Текст книги "Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия"

Автор книги: И. Орлов

Соавторы: В. Багдасарян,Вадим Телицын
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 53 страниц)

Памятники погребальной культуры могут служить одним из наиболее репрезентативных источников по вопросу о социальной дифференциации языческих сообществ. Яркую иллюстрацию к процветанию верховной теократической власти в древних цивилизациях представляет собой усыпальница китайского императора Цинь Ши Хуана, на сооружении которой трудилось более 700 тыс. преступников, осужденных на кастрацию и каторжные работы. Внутри захоронения были сооружены ртутные реки и озера, парки из каменных и нефритовых деревьев с золотыми и серебряными животными, уникальный скульптурный паноптикум – точная портретная копия воинов императорской армии, – состоящий из нескольких тысяч статуй.

Кроме имущества, со знатным покойником погребали его рабов, слуг, жен, предназначенных служить ему и после смерти. Так, при погребении Цинь Ши Хуана с ним было захоронено не менее 3 тыс. девушек, приготовленных на роль наложниц за гробом. В Индии по сей день «доброй женой» считается вдова, восходящая на погребальный костер вслед за умершим мужем. В противном случае она подвергается общественному остракизму. У некоторых народов существовало представление, что противники, убитые воином в земной жизни, будут служить ему после смерти. Исходя из этих соображений, у американских аборигенов был распространен обычай охоты за скальпами, которые развешивались над могилой добывшего их воина. При похоронах монгольских ханов убивали каждого встречного на пути прохождения погребальной процессии: считалось, что убитые составят свиту умершего владыки. Впоследствии обряд человеческих жертв на похоронах трансформировался. В Китае вместо убитых слуг в могилу с умершим помещали таблички с их именами, в Японии – глиняные статуэтки. У никобарцев жену покойного на погребальном костре мог заменить ее отрубленный мизинец.

С танатологической традиции связывалась сакральная география, исходя из которой определяли положение тела в могиле. За редким исключением, оно соответствовало оси восток – запад, что ассоциировалось с восходом и закатом солнца, а также с рождением и смертью. В данный период скорченное положение покойника символизировало реинкарнацию – возвращение к зародышевому состоянию посредством перерождения. Положение тела на правый или левый бок определялось тем, что левая сторона выражала хтонические силы, а правая – небесные. Кроме того, у древних ариев правое оценивалось мужским направлением, а левое – женским, и поэтому представителей разных полов располагали в могиле неодинаково, а в соответствии с данным пониманием. Уникальным являлось положение тела в захоронении у жителей Малой Азии гурулийцев, опускавших мертвецов в могильные ямы в вертикальном положении вниз головой. Вниз лицом хоронили колдунов и рабов, что считалось препятствием к их возрождению.

Посмертное индивидуальное существование души достигалось в случае сохранения лица умершего. Для этой цели изготовлялись погребальные маски, которые моделировали лицо погребенного. Особенно важным атрибутом являлись глазные накладки, так как воскрешение ассоциировалось с «открытием глаз», пробуждением от сна.

Повсеместно тела умерших покрывались сажей и охрой: в религиозной цветовой семантике черный цвет являлся воплощением загробного мира, красный – его преодолением. Охра символизировала огонь, жизнь, избранничество, кровь, выражая саму идею воскрешения. Образы «смерти в красных одеждах» и «красного погребального шатра» имели под собой реальное историческое основание. Не случайно по сей день гробы чаще всего покрываются красной обшивкой. Иногда охра заменялась кровью сородичей умершего, вернее, кровь заменялась охрой. Имелись случаи применения покрытия тел мелом, что рассматривалось как очищение, освобождение от скверны или от болезни, приведшей к смерти. Кроме того, мел почитался как символ ритуальной смерти.

Переворот в танатологии произошел с утверждением дуалистического мировоззрения. Царство духа стало восприниматься как антипод царству материи, а потому обряд погребения вместе с умершим бренных богатств этого мира оказался лишенным смысла. Более того, действовал принцип обратного воздаяния: бедные и униженные вознаграждались в загробной жизни, а спасение души богатых являлось весьма проблематичным обстоятельством.

В зороастризме трупы запрещалось сжигать, закапывать, топить, ибо в этих случаях происходило бы осквернение мертвой материей стихий огня, земли и воды. Поэтому либо покойников придавали погребению, покрывая восковой оболочкой, что предохраняло от соприкосновения со стихией земли; либо оставляли в пустынном месте на растерзание питающимся падалью животным. В близком зороастризму маздеистском вероучении трупы оставляли на особых похоронных башнях – дакмах, позднее прозванных «башнями молчания», – где они служили пищей для стервятников. В ламаизме мертвецов также отдают на съедение животным, но объясняют данный обряд не идеей предохранения от осквернения, а соображениями гуманности: чтобы и после смерти бесполезное тело могло принести какую-либо пользу, в частности, смогло бы быть пищей для братьев меньших. Даже в раннем христианстве последователи этого учения призывали отдать их тела на растерзание псам, полагая, что воскрешение не связано с магической практикой людей, а всецело заключено в силе Божией.

По предписаниям Мухаммеда при захоронениях мусульман не допускалось погребать предметы роскоши, а могилы должны были быть доступны ветру, дождю и снегу, чтобы кости умерших, омытые живительным божественным дождем, который прольется во время, непосредственно предшествующее Страшному Суду, снова обрастали мясом. Вопреки этому, в исламской культуре мавзолеи знати стали концентрированным выражением материального богатства. После смерти тело усопшего несли по направлению к Мекке, и погребальное сооружение устраивали на том месте, где похоронную процессию заставал закат солнца. В шествии могли принимать участие только мужчины. Умершего пеленали в черно-красный саван, оставляли в сидячем положении, лицом в сторону Мекки. После осуществления захоронения у могилы оставался мулла, как правило, до восхода солнца; при погребении знати он часто становился пожизненным хранителем мавзолея. В его задачу входило чтение молитв и подсказка верных ответов покойнику, когда к тому явятся два ангела – Мункар и Накир, – вопрошающие умершего о праведности прожитой им жизни; верующих они оставляют в покое, неверных избивают столько времени, сколько предписывает им Аллах. На поминальной трапезе, во время которой мужчины и женщины собирались изолированно, допускалось только употребление чая, халвы и сахара; такие трапезы устраивались каждый четверг до сорокового дня, а иногда и в течение года после смерти.

В христианской культуре могила символизировала Голгофу: покойник – погребенного здесь «ветхого человека», Адама, над которым возвышался крест; распятие – «нового Адама» – Христа, искупающего своей кровью первородный грех.

Лицо умершего должно быть обращено к кресту и ориентировано на восток так же, как алтарь в христианском храме, ибо восходящее солнце ассоциировалось с Христом, а восток – с идеей возрождения, жизни. По этой же причине захоронение производили в первой половине дня, т. е. когда солнце устремлено к восхождению, а не к закату. Правая сторона считалась стороной ангельской, а левая дьявольской, и потому не случайно, что погребальная процессия могла поворачивать только направо.

Православный канон гласил следующее: глаза покойника должны быть закрыты, уста сомкнуты, руки сложены на груди крестообразно, в правую руку вложена иконка Спасителя или Распятие, на лоб кладется бумажный венчик со словами молитвы: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас» – и с изображением Христа в центре, Богородицы и Иоанна Крестителя по бокам (венчик возлагается в предзнаменование венца, выдаваемого по совершении христианского подвига и соблюдении веры, о котором говорил апостол Павел), по четырем сторонам гроба ставятся светильники или свечи, тело усопшего крестообразно посыпается землей, что соответствует библейскому указанию «Земля еси и в землю отидеши».

Смерть в христианстве являлась не окончательной гибелью, как в иудаизме, а вратами к вечной жизни. Поэтому таинство смерти ассоциировалось с таинством брака, так как ее христианское понимание заключало в себе жизнеутверждающую доктрину. У восточнославянских народов существовал обычай хоронить умершего в той же одежде, в которой он венчался. В случае смерти человека, не состоявшего в браке, его наряжали как на свадьбу и во время похорон имитировали свадебный обряд. До сих пор поверх одежды покойника кладут белый покров или саван, напоминающий о белой одежде при крещении и вступлении в брак.

Некоторым категориям населения отказывалось в праве быть погребенным по православному обычаю: например, самоубийцам или – на Руси в допетровские времена – мужчинам, стригущим бороду и женщинам – стригущим косу, считалось, что за бороду и за косу Бог вытащит человека в рай.

Вопреки христианской танатологии, многие языческие погребальные обычаи перешли в христианство. В русских захоронениях периода двоеверия можно обнаружить амулеты в виде медвежьих клыков, оружия и т. п. Классическим пережитком древней магической практики, сохранившейся и в католической, и в православной культурах, является приношение яств на могилу умерших.

С эпохи классицизма начался процесс десакрализации погребальной культуры. Первоначально это выразилось в появлении эпитафий, которые, даже будучи написанными в форме имени погребенного, для христианской танатологии были противоестественны и лишены смысла. Человек в христианстве бессмертен не потому, что о нем помнят люди, а потому, что его помнит Бог, который не нуждается в опознавательных табличках. Вслед за именами появились поэтические и прозаические размышления о смысле жизни и о судьбе покойного. Происхождение их было не религиозным, а гражданским – как обращение к живущим без традиционных молитв о спасении души умершего. На данные тенденции указывал Г. К. Честертон: «Гробница знатнейшего из знатных поистине народна, ибо создана для того, чтобы на нее смотрели… Эпитафия на церковной стене предназначена для толпы, как и предвыборный плакат». Смерть перестают оценивать как начало новой жизни, и потому могила из врат в иной мир превращается в музейное сооружение, используемое в назидательных целях. В дальнейшем погребения облекаются в квазиантичные одежды, возникают родовые усыпальницы, в качестве надгробий возводятся не кресты, а античные колонны, вазы, скульптуры, распространяется обычай надгробных речей и гражданской панихиды. По православной традиционалистской интерпретации памятник есть камень, а венок – хомут на душе умершего. Широкое распространение получили военные похоронные обряды: почетный караул, салют, оружейный лафет, на который ставится гроб и т. п.

Христианская танатология отвергала обряд кремации: «Если предание земле тел вселяет христианскую веру в воскресение и укрепляет ее, то сожжение умерших легко роднится с антихристианским учением о небытии». На Западе еще Карл Великий рескриптом от 785 запретил сожжение умерших под угрозой смертной казни ослушавшихся. Но, начиная со второй четверти XIX в., многие ученые и общественные деятели стали высказываться в пользу возрождения кремационной практики: филолог Я. Гримм – один из легендарных братьев Гримм – обосновал это, исходя из эстетических соображений, философ Я. Молешотт – экономических, врач Трузон – гигиенических. В 1874 была образована Международная федерация кремации. Наконец, в 1963 Ватикан специальным эдиктом разрешил католикам осуществление погребального обряда данным способом. В нашей стране десакрализация погребальной культуры была легализована Декретом Совнаркома РСФСР «О кладбищах и похоронах» от 7 декабря 1918.

Показательно, что первый кремационный центр в Советской России пытались организовать в пределах Александро-Невской лавры. По опросу ленинградской молодежи в 1929 большинство высказывалось за преобразование кладбищ в парки-кинотеатры и другие развлекательные учреждения.

В современную эпоху десакрализационная тенденция погребения достигла своего апогея. Обращает на себя внимание похоронная церемония, разработанная японским бизнесменом К. Саито, превратившим погребальный обряд в эстрадное шоу: 700-метровый зал, прожектора, искусственный туман, лазерные пушки, туннель и кафе-бар. Другая японская фирма ритуальных услуг предлагает клиентам организацию похорон с использованием видеокассет. Третья ввела в эксплуатацию «дворец погребений» с применением «межгалактических представлений», являющих собой нечто среднее между планетарием и концертом. Десакрализация погребения – это своеобразный индикатор мировоззренческого кризиса современной цивилизации и довольно опасный социальный симптом.

Источ.: Багдасарян В. Э. Ритуальные обычаи в истории повседневной культуры// Человек в российской повседневности. М., 2001;

Он же. История погребальной культуры// Актуальные проблемы методологии и истории культуры. Соликамск, 1998;

Лаврин А. П. Хроники Харона. Энциклопедия смерти. М., 1993;

Станько А. П. Обряд православного погребения (похорон). М., 1992.

МОДЕРН(от фр. moderne – новейший, современный) – стиль в европейском и американском искусстве конца XIX – начала XX в. Мир форм модерна символизировал дух своего времени.

Идейно-философской почвой, на которой родилось «новое искусство», был неоромантизм, возрождавший идеи конфликта между индивидом и обществом, миростроительной миссии художника-демиурга, ведущей роли творческого прозрения в создании произведения искусства. В сочетании с теориями А. Шопенгауэра и Ф. Ницше и с усилением интереса к учениям о скрытых закономерностях саморазвития духа и материи эти идеи приобрели в эстетике модерна самодовлеющее значение иррациональных импульсов к творчеству.

Теоретики модерна – бельгийский архитектор Хенри Ван де Велде и английский архитектор Уильям Моррис – выдвинули утопическую идею «преобразования окружающего мира» посредством красоты. Идея синтеза искусств, основой которого выступала архитектура, способствовала возникновению оригинальной и яркой эстетики модерна, проявившей органическое слияние конструктивных и декоративных элементов. Характерные для архитектуры этого времени дома-иллюзии, дома-растения отрицали симметричность форм, а кованые перила выражали напряженный ритм эпохи. Особое место в стиле модерн занимает творчество испанского архитектора Гауди, дома и парковые композиции которого представляют собой непрерывный поток или бесконечную лиану. При этом любая часть конструкции или декора имела свое символическое религиозное значение. Например, параболические арки отождествлялись со Святой Троицей.

Что касается живописи модерна, то для нее характерны плоскостность, орнаментальность целого в сочетании с включенными в ткань произведения иллюзорными и даже натуралистическими деталями. Художественный язык модерна был во многом воплощением идей и образов символизма. С живописью модерна связаны Поль Гоген, участники группы «Наби» во Франции, Эдвард Мунк в Норвегии, М. А. Врубель и В. М. Васнецов, участники группы «Мир искусства» (А. Н. Бенуа, Л. С. Бакст, К. А. Сомов) в России.

Скульптура модерна отличалась текучестью форм и причудливостью силуэта, примером чего служит позднее творчество Огюста Родена во Франции и работы А. С. Голубкиной в России.

Источ.: Аполлон. Изобразительное и декоративное искусство. Архитектура: Терминологический словарь. М., 1997;

Шейнина Е. Я. Энциклопедия символов. М., 2001.

МОЛОКО– символ детского питания, молодых лет и нежности. Также молоко символизирует изначальную субстанцию рождения жизни на земле вообще. Это отразилось в представлениях разных народов о Млечном Пути. В сказках и аллегориях молочная река с кисельными берегами стала символом изобилия. Для характеристики холеной, не испорченной солнечными лучами кожи также употребляется понятия «молочная». В Японии белая кожа служила символом женской ипостаси, находящейся под покровительством луны.

Поэтому для достижения необходимой белизны молодые женщины пользовались белилами.

Источ.: Шейнина Е. Я. Энциклопедия символов. М., 2001.

МОЛОТОК– наряду с гвоздями является инструментом Страстей Господних и атрибутом матери Константина Великого Елены (ок. 255–330) – христианской святой, которая, согласно ее житию, обнаружила в Святой земле крест, на котором был распят Христос.

Кроме того, молоток в руках у Вулкана – римского бога огня и покровителя кузнечного ремесла – стал символом и эмблемой соответствующей отрасли ремесла.

Источ.: Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. М., 1999.

МОНАДА(1, I) – символ мудрости. Единица, символом которой служит точка, ассоциируется с домашним очагом, потому что располагается в центре Вселенной. Она представляет первое движение Бездны и возникновение Универсального Ума, или Бога. Число имеет только один параметр – Целостность. Как монолит, имеющий андрогинную природу, единица вмещает в себя все, кроме начала и конца. Как источник вечной мудрости и жизни, она отождествляется со множеством имен: изменчивым Протеем, памятливой Мнемозиной, могучим Атлантом, перворожденная Геей, глубочайшим Тартаром и совершенным Аполлоном Мусагетом.

Единица является основой всех чисел и самой жизни. В Апокрифе Иоанна единое (Монас) ассоциируется с единовластием, над которым ничего нет: «Это Бог истинный и Отец всего, Дух незримый, кто надо всем, кто в нерушимости, кто в свете чистом, – тот, кого никакой свет глаза не может узреть». Из апокрифа видно, что Единый Бог и был Светом, но, когда он увидел, что «это хорошо», тем самым противопоставил себя самому же себе и стал двойственен, т. е. стал вмещать в себя как свет, так и несвет.

В отличие от Айн Соф, свет единицы уже более или менее определенен, несмотря на «совершенство в нерушимости». Его можно сравнить с фотонным светом, образовавшимся, по теории американского физика Гамова, в результате взрыва точки сингулярности.

В нумерологической практике человек, в чьем имени или дате рождения фигурирует единица, обладает способностями лидера, не нуждающегося в чьей-либо помощи. Он горд, упрям, настойчив, но всегда добивается поставленной перед ним цели. Люди с преобладающей единицей властвуют над другими, подавляя массы своей напористостью и интеллектом. Считается, что такие люди являются приземленным в своих устремлениях отражениями самого Иеговы. Атрибутами монады являются гермафродит, Бог, вместилище, хаос и темнота, башня, трон Юпитера.

Источ.: Шейнина Е. Я. Энциклопедия символов. М., 2001;

Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М., 1999.

МОНАХ– символ отказа от ценностей материального мира, религиозного подвижничества и служения божеству. Члены различных религиозных конгрегаций обычно изображались получающими устав ордена из рук его основателя – например, Блаженного Августина и Бенедикта – или окружающими его гроб. Но с другой стороны, сцена искушения Христа в пустыне в искусстве итальянского Возрождения изображала Сатану в образе старца в монашеской рясе, из-под которой видно расщепленное копыто.

Источ.: Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. М., 1999.

МОНОГРАММА(греч. «простая линия») – изначально изображение, нарисованное одной линией, позднее – знак, составленный из двух или более связанных букв, обычно чьи-либо инициалы.

Монограммы из двух или нескольких греческих и латинских букв появились еще в самом начале развития христианского искусства. Первой и наиболее знаменитой монограммой считается «Хи-Ро» или «кристограмма», представляющая собой две первые буквы греческого написания имени Христос. Символ «Хи-Ро» долгое время считался у греков знаком хорошего предзнаменования, так как представлял собой сокращенную форму слова chrestos – «благоприятный».

Благоприятной монограммой считалась комбинация букв «альфа» и «омега» – первой и последней букв греческого алфавита, которые ранние христиане использовали для обозначения всемогущества и бесконечности Бога: ведь в Апокалипсисе было записано: «Аз есмь Альфа и Омега, начало и конец». Одним из вариантов монограммы было размещение этих двух букв вместе с «Хи-Ро» в круге, символизирующем вечность. Иногда альфа составляла пару с «тау» – последней буквой еврейского алфавита.

Другой популярной монограммой является IHS, включающая три буквы греческого имени Иисуса. С упадком Греции в Средние века стали появляться другие монограммы с латинскими буквами, часто в комбинации с крестом. Среди них был In Нас Salus («В этом кресте – спасение»), а также Iesus Hominum Salvator («Иисус, спаситель человечества»). Несмотря на то что сейчас эту монограмму изображают на обложке Библии, на покрывалах алтаря и на подушечках под колени, ее происхождение остается неясным для современников.

Источ.: Фоли Дж. Энциклопедия знаков и символов. М., 1997.

МОНУМЕНТ(от лат. monumentum – памятник – или monere – напоминать, внушать, воодушевлять) – сооружение значительных размеров в честь каких-либо выдающихся событий или лиц.

Памятными знаками или монументами могут быть не только произведения монументального искусства, но и любые реалии, свидетельствующие о памятных датах и событиях: например, мост, корабль или танк, первым ворвавшийся в город, – а также уникальные природные явления: водопады Ниагара, Виктория, скалы – вековое дерево или целый ландшафт: Бородинское поле или равнина Ватерлоо.

Чаще всего монументы Нового времени воздвигались в виде однофигурных или многофигурных скульптурных композиций в архитектурном оформлении. Художественный образ таких монументов может быть обобщенным, символико-аллегорическим или конкретно-историческим. При этом многие государственные монументы утверждали предписанные обществу официальные охранительные идеи, которые становились символами правящего режима. Так, выдвинутый В. И. Лениным план монументальной пропаганды предусматривал сооружение памятников К. Марксу и Ф. Энгельсу на площади Революции в Москве, мемориальной доски «Павшим в борьбе за мир и братство народов», памятник «Борцам революции» на Марсовом поле в Петрограде и т. п.

Источ.: Аполлон. Изобразительное и декоративное искусство. Архитектура: Терминологический словарь. М., 1997;

Чернявская Т. Н. Художественная культура СССР: Лингвострановедческий словарь. М., 1984.

МОРЗЕ АЗБУКА– телеграфный код, изобретенный в 1838 американским художником и изобретателем Сэмюэлем Финли Бризом Морзе. Морзе не был первым, кто изобрел электрический телеграф. На протяжении 1820-х и в начале 30-х гг. было проведено большое количество успешных экспериментов в Англии и Германии. Но именно Морзе создал систему передачи «алфавитного» кода, которая сначала состояла из точек и длинных и коротких тире, а буквы С, О, R, Y и Z представлялись комбинацией точек и промежутков определенной длительности между ними. Алфавит Морзе был составлен на основе того, что на печатной машинке наиболее часто используемые буквы расположены в центре. Поэтому изобретатель предназначил самым употребительным буквам самые короткие знаки, а самым малоупотребительным – долгие. Морзе включил в свой алфавит также цифры, некоторые знаки пунктуации и даже комбинацию, призванную передать знак доллара.

Для того чтобы сделать «американский Морзе» более приемлемым для других языков, в 1851 на специальной конференции европейских стран был утвержден «международный Морзе» (иногда называемый «континентальным кодом»), который имеет отличия в 11буквах и во всех цифрах, кроме 4. Кроме того, было расширено количество знаков пунктуации, включая апостроф и скобки, а также подчеркивание. Все сигналы передавались комбинацией только двух знаков – точки и тире, которое занимало три длины звучания точки. Различные длины интервалов обозначали отделение слов и букв: между буквами – три точки, а между словами – семь.

В 1865 британский военно-морской флот принял систему Морзе в виде сигналов, отдаваемых днем флажками и ночью фонарями. В 1897 была принята еще и передача азбуки Морзе путем закрытия жалюзи на прожекторе. Использовались и другие системы – передача сигналов гелиографом, звуком сирены, а также рожком при плавании в тумане.

Хотя сегодня передача информации при помощи азбуки Морзе уступила место другим, более современным методам, она до сих пор широко используется благодаря технологическим нововведениям, например беспроводной связи, оставаясь одной из самых надежных систем.

Источ.: Биографический энциклопедический словарь. М., 2000;

Фоли Дж. Энциклопедия знаков и символов. М., 1997.

МОРСКИЕ СИГНАЛЫ– самые ранние письменные сведения об использовании сигналов на море встречаются у греческого историка Геродота. Он повествует о том, что в битве при Саламине в 480 до н. э. афинский полководец Фемистокл использовал свой красный плащ как сигнал 300 кораблям греческого флота атаковать персидскую армаду в тысячу кораблей. Самый ранний морской код был применен в IX в., когда византийский император Лев VI ввел в своем флоте правило поднимать в тактических целях на судах во время боя штандарты или знамена, которые сигнализировали бы другим, что собирается делать то или иное судно. Эти сигналы подавались подъемом или спуском флага, покачиванием флага определенное число раз или же подъемом флага с другим рисунком или другого цвета.

Самое раннее упоминание о передаче сигналов в британском флоте посредством «изменения рисунков и цветов» датируется 1338. Например, специальный «флаг совета» поднимался на средней мачте для того, чтобы созвать всех капитанов флота на совет на адмиральском корабле. Однако первый узаконенный список сигналов можно встретить только в «Инструкциях для лучшего управления флотом в бою» 1653. В них было оговорено использование флагов, включая «Юнион флаг» 1606, для того чтобы передавать сообщения всему флоту. При этом значение каждого флага менялось в зависимости от того, на какой мачте его подняли.

На протяжении последующего столетия к этим флагам прибавились другие, причем их сигналы иногда сопровождались выстрелами из орудий, подъемом и опусканием определенных парусов. В результате обилие сигналов стало большой трудностью для действий в конкретных условиях морского сражения, поэтому в 1780 появилась первая гибкая система, состоящая из 10флагов, пронумерованных от нуля до девяти. К примеру, сигнал 53 означал «приготовьтесь к бою».

Первой печатной книгой с обозначением сигналов, включающей около 400 сигналов, стала выпущенная Адмиралтейством в 1799 «Книга сигналов для военных кораблей», которая на следующий год была снабжена отдельным словарем под названием «Телеграфные сигналы, или Морской словарь». Словарь первоначально содержал около 1000 наиболее употребляемых слов, применяемых на море, а в 1803 он был расширен еще на 1000 слов и 1000 словосочетаний. В 1812 общее число слов в словаре достигло уже 30 000.

Для облегчения связи торговых судов с кораблями охранения капитан британского военно-морского флота Фредерик Марриат составил в 1817 «Кодовые сигналы для торговой службы», содержавшие 15 флажков и вымпелов, которыми можно было передавать слова, предложения, названия портов и маяков, а также вид груза. В середине XIX в. возросшее количество сигналов в области морских перевозок заставило Совет по торговле в Лондоне задуматься над созданием международной системы обозначений. Сначала в 1857 вышла «Система кодовых сигналов для торгового флота», в которой флаги обозначали все буквы, кроме X, Y и Z и пяти гласных. Но через 30 лет эта система, переименованная в Международную систему сигналов, была пересмотрена, и в нее добавили пропущенные ранее буквы. Теперь полный алфавит включал 375 076 сигналов. Эта система сигналов, принятая позднее всеми морскими государствами, вступила в действие с 1 января 1901.

Тем не менее Первая мировая война выявила в сигнальной системе так много недостатков, что в декабре 1931 была опубликована новая система, включавшая как визуальные сигналы, так и сигналы для радиотелеграфии. Однако русские и греческие буквы были добавлены в систему только через 30 лет. Одновременно все знаки получили точное определение. Последняя Международная система сигналов была введена в действие 1 апреля 1969. Теперь кодовое слово составляется из групп сигналов флагами – от одного до четырех.

Что же касается военно-морских сигналов, то они до сих пор не имеют никакой корреляции с сигналами торгового флота. Когда военные корабли пользуются Международной системой сигналов, они поднимают красно-белый вымпел.

Источ.: Фоли Дж. Энциклопедия знаков и символов. М., 1997.

МОРСКОЙ КОНЬ– в отличие от большинства вымышленных существ, морской конь не является комбинированным существом. По легенде, это просто дикий конь, обитающий в море и выходящий на сушу только в безлунные ночи, когда бриз доносит до него запах кобыл. На некоем острове – возможно, Борнео – пастухи выгоняют лучших царских кобыл, а сами прячутся в пещерах. Именно тут Синдбад-мореход, увидев выходящего из моря жеребца, наблюдал, как он покрыл кобылицу, и слышал его ржанье.

По мнению историка Л. Бертона, окончательная версия «Тысячи и одной ночи» создана в XIII в. В этом же веке жил космограф Захария аль Казвини, который в трактате «Чудеса творения» написал: «Морской конь подобен коню суши, но грива и хвост у него длиннее, окраска более яркая, копыта раздвоены, как у дикого быка, а ростом он меньше обычного коня и чуть больше осла». Он же отмечал, что скрещение морской и обычной пород дает весьма красивое потомство.

Спустя пять веков китайский путешественник Ван Тайхай дал такое описание морского коня: «Шерсть у него черная, блестящая, хвост длинный, волочится по земле. На суше он двигается, как обычные кони, очень послушен и способен за один день пройти сотни миль. Однако не следует купать его в реке – как только он видит воду, в нем возрождается прежняя его природа, и он уплывает прочь».

Современные этнологи увидели корни этих исламских представлений в грекоримском поверье о ветре, оплодотворяющем кобыл. В третьей книге «Георгик» Вергилий изложил эту легенду в стихах, а несколько позже Плиний Старший описал ее более конкретно: «Известно, что в Португалии, на берегах реки Тахо и близ Лиссабона, когда подует западный ветер, кобылы, поворачивая круп ему навстречу, задирают хвост и так зачинают от этого плодоносного ветра вместо естественного семени…» Историк Юстин предполагал, что своим возникновением эта легенда обязана метафоре «сыны ветра», характеризующей быстрых скакунов.