Текст книги "Тамерлан (начало пути)"
Автор книги: И. Ибрагимов
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
‑ Хочу знать? Нет, не знать, а видеть – видеть живым и свободным. И сейчас же!
‑ Человек по имени Чеку приговорен по… – кипятится Джамаль.
‑ …вашему указанию, – перебивает Тимур.
Градоначальник откровенно обескуражен: его, повелителя великого Самарканда, перебили! И как!? И тон человека, явно недовольного.
Джамаль растерянно взглянул на главу канцелярии, ожидавшего распоряжений хозяина – тот смущенно отвел глаза, взглянул на дерзкого посланника. Тимур, как ни в чем ни бывало, словно в какой‑нибудь заурядной харчевне, спасаясь от духоты, распахнул халат…
‑ О, у вас замечательные розы! – произносит он, нарочно любуясь розарием, выращенным тут же, в помещении.
‑ О, да! – попадает как бы “на крючок” градоначальник.
Между тем, Тимур достает… нож и, не спрашивая разрешения, ловко срезает одну из роз:
‑ Вам приходилось видеть розу… без шипов?
Также демонстративно удаляет ножом шипы:
‑ Говорят не бывает розы без шипов… Вот вам роза без шипов – не находите, милостивый повелитель великого Самарканда, что это обратное общепринятому? Не находите, что у этой прекрасной розы очень тонкая шейка?
Градоначальник Джамаль бледен, с трудом скрывая ужас, бросает взгляд на главу канцелярии – тот, поняв, идет к хозяину.
‑ Человека по имени Чеку доставить… живым… – обращается к Тимуру: – Где удобнее господину посланнику будет лицезреть барласовца по имени Чеку?
‑ У вас отменный вкус, – говорит Тимур, уходя от ответа, но в действительности цепко контролируя в уме суть задуманного, внутри ликуя по поводу первой победы. – Эти ковры могли бы достойно украсить любые царские покои. Уж не из Герата ли они?
‑ Еще одно свидетельство вашей проницательности: это – дар друзей из Герата, – и, как бы спохватываясь, градоначальник дает команду канцеляристу: – Доставить во дворец.
Канцелярист удаляется, Джамаль входит в роль “гида”, говорит: “А этот ковер из Шираза…” – и, о, ужас, он видит, как Тимур, шагая, наступил… на оброненную розу… Джамалю от такого рода поступков посланника, отдающих мистикой, становится не по себе, но тем не менее странный “экскурс” по резиденции градоначальника продолжается…
‑ Удивительно! – говорит Тимур как бы машинально под впечатлением сказанных Джамалем слов. – Хороший ковер радует глаза, но…в него можно и закатать человека…
Джамаль еще пуще взволнован.
71
…На месте сооружения помоста для экзекуций на базарной площади. Некто – посыльный поднимается к рабочим.
‑ Велено прекратить работы. Все. – говорит он.
‑ А как изволите поступить с этим? – спрашивает плотник, показывая рукой на недостроенный помост.
‑ Разобрать! – следует короткий ответ.
Посыльный ступает с помоста, его тотчас же обступает толпа зевак. Тут же – знакомый нам мужчина в тюрбане с книгой подмышкой, Джафари, и мальчик Хафиз.
‑ Нам послышалось, что вами сказано слово “разобрать”. – Мы не ослышались? – остро интересуется человек с книгой подмышкой.
‑ Нет не ослышались, уважаемый апенди. Я так и сказал: “разобрать”
‑ Не означает ли это, что казнь отменена? – не унимается человек в тюрбане.
‑ Именно так. Отменена
‑ Слышали, казнь отменена, – говорит зевакам Джафари.
“Отменена… отменена…” – разочарованно проносится в толпе зевак. А на помосте в эту минуту происходит вот что. Один из рабочих со словами: “Нам что? Разобрать, так разобрать”, – обухом топора выбивает доску, которую второй рабочий складывает у подножья помоста… Поверх этой доски ложится следующая и т.д.
Джафари и мальчик Хафиз идут по безлюдной узкой Самаркандской улочке.
‑ Мой учитель, позвольте задать вам вопрос? – говорит мальчик Хафиз.
‑ О, конечно! Конечно!
‑ Я заметил…
‑ Что заметил мой сын!
‑ Я заметил учитель: вы тонко чувствуете прелесть роз, но интересуют вас и мерзости, коими полна суть человека.
‑ Я понял намек, юноша, – молвил Джафари и после долгого и обоюдного молчания говорит: – Да. Я люблю и топтать грязь, и лицезреть противные человеку вещи… Почему? Отвечаю: только тот, кто познал мерзость, грязь, сможет ощутить тончайшие прелести цветов… У – у – уф!
‑ Что с вами, учитель?
‑ Т‑с‑с! … Я вдыхаю запахи самаркандской розы!
Мальчик Хафиз удивлен. Но вот он, вслед учителю, смотрит на другую сторону улочки. – Там изящно семенит в черном покрывале в противоположную сторону молодая женщина. Почувствовав на себе взгляды незнакомых людей, женщина ускоряет шаг, исчезает за поворотом.
‑ Ах, какое личико, какие изумительные глазки! А улыбка! А уста!...
‑ Но…
‑ Что “но’, юноша?
‑ Ведь личико, если я не ослеп, было скрыто под покрывалом!
‑ Разве покрывало помеха для беспокойного зрячего поэта?! Вам юноша, – Джафари ласково треплет мальчика Хафиза по голове, – придется еще немало шлепать по грязи и учить суры божественного Корана. Не бойтесь грязи, юноша, учите суры Корана, Хафиз!
‑ И тогда я тоже стану видеть невидимое?
‑ Вы станете поэтом, юноша.
‑ Я стану поэтом?
‑ Разве я сказал вам об этом? Ах, да, кажется так и есть – сказал…
72
Резиденцию градоначальника застаем в том же виде, в котором мы ее недавно оставили, т.е. хозяина и посланника наедине (если не считать стоящих у дверей канцеляриста и охранника).
‑ Это кусок необработанной бирюзы из Бадахшана – дар…
Градоначальник на слове “дар’ осекся – причиной тому шум, громкие голоса людей за дверями. Канцелярист выходит, но тут же, вернувшись, объявляет:
‑ Человек по имени Чеку доставлен.
Джамаль взмахом руки просит войти в помещение вваливается группа тюремщиков (снова с главой тюрьмы) с Чеку. Последний выглядит печально: взлохмаченный в ссадинах, синяках, в рванной одежде. Увидев Тимура, Чеку несколько озадачен:
‑ Неужели это вы!? Нет, я не ослеп – это Тимур! Тимур, это я Чеку! Твой сотник!
‑ Сотник, откуда ты? – спрашивает Тимур строго, но и участливо.
‑ Как что! Разве не видно по мне, что я только – что побывал в раю!... Это? – показывает на ссадины. – Малость ушибся… сорвался с райской яблони, ну, и…
‑ Почему без оружия, сотник? – еще более придав голосу металл, спрашивает Тимур.
‑ Оружие? Лучше спроси, как я орудовал этим оружием! Их была сотня – не меньше! Сотня шакалов, нас – двое! Двое против сотни – нет, больше сотни жалких шакалов! Я сражался, как лев! Извивался, жалил, как змея! Десять шакалов положил на месте! Но их было больше сотни – что оставалось делать мне, доблестный Тимур! – в своем духе, преувеличив свой подвиг, выпалил Чеку.
‑ Придержи свой язык! – рявкнул Тимур и, обернувшись к градоначальнику, сказал:
‑ Властью данной мне эмиром Казанганом, я призываю вас передать в мои руки вот этого… невоздержанного на язык человека… по имени Чеку!
‑ Отныне он ваш… он свободен, – поспешно соглашается градоначальник.
Тут же с Чеку снимают цепи – он не скрывает (и, не пытается скрыть) своей фонтанирующей радости по этому случаю, едва не подпрыгивает от радости, ловким движением выхватывает из‑за пояса главы тюрьмы саблю.
‑ Извините, уважаемый господин смотритель райского сада, эта… штука принадлежала мне. Видно, она вам приглянулась, но уверяю вас: она вам не к лицу. Я этой штукой отправил в рай и… ад сотни шакалов! Вот она, родимая!
Чеку целует саблю, целует несколько ниже рукоятки – то место, где выгравировано его имя. Затем делает несколько взмахов над головой тюремщика – тот в ужасе, старается присесть, закрыть лицо руками.
Чеку хохочет, всем видом показывая насколько смешна трусость главы тюрьмы.
Однако Тимур серьезен. Он оборачивается к градоначальнику:
‑ Эмир надеется: Самарканд поставит Мавераннахру тысячу умелых воинов со снаряжением…
‑ Тысячу!? Со снаряжением!?
‑ Вы обрадовались? Удивились?
‑ Самарканд велик, но где взять столько воинов и снаряжения!... Второй год неурожай… Купцы скупы…, а тут снаряжения на тысячу! Нам бы до осени протянуть – не умереть с голоду эту зиму!
‑ Да, Самарканд велик, – говорит Тимур несколько задумчиво, и, наверняка ни на секунду не теряя нить разговора, срезает второй стебель розы, очищает ее от шипов. – Вы правы: Самарканд велик… А купцы? Мне кажется… процветание Мавераннахра дорого… всем самаркандцам… купцы – не исключение… Купцам… владельцам караван‑сараев благополучие Самарканда должно быть особенно дорого… Поручение нашего эмира для нас закон и мы его выполним чего бы это ни стоило! – говорит в заключение Тимур, бросает розу на пол, да так, что у Джамаля невольно отвисает челюсть.
73
К воротам Мухамада, мужа Туркан, опираясь на посох, приковыляло некое диваноподобное существа. «Существо» постучало в ворота – в щелочке с той стороны показались встревоженные глаза стражника:
‑ Что тебе надобно, божий сын?
‑ Мне бы, добрый человек, чашечку горячего чаю. – Не откажете в любезности.
По ту сторону слышится голос другого стражника:
‑ Что он просит?
‑ У него просохло горло …
‑ Стало быть, просит воды.
‑ Если бы – ему подавай чаю!
‑Чаю? А может дать чаю с щербетом? С халвой?... Эй, странник, а не желаете чаю с пловом с жаренной перепелятиной!?
‑ Меня, добрые люди, замучили жажда и голод. Плов, да еще с жаренной перепелятиной – это как раз то, о чем тоскует, – да простит ему Аллах! – мой желудок…
‑ Прочь! Прочь, богохулец! Иди в харчевню, там тебе дадут все, что пожелает твой желудок!
Стражники весело смеются.
‑ Добрые люди, я сыт от ваших слов. Примите мою благодарность… А сейчас будьте добры попросите сюда, к воротам… Чеку… барласца… сотенного из Кеша!
Стражники, судя по шумам по ту сторону ворот, в замешательстве…
74
Двор Мухамада. В глубине его (в присутствии своего непременного напарника) Чеку учит мальчика Хамида военному искусству, на лице Чеку шрам – свидетельство его недавней бурной деятельности.
‑ Ну‑ка повтори, что, мальчик, задержалось в твоей голове?
‑ Тысяча Тимура непобедима! – чеканит мальчик Хамид.
‑ Еще?
‑ Чеку – лучший воин в тысяче непобедимого Тимура!
‑ Еще?
‑ В сражениях нельзя оставлять в беде товарища!
‑ Атому, кто сделал наоборот?
‑ Смерть!
Чеку явно доволен.
‑ А теперь повторим, чему научились твои руки… Держи! – Чеку подает мальчику Хамиду, сняв со стены, саблю. – Руби меня! Не бойся!...
Мальчик после небольшого колебания делает взмах тяжелой саблей – Чеку играючи, ловко отражает удар, да так, что сабля мальчика оказывается на земле…
В этот момент к ним подбегает стражник.
‑ Чеку просят…
‑ Кто!?
‑ Неизвестный!
Чеку вместе со стражником следует к воротам, смотрит в щелочку, и увидев по ту сторону «существо», недовольно восклицает:
‑ Что понадобилось этому… попрошайке!
‑ Добрые люди, мои глаза страждут лицезреть великого воина…
‑ Ну, я великий воин, – смягчается Чеку.
‑…Чеку – барласца, который один легко справляется с сотней!
‑ Ну, я… – продолжает Чеку, но, осененный неожиданной догадкой, удивленно восклицает: – Тимур!
Вход в ворота немедленно открывают. Входит «существо», которое действительно оказывается Тимуром. Стражники, каясь, подают на землю. Тимур бросает на руки опешившего Чеку один за другим атрибуты маскарада. На шум прибегает и повар Акрам. Тимур зорко и серьезно оглядывает двор, затем – людей, замерших в ожидании. Останавливает взгляд на Чеку – говорит жестко:
‑ Произнести твое имя – значит открыть любую дверь в Самарканде – так?
‑ Будь уверен, Тимур, я сменю стражу – сюда не проникнет ни одна мышь, – выпаливает в ответ Чеку.
Стражники в ужасе, Тимур же, напротив, несколько смягчается, произносит, обернувшись к Акраму:
‑ Меня не мучает жажда, я не голоден, но от хорошего плова не откажусь.
‑ Будет исполнено, госп… господин посланник великого эмира, – говорит Акрам – ваше желание будет исполнено!
‑ Тимур! – в глазах Чеку светился прямо‑таки детская восторженность.
‑ Тимур! – докладывают Мухамаду.
В дверях появляется Туркан.
‑ Тимур!
75
За семейным дастарханом – Тимур, Мухамад, Чеку, поодаль, соблюдая «дистанцию» – Туркан. На дастархан Акрам самолично ставит блюдо с пловом.
Идет неспешная беседа.
‑ У вас, – обращается к Мухамаду, Тимур, – вся жизнь прошла в Самарканде…
‑ Не только моя, но и моих родителей… родителей моих родителей…
‑ Самарканд вы знаете как никто другой, – продолжает Тимур.
‑ Самарканд они знают не хуже своего дома, – вклинивается в разговор Чеку, но, встретившись с жестким недовольным взглядом Тимура, считает за благо отступить в тень.
‑ Самарканд и есть мой дом, – произносит, тщательно подбирая слова, Мухамад.
‑ Отлично. В таком случае не откажите в любезности просветить меня…
‑ Буду рад поделиться своими знаниями.
‑ Градоначальник Джамаль считает, что город не в состоянии набрать и содержать тысячу воинов…
‑ О, этот… кривой Джамаль! Змея с грязными руками!
‑ Так, как?
‑ Я могу вам показать в безоблачную ночь тысячу звезд на нашем небе…
‑ Как?
‑ В Самарканде не менее трех – четырех тысяч семей…
‑ Это все?
‑ Разве этого мало? Ах, да, сможет ли Самарканд содержать свою тысячу – так я вас понял, Тимур?
‑ Вы проникли в суть задачи.
‑ Самарканд разве беден?... Если потрясти наших купцов… покопаться в хранилищах… складах… по сусекам… – О… не знаю, не знаю! – качает головой, загадочно улыбаясь Мухамад. – Разве вы озабочены только этим? Вы не желаете побеседовать со своей сестрой?...
Туркан, догадываясь о том, что речь идет о ней, смущенно улыбаясь, покидает помещение.
76
И вот они вдвоем – брат и сестра.
‑ Ты возмужал, брат, и становишься похожим на покойного отца, – говорит Туркан.
‑ А ты, сестра, становишься похожей на мать.
‑ Значит, я постарела, да?
‑ Нет, для меня ты все та же. И разве в этом суть смысла нашего бытия?
‑ В чем же, брат?
‑ Главное, что мы живы и здоровы, что я хотел тебя увидеть и, слава Аллаху, мы увиделись…
‑ Но ты ведь приехал в Самарканд, – Туркан лукаво улыбается, – не только затем, чтобы навестить сестру.
‑ Да не только, ты угадала.
Подходят к задвижке с потаенным «глазком». По ту сторону стены – наши знакомые Жамбы и Фатима.
‑ Она все еще девочка… смеется… плачет… – говорит Туркан.
Жамбы, будто догадываясь, что в этот миг за ними зорко следят чьи‑то глаза, поворачивается и притом, как бы демонстрируя перед кем‑то свое очаровательное личико… Наплывает (в который раз!) видение: Жамбы, искупавшись, выходит на берег реки… А вот она, вскрикнув, закрылась платьицем… ее глаза, наполненные одновременно чувствами стыда, тревоги и чего‑то такого, что испытывает девушка, осознав в себе неотвратимость тяги к противоположному полу…
‑ Я хочу, брат, ясности…
‑ Вы о чем, сестра?
‑ О ней, девочке… Жамбы.
‑ Хотел бы я ощутить эту ясность.
‑ Как? Как понимать ваши слова?
‑ Понимайте по своему, данному Аллахом, разумению, сестра.
‑ Мне удастся это сделать?
‑ Попытайтесь разуметь… попытайтесь… – молвит рассеянно Тимур, продолжая наблюдать машинально за девушками.
Там, по ту сторону стены, происходит вот что: девушки, что‑то напевая и пошучивая, играют в шахматы. Жамбы иногда на секунду – другую становиться серьезной…
Тимур вдруг направляется к дверям в девичью. Туркан хватает его за руки:
‑ Тебе нельзя, брат!
Но Тимур неудержим. Он, ни говоря ни слова, открывает двери, на секунду – другую замирает в дверях. Девушки, напротив, в ужасе вскакивают на ноги, а подруга и вовсе убегает в боковую дверь.
Тимур останавливается перед девушкой, оба молчат, вглядываясь в глаза друг другу.
‑ Вы, Тимур… – прерывает Жамбы свое молчание.
Без ответа.
‑ Почему я здесь?
Без ответа.
‑ Я ваша наложница?
Без ответа.
‑ Я ваша рабыня?
Без ответа.
‑ Кто я вам?
Без ответа.
‑ Вы хотите взять меня в жены?
И снова – видение – воспоминание: Жамбы старается прикрыть наготу платьицем…
Тимур как будто бы собирается что‑то сказать, но… сдерживается.
‑ Вы убили Долона…
‑ Кто Долон? – наконец прерывает молчание Тимур.
‑ Мой троюродный брат.
‑ И только? – Тимур берет с шахматной доски фигуру… переставляет на другую клетку.
На этот раз не осмеливается говорить Жамбы. Она полна некоего ожидания. Однако Тимур без слов, резко обернувшись, следует к выходу. Жамбы долго смотрит ему вслед – до тех пор, пока тот не исчезнет из вида. Ее, застывшую как бы в неподвижной позе, безусловно озадаченную странным визитом Тимура, застает подруга Фатима:
‑ Простите, госпожа, не знаю, уместно ли мое присутствие.
‑ О, конечно, конечно, Фатима. Мы обязательно должны доиграть партию. Садитесь…
Усаживаются за шахматы.
77
Тимур и Туркан. Тимур облачается в знакомое нам одеяние нищего, наклеивает усы, бороду и т.п.
‑ Я узнал, что Саллех собирался послать к отцу девочки сватов.
‑ Кто Саллех?
‑ Сын темника.
‑ Ты возьмешь ее в жены?
‑ Сие ведомо только одному Аллаху.
‑ Так что мне с ней делать?
Тимур накладывает на лицо последний штрих… Затем они через двор идут к воротам и Тимур – «нищий» говорит сестре:
‑ Вы спрашиваете, сестра, что вам делать с ней. Вот мой ответ, сестра: делайте с ней все, что делали до сих пор…
78
Тимур – «нищий» продирается сквозь толпы людей на самаркандском базаре. Останавливается у знакомой площади, на которой снова (!) возобновили свои работы плотники.
‑ Над чем трудитесь, уважаемый мастер, – интересуется Тимур – «нищий» у одного из мастеровых.
‑ Зрячий и сам видит над чем. Смотри и пошевели мозгами, божий человек, – отвечает тот нехотя. Нам некогда языками трепаться.
Откуда ни возьмись к Тимуру – «нищему» протискивается знакомый нам завсегдатай подобных зрелищ – человек в чалме с книгой подмышкой – Джафари.
‑ Я вам скажу, божий человек, слушайте. Вы видите перед собой помост для предстоящих казней. Есть еще вопросы?
‑ Казни? О, боже! Кто заслужил сию участь, апенди? И за что?
‑ О, я вижу, вы человек не местный… Так слушайте. Печальная участь – да, простит им Аллах за все прегрешения! – ожидает… купца Дауда сына Али и ювелира Абдельмалика. За что? – шепчет человек в тюрбане. – Говорят за сокрытие от государственного ока… богатств… и людей…
‑ Богатств? Людей?
‑ Говорят, в Самарканд прибыл посланник эмира – теперь поняли?
‑ И что же?
‑ Вот он и затеял от имени эмира все это. Он намерен собрать из самаркандцев рать… Ну, тысячу… Вот это и порождает богопротивные дела… Теперь ясно?
Человек в тюрбане также таинственно исчезает в толпе, Тимур – «нищий» следует дальше.
79
Несколько коротких эпизодов действий воинов Тимура во время формирования воинской тысячи:
Вот воины «прижали» некоего богатея…
‑ Клянусь Аллахом, нет у меня никаких богатств! Все съедено! Пошло прахом, добрые люди! – клянется богатей.
Из боковой двери втаскивают двое воинов с грохотом, не церемонясь, ставят на пол кованный сундук. Старший взмахом руки дает команду открыть сундук. Открывают. И что же! Сундук оказывается доверху наполненным драгоценными камнями и металлом.
‑ Это что!? – гневно кричит старший.
«Богатей» падает на колени:
‑ Пощадите!
«Богатея» выволакивают из помещения…
А вот короткий эпизод патриотического содержания.
Другая группа воинов. Перед ними бравый мужчина лет 50, видимо, судя по одеянию, кузнец, но, возможно, и другой рабочей профессии. «Бравый» стоит не один – рядом с ним стоит внушительного вида детина – его сын. «Бравый», положив руку на плечи сына, говорит:
‑ Вот мой сын – он готов взять в руки меч хоть сейчас. Верно говорю, Махмуд?
Махмуд согласно, явно любуясь собой, кивает головой…
А вот перед группой вербовщиков стоят трое парней. У каждого из них луки. И снова команда натянуть луки. Двое справляются достаточно легко, чего не скажешь о третьем, щупленьком мальчишке с длиной гусинообразной шеей. Мальчишка старается и так, и эдак, но натянуть тетиву лука ему не под силу. Эпизод с мальчишкой вызывает гомерический смех присутствующих на этих смотринах…
А вот незнакомый самаркандец вербовщикам показывает коллекцию оружия и военных доспехов:
‑ Вот! От меня дар! Пусть монголы почувствуют силу Мавераннахра!...
А вот загружают телеги тюками, которые выносят воины из склада некоего, видимо, купца, которого держат под руки…
А вот и огромные толпы зевак у знакомого помоста, где все готово к кровавому шоу. На помост выводят знакомого нам ювелира – подводят к плахе, около которой в ожидании застыл палач. Рядом глашатай зачитывает приговор:
‑ За преступное сокрытие богатств, принадлежность которых казне несомненна, а также за действия, порочащие славное имя и достоинство гражданина Мавераннахра и многие другие богопротивные преступления наказать гражданина Самарканда… путем отсечения головы.
Сопротивляющегося купца… укладывают на плаху. Палач делает взмах и…
А вот к плахе подводят другого…
А вот перед гарцующими на конях Тимуром и его соратниками небольшая группа вооруженных уже рекрутов. Один из соратников, скорее всего Чеку, дает команду рекрутам образовать строй, изготовившись к встрече… мнимого противника и т.д.
То есть приведенные выше кадры должны информировать в весьма сжатой форме о деятельности Тимура – посланника эмира в Самарканде…
80
Кеш. Живописные окрестности Кеша. Там и сям видны группы всадников. Эмир Кеша Казанган со своей свитой на охоте. Предприятие, т.е. охота, как и следует ожидать, выглядит помпезно, так, как и должна выглядеть царская охота. В свите Казангана мы видим немало знакомых по предыдущим эпизодам лиц. Тут – сын Казангана Абдаллах, дядя Тимура Хаджи Барлас, сын Боролдая Саллех, глава канцелярии Казангана, люди, которых мы видели в «приемной» эмира во время беседы Тимура с Абдаллахом и др.
И здесь в свите Казангана на наших глазах включится механизм Его Величества Интриги.
‑ Эй, Саллех, я хочу, чтобы вы были рядом со мной. Мне приятно ваше соседство, сын мой, – громко говорит Казанган и почти шепотом молвит сыну Абдаллаху. Пожалуй, не понадобится нам искать хозяина злополучной стрелы.
Саллех с приятелем присоединяются к Казанганну. Это происходит в течение считанных секунд. Но каких секунд! Саллех успевает бросить многозначительный, явно с намеком, взгляд некоему всаднику, тот – следующему, следующий – дальше и т.д. Последний в этой своеобразной загадочной «эстафете» незаметно отъезжает в сторону…
Перед охотниками – панорама: узкая и достаточно ровная долина, вытянутая вдоль реки, с ложбиной сбоку. Долина с обеих сторон как бы зажата уступами лесистых холмогорий…
А вот к одному из укрытий подъезжают пятеро вооруженных людей, привязывают коней, удобно устраиваются с луками… Вид долины отсюда, из укрытия, не менее впечатляющий…
Устроитель охоты показывает рукой на боковую ложбину вдали:
‑ Оттуда начнется гон…
Охотники молча и сосредоточенно вглядываются вдаль… Еще более сосредоточены «киллеры» – лучники…
Вдали – нарастающие шумы (улюлюканья, выкрики)… Вот из ложбины в большую долину выбегают олени…
Устроитель охоты взмахом руки дает старт охоте.
‑ Пошли! – весело и азартно кричит Казанган.
Огромная группа охотников врывается в долину. В бешенной скачке смешались Казанган… Абдаллах… Хаджи Барлас… Саллех… вспененные морды коней… оленей – газелей… Цоканье копыт о каменистую почву… выкрики людей… лучшая лошадь, разумеется, под эмиром Казанганом – он, Казанган, забыл об осторожности. Вырывается вперед… в полной готовности и киллеры… Охотники все ближе и ближе. Вот они почти рядом. Тетива луков натягиваются до предела, а у двух киллеров приведены в исходное положение арбалеты – в прицеле их скачущий впереди эмир Казанган… А вот стрелы пущены. Мгновенье – другое и эмир Казанган странно припадает к седлу, роняет лук. К нему, вовремя опомнившись, бросаются соратники, хватают за повод коня… Вокруг смертельно раненого эмира скучились остальные охотники, лица их, в том числе и Саллеха, полны сочувствия, сострадания, сожаления, т.е. всего того, что испытывают люди при потери любимого человека. И здесь – печать нескончаемых придворных интриг в смеси с ханжеством. Правда, кое – где в этой «банке скорпионов» можно увидеть и всплески искренних чувств. Кое‑кто из свиты замер в поклоне перед плачущим… Абдаллахом…
‑ И этот… ребенок… сопляк… станет эмиром великого Мавераннахра! – говорит язвительно Байан Сулдус.
‑ Почему «станет» – он уже стал им, – не менее осуждающе вторит тому Хаджи Барлас, – Смотрите!
К плачущему подходит глава канцелярии:
‑ Каковы ваши указания, …высокочтимый эмир!...
Однако горе Абдаллаха безутешно, он по‑прежнему плачет… А протыканное стрелами тело Казангана накрывают покрывалом…
81
В «приемной» эмира… Абдаллаха знакомая нам суета «очередников», среди которых знакомые лица: Хаджи Барлас, Байан Сулдус и, главное, Саллех с дружками. К ним выходит глава канцелярии, который тут, на глазах у всех, вручает гонцу свернутую в трубочку бумагу:
‑ Повеление всемилостивого эмира Абдаллаха: скачите в Самарканд! Повелевается тысячнику… Тимуру сыну Торгая вернуться в Кеш и немедленно предстать перед очами нашего всемилостивого эмира Абдаллаха – да поможет вашим усилиям всевышний Аллах!
Гонец кланяется, пятясь, выходит. Глава канцелярии раскланивается с «очередниками», обменивается загадочными взглядами с… Саллехом…
‑ Ваши надежды стать темником, уважаемый Саллех, и тем самым унаследовать на деле славу отца, кажется сбываются, – говорит Саллеху один из «очередников», щеголеватый молодой человек.
‑ С помощью всевышнего Аллаха, – отвечает Саллех и тут же оборачивается к стоящему неподалеку главе канцелярии.
‑ Вас, уважаемый Саллех сын высокочтимого Боролдоя, эмир намерен принять вместе с тысячниками по прибытию из Самарканда тысячника Тимура сына Торгая, – говорит глава канцелярии, бросив на Саллеха заговорщицкий взгляд.
‑ Вы сказали: «по прибытию тысячника Тимура»?
‑ Вы не ослышались – я именно так и сказал: «по прибытию тысячника Тимура»…
Внимание «очередников», разумеется, откровенно приковано к беседе главы канцелярии и Саллеха…
82
Одна из ям (почтовых учреждений) между Кешем и Самаркандом. Во двор врывается (из 9‑10 человек) группа всадников во главе со знакомым гонцом. Навстречу всадникам – гонцам выходит встревоженный хозяин. Гонец показывает бляху:
‑ Именем эмира! Немедленно коней! Живее!
Всадники спешиваются, садятся на свежих коней, заранее заседланных, готовых к следующему стремительному конному переходу. Всадники выезжают из двора…
83
Самарканд. Тимур с ближайшими соратниками. Перед ними – гонцы.
‑ Вам, доблестный Тимур, послание всемилостивого эмира Абдаллаха с пожеланиями вечной любви и дружбы, – молвит гонец, протягивая Тимуру послание.
Гонец, раскланявшись, уходит.
Воцаряется напряженная тишина… Тимур, прочитав послание, словно «переваривая» прочитанное, достаточно долго молчит. Молчат в ожидании и другие.
‑ Эмир Казанган убит на охоте, – медленно и несколько растерянно произносит Тимур, машинально сворачивая в трубочку послание.
‑ Шакалы! – говорит коротко с ненавистью Чеку.
‑ Эмир… Абдаллах… повелевает немедленно следовать в… Кеш…
‑ Именно тебе, Тимур?
‑ Нам… всем!
‑ Когда?
‑ Немедленно… сегодня… сейчас – понятно сказал? Собирайтесь в путь!
Люди шумно следуют к выходу.
‑ Чеку! Задержись – есть дело.
‑ Да, Тимур!
‑ Почему не спрашиваешь, как быть с девчонкой?
‑ Считай, что спросил.
‑ Ее берем с собой – ясно?
Чеку молча кивает головой, идет к выходу. Тимур остается один, на лице его – печать растерянности, которая на наших глазах исчезает, трансформируясь в жесткую уверенность, столь характерную для характера Тимура.
84
Ландшафты Мавераннахра за Самаркандом. Степь. По проселочной дороге движется отряд Тимура из двух – трех групп верховых воинов, между которыми телеги со скарбом, а одна, небольшая, крытая, с деревянными, довольно громоздкими скрипучими колесами. Во главе первого отряда Тимур, рядом с Тимуром мы видим его верного соратника Чеку Барласовца и… мальчика Хамида, лицо которого излучает неприкрытую гордость: Еще бы! Он в буквальном смысле «на коне», к тому же рядом с такими воинами!... Вот Тимур придерживает коня и когда крытая телега поравнялась с ним, концом плети одергивает матерчатую ширму – занавеску… Жамбы с Фатимой вздрагивают, увидев Тимура, который долго – долго пристально, почти не мигая, разглядывает Жамбы, да так, что девушка, осмелев, нарочито, гневно задергивает занавески. Однако Тимур настойчиво повторяет свои действия‑ распахивает занавески вновь и после очередных «гляделок» наконец‑то, изобразив на лице подобие улыбки, спрашивает:
‑ Я такой страшный?
Девушка, прижавшись к подруге, предпочитает молчать.
‑ Я спрашиваю: вы в моем лице встретились с… иблисом – я похож на иблиса? Почему молчите?
‑ Потому – что не знаю, за кого вы держите нас?
‑ Вы мои гости – разве не ясно?
‑ И только?
‑ Вам этого мало? – на вопрос вопросом отвечает Тимур.
Жамбы вдруг, правда, сдержанно, улыбается – прозрачный намек на то, что почти готова к диалогу. Но что это? Тимур, движимый некоей непонятной ей душевной силой, кончиком плети задергивает ширму – занавеску, медленно направляется к головному отряду, но на полпути невольно останавливается, услышав сзади смех девушек…
85
Отряд перед закатом солнца по команде Тимура останавливается в живописной лесисто‑холмистой местности. Тимуром решено переночевать, чтобы затем рано утром продолжить путь в Кеш.
Подготовка к ночевке с непременным ужином. Телеги становятся в центр бивака, тут же складывается хворост для костров.
Жамбы и Фатима на некотором отдалении от бивака любуется открывшимся видом: широкая, утопающая в зелени долина, вдали – едва уловимые в дымке очертания гор. Жамбы понять не трудно: после долгого заточения в доме Туркан и Мухамада любой вздох свободы кажется блаженством.
‑ Даст бог, следующую ночь мы встретим у родного очага, – за спиной слышится голос Тимура.
Фатима тотчас ретируется, оставив Тимура и Жамбы одних.
Жамбы смущенно оборачивается. Это рождает навязчивое видение: девочка Жамбы выходит на берег реки..
‑ Я не Иблис, я барласовец Тимур сын Торгая…
Жамбы улыбается.
‑ Мне ни разу не пришло в голову, что вы Иблис.
‑ Вот от чего ты спрашивала, хочу ли я на тебе жениться, ведь спрашивала?
Жамбы слова Тимура привели в смятение.
‑ Вот мой ответ: нет, жениться не стану, я поступлю иначе… я возьму тебя в жены. Ты станешь второй женой. А теперь спроси: почему? – и не дожидаясь ответа, продолжает: – потому – что ты… красивая, потому что ты из нашего племени барласов, потому – что, я уверен, ты родишь мне сына!...
‑ А разве твоя жена… Айджал не в состоянии родить сына? – осмеливается вставить «шпильку» Жамбы, отчего неожиданно Тимур взрывается.
‑ Я надеюсь, девочка, в последний раз слышу об этом!
‑ Простите.
‑ Повторяю: в последний раз!
‑ Я могу идти?
‑ Иди.
Жамбы уходит. К Тимуру подходит Чеку Барлас.
‑ Тимур!
Такое впечатление, что Тимур, углубившись в свои думы, не слышит зова приятеля. Но это не так.
‑ Говори. Я слушаю тебя, мой друг, – словно очнувшись, произносит Тимур.
‑ Я, кажется, догадываюсь, что тебя беспокоит, Тимур.
‑ Скажи, что?
‑ Тебя свела с ума эта девочка.
‑ Ты хороший воин, Чеку, и у тебя длинный сладкий язык, но провидец из тебя плохой – смотри, что видишь перед собой?
