом и думать. Мое дело записывать, а не судить. Я даже не предлагаю никаких соображений на этот счет.