Текст книги "Чекисты о своем труде (Рассказы и очерки)"

Автор книги: И. Григорьев

Соавторы: Владимир Дроздов,Михаил Прудников,А. Истомин,А. Лукин,М. Медведев,В. Белозерский,И. Лебедев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Вот что вспоминает Яков Бессалов.

– В час ночи мы втроем вышли на левый фланг участка на охрану границы. Было тихо. Вдруг на той стороне, где-то далеко, гулко ухнул одинокий орудийный выстрел. Над лесом взвились ракеты. Не успели они погаснуть, как от грохота пушечных залпов содрогнулась земля. Затрещали пулеметы. Левее нас послышались одиночные выстрелы и короткие очереди из автоматов: там наши наряды вступили в неравный бой. Война!

Наряды, отстреливаясь, отходили к заставе и занимали круговую оборону. Противник не заставил себя ждать. По лесу двигались плотные цепи гитлеровцев. Они держались самоуверенно, шли во весь рост, горланили и беспорядочно палили из автоматов. По дороге со стороны границы неслись мотоциклисты.

Над поляной уже свистели первые пули, когда со двора заставы выехала тачанка, запряженная парой лошадей. В тачанке были ездовой, Вера Алексеевна с маленькой дочкой на руках и жена Тюренкова. Женщины махали руками пограничникам и кричали:

– Держитесь… Прощайте…

Тачанка скрылась за поворотом. В лесу долго еще слышался грохот колес по щебню и плач ребенка.

Забегая вперед, скажем, что Вера Алексеевна только в сентябре 1941 года, после тяжелых мытарств, смогла добраться до Наро-Фоминска, где жили родные мужа. Вскоре умерла Лидочка.

…Политрук и младший лейтенант Тюренков обходили цепи бойцов.

– Нас мало. А перед нами – хорошо вооруженный враг! – говорил Родионов. – Не хочу обнадеживать вас. Но мы должны выполнить до конца наш долг, задержать врага, пока не придет помощь или приказ отойти.

Не ожидали фашисты дружного огня пограничников. Дрогнули их цепи. Гитлеровцы залегли, потом короткими перебежками, прячась за деревья, стали отходить в глубь леса. Меткая пулеметная очередь сержанта Котляра скосила четырех мотоциклистов. Но тотчас на заставу обрушился минометный и пулеметный огонь. Началась новая атака.

Немцы выкатили на дорогу, по которой безуспешно пытались прорваться мотоциклисты, пушку для стрельбы прямой наводкой. Но сержант Игнатенко уничтожил пулеметной очередью весь расчет раньше, чем пушка смогла выстрелить. Ударила вражеская артиллерия с закрытых позиций. Гулко перекатывалось по лесу эхо. Содрогалась земля. Снаряды рвались вокруг поляны и на бугре, взметая песчаные смерчи.

Защитники понесли первые потери. В переднем окопе среди раненых оказался и младший лейтенант Тюренков. Командование принял политрук Родионов.

Артиллерийский огонь утих.

– Сейчас гитлеровцы снова пойдут в атаку, – крикнул политрук. – Приготовить гранаты!

Опять на опушке леса показались вражеские цепи. Теперь уже гитлеровцы не казались такими самоуверенными и не галдели. Они двигались, низко пригнувшись и маскируясь за стволами сосен и кустарником. Не один десяток вражеских трупов остался на земле.

Враг оттянул свои цепи далеко в лес, и вновь ударила артиллерия.

– За мной, – крикнул политрук и, выскочив из окопа, бросился в лес, вслед за отступающими немцами. Родионов понимал, что единственное спасение людей сейчас в том, чтобы покинуть окопы и прижаться к врагу.

Опасения политрука подтвердились. Вражеские снаряды кучно ложились на поляну, попадали в окопы. Но люди были уже в лесу, впереди. Маневр Родионова на этот раз спас жизнь бойцам. Через полчаса артиллерийский огонь прекратился.

– Всем в окопы! – передал по цепи команду политрук.

Пограничники возвращались в окопы и не узнавали их. Некоторые были вовсе сравнены с землей, стенки обвалились, зияли воронки. Но не было времени, чтобы пустить в ход лопаты и надежно окопаться. По лесу вновь наступали цепи гитлеровцев, охватывая теперь заставу с флангов.

– Немцы в тылу, товарищ политрук, – доложил Ибутаев, наблюдавший за лесом.

С пронзительным визгом шлепались мины, разбрасывая во все стороны осколки. Был убит Ибутаев, тяжело ранен пулеметчик Дворжак. Редели ряды защитников. От тяжелой раны умер у пулемета сержант Игнатенко. Были убиты еще несколько бойцов. Особенно много жертв было в переднем окопе. Но живые продолжали неравный бой. Место погибшего сержанта Игнатенко занял у пулемета политрук Родионов.

А кольцо гитлеровцев сильнее стягивалось вокруг заставы. Они кричали:

– Рус, сдавайся!

На левом фланге загорелся лес. Пахло гарью, трещала хвоя. Становилось тяжело дышать. Упал без сознания раненный в голову сержант Златин.

Теперь приходилось яростно отстреливаться и бойцам тылового окопа. Пулеметчики Григорьев и Стреблянский, сержант Котляр, рядовые Харитонов, Быстряков, Даутов, Воробьев, Козовякин, Сисин, Бессалов вели огонь по врагам, обходившим заставу с тыла. И вот свист снаряда. Оглушительный разрыв. Упал на дно окопа смертельно раненный Харитонов, ранен в челюсть Быстряков.

Политрук Родионов продолжал расстреливать в упор гитлеровцев, пока не кончилась последняя лента. Тогда он дал команду оставшимся в живых защитникам отойти в лес, но бойцы тылового окопа не смогли услышать слова команды: связь давно была прервана. Бросив бесполезный теперь пулемет, политрук побежал, пригибаясь, через дорогу, к опушке. Вражеская пуля настигла его раньше, чем Родионов смог укрыться в лесу. Рядом погибли еще трое бойцов.

А тыловой окоп все еще продолжал отстреливаться и отбиваться гранатами. Но вот в него залетела вражеская граната с длинной деревянной ручкой и упала под ноги Григорьеву. Он попытался схватить ее, чтобы выбросить из окопа, но не успел. Стреблянский, увидев убитого товарища, в отчаянной ярости прижался к щитку пулемета. Но и он погиб, прошитый автоматной очередью.

Вот что вспоминает Бессалов о последних минутах обороны:

– Обрушившаяся стенка окопа прижала меня к земле. Воробьев бросился к куче песка, разгреб ее руками, но я лежал уже без движения. Немного поодаль, вытянувшись во весь рост, лежал убитый Козовякин. Здесь же, в изгибе окопа, погиб и Даутов. В 13 часов застава пала, а вокруг в окопах лежали трупы комсомольцев-пограничников. Они не сделали ни шагу назад.

Котляр дополняет воспоминания Бессалова:

– Нам приходилось все труднее, но мы не отступали. Я бил из своего «Максима» по флангу. Амортизаторы полопались, кожух пробит, ленты на исходе. Вражеская пехота отошла, и фашисты решили сравнять нас с землей, открыли беглый огонь из пушек и минометов…

Когда артиллерийский огонь прекратился, гитлеровцы смогли занять заставу. В полузасыпанных песком окопах они нашли кроме трупов лишь несколько оглушенных, тяжелораненых советских пограничников.

К окопу подошел гитлеровский офицер и сказал что-то хриплым голосом сопровождавшим его автоматчикам. Те бросились вытаскивать из окопов уцелевших пограничников. Офицер ткнул пальцем в петлицу Котляра и спросил на скверном русском языке:

– Вы есть сержант? Вы мне будет говорить правду. Здесь был по крайней мере батальон. Куда ушли остальные?

– Можете искать подземный ход, – угрюмо ответил Котляр, чувствуя, что теряет сознание.

Офицер досадливо махнул рукой и прохрипел что-то другому офицеру, пожилому, мешковатому, и удалился в сопровождении автоматчиков. Мешковатый, больше похожий на конторского служащего, был назначен начальником конвойной команды: Котляр, Воробьев, Ульянов и Кириенко попросили его разрешить похоронить погибших товарищей и получили согласие. Может быть, этот офицер, в отличие от большинства своих собратьев не был лишен некоторого понятия о воинской чести и проникся уважением к стойкости и мужеству советских пограничников. Так, на поляне, изрытой воронками и вспаханной осколками снарядов, появились две братские могилы.

В ноябре 1962 года на месте гибели заставы были произведены раскопки. Принимал участие в раскопках и Бессалов. Домика лесника и других строений не сохранилось. На их месте рос молодой сосняк.

С волнением пограничники находили в песке тронутые временем и ржавчиной патроны, гранаты, предметы солдатского обихода. Вот извлекли петлицу политрука с тремя кубиками, перочинный нож, часы. Потом нашли истлевшие остатки кармана солдатской гимнастерки с авторучкой и тремя наганными патронами. По всей вероятности, авторучка и патроны принадлежали одному из сержантов, так как наганами в качестве личного оружия обычно пользовался только сержантский состав.

Недавно, по ходатайству пограничников Прибалтики и местных органов власти, имя политрука Петра Андреевича Родионова было присвоено одной из застав.

А. ЛУКИН

БЕССТРАШИЕ

Примерно за год до начала великой битвы на Курской дуге с одного из подмосковных аэродромов уходили в ночное небо тяжелые транспортные самолеты. За линией фронта в глубоком тылу противника отделялись невидимые с земли парашютисты. Среди них находились чекисты Владимир Григорьевич Фролов, Виктор Кочетков, Постоногов и другие добровольцы. В составе шестой по счету группы оставили борт самолета полковник Медведев и автор этих строк – его заместитель по разведке.

Вскоре все группы собрались, с боями прошли в заданное место и обосновались в лесах под Ровно.

Первое время этот отряд особого назначения старался ничем себя не обнаружить, но зато с нарастающим упорством и настойчивостью разведчики отряда, как и других партизанских групп, все глубже проникали в логово врага.

…С утра до вечера по улицам Ровно сновали немецкие офицеры всех родов войск и званий, чиновники различных ведомств, понаехавшие из Германии коммерсанты. Время от времени в толпе попадались мундиры гестаповцев, мелькали повязки полицейских. По городу круглые сутки шныряли шпики в штатском. К вечеру улицы пустели. Местные жители с наступлением темноты не имели права выходить из домов, а новые «хозяева» устремлялись в увеселительные заведения. В ресторанах и казино с шумом взлетали в потолок пробки от трофейного французского шампанского, пьяно галдели тыловые офицеры. На зеленых столах шла крупная игра. Играли на деньги, пахнувшие кровью, заработанные грабежами и насилием.

В ресторане «Дейче гофф» самой красивой официанткой считалась Лидия Лисовская. С виду ей было лет двадцать пять. Гибкая, стройная фигура. Гордое, будто точеное лицо, большие серо-голубые глаза. Великолепные пышные волосы цвета спелой ржи. Было известно, что она вдова польского капитана, говорили – даже графа. И это льстило ее тщеславным поклонникам – сынкам мюнхенских пивоваров и берлинских лавочников, ставших гитлеровскими офицерами.

Иногда за Лидией заходила ее двоюродная сестра Мария Микота, или просто Майя, тоже красавица, хотя и не похожая на сестру – худощавая, живая, с красивыми зелеными глазами.

Майя и Лидия жили вместе в трехкомнатной квартире с балконом по улице Легионеров, 15. Только их самые верные поклонники бывали в этой квартире. Со временем здесь составилась постоянная компания: несколько офицеров, кое-кто из видных чиновников немецких учреждений. Веселились, танцевали под патефон, рассказывали анекдоты, играли в карты. Постоянные посетители зачастую приходили с приезжими друзьями – офицерами, следующими через Ровно с фронта и на фронт. Своим человеком в доме был и обер-лейтенант Пауль Зиберт. Ему приходилось бывать в Ровно по делам службы каждые две-три недели. И, чтобы не мотаться по военным гостиницам, он снял у Лисовской комнату. Человек он был воспитанный, интересный, живал не больше, чем по неделе, а платил сразу за целый месяц. Хозяйки были довольны жильцом.

Присутствие двух красивых женщин, музыка, вино развязывали языки. Никто из посетителей этого гостеприимного дома не догадывался, что их очаровательные хозяйки являются агентами немецкой службы безопасности СД, в обязанности которых входило регулярно сообщать шефам о настроениях в офицерской среде, о крамольных разговорах и тому подобном.

Но в свою очередь и руководителям ровенского гестапо не было известно, что Лида и Майя на самом деле являются глубоко законспирированными советскими разведчицами из отряда Медведева. И только один из немецких офицеров – Зиберт – знал о сложной игре этих двух красивых сестер, которые даже не подозревали, что этот блестящий гестаповский офицер является Николаем Ивановичем Кузнецовым, и относились к нему так же, как к любому немецкому офицеру.

О существовании Лиды и Майи в самом отряде было известно лишь очень ограниченному кругу лиц. Регулярно в их доме бывал лишь Николай Гнидюк. Его знали на ровенском черном рынке как крупного спекулянта – пана Яна Багинского. Впрочем, эту славу Коля заслужил отнюдь не своими способностями коммерсанта, которыми он не обладал, а благодаря наличию всегда туго набитого бумажника. Трофейных денег в отряде Медведева было сколько угодно.

Каждые три-четыре дня мы получали от Лидии и Майи очень ценную информацию. Особенно интересным оказалось содержание нескольких разговоров, имевших место в их квартире в мае – июне 1943 года.

– Нет, пани Лидия, – вальсируя, рисовался перед Лисовской высокий надушенный капитан, – эта Россия все таки дикая страна. О, разумеется, – он галантно поклонился, – в ней встречаются красивые женщины, но все-таки попасть сюда после Парижа… Согласитесь, это ужасно.

– Чем же вы провинились, Людвиг, что вас наказали поездкой на восточный фронт?

– Решительно ничем. С Елисейскими полями пришлось распроститься всем моим сослуживцам. Командир моего батальона майор Кун, когда узнал, что пришел приказ отправиться в какой-то Белгород, так напился, что выпал из автомобиля. Бедняга до сих пор в госпитале.

В другом углу комнаты Майя сочувственно выслушивала излияния грузного танкиста.

– Мои друзья уже давно командуют батальонами, а я все сижу на роте.

– А почему?

– Да разве можно отличиться, когда уже второй год топчемся на одном и том же месте! Но уж теперь я не упущу случая и привезу после Орла «дубовые листья»…

– А что это значит: «дубовые листья»? – спросила Майя.

– О, это самая высокая рыцарская награда, которую вручает сам фюрер за особые боевые подвиги.

А еще один танкист пил на брудершафт с Кузнецовым.

– Где ты так загорел, – как бы невзначай спросил Кузнецов своего собутыльника, – на каком курорте?

– Хорош курорт! – ответил тот. – Хотел бы я поглядеть на тебя после того, как ты пожарился бы год под африканским солнцем. Нет, что ни говори, пустыня – это не место для белого человека. Кстати, ты говорил, что тебя зацепило под Курском. Не дашь ли адресок какой-нибудь красотки?

Тут же он рассказал Кузнецову, как их дивизия добралась наконец из далекой Африки на восточный фронт.

Три упомянутых разговора и некоторые другие сведения, которые методически и скрупулезно собирались в отряде Медведева, позволили установить, что:

из Франции в Белгород передислоцируется пехотная дивизия;

из-под Ленинграда на Орел кружным путем следует танковая дивизия;

с африканского театра военных действий немцы перебрасывают под Курск свои танковые части.

Сообщив обо всем в Москву, наш отряд усилил разведку, в первую очередь на транспорте и линиях связи. И тут особую роль суждено было сыграть действовавшему под руководством нашего отряда партизанскому подполью в небольшом городке Здолбуново под Ровно.

Ядро подполья составляли замечательные советские патриоты Дмитрий Красноголовец, братья Михаил и Сергей Шмереги, жена Михаила – Анастасия, Петр Бойко, Леонтий Клименко, Константин Шорохов.

Немцы не имели покоя в Здолбунове. Взрывались эшелоны с живой силой и техникой, полыхали склады, падали под меткими выстрелами народных мстителей немецкие палачи.

В мае 1943 года командование отряда передало подпольщикам задание: усилить наблюдение за Здолбуновским железнодорожным узлом, к которому сходились пути от Львова, Ровно, Шепетовки, Ковеля. До сих пор контролю наших разведчиков подвергались лишь поезда, останавливающиеся в Здолбунове. Составы же, миновавшие станцию без остановки, оставались вне наблюдения.

Надо было найти пути к надежному источнику получения сведений о работе Здолбуновского узла. И это осуществил партизан-подпольщик, скромный комсомолец Авраамий Иванов.

Судьба забросила его на эту станцию после окружения, в которое он попал в 1941 году. Он работал уборщиком на путях. Подпольщики давно обратили внимание на этого малоразговорчивого человека, но принимать в свою среду не спешили. Кое-кто находил Иванова слишком угрюмым и настороженным. Наконец произошел разговор начистоту, и Иванову предложили вступить в подпольную организацию. И чекисты не ошиблись.

– Конечно, я согласен выполнить любое задание, – сказал он Гнидюку, который вел с ним разговор.

Авраамий оказался одним из лучших разведчиков отряда. Ему удалось достать бесплатный проездной билет и раздобыть пропуск, дающий право проезда даже на товарных поездах. Почти ежедневно, невзирая ни на какую погоду и усталость, голодный, в плохонькой одежонке, Иванов садился в поезд, ехал до станции Клевань, а оттуда уже пешком отмеривал четыре километра до «зеленого маяка» – партизанского поста в лесу. Там он отдавал донесения дежурным бойцам и сразу же отправлялся в обратный путь. Рано утром он обязан был с точностью до минуты явиться на работу.

Однажды во время такого приезда он вручил мне пакет, а сам скромно отошел в сторонку. Я вскрыл пакет и обомлел. В руках у меня был отпечатанный под копирку совершенно секретный документ – экземпляр ежедневной оперативной сводки о прохождении эшелонов через Здолбуново. Сводка содержала сведения о каждом составе. Последующая проверка полностью подтвердила достоверность этих материалов. Как оказалось, Авраамий сумел привлечь к разведывательной работе военного оператора станции – чеха из Судет по имени Иозеф, который по документам считался немцем. Он был убежденным антифашистом и охотно согласился помогать партизанам. В служебные обязанности Йозефа входило печатать на машинке в двух экземплярах совершенно секретные сводки прохождения через станцию Здолбуново всех эшелонов. Один экземпляр предназначался для коменданта станции, второй – начальнику военных сообщений гитлеровской армии. Теперь Иозеф стал закладывать в машинку третий экземпляр.

На протяжении нескольких месяцев Иванов ежедневно доставлял в отряд эти ценные данные. Они оказались полезными для достойной подготовки Советской Армии к встрече немецкого наступления под Курском.

Уже полыхала огнем курская земля, когда мы получили из Москвы лаконичный приказ: любой ценой уничтожить двухколейный железнодорожный мост через реку Горинь между Здолбуново и Шепетовкой. Повреждение моста прервало бы снабжение фашистской армии в самое трудное для гитлеровцев время – в разгар наступления. Это была нелегкая задача. Мост охраняла усиленная рота. Кругом торчали зенитки. Наши разведчики насчитали несколько замаскированных минометных батарей и до двадцати пулеметных гнезд. Ни о каком лобовом заходе не могло быть и речи. Тогда решили сбросить на него мину прямо с поезда. Для этого требовался снаряд большой разрушительной силы, весом 40–50 килограммов. Выполнение операции было поручено Николаю Гнидюку.

Однажды Гнидюк зашел к одному из подпольщиков – Владеку Пилипчуку. Там находилась его младшая сестра Ванда. Это была веселая крепкая девушка семнадцати лет, всегда охотно и добросовестно помогавшая подполью. На этот раз у нее был гость. Расстегнув тесный мундир, за накрытым столом в комнате сидел сорокалетний гестаповец – поляк Генек Ясневский, сотрудник специального отдела гестапо по охране железнодорожных объектов.

Как и всегда, Гнидюк, не растерявшись, вежливо поклонился и представился:

– Ян Багинский, двоюродный брат пани Ванды.

Ванда, разумеется, пригласила «брата» к столу, и тут же Николай постарался как следует напоить гостя. Ясневский, хмелея, впадал в воинственную хвастливость. Николай громко выражал ему свое восхищение и с глубоким пониманием сочувствовал его тяжелой службе. Гестаповец вскоре еще больше размяк.

– Вообще, пан Багинский, – зашептал он Николаю, – я не очень люблю немцев. Я добрый поляк и католик, как и вы. Это все из-за грошей. Но и голову потерять из-за грошей я тоже не хочу.

Вскоре Гнидюк получил разрешение использовать влюбленность Ясневского в Ванду для получения от него необходимой информации. Сведения он приносил очень ценные. Особенно важно было, что мы точно знали даты облав, ночные пароли, расположение секретных постов. Имена и адреса некоторых секретных агентов.

По мере втягивания Ясневского в нашу работу и закрепления его встал вопрос об использовании его возможностей для взрыва интересующего нас моста. Ясневский подобрал для этой цели проводника Михаля Ходаковского из фольксдейча, который согласился за двадцать тысяч оккупационных марок при переезде через мост сбросить мину с тамбура своего вагона.

Однажды утром Ванда появилась на улице Ивана Франко. Она поднялась на крыльцо, постучала. Дверь открыла худощавая женщина – Анастасия Шмерега. Она хмуро спросила: «Что нужно?» В ответ последовал пароль:

– Это у вас продается новое платье?

Анастасия ответила:

– Да, вам оно, пожалуй, подойдет, заходите.

В комнате с зашторенными окнами находилось трое мужчин – братья Шмереги и Дмитрий Красноголовец. Девушке указали на большой коричневый чемодан.

– Донесешь?

– Донесу, конечно, – беззаботно сказала Ванда и взялась за ручку. Но… чемодан чуть не выпал: в нем было добрых три пуда. Мужчины понимали, что мина – слишком тяжелый груз даже для такой крепкой дивчины, как Ванда. Но пронести смертоносный груз через весь город должна была именно эта молоденькая женщина. Крепко зажав во вспотевшей руке кожаную ручку, девушка решительно шагнула к двери.

На улице Ванда невольно зажмурилась от слепящих лучей солнца. На секунду ей даже показалось, что они насквозь пронизывают фанерные стенки чемодана, раскрывая перед всем городом тайну его содержимого. Но она шагала, не меняя руку до той поры, пока чемодан чуть не выпадал из пальцев, делая вид при этом, что она несет обычный, не особенно тяжелый чемодан с вещами.

Ванда знала, что впереди, сзади, боковыми улицами неотступно идут незнакомые ей вооруженные люди, готовые при первой тревоге защитить и ее, и груз.

Вдруг раздался резкий мужской голос, который словно толкнул ее в грудь:

– Могу я просить панну об услуге?

Широко расставив ноги в высоких лакированных сапогах, перед ней стоял немецкий капитан с несколькими орденами на груди. Из-под козырька низко надвинутой фуражки на Ванду в упор смотрели светлые немигающие глаза. У Ванды во рту пересохло. С трудом она изобразила на лице нечто вроде улыбки. А офицер спросил:

– Как пройти на Длугу улицу?

Ванда объяснила. Небрежно поблагодарив, капитан зашагал перед ней. Взглянув на обтянутую узким мышиным френчем спину немца, девушка облегченно вздохнула.

Так Ванда Пилипчук первый и последний раз в своей жизни встретилась с Николаем Ивановичем Кузнецовым, который по нашему указанию специально приехал в Здолбуново, чтобы выручить Ванду из беды в том случае, если этого не сможет сделать партизанская охрана. Для такого случая в кармане его общеармейского офицерского френча находилось мощное оружие – металлический овальный жетон особо доверенного сотрудника гестапо.

Чемодан со взрывчаткой был благополучно доставлен по назначению. Здесь он попал в квалифицированные руки Гнидюка и Жоржа Жукотинского, которые окончательно снарядили мину.

Они передали его Генеку Ясневскому, а тот на следующее утро вручил Михалю Ходаковскому в присутствии Ванды.

Михаль Ходаковский, несмотря на некоторые опасения, выполнил свое обещание: 12 августа 1943 года в два часа дня, когда эшелон проходил сквозь тесный гулкий пролет железнодорожного моста через реку Горень, он столкнул чемодан на рельсы.

Спустя некоторое время раздался взрыв. Одна ферма рухнула вниз. Хвостовые вагоны поезда с грохотом полетели в реку вместе с гитлеровскими офицерами и солдатами, танками и орудиями, спешно отправляемыми на восточный фронт.

Две недели гитлеровцы растаскивали обломки моста и вагонов. Поначалу гестапо решило, что диверсию совершили солдаты из охраны моста, разбежавшиеся от страха по окрестным селам. Их стали вылавливать и расстреливать на месте. Но потом гитлеровцы напали на правильный след. Михаль Ходаковский, обожженный при взрыве, попал в госпиталь. Там его угостили водкой, и он проговорился, что взрыв – дело его рук. Гестаповцы ринулись искать соучастников, но всех, кого следовало, мы уже переправили в лес.

Задание Москвы было выполнено.

По-разному сложились судьбы людей, принимавших участие в проникновении в «Цитадель», как назвал Гитлер операцию по подготовке наступления в районе Курска – Белгорода.

Погиб смертью героя легендарный разведчик Николай Кузнецов. Ему посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Погиб при освобождении города и славный подпольщик Леонтий Клименко.

Николай Акимович Гнидюк много лет был первым секретарем райкома КПУ, одного из передовых на Львовщине, – Сокальского района, избирался делегатом исторического XXII съезда КПСС. Сейчас он – заместитель председателя Львовского сельского облисполкома.

Ванда Пилипчук живет в Москве. У нее теперь другая фамилия. Она стала женой славного разведчика и боевого комбата из отряда Медведева – Владимира Ступина. Брат Ванды – Владек, сестра Марися и зять Жорж Жукотинский после окончания войны переехали в Польскую Народную Республику. Большинство участников Здолбуновского подполья до сих пор живет и работает в родном городе. Дмитрий Михайлович Красноголовец заведует мастерской в Здолбунове, Петр Бойко – заготовительной конторой. Братья Шмереги работают на железной дороге.

Не дожил до радостного дня освобождения Авраамий Иванов. В конце 1943 года, окруженный в своей хибарке отрядом жандармов и полицейских, Иванов долго отстреливался, – нескольких убил. Будучи тяжело раненным, пытался последней пулей покончить с собой. Истекающего кровью, его бросили в кузов грузовика и привезли в гестапо. Там он выдержал самые чудовищные пытки, но не проронил ни слова.

Уже после освобождения Львова Советской Армией погибли от рук фашистских подлых убийц замечательные разведчицы Лидия Лисовская и Мария Микота, так и не успев получить заслуженные ими ордена Отечественной войны.

М. ПРУДНИКОВ, Герой Советского Союза

НЕУЛОВИМЫЕ ДЕЙСТВУЮТ

Теперь мы там пошуруем! – сказал Павел Алексеевич, потирая руки от удовольствия. – Понимаете, что это значит: иметь своего человека в полиции!

Начальник разведки нашей партизанской бригады, действовавшей в оккупированной немецко-фашистскими войсками Белоруссии под названием «Неуловимые», Павел Алексеевич Корабельников приложил много усилий, чтобы проникнуть в полоцкую полицию. И наконец пришло сообщение от одной из наших подпольщиц: «Задание выполнено».

Заброшенный домик лесника близ Полоцка был удобным местом для конспиративных встреч. Летней ночью 1942 года мы с Корабельниковым и Николаем Щенниковым, заместителем начальника штаба бригады, тихо подошли к своим партизанам, которые тайно присматривали за домиком. Они доложили, что туда только что вошли две женщины. В комнате нас ожидала разведчица Анна Наумовна Смирнова. С ней была та смелая женщина, которой удалось проникнуть в полицию. Увидев нас, увешанных оружием, бородатых, она поднялась, несколько смущенно подала маленькую руку:

– Лиля Костецкая, учительница.

– Рады вас видеть. Давно хотел познакомиться, – сказал я.

Лиля во всех деталях описала внешность и манеры своего шефа – немецкого офицера Мюллера, вспомнила некоторые брошенные им вскользь замечания. Все говорило о том, что Мюллер, очевидно, антифашист, однако тщательно это скрывает и ведет себя очень осмотрительно.

Мы посоветовали Костецкой проверить ее впечатления о Мюллере и как-нибудь осторожно испытать его.

– Среди немцев могут быть и противники Гитлера, – сказала Лиля. – Ведь среди них есть антифашисты.

– Вы правы, – согласился Корабельников. – И коммунисты есть, и подпольщики-антифашисты. Но Мюллер – полицейский офицер. Не попадитесь на крючок.

Было решено в переписке называть Мюллера «Инициатором».

Дальнейшие отношения Лили Костецкой с «Инициатором» развивались сложно. Подробности передавала в бригаду Смирнова. Постепенно у нас росла уверенность в том, что в лице Мюллера мы приобретаем человека, готового помогать партизанам и Красной Армии.

Ни жены, ни детей у Мюллера не было, но он любил своих сестер, показывал Лиле их фотографии и был возмущен одной мыслью о том, что их могли бы угнать куда-нибудь в Голландию или во Францию.

– Каждый человек должен любить свою отчизну, – как-то в минуту откровенности сказал он Лиле, – поэтому мне понятна ваша ненависть к нам, пришедшим на вашу землю. Но не все немцы одинаковы. Есть убежденные фашисты, есть бездумные автоматы – исполнители чужой преступной воли. Но есть и такие, которые настроены против этой войны, против зверств, против Гитлера.

С каждой беседой Лиля становилась смелее и однажды спросила круто: есть ли в Германии коммунисты?

– Конечно есть. За ними охотится гестапо. Вот и вы можете пойти в гестапо и рассказать о наших беседах. Тогда мне конец.

– Разве вы коммунист?

– На мне, фрейлен Лиля, офицерский мундир. Мое положение сложнее, чем вы думаете. – Улыбнувшись, он добавил: – Считайте меня своим другом, а я постараюсь доказать это.

По нашему совету Лиля попросила Мюллера помочь «одной своей знакомой». Ей нужно было поставить на паспорте штамп с указанием роста, цвета глаз, волос и других особых примет. Мюллер выполнил просьбу. Тогда Лиля попросила у Мюллера справку на имя одного из наших разведчиков. Офицер такую справку выдал. Не спрашивая ни о чем, он сделал отметку о прописке, поставил штамп и круглую печать.

Со второй половины 1942 года оккупанты ввели так называемые «аусвайсы» – удостоверения личности. На листе плотной желтоватой бумаги указывались имя, фамилия, возраст и место рождения. На другой странице записывались особые приметы. «Инициатор» по просьбе Лили выдал ей несколько бланков аусвайсов, которые очень пригодились нам в разведывательной работе. Гитлеровские патрули к таким документам относились с полным доверием.

Через некоторое время мы посоветовали Костецкой более открыто поговорить с Мюллером. Однажды вечером, когда все служащие уже разошлись, Лиля зашла в кабинет к Мюллеру и после нескольких малозначащих фраз, как бы между прочим, сказала:

– Выходит, герр гауптман, что мы делаем с вами одно дело.

– Да, фрейлен Лиля, это так.

– А вы не боитесь, что помогаете русским партизанам?

– Боюсь, – откровенно признался он, – но, если говорить прямо, я хочу и буду делать то, что велит мне совесть настоящего немца, не зараженного фашизмом.

– Значит, мы поняли друг друга?

– Уже давно. Только у меня есть к вам просьба. Передайте товарищам, что мне не стоит открыто переходить на вашу сторону. Здесь я буду полезнее.

Мы сообщили в Москву, что в полоцкой полиции теперь работают два наших разведчика – учительница Лиля Костецкая и немецкий офицер Карл Мюллер. В ответ последовало указание: «Неуловимому. Поручите вашим людям добыть возможное количество чистых бланков паспортов и аусвайсов».