Текст книги "Несколько дней после конца света"

Автор книги: Хуан Мирамар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Первому надоело стоять под мокрым снегом Иванову, и он предложил вернуться в подвал, но его никто не поддержал.

– Никогда не знаешь, – сказал Рихман, – может как раз это землетрясение и будет сильным.

Все его поддержали. Наконец Иванов уступил большинству, но решительно заявил при этом:

– Матч состоится при любой погоде!

Все дружно закивали, только Ива Рудаки сказала:

– Вам только повод подавай.

Ее реплика осталась без внимания, даже Рудаки промолчал. В очередной раз земля под ногами качнулась. Этли испуганно вскрикнул. Иванов стал успокаивать его, объясняя в который раз, что earthquake[19]19
  Землетрясение (англ.).


[Закрыть] слабый и бояться нечего.

В тишине, наступившей после очередного толчка, послышался рев и чиханье автомобильного двигателя, и в конце Пушкинской появилась белая «Волга», с трудом одолевавшая довольно крутой подъем к дому Ивановых.

– А вот и Пеливцевы пожаловали, – сказал Штельвельд и предложил вернуться в подвал: – «Землетрус» вроде уже кончается, вон люди, смотрите, по домам расходятся.

Кроме них, на улице стояло еще несколько человек из соседних домов и посреди улицы сидела на мокром асфальте группа Аборигенов. Люди начали расходиться, а Аборигены вдруг встали и, положив руки друг другу на плечи, стали исполнять какой-то свой танец под слышную только им мелодию.

– Пора, – решительно поддержал Штельвельда Рудаки, – кончился «землетрус». Вон, Аборигены уже празднуют. Пора и нам приступить, так сказать, к торжественной части. Переливцевы едут, и Чинчуки уже появились на горизонте.

В конце улицы за машиной Переливцева чинно двигались Чинчуки – сногсшибательно элегантная пара, выглядевшая весьма экзотично в это суровое время, когда все одевались в практичную полувоенную-полуспортивную одежду.

Ярко-зеленый плащ и алый шарф Виктории Чинчук выглядели на фоне мокрых серых домов, как тропический цветок на помойке. Потрясающе элегантен был и ее супруг, Виктор Чинчук – чрезвычайный посланник Майората при особе его святейшества Патриарха Софийского и Михайловского, в синем мундире тайного радника шестого, самого высокого класса; на его груди тускло отсвечивал золотом ловчий сокол размером с цыпленка в переходном возрасте.

Сначала к дому подъехали Переливцевы. Солидный Вадим Переливцев вышел из машины и галантно открыл дверцу своей жене, которая выпорхнула из нее как птичка и, мимоходом помахав рукой мужчинам, стоявшим отдельной группой, устремилась к дамам. Скоро дамская часть общества уже увлеченно обсуждала наряд приближавшейся Виктории Чинчук.

– Что за группа встречи почетных гостей? – спросил Переливцев, подойдя к мужчинам. – Почему не пьете амонтильядо бочками в мрачном подземелье? Всем привет.

– Так «землетрус» же был, только вот кончился, – сказал Рудаки. – А вы что, не заметили?

– Да ну! – удивился Переливцев и крикнул жене:

– Лена! Оказывается мы в машине «землетрус» не заметили.

Елена Переливцева не успела ничего ответить – подошли Чинчуки.

– Привет честной компании! – закричала Виктория Чинчук еще издали. – Вы еще не на Бетельгейзе? Чего и следовало ожидать, если вы раньше не эмигрировали, то теперь и подавно, – продолжала она, подходя ближе. – Вам нужен лидер. Предлагаю себя. Мы с Витей решили с вами – Патриархат оказался ошибкой, не платят и вообще. Вон машину отобрали – вообще свинство.

– Привет, – ответил ей Рудаки и тут же ехидно спросил: – Какой такой патриархат? Я думал, у вас в семье матриархат, как у нас.

– Правильно думал, но это в семье, а Витя, как тебе должно быть известно, служит послом при Софийском патриархате, в Иностранной консистории – сейчас вот машины персональные у всех отобрали – горючее, видите ли, экономят.

– Здравствуйте, – мрачно поздоровался со всеми подошедший радник шестого класса. – Пошли они со своей экономией – замучаешься пешком ходить… и сухой закон у попов этих.

– Зато цыпленок у вас, сэр, выше всяческих похвал, – заметил Рудаки, показав на сокола, поблескивающего на мундире Чинчука.

Чинчук хмыкнул:

– Золотой. А толку?

– Прошу в подземелье, ваше превосходительство, – сказал Иванов Чинчуку и громко провозгласил: – Прошу всех в подвал. Кончился «землетрус».

Все потянулись обратно в подвал. По дороге Рудаки представил Чинчукам Этли, и Чинчуки тут же затеяли с ним разговор о политике Майората и роли войск ООН в городе. Рудаки заскучал и, обогнав всех, первым подошел к двери в подвал. Не успел он взяться за ручку, как дверь распахнулась и навстречу ему, еле удерживаясь на ногах, вывалился Урия. На нем не было лица.

– Аврам! – прохрипел он. – Аврам, меня убить хотели!

11. «Контрстрайк»

Урия лежал в неглубокой яме на склоне холма, прижавшись к земле щекой и виском. Лежать было неудобно. Прямо в висок упирался край ржавой консервной банки, по лицу ползали какие-то мелкие насекомые («Осень ведь, какие насекомые?» – думал Урия). От неудобного положения у него затекла нога, но он боялся пошевелиться: кажется, Аборигены его потеряли, и появилась надежда от них уйти.

Урия видел, как они шли цепью от Исторического музея, стреляя на ходу из автоматов, но пули ложились далеко – видимо, стреляли наугад.

«Может, обойдется», – подумал он и немного повернул голову, чтобы удобнее было следить за Аборигенами.

Аборигены были одеты в черную форму с серебристыми нашивками, все, как на подбор, высокие, широкоплечие, в руках короткие, тоже черные автоматы, они шагали не спеша, перекликаясь друг с другом короткими лающими междометиями.

«Как эсэсовцы в кино», – подумал Урия и, оценив расстояние до преследователей, решил еще немного подождать, а потом рвануть.

«Может, обойдется, – опять подумал он и вдруг вспомнил анекдот, который он так любил когда-то рассказывать и который всегда имел успех у слушателей. – Особенно Авраму нравился», – вспомнил он.

В окопе лежит партизан, и у него в пистолете остался последний патрон. Прямо на него, стреляя на ходу, идут немцы.

«Это конец», – думает партизан.

«Нет, это еще не конец, – говорит ему внутренний голос. – Убей командира».

Партизан стреляет в командира.

«А вот теперь конец», – говорит внутренний голос.

Урия усмехнулся и опять чуть приподнял голову, чтобы лучше видеть Аборигенов. Те перестали стрелять, остановились и, похоже, совещались.

– Попробую рвануть вниз, на Подол, может быть, там удастся укрыться у евреев или попросить защиты у войск ООН. – Он вспомнил, как кто-то ему говорил, что в Раввинате есть отряд ООН. – Да и сами евреи хорошо вооружены, помогут отбиться, – решил он.

Дав короткую очередь по цепи Аборигенов, он вскочил и, спотыкаясь и едва удерживаясь на ногах – склон был крутой, – побежал, петляя, вниз, на Подол. Ему вслед застучали автоматы, но, похоже, Аборигены поздно его заметили и их пули ложились далеко.

Откос заканчивался высоким крутым обрывом, и под обрывом уже начинались улицы Подола. Урия упал на спину, прижав к животу автомат, и съехал с обрыва в туче песка и мусора. Оказавшись внизу, он встряхнулся, поправил ремень автомата и побежал по улице, часто оглядываясь, но Аборигены, кажется, отстали – их не было видно, не слышны были и выстрелы.

– Оторвался, кажись, – сказал себе Урия и повернул за угол.

Он оказался в коротком и узком, типично подольском переулке. Переулок почти полностью перегораживал джип с сине-белыми шестиконечными звездами на бортах. Двое в джипе направили на него свои автоматы.

– Стой! Положи автомат на землю! – приказал один из них. – Медленно… медленно, не спеши, хавэр,[20]20
  Приятель (ивр.).


[Закрыть] – он вышел из машины, держа Урию на прицеле.

– Кто такой? Почему с оружием?

– Аборигены за мной гонятся. Убить хотят, – ответил Урия и осторожно положил автомат на землю.

– А ты кто такой? Почему с автоматом? – опять спросил еврей, поднял автомат Урии и передал своему товарищу в джипе.

– На территории Раввината оружие запрещено, – добавил он внушительно.

– Да он мне и не нужен, автомат этот. Мне его Аборигены дали, считай, насильно в руки вложили.

– Что значит насильно? – спросил тот, что сидел в джипе. – Никогда не слышал, чтобы Аборигены оружие раздавали.

– Закурить дайте, – попросил Урия, – а то я свои потерял где-то, когда убегал от них.

Продолжая держать его на прицеле, еврей протянул ему пачку. Урия взял сигарету, попросил прикурить и, сильно затянувшись, выдохнул:

– Я спал в подвале, а они меня разбудили и говорят: «Давай играть в „Контрстрайк“» – игра такая была компьютерная когда-то – и автомат мне суют…

Урия проснулся от того, что кто-то толкал его и тряс за плечи. Он открыл глаза и увидел человека в черной униформе. Рядом стоял второй, одетый так же. У обоих были автоматы.

– Вставай, – сказал первый, протягивая ему автомат, – вставай, пора начинать игру.

– Какую игру? – еще не совсем проснувшись, спросил Урия.

– «Контрстрайк», – ответил ему второй, – ты убегаешь, мы стреляем.

– Ты можешь отстреливаться, – добавил второй.

– Вставай! – закричал первый. – Пора начинать игру. У тебя ноль очков и пять жизней форы для «чайников». Время пошло.

– Что начинать? Кто ты? Кто вы?

Урия вскочил и оттолкнул автомат, который протягивал ему первый (или второй?) – Урия уже запутался, где какой, так были похожи эти двое.

– Где Аврам? Где все? Кто ты, мужик? – спрашивал он, продолжая отталкивать от себя автомат.

– Ты в киберпространстве игры «Контрстрайк». Я стрелок номер один. Ты дичь. Первый уровень. У тебя пять жизней. Счет ноль, – не унимался тот, что протягивал ему автомат.

Урия неожиданно для себя взял автомат, почувствовал, как ладно он лег ему в руки, почувствовал приятную тяжесть оружия и, немного успокоившись («Спокойнее надо с этими придурками»), сказал:

– Постой, мужики. Какая игра?! Вы что совсем?! Компьютерные игры запрещены. За это расстрел.

– Мы в киберпространстве, здесь действуют законы виртуальной реальности. Ты дичь. Мы стрелки.

Один из них передернул затвор своего автомата и дал очередь над головой Урии, на Урию посыпалась штукатурка.

– Ты что, совсем?! – Урия отряхнулся и крепче сжал автомат.

– Ну ладно, – сказал «стрелок номер два». – Начинаем. Ты дичь, мы стрелки. Ты должен проникнуться мифологическим ощущением жизни. Представь, что ты кентавр, – неожиданно добавил он торжественным тоном и тоже дал очередь – пули ударили в стенку где-то слева от Урии.

– Хватит базлать! – заорал тут «стрелок номер один». – Мочи его!

Что было дальше, Урия помнил плохо. Он выскочил из подвала и, кажется, даже выстрелил, но полностью уверен сейчас в этом не был. Выбежав на улицу, он огляделся, надеясь найти там кого-нибудь из компании, но улица была пуста и безлюдна. Тихо повизгивая и матерясь от страха и немного уже и от злости – довели его эти стрелки, «достали», как говорили раньше, – он побежал изо всех сил почему-то вверх, на Владимирскую, заметив, что стрелки выскочили за ним из подъезда и бегут следом. Скоро раздались и автоматные очереди, но он успел свернуть за угол на Прорезную.

Прорезная, одна из самых старых центральных улиц города, ненадолго переименованная в Бандеровскую, но в памяти горожан всегда остававшаяся Прорезной, от угла шла круто вверх, и Урии пришлось сбавить скорость. Бежать в гору было тяжело, автомат мешал ему, и он подумывал уже его бросить, но тут вдруг опять раздались выстрелы, пули ударили в стенку дома, мимо которого он пробегал, и ему на голову посыпалась штукатурка.

«Убьют ведь!» – в панике подумал он, оглянулся, увидел, что стрелки уже недалеко, на расстоянии двух-трех домов от него, и неожиданно для себя передернул затвор автомата и выстрелил. Отдача чуть не вырвала автомат у него из рук, он с опаской покосился на него, забросил на плечо ремень и опять побежал в гору, успев заметить, что стрелки исчезли – спрятались, должно быть, в подъезде.

Так это и продолжалось – Урия бежал, падал, стрелял, уже не пугаясь отдачи и привычно передергивая затвор автомата, опять бежал, прятался за домами, опять стрелял. Преследователи то отставали немного, то подбирались ближе, каким-то образом их стало вроде больше – то ли трое, то ли чуть ли не пятеро.

Вдруг как-то сразу, непонятно почему, Урии стало ясно, что его преследователи – это Аборигены, не люди, а Аборигены, и он даже сначала обрадовался – Аборигены ведь виртуальные, но их пули сыпали ему на голову вполне реальную каменную крошку, один острый осколок камня рассек ему до крови лоб – и он уже стал сомневаться, что это Аборигены.

«Может, бандиты какие-нибудь», – думал он на бегу и опять стрелял.

Так добежал он до Софиевской площади, огромной и пустой, только посреди нее торчал конный памятник Хмельницкому – маленький и неуместный среди огромного пространства пустой площади.

Выбежав на площадь, он сначала бросился в парк с правой стороны, но оттуда раздались выстрелы, и он побежал от парка через площадь под прикрытие мрачной коробки здания Присутственных мест.

«Как они оказались в парке? – недоумевал он, выглядывая из-за угла. – Они же позади вроде были. Разделились что ли?».

И тут из парка раздалась автоматная очередь и тогда в первый раз внезапно все исчезло: огромное пустое пространство площади, маленький Хмельницкий, зеленые купола Софиевского собора.

Урия снова оказался в подвале. Он сидел за столом, напротив сидел Аврам Рудаки, тянулся к нему кружкой с выпивкой и что-то говорил.

– Что? – переспросил Урия. – Что ты говоришь?

Но Рудаки исчез, и опять он оказался на площади. Раздались выстрелы, и он побежал в сторону Исторического музея, вслед ему стреляли, но он добежал до высокого парапета, за которым начинался крутой склон, перепрыгнул парапет, пробежал немного по склону и упал в неглубокую яму. И тут все вокруг исчезло во второй раз.

Вдруг он почему-то оказался в редакции, в которой когда-то, очень давно работал редактором: автор принес статью и спорил с ним по поводу цитат.

– Цитаты надо обязательно в кавычках и указать источник, – сказал Урия автору.

Автор был отставной полковник без ноги, склочник и зануда, Урия его не любил и к тому же знал, что автор давно умер – он даже был на его похоронах и поминках, но это почему-то Урию не смущало. Автор внушительно кашлянул, открыл рот, собираясь возразить, и исчез, а Урия вернулся на склон возле Исторического музея.

«Черт знает что! – думал он. – Провалы какие-то. Галлюцинации что ли?». И вспомнил, как читал какой-то рассказ из военной жизни, и там тяжело раненый артиллерист стрелял по врагам из гаубицы (или из чего он там стрелял?) и одновременно как бы находился у себя дома в мирной жизни, пил чай и разговаривал со своей собакой.

– Черт знает что! – сказал Урия вслух и переполз в другую яму, поглубже.

Аборигены, которые уже двигались цепью по склону, его заметили. Загрохотали очереди. Урия тоже стал палить очередями, почувствовав вдруг азарт. Ему показалось, что один из Аборигенов упал.

– Врешь, не возьмешь! – выкрикнул он фразу из какого-то фильма про войну и немцев, и тут все исчезло в третий раз.

Урия сидел на балконе в одних трусах и курил. Балкон был высоко, на десятом этаже. Это Урия знал хорошо, потому что помнил, как поднимался в свой номер в лифте и нажал на кнопку десятого этажа. Стояла теплая южная ночь и перед ним была панорама большого города. Что за город, он не знал, как не знал, что за человек храпит в комнате у него за спиной. Но это его почему-то совсем не беспокоило – хорошо было сидеть так ночью в одних трусах, чувствовать, как ночной ветерок обвевает разгоряченное тело, и лениво думать обо всем сразу и ни о чем.

«Так это же Анкара», – вдруг вспомнил он и опять оказался на склоне у Исторического музея. Аборигены были довольно далеко от него, они собрались в кружок и о чем то совещались.

Урия устроился поудобнее в своей яме и стал ощупывать себя в поисках пачки сигарет. Сигарет нигде не было.

«Наверное, потерял, когда бегал от этих», – подумал он.

– Ну, сволочи, ну гады! – произнес он громко, и тут его осенило. – Так это же я умирал три раза: когда в подвал опять попал, с полковником разговаривал в редакции и в Анкаре на балконе сидел, так это они в меня три раза попали, три жизни у меня отняли. – Он вспомнил, как говорил Абориген: «У вас пять жизней форы для „чайников“».

– Так выходит, у меня еще две жизни осталось. Ну, Аборигены, ну, сволочи! – он выпустил очередь в сторону Аборигенов и побежал вниз по склону.

– Сволочи эти Аборигены, – сказал Урия еврею, прикуривая вторую сигарету из его пачки. – Будят человека, суют автомат и потом гоняют по всему городу как зайца. Но, кажись, оторвался я от них. Посижу тут немного с вами, хлопцы, и потопаю назад на Пушкинскую – там меня товарищи ждут. Собираемся сегодня глобальные вопросы порешать за рюмкой чая. Вы не возражаете, если я немного с вами проеду? А вы куда направляетесь? А автомат вы забирайте. Зачем мне автомат?

– Мы патрулируем, – ответил еврей и коротко сказал что-то на иврите своему товарищу в джипе.

Тот ответил ему такой же короткой репликой и обратился к Урии:

– Садись, подбросим тебя до Подольского спуска, там наша территория заканчивается.

Урия открыл дверцу джипа, и в этот момент в асфальт рядом с колесами ударили пули. Урия обернулся и увидел Аборигенов, которые выходили из-за угла, стреляя на ходу. Водитель джипа вывалился из машины и тут же начал стрелять. Второй еврей уже полз под прикрытие джипа, волоча за собой автомат.

– Еще две жизни, – успел подумать Урия и оказался в подвале у Ивановых. Он сидел на лавке у стола. Вдруг пол под ним дернулся и поехал в сторону. Он упал вместе с лавкой и пополз к двери. Добравшись до ступенек, он поднялся на четвереньках к двери, нащупал ручку и распахнул дверь. За дверью стоял Рудаки.

– Аврам! – прохрипел Урия, – Аврам, меня убить хотели! – он схватил Рудаки за руку. – Представляешь, меня убить хотели. Из автоматов стреляли, гоняли меня по всему городу.

Рудаки высвободил руку и сказал сердито:

– Что ты мелешь?! Кто тебя убить хотел? Пить надо меньше. Привиделось тебе. Вон «землетрус» был, а ты, небось, не знаешь. «Землетрус» проспал – мы будили тебя, будили.

Урия опять схватил его за руку и загородил вход в подвал.

– Нельзя туда. Они там еще могут быть, говорю тебе – гоняли по городу, чуть не убили, вернее, убили три раза или четыре, а потом я опять оказался в подвале. Ничего не понимаю.

– Кто тебя гонял? Как это убили три раза – ты же живой вроде?

Рудаки подозрительно на него посмотрел и потянул носом.

– Аборигены гоняли, наверное, Аборигены, а может, и нет, – ответил Урия и добавил неуверенно. – Ну да, сейчас живой, а был мертвый… несколько раз.

– Бред какой-то! – Рудаки отодвинул Урию в сторону и открыл дверь в подвал. – Ну пошли, посмотрим, кто там есть, – и он стал спускаться по ступеням.

Оказавшись в подвале, он огляделся – просторный подвал был пуст, только какая-то тень в дальнем углу настораживала. «Подожду остальных, а там посмотрим», – решил он и сел на скамейку у двери. Тень в углу как будто пошевелилась.

Скоро вся компания уже спускалась в подвал. Было слышно, как Урия рассказывает свою историю, а вскоре он и появился вслед за Ивановым и тут же сказал ему:

– Слышь, Володя, плесни своей немного, а то помру. Представляешь, эти меня убить хотели? Из автоматов. Надо подвал осмотреть.

– Ладно, сейчас налью, – сказал Иванов и пошел в угол к импровизированному продуктовому шкафу из ящиков, как раз туда, где была тень, насторожившая Рудаки.

Сейчас тень исчезла и Рудаки решил никому не говорить – показалось, должно быть. Постепенно все спустились в подвал и расселись вокруг стола.

– Кому налить? – спросил из угла Иванов. Откликнулись почти все присутствующие, и Иванов сказал: – Давайте, помогите мне – сам не донесу.

Рудаки приподнялся было, но его опередил Штельвельд и он опять сел у двери так, чтобы следить за тенью в дальнем углу.

Скоро все уже сидели с разнокалиберными чашками и кружками в руках. Урия выпил первым, не дожидаясь остальных.

– Так тоста не будет? – спросил Чинчук и выпил вслед за Урией. После этого он закурил, поправил сокола на груди и спросил Урию: – Так кто на тебя покушался, Юрий – Гроза Аборигенов?

– Эти, Аборигены и покушались. Кто ж еще? Это вам смешно, а они «Контрстрайк» тут устроили в подвале, а я, понимаешь, дичь, – ответил Урия.

Выпив, он повеселел и не казался уже таким испуганным.

– Приснилось тебе, Юра. Спать ты горазд – вон землетрясение проспал, – сказал Рудаки и опять посмотрел в дальний угол – тень не давала ему покоя, – но тень не появлялась.

– Аборигены не убьют, – хлебнув из своей кружки, утешил Урию Иванов, – они мало того, что гуманоиды, так еще и гуманисты, говорят, с другой планеты пожаловали учить нас уму-разуму и защищать от нашей собственной дурости.

– Опять ты, Иванов, чуждые идейки стараешься протащить. Ну кто сказал, что они инопланетяне? Кто? – Штельвельд не мог пропустить такую возможность поспорить.

– Многие говорят. Моя жена, например, и Ива, – миролюбиво ответил Иванов.

– Это им так хочется – решение всех проблем сразу. Скорее всего, Аборигены – это материализовавшиеся в лучах нового солнца виртуальные образы, например, из компьютерных игр, – сказал Штельвельд, который, по-видимому, решил вернуться к своей первоначальной гипотезе. – Так что убить могут за милую душу, – добавил он, взглянув с усмешкой на Урию.

– А я что говорю? – обрадовался неожиданной поддержке Урия. – Гонялись за мной с автоматами, стрельбы тут было, дыма. Да вот, смотрите, – он показал на стену, испещренную мелкими выбоинами. – Смотрите, следы от пуль… вот, когда стреляли в меня, вот… следы, смотрите!

– Да это, наверное, уже было так до того, как мы сюда перебрались. Мало ли что в подвале на стенках может быть – работы какие-нибудь, – предположила Ива Рудаки.

– Или расстреливали здесь… – ехидно заметил ее муж, рассматривая выбоины.

– Ты как всегда со своими шуточками! – фыркнула Ива и сердито сказала Урии: – А тебе пить надо бросать, Юра, и никто за тобой с автоматами гоняться не будет.

– Да не пьян я уже был, – обиделся Урия. – Все помню – гонялись, стреляли… из автоматов.

Выпивка как-то странно подействовала на Рудаки. Он как будто впервые увидел и подвал, и сидящих за столом, все, даже его собственная жена, показались чужими и незнакомыми. Чинчуки и Переливцевы оживленно разговаривали с Этли, Иванов спорил со Штельвельдом, Рихман молча курил, дамы возились у продуктового ящика, но вся эта привычная и обычно милая его душе картина дружеского застолья вдруг показалась ему зловещей и полной неясных угроз. Голая лампочка над столом отбрасывала резкие черные тени. Рудаки вдруг стало страшно. Как в детстве, вдруг показалось, что кто-то сидит под столом, и Рудаки, сам удивившись своему поступку, вдруг наклонился и заглянул под стол. Он увидел круглые коленки Виктории Чинчук, а на полу, как раз возле ее сногсшибательно элегантных туфель, – черный короткий автомат на ремне. Рудаки потянул за ремень и вытащил автомат из-под стола.

– Вы тут про автоматы говорили, – сказал он и со стуком положил автомат на стол. – Вот, пожалуйста!

– Ужас какой! – ахнула Ива Рудаки. – Кто-то здесь побывал, надо сдать – за оружие знаете что…

– Кому сдать? Власти-то нет, – Рудаки отодвинулся от автомата вместе со скамейкой. – Тю-тю власть… испарилась.

– Ну, не знаю, наблюдателям ООН сдать – ездят же тут какие-то на джипах, – не унималась Ива.

– Они тебя сразу и шлепнут, как автомат увидят, – дурные они и трусливые, ни фига в наших делах не понимают, – Рудаки, как всегда, был настроен скептически.

– Аврам прав, – вмешался Иванов. – Сдавать не надо, надо сломать в нем что-нибудь, чтоб никто не воспользовался, и выкинуть на улицу подальше.

– Верно, так и сделаем, – согласился Рудаки. – Только я ломать не буду – еще выстрелит, у меня с армии особые отношения с огнестрельным оружием: один раз так собрал ружье…

– Винтовку, а не ружье, вояка, – усмехнулся Иванов. – Давай сюда.

– Попрошу без намеков! – Рудаки протянул автомат Иванову. – Когда я служил под знаменами герцога Кумберлендского…

– Ладно, ладно. Не буду, – Иванов взял автомат, чем-то там пощелкал, заглянул в ствол и предложил: – Вот герру Щтельвельду давайте отдадим – у него в роду одни рыцари и умелец к тому же известный, что по дереву, что по металлу – он и сломает, ему раз плюнуть. Или вот Рихману – известному изобретателю и починителю. Возьметесь машинку испортить, господа? А стрельнуть она не сможет – патронов нет, ни в стволе, ни в обойме, я проверил.

– Давай, Ефим, посмотрим, – сказал Штельвельд Рихману и взял автомат у Иванова, – а дамы пусть пока еще чайку сообразят – у меня в горле першит после этого землетрясения.

– Не надо ломать, не надо! – вдруг крикнул Урия. – Я его Мамеду толкну.

– А что? Идея, – поддержал его Рудаки. – Мы с Ивой Мамеду своего кота дали в аренду мышей ловить за обеды. Хорошо ловит – мы уже два раза у него обедали.

– Спрятать пока надо автомат, – сказала практичная Ива Рудаки.

– А зачем прятать? Пошли к Мамеду, – предложил Рудаки, – поедим, что аллах ему пошлет, а то в подвале одни консервы – надоели, да и поберечь надо на черный день, хотя теперь все дни черные… В общем, пошли – за кота и автомат всех накормит.

– И нальет, – добавил Урия.

– А нам не надо – у нас с собой было, – Иванов достал бутылку из рюкзака, стоявшего на полу, – и еще есть.

– Господа! – громко провозгласил Штельвельд. – Чай отменяется. Полный сбор. Идем к Мамеду.

Выходя последним из подвала, Рудаки бросил взгляд в дальний угол, и опять ему показалось, что там притаилась какая-то тень.