Текст книги "Тайный агент Господа"

Автор книги: Хуан Гомес-Хурадо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Итак, dottora… Круг ваших знакомых кардиналов несколько расширился.

Паола грустно улыбнулась. Сколько событий произошло всего за тридцать шесть часов, с тех пор как они вдвоем с Фаулером дожидались приема у кабинета камерария! Вот только они ни на йоту не приблизились к основной цели – поимке Кароского.

– Мне казалось, что главным специалистом по черному юмору зарекомендовал себя суперинтендант Данте.

– Ну так оно и есть. Я просто на подхвате.

Паола открыла рот и снова закрыла. Она хотела поделиться с Фаулером одолевавшими ее сомнениями относительно ритуала Кароского, но ей никак не удавалось внятно сформулировать, что именно ее так тревожит. Она решила повременить с разговором и обдумать все как следует на досуге.

Как Паола с горечью убедилась позднее, в тот момент она приняла в корне неверное решение.

Дом Святой Марфы

Пьяцца Санта-Марта, 1

Четверг, 7 апреля 2005 г., 18.31

Данте и Паола сели в машину Бои. Директор пообещал подбросить их по дороге к моргу. Он собирался вернуться в ОИНП, чтобы попытаться выяснить, что послужило орудием убийства в каждом из эпизодов. Фаулер приготовился последовать за ними, когда его окликнули с крыльца Дома Святой Марфы:

– Отец Фаулер!

Священник обернулся. Кардинал Шоу махал ему руками, приглашая подойти. Фаулер приблизился:

– Надеюсь, Вашему Высокопреосвященству уже лучше.

Кардинал тепло улыбнулся:

– Мы смиренно принимаем испытания, посланные Господом. Дорогой Фаулер, я хотел бы воспользоваться случаем лично поблагодарить вас за столь своевременную помощь.

– Ваше Высокопреосвященство, когда мы подбежали, вы уже были в полной безопасности.

– Кто знает, кто знает, что мог бы сотворить этот безумец, если бы вернулся. Я ваш должник. И непременно позабочусь довести до сведения курии, что вы образцовый служитель Божий.

– Честное слово, в этом нет необходимости, Ваше Высокопреосвященство.

– Сын мой, невозможно предугадать, в какой момент потребуется замолвить словечко. Всякий может оступиться. Важно не упустить свой шанс.

Фаулер смотрел на него непроницаемым взглядом.

– Ну конечно, сын мой… – продолжал Шоу. – Благодарность курии может быть выражена в более осязаемой форме. В том числе мы можем потребовать вашего перевода сюда, в Ватикан. Камило Чирин, похоже, теряет хватку. Вероятно, его место мог бы занять человек, который гарантированно погасит скандал. Эффективно.

Фаулер начал догадываться, к чему клонит кардинал.

– Ваше Высокопреосвященство просит меня потерять некое личное дело?

Кардинал заговорщически ему подмигнул, что выглядело ребячеством, весьма неуместным к тому же, учитывая предмет разговора. Но Шоу вообразил, что добился желанной цели.

– Вот именно, сын мой, вот именно. Мертвые не мстят за обиды.

Священник нехорошо усмехнулся:

– Да ведь это из Блейка^[72]. В жизни не слышал, чтобы кардинал цитировал «Пословицы Ада».

Лицо Шоу окаменело, голос стал скрипучим и жестким, как крахмальный пасторский воротничок. Тон священника ему решительно не понравился.

– Неисповедимы пути Господа.

– Пути Господни не пересекаются с путями врага, Ваше Высокопреосвященство. Я усвоил эту простую истину с детства, еще в школе, и она с тех пор не обесценилась.

– Скальпель хирурга, бывает, пачкается. Вы же, сын мой, подобны ланцету, острому, как бритва. Скажем так, мне известно, что вы представляете несколько заинтересованных сторон в данном деле.

– Я всего лишь простой священник, – промолвил Фаулер, притворно удивившись.

– Бесспорно. Однако в определенных кругах поговаривают о ваших… возможностях.

– А в этих кругах разве не упоминают о моих проблемах с вышестоящими, Ваше Высокопреосвященство?

– И такие слухи тоже имеют место. Однако я не сомневаюсь, что в нужный момент вы поступите так, как должно. Вы ведь не позволите, чтобы доброе имя Церкви склоняли на первых страницах газет, сын мой?

Священник ответил молчанием, холодным и презрительным. Кардинал покровительственно похлопал его по плечу, обтянутому тканью безукоризненно сидевшей на нем одежды, и понизил голос до шепота:

– В наше время у всякого найдутся свои маленькие тайны. Может статься, ваше имя всплывет в иной связи. Например, будет фигурировать в документах Святой службы, скажем, вызова на трибунал. Еще раз…

Не добавив больше ни слова, он резко повернулся, возвращаясь в Дом Святой Марфы. Фаулер сел в урчавшую двигателем машину, где его дожидались спутники.

– Вы хорошо себя чувствуете, святой отец? – с участием спросила Диканти. – Вы неважно выглядите.

– Превосходно, dottora.

Паола внимательно на него посмотрела. Фаулер явно солгал: он был бледен как полотно, и, казалось, состарился лет на десять.

– Что хотел кардинал Шоу?

Фаулер попытался непринужденно улыбнуться, что произвело еще более тягостное впечатление, чем его внешний вид.

– Его Высокопреосвященство? А, ничего особенного. Просил передать привет одному общему знакомому…

Городской морг

Пятница, 8 апреля 2005 г., 01.25

– Уже становится традицией принимать вас на рассвете, dottora Диканти.

Паола сказала в ответ что-то нейтральное, вежливо-равнодушное. Фаулер, Данте и судебный медик находились по одну сторону прозекторского стола, она стояла напротив. Все четверо были облачены в голубые халаты, на руках резиновые перчатки – наряд вполне соответствовал обстановке. Начиная со вторника Паола приходила сюда уже в третий раз. И в этой связи ей вспомнилось, что однажды она читала о рекурсивных свойствах ада – о том, что аду свойственно такое качество, как самовоспроизведение. Может, на сей раз в пекло они не попали и обошли адскую пропасть по кромке, но у них перед глазами было несомненное доказательство его существования.

На прозекторском столе труп Кардозу казался во много раз страшнее, чем на гостиничной кровати. Отмытый от крови, покрывавшей его несколько часов назад, он имел жутковатое сходство с большой бледной куклой, безжалостно изрезанной ножом. Кардинал при жизни отличался худощавым телосложением, и после огромной потери крови его лицо напоминало продавленную картонную маску с выражением укора.

– Что мы знаем о нем, Данте? – спросила Диканти.

Суперинтендант заглянул в записную книжечку, которую носил в кармане пиджака.

– Жеральдо Клаудио Кардозу, родился в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, назначен кардиналом в две тысячи первом. Имел репутацию защитника рабочих, всегда отстаивал интересы бедных и бездомных. До того как стать кардиналом, он завоевал широкую известность в диоцезе Сан-Жозе. Там сосредоточены крупнейшие заводы Латинской Америки. – И Данте назвал две самые знаменитые в мире марки автомобилей. – Он всегда выступал посредником между работниками и предприятием. Рабочие его обожали и называли «профсоюзным епископом». Он входил также в состав нескольких конгрегаций римской курии.

В этот раз даже патологоанатом хранил молчание. Вскрытие Робайры он проводил, посмеиваясь и подшучивая над чувствительностью Понтьеро. Через несколько часов у него на столе оказался тот самый человек, которого он поднял на смех. А на следующий день – второй «пурпуроносец». Священник, сделавший немало добра, по крайней мере так следовало из отчета. Доктору стало любопытно, насколько совпадают официальная и неофициальная биографии кардинала. Вопрос, вертевшийся у него на языке, в конце концов произнес Фаулер, адресовав его Данте:

– Суперинтендант, есть что-то еще помимо обзора материалов прессы?

– Отец Фаулер, не поддавайтесь заблуждению, что все служители нашей святой церкви ведут двойную жизнь.

– Постараюсь запомнить, – с каменным выражением лица отозвался Фаулер. – А теперь ответьте мне, пожалуйста.

Данте изобразил мыслительный процесс, покрутив головой направо и налево в свойственной ему манере. У Паолы возникло стойкое ощущение, что он уже знал ответ, наверное, заранее приготовившись к подобному вопросу.

– Я навел справки. Практически все подтверждают официальную версию. За ним водились мелкие грешки, но как будто ничего серьезного. Баловался марихуаной в юности, еще до того, как стать священником. Замечен в связях с политиками сомнительного толка в университете и, собственно, все. Уже сделавшись кардиналом, имел столкновения с некоторыми коллегами в Ватикане, поскольку поддерживал движение, на которое косо смотрят в курии, а именно – харизматов^[73]. В общих чертах Кардозу вполне положительный тип…

– Как и оба других, – подвел итог Фаулер.

– Похоже на то.

– Что вы можете сказать об орудии убийства, доктор? – вмешалась Паола.

Патологоанатом указал на горло жертвы и порезы на груди.

– Эти раны нанесены режущим предметом с острым лезвием, возможно, кухонным ножом среднего размера, но острым как бритва. В предыдущих случаях я воздерживался от преждевременных выводов, однако, изучив слепки разрезов, я склонен утверждать, что убийца использовал одно и то же оружие во всех трех случаях.

Паола взяла сказанное на заметку.

– Dottora, – обратился к ней Фаулер, – какова вероятность, по вашему мнению, что Кароский выкинет какой-нибудь фокус во время похорон Войтылы?

– Черт побери, понятия не имею. Охрану Дома Святой Марфы, безусловно, необходимо усилить…

– Уже сделано, – хвастливо заявил Данте. – Они замурованы со всех сторон так плотно, что не смогут определить даже, ночь или день на дворе, не взглянув на часы.

– …хотя безопасность и прежде находилась под строгим контролем, что не помогло делу. Кароский продемонстрировал невероятную изобретательность и хладнокровие. Откровенно говоря, не знаю, что думать. Я не представляю, что у него на уме, но вряд ли он отважится сейчас на новый демарш. В последнем случае он не успел довести до конца свой ритуальный обряд и оставить нам кровавое послание, как в двух других эпизодах.

– И это означает, что мы потеряли след, – с сожалением констатировал Фаулер.

– Да, но одновременно данное обстоятельство должно вывести его из равновесия и сделать уязвимым. Но с этим подонком трудно что-либо предугадать заранее.

– Нам предстоит удвоить бдительность, чтобы защитить кардиналов, – ответил Данте.

– Не только защитить кардиналов, но и найти убийцу. Даже если он ничего не собирается предпринимать, он придет на похороны, будет смотреть на нас и смеяться. Ручаюсь головой.

Площадь Святого Петра

Пятница, 8 апреля 2005 г. 10.15

Похороны Иоанна Павла II прошли на диво спокойно. Настолько спокойно, насколько это возможно для похорон религиозного лидера более миллиарда верующих, на которых присутствовали президенты и монархи ведущих государств земного шара. И не только они. Сотни тысяч людей теснились на площади, сотни тысяч лиц, и каждый переживал личную драму: смятенные чувства переполняли сердца и метались в глазах, точно языки пламени за каминной решеткой. Но кое-кто из множества действующих лиц играл не последнюю роль в этой драматической истории.

Одной из героинь была Андреа Отеро. Робайру ей найти не удалось. Журналистка сделала три открытия на азотее, куда забралась вместе с коллегами из немецкой телевизионной группы. Выяснилось следующее: во-первых, если напряженно смотреть вдаль через призматический бинокль, через полчаса начинает зверски болеть голова. Во-вторых, затылки кардиналов похожи как две капли воды. В-третьих, на стульях сидели сто двенадцать «пурпуроносцев». Она нарочно пересчитала несколько раз. А судя по опубликованному списку выборщиков, лежавшему у нее на коленях, их должно было быть сто пятнадцать.

Камило Чирина открытия Андреа Отеро едва ли порадовали бы, но у него имелись свои (и весьма серьезные) проблемы. Виктор Кароский, маньяк, убийца кардиналов, был лишь одной из них. И если Кароский не причинил Чирину никаких неприятностей во время погребения Папы, в этом преуспел самолет без опознавательных знаков, который вторгся в воздушное пространство Ватикана в разгар траурной церемонии. Вспомнив о трагедии одиннадцатого сентября, Чирин перенервничал не меньше, чем пилоты трех истребителей, пустившихся в погоню за нарушителем. К счастью, тревога длилась недолго, через пару минут дали отбой. Выяснилось, что неопознанным самолетом управлял македонец-любитель, который просто-напросто заблудился. Нелепый эпизод переполнил чашу терпения Чирина. Его заместитель рассказывал потом, что за пятнадцать лет совместной службы он впервые услышал, как Чирин повысил голос.

Другой подчиненный Чирина, Фабио Данте, находился в гуще толпы. Он проклинал судьбу, очутившись в эпицентре жестокой давки – народ теснился, напирая вперед, когда выносили и устанавливали перед алтарем на паперти собора гроб с Папой Войтылой, и со всех сторон оглушительно кричали: «Santo subito»^[74]. С отчаянием Данте тянулся вверх, тщетно пытаясь рассмотреть среди плакатов и голов густобородого кармелита. Окончанию траурной церемонии он радовался чуть ли не больше всех.

Отец Фаулер был среди священников, причащавших простых паломников. Не раз и не два ему чудилось, будто он узнает Кароского в человеке, готовившемся принять Тело Христово из его рук. В то время как мимо него вереницей проходили сотни других, желавших приобщиться к Господу, Фаулер молился. Он молился о благополучном исходе дела, которое привело его в Рим, а также о том, чтобы Всемогущий ниспослал ему просветление и придал сил, дабы он справился с искушением, подстерегшим святого отца в Вечном городе.

Не подозревая, что Фаулер взывает к Богу о помощи в значительной степени из-за нее, Паола пристально рассматривала толпу с лестницы собора Святого Петра. Она встала в уголке, но молиться не стала. Она теперь вообще не молилась. Вскоре все лица слились для нее в одно, и Диканти оставила эту безнадежную затею – искать песчинку в людском море. И она стала размышлять о мотивах убийцы.

Доктор Бои занял пост перед несколькими мониторами в компании с Анджело, судебным художником ОИНП. Они принимали трансляцию с телекамер РАИ^[75], установленных на площади, даже раньше, чем картинка шла в прямой эфир. Они открыли свою охоту и заработали в награду такую же головную боль, как и Андреа Отеро. И никаких следов «инженера», как его в блаженном неведении продолжал именовать Анджело.

На эспланаде агенты секретной службы Джорджа Буша сцепились с агентами Vigilanza, не пропустившими чужаков на площадь. Тот, кто знаком хотя бы понаслышке с работой секретной службы США, не поверит, что в такой день она осталась за бортом. Никто нигде и никогда не перекрывал дорогу американцам столь решительно. Vigilanza категорически отказалась выдать пропуск. Чем больше они настаивали, тем меньше оставалось у них шансов.

Почтил присутствием похороны и Виктор Кароский, в благочестивом экстазе он истово молился вслух. В нужные моменты он пел гимны – сочным, глубоким голосом, проливая искренние слезы и строя планы на будущее.

Никто не обратил на него внимания.

Зал прессы в Ватикане

Пятница, 8 апреля 2005 г., 18.25

Андреа Отеро примчалась на пресс-конференцию высунув язык. Жара, в сущности, была тут ни при чем. Андреа забыла журналистское удостоверение в гостинице, и ей пришлось уговаривать хмурого таксиста на полпути развернуться и ехать обратно, чтобы она могла его взять. Оплошность не сулила ей катастрофических последствий, ибо испанка вышла заранее, имея в запасе целый час. Она хотела приехать заблаговременно, поскольку собиралась поговорить с Хоакином Балсельсом, пресс-секретарем Ватикана, о том, куда «испарился» кардинал Робайра. Предпринятые ею попытки установить местонахождение бразильца результатов не принесли.

Зал прессы Ватикана располагался в пристройке к огромному амфитеатру, или залу приемов, сооруженному в годы понтификата Иоанна Павла II. Современное здание вместимостью более шести тысяч человек бывало обычно переполнено по средам, в дни официальных папских аудиенций. Двери зала прессы открываются прямо на улицу и соседствуют со стеной дворца Сант-Уффиццио.

Зал прессы был рассчитан на сто восемьдесят пять человек. Андреа полагала, что, приехав на пятнадцать минут раньше назначенного часа, она без труда займет хорошее место, но та же блестящая идея одновременно пришла в голову еще трем сотням репортеров. В итоге в зале образовалась жуткая теснота, что неудивительно: для освещения похорон Верховного понтифика, состоявшихся утром в пятницу, и конклава аккредитацию получили три тысячи сорок два представителя массмедиа из девяноста стран мира. Больше двух миллиардов человек (и половина из них – католики) прощались с покойным Папой на расстоянии, не выходя из дома. «А я здесь. Я, Андреа Отеро». Ха, видели бы ее сейчас подруги с факультета журналистики!

Итак, Андреа хоть и осталась без сидячего места, готовилась принять участие в пресс-конференции, где им объяснят, как будет проходить конклав. Она старалась держаться как можно ближе к двери. Вход был всего один, так что она имела возможность перехватить Балсельса в момент его появления.

Андреа внимательно перечитала свои записи – информацию, которую удалось собрать о пресс-секретаре Ватикана. Врач по образованию, он затем переквалифицировался в журналиста. Нумерарий^[76] католической организации Opus Dei родился в Картахене^[77], и по всем отзывам – человек волевой и хладнокровный. Он стоял на пороге семидесятилетия, и неофициальные источники (Андреа всецело им доверяла) называли его в числе самых влиятельных особ Ватикана. В течение многих лет он получал информацию из уст Папы и обрабатывал ее, чтобы должным образом донести до широкой общественности. Если он считал, что какое-то событие не следует доводить до сведения публики, оно не получало огласки. Он не допускал утечки информации. Его curriculum vitae^[78] впечатляла, особенно коллекция ученых и почетных званий. Андреа изучила список его наград и медалей: командор того-то, грамота оттуда-то, большой крест такой-то… Перечень регалий занимал две страницы с интервалом в одну строку. Трудновато будет раскусить этот крепкий орешек.

«Ничего, у меня отличные зубы, черт подери». Несмотря на нараставший многоголосый гул в зале, она сосредоточилась, пытаясь привести в порядок мысли, как вдруг на аудиторию обрушился мощный шквал пронзительных звуков.

Сначала прозвучала одинокая трель, подобно первой крупной капле, предвестнице ливня. Потом еще три или четыре. А затем начался ад – со всех сторон на разные лады заверещало, запело, засвистело…

Десятки мобильных телефонов зазвонили одновременно. Какофония длилась в общей сложности секунд сорок. Журналисты побросали терминалы и затрясли головами. Раздались отдельные возмущенные голоса:

– Ребята, и так уже опоздание в четверть часа. Такими темпами мы не успеем дать материал к сроку!

Неподалеку, чуть в стороне, Андреа услышала испанскую речь. Локтями она расчистила себе путь и действительно увидела смуглую журналистку с тонкими чертами лица. По акценту Андреа определила, что коллега ее – мексиканка.

– Привет, как дела? Я Андреа Отеро из «Глобо». Послушай, ты не могла бы объяснить, почему разом звонят все мобильники?

Мексиканка улыбнулась и показала свою трубку:

– Смотри, сообщение из пресс-центра Ватикана. Нам посылают эсэмэску, когда есть важная новость. Совсем новая система, нас постоянно держат в курсе дела. Единственное неудобство, что становится слишком шумно, когда мы все собираемся в одном месте. В последней эсэмэске нас известили, что сеньор Балсельс задерживается.

Андреа восхитилась остроумием затеи и ее безукоризненной реализацией. Должно быть, это непросто – вовремя обеспечивать информацией сотни журналистов!

– Неужели ты не подключилась к услугам их сотовой сети? – удивилась мексиканка.

– Ну… еще нет. Меня не предупредили.

– Ерунда, не переживай. Видишь вон ту девушку?

– Блондинку?

– Нет, в сером пиджаке, с папкой. Подойди к ней и попроси, чтобы тебя внесли в список абонентов. Через полчаса тебя зарегистрируют в базе данных.

Андреа так и сделала. На ломаном итальянском она сообщила о своих пожеланиях, а также анкетные данные. Девушка проверила ее аккредитацию и внесла номер мобильного телефона в электронную записную книжку.

– Устройство подключено к главному серверу, – обронила она с утомленной улыбкой, явно гордясь продвинутыми технологиями. – На каком языке вы предпочитаете получать сообщения из Ватикана?

– На испанском.

– На испанском классическом или на диалекте одной из испаноязычных стран?

– На староиспанском, – брякнула уроженка Кастилии.

– Scisi^[79]? – переспросила та на безупречном (и таком надменном) итальянском.

– Простите. На классическом, пожалуйста.

– Минут через пятнадцать вас подключат к рассылке. Мне нужно только, чтобы вы поставили подпись на бланке, если вы не против, уполномочив нас направлять вам информацию.

Журналистка кое-как, не глядя, подписала бланк, который девушка извлекла из папки, и распрощалась, рассыпаясь в благодарностях.

Вернувшись на прежнюю позицию, Андреа собралась еще почитать информацию о Балсельсе, но как раз в это время рокот голосов возвестил о прибытии пресс-секретаря. Она нацелила внимание на главный вход, однако испанец воспользовался маленькой дверкой, укромно спрятавшейся за сценой, на которую он и поднялся. Как ни в чем не бывало он привычно принялся делать вид, что раскладывает по порядку бумаги, давая время операторам найти выигрышный ракурс для съемки, а журналистам – занять места в зале.

Андреа, проклиная свое невезение и энергично работая локтями, начала проталкиваться к сцене, где на кафедре терпеливо дожидался тишины официальный представитель Ватикана. Задача оказалась не из легких. И все же, пока коллеги рассаживались, Андреа сумела пробиться к сцене.

– Сеньор Балсельс, я Андреа Отеро из ежедневника «Глобо»! Я всю неделю безуспешно пыталась установить местонахождение…

– Позднее.

Пресс-секретарь даже не взглянул на нее!

– Но, сеньор Балсельс, вы просто не понимаете! Я обязана проверить информацию…

– Я сказал – позднее, сеньорита! Мы начинаем.

Андреа была ошеломлена. Он ни разу не повернул головы в ее сторону, и это взбесило ее больше всего. Она привыкла покорять мужчин ярким блеском голубых очей.

– Но, сеньор Балсельс, напоминаю: я представляю влиятельную испанскую газету… – Журналистка надеялась повысить свои шансы, упомянув, что работает в испанской прессе, но потерпела неудачу. Глава пресс-службы все же взглянул на нее, но его глаза источали арктический холод.

– Как, вы сказали, ваше имя?

– Андреа Отеро.

– Из какого издания?

– «Глобо».

– А где Палома?

Паломой звали специального корреспондента газеты в Ватикане. Ту самую, которая по воле случая на пару дней прилетела в Испанию и любезно разбилась на машине (не насмерть), чтобы уступить место Андреа. Плохо, что Балсельс спросил о ней, очень плохо!

– Ну… ее нет. У нее неприятности…

Балсельс нахмурил брови, как способен хмуриться, наверное, только старейший нумерарий Opus Dei. Андреа отступила на шаг, растерявшись.

– Девочка, посмотрите, сколько людей у вас за спиной, – сказал Балсельс, указывая на заполненные до отказа ряды кресел. – Это ваши коллеги из Си-эн-эн, Би-би-си, Рейтер и сотен других уважаемых компаний. Многие из них уже работали корреспондентами, аккредитованными в Ватикане, когда вас еще на свете не было. И все они ждут, когда я начну пресс-конференцию. Сделайте милость, займите свое место как можно скорее.

Андреа обратилась в бегство – с полыхающими щеками, сгорая от стыда. Репортеры в первом ряду саркастически ухмылялись. Многие выглядели старше треклятой колоннады Бернини! Протискиваясь в конец зала, где она оставила сумку с портативным компьютером, Андреа слышала, как Балсельс перешучивается с кем-то из этих мамонтов в первом ряду. Гулкие раскаты смеха – демонического хохота! – гремели у нее за спиной. Андреа ни секунды не сомневалась, что они потешаются над ней. Многие оборачивались ей вслед, и она побагровела до самых корней волос. Низко опустив голову и выпростав руки, она словно плыла по морю тел, пробираясь по тесному проходу к двери. Ей не стало легче, когда она наконец достигла цели, схватила компьютер и развернулась. Тогда она скользнула к двери. Девушка, оформлявшая подключение к СМС-рассылке, задержала ее, взяв за локоть, и вежливо предупредила:

– Не забывайте, если вы сейчас выйдете, вы не сможете вернуться обратно, пока не закончится пресс-конференция. Дверь запирается. Вы же знаете, таковы правила.

«Ну театр, – усмехнулся Андреа, – настоящий театр!»

Рывком она высвободила руку из девичьих лапок и, не потрудившись ответить, выскочила вон. Дверь захлопнулась за спиной с глухим стуком, который, конечно, не избавил ее от чувства стыда, но все же на душе посветлело. Ей отчаянно хотелось курить, и она судорожно зашарила по карманам элегантной куртки в поисках сигарет. Рука нащупала упаковку с мятными пастилками, служившими ей успокоительным средством взамен привычного табака. Она вспомнила, что неделю назад решила отказаться от пагубной привычки.

«Чертовски не вовремя».

Она вынула коробочку мятных пастилок и взяла сразу три. На вкус они напоминали блевотину, но по крайней мере во рту что-то было. Впрочем, от никотиновой ломки леденцы помогали мало.

В будущем Андреа Отеро часто будет вспоминать этот судьбоносный миг: как она стояла под дверью зала прессы, прислонившись к косяку, героически пыталась успокоиться и ругала себя последними словами – за глупость и за то, что стушевалась, как девчонка.

Но важность момента заключалась вовсе не в ее жалких воспоминаниях; он был примечателен тем, что явился первым звеном в цепи необычайных и знаменательных событий. Она задержалась – и в результате сделала страшное открытие, в буквальном смысле едва не убившее ее, что, в свою очередь, привело к знакомству с человеком, изменившим всю ее жизнь. А задержалась Андреа по весьма прозаической причине: она решила уйти отсюда сразу после того, как растворятся во рту леденцы. Просто чтобы слегка привести нервы в порядок. Сколько нужно времени, чтобы рассосался мятный леденец? Немного. Для Андреа, однако, оно тянулось целую вечность, поскольку каждой клеточкой своего организма она рвалась обратно в отель, чтобы поскорее зарыться с головой в одеяло. Но ей претило бежать, трусливо поджав хвост, и она нарочно тянула время, чтобы сохранить хоть капельку самоуважения.

Три мятные пастилки в корне изменили ее судьбу (и, весьма вероятно, историю восточного мира, хотя наверняка это узнать невозможно). Сработало простое правило: оказаться в нужном месте в нужное время.

От ментолового леденца оставалось всего ничего – тоненькая иголочка на языке, когда из-за угла появился посыльный. Он был одет в оранжевую униформу – комбинезон и кепку, держал в руке сумку и очень спешил. Посыльный устремился прямиком к Андреа:

– Эй, простите, тут находится зал прессы?

– Да, это здесь.

– У меня срочная бандероль для Майкла Уильямса из Си-эн-эн, Берти Хегренда из Эр-тэ-эль…

Андреа оборвала его, причем довольно грубо:

– Расслабься, приятель. Пресс-конференция уже началась. Тебе придется часок подождать.

Посыльный уставился на нее в прострации:

– Но этого не может быть. Мне сказали, что…

Журналистка испытала своего рода извращенное удовольствие, вымещая свои неприятности на ни в чем не повинном человеке.

– Увы, таковы правила.

Курьер в полном отчаянии провел ладонью по лицу.

– Вы не понимаете, сеньорина. В нынешнем месяце у меня уже было несколько опозданий. Срочные заказы необходимо доставлять в течение одного часа с момента поступления, или они не оплачиваются. Вот десять конвертов по тридцать евро за штуку. Если я не выполню поручение, Ватикан может отказаться от услуг моего агентства, и меня непременно уволят.

Андреа мгновенно смягчилась. Она была доброй особой. Конечно, импульсивной, безрассудной, капризной, иногда добивающейся своего с помощью вранья (и центнеров везения), все верно, но и добросердечной. Приглядевшись к надписи на бейджике курьера, прикрепленном к форменной куртке (еще одно положительное качество Андреа: она всегда обращалась к людям по имени), она сказала:

– Послушайте, Джузеппе, мне жаль, но при всем желании я не могла бы провести вас в зал. Дверь открывается только изнутри. Обратите внимание, с этой стороны нет ни ручки, ни замка.

Посыльный издал стон отчаяния. Подбоченясь (его руки поместились на поясе аккуратно за выпирающим животиком, заметным даже в форменной тужурке), он задумался, силясь найти выход в этой критической ситуации. При этом он украдкой поглядывал на Андреа. Она недовольно шевельнула плечами, ничуть не сомневаясь, что он косится на ее грудь – опыт по этой части у девушки накопился обширный, ибо мужчины каждый божий день пялились на нее, начиная с ее подросткового возраста. Но тут же сообразила, что он смотрит на карточку аккредитованного журналиста, висевшую на шнурке у нее на шее.

– Я придумал! – воскликнул посыльный. – Я оставлю конверты вам!

На карточке аккредитации был изображен герб Ватикана, и посыльный, видимо, вообразил, что она служащая Святого Престола.

– Видите ли, Джузеппе…

– Какой Джузеппе! Зовите меня просто Беппо, – ответил курьер, роясь в сумке.

– Беппо, в самом деле, я не могу…

– Послушайте, вы должны мне помочь. Вам даже не нужно расписываться, я уже сделал отметки о вручении. Поставил разные закорючки против каждой фамилии, и все дела. Только пообещайте, что передадите конверты, как только откроют дверь.

– Но дело в том…

Беппо уже совал ей в руки конверты.

– На каждом написано, кому он адресован. Клиент не сомневался, что все эти журналисты будут сегодня здесь, так что не волнуйтесь. Ладно, я пошел, мне надо еще доставить два письма – одно в Corpo di Vigilanza, другое на виа Ламармора. Пока, и спасибо, красавица!

И прежде чем Андреа успела открыть рот, странный субъект развернулся и был таков.

Андреа озадаченно воззрилась на стопку конвертов. Они были адресованы корреспондентам десяти крупнейших информационных компаний. Она немало слышала о четырех из десяти журналистов и узнала в лицо двоих в зале прессы.

Конверты размером в половину листа выглядели совершенно одинаково, различаясь лишь именами адресов. И везде повторялась одна и та же фраза; она-то и заставила Андреа насторожиться и сделать стойку, разбудив ее репортерские инстинкты. На каждом конверте в левом верхнем углу от руки было начертано: «Эксклюзивная информация – вскрыть немедленно». На решение нравственной дилеммы Андреа потратила меньше пяти секунд. Чашу весов склонила мятная пастилка. Андреа оглянулась по сторонам. Улица была пустынной, свидетелей почтового взлома в поле зрения не было. Она выбрала первый попавшийся конверт и аккуратно его надорвала.

«Из чистого любопытства».

В конверте лежали два предмета. Во-первых, диск DVD, на лицевой стороне которого была выведена нестираемым фломастером фраза, повторяющая надпись на конвертах. А во-вторых, сопроводительная записка на английском языке: