Текст книги "Тайный агент Господа"

Автор книги: Хуан Гомес-Хурадо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Паола вышла в коридор. Фаулер дожидался ее, сидя на деревянной скамье и неподвижно уставившись в стену. Увидев ее, он поднялся на ноги:

– Dottora, я…

– Все в порядке, отче.

– Нет, не в порядке. Я знаю, что вы сейчас переживаете. Вы не в порядке.

– Разумеется, нет. Черт побери, Фаулер, я не собираюсь кидаться в ваши объятия, сломленная горем. Такое происходит только в кино.

Паола уже собиралась уйти, когда рядом с ними возник Бои.

– Диканти, нам надо поговорить. Я очень за вас беспокоюсь.

– И вы тоже? Какая неожиданность. Сожалею, но у меня нет времени на разговоры.

Доктор Бои загородил дорогу инспектору, возвышаясь над ней на целую голову – ее макушка едва достигала груди ученого.

– Вы не понимаете, Диканти. Я собираюсь отстранить вас от дела. Ставки теперь слишком высоки.

Паола вскинула глаза и, пристально глядя ему в лицо, заговорила медленно, очень медленно, голосом, лишенным всякого выражения:

– Слушай внимательно, Карло, поскольку дважды повторять я не буду. Я возьму того, кто сотворил это с Понтьеро. Сомневаюсь, что у тебя или кого-либо другого найдутся обоснованные возражения. Я ясно выразилась?

– Похоже, вы плохо представляете, кто здесь начальник, Диканти.

– Возможно. Зато я хорошо представляю, что надо делать. Посторонись, пожалуйста.

Бои открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но тут же передумал и отступил в сторону. Паола в ярости зашагала к выходу.

Фаулер улыбнулся.

– Что вы находите забавным, святой отец?

– Вас, конечно. Меня вам не провести. Вы ни секунды не думали отстранять ее от дела, не так ли?

Директор ОИНП притворился удивленным.

– Паола – волевая и независимая женщина, но ей необходимо сконцентрироваться. Гнев, который ею сейчас владеет, нужно правильно сфокусировать, направить в нужное русло.

– Директор… Я слышу слова, но не улавливаю в них правды.

– Хорошо, сдаюсь. Я волнуюсь за нее. Мне требовалось убедиться, что у нее хватит внутренних сил, чтобы продолжать расследование. Она дала ответ, которого я ждал, но ответь она как-нибудь иначе, я снял бы ее немедленно. Мы столкнулись с незаурядным преступником.

– Теперь вы, пожалуй, искренни.

В циничном политике и успешном администраторе Фаулер почувствовал человеческую сущность. Священник увидел его таким, каким он был в этот предрассветный час – в отутюженном костюме и с камнем на душе оттого, что погиб подчиненный. Возможно, Бои положил немало сил, чтобы продвинуться по служебной лестнице, однако он почти всегда прикрывал тылы Паолы. И к тому же испытывал к ней сильное влечение, это не вызывало сомнений.

– Отец Фаулер, вынужден попросить вас об одолжении.

– На самом деле нет.

– То есть? – опешил Бои.

– Вам не надо просить меня. Я позабочусь о ней, хочет того dottora или нет. Так или иначе, нас осталось всего трое. Фабио Данте, Диканти и я. Нам придется держаться единым фронтом.

Штаб-квартира ОИНП

Виа Ламармора, 3

Четверг, 7 апреля 2005 г., 08.15

– Фаулеру нельзя доверять, Диканти. Он убийца.

Паола оторвалась от досье Кароского и подняла глаза, обведенные темными кругами. Она спала всего несколько часов и, едва забрезжил рассвет, вернулась на рабочее место. Ей было несвойственно приходить спозаранку: Паола любила со вкусом позавтракать, размеренно собраться и не спеша отправиться на службу, чтобы уйти потом поздним вечером. Понтьеро утверждал, что, опаздывая, она лишает себя редкого эстетического удовольствия – римских рассветов. Но в то утро никакого удовольствия ранний приход ей не доставил. Она вовсе не стремилась перенять привычки Понтьеро, предпочитая отдавать дань его памяти иным способом. Но что правда, то правда: из окна ее кабинета панорама восхода открывалась действительно шикарная. Свет лениво скользил по холмам Рима, и солнечные лучи, задерживаясь на каждом здании, ласкали карнизы и пилястры, приветствуя великое искусство и красоту Вечного города. Дневные формы и краски проявлялись мягко и ненавязчиво, как деликатный человек стучит в дверь, спрашивая разрешения войти. Зато без стука и с ошеломляющим обвинением в кабинет ворвался Фабио Данте. Суперинтендант явился на полчаса раньше условленного времени. Он держал пухлый конверт в руках и ядовитую змею за пазухой.

– Вы пьяны, Данте?

– Ничего подобного. Я утверждаю, он убийца! Когда я услышал его имя, у меня в голове звякнул сигнал тревоги. Ну, вы знаете, смутное воспоминание, промелькнувшее где-то там, на краю сознания. Так что я покопался немного в прошлом вашего мнимого военного.

Паола пригубила стремительно остывавший кофе. Ее разобрало любопытство.

– А он не военный?

– Военный, как же иначе. Армейский капеллан. Только он числится не в Военно-воздушных силах. Он из ЦРУ.

– ЦРУ? Вы шутите?

– Нет, Диканти. Шутки неуместны, если речь идет о Фаулере. Вот послушайте: он родился в тысяча девятьсот пятьдесят первом году в очень состоятельной семье. Его отец был владельцем фармацевтического предприятия или чего-то вроде. Фаулер изучал психологию в Принстоне. В двадцать лет защитил диплом magna cum laude^[56].

– Magna cum laude? Высочайшая оценка. Выходит, он мне солгал. Он сказал, что был посредственным студентом, звезд с неба не хватал.

– Он солгал в этом и многом другом тоже. Практически свою университетскую степень Фаулер не использовал. По слухам, он поссорился с отцом и в тысяча девятьсот семьдесят первом году поступил в армию. Добровольцем в разгар Вьетнамской войны. Пять месяцев он проходил обучение в Виргинии и десять месяцев воевал во Вьетнаме в чине лейтенанта.

– Разве он не был слишком молод для звания лейтенанта?

– Шутите? Лиценциат университета, доброволец? Несомненно, его прочили в генералы. Одному Богу ведомо, о чем он думал в те годы, но после войны он не вернулся в Соединенные Штаты. Он закончил семинарию в Западной Германии и в семьдесят седьмом принял духовный сан. С тех пор он оставил заметный след во многих местах: в Камбодже, Афганистане, Румынии. Например, известно, что он посетил Китай и вынужден был спешно уносить оттуда ноги.

– Эти факты не доказывают, что он агент ЦРУ.

– Диканти, все доказательства лежат здесь.

Не прерывая речь, Данте показывал Паоле фотографии, в основном черно-белые. На первых снимках Фаулер был поразительно молод, постепенно, по мере того как фотографии хронологически приближались к дням нынешним, он становился старше и заметно лысел. Вот Фаулер в лейтенантских погонах, стоит на куче мешков с песком где-то в джунглях, окруженный солдатами. Вот он в госпитале вместе с улыбающимся солдатом. А вот момент посвящения в сан, он принимает рукоположение здесь же, в Риме, от самого Павла VI. А вот он, облаченный в clergyman, снят в кругу новобранцев на огромной эспланаде, в глубине которой видны силуэты самолетов…

– Вот это фото когда было сделано?

– В семьдесят седьмом. После рукоположения Фаулер вернулся в Германию, на авиабазу Шпангдалем. В качестве армейского капеллана.

– Следовательно, его история правдива.

– Почти… но не совсем. Секретный документ, которому не полагается тут быть, однако он есть, гласит: «Джон Эбернати Фаулер, сын Маркуса и Дафны Фаулер, лейтенант ВВС США, получает повышение в должности и прибавку к жалованью после успешного завершения курса полевой подготовки и получения специальных навыков контршпионажа». В Западной Германии, в разгар холодной войны.

Паола недоверчиво усмехнулась. Выдержка из приказа не убедила ее.

– Погодите, Диканти, на этом его одиссея не заканчивается. Как я уже сказал, он много путешествовал по разным странам. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году он исчез на несколько месяцев. Единственный человек, который что-то о нем слышал в то время, священник из Виргинии.

Паола была готова сдаться. Военный, пропадавший месяцами в Виргинии, мог находиться только в одном месте – в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли.

– Продолжайте, Данте.

– В тысяча девятьсот восемьдесят четвертом Фаулер ненадолго объявился в Бостоне. Его родители погибли в автомобильной катастрофе в июле. Он пришел в контору нотариуса и попросил раздать все его деньги и прочее имущество бедным. Он подписал необходимые бумаги – и был таков. По сведениям, полученным у нотариуса, собственность его родителей и предприятия оценивались в восемьдесят с половиной миллионов долларов.

Диканти беззвучно присвистнула от изумления.

– Но это огромные деньги, особенно в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году.

– Он отказался от всего. Жаль, что вы не познакомились с ним раньше, а, Диканти?

– На что вы намекаете, Данте?

– Ни на что, упаси Бог. Итак, в довершение безумия, Фаулер взял курс на Мексику, а оттуда перебрался в Гондурас. Он был назначен капелланом военной базы Эль-Агуакате, уже в ранге майора. И вот там он превратился в убийцу.

Увидев следующую серию фотографий, Паола похолодела. Груды трупов, заполнявших пыльные братские могилы. Землекопы с лопатами и в полумасках, которые почти не скрывали написанный на лицах ужас. Непогребенные тела, разлагающиеся на солнце. Убитые – мужчины, женщины, дети.

– Господи, что это?

– Как у вас обстоят дела с историей? У меня скверно. Мне пришлось залезть в Интернет, чтобы разобраться, какая заварушка там случилась. Судя по всему, в Никарагуа произошла какая-то сандинистская революция^[57]. Силы контрреволюции, так называемые никарагуанские «контрас», стремились вернуть к власти законное правительство^[58]. Администрация Рональда Рейгана тайком поддерживала – финансировала, обучала и вооружала – повстанцев, которых по справедливости следовало бы именовать террористами. Вы догадываетесь, кто был послом в Гондурасе в то время?

– Джон Негропонте.

– Специальный приз за меткость! Основатель военно-воздушной базы в Эль-Агуакате, на самой границе с Никарагуа, базы, служившей тренировочным лагерем для тысяч повстанцев. По информации «Вашингтон пост», Эль-Агуакате по сути «являлась тюрьмой и местом пыток, больше напоминая концентрационный лагерь, чем военную базу демократической страны». Фотографии, которые я вам показал, четкие и красноречивые, сделаны десять лет назад. В братских могилах нашли упокоение сто восемьдесят пять человек – мужчин, женщин, детей. И предполагают, что точное количество жертв до сих пор неизвестно, так как в горах может быть захоронено до трехсот тел.

– Боже мой, какой кошмар! – Ужас, который испытала Паола при виде фотографий, не помешал ей, однако, истолковать сомнение в пользу Фаулера. – Но это также ничего не доказывает.

– Он там был. Он служил капелланом в лагере пыток, Бог свидетель! У кого, по-вашему, ищут утешения осужденные перед смертью? Как он мог не знать о происходящем?

Диканти молча смотрела на него.

– Ладно, ispettora, если вам мало, имеется дополнительный материал. Досье Sant’Uffizio, Святой службы. В тысяча девятьсот девяносто третьем Фаулера вызвали в Рим, чтобы снять показания об убийстве тридцати двух монахинь семью годами ранее. Сестры бежали из Никарагуа и очутились в итоге в Эль-Агуакате. Их изнасиловали, посадили в вертолет и отправили восвояси. В результате – бах! – монахини всмятку. По ходу дела он давал объяснения по поводу двенадцати пропавших католических миссионеров. Обвинение строилось на том, что он был в курсе всех событий и не сообщил о вопиющем нарушении прав человека. В действительности он виновен в той же степени, как если бы сам сидел за штурвалом вертолета.

– И к какому выводу пришла Святая служба?

– Ну, положим, не хватило доказательств, чтобы его осудить. Он выскочил сухим из воды. Конечно, с обеих сторон он впал в немилость. Полагаю, что он уволился из ЦРУ по собственному желанию. С трудом перебивался какое-то время и в конце концов осел в институте Сент-Мэтью.

Паола довольно долго рассматривала фотографии.

– Данте, я хочу задать вам очень важный вопрос. Как гражданин Ватикана, вы можете утверждать, что Святой службе свойственно допускать халатность в работе?

– Нет, инспектор.

– И она не идет ни на какие сделки?

Данте неохотно кивнул. Он уже понял, к чему клонит Паола.

– Таким образом, суперинтендант, самая дотошная и независимая структура государства Ватикан не сумела найти факты, уличающие Фаулера. И тем не менее вы позволяете себе врываться в мой кабинет и кричать во весь голос, что он убийца? Требуете отказать ему в доверии?

Взбеленившись, Данте вскочил на ноги и перегнулся через стол Диканти:

– Послушайте-ка, красавица… Не думайте, что я не замечаю, какими глазами вы смотрите на этого лжесвященника. Увы, так фишка легла, что мы вынуждены охотиться за поганым маньяком под вашим руководством, но не воображайте, что держите меня под каблуком. Вы уже потеряли одного человека, и я не хочу, чтобы спину мне прикрывал этот американец, когда мы встретимся лицом к лицу с Кароским. Неплохо бы знать заранее, как янки себя поведет. По-видимому, он большой патриот своей родины… И не исключено, что примет сторону соотечественника.

Паола встала и хладнокровно дважды хлестнула его по физиономии: плюх, плюх. Она залепила ему две оглушительные королевские пощечины. От неожиданности и унижения Данте растерялся. С раскрытым ртом и мгновенно побуревшими щеками он замер, уставившись на нее.

– А теперь послушайте меня, суперинтендант Данте. К этому гребаному делу подключены трое. Всего трое. И лишь потому, что почтенная церковь не желает, чтобы выплыла на свет история о том, как психопат и насильник детей, которого сделали импотентом в одной из ваших законспирированных клиник, убивает кардиналов накануне избрания вожака. Из-за этого, и только из-за этого, погиб Понтьеро! Напоминаю, именно вы обратились к нам за помощью. Ваша служба работает поразительно эффективно, когда нужно накопать сведения о деятельности священника в сельве в странах третьего мира. Но вы не в состоянии уследить за сексуальным маньяком, рецидивистом, вновь и вновь совершавшим преступления – десятки преступлений в течение десяти лет – на глазах у церковного начальства в демократической стране. Так что убирайтесь отсюда со своей надутой физиономией, а то я подумаю, что вы попросту завидуете Фаулеру. И не возвращайтесь, пока не будете готовы работать со всеми вместе одной командой.

Данте опомнился – настолько, чтобы не вступать в пререкания, а вдохнуть поглубже и молча развернуться. Весьма кстати в этот момент в кабинет вошел Фаулер, и суперинтендант отыгрался за свое поражение, бросив ему в лицо пачку фотографий, которую по-прежнему сжимал в руках. Ослепленный гневом, он убрался прочь, даже забыв хлопнуть дверью.

Диканти, напротив, чувствовала себя превосходно – по двум причинам. Во-первых, у нее давно уже чесались руки съездить Данте по физиономии; во-вторых, прекрасная возможность это сделать представилась, когда они оказались наедине. Если бы аналогичная сцена разыгралась в присутствии свидетеля или посреди улицы, Данте никогда не забыл бы публичного оскорбления. Мужчины такого не забывают. Теперь же оставались шансы навести мосты и восстановить подобие мира. Паола незаметно покосилась на Фаулера. Тот неподвижно застыл в дверях, глядя на фотографии, устилавшие пол кабинета.

Паола села, сделала глоток кофе и, уткнувшись в досье Кароского, промолвила:

– Кажется, вам придется многое рассказать, святой отец.

Институт Сент-Мэтью

Сильвер-Спринг, Мэриленд

Апрель 1997 г.

Расшифровка записи беседы номер 11 доктора Фаулера с пациентом номер 3643.

Д-р Фаулер: Добрый день, отец Кароский.

№ 3643: Входите, входите.

Д-р Фаулер: Я пришел навестить вас, поскольку вы отказываетесь разговаривать с отцом Конроем.

№ 3643: Он вел себя возмутительно, и я действительно попросил его уйти.

Д-р Фаулер: Что именно вас так возмутило в его поведении?

№ 3643: Отец Конрой ставил под сомнение непреложные истины доктрины христианства.

Д-р Фаулер: Приведите пример.

№ 3643: Он утверждает, что дьявол – всего лишь символ, общее понятие, значение которого переоценивают! С удовольствием посмотрю, как это понятие вонзает ему в зад трезубец.

Д-р Фаулер: Полагаете, вы будете там, чтобы увидеть это?

№ 3643: Я просто так выразился.

Д-р Фаулер: Вы верите в ад, не так ли?

№ 3643: Всей душой.

Д-р Фаулер: Считаете, вы его заслуживаете?

№ 3643: Я воин Христа.

Д-р Фаулер: Это еще ничего не значит.

№ 3643: С каких пор?

Д-р Фаулер: Воину Христа ни рай, ни ад не гарантированы, отец Кароский.

№ 3643: Достойному воину – да.

Д-р Фаулер: Отец, я хочу оставить вам книгу, которая, мне кажется, принесет вам пользу. Ее написал святой Августин. Это книга о смирении и стремлении к внутреннему совершенству, о работе души.

№ 3643: Я с радостью ее прочту.

Д-р Фаулер: Вы верите, что отправитесь на небеса после смерти?

№ 3643: Я уверен.

Д-р Фаулер: Тогда вы знаете больше меня.

№ 3643: …

Д-р Фаулер: Предлагаю рассмотреть гипотетический вариант. Предположим, что вы находитесь у врат рая. Бог кладет на одну чашу весов ваши добрые дела, а на другую – дела скверные. И чаши весов находятся в равновесии. И тогда Господь разрешает вам призвать любого человека по вашему желанию, который помог бы разрешить сомнения. Кого бы вы назвали?

№ 3643: Я точно не знаю.

Д-р Фаулер: Разрешите напомнить вам некоторые имена: Леопольд, Джеми, Льюис, Артур…

№ 3643: Эти имена ни о чем мне не говорят.

Д-р Фаулер: …Гарри, Майкл, Джонни, Грант…

№ 3643: Замолчите.

Д-р Фаулер: …Пол, Сэмми, Патрик…

№ 3643: Я сказал, замолчите!

Д-р Фаулер: …Джонатан, Аарон, Сэмюэль…

№ 3643: Хватит!

На заднем плане слышен короткий приглушенный шум борьбы.

Д-р Фаулер: То, что я сжимаю большим и указательным пальцами, – ваша трахея, отец Кароский. Излишне говорить, что будет еще больнее, если вы не угомонитесь. Поднимите левую руку, если вы меня поняли. Хорошо. А теперь повторите жест еще раз, когда немного успокоитесь. Мы можем подождать столько, сколько необходимо. Уже? Хорошо. Вот возьмите, выпейте воды.

№ 3643: Спасибо.

Д-р Фаулер: Сядьте, пожалуйста.

№ 3643: Мне уже лучше. Не знаю, что на меня нашло.

Д-р Фаулер: Мы оба знаем что. Также мы оба знаем, что мальчики из списка, который я назвал, не скажут ничего хорошего в вашу пользу, представ пред Вседержителем, отец.

№ 3643: …

Д-р Фаулер: Вы ничего не хотите добавить?

№ 3643: Вы ничего не знаете об аде.

Д-р Фаулер: Вы так думаете? Ошибаетесь, я видел ад собственными глазами. А сейчас я выключу запись и расскажу историю, которая вас, несомненно, заинтересует.

Штаб-квартира ОИНП

Виа Ламармора, 3

Четверг, 7 апреля 2005 г., 08.32

Фаулер отвел глаза от снимков, разбросанных на полу. Не выказав желания их поднять, он с достоинством вошел в комнату, непринужденно ступая по фотографиям, как по ковру. Паола подумала, что это, возможно, и был недвусмысленный ответ на обвинения Данте. В течение нескольких последующих дней у Паолы не раз возникало ощущение, будто она имеет дело с человеком столь же умным и неординарным, сколь опасным и непостижимым. Фаулер был исполнен противоречий и загадочен, как древний иероглиф. Но утром в четверг над всеми остальными чувствами превалировал затаенный гнев, от которого у нее слегка вздрагивали губы.

Священник сел напротив Паолы, поставив рядом со стулом свой потертый черный портфель. В левой руке он держал бумажный пакет с тремя стаканчиками кофе. Один он предложил Паоле.

– Капуччино?

– Ненавижу капуччино. Вкус потом такой, точно наглоталась собачьей блевотины. Но все равно я выпью.

Фаулер молчал, и пауза затягивалась. Наконец Паола перестала притворяться, что читает досье Кароского, решив объясниться со священником начистоту. Она должна узнать правду.

– Итак? Разве вы не хотите?..

Она запнулась на полуслове. С того момента, как Фаулер появился в кабинете, она не смотрела ему в лицо. А посмотрев, обнаружила, что мысли священника витают очень далеко, за тысячи километров от Рима. Руки его дрожали, когда он подносил кофе ко рту. Лысина влажно поблескивала, покрывшись испариной, хотя было еще довольно прохладно. В глазах отражались чудовищные картины, виденные когда-то и всплывшие из глубин памяти снова, ибо забыть такое человеку не под силу.

Паола ничего не сказала, сообразив вдруг, что кажущаяся непринужденность, с какой Фаулер прошелся по фотографиям, была напускной. Она запаслась терпением и ждала. Священнику потребовалось время, чтобы прийти в себя. Когда же он справился с собой и заговорил, голос его зазвучал глухо и невыразительно:

– Очень трудно. Ты думаешь, что прогнал, победил призрак, но он является вновь, точно пробка, которую ты безуспешно пытаешься утопить в ванной. Она выскальзывает из рук и всплывает на поверхность. И маячит у тебя перед глазами…

– Выговоритесь, святой отец, вам будет легче.

– Можете мне поверить, dottora… Не помогает. Никогда не помогало. Не все проблемы можно решить, поговорив о них.

– Странное суждение для священника и невероятное для психолога. Но вполне естественное – для агента ЦРУ, обученного убивать.

Тень досады скользнула по лицу Фаулера, но он сдержался.

– Меня учили убивать не больше чем любого другого солдата. Я прошел специальную подготовку по тактике контршпионажа. Господь наградил меня меткостью, но я об этом даре не просил. И, предвосхищая ваш следующий вопрос, замечу, что не убивал никого с тысяча девятьсот семьдесят второго года. Насколько мне известно, я убил одиннадцать вьетконговцев, но стрелял только в бою.

– Вы сами записались в армию добровольцем.

– Dottora, не спешите осуждать, позвольте рассказать вам мою повесть. Тем, о чем я намерен вам поведать, я не делился никогда и ни с кем. Поэтому я прошу лишь об одном: выслушайте меня. Просить вас о доверии или сочувствии было бы слишком самонадеянно с моей стороны. Просто послушайте.

Паола медленно кивнула.

– Полагаю, что сведения обо мне вам скорее всего любезно предоставил суперинтендант. Если его информация почерпнута из досье Sant’Uffizio, она должна довольно точно отражать основные факты моей биографии. Я вступил в армию добровольцем в тысяча семьдесят первом году в связи с некоторыми… разногласиями с моим отцом. Я не хочу описывать весь ужас, каким стала для меня война, поскольку слова бессильны передать суть. Вы смотрели «Апокалипсис сегодня»^[59], dottora?

– Да, довольно давно. Меня потрясла жестокость фильма.

– Жалкий фарс. Вот что это такое. Бледная тень на стене по сравнению с тем, что происходило на самом деле. Я видел столько боли и жестокости, что хватило бы на несколько жизней. И там же мне открылось мое подлинное призвание. Это случилось не в траншее среди ночи, когда над головой свистели пули противника. И не тогда, когда я смотрел в лицо десятилетним мальчикам, увешанным ожерельями из человеческих ушей. А в тихом тылу, где я оказался вместе с капелланом моего полка. Я понял, что должен посвятить жизнь Богу и его созданиям. Так я и поступил.

– А ЦРУ?

– Не забегайте вперед… Я не хотел возвращаться в Соединенные Штаты. Мои родители по-прежнему жили там. Так что я уехал как можно дальше, добравшись до края «железного занавеса». Там я узнал множество вещей, кое-что наверняка показалось бы вам дикостью. Вам всего лишь тридцать четыре года. Чтобы понять, что значил коммунизм для немецкого католика в семидесятые, следовало жить в то время. Воздух был пропитан угрозой ядерной войны, мы постоянно ощущали ее. Ненависть вошла в плоть и кровь моих соотечественников, сделалась религией. Казалось, с каждым днем мы приближаемся к моменту, когда кто-то – они или мы – переступит последнюю черту. И тогда все было бы кончено, уверяю вас. Рано или поздно кто-нибудь нажал бы ядерную кнопку.

Фаулер отпил кофе из стаканчика, ненадолго прервав повествование. Паола закурила одну из сигарет Понтьеро. Фаулер потянулся к пачке, но Паола отрицательно качнула головой.

– Это мои, отче. Я должна выкурить их сама.

– О, не беспокойтесь. Я не собирался брать у вас сигарету. Я только удивился, почему вдруг вы снова начали курить.

– Святой отец, я предпочла бы услышать продолжение, если не возражаете. Я не хочу это обсуждать.

Священник почувствовал затаенную боль в ее словах и поспешил вернуться к рассказу:

– Разумеется… Я не хотел полностью порывать с армейской жизнью. Мне нравились дух товарищества, дисциплина, военный уклад жизни. Если призадуматься, в сущности, военные руководствуются тем же принципом, что и священники: жертвовать собой ради других. Армия не является злом сама по себе, зло несут войны. Я обратился с ходатайством о назначении меня капелланом на какую-нибудь американскую базу, а так как я был священником епархии, епископ уступил.

– Что значит священником епархии, отче?

– В общих чертах то, что я – свободный художник. Я не подчиняюсь определенной конгрегации. При желании я могу попросить епископа, чтобы он определил меня в какой-нибудь приход. Но если я сочту это целесообразным, я могу начать пасторскую деятельность там, где мне удобно, всегда с благословения епископа, которое можно расценивать как формальное согласие.

– Понятно.

– На базе, где я служил, также находились агенты управления. Они вели специальную программу тренинга – обучали приемам и методам контрразведки действующих военных, не состоявших в ЦРУ. Меня пригласили присоединиться к слушателям. Курс был рассчитан на два года, мы занимались по четыре часа пять дней в неделю. Эти занятия я мог без ущерба для дела совмещать с пастырскими обязанностями. Меньше времени оставалось на сон, только и всего. Поэтому я согласился. Я оказался способным студентом. Однажды вечером, после окончания лекций, инструктор подошел ко мне и предложил поступить на службу в «Контору» – так сотрудники обычно называют управление между собой. Я отверг предложение, сказав, что я священник и у меня здесь очень много работы. На базе жили сотни молодых католиков. Командиры часами ежедневно внушали им ненависть к коммунистам. Мне доставался всего лишь час в неделю, чтобы напомнить им, что все мы дети Божьи.

– Безнадежная битва.

– Как правило. Но служители Господа идут к светлой цели маленькими шажками.

– Кажется, я читала эти слова в записи одной из ваших бесед с Кароским.

– Возможно. Мы довольствуемся крохами. Небольшими победами. Иногда совершается великий прорыв, правда, таких случаев единицы. Мы торим путь, засевая землю семенами истины в надежде, что некая их часть прорастет. Часто урожай пожинает кто-то другой, отчего порой охватывает уныние.

– Должно быть, это чертовски обидно, отче.

– Как-то раз один король прогуливался по лесу и увидел бедного старика, который в поте лица рыхлил землю. Король подошел поближе и увидел, что старик сажает ореховый куст. Король спросил, зачем тот это делает. Старик ответил: «Я люблю орехи». Тогда король сказал ему следующее: «Старик, не стоит надрывать сгорбленную спину, копая эту яму. Разве не ведомо тебе, что тебя уже не будет на свете, когда вырастет этот орешник, и тебе не отведать его плодов?» И старик отвечал: «Если бы мои предки думали, как Ваше Величество, я бы не узнал вкус орехов».

Паола улыбнулась, оценив мудрость бесхитростной притчи.

– Знаете, в чем смысл притчи, dottora? – продолжал Фаулер. – Нужно настойчиво стремиться вперед, заручившись терпением, положившись на Господа и живительную силу «Джонни Уокера».

Паола заморгала от неожиданности. Она вообразить не могла сурового, прекрасно образованного священника в компании бутылки виски. Хотя не вызывало сомнений, что он всю жизнь был невероятно одинок.

– Когда инструктор сказал мне, что о юношах на этой военной базе может позаботиться любой другой священник, а тысячам молодых людей за «железным занавесом» не от кого ждать помощи, я понял, что он во многом прав. Огромное количество христиан томились духом под гнетом коммунизма, молились в чуланах и слушали мессы в темных подвалах. Их спасение могло бы послужить одновременно во благо моей страны и моей церкви, и в этом цели мои и «Конторы» совпадали. Откровенно говоря, в то время я переоценил общность наших интересов.

– А что вы думаете теперь? Почему вы вернулись на действительную службу?

– Сейчас я отвечу на ваш вопрос. Я согласился работать в качестве свободного агента и брался только за те дела, которые сам считал праведными. Я очень много путешествовал. В некоторые места я приезжал как священник, в другие – как гражданское лицо. Временами я рисковал жизнью, но почти всегда игра стоила свеч. Так или иначе, я помогал людям, нуждавшимся во мне. Иногда помощь выражалась в своевременном предупреждении, переданном конверте или записке. Порой было необходимо наладить информационную сеть. Или вызволить кого-то из ловушки. Я выучил иностранные языки, а кроме того, почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы вернуться в Соединенные Штаты. Пока не произошла эта история в Гондурасе…

– Святой отец, подождите. Вы пропустили кое-что важное. Похороны ваших родителей.

– Я там не был. Я всего лишь уладил после погребения неотложные юридические формальности.

– Вы меня удивляете, отец Фаулер. Восемьдесят миллионов долларов едва ли можно назвать юридическими формальностями.

– Вот оно что, вы и об этом знаете. Ладно. Я отказался от наследства. Но я его не подарил, как многие думают. Я передал деньги на учреждение некоммерческого фонда, который принимает активное участие в осуществлении различных социальных программ, внутри и за пределами Соединенных Штатов. Он носит имя Говарда Эйснера, капеллана, наставившего меня на путь истинный во Вьетнаме.

– Вы основали фонд Эйснера? – изумилась Паола. – Но ведь он существует довольно давно.

– Я его не создавал. Я лишь сделал определенные распоряжения и обеспечил финансирование проекта. На самом деле его основали адвокаты моих родителей. Против своего желания, должен отметить.

– Хорошо, святой отец, расскажите о Гондурасе. И не торопитесь, времени у вас достаточно.

Священник с любопытством посмотрел на Диканти. Ее поведение вдруг изменилось, казалось бы, почти неуловимо, но радикально. Теперь она была склонна поверить ему. Фаулер недоумевал, что именно повлияло на перемену в ее отношении.

– Мне не хотелось бы утомлять вас подробностями, dottora. Материала по истории базы Эль-Агуакате хватило бы на целую книгу, я же перейду к сути. ЦРУ целенаправленно поддерживало движение «контрас». Моя же миссия заключалась в том, чтобы помочь католикам, испытывавшим притеснения со стороны режима сандинистов. Были созданы и обучены добровольческие формирования. Планировалось, что они начнут партизанскую войну, чтобы свергнуть прокоммунистическое правительство. Солдат набирали среди беднейшей части населения Никарагуа. Оружие им продавал проверенный союзник нашего правительства Усама Бен Ладен. Едва ли кто-то предвидел, во что выльется это сотрудничество. Командование «контрас» взял на себя ученый бакалавр по имени Берни Саласар, настоящий фанатик, как впоследствии выяснилось. Подготовка в тренировочном лагере длилась месяцами. В тот период я часто вместе с Саласаром ходил через границу. С каждым разом вылазки становились рискованнее и рискованнее. Я помогал выводить с территории верующих, подпавших под подозрение. Но у нас начались серьезные разногласия с Саласаром, с течением времени они лишь усугублялись. Повсюду ему начали мерещиться коммунисты. По его мнению, за каждым углом подстерегал коммунист.