Текст книги "Тамерлан (начало пути)"
Автор книги: И. Ибрагимов
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Исраил Ибрагимов
Тамерлан
Исраил Ибрагимов
Тамерлан
(начало пути)
Историческая повесть
1
Начало осени… Излучина долины безымянной реки. Вдали заснеженные вершины гор. Покатый сверху курган, внизу табун коней. Окрики коневодов – пастухов.
На вершине холма сгрудилась группа юношей‑ пастухов, вооруженных луками, а кое‑кто – и ножами. Один из них и вовсе саблей, на которую оперевшись, он стоит, с лукавинкой в глазах озирая товарищей… Это – Чеку Барлас, известный среди товарищей как паренек с эксцентричным, эпатирующим нравом, что дает им право воспринимать его полушутя‑полусерьезно… Он шут, но когда надо – воин…
Однако на этот раз не до шуток – речь держит Долон – парень видный. Лидер.
Галдеж.
‑ Слово – Долону. Шпарь Долон, – это, размахивая саблей произносит Чеку Барлас.
‑ Заткнись, Чеку! Язык у тебя длинный. Я не прошу слова – запомните: когда мне нужно, я беру его без разрешения. Тем более без твоего придурок!
Слова Долона вызывают веселое оживление.
‑ Завтра на рассвете снимаемся. Уходим…
Возгласы:
‑ Куда?
‑ Зачем?
‑ Сардар, скажи, – Долон обращается к одному из товарищей, – говори как есть. Прочисти мозги безмозглым!
‑ Я только что оттуда, – начинает Сардар.
‑ Говори откуда! Не темни!
‑ Из‑за Тикдага…
Все головы поворачиваются в сторону, туда, где вдали в дымке виден пик горы…
‑ О, там много мест, где можно справить нужду, не опасаясь, что сядет на твою голову сорока, – это опять, не сдержавшись, говорит Чеку Барлас.
Хохот. Реплики: «Ну, и как? Справил? А что сорока?»
Долон грозно надвигается на балагура – тот полудурашливо, полусерьезно отступает за спины товарищей, что вызывает снова хохот.
‑ Там – табуны Камарадина…
Воцаряется молчание – лица вмиг становятся серьезными.
‑ И стойбище там?
‑ Нет, но стойбище там станет следом… Через пару дней Камарадин будет здесь…
‑ Ну, что ясно, безмозглые? – спрашивает Долон.
‑ Не всё, – говорит один из юношей.
‑ Тебе? – обращается Долон к другому.
‑ Мне‑то что…
‑ Тебе?
‑ А что. Так не терпится? – спрашивает робко юноша.
‑ Ему не терпится, свидеться с невестой… ай‑ай! Как сладки сиськи Жамбы!...
‑ Замолчи, собака!
‑ Мне не ясно, – вдруг выступает вперед молчавший до сих пор юноша.
‑ Ему не ясно, эй, слушайте! – подталкивает юношу Чеку.
‑ Он сосунок. Его только что оторвали от материнской груди… Ну, что тебе не понятно? – сердится Долон.
‑ Мне не ясно, – упрямо твердит юноша.
‑ Ему не ясно, – в той же манере говорит Чеку.
‑ Эта земля принадлежит племени Камарадина. Это его пастбище – теперь ясно, сосунки?.. Они идут сюда и не позже третьего дня будут здесь – теперь ясно, облезлые придурки?! – сердится Долон. – Нас с ноготок, а они вооружены. Их тьма. Снимаемся – возражения не хочу слышать.
‑ Мне не ясно…
‑ Чтобы все было готово сейчас же. Пошли…
Группа обескуражено собирается разбрестись.
‑ Стойте! – У меня предложение, – почти с металлом в голосе выкрикивает юноша.
Люди замирают на месте.
‑У него предложение, – подхватывает Чеку.
‑ Этот мальчик только что оставил в покое материнские сиськи. И уже – смотрите‑ка! – ничуть не колеблясь, говорит юноша.
‑ Для чего?
‑ Мы высечем Камарадина, мы угоним его табун.
‑ Высечь Камарадина!? – хохочет Долон, за ним – остальные.
‑ Ты не в состоянии натянуть тетиву лука. Тетива – не твоя просранная штанина. Ну‑ка, Чеку, помоги этому молокососу натянуть тетиву – пусть сначала попробует попасть…ну, во… хотя бы, в это дерево…
Чеку подходит к юноше – тот его решительно отстраняет, достает из колчана стрелу…
Хохот замирает – внимание всех, почуявших серьезность ситуации, целиком сосредоточено на действиях юноши. И лишь Долон продолжает вызывающе посмеиваться, да Чеку все еще не отступает от своей манеры подшучивать. Но вот и он угомонился, сказал:
‑ Он умеет натягивать тетиву!
Да так и произошло: юноша медленно, казалось, нарочно медленно, достает из колчана стрелу, медленно натягивает под пристальным взглядом товарищей лук, прицеливается в дерево и вдруг пускает стрелу прямо… в Долона – тот с хриплым вскриком хватается руками за стрелу, которая врезалась ему в сердце… и падает…
Люди в шоке. Кое‑кто бросается к поверженному – у того из горла хлыщет кровь, но тем не менее он успевает сказать:
‑ Ты смог натянуть тетиву.. со‑бака!...
И умолкает.
От трупа отпрянул Чеку – закричал:
‑ Тимур сын Торгая умеет владеть луком! Слышите! Все слышали!
2
Тот же холм. Те же люди. Кое у кого немой вопрос к Тимуру, но он, как воды набрал в рот. Зато оживлен, как всегда, Чеку. Он причитает:
‑ Проклятый Камарадин! Зачем тебе нужно было убивать нашего батура, – а потом, как бы опомнившись, подходит к Тимуру, протягивает тому свою саблю.
Тимур отстраняет дар:
‑ Я добуду сам… – обращается к товарищам уже не юноша, а признанный верховод.
‑ Все умеют натягивать тетиву?
Молчание.
‑ Конечно, все. Я так и знал… Сейчас пойдем в Тикдаг. Все, кто умеет натягивать лук идут со мной. Остальные… Остальные гоните… табун домой… Мы нагоним через пару дней… Старайтесь гнать по руслу реки… Ясно? А сейчас жрать…. Жрать…
3
Трапеза. На дастархане – груды мяса – и только. Нюанс: юноши, точь – в точь взрослые мужчины, не дотрагиваются до пищи. Но вот большую чашу в первую очередь преподносят… Тимуру. Он, несколько помедлив, немного подумав, решительно отрезает кусочек мякоти и, откусив, передает чашу по кругу. То же проделывает он со следующей чашей… – у взрослых людей это является символом старшинства. Таким образом, в кругу товарищей как бы узаконивается лидерство Тимура. Обед постепенно превращается в веселую трапезу. По кругу – но опять же первым Тимуру – передают бурдюк с кумысом.
И вот в пляс бросается Чеку. Танец ег8о напоминает пляску шамана – разница лишь в том, что шаман в руках держит бубен, а этот – саблю… О, что выделывает с саблей Чеку! Он выкрикивает абракадабру слов, вроде: «Камарадину кол в задницу… Камарадину саблю в живот…» и т.п. Усталость наконец‑то валит его с ног, Чеку падает на спину, дурашливо дрыгает ногой… Тимур поднимается с места:
‑ Все – к делу! Седлаем лошадей!
4
Небольшая кавалькада из не более 30 всадников переходит через брод горной реки. Впереди – Сардар. К нему подъезжает Тимур:
‑ Ты уверен, что это короткий путь?
‑ Я не обещал тебе короткого пути.
Тимур делает взмах камчой, – конь встает на дыбы – собираясь огреть Сардара. Тот упрям:
‑ Что зачесались руки?
Подъезжает Чеку:
‑ Сначала выслушай, зачем горячиться!
‑ Ну!
‑ Я веду незнакомой Камарадину дорогой: не в лоб, – продолжает Сардар. – В спину!
‑ Смотри! Без глупостей! – в голосе Тимура слышится угроза.
‑ О, как напугал! – иронизирует Сардар, бьет камчой коня, тот, потеряв как бы осторожность, рвется в пучину реки почти вплавь, за ним следуют другие…
А вот они едут по террасе горной реки… по склону безымянной горы… по уступу красноцветного, типа бед‑ленд, косогора… исчезают за ним…
5
За увалом в лесу, укрывшись за ветвями деревьев, за неровностями рельефа, лежат Тимур с товарищами. Наготове луки со стрелами. Тихо, да так, что слышен стрекот кузнечиков.
Внизу – три больших шатра, костер вокруг шатра – люди, о чем‑то оживленно беседующие. Это – камарадинцы. Далее, у реки, – табуны коней. Долина там и сям покрыта зарослями кустарников, стелющейся арчой…
Рядом с Тимуром – Чеку.
‑ О! Сколько хороших мест для того, чтобы справить большую нужду!...
Под пристальным взглядом Тимура Чеку осекается:
‑ Хорошо, хорошо. Молчу!
Тимур знаком приглашает товарищей за увал, на короткий совет.
‑ Ты, Сардар, и вы с ним, – показывает на небольшую группу своих сверстников, – бьете вон туда… ближе к шатру… Ты, Жабон, – по крайнему костру… Я пойду в центр.
‑ Я с тобой! – тут как тут объявляет Чеку…
‑ По два выстрела! Будем надеяться: после этих выстрелов их станет вдвое меньше… и тогда с криками во всю глотку выскакиваем… Понятно?.. С криками! Каждый за двоих! Орать так, чтобы сотрясалась земля! Раскололось небо!
6
В лагере Камарадина его люди обговаривают свои повседневные дела. Впрочем, без Камарадина.
‑ Это не самое лучшее место для стойбища, – говорит один.
‑ Рядом река – что еще надо для стойбища? – возражает другой. – Стойбище надо ставить здесь.
‑ Лесистое поле… – молвит третий.
‑ А для тебя одна радость набить пузо…
Тот, которому говорят о пузе, шутливо демонстрирует это самое “пузо”, исторгнув “музыку”, что, разумеется, вызывает хохот. И вдруг… в это самое “пузо” с неистовой силой врезается стрела.… В другого, третьего…
В лагерь врываются люди Тимура, хватают у поверженных сабли, неистово рубятся… Минута – другая и камарадинцы бегут в сторону лесистого увала… падают поверженными от стрел. В середине побоища, как и следовало ожидать, неистово рубится Тимур. Он столкнулся с каким‑то камарадинцем. Удар, еще, еще и – противник повержен на землю. Тимур, приставив к горлу лезвие клинка, спрашивает:
‑ Где Камарадин!?
‑ В стойбище…
‑ Он будет здесь?
‑ Да.
‑ Когда?
‑ Через три дня…
Тимур убирает ногу с поверженного. Остальные скучивают пленных у деревьев, вблизи опрокинутых шатров…
‑ Знаешь с кем имеешь дело? – спрашивает Тимур у одного из пленных.
‑ Ты Долон – любитель бесплатного, – поспешно бросает один из пленников Тимуру, но под взглядом последнего считает за благо прикусить язык.
‑ Ты!? – это вопрос к следующему пленнику.
‑ Вы паршивые барласовцы! – в порыве гнева бросает тот.
‑Ты!?
‑ Знаю, вы барласовцы, а кто ты – не хочу знать… нет, нет, знаю: ты гнида!...
К нему с оружием в руках бросаются барласовцы, но Тимур движением руки – о! Это напоминает в какой‑то мере уже движение руки повелителя! – останавливает товарищей… показывает на деревья рядом:
‑ Вековые…
‑ Я только что за одним из них справил бо‑о‑ль‑шую нужду – замечательно! – нарочито вздыхает Чеку, затягивая шнур на кожаной штанине.
‑ Каждому, – говорит Тимур, – по дереву!
Побежденных не более 10! Их шумно, каждого в отдельности, закручивают к деревьям поблизости.
‑ А с этими, что делать?
К Тимуру подводят двух молодых пленных.
‑ Что делать с пленными камарадинцами? – на вопрос вопросом отвечает Тимур.
‑ Они утверждают, что они не люди Камарадина.
‑ ?
‑ Они туркмены и прибыли к Камарадину закупать лошадей…
‑ Кто вы? – наконец‑то Тимур удостаивает туркменов серьезного внимания.
‑ Я… Мурад… он Курбан…
‑ Я спрашиваю не об именах…
В глазах пленных – смятение.
‑ Вам нужны лошади?
‑ Да, да.
‑ Вот товар! – Тимур показывает взглядом на табун камарадиновских коней – Берете?
‑ Да! Да! – туркмены по‑прежнему в смятении.
‑ Не даром.
‑ Мы… понимаем, понимаем, господин… Мы платим… платим…
Туркменов отводят в сторону.
Тимур подходит к одному из котлов, вытерев о подол лезвие сабли, достает ею солидный кусок мяса, откусывает, отдает товарищу:
‑ Полный желудок – друг твердой руке! Тебе… Тебе… Ну, кто еще в состоянии натянуть тетиву на луке?
Недоеденные ломти мяса отбрасываются оземь на скатертеобразное приспособление камарадинцев. Вперед выступают победители – Тимур молвит:
‑ Кто говорит, что барласовцы – вошь и гнида сейчас убедится: барласовцы – есть барласовцы. Это говорю я, Тимур сын Торгая.
Глаза обреченных полны ужаса. Луки натянуты до предела. К Тимуру, откуда не возьмись, подбегает собака – он ласково подносит ей кость, гладит по голове. В это время в обреченных летят стрелы. Тимур делает вид, что он целиком занят собакой.
Чеку в это время подходит к одному, трогает саблей, разрубает ремень, говорит:
‑ Этот на небесах.
Со вторым поступает также, у третьего, с большой родинкой на лице, – секундная заминка, ибо у того стрела проткнула предплечье, – но все‑таки разрубив сыромятный ремень, Чеку произносит: “На небесах…”. То же происходит со всеми, после чего Тимур командует:
‑ С богом в путь!
7
Ночь. Полнолуние. Степь.
Победители гонят захваченный у камарадинцев табун лошадей. Рядом едут Тимур и Сардар.
‑ Тимур, смотри какая луна! – говорит восхищенно Сардар.
‑ А вдали, над горизонтом, две звезды. Как ты думаешь, хорошо бы стать одной из этих звезд – той, что поярче?
Далее голоса идут за кадром.
‑ Ты о чем, Тимур? С головой у тебя в порядке?
‑ Нет, еще не свихнулся, – смеется Тимур.
В это время к названным пастухам присоединяется третий – Чеку Барлас:
‑ Слышите! Прислушайтесь!
‑ Ну, слушаем, – это голос Тимура.
‑ Тихо! Вот… вот… – а это голос Чеку.
Сквозь топот лошадей слышится вой волков.
‑ Волки! – это голос Сардара.
Небольшая пауза, которую прерывает голос Тимура:
‑ Где победа, там и волки.
‑ Как тебя понимать?
‑ Как хочешь, так и понимай.
‑ Мне послышалось, что ты сказал о победе?...
‑ Я так и сказал? Ах, да, я действительно сказал что‑то такое. – слышится голос Тимура. – Я и сейчас скажу: победа подобна яркой звезде.
‑ Кажется, я… понимаю, – говорит Сардар.
‑ А чего тут не ясного, – слышится голос Чеку Барласа – Хорошо мы всыпали этому… Камардину, правильно говорю, Тимур? Пусть почешет свой зад!
Смеются.
Табун как бы растворяется в степи… Растворяется в вязкой ночи и вой волков…
8
Разгромленная стоянка камарадинцев.
Над знакомым нам раненым в предплечье с большой родинкой на щеке юношей склонились его соотечественники, пытаясь того привести в чувство. Однако напрасно: тот едва шевелит губами и, что‑то сказав невнятное, умирает. Тотчас происходит нечто, характерное шамано – мусульманским обычаям: причитания и т.п…
9
Но вот среди скорбящих камарадинцев определилась группа людей – предводителей. Среди них – один или двое юношей. На почетном месте‑ старец…
‑ Что успел сказать умирающий мусульманин? – спрашивает один из них.
‑ Ничего, – следует ответ.
‑ Ни слова?
‑ Это барласовцы! Это их рук дело…
‑ Барласовцы…. барласовцы, вам нечего больше сказать… – старец явно недоволен. – И безмозглая женщина скажет – не уйдет далеко от истины – барласовцы! И все‑таки, укажет, кто из них…
‑Имя его… что‑то на «Т», – вставляет один.
‑ И на «Д», – поспешно добавляет другой.
И снова воцаряется пауза, которую нарушает старец:
‑ Ясно: это из тех, кто умеет натянуть тетиву лука… Взрослые мужчины…
‑ Нет! Нет! – вдруг вскакивает с места юноша, который выделяется среди других не только молодостью, но и статью, благородными чертами лица…
Люди медленно оборачиваются к нему…
‑ Ты знаешь кто?
Юноша считает за благо отмолчаться.
10
К вершине медленно поднимаются двое юношей. Один из них тот, с которым мы только что познакомились в предыдущей сцене, у старца.
‑ Ты думаешь, что это сделал Долон? – спрашиает у него товарищ.
‑ Нет, не Долон. Помнишь, скотный базар на окраине Самарканда. Помнишь парня, который глотал слюни при виде игреневого коня?
Товарища наконец‑то осенила догадка:
‑ Ты думаешь, что это дело рук молокососа? Ты этому веришь, Камарадин?
‑ Мы все когда‑то были молокососами, мы все когда‑то держались за сиськи матери.
‑ Но мы тюрки, а не барласовцы! И наш тотем – волк!
‑ Хорошо, пусть будет так – это не имеет большого значения. Барласовец – тот же тюрок! Мусульманин! Он также верен принципам Ислама!
‑ А что имеет значение?
‑ То, что он умеет натянуть тетиву лука – вот что!
‑ И все?
‑ Нет не все, Садридин. Важно то, что я узнал этого человека…
‑ Ты знаешь, кто он?
‑ Да, его зовут… Тимур! Ты хорошо слышишь?
‑ Значит, все‑таки…
Камарадин воздевает руки, сжатые в кулак, кричит, почти впав в транс:
‑ Тимур! Будь проклят! Клянусь, я найду тебя и ты ответишь за сое злодеяние!...
11
На узких улочках кишлака барласовцев редкое оживление: по ним герои‑пастухи, гонят “вражеский” табун… Среди погонщиков лошадей – знакомые туркмены…
‑ Идут! Идут! – слышится отовсюду.
На улочки выбегают люди и, конечно, в первую очередь дети.
‑ Едут! Едут!
К заборам устремились женщины, пожилые и девушки; из‑за заборов их головы напоминают головки подсолнухов.
Обмениваются свежей информацией старухи:
‑ Говорят, вражья стрела сразила Долона сына Эренжена.
‑ А сражение возглавил сын Торгая.
‑ Тимур?
‑ Да, он. Вот тебе и мальчишка!
Какой‑то молодой человек выкрикивает: “Хвала Тимуру!” “Хвала барласовцам!”, его одергивает пожилой мужчина: – “Тихо! Придержи язык за зубами – тебя слышат!” – он кивает в сторону человека, который действительно с болезненной подозрительностью глядит на них.
А между тем по ту сторону глиняного забора происходит вот что. К Тимуру подъезжает Чеку, говорит:
‑ Ах, как на тебя смотрит Жамбы!
‑ Какая из них Жамбы?
‑ Ты не в состоянии отличить среди обыкновенных камешков прекрасный лал!...
Но и без подсказки приятеля Тимур – а он довольно резко своей статью, излучающей ауру настоящего богатыря‑молодца, выделяется среди своих товарищей…
‑ Ну‑ка, мигом отсюда! – отстраняет от стены девушек некая дородная тетенька. – Марш! Марш!...
Все (также весело) отпрянули от забора в глубину двора. Кроме одной, очаровательной Жамбы, которая, не в силах скрыть свои чувства, смотрит на уходящий вглубь улочки табун, вернее, на одного из погонщиков – на Тимура. Тот также как бы под гипнозом глаз девушки оборачивается. На какое‑то мгновение их взгляды встречаются. Впервые. И такое впечатление, что для них это самое сладостное, чарующее мгновенье…
‑ Какие у нее прелести – у меня текут слюнки! – говорит Чеку.
Тимур оборачивается, однако за забором уже никого нет.
‑ Не забывай, что этот замечательный лал специально богатые родители готовили для… Долона… А может быть для Саллеха…
‑ Закрой свою пасть шакал! – говорит Тимур и с нарочитой серьезностью бьет приятеля камчой по спине…
‑ Ой! Ой! Убивают лучшего джигита из барласовцев! – в тон подыгрывает Тимуру Чеку, разумеется, ничуть не обидевшись.
А там вдали по‑прежнему слышаться (постепенно, правда, затухая) ликующее: “Едут!” ”Едут!”…
12
Тимур, Чеку и другие барласовцы.
Чеку преподносит Тимуру мешочек с монетами:
‑ Это плата за лошадей…
Тимур долго перебирает в ладонях монеты, внимательно, явно размышляя, смотрит в глаза Чеку, смеется. Следом смеется и Чеку. Но вот оба как бы разом умолкают и Тимур спрашивает тихо:
‑ Что делать с… этим?
‑ Тебе, Тимур, половина, остальное… поровну! – моментально приходит в себя Чеку.
Воцаряется напряженное молчание, которое, опять же тихо, выговаривая казалось бы каждый слог в слове, прерывает Тимур:
‑ Все – для всех! Каждому поровну!...
И смотрит в глаза поочередно каждому…
13
Панорама гор постепенно переходит в панораму предгорий, чем‑то напоминающую холмогорья, а те в свою очередь, в степь, покрытую каменистой почвой и скудной растительностью.
А вот и оазис – по обеим сторонам реки – террасы, густо заросшие деревьями, кустами шиповника, барбариса, разнотравьем… В зарослях едва приметна тропа – по ней, что‑то напевая себе под нос, едет… Чеку. Чеку явно доволен собой, останавливает коня, говорит себе:
‑ Ты молодец, Чеку Барлас! Никто лучше тебя не умеет так ловко натянуть тетиву на лук! А орудовать саблей!? Где она, родная? Ага, вот она! – Чеку тут же, не сходя с седла коня, проделывает несколько взмахов саблей, похваливает себя: – Вот так! Ай, да, Чеку! Ну и ловок же ты! Тебе бы еще и невесту… такую, как… эта Жамбы… Ах, какое у нее личико! А эти… – вдруг испуганно обрывает он фразу, останавливает коня, прислушивается…
Где‑то неподалеку слышаться мужские голоса. Чеку привязывает коня за ветвь дерева, незаметно сходит с тропы, ловко крадется среди деревьев. И не напрасно, ибо вскоре на одной из полян он видит небольшую, из 4‑6 человек, группу взрослых мужчин из своего кишлака. Нетрудно догадаться, что речь идет о чем‑то тайном и, безусловно, серьезном…
‑ Кто сказал, что это он повелел угнать табун?! – спрашивает, горячась один из них.
‑ Об этом знают все, – огрызнулся второй.
‑ А мы кто!? – вопрошает, еще более горячась, первый.
‑ Да, кто? – поддерживает третий. – Мы братья Долону или… безмозглые сурки?
‑ А кто этот… Тимур! – не теряет прежнюю инициативу первый…
‑ Собака, которую родила навозная куча – вот кто!...
‑ Он убил Долона. Об этом говорят всюду. Позор нам!
‑ Смерть ему!
‑ Но может быть его предать суду? Нашему, барласовскому?
‑ Что наш, что шариатский суд – одно и то же…
‑ Что!? – в гневе вскакивает на ноги первый.
‑ Мы, братья Долона, мы главы племени и решение за нами…
‑ Смерть! Всему роду Торгая.
‑ Смерть! Сегодня же!
‑ Они хотят всех нас, барласовцев, взять в руки.
‑ Все за это решение? Кто против пусть покинет нас…
Заговорщики молча остаются на месте. Чеку бесшумно покидает свой “наблюдательный пост”: на цыпочках удаляется…
14
А вот он уже мчится по заросшей тропе, огибая неровности рельефа… мчится по степи, подгоняя коня камчой…
15
Двор Торгая, отца Тимура. Длинная пристройка типа конюшни. Тимур, очевидно, только что приехавший откуда‑то, расседлывает своего коня. Входит взволнованный Чеку:
‑ Смотри, у меня трясутся руки и я не в силах натянуть даже тетиву лука! Кто скажет, увидев сейчас меня, что я лучший… э… воин‑барласовец! Я не в состоянии вытащить саблю из‑за пояса! Я развалина, чтоб мой язык отсох, прежде, чем молвит слово…
‑ Довольно! – обрывает резко и вместе с тем дружески Тимур – Дело не в твоем языке – выкладывай.
Чеку просит Тимура наклонить к нему ухо.
‑ Здесь нет никого, кроме нас. Выкладывай!
‑ Беда! – наконец‑то решается говорить Чеку.
Тимур принимает серьезный, насколько это возможно, вид, машинально подставляет ухо.
‑ Тебя, хотят… того… – Чеку Барлас проводит острием ладони себе по горлу.
‑ Кто?
‑ Известно кто – братья, дядья Долона, – Вот эти глаза видели, а этими ушами я слышал… Только что…
Тимур мгновенно преображается, лицо его становится озабоченным…
‑ Они придут… ночью… но ты не отчаивайся… Я с тобой!...
Чеку входит в свою роль:
‑ Я их! – но увидев на лице Тимура нечто тревожное, умолкает – Что делать? Может быть пока не поздно, махнуть отсюда… В Кеш?, Самарканд?...
‑ Нет! Нет! Что случится, того не миновать… пусть приходят – я встречу их!
‑ Я с тобой! Ты хотел сказать “мы встретим”!
‑ Спасибо, друг! А сейчас за работу! Видишь, в углу куча попон – неси их к лежаку! – командует Тимур и после небольшого раздумья говорит то ли Чеку, то ли себе: – Подумаем, как встретить достойно гостей…
16
Тимур с Чеку готовят действительно достойную встречу гостей. В духе современных заокеанских боевиков: там и сям упрятаны луки, сабли и др. На лежаке с помощью седел, попон, одеял и др. сооружена кукла – чем‑то весьма отдаленно напоминающая спящего человека, ну, и т.д.; определены “огневые точки” – словом, двор обращен в боевой полигон. Правда, тщательно замаскированный…
‑ Ночь обещает привести хорошую луну, – это говорит Чеку.
‑ С помощью Аллаха, – а это Тимур.
‑ Одного боюсь,‑ заявляет Чеку, – в опасности твой отец, мать…
‑ Их нет дома.
‑ Как бы вот здесь у меня, – показывает на живот, – не выстрелило преждевременно.
‑ Смотри, не вспугни! – смеется Тимур.
17
С момента угона камарадинового табуна минуло не более одной недели, поэтому картина ночного неба почти не изменилась:
Наверху – почти полнолуние, по краям горизонта – там и сям мелькают звездочки. То – есть стоит типичная для Центральной Азии ночь, достойная пера изысканного придворного поэта… Разница лишь в том, что мы ее, ночную картину, несколько раньше наблюдали в степи, а сейчас она висит таинственным мистическим занавесом над барласовким кишлаком. И не просто над кишлаком – а конкретно над двором Тимура.
А вот и сам Тимур – пара настороженных глаз внимательно из‑за щели между двумя жердями оглядывают двор. А вот и его верный приятель Чеку Барлас. Он также в засаде, в некоем закутке между двумя готовыми к бою луками. Чеку Барлас, как ни в чем не бывало, позевывает, отстукивает дробь на животе… Если взглянуть на прицел одного из луков, то можно увидеть в 7‑10 метрах от него лежанку со спящим человеком. Но мы‑то по предыдущему эпизоду знаем, что это вовсе не спящий человек, а кукла – приманка…
Секунда – другая посвящена стрекотанью цикад… и теням от предметов во дворе.
Но, чу! Что это? На крыше появляется часть человеческого силуэта, рядом – еще, еще, еще… Пара глаз заметалась в щели между жердями. Чеку Барлас, снова зевнув, застывает с открытым ртом… Один, два…
‑ Ввосьмером! – шепчет Чеку Барлас.
И начинается! Двое, ступая на цыпочках, подходят к лежанке. Кукла, приводимая в движение Тимуром веревкой, действительно создает иллюзию ворочающегося во сне человека. Незнакомец из всей силы намерен проткнуть «спящего» и уже делает взмах, ухватившись обеими руками за рукоятку сабли, но… пущенная Чеку Барласом стрела в этот миг пронизывает его насквозь – тот ничком падает наземь. То же происходит и со вторым…
‑Засада! – кричит третий, наконец‑то сообразив.
Он бросается с саблей на Чеку Барласа. Из укрытия выскакивает Тимур.
‑ Нужен Тимур – вот я – получайте! – восклицает он, бросившись в гущу сражающихся, придя на помощь приятелю.
Но вот повержен третий. Четвертый… пятый… Он демонстрирует подлинное искусство владения саблей. Тимур с помощью приятеля одолевает и шестого… седьмого… Последний, наверняка юноша, пытаясь одолеть забор, неловко падает, в ужасе закрыв глаза…
‑ Пощадим? – спрашивает разгоряченный Чеку Барлас.
На секунду – другую кажется, что так и будет: Тимур, конечно, пощадит врага, который продолжает сидеть у забора, всхлипывая. Он отбрасывает в сторону саблю, но… просит повелительно у Чеку Барласа… лук со стрелой.
‑ Он отпрыск Эренжена – нет им пощады!
Тимур натягивает тетиву… стрела вонзается в грудь юноши.
Все.
‑ Куда их! – Чеку Барлас показывает на лежащие там и сям трупы.
‑ Никуда!
‑ Останутся до утра?
‑ А ты как думаешь?
18
Тот же двор на следующее утро заполнен почти на половину людьми. Это – преимущественно пожилые и более того мужчины. У дверей дома – хозяева: отец Тимура по имени Торгай, сам Тимур, 2‑3 его приятеля, в числе их, разумеется, и Чеку Барлас, Сардар и еще один, запомнившийся нам по предыдущим эпизодам.
Речь держит, как и положено, отец Тимура:
‑ Вот трупы. Взгляните, люди, они лежат там, где их души унеслись в небо по воле Аллаха!
‑ Не по воле Аллаха, а по воле молодчиков, тех, кто стоит рядом с тобой, Торгай.
‑ Кто это говорит?
Из толпы высовывает голову мужчина:
‑ Ну, я – и что?
‑ Никто тебя не станет осуждать: твои слова верны. Более того, скажу откровенно: слушайте, барласовцы! У этого молодчика, который отправил души детей досточтимого Эренжена в небо, есть имя – вот он!
И тут неожиданно ситуация круто меняется. Тимур стоит, как бы возвышаясь над другими, мимо него, прижимая к груди руку и как бы выражая с ним и солидарность, и нечто большее (похожее на официальное признание его лидерства), проходят барласовцы… С этого момента Тимур еще больше (а ведь со времени первой встречи минула едва ли неделя!) становится похожим (конечно, не вполне) на того Тимура, образ которого сохранила нам история.
19
‑ Т‑с‑с! – Чеку Барлас прикладывает палец к губам.
Тимур со своим приятелем пробираются сквозь заросли к реке.
‑ Любуйся! Ай, да Чеку Барлас: все знает, все видит! – чмокает губами приятель. Тимур потрясен. Дело в том, что на мелководье реки, за густыми зарослями облепихи, купается… Жамбы! Купается весело, как и положено девушке лет 14‑15, в нижнем белье до пят, купается, что‑то напевая. Чеку Барлас в своей характерной только ему манере, делает попытку сказать что‑то по этому поводу скабрезное, но под резко осуждающим взглядом Тимура мгновенно осекся:
‑ Я ухожу!... Я ничего не видел! – говорит он, отступая.
Однако для Тимура такого рода покаяние явно недостаточно – он процеживает сквозь зубы:
‑ Вон!
Ветви зарослей за Чеку Барласом сомкнулись, его рядом как и не было. И тогда Тимур, не в силах подавить в себе нахлынувшие чувства, продолжает наблюдение за купальщицей. Жамбы, немного чисто по‑женски покувыркавшись в воде и оглядевшись на всякий случай вокруг, выходит на бережок… раздевается… выжимает белье, раскладывает его едва ли не перед носом Тимура…
Перед Тимуром – невероятное зрелище: он впервые видит перед собой женские прелести. И кого? Любимой, правда, пока тайно любимой, девушки однозначно очаровательной, редкой красоты… Жамбы, заметив Тимура, вскрикнула, поспешно закрылась сухим платьем. Реакция Тимура необычна. Он ее, казалось бы, привлекает к себе, гладит по лицу, но тут вдруг резко преображается, отталкивает её от себя, перед тем больно, «влепив» 2‑3 пощечины, бросается прочь…
20
Небольшой совет молодых барласовцев. Тимур протягивает одному из своих сверстников, Омару, свиток:
‑ Ты у нас, Омар, самый грамотный – прочти, что здесь написано, да погромче!
‑ Но ты – грамотей похлеще нас! – как бы возражая, берет свиток Омар.
‑ Читай! – говорит Тимур тихо и властно.
Омар разворачивает свиток, читает:
‑ “Тимуру сыну Торгая, племяннику Ходжи Барласа и всем барласовцам от Камардина, доблестного сына Джаледина. Всем известно, что твоему поступку может позавидовать шакал, который своим порождением обязан злому человеконенавистному Иблису…”
Омар смущен, обращается, к Тимуру:
‑ Читать дальше?
‑ Читай!
‑ Нечего выслушивать эту выжившую из ума лису, – говорит с искренним возмущением аргасовец по имени Саид, – Он хуже Иблиса.
‑ Дай мне бумагу – я подотру ею свою задницу, – говорит Чеку.
Все смеются.
Но не таков Тимур – он голосом властным приказывает:
‑ Это неспроста. Читай дальше. Что предлагает Камарадин?
Омар продолжает:
‑ Он пишет: “ Если ты считаешь иначе, предлагаю тремя сотнями с моей стороны и тремя сотнями, с твоей, встретиться на извилине Красной реки… и справедливый Аллах нас рассудит…”.
‑ Вот соль послания! – восклицает Тимур. – Когда он предлагает встретиться?
‑ Через десять дней ровно… В полдень…
‑ Да, лиса, но мы хитрее, – молвит Тимур. – Омар пиши:” Я принимаю твой вызов. Готовь своих триста зайцев – мои соколы с трудом сдерживают крылья… Пусть Аллах нас рассудит. Тимур сын Торгая”
‑ Все? – спрашивает Омар.
‑ Зовите его гонцов?
Двое выбегают, вводят гонцов Камарадина. Им протягивают бумагу с ответом.
Тимур, как и положено верховоду, повелительно дает знак рукой:
‑ Езжайте. Да не споткнитесь по пути!
Гонцы уходят. Тимур спрашивает:
‑ Три сотни… Сможем ли набрать такое количество воинов?
‑ Если уговорим в Кеше всех, кто умеет держать в руках оружие, – говорит Омар.‑ Поищем достойных воинов – они есть и в окрестных стойбищах.
‑ Это невозможно.
‑ Сотни – две у нас будут точно, – говорит сверстник по имени Закиридин.
‑ Достаточно… – говорит Тимур. – Надо помнить о трех вещах: Аллах не с ним, а с нами, мы соколы – они зайцы и мы сразимся не в назначенный день, в полдень, а раньше. Мы постараемся застать их врасплох…
‑ А как же насчет честного сражения? – удивлен Омар.
‑ Да, да. Мы должны сдержать слово, – вторит другой.
Воцаряется долгая пауза, которую прерывает опять же Тимур. Он говорит медленно, но продумав каждое слово:
‑ Честных или не честных сражений не бывает. Бывают либо победы, либо поражения!...
