Текст книги "Тайный агент Господа"

Автор книги: Хуан Гомес-Хурадо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Д-р Фаулер: Но, отец, люди поверяют свои грехи не нам. Они исповедуются Господу. Мы лишь посредники. Надевая епитрахиль, знак благодатных дарований, мы уподобляемся Христу.

№ 3643: Они вываливали все. Приходили нечистыми и воображали, будто уходят непорочными. «Благословите, отец, ибо я согрешил. Я украл у своего компаньона десять тысяч долларов». «Благословите, отец, ибо я согрешил. Я изнасиловал младшую сестру». «Благословите, отец, ибо я согрешила. Я сфотографировала своего сына голым и вывесила снимки в Интернете». «Благословите, отец, ибо я согрешила. Я подмешала щелок в пищу мужу, чтобы он больше не исполнял супружеских обязанностей, поскольку от него разит потом и луком». И так изо дня в день.

Д-р Фаулер: Позвольте, отец Кароский, исповедь – дивное таинство, если человек испытывает раскаяние и всей душой стремится стать лучше.

№ 3643: Такого не бывает. Они вечно перекладывали на меня свои грехи. И оставляли меня одного перед бесстрастным ликом Бога. Лишь я один выступал последней шаткой преградой между человеческими мерзостями и возмездием Всевышнего.

Д-р Фаулер: Вы действительно считаете, что Бог мстителен?

№ 3643: «Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы.

На все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости»^[62].

Д-р Фаулер: Признаюсь, отец, ваше знание Библии в целом и Старого Завета в частности впечатляет. Но Книга Иова оттеснена на второй план истиной, заповеданной Иисусом Христом в Евангелии.

№ 3643: Иисус Христос всего лишь Сын Божий, но Суд вершит Отец. И у Отца каменный лик.

Д-р Фаулер: Мне жаль, что вы судите обо всем со своей колокольни. Падение с большой высоты неизбежно влечет смерть, отец Кароский. А это, несомненно, случится, если вы прослушаете записи Конроя.

Гостиница «Рафаэль»

Ларго Фебо, 2

Четверг, 7 апреля 2005 г., 14.25

– Пансион Сант Амброджио.

– Добрый день. Я бы хотела поговорить с кардиналом Робайрой, – проговорила молодая журналистка на отвратительном итальянском.

На том конце провода возникло короткое замешательство.

– Можно узнать, кто его спрашивает?

Обычный корректный вопрос, разве только голос у дежурного немного подсел. Этого было достаточно, чтобы журналистка насторожилась.

Андреа Отеро четвертый год работала в ежедневной газете «Глобо». Четыре года она толклась в пресс-центрах на третьесортных мероприятиях, брала интервью у третьесортных лиц и писала третьесортные репортажи. В газете она начала работать в двадцать пять лет, получив место по протекции в отделе «Культура», причем главный редактор решительно не воспринимал ее всерьез. Карьеру она продолжила в отделе «Общество» – и главный редактор все так же относился к ней с обидным недоверием. Теперь она трудилась в отделе «Международные события», и главный редактор привычно опасался, что и тут она подкачает. Но она старалась держать марку. Для успешной карьеры важны не только известность и послужной список. Необходимы также здравый смысл, интуиция и чутье газетчика. И если бы Андреа Отеро действительно обладала этими качествами в той мере, в какой она думала, что обладает (хотя бы на десять процентов), Пулитцеровская премия была бы ей обеспечена. Уверенности в себе ей хватало. При росте метр семьдесят, имея в арсенале ангельское лицо, каштановые волосы и голубые глаза, она не сомневалась, что неотразима. Мало того, за привлекательной внешностью скрывалась женщина умная и решительная. По этой причине, когда коллега, которой поручили освещать смерть Папы, попала в автокатастрофу по дороге в аэропорт и сломала себе обе ноги, Андреа без колебаний приняла предложение шефа заменить ее. На самолет она успела в последний момент, экипированная лишь ноутбуком.

К счастью, поблизости от пьяцца Навона, находившейся в тридцати метрах от гостиницы, было множество премиленьких магазинчиков. Андреа Отеро приобрела (за счет газеты, разумеется) практичный гардероб, нижнее белье и мобильный телефон. С нового телефона она теперь и звонила в пансион Сант Амброджио, чтобы договориться об интервью с кардиналом Робайрой, фигурировавшим в списке папабилей – наиболее вероятных кандидатов на папский престол. Однако…

– Говорит Андреа Отеро, газета «Глобо». Кардинал назначил мне встречу на четверг, то есть сегодня. К сожалению, я не могу дозвониться ему на мобильный. Будьте любезны, соедините меня, пожалуйста, с его комнатой.

– Синьорина Отеро, мы не можем соединить вас с ним, так как кардинал не прибыл, увы.

– Когда же он приедет?

– Э-э, дело в том, что он не приедет.

– Постойте, он не приехал или не собирается?

– Не приехал потому, что не собирается.

– Он намерен остановиться в другом месте?

– Вряд ли. Я имею в виду, что вполне вероятно.

– С кем я говорю?

– Вынужден прервать разговор.

Голос дрогнул, уведомляя о завершении связи, а также о том, что собеседник занервничал. И солгал. В этом Андреа не сомневалась. Она сама была первоклассной лгуньей и родственную душу могла распознать сразу.

Медлить было нельзя. Ей потребовалось не больше десяти минут, чтобы узнать телефон резиденции кардинала в Буэнос-Айресе. Там по местному времени сейчас было девять сорок пять утра, самое подходящее время для звонка. Она злорадно подумала о счете за телефонные переговоры, который придет в редакцию. Раз уж ей платят гроши, пусть раскошеливаются на представительские расходы!

Телефон подавал сигналы около минуты, затем связь отключилась.

Странно, что никто не отвечает. Андреа повторила попытку.

Тишина.

Она попробовала позвонить на коммутатор. Женский голос отозвался мгновенно:

– Ахиепископство, здравствуйте.

– Кардинала Робайру, будьте любезны, – сказала она по-испански.

– Ой, сеньорита, он уехал.

– Куда уехал?

– На конклав, сеньорита. В Рим.

– Не знаете, где он остановился?

– Нет, сеньорита. Я соединю вас с отцом Серафимом, его секретарем.

– Спасибо.

Ожидание скрашивала мелодия из «Битлз». Как уместно. Для разнообразия Андреа решила немного приврать. У кардинала жили родственники в Испании – вдруг да прокатит.

– Алло?

– Здравствуйте, я бы хотела поговорить с кардиналом. Это его племянница Асунсьон. Испанка.

– Очень приятно, Асунсьон. Я отец Серафим, секретарь кардинала. Его Высокопреосвященство никогда мне о вас не рассказывал. Вы дочь Ангустиас или Ремедиос?

Андреа почуяла ловушку и скрестила пальцы. Вероятность промахнуться – пятьдесят на пятьдесят. Андреа была мастерицей попадать впросак. Список нелепых оплошностей длиной превосходил ее собственные, весьма стройные, ноги.

– Ремедиос.

– Ну конечно, как я мог перепутать! Теперь припоминаю, у Ангустиас нет детей. К сожалению, кардинал отсутствует.

– А когда я могла бы с ним поговорить?

Пауза. Когда священник снова заговорил, в его тоне засквозили подозрительные нотки. Андреа живо представила, как собеседник на другом конце линии стискивает в руках трубку и крутит указательным пальцем шнур.

– А по какому вопросу?

– Видите ли, я уже несколько лет живу в Риме, и он обещал навестить меня, когда приедет.

Настороженности в голосе секретаря прибавилось. Он говорил медленно, подбирая слова, точно боялся ошибиться:

– Он направился в Кордобу, чтобы уладить кое-какие проблемы в диоцезе. Он не сможет принять участие в конклаве.

– Но на коммутаторе мне определенно сказали, что кардинал улетел в Рим.

Отец Серафим ответил слишком поспешно – и явно покривил душой:

– Ох, что вы! Девушка на коммутаторе у нас новенькая, она еще плохо разбирается в делах архиепископства. Прошу извинить меня…

– Я извиняю вас. Вы передадите дяде, что я звонила?

– Разумеется. Вы не продиктуете свой номер телефона, Асунсьон? Я занесу его в ежедневник кардинала. На случай, если нам понадобится с вами срочно связаться или…

– О, у дяди есть мой номер. Простите, мне звонит муж, всего доброго!

Андреа распрощалась с секретарем, прервав его на полуслове. Теперь она знала почти наверняка: произошло что-то серьезное. Но необходимо исключить это коварное «почти». К счастью, в гостинице есть Интернет. Через шесть минут она нашла телефоны трех крупнейших авиакомпаний Аргентины. Ей повезло с первого захода.

– «Аргентинские авиалинии».

Андреа исковеркала свое кастильское произношение, довольно сносно изобразив аргентинский говор. Получилось неплохо. По-итальянски она изъяснялась намного хуже.

– Здравствуйте. Я звоню из архиепископства. С кем имею удовольствие беседовать?

– Я Верона.

– Верона, меня зовут Асунсьон. Я звоню, чтобы подтвердить обратный вылет кардинала Робайры в Буэнос-Айрес.

– На какую дату?

– Он возвращается девятнадцатого числа будущего месяца.

– Полное имя?

– Эмилио Робайра.

– Подождите, пожалуйста, мы проверим.

Андреа нервно прикусила кончик шариковой ручки, которую держала в руках, придирчиво осмотрела свою прическу в зеркале и, откинувшись, растянулась на кровати, нетерпеливо пошевелив пальцами ног.

– Алло? Вы слушаете? По информации моих коллег, вы оплатили билет с открытой датой только в одну сторону. Кардинал им уже воспользовался, так что вы имеете право приобрести обратный билет со скидкой в десять процентов в рамках акции, которая проводится у нас в апреле. Вы готовы продиктовать номер карточки постоянного пассажира?

– Минутку, я поищу.

Андреа повесила трубку, сдерживая смешок. Веселье вскоре переросло в эйфорическое чувство ликования. Кардинал Робайра поднялся на борт самолета, вылетающего в Рим. И словно испарился! Может, он все-таки решил остановиться в другом месте? Но тогда почему лгали служащие пансиона и в резиденции кардинала?

– Или я сошла с ума, или тут наклевывается хороший материал. Жареный материал, – сообщила она своему отражению в зеркале.

До избрания того, кто следующим займет престол Святого Петра, оставались считанные дни. А главный кандидат церкви обездоленных, духовный вождь третьего мира, человек, дерзко заигрывавший с «теологией освобождения»^[63], бесследно исчез…

Дом Святой Марфы

Пьяцца Санта-Марта, 1

Четверг, 7 апреля 2005 г., 16.14

Стоя у парадного входа в пансион и праздно глазея по сторонам, Паола дивилась обилию машин, дожидавшихся своей очереди на автозаправочной станции напротив. Данте пояснил, что цены здесь на тридцать процентов ниже, чем в Италии, поскольку в Ватикане не взимаются налоги. Требовался специальный талон, дававший право заправляться на одной из семи бензоколонок города, и тем не менее у каждой вытягивались бесконечные хвосты. Детективы смиренно топтались за дверью, пока швейцарские гвардейцы, охранявшие Дом Святой Марфы, докладывали кому-то, находившемуся внутри здания, о приходе трех человек. Паоле хватило этих нескольких минут, чтобы обдумать утренние события. Меньше двух часов назад в управлении ОИНП (как только удалось избавиться от Бои) Паола отвела Данте в сторонку:

– Суперинтендант, я хотела бы перемолвиться с вами.

Данте, избегая смотреть Паоле в глаза, все же последовал за криминологом в ее кабинет.

– Я догадываюсь, что вы собираетесь сказать, Диканти. Согласен, в данном деле мы заодно, идет?

– Это я уже сообразила. Также я обратила внимание, что вы, равно как и Бои, обращаетесь ко мне ispettora, а не dottora. Потому что ispettora по рангу ниже, чем суперинтендант. Меня совершенно не заботит ваш комплекс неполноценности, но лишь до тех пор, пока ваши амбиции не вступают в противоречие с моими интересами. Как, например, ваш последний фокус с фотографиями.

– Я всего лишь вас проинформировал. Ничего личного.

– Вам требовалось слить мне весь компромат на Фаулера? Что ж, вы это сделали. Моя позиция вам ясна, или ее необходимо обозначить более конкретно?

– Куда уж конкретнее, ispettora, – ответил он с виноватой усмешкой, потирая рукой щеку. – У меня чуть пломбы не выскочили. Удивляюсь, как вы не сломали себе руку.

– Я тоже, вы непробиваемый, Данте.

– Я вообще крепкий парнишка, во всех отношениях.

– Прочие ваши достоинства меня мало интересуют. Надеюсь, это тоже понятно.

– Разве это по-женски, ispettora?

Паола снова начала терять самообладание:

– И что, по-вашему, не по-женски?

– Разбирать по складам такие простые слова, как «да».

– Зато очень по-мужски не разбирать даже по складам слово «нет».

– Спокойно, не стоит злиться, красавица.

Доктор криминологии мысленно выругалась. Данте спровоцировал ее, и она попалась; и кроме того, он с ней совершенно не считался. Но хорошего понемногу. Впредь нужно держаться с ним более официально и дать ему как следует прочувствовать холодность и пренебрежение. Она решила взять на вооружение манеру Бои, идеально подходившую для психологических поединков подобного рода.

– Итак, поскольку мы прояснили первый вопрос, должна сообщить вам, что я поговорила с нашим американским другом, отцом Фаулером. Я поделилась с ним своими сомнениями по поводу его прошлого. Фаулер привел в свое оправдание доводы, в высшей степени убедительные. С моей точки зрения, их достаточно, чтобы доверять ему. Хочу вас поблагодарить за то, что вы побеспокоились собрать информацию об отце Фаулере. Я расцениваю это как дружеский жест с вашей стороны.

Данте неприятно поразил этот ледяной тон Паолы. Достойного ответа он не нашел.

– Как руководитель расследования, хочу спросить прямо: готовы ли вы оказывать нам всестороннюю помощь в деле задержания Виктора Кароского? – продолжила Диканти.

– Разумеется, ispettora, – прошипел Данте так, словно перемалывал зубами раскаленные гвозди.

– Наконец, мне остается лишь узнать, почему вы так быстро вернулись?

– Я обратился по телефону к начальству с жалобой, но мне не оставили выбора. И приказали личные счеты пустить побоку.

Последние слова Паолу насторожили. Фаулер отрицал, что Данте затаил на него зло. Однако оброненное суперинтендантом замечание свидетельствовало об обратном. Однажды у Диканти уже возникала мысль, что они давно знакомы. Правда, дальнейшее их поведение как будто бы опровергло подобные подозрения. Но сейчас…

– Вы были прежде знакомы с отцом Энтони Фаулером? – спросила она в лоб.

– Нет, ispettora, – последовал твердый и уверенный ответ.

– Его досье появилось в мгновение ока!..

– Мы привыкли работать оперативно в Corpo di Vigilanza.

Паола решила поставить точку на этом и деловым шагом направилась к выходу.

– Еще одно, ispettora, – остановил ее Данте. Она обернулась. – Если вы снова почувствуете потребность поставить меня на место, я предпочитаю пощечины. Официозный тон плохо на меня действует.

Она приподняла-уголки губ. Последнее высказывание Данте ее чрезвычайно обрадовало.

Паола настояла, чтобы Данте показал им гостиницу, где были размещены кардиналы. И вот они у цели – на пороге Дома Святой Марфы. Он располагался к западу от базилики Святого Петра, в черте городских стен Ватикана.

Архитектурное решение здания отличалось строгостью и элегантностью линий. Никаких лепных карнизов, декоративных элементов или скульптур. В сравнении с окружавшими его шедеврами зодчества Дом бросался в глаза не более чем мяч для гольфа в ведерке со льдом. Заблудившийся турист (доступ в этот район Ватикана был для них официально закрыт) и не взглянул бы во второй раз на скромное сооружение.

Однако, когда поступило распоряжение пропустить полицейских и швейцарские гвардейцы распахнули перед ними двери, Паола обнаружила, что интерьер здания сильно отличается от его внешнего вида. Мраморными полами и наборным паркетом он напоминал современный шикарный отель. В воздухе разливалось тонкое благоухание лаванды. Пока они вдвоем с Фаулером стояли в ожидании в вестибюле, Паола бегло осмотрелась. Картины, украшавшие стены, явно принадлежали школам великих мастеров итальянской и голландской живописи XVI века. И ни одна не походила на репродукцию.

– Черт побери! – воскликнула Паола ошеломленно. Вообще-то она давала себе зарок воздерживаться от крепких выражений, которыми обильно оснащала речь, но в минуты волнения ей это совершенно не удавалось.

– Представляю, какое впечатление производит обстановка, – задумчиво заметил Фаулер.

Криминолог вспомнила, что сам Фаулер гостил в Доме при довольно-таки щекотливых обстоятельствах.

– Настоящий шок, учитывая интерьеры остальных зданий Ватикана, по крайней мере те, которые я видела. И старые, и новые.

– Вам известна история резиденции, dottora? Как вы знаете, в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году конклав собирался два раза подряд за каких-нибудь два месяца.

– Я была маленькой, но о тех днях у меня сохранились отрывочные воспоминания, – призналась Паола, на миг мысленно вернувшись в прошлое.

Три порции gelatti^[64] на площади Святого Петра. Папа и мама ели лимонное, а она выбрала шоколадно-клубничное. Паломники пели, атмосфера была праздничная. Твердая, шершавая рука отца… «Мне нравилось держать его за палец и идти рядом в сгущавшихся сумерках. Мы посмотрели на трубу и увидели белый дым^[65]. Папа поднял меня над головой и засмеялся. Он смеялся лучше всех на свете. Я уронила мороженое и расплакалась, но папа опять засмеялся и пообещал купить другое, сказав: «Мы его съедим за здоровье епископа Рима».

– Возникла необходимость за очень короткий период дважды выбирать Папу, ибо Иоанн Павел Первый, преемник Павла Шестого, скоропостижно скончался спустя всего тридцать три дня после того, как взошел на престол Святого Петра. На следующем конклаве понтификом был избран Иоанн Павел Второй. В то время кардиналы ютились в крошечных временных кельях, оборудованных вблизи Сикстинской капеллы, без современных удобств и кондиционеров. Первый конклав состоялся в разгар лета, когда в Риме от жары плавятся камни. Многим, особенно самым пожилым кардиналам, пришлось по-настоящему туго. Некоторым понадобилась неотложная медицинская помощь. Повязав сандалии Рыбака, Войтыла дал себе клятву, что примет надлежащие меры, чтобы после его смерти ничего подобного не повторилось. В результате открылась эта гостиница. Dottora, вы меня слушаете?

Паола очнулась от грез.

– Прошу прощения, – сказала она с виноватым видом, – я увлеклась воспоминаниями. Больше не буду.

Вернулся Данте, ходивший на поиски администрации Дома. Паола заметила, что он намеренно держится поодаль от Фаулера. Видимо, чтобы не вводить себя в искушение во избежание новых столкновений. Общались они с напускной любезностью, и Диканти всерьез усомнилась, что Фаулер не покривил душой, списав в разговоре с ней враждебность Данте на ревность. Согласие в группе держалось на честном слове. Но Паола предпочитала пока, не вникая в суть противоречий, поддерживать худой мир – делать именно то, что обычно удавалось ей плохо.

Суперинтендант явился в сопровождении маленькой улыбчивой монахини. Утопая в своей черной рясе, она исходила потом. Сестра Элена Тобина из Польши, представилась она. Сестра Элена руководила гостиничным центром и деловито принялась рассказывать посетителям о реконструкции, которой подверглось здание. Работы проводились в несколько этапов, последний завершился в 2003 году. Детективы взошли наверх по сверкающим ступеням широкой парадной лестницы. Этажи были прорезаны длинными коридорами, застеленными плотным ковровым покрытием, по бокам были расположены комнаты.

– К услугам гостей сто шесть смежных номеров и двадцать две индивидуальные комнаты, – сообщила сестра, когда они поднялись на второй этаж. – Вся обстановка старинная и состоит из ценных предметов мебели, пожертвованных аристократическими итальянскими и немецкими семействами.

Монахиня распахнула дверь одного из номеров. Он был просторным, около двадцати квадратных метров, с паркетным полом и нарядным ковром. Деревянную кровать украшало красивое тисненое изголовье. Встроенный шкаф, письменный стол и ванная комната довершали интерьер.

– Это комната одного из шести кардиналов, которые еще не прибыли. Остальные сто девять уже поселились в своих покоях, – пояснила сестра.

Инспектор подумала, что двое из шести (по меньшей мере) не приедут точно.

– Кардиналы здесь в безопасности, сестра Элена? – осторожно поинтересовалась Паола. Она не знала, насколько сестра информирована о смертельной угрозе, подстерегавшей «пурпуроносцев».

– В полнейшей безопасности, дочь моя, в полнейшей. Единственный вход в здание постоянно караулят два швейцарских гвардейца. Мы распорядились убрать из комнат телефоны, равно как и телевизоры.

Перечисленные меры безопасности повергли Паолу в изумление.

– Кардиналы отрезаны от внешнего мира во время заседания конклава. Им не разрешается читать газеты, пользоваться телефонами, в том числе и мобильными, радио, телевизором, Интернетом. Никаких контактов с посторонними под угрозой отлучения от церкви, – просветил ее Фаулер. – По повелению Иоанна Павла II.

– Должно быть, очень нелегко изолировать выборщиков полностью, не так ли, Данте?

Суперинтендант выпятил грудь. Он с удовольствием распространялся об успехах своей службы, как будто лично приложил руку к каждому из многочисленных достижений.

– Видите ли, ispettora, мы располагаем новейшими технологиями, позволяющими глушить сигнал.

– Я не знакома со шпионской лексикой. Объясните подробнее.

– У нас есть специальное электронное оборудование, с помощью которого создано два электромагнитных поля. Одно здесь, а другое в Сикстинской капелле. Их можно сравнить с невидимыми зонтами. Под ними не работает ни одно из средств коммуникации. Сквозь барьер не в состоянии пробиться ни направленные микрофоны, ни другие шпионские устройства. Можете убедиться сами! Проверьте свой мобильник!..

Паола последовала совету. Действительно, сеть не ловилась. Они вышли в коридор. Ничего не изменилось, связь отсутствовала.

– А как они питаются?

– Пищу готовят здесь же, на кухне, – сказала сестра Элена с гордостью. – Обслуживающий персонал Дома состоит из десяти монахинь. Они же выполняют все необходимые работы по хозяйству в дневную смену. Ночью остаются только дежурные у стойки администратора, на случай если произойдет что-то чрезвычайное. В доме не позволено находиться никому, кроме кардиналов.

Паола открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, но слова застряли у нее в горле. С верхнего этажа раздался душераздирающий вопль.

Дом Святой Марфы

Пьяцца Санта-Марта, 1

Четверг, 7 апреля 2005 г., 16.31

Завоевать доверие кардинала, чтобы войти в его комнату, оказалось делом нетрудным. Теперь тот мог сожалеть о своей ошибке сколько угодно. И сожаление было выстрадано сполна, отмеченное письменами боли. Кароский сделал на обнаженной груди сановника очередной надрез складным ножом.

– Спокойно, Ваше Высокопреосвященство. Уже немного осталось.

Жертва вырывалась с каждой минутой все слабее. Силы покидали кардинала вместе с кровью, пропитавшей покрывало и густыми каплями стекавшей на персидский ковер. Но он ни на миг не терял сознания. И чувствовал все сыпавшиеся на него удары, чувствовал, как нож кромсает плоть.

Кароский вырезал на груди несчастного последнюю букву и с гордостью ремесленника-резчика обозрел сделанную надпись. Недрогнувшей рукой он навел объектив камеры на измученную жертву и сделал снимок. На память. К сожалению, в этих стенах он не мог воспользоваться цифровой видеокамерой, но механический фотоаппарат – это старье – служил исправно. Взводя большим пальцем рычажок затвора, чтобы снять еще один кадр, он издевался над кардиналом Кардозу:

– Улыбочку, Ваше Высокопреосвященство. Ах да, вы не можете. Я выну кляп, поскольку мне нужен ваш «дар речи».

Кароский от души посмеялся над своей зловещей шуткой. Отложив фотокамеру, он помахал перед носом кардинала ножом и, кривляясь, высунул язык. Убийца допустил серьезную оплошность, вынув изо рта жертвы кляп. «Пурпуроносец» был смертельно напуган, но не настолько деморализован, как другие жертвы. Собрав последние силы, он издал пронзительный, отчаянный крик. Эхо разнеслось по всем закоулкам Дома Святой Марфы.

Дом Святой Марфы

Пьяцца Санта-Марта, 1

Четверг, 7 апреля 2005 г., 16.31

Услышав крик, Паола отреагировала мгновенно. Жестом приказав монахине оставаться на месте, она ринулась вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки и на ходу доставая пистолет. Фаулер и Данте отставали от нее лишь на шаг. Все трое рвались преодолеть лестничный пролет как можно быстрее и потому едва не наступали друг другу на пятки. Взлетев на второй этаж, бравая троица в растерянности остановилась. Они очутились в середине длинного коридора, куда выходило множество дверей.

– Откуда кричали? – тяжело дыша, спросил Фаулер.

– Дьявол, мне тоже хотелось бы это знать! Держитесь вместе, ребята, – выдохнула Паола. – Возможно, это он…

Паола повернула налево, в противоположную от лифта сторону. Ей почудился шорох в номере пятьдесят шесть. Она прижалась ухом к деревянной створке, но Данте махнул рукой, велев ей отойти. Дюжий суперинтендант поманил Фаулера, и они вдвоем навалились на дверь – та подалась легко. Полицейские ворвались в комнату, причем Данте целился перед собой, прямо, Паола прикрывала его с фланга, а Фаулер застыл на пороге, выставив вперед кулаки.

На кровати лежал кардинал – бледный, еле живой от страха, но невредимый. Увидев непрошеных гостей, он в ужасе вскинул руки:

– Не убивайте, пожалуйста!

Данте обвел взглядом комнату и опустил пистолет.

– Где кричали?

– Кажется, в соседней комнате, – пролепетал прелат, тыча вбок пальцем и все еще держа руки поднятыми.

Они вернулись в коридор. Паола встала в сторонке у двери номера пятьдесят семь, а Данте и Фаулер повторили давешний трюк с тараном. Они с силой навалилась на дверь, но замок устоял, поддавшись лишь со второй попытки. Номер был пуст.

На кровати лежал кардинал – бледный и мертвый. Данте в два прыжка пересек комнату, заглянул в ванную и покачал головой. В этот миг раздался еще один вопль:

– Караул! Помогите!

Троица гурьбой выкатилась из номера. В дальнем конце коридора, около лифта, на полу, запутавшись в полах сутаны, распростерся кардинал. Они бросились к нему со всех ног. Паола добежала первой и рухнула на колени у тела клирика. Но кардинал уже поднимался.

– Кардинал Шоу! – воскликнул Фаулер, узнав соотечественника.

– Я в порядке, я в полном порядке! Он всего лишь меня толкнул. Он побежал вон туда! – Кардинал указал на приметную стальную дверь, отличавшуюся от дверей других комнат.

– Побудьте с ним, святой отец! – бросила Диканти Фаулеру.

– Успокойтесь, со мной все хорошо. Ловите ряженого монаха! – уже более спокойно отозвался кардинал Шоу.

– Возвращайтесь к себе и заприте дверь! – крикнул ему Фаулер.

Через стальную дверь в глубине коридора они выбрались на служебную лестницу. Там пахло сыростью и плесенью, проглядывавшей из-под настенной росписи. Лестничная шахта была едва освещена.

«Лучшей засады не придумаешь, – подумала Паола. – У Кароского еще и оружие Понтьеро! Он может поджидать нас за любым поворотом и запросто снесет голову двоим из нас раньше, чем мы опомнимся».

Невзирая на опасность, они поспешили вниз, толкаясь и поминутно оступаясь. Гурьбой скатились они по лестнице в подвал и уткнулись в дверь, надежно запертую массивным навесным замком.

– Здесь он не выходил.

Тем же путем детективы вернулись назад. Откуда-то сверху послышался шум. Толкнув ближайшую дверь, они попали в кухню. Данте, опередив инспектора, бросился вперед с пистолетом на изготовку, не снимая пальца с курка. Три монахини, шустро сновавшие среди кастрюль, замерли, круглыми глазами уставившись на вошедших.

– Здесь кто-нибудь проходил? – громко спросила Паола.

Женщины не отвечали. Телячьими глазами смотрели они на вооруженную компанию, не мигая и не шевелясь. Одна из поварих, сама того не замечая, продолжала сыпать в котел фасоль.

– Кто-нибудь здесь появлялся? Священник? – повторила вопрос Диканти.

Монахини очнулись, но лишь пожали плечами. Фаулер взял Паолу за локоть:

– Оставьте их! Они не говорят по-итальянски.

Данте пересек кухню и уперся в металлическую дверь двухметровой ширины. Выглядела она очень внушительно. Он попытался ее открыть, но безуспешно. Кивнув на дверь одной из монахинь, он показал ей свое служебное удостоверение. Женщина приблизилась к суперинтенданту и вставила ключ в скрытую в стене замочную скважину. Дверь с тихим жужжанием отворилась. Она выходила на боковую улицу, начинавшуюся от площади Санта-Марта. Напротив возвышался дворец Сан-Карло.

– Черт! Разве главная монахиня не сказала, что в доме только один вход?

– Сами видите, ispettora. Их два, – откомментировал ситуацию Данте.

– Возвращаемся назад!

Они взбежали по лестнице из вестибюля, поднялись на последний этаж. Там они обнаружили еще один лестничный пролет. Он вел на азотею^[66]. Но, добравшись до двери на крышу, они убедились, что та крепко-накрепко заперта.

– Здесь тоже никто не мог выйти.

Усталые и подавленные, они уселись прямо тут же, на узкой грязной лестнице под азотеей. Тяжелое дыхание со свистом вырывалось из легких, работавших, словно кузнечные мехи.

– Может, он спрятался где-нибудь в комнате? – предположил Фаулер.

– Вряд ли. Он снова ушел… – прохрипел Данте.

– Но каким образом?

– Конечно, через кухню! Другого объяснения нет. Что ему эти монахини… На всех прочих дверях висят замки, или они охраняются как парадный вход. Выпрыгнуть из окна невозможно, слишком рискованно. Агенты Vigilanza патрулируют зону практически непрерывно. В разгаре дня, подумать только!

Паола кипела от ярости. Если бы беготня вверх и вниз не вымотала ее до последней степени, она, наверное, начала бы пинать стены.

– Данте, вызывайте подмогу! Пусть оцепят площадь.

Суперинтендант безнадежно покачал головой. Он взмок, по его лицу струился пот, мутными каплями орошая бессменную кожаную куртку. Волосы, всегда тщательно причесанные, сейчас торчали в разные стороны.

– И как, по-вашему, мне позвонить, драгоценная моя? В этом гнусном здании ничего не работает! В коридорах нет камер наблюдения, и никакой пользы ни от телефонов, ни от мобильных, ни от рации. Не пашет ни одно чертово устройство сложнее допотопных электролампочек, ничего, что требует волн и цифровых технологий. Хоть почтовых голубей посылай…

– Пока он спустится, преступник будет уже далеко. В Ватикане монах не привлекает внимания, Диканти, – заметил Фаулер.

– Может мне кто-нибудь объяснить, каким образом он улизнул из той комнаты? Третий этаж! Окна закрыты! И нам пришлось ломать проклятущую дверь! Все входы в здание охраняются или на замках. – Не в силах успокоиться, Паола с бешенством стукнула несколько раз ладонью по двери азотеи. Дверь издала приглушенный гул и испустила облачко пыли…

– Мы были почти у цели, – сокрушенно вздохнул Данте.

– Черт побери… Черт, черт и черт! Он был у нас в руках!