355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » И. Петров » Четверть века в Большом (Жизнь, Творчество, Размышления) » Текст книги (страница 15)
Четверть века в Большом (Жизнь, Творчество, Размышления)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 10:51

Текст книги "Четверть века в Большом (Жизнь, Творчество, Размышления)"


Автор книги: И. Петров


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

И все же нужно признать, что в Нью-Йорке много красивых строений. Мне запомнился район Ротшильда, китайский, арка Вашингтона, музей С. Р. Гуггенхейма – белоснежное здание, напоминающее пароход. В китайском районе на секунду показалось, что я попал в Китай. Здания построены в стиле пагод, рекламы провозглашают что-то на китайском языке, привлекают взгляд многочисленные китайские ресторанчики. Мы были и в негритянском районе Нью-Йорка, Гарлеме, но тут нам не разрешили даже выйти из машины, так как это опасно.

Ночью особенно впечатляют Таймс-сквер и Бродвей. С нью-йоркской рекламой может соревноваться только лондонская, парижская и реклама Токио. Все движется, все сверкает разноцветными огнями. Это и ошеломляет, и создает оживление.

Среди массы небоскребов очень приятно видеть церкви и храмы. Они как бы приютились около своих громадных собратьев. Мне запомнились храм Эмануэля и собор святого Патрика.

Но больше всего меня пленяли прогулки по Центральному парку. Там очень много зелени, цветов, увеселений, можно покататься на лодках в прудах, можно покормить орешками ручных белок, которые бегают по парку. Но с наступлением темноты в парке находиться опасно.

Я очень люблю живопись и хотел пойти в знаменитый Метрополитен, но не мог пройти к музею, потому что всю улицу занимали демонстранты в самых разных костюмах – кто в военных, с оружием и гранатами, а кто в балетных нарядах; разыгрывалась инсценировка военных действий. Эта демонстрация, которая продлилась не один час, шла под лозунгом прекращения войны во Вьетнаме. А накануне была, оказывается, демонстрация за победу во Вьетнаме. Но из-за всех этих демонстраций музей был закрыт, и я не смог туда попасть.

Из окна своей гостиницы я с интересом наблюдал, как сносят двадцатии двадцатипятиэтажные здания, которые считаются нерентабельными, и на их месте воздвигают восьмидесятиэтажные. Сначала возводят металлический каркас, потом закрывают его пластиковыми "шторами", чтобы ничего не летело вниз, на головы прохожим, а отделка здания начинается с самого верхнего этажа (все материалы завозятся ночью).

Как автолюбитель, я интересовался в Америке и автомобилями. Мне было любопытно все, что связано с их продажей: и то, что автомобиль, проданный на исходе года, стоит уже дешевле, чем в начале, и автомобильные частные рынки, где на ветровом стекле выставляются все данные об автомобиле. Поразили меня и автомобильные кладбища, куда свозят машины, которые, на наш взгляд, еще в очень хорошем состоянии. Их потом спрессовывают, так что они превращаются в тонкие пластины, нагружают одну на другую и увозят.

И в Америке, и в Европе я обратил внимание на рекламы, предупреждающие об опасности превышения скорости. Несмотря на то, что в Америке дороги – одни из лучших в мире, скорость движения на них была ограничена. Высший предел – 60 миль в час, то есть чуть-чуть больше ста километров, хотя двигатели дают возможность развить скорость почти до трехсот.

После Нью-Йорка, где мои гастроли прошли очень хорошо, мы в приподнятом настроении полетели на самый юг Америки, в город Нью-Орлеан, который стоит в дельте Миссисипи. Это город, состоящий из двух– и трехэтажных домов с изящными балкончиками, с железными решетчатыми перильцами, украшенный красивыми южными деревьями, цветами, и если в Нью-Йорке было прохладно, то тут мы ходили в легкой одежде. В Нью-Орлеане давали в концертном исполнении оперу "Борис Годунов". Играл симфонический оркестр Орлеана, пел студенческий хор в двести двадцать человек из соседнего маленького города Баттон-Руж. И как чисто и стройно они пели на русском языке! Руководил постановкой Питер Пауль Фукс – очень опытный музыкант, замечательный дирижер (он десять лет проработал в "Метрополитен-Опера"). Прекрасные певцы Нельси Колтс – меццо-сопрано и Ричард Вил – тенор исполняли свои партии Марины Мнишек и Самозванца на русском языке.

Во время репетиции меня поразило, что Фукс ни разу никого не остановил. И, когда закончилась репетиция, он подошел ко мне и спросил:

– Как вам нравится исполнение оперы нашими артистами?

– Вы знаете, я просто поражен и удивлен! Студенты поют как самые настоящие профессионалы,– ответил я.

– Да,– согласился Фукс.– Они относятся к этому очень серьезно. И как овладели русским языком!

Сам Фукс тоже немного знал русский. Спектакль прошел очень хорошо, получил теплые рецензии, так что моя "копилка" эмоций пополнилась.

Орлеан тоже произвел весьма благоприятное впечатление. Чего в нем только нет! И прекрасные бассейны, и красивейшие парки, и увеселительные аттракционы.

Последний концерт был в Баттон-Руже, который находится от Орлеана недалеко – километров сто-сто двадцать. Мы отправились туда на автомобиле. Дорога шла в дельте Миссисипи. И вдруг я обратил внимание на плакат с изображением крокодила. Я спросил, что это значит, и мне объяснили, что в этих местах водятся аллигаторы и нужно быть осторожными. "Сейчас уже больших нет, но недавно полутораметрового поймали",– добавил шофер.

На следующем плакате изображалась гремучая змея с открытой пастью и выставленными зубами. Это, оказывается, было предупреждение, что здесь много змей. И когда я зашел в магазин и заглянул в спортивный зал, так как интересовался рыболовными принадлежностями, то увидел рядом охотничий отдел. Рассматривая его, я обнаружил флакон, на котором была нарисована такая же змея. Оказывается в нем содержится противоядие – сыворотка против укусов змей, особенно против гремучей змеи. Пользоваться этим флаконом очень легко и просто: нужно подставить флакон к месту укуса, нажать кнопку – и через какую-то долю секунды получишь инъекцию сыворотки.

Третий мой концерт в Америке состоялся в малюсеньком городке, который называется Нью-Лондон. Его даже на карте не всегда найдешь. Но в нем тоже имеется свой университет, и городок существует только потому, что в нем обучаются многие студенты. Зал при университете рассчитан на две тысячи мест.

На мой концерт собралась молодежь. Она принимала меня с большим энтузиазмом, а после концерта мы были приглашены к мэру Нью-Лондона. Беседа с ним была очень теплой. Говорили о том, как хорошо, что советские артисты приезжают в Америку, и какое это большое событие для их малюсенького городка.

Накануне нашего отъезда хозяин мотеля, где мы остановились, решил устроить в нашу честь небольшой ужин, на котором мне предстояло еще одно яркое гастрономическое впечатление. После того как мы опробовали все обычные закуски, наш хозяин заявил, что хочет нас угостить настоящим бифштексом.

– А что такое настоящий? – спросил я.

– Обычно у нас в ресторанах подают бифштекс из нашего американского мяса, а я вас угощу из самого лучшего – аргентинского. Оно самое дорогое, но самое вкусное.

Передо мной поставили небольшое блюдо со стейками, как называл их хозяин, на котором лежал огромный кусок мяса. Я решил, что это на всех. Однако по такой же тарелке поставили каждому из присутствующих, и я увидел, что Стучевский устремил на меня удивленный взор.

– Это что же, надо все съесть? – спросил он.

– Нет, необязательно,– ответил хозяин.– Вырежьте себе кусочки, которые вам больше всего нравятся, а остальное оставьте.

Я попробовал мясо, и оно действительно оказалось изумительным. "Нет,подумал я,– нельзя выбрасывать такую драгоценность". И все съел. Так закончилось наше пребывание в Нью-Лондоне, и мы вернулись в Нью-Йорк, а через пару дней поехали в Питтсбург. Здесь производят алюминий, поэтому многие здания, в том числе и небоскребы, облицованы алюминием. Американцы говорят, что это красиво и в то же время практично – не поддается коррозии. А кроме этого, здание всегда можно промыть шлангом, и оно выглядит чистым.

В Питтсбурге нас заинтересовал спортивный зал на двадцать тысяч мест. Он шаровидной формы, как половина перевернутого апельсина. Крыша же сделана из алюминия и разделена пополам. В плохую погоду она закрыта. Но в хорошую погоду обе половины открываются, и действие происходит на открытом воздухе.

В Питтсбурге я пел на языке подлинника "Аве Мария" Баха – Гуно, "Приют" Шуберта, "Я не сержусь" Шумана, "Агнус Деи" Бизе, "Три песни Дон Кихота" Равеля и арию Филиппа из оперы Верди "Дон Карлос". Таково было первое отделение. А во втором я пел "Сомнение" Глинки, "Старый капрал" Даргомыжского, "Благословляю вас, леса" и Серенаду Дон Жуана Чайковского, "Сонет Шекспира" Кабалевского, песню Шостаковича "День радости" и песню Еремки из оперы Серова "Вражья сила". Публика принимала все хорошо, и у меня в преддверии нью-йоркского выступления поднималось настроение.

Затем мы снова вернулись в Нью-Йорк. Рецензии в газетах были, как обычно, очень хорошими, но я обратил внимание на такое высказывание: "Знаменитый артист,– писали газеты,– выступал в оперных театрах в Милане, Праге, в "Гранд-Опера", в Барселоне, во многих городах Германии, а наши устроители не могли сделать так, чтобы он спел у нас в "Метрополитен-Опера". Что же, мы должны ехать в Москву, чтобы слушать его там в операх?" Я, конечно, не мог не согласиться с сетованиями американцев.

Из-за того, что я был очень занят концертами и много переезжал из города в город, я мало куда мог пойти. Поэтому одно из самых сильных впечатлений осталось у меня от американского телевидения, имевшего тогда шесть цветных программ и столько же черно-белых. Причем, некоторые программы работали круглосуточно. Вот придешь после концерта, сваришь себе в номере кофе – а для этого все уже заботливо приготовлено: кофе, сахар, сухие сливки,– и сразу же включаешь телевизор. В основном идут боевики. Один кончается, другой начинается. Потом посмотришь вдруг на часы. Ах... четыре часа утра. Скорей выключаешь телевизор и спать.

Мне кажется, что телевизор вытесняет в Америке все другие развлечения, и театр, и кино. Но программы очень разные, для разных возрастов, для любителей рукоделия или коллекционирования, любителей рыбной ловли – программы на любой вкус. Это очень хорошо. Я думаю, что нам это тоже нужно развивать.

И все же я побывал на замечательном концерте шведской певицы Биргит Нильсон. Москвичи помнят ее необыкновенный голос по выступлениям в опере "Турандот" Пуччини, где она пела главную партию. Мы были тогда покорены ее необыкновенно мощным и красивым голосом. В Америке она пела песни Бетховена. Пела очень мягко, красиво, с точным ощущением стиля. Исполняла романсы Грига, песню Сольвейг,– с большим настроением и тоже чрезвычайно мягко. Я даже удивлялся, как певица, которая обладает таким огромным оперным голосом, так свободно им управляет. Нильсон также прекрасно пела Сибелиуса, очень изящно и красиво исполняла романсы Рихарда Штрауса, затем пела Шуберта и Шумана, а заключила она свой концерт "Вальсом" Иоганна Штрауса и в конце даже завальсировала. Я думал, что от аплодисментов публики взорвется зал.

В Нью-Йорке я выступал в зале филармонии, который составляет часть Линкольн-центра. Он состоит из трех зданий – оперы, оперетты и филармонии. Это очень красивый комплекс.

Мне сказали, что на концерте в Нью-Йорке будет присутствовать много русских, и я начал с русского отделения. Сначала я пел романс Булахова "Не пробуждай воспоминаний", затем "Колокольчик" Гурилева и его же Песню ямщика, затем – очень редко исполняемое даже у нас произведение, балладу Ренчицкого "Проезжайте", "Сомнение" и "К Мери" Глинки и арию Сусанина. Затем я спел "Старого капрала" Даргомыжского и арию Мельника из его оперы "Русалка". А во втором отделении – "Благословляю вас, леса" и Серенаду Дон Жуана Чайковского, "Утро" Рахманинова, каватину Алеко из его одноименной оперы, русскую народную песню "Ноченька", "Эй, ухнем!" Кенемана, "Сонет Шекспира" Кабалевского, "Серенаду" Хренникова и на "бис" еще бесчисленное количество всевозможных песен и романсов.

Публика меня принимала очень хорошо, может быть, еще за счет присутствия русских эмигрантов, покинувших родину еще до революции и во время гражданской войны. Я видел, как они утирали слезы. Потом чуть ли не ползала пришло ко мне с объятиями и поцелуями за кулисы. "Боже мой! Мы перенеслись в Россию! Как вы нам напомнили нашу родину",– восклицали они и проливали потоки слез.

Это было грустно и трогательно.

Многие русские, присутствовавшие на концерте, приглашали меня в гости. Кое у кого мы бывали и с радостью убеждались, что эти люди, живя вдали от родины, сохраняли русские традиции.

У меня сохранилась программка моего выступления в Нью-Йорке характерная частичка деловой Америки. Несколько страничек программки занимает реклама. Здесь и новый самолет, в котором можно смотреть телепередачу, и новая марка машины, и реклама проигрывателей и норковых пальто, анонс о новых концертах, демонстрация женских причесок и фотографии Нью-Йорка; рассказ о концертах Бернстайна, реклама ключей, часов и духов; репродукции картин импрессионистов, и только после этого – Иван Петров, бас. И начинается моя программа, а дальше опять идут рекламы.

А однажды случилась такая история. Мы должны были пойти на прием в наше посольство. Однако я чувствовал себя усталым, мне не хотелось никуда идти, и я сказал жене:

– Вот есть же Бог, пусть он сделает так, чтобы мы не пошли.

И только я сказал, как погас свет. Тут же по громкоговорителям объявили, что Ниагарская станция, которая снабжает электричеством весь район вокруг Нью-Йорка, отказала – произошла авария. Застряли лифты, и, чтобы люди не задохнулись, ломами пробивали стены, на улицах не хватало полиции, чтобы регулировать движение, так что некоторые американцы сами становились на перекрестках, стараясь предотвратить аварию. Возникла паника. Некоторые думали, что это начало войны, и по радио объявили, что самолеты в воздухе. Но часов через шесть, когда мы уже легли спать, зажгли свет.

После месяца пребывания в Америке мы с легкой душой отправились к себе на родину. Вспоминая потом об этой поездке, я думал о том, что у меня сложилось двоякое впечатление об этой стране. С одной стороны, не мог не привлекать большой технический прогресс, поражало огромное строительство, замечательные концертные залы, разнообразные марки машин. С другой стороны, удручали несчастные негры, многие из которых ведут бездомную жизнь, сильно развитая проституция, множество наркоманов, которые пристают к прохожим и особенно к иностранцам. Ко мне тоже не раз приставали, просили денег, и только когда я своим громовым голосом кричал: "Эй, полиция!" – их как ветром сдувало.

И еще меня поразила одна особенность, свойственная не только Америке, но и многим европейским странам. Едешь по шоссе. Красивая местность. Поля, луга, реки, озера. Но все загорожено забором, сеткой, колючей проволокой. От шоссе до этой загородки пять метров, и дальше ты не можешь ступить ни одного шага. Ни искупаться или порыбачить на озере, ни погулять в лесу. Это все частная собственность.

Да и сама многоэтажная Америка на меня произвела мрачное впечатление. Хотя и здания, и улицы красивы, но так они нагромождены друг на друга, что в несолнечную погоду просто темно. Поэтому одноэтажная Америка понравилась мне гораздо больше.

Князь Юрий. Барселона

В марте 1966 года в Большом театре состоялось знаменательное событие: после длительного перерыва (с 1926 года) была поставлена опера Римского-Корсакова "Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии" произведение очень сложное и в музыкальном, и в философском отношении. В этом спектакле я выступил в последней для меня новой партии – князя Юрия.

Эта роль статична. Князь почти не движется по сцене. Он только сообщает китежанам о татарском нашествии и приближении орды, а также дает мудрые советы. Но вокально она написана очень сложно. Партию Юрия обычно поют басы центрального плана, которые могут брать и низкие, и высокие звуки, так как в мелодии арии встречаются широкие скачки – даже больше, чем через октаву – и приходится с самых верхних звуков спускаться в самые нижние "этажи". Так что овладение партией князя Юрия свидетельствует о мастерстве певца, и мне пришлось над ней долго работать. Но затем я выступал в этой опере с большим удовольствием.

Очень хорошо дирижировал оперой молодой тогда Геннадий Рождественский, а постановщиком ее был Иосиф Михайлович Туманов

В том же 1966 году я получил через Жоржа Сориа приглашение от Хуана-а-Помпиаса, руководителя театра "Лисео" в Барселоне, спеть Мефистофеля в четырех спектаклях "Фауста". А я даже не знал, что в Барселоне есть большой, замечательный театр, вмещающий около трех тысяч человек, театр, в котором пели самые выдающиеся певцы всего мира. Испания стала девятнадцатой страной в моих зарубежных гастролях.

В ноябре мы с женой вылетели в Париж. Через три с половиной часа мы были уже в столице Франции, и, ожидая очереди, чтобы пройти таможенный и паспортный контроль, увидели через стекло, что нам машут Жорж Сориа и несколько человек из его агентства. Они подавали знаки, чтобы мы проходили скорее, и когда мы миновали паспортный контроль, то Сориа закричал: "Времени в обрез!" Потом более спокойно объяснил:

– Сейчас конец рабочего дня, но я договорился с испанским консульством (я им обещал две бутылки хорошего коньяка), чтобы они тут же дали вам визу в Испанию. Они ждут. Скорее.

Мы вышли, сели в машину, приехали в испанское консульство, там нам поставили печати в паспортах, и мы поехали на другой аэродром, откуда небольшой самолет должен был доставить нас в Барселону. С нами поехала переводчица Лили Дени – симпатичная молодая женщина, которая меня сопровождала во многих предыдущих поездках по Франции. Она сказала, что нам будет в Испании очень интересно. Мы сели в самолет и через час с чем-то приземлились в Барселоне.

Барселона – один из самых богатых и благоустроенных городов Испании. Среди его достопримечательностей – порт, где стоит каравелла Колумба. Сюда пришвартовываются и большие корабли, и масса маленьких суденышек. Ну а справа и слева идут пляжи, раскинувшиеся вдоль набережной на песчаных берегах. Это очень живописные места, и сюда с удовольствием съезжаются барселонцы, чтобы приятно провести время. Это их любимое место отдыха.

На улицах Барселоны много зелени, а мостовые выложены брусчаткой гладким, прочным, красивым камнем, который моют, поэтому на улицах очень чисто. Но, кроме больших улиц, очень симпатичны маленькие улочки. По ширине они такие, что, казалось, если бы я развел руки, то достал бы от одной стороны до другой. Дома на них украшены балкончиками с замысловатыми узорами, чугунным или железным литьем. От дома к дому перекинуты мостики с красивыми перилами, что придает городу незабываемое своеобразие

Необычайно уютны внутренние дворики, которые есть почти в каждом доме. Они также вымощены плитами или брусчатыми камнями, в них масса цветов, зеленых газонов, деревьев, красивых скамеечек, где можно посидеть. Прелестны арки и ниши, лестницы, которые ведут на второй этаж.

А в тех местах Барселоны, где часть дома повреждена и осталась голая стена, ее используют для цветной рекламы, которая одновременно и украшает улицу, и призывает сделать какую-нибудь покупку.

Это старый город. В этой его части – театр, бульвар, Кафедральный собор. Он необыкновенно красив. Я взял фотоаппарат, чтобы его сфотографировать, но никак не мог приспособиться – он не попадал в объектив. К собору примыкают два здания типа каземата, вероятно, какие-то церковные постройки, и, кроме этого, он со всех сторон закрыт домами. Только когда я сообразил, что мне нужно войти в один из двориков напротив, я сделал снимок. Это чистейшая готика, очень красивая, строгая, без всяких нагромождений. По своему стилю собор чем-то напомнил мне знаменитые Кёльнский и Миланский соборы. Правда, Миланский собор гораздо больше, чем кафедральный собор в Барселоне.

Еще одно замечательное и очень своеобразное здание Барселоны Церковь Святой семьи, сочетающая в себе разные стили. Эта церковь строилась не один век, поэтому в ней уживается и готика, и модерн. Мы очень подолгу останавливались около нее и любовались творением испанского архитектора.

Поразил меня и рынок Барселоны. Я видел очень интересные рынки во Франции, в Мельбурне, в Италии, но здесь рынок произвел на меня самое сильное впечатление. На нем те же фрукты, бананы, кокосовые орехи, какие-то мало известные плоды: манго, папайя и совсем нам неизвестные; конечно, очень много цитрусовых. Но что особенно интересно – это удивительные дары моря! Мало того, что все рыбы – каких-то необыкновенных размеров (иногда кажется, что это кусок кита), но они и необычных для нас видов – гигантские макрели, огромные лангусты – существа типа раков, в шейке которых, наверное, килограмма два мяса, омары, креветки, устрицы, чего только нет! И еще меня поразили уже разделанные осьминоги. Их щупальца, отрезанные от тела, толщиной в человеческую руку или ногу, длиной по два-три метра, продаются отдельно. Хозяйка приходит на рынок, ей отрезают часть осьминога, и теперь дело за ее кулинарными способностями. Мне рассказывали испанцы, что осьминога нужно уметь готовить. Нельзя ни недоварить, ни переварить должно быть соблюдено точное время. Тогда у осьминога мясо нежное и очень вкусное.

Как-то я с женой и переводчицей Лили Дени пошел в ресторан отеля, где мы жили, и Лили предложила заказать вкусное блюдо.

– Какое? – поинтересовался я.

– Не беспокойтесь, я на свой вкус закажу,– предложила Лили.– Надеюсь, что и вам тоже понравится.

– Ну, давайте,– согласился я.

И она заказала так называемые дары моря. Нам подали большую сковородку, на которой лежали морские раки, креветки, какие-то мидии, кусочки лангустов и что-то похожее на бублики. К этому подали еще рис, какую-то темную приправу и зеленый сладкий перец. Мы стали все это пробовать, и все было очень вкусно. Дошла очередь и до бубликов. Какая красота! И они очень вкусные. Я спросил:

– А это не осьминог?

Но Лили мне сделала предостерегающий знак: молчите, а то жена испугается и не будет есть. Но, когда мы пошли гулять после обеда, она открыла секрет. Действительно, это оказался осьминог. Он был очень вкусно приготовлен с прованским маслом и разнообразными специями.

На следующий день, когда мы пришли в ресторан, Лили говорит:

– Иван Иванович, я для вас заказала еще одно блюдо. То же самое, только приготовленное немного иначе.

И мне одному принесли сковородку поменьше, а на ней лежал целиком зажаренный маленький осьминог. Это тоже было очень вкусно. У многих из нас существует предубеждение к осьминогам, устрицам, черепахам, крокодилам, я уже не говорю про змей. А ведь все это – деликатесы.

Из нашего отеля была видна очень интересная церковь Тибидаго. Она стоит на возвышенности, которая тоже называется Тибидаго и находится немного в стороне от Барселоны. Архитектура этой церкви очень необычна. Верхняя часть – это готика, а нижняя – в восточном стиле. Вся церковь построена из светлого, почти белого камня, который при солнце – утреннем или вечернем – буквально сияет.

И еще я не рассказал о бульваре Рамблаз, по которому мы ежедневно гуляли. Это, пожалуй, самое оживленное место в Барселоне. Утром – часов до двенадцати – это торговые ряды. Торгуют цветами, экзотическими рыбками в аквариумах, птицами, кошками, собаками и даже обезьянками. Разглядывать всех этих животных очень приятно, и бульвар становится притягательным местом для прогулок.

На одной из площадей я вдруг увидел скопление народа. Потом разглядел наскоро сколоченный помост, занавесочки, и оказалось, что здесь выступала бродячая труппа комедиантов. Публика смеялась, аплодировала. Такие сценки для Испании очень характерны.

Гранд-театр "Лисео" на восемьсот мест больше, чем наш Большой. В нем пять ярусов, плюс еще бельэтаж и бенуар. Само здание вплотную смыкается с другими домами. Выделяет его только очень красивый навес у подъезда, под который подъезжают на автомобиле или даже на фиакре, чтобы не попасть под дождь.

Ну, конечно, незабываемы интерьер театра, замечательные нарядные фойе и исключительный по красоте зал. Он славится своей акустикой. Когда я пришел на первую репетицию и вышел на сцену, я аж похолодел. "Какой же здесь,– думаю,– нужен голос, чтобы он заполнил этот зал?!" Но, когда я запел, впечатление было такое, будто я пою в комнате.

"А с публикой будет еще лучше",– сказали мне.

И действительно, когда я пел в спектакле, я не чувствовал никаких трудностей. Пел свободно, легко.

Очень интересен репертуар театра. Он чрезвычайно разнообразен, хотя театральный сезон длится всего два месяца и двадцать дней. Это время, когда не работает коррида. Сезон, в котором участвовал я, начался 10 ноября 1966 года. За такой короткий период в театре было поставлено восемнадцать опер: "Кармен", "Фаворитка", "Норма", "Фауст", "Кавалер роз", "Риголетто", "Фиделио", "Отелло", "Манон", "Дон-Жуан" и очень много других произведений.

В "Лисео" испанцы – только артисты хора и оркестра. А солистов приглашают из разных стран. Главным образом из Италии, но также из Франции, Англии, Германии и других государств. Господствующий стиль постановок определяется миланской "Ла Скала". Даже декорации привозят из Милана, прямо морским путем.

На первой репетиции я познакомился с дирижером, режиссером, артистами. Дирижировал оперой итальянец Оттавио Цино, который приехал из Палермо, а режиссером был голландец Франс Берлаге. Фауста пел молодой итальянский тенор Анжело Мори. Он обладал очень хорошим голосом, и мне запомнились его прекрасные верхние ноты. Все были в сборе, кроме Маргариты – Лидии Маримпьетри. Это солистка римской оперы. Она прилетела в Барселону позже, и мы пока репетировали без нее. Хотя певцы обладали хорошими голосами, на репетициях происходило много досадных недоразумений. Молодые певцы недостаточно хорошо знали свои партии, врали, и дирижер что-то кричал им по-итальянски – ругал их. Когда начался пролог, Анжело Мори никак не мог уяснить, что на сцене у доктора Фауста стояло два бокала. Один, волшебный, который был закрыт атрибутами декораций – книгами, свитками – и предназначался для Мефистофеля. А второй принадлежал Фаусту. Фауст брал кубок, говорил, что сумеет пойти наперекор судьбе, и хотел его выпить. Но он все время хватал кубок Мефистофеля, при этом невольно нажимал на пружину, и из бокала вылетало огромное пламя. Это повторялось несколько раз.

Я очень боялся, что во время спектакля он снова возьмет мой кубок и сорвет сцену. Но на представлении Анжело Мори не растерялся, взял свой кубок, а я ему отдал мой – волшебный.

Спектакль прошел гладко, успех определился сразу, и в первом же антракте мне пришлось раздать весь запас фотографий и массу автографов. Наутро все газеты вышли с рецензиями. Вот завидная оперативность! Вечером спектакль, который кончается ночью, а утром уже рецензии в газетах. Отклики критиков были очень хорошие, меня хвалили за исполнение роли Мефистофеля, понравился мой голос. Как я уже говорил, в театре "Лисео" пели все знаменитые певцы: Рената Тебальди, Мария Каллас, Джульетта Симеонато, Рената Скотто, Марио Дель Монако, Борис Христов. Поэтому выступить в нем и получить положительные отзывы было очень почетно.

В Барселоне посещает оперный театр самая, наверное, нарядная публика во всем мире. Моя жена рассказала мне в антракте, что чувствовала себя среди роскошно одетых дам, несмотря на то, что на ней были красивые украшения, самой бедной. Я видел публику в Париже, в Нью-Йорке, в Милане, но такой, как в "Лисео", не видел нигде.

После этого спектакля у меня выпало два дня выходных, и мне предложили поехать посмотреть на небольшие горы Монсеррат. Мы сели в автомобиль и отправились в путь – километров за шестьдесят. Дорога оказалась очень красивой. Мы ехали вдоль полей, оливковых рощ, попадались деревья, напоминающие реликтовые сосны, а вершины гор быта похожи на сахарные головы.

Монсеррат – это и монастырь, где живут монахи. Он состоит из нескольких зданий в три-четыре этажа. В связи с тем, что сюда приезжает много туристов, которые хотят осмотреть эти места, сделано все для того, чтобы они получили как можно большее удовольствие. Построены перекидные мосты и арки, всюду стоят изящные скульптуры, на обрыве устроена смотровая площадка, и оттуда открывается незабываемый вид.

Мы зашли в монастырь, и нас познакомили с его настоятелем. Неожиданно он заговорил с нами на чистейшем русском языке. Я очень удивился. Спрашиваю:

– Вы что, русский7

– Нет.

– Так вы что, были в России?

– Нет. Я изучал русский язык.

– Как же вы так изучали русский язык, что говорите даже без акцента?

Оказалось, что он знает около десяти языков, читает нашу литературу.

Настоятель монастыря предложил нам посмотреть монастырскую библиотеку, которая составляет гордость монастыря. А потом мы зашли в ресторан, имитирующий кельи монахов – небольшие залы выдолблены прямо в горах. Сверху спускаются лампочки, падает приглушенный свет, создавая таинственную романтическую атмосферу. Здесь же – и отель для туристов.

Я слушал в Барселоне три оперы. Произвела впечатление "Турандот" Пуччини, которая прошла с большим успехом, а также "Норма" Беллини. От этого спектакля я получил огромное удовольствие. В заглавной роли выступала болгарская певица Бокачевич, а ее партнершей была знаменитая итальянка Фьоренца Коссото. Муж Коссото Ива Винка тоже пел в этом спектакле, и он оказался просто прелестным певцом. И опера удивительно красивая. Я уверен, что она с большим успехом могла бы идти и у нас, но почему-то о ней не вспоминают долгие годы. А ведь петь такую музыку, пусть кое в чем и однообразную, весьма полезно для исполнителей. Вне сомнения, что и публика устремится на такой спектакль. Драматический сюжет, превосходные мелодии никого не могут оставить равнодушным.

Третий спектакль, который мне удалось посетить, "Богема" Леонкавалло. Нужно сказать что даже у итальянцев эта вещь не очень в почете. Хотя в ней много красивых мелодий, но она, конечно, уступает опере Пуччини. Видимо, ее поставили потому, что это произведение никому не известно, а ведь всегда приятно узнать что-то новое. Раз так – сборы будут, а это решает все.

Хуан-а-Помпиас рассказывал мне, что их театр не получает никакой государственной поддержки. Он существует как частное предприятие и целиком зависит от сборов, то есть интереса публики к спектаклям. Конечно, театр ведет нелегкую жизнь. Поэтому где уж думать о тщательных репетициях, проработке деталей и создании художественных образов! И все-таки у такой системы есть свои положительные стороны. Как правило, на испанской сцене поют многие первоклассные солисты, обладающие немалым опытом и актерским мастерством. Поэтому уровень большинства постановок оказывается очень высоким. А репертуарное разнообразие – это огромное преимущество любого театра. За последние двадцать лет в Барселоне было поставлено почти двести опер. И среди них самые сложные. Семь опер Доницетти, четыре Массне, семь Моцарта, семь Рихарда Штрауса, одиннадцать Вагнера и столько же Верди. Русская классика представлена тремя операми Мусоргского, пятью Римского-Корсакова ("Сказание о невидимом граде Китеже" прошло в Барселоне сорок четыре раза). Идут "Золотой петушок", "Царь Салтан" (тоже прошел двадцать пять раз) и "Псковитянка". Кроме того, в репертуаре театра "Князь Игорь" Бородина, "Евгений Онегин" Чайковского, "Катерина Измайлова" Шостаковича. И все русские оперы исполнялись на русском языке


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю