Текст книги "Забытая реальность (СИ)"
Автор книги: Хоуп Лесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Она сияет. Она любит. Она счастлива.
Только не с ним.
========== 7. Никому, ничего, не должна ==========
вспоминает, как это тесно, смешно и дико, когда ты кем-то любим. вот же время было, теперь, гляди-ка, ты одинока, как белый бим. одинока так, что и выпить не с кем, уж ладно поговорить о будущем и былом. одинока страшным, обидным, детским – отцовским гневом, пустым углом.
Вера Полозкова
– Ты встанешь?
Она не встанет, наверное, больше никогда. Она и не знала, что разбитое сердце так сложно собрать обратно. А возможно ли это? Мама не говорит.
– К тебе пришел психолог. Алина, ты должна…
– Я никому, ничего, не должна. Пусть убирается.
Они менялись. Седовласый мужчина лет сорока предложил Алине завести котенка. «Он поможет тебе направить свою неистраченную заботу на него». Будто котенок может заменить того, кого ты любила больше всего на свете. Будто котенок поможет справиться с проблемами, рухнувшими на твою голову. Котенком не расплатишься в магазине, и он не имеет волшебных свойств, его не приложишь к сердцу и не исцелишься.
– Ты бы могла немного и о нас подумать, Алина.
Сидеть на шее у родителей нехорошо. Особенно, когда больше не можешь приносить им того, чего они всегда хотели. «Ты бы могла о нас подумать». Алина медленно повернулась к маме лицом. Ресницы Алины затрепетали и она приоткрыла глаза, стараясь не впадать в истерику снова.
– Чем? Пойти в официантки? Только туда мне теперь путь.
– Шоу. Ты можешь участвовать в шоу.
Мама не задумываясь говорила, будто это так просто – вернуться после трех лет перерыва в спорт. Никто ее не ждет, никто…
– Почему я не могу просто… жить с вами?
Она не понимала. Определенно это было эгоистично, но на данном этапе, Алина просто не видела другого выхода, кроме как проваляться еще пару лет на этом диване, чтобы никто ее не трогал. Судя потому, как мама поджала губы, она была недовольна тем фактом, что Алина рассматривает такой вариант.
– Ты не можешь. Тебе нужно работать, вылезти из этого депресняка. Мы предупреждали тебя об Андрее. Ты всегда могла меня послушать, но предпочла уехать с ним. Между нами и им, ты выбрала его.
Алина почувствовала, как к горлу подкатывает ком, как дыхание сбивается. Это то, чего она боится больше всего – умереть от удушья, которое теперь преследует ее везде.
Голос срывается, когда Алина произносит:
– Мам, я его любила…
Но она будто ее не слышит. Алина запоздало замечает, что ухватилась за маму обеими руками, а ее крик застревает где-то в горле. Алина понимает, что наступил конец, когда мама отступает назад.
– Любовь приходит и уходит. А семья остается навсегда.
Этим вечером Алина покидает свою семью.
Алину разбудил пронзительный вой. Она подскочила, машинально хватаясь за край своего одеяла. На телефон пришло сообщение, вот что потревожило сон девушки. И лучше бы это было что-то важное, потому что Алина явно больше уснуть не сможет. После таких-то снов-воспоминаний.
«Вчера ты мне печенье предлагала. Где оно?»
Алина еще несколько раз перечитала сообщение, посмотрела на время и на отправителя. Какого черта.
«Ты охренел? Третий час ночи»
Даня прочитал, но не ответил, тут же вышел из ватсапа. Алина выругалась, кутаясь обратно в одеяло, закрывая глаза…
«В холодильнике. В кабинете. Ты что делаешь на работе в такое время?!»
«О, нашел. Сплю. Было много работы, решил задержаться… и вот»
«Придурок»
В ответ на это Алине пришел улыбающийся смайлик. Она поймала себя на мысли, что и сама улыбается, глядя на экран телефона. Отлично, теперь он будет будить ее посреди ночи? Лучше пусть будет так, чем… Алина вспомнила о том, как было хорошо засыпать в его объятиях, а после притянула к себе Масару и, зарывшись ей в шерсть лицом, завыла. Как это не то, о чем она должна думать.
«Когда-то мы были лучшими друзьями. Почему мы не можем вернуть нашу дружбу?»
Вопрос, который она задавала себе имел простой ответ – она сама все испортила. Решила отказаться от всего, лишить себя абсолютно всего, во имя любви, страсти, роскоши. Теперь все это было лишь в ее воспоминаниях, а здесь, в настоящем, только разочарование и бессмыслица.
Выгуливать Масару ночью Алине еще не приходилось. Но она порадовалась тому, что может выйти на свежий воздух.
“Я все съел. У нас тут остался йогурт?”
Алина прищурилась.
«Тебя не смущает, что я сплю?»
«Но ты не спишь. Ты слишком быстро отвечаешь на мои сообщения»
«Я пытаюсь уснуть»
«Нет. Ты даже не пытаешься, иначе бы давно послала меня»
«Иди нахер»
«Нет. Уже не считается :)»
Алина усмехнулась. Она старалась не думать о том, что Даня выглядит милым. Но… он действительно выглядел милым. И отрицать это, значит полностью отрицать что-то хорошее в ее – Алининой– жизни.
«А ты когда на работу придешь? Здесь страшно.»
«Хватит нести чушь»
«Ты не веришь, что мне страшно?!»
«Боишься, что за тобой придет бабайка?»
«Она придет».
«Твои проблемы, может, вам вдвоем будет веселее»
«Может, я закажу тебе такси, приедешь к нам? :)»
«На групповушку тянет?)»
«Ты извращенка»
«Заказывай. Все равно не усну»
Даня дремал, когда Алина открыла дверь в кабинет. На столе стояла полупустая бутылка вина, пустой контейнер из-под печенья и стакан. Даня встрепенулся, когда Алина склонилась над ним, чтобы разбудить. Он так резко подскочил, что девушке пришлось отпрыгнуть назад, чтобы он не ударил ее ненароком.
– Ты издеваешься? Завтра придет Этери, она уничтожит тебя, если узнает, что ты пил. Лучше бы тебе не злить ее.
Даня налил в стакан вина, протянул Алине, но как бы ей сильно не хотелось выпить, забыться сегодняшней ночью, выпотрошить из памяти тот сон, который заставил ее вновь почувствовать себя виноватой, да обвинить семью, она отказлаась от алкоголя. Это ни к чему хорошему не приведет, когда завтра она будет работать с воспитанницей Тутберидзе. И у Дани отобрала, когда он потянулся выпить.
– Я ничего не понимаю, – тихо сказал он, когда Алина отодвинула бутылку подальше. – Что с тобой случилось?
Это не тот случай, когда кто-то хочет знать, что случилось. Это тот случай, когда хотят понять, почему изменилась. Алина вскинула голову, давая понять – не стоит сейчас об этом, но Даня качал головой, потянувшись к Алининой руке. Девушка машинально отдернула ее, но после успокоилась и вложила свою ладонь в его.
– Ты была такой… такой хорошей.
Алина старалась придержать обиду, но она уже рвалась наружу горькими слезами, острыми словами и ненавистью.
– Люди меняются, Даня. Кому как не тебе об этом знать?
Ее голос был тих.
– Но я хочу, чтобы ты вернулась.
– Этого не случится. Никогда. Тебе бы смириться с этим, иначе можно так спиться. Да и какое тебе дело до того, какой я стала? Какое…
Он поцеловал ее.
Поцелуй этот был неожиданным, как и разговор, как и Алинина реакция – она почувствовала, как раслабляется в его руках, как он перехватывает девушку, и уже через мгновенье она сидит у него на руках, обхватив ладонями его плечи. Поцелуй, влажный, с привкусом вина, он кружил голову, Алина мгновенно теряла себя в ласках Дани. Когда его руки скользили под ее свитером, она понимала, что больше ничего не желает, как его. Сложно, сложно было заставить себя оторваться от желаемого. Она и не собиралась этого делать. Когда Алина поняла, что лежит на диване, а Даня склонился над ней, решила, что пути назад нет – она останется сегодня здесь, будет наслаждаться тем, что он может ей дать. Поцелуй за поцелуем. Вещи, такие ненужные сейчас вещи, он снимает с нее, оставляя где-то позади.
«Я любила его, мам!»
– Алина…
Иногда ей казалось, что воспоминания разорвут ее на части. Им просто мало места в ее голове, их столько – и все они горькие, словно яд, который просочился в нее, и теперь отравляет весь организм.
«Семья навсегда останется».
– Алина!
«Ты была такой хорошей…»
«Черт, – подумала девушка, – кажется, я умираю».
Кто-то встряхнул ее. Алина закричала, хватаясь за чьи-то плечи. Ее рывком прижали к себе.
– Ты дышишь? Алина, дышишь?!
– Да. Дышу. Что… что?
Она пришла в себя. Перепуганный Даня держал ее в своих руках, глядя в ее заплаканное лицо. Он не понимал, что произошло. Совсем. Она отвечала на его поцелуи, а потом… просто разревелась, будто он сделал что-то не так. Нет, он сделал все «не так». Он не должен был начинать все это, не должен был ее целовать, и уж тем более не должен был….
– Ты плакала, почему ты плакала? Я бы не стал против твоей воли…
Все, что Алина сейчас могла сделать, убраться отсюда. Она потянулась за свитером и Даня поскорее подал его ей.
– Этого больше не повторится. Никаких поцелуев. Никаких!
Она выскочила из кабинета, потерявшись где-то в темноте.
Даня остался сидеть на диване, глядя на свои ладони в которых только что держал Алину. Ее истерика напугала его. Он не мог простить себе того, что позволил себе вольность. Но ему казалось, что она была не против. Тогда что произошло? В голове не укладывалось то, что только что случилось.
Дане было сложно признаться в то, что он боялся себя. И новую Алину, которая до сих пор отзывалась болью в его душе.
========== 8. Френдзона, альбом и жалость ==========
Мне бы только не ляпнуть в шутку —
Удержаться и промолчать,
Не сказав никому, как жутко
И смешно по тебе скучать
Вера Полозкова.
– Она такая…
– Какая?
– Странная. Ты уверен, что ей можно работать с детьми? Я не говорю, что она…
– Она в порядке. В полном.
Он удивился своему резкому тону. Уважал Этери, конечно, был благодарен ей за все, что она для него сделала. Но видеть, как на ее лице появляется отвращение – это было слишком. Возможно, Алина действительно изменилась, но он никому не позволит усомниться в ее психическом состоянии, особенно, когда она так нуждается в поддержке.
«Жаль, – подумал Даня, теребя край своего свитера.– Что я сам не могу послушать себя»
– Хорошо, – протяжно вздохнула Этери, махнула рукой Олесе, призывая к себе. – Хорошо, если ты ей доверяешь, то действительно все в порядке. Тебе я верю.
Сам он себе не верил, поэтому, когда Олеся подкатила к бортику, Даня поскорее выпроводил обеих, объявив время следующей тренировки. Алина оставалась на льду. Она стояла там так, будто забыла для чего она здесь. Ее руки безвольно повисли вдоль тела, а взгляд бродил по трибунам на которых сидело несколько человек. Даня развернулся и пошел в сторону кабинета. Но остановился.
– Блин, – он выругался.
Уйти, оставить ее здесь, не поговорить о том, что произошло вчера – это лучшее, что он мог сделать для Алины. Только однажды, он уже поступил так и привело это к тому, что… произошло вчера. Замкнутый круг.
Переборов себя, Даня ступил на лед.
– Слушай, я хотел бы поговорить о…
– Даня, не надо. Не стоит ворошить то, чего больше не повторится. Скажи, ты винишь себя?
Да. Он кивнул, не раздумывая, потому что это был не секрет. Он себя мудаком чувствовал. Зная, в каком она состоянии, понимая, что ничего между ними не может быть, полез, довел до истерики. Так не поступают с теми, кого любят.
– Алина, я…
– Забей. Просто хватит смотреть на меня так, будто мне жить осталось пару дней. Я ненавижу, когда меня жалеют.
«Сейчас ненавидишь. Сейчас».
– Когда-то я дал тебе обещание,– произнес он тихо, но Алина услышала это, обернулась и постаралась натянуть маску безразличия, которую Даня уже распознал, когда Алине по-настоящему плевать, а когда она только притворяется. – Что бы не случилось – я буду тебя жалеть.
Алина приоткрыла рот, чтобы ответить.
– Почему? Почему я не могу признаться ему в своих чувствах? Это отвратительно – сидеть рядом и слушать, как он называет меня своей подругой… А я люблю его.
В глазах Алины стояли слезы. Она стала часто плакать с тех пор, как в ее жизни появился Андрей. Даня следил за тем, чтобы он не вел себя с ней мудаком, следил за развитием их отношений. Но все катилось в тартарары. Алина боялась признаться ему в своих чувствах, а он был уверен, что Алина никогда не посмотрит на такого как он – обычного парня, ничем непримичательного, чья жизнь – сплошная борьба на выживание. Звонок раздался в третьем часу ночи – Алина попросила приехать, поговорить. Пожалеть.
– Ты думаешь, он не питает к тебе никаких чувств?
Андрей питал. Сколько было выпито бутылок под разговоры о том, что Алина – самое лучшее, что с ним случалось. Даня слушал это все, убивался надеждами, что эти двое никогда не придут ни к чему, что могло бы разбить ему сердце. Но видя, как Алина льет слезы, он не мог стоять между ними, как непрошенное напоминание о том, что Алина кому-то что-то должна.
– Алина…
– Так больно… смотреть на человека, которого больше всего на свете любишь, но оставаться в стороне, как… это так по-идиотски. Я не знаю что мне делать. Я не знаю, как…
Кому, как не ему знать о всей странности этой ситуации. Попасть во френдзону человека, которого знает столько лет, столько лет любишь. Появляется третий – три месяца. Каких-то три месяца… этого хватает, чтобы завладеть ее сердцем? Даня протянул руки Алине, прижал ее к себе, и рыдания перешли в всхлипы.
– Он тебя любит.
Эти три слова. Когда он должен был сказать что-то совсем другое, что-то, что расставило бы точки. Он бы окончательно ее лишился. «Он тебя любит» – равносильно разбить последние крохи надежды.
Алина отстраняется, глядя на него с непониманием и упреком.
– Что?
– Мы разговаривали… он трусит. Трусит тебе сказать. Как и ты. Вы два идиота.
«Как и я»
– Даня… Андрей любит меня? Ты просто жалеешь меня…
Он обнимает ее снова. Она плачет от счастья. Эта высшая награда? – видеть ее счастливой? Ему стыдно признаться, что он не прочь видеть ее чуть менее счастливой, но не ощущать такой боли.
– Я буду тебя всегда жалеть, Алина. Чтобы не случилось. На твоей стороне.
– Правда? И тебя даже не бесит, что в три ночи я вою здесь?
– Правда.
– …значит, он меня любит? – и в глазах такая надежда, которую Даня мгновенно примерил на себя.
Он провел рукой по ее волосам, поцеловал в лоб и вздохнул:
– Любит.
– Мне не нужна твоя жалость. Ничья.
Она разворачивается и уходит, оставив Даню одного со своими воспоминаниями, которые грузом давят на сердце, не дают жить настоящим. Он, наверное, никогда от них не избавится, как Алина от своих. Только глядя на то, как она уходит, он понял, что и сам изменился.
Юки прыгнула ему на грудь, когда позже, Даня лежал на диване, глядя на потолок, будто там были все ответы на многочисленные вопросы. Она лапой согнала с его носа муху и мужчина отодвинул кошку в сторону. Он мог сколько угодно убиваться чувством вины, только этим ничего не исправить.
Он потянулся к телефону.
«Я хочу знать, что у вас произошло с Андреем».
Он стер сообщение. О таком не пишут в ватсап, о таком надо спрашивать, когда стоишь рядом с человеком и в глаза ему смотришь. Только страшно. Страшно узнать правду, понять, что сам налажал, не только со своей жизнью, но и…
– Уйди, – простонал Даня, когда кошка снова уткнулась носом в его плечо, – не до тебя сейчас.
Стоило давно сжечь эту коробку. Здесь, в куче поздравительных открыток, старых писем, мягких игрушек, лежали три альбома с фотографиями. Первый Алина откинула сразу – ей больно смотреть на то, что там хранится. Свадебные фотографии. Она в красивом белом платье и он – любимый и такой нужный. Второй альбом Алина подержала в руках недолго, пролистала его, постаралась не вспоминать их – свою семью. Хотела бы она попросить у них прощения? Да. Стала бы…? Наверное, если бы не была настолько обижена, разочарована и… зла. В первую очередь на себя.
Третий альбом она даже не распечатывала никогда. Это подарок на ее двадцать третий день рождения, Алина получила посылку по почте. Они с мужем отдыхали где-то на юге, когда пришла посылка, ее получила мама. «Закинь домой, потом гляну». Но руки так и не дошли до подарка. Он так и потерялся в фанатской коробке, куда Алина скидывала все, что ей слали многочисленные болельщики.
Альбом. Она вздохнула. Сейчас она бы не стала распечатывать фотографии и вклеивать сюда. Зачем? В ее жизни не происходит чего-то такого, что хотелось бы сохранить в памяти, не то что на бумагу выплескивать. Но Алина все же распаковала чей-то подарок, ожидавший столько лет очереди.
И замерла.
Альбом был не пустой. Впрочем, это была странная книга, которая показалась Алине нелепой, склеянной неаккуратно, кривоватой. На форзаце была слишком пафосная подпись, с закорючкой, которую она столько раз пыталась копировать – хотела себе такую же.
Из книги выпал конверт. Алина взяла его в руки. Прежде чем пролистать книгу, она распечатала конверт.
«С днем рождения, чемпионка. Сколько времени прошло, а от тебя только инстаграмные фотки. Не пишешь, не звонишь, не берешь трубку, а сообщения мои игнорируешь. Замужем хорошо, да про друга, я думал, ты не забудешь. Слушай, я тут поддался в хобби, делаю фотокниги. Сам. Это моя первая работа (впрочем, последняя) дарю ее тебе, чтобы ты не забывала меня, спорт… себя. Желаю тебе счастья. Позвони мне, как распакуешь подарок и поймешь всю боль моего рукоделия.
Твой Д.Г»
Алина выронила из рук письмо. Ее руки опустились, а она смотрела на разбросанные по комнате вещи и не могла понять: в какой момент она потеряла себя. Она думала, что это случилось после того, как Андрей ее бросил, отобрал все, уехал, исчез. Она думала, что изменения произошли в этот момент, когда сердце разбилось, а жизнь сломалась.
Но что, если пошло все к черту еще раньше?
Дрожащими руками, девушка подняла с колен книгу. Чудом она не рассыпалась в ее руках. Алина перевернула страничку и на лице появилась улыбка – самая настоящая, такая, какой давно не было. Вот она – совсем еще ребенок сидит на холодном льду и отказывается вставать, кататься. Мама рассказывала, что Алина упорно не хотела заниматься фигурным катанием. Что ж, тут Алина спорить не могла. Вот ей семь лет. Алина прижимается к бортику, на другой фотографии уже постарше – десять, делает бильман. Когда она доходит до первой фотографии с Даней, то понимает, что сердце ее щемит, а душа рвется на части. Она знает, что ничего уже не исправить, их дружбу не вернуть, доверие… оно стерто временем, которое между ними раскинулось. Она обнимает его, прижимается к нему. В то время казалось, будто он будет рядом всю жизнь. Алине пятнадцать, она стоит сжимая золотую медаль. Алине шестнадцать – она доказала всем, стала чемпионкой мира. Ей семнадцать – двукратная чемпионка европы. Восемнадцать… завершение карьеры. На фотографии она едва ли не со всем Хрустальным отделением. Рядом с ним.
Последнее фото из этого альбома сделано на свадьбе Алины. Она выглядела такой счастливой, сжимала в руках букет, а Даня закалывал ей волосы.
Алина обнаружила себя сидящей посреди воспоминаний в три часа ночи. Алина заливалась слезами.
========== 9. Книга памяти на двоих ==========
Злополучно, многострадально,
Изумительно и упруго —
Мы ведь скроены идеально,
Исключительно друг для друга.
Вера Полозкова.
– Извините?
На Алину смотрела женщина. Красивая. И волна непрошенной ярости поднималась в ее груди, будто кто-то воскресил то, что давно мертво. Ревность? Об этом Алина постаралась не думать. Дернув поводок Масару, которая норовила забежать в квартиру, Алина произнесла:
– Даниил Глейхенгауз. Могу… я его увидеть?
На лице женщины отразилось недоумение, а потом она наморщилась, будто вспоминая что-то.
– О… нет. Он продал нам квартиру год назад. Мы, конечно, не знаем его адрес новый. Я ничем не могу помочь.
Такого облегчения Алина давно не испытывала. Она уверена, что оно отразилось на ее лице, потому как женщина поджала губы, ожидая, когда Алина уже уйдет.
– Спасибо. Извините за беспокойство.
И она поплелась вниз по лестнице, услышав тихое «ничего», обрываемое запертой дверью. Когда первый порыв ревности и облегчения немного сник, Алина поругала себя за то, что не спросила у Дани, где же он теперь живет, прежде чем переться в такую даль. Но она была уверена, что эта квартира никогда не будет им продана. Для них с мамой она была нескончаемым источником воспоминаний, Алина была уверена, что он бы скорее душу продал, чем эту квартиру. Однако.
«Ты где живешь? Я думала навестить тебя, да приперлась, э…»
Ответ пришел не сразу. Алина опустилась на скамейку, спустив Масару с поводка. Столько воспоминаний навалилось сразу, что Алине пришлось поставить блок: хватит раскисать, так можно довести себя до клиники. Странный совет самой себе, когда в рюкзаке за плечами нет ничего, кроме дряхлого альбома с фотографиями, который она таскает за собой уже третий день. Он действует максимально убого – убивая в ней последние капли самоуважения, заставляя ее чувство вины заиграть новыми красками. Она предала все, во что верила.
«А он тебя не бросил, даже когда ты послала всех к черту»
Алина впервые за несколько лет открыла свой инстаграм. Столько сообщений непрочитанных, которые Алина никогда не откроет. Лайки, комментарии, фанаты, хейтеры. Все годичной давности. Теперь же тихо. Смирились, устали, нашли других идолов. Алина заметила, что невольно сжимает руку в кулак, когда щелкает на последнюю фотографию в этом профиле.
Япония. Страна восходящего солнца. Тот самый день, когда солнце навсегда для нее погасло.
Azagitova: На этом наше кругосветное путешествие закончено. Возвращаемся домой!)
Когда Алина уже собралась проникнуться воспоминаниями, на телефон пришло сообщение с адресом и после: «отправил к тебе такси, жди там»
– И давно это у тебя? – спросила девушка, когда они сидели на кухне, размешивали чай и перебирали старые, твердые конфеты.
– Что? – спросил Даня, опуская в чай сухарь. – Что? Конфеты? Нет, или да…
– Я про склонность с мазохизму. Ты никогда не любил боевики, с чего бы начинать.
Он бросил взгляд на ноутбук. На нем шел какой-то фильм, но особо Даня не обращал внимания на картинку. Тишина угнетала, он не мог находиться в помещении, где было слишком тихо. А так создавалась иллюзия того, что он не одинок, опустошенность отступала, он занимался своим излюбленным делом – копался в старых записках родителей, угнетая себя еще больше. Что ж, Алина была права – склонность к мазохизму у него определенно есть.
– Не… забей. Масару выросла.
Он перевел взгляд на собаку, она же не спускала взгляда с Юки, чья шерсть встала дыбом.
– Все мы выросли, – тихо сказала Алина. – Никогда не думала, что вы с мамой продадите квартиру. Это… по меньшей мере неожиданно.
И Алина захотела дать себе такого пинка… ее передернуло от своей же бестактности. Она успела поймать взгляд Дани – полный бесконечной печали и безнадежности, отражающая всю его боль, несправедливость мира, прежде чем он поднялся из-за стола и пошел к холодильнику. Он не хотел обсуждать это, поняла Алина, он не хотел даже думать об этом.
«Прости…» – и только в мыслях Алина могла подобрать слова. Горло будто онемело. Возможно, это к лучшему, потому что Даня сделал все, чтобы не продолжать этот разговор.
Они пришли к негласному решению – замолчать, перевести тему, избавить его от необходимости отвечать.
Алина долго сомневалась, это решение далось ей трудно. Признать, что она нашла его альбом, словно душу обнажить. Но что уж тут… Девушка поставила рюкзак на колени, выудила из него книгу и со стуком положила на стол…
Даня вздрогнул от неожиданности и обернулся.
– Ты его сохранила? – спросил он с удивлением, будто это было чем-то сверхъестественным.
– Нет. Мама. Я его никогда не открывала. Только пару дней назад нашла.
Даня почувствовал неловкость за свою глупую надежду, понял, что сморозил лишнего, поэтому постарался вести себя естественно, будто ничего особого не происходит. Точно это не он не спал ночами, приклеивая листочек к листочку.
– И письмо… я прочитала.
Ему хотелось сгореть от стыда. То письмо, как крик души, написанное им для Алины. Он постарался не смотреть на Алину. Куда угодно, только не на Алину. Только она притягивала его взгляд, его эгоистичная часть нашептывала: пусть она почувствует себя виноватой.
– Забудь, – произнес он. – Это было давно.
– Здесь столько пустых листов, – тихо произнесла Алина, пролистывая большую половину книги.– Вроде и жизнь была насыщенная…
– Я выбирал самые яркие моменты. И ты любишь рисовать. Здесь листы специально предназначенные для акварели. Думал, может, ты могла бы заносить сюда новые воспоминания, помимо фотографий.
Это было его идеей. Но только, видимо он опять делал какую-то фигню, которую не понимали люди. Он почувствовал, как пылает его лицо и захотелось забрать свое откровение обратно. Но Алина не засмеялась, напротив, она взглянула на него с удивлением.
– О… действительно. Здесь… здесь все периоды моей жизни, так?
Даня кивнул, а Алина задумалась.
– У тебя есть карандаш?
– Что?
– Ну, карандаш.
Даня не понимал, но ушел искать ей карандаш, хотя это оказалось невыполнимой задачей. В недрах холостятского бардака ему удалось отыскать черную ручку, это все, что имелось у него. Он пообещал себе купить побольше канцелярки.
– Есть только это.
Алина отодвинулась, показывая Дане, что он может присесть рядом с ней. Только он не сел. Так и стоял, наблюдая за тем, как Алина раскрывает альбом на пустой страничке, проводит по ней ладонью, разглаживая.
– Что ты хочешь сделать? – наконец, спросил он.
– Ну, ты же сказал, что сюда нужно заносить самые яркие воспоминания. Одно такое было за прошедший месяц. Я думаю, это имеет место быть здесь.
И она стала выводить на бумаге образы. Алина рисовала девушку, сидящую за барной стойкой. Она старательно выводила линии, где-то заштриховывала, обводила. Он старался не отвлекать ее, иногда предлагал очередную конфету. Спустя час на бумаге был рисунок, а по правую руку от Алины кучка конфет, о которые можно сломать зубы.
– Это– тот день?
– Ага.
Рисунок – воспоминание. Два человека держатся за связку ключей. Дане показалось, что с того момента прошло по меньшей мере лет десять, так смутно маячил в его памяти образ того вечера. И все что было после. Алина подняла голову, оторвавшись от альбома.
– Думаю, было бы жалко, будь он полупустым? Ты, если хочешь, тоже сюда вноси… свои воспоминания.
Даня мотнул головой.
– Я рисовать не умею. Жалко портить такую красоту.
На губах Алины появилось подобие улыбки. Он уловил в ее взгляде какой-то укор… себе? Она укоряет себя за то, что позволяет себе улыбаться?
– Не обязательно быть художником, чтобы сохранить в памяти что-то важное. Вот. Попробуй.
Она передала ему ручку, подвинула к нему альбом. И он стал рисовать. Кривовато-то, косо. У него дрожали руки, боялся испортить Алинину книгу. Девушке хотелось напомнить ему, что она так странно выглядит, что ее уже ничем не испортить, но полагала, что это будет звучать грубо. В итоге он плюнул и просто написал:
«В контейнере не оказалось лука».
– Что? – и теперь она уже не пыталась прятать улыбку. Это было до смешного нелепо – считать такое воспоминание очень важным, но для Дане это был не просто контейнер без лука.
– Я его терпеть не могу.
– Знаю. Поэтому решила не переводить на тебя продукты. Вот еще…
Он ее обнял. Порыв был настолько неожиданный для обоих, что они оба покраснели. Эти объятия казались интимнее, чем оказаться друг напротив друга обнаженными. Это словно оголить душу.
Алина обхватила его плечи руками, она уткнулась носом в его шею, чувствуя, как что-то родное, что-то давно потерянное – возвращается. Только ей было страшно. Дружить, ждать кого-то, любить, ненавидеть – все это чувства, которые рано или поздно обернутся против нее самой. В какой-то момент она услышала, как Даня произносит что-то нечленораздельное. Он первый отстранился и захлопнул ее альбом.
– Я закину его в ящик стола, там где ноут. Пусть он будет общим. Пользуйся, если что.
И это было сродни признанию – «я хочу вернуть прошлое». Алина заставила себя отбросить эти мысли, но они впечатались в ее сознание.
«Однажды, – подумал Даня, глядя на обложку потрепанного альбома. – Ты снова исчезнешь».
Они оба об этом знали, но никто сегодня не хотел возвращаться к своим обычным ролям, более того, они оба презирали то, во что превратились. Завтра будет новый день. Завтра они снова будут теми, кто сломался и спрятался. Но сегодня они рисовали и писали, делая выходной для самокритики и угрызения совести.
Комментарий к 9. Книга памяти на двоих
Спасибо вам за отзывы. Вы лучшие❤
========== 10. Ни к чему хорошему ==========
вернулась живой с любви, теперь
Мы по пятницам с нею пьём.
Она лжёт, что стоило столько вытерпеть,
Чтоб такой ощущать подъём.
Вера Полозкова
– Даниил Маркович, может что-нибудь попроще? Боюсь, я это не выкатаю. Запутаюсь в своих же ногах…
Вопрос прозвучал с опаской. Впрочем, Алина заметила, как на лице Дани появилось странное выражение, словно Олеся посмела оскорбить его своей просьбой. У Алины вырвался смешок.
– Попробуешь сама? – обиженно спросил Даня.
– О, нет. У вас так хорошо получается.
Действительно, получалось у них очень хорошо не смотрят на то, что Даня как всегда перебарщивал с технической стороной программы. Дорожки шагов, несомненно, выглядели потрясающе, но проблема была в том, что Олеся просто не успевала переключаться с одной на другую. Спустя несколько часов пыток, Даня все же смирился и упростил программу.
– Года идут, а ты не меняешься, – заметила Алина, когда они отправили ученицу домой, – все также пытаешься впихнуть в прогу все, что можно и нельзя.
– Называй это моим стилем, – буркнул Даня.
– У меня для тебя плохие новости, товарищ! – весело заявила Алина. – Это называется не стиль, а…
– Я понял!
Алина стащила из его тарелки кусок помидора, рассеянно наблюдая за детьми на катке. Сегодня впервые было так много людей, Алине внезапно понравилось это. Можно затеряться среди них и не попадаться на глаза Дане. У нее не было причин прятаться от него, но было приятно наблюдать за ним, когда он не видит ее. Как он раскрепощается, как отдается работе. Ей нравилось следить за ним, пора было это признать.
– Общаешься с кем-нибудь из наших? – спросил Даня.
Он задал этот вопрос и Алина мгновенно потеряла аппетит. Она поджала губы, бросила на Даню беглый взгляд и ухмыльнулась, стараясь разрядить обстановку.
– Ага. Каждую субботу пижамная вечеринка.
Даня со стуком положил на стол вилку.
– Не груби, – попросил он. – Откуда мне знать о твоей жизни, если ты не рассказываешь сама.
Алина поднялась.
– Спасибо, я наелась.
– Алина…
– Даня, оставь это. Ты прекрасно знаешь, что лучше прошлое оставить в прошлом. Зачем тебе знать то, что было? К тому же… к тому же я не уверена, что ты хочешь.
И была совершенно права. Даня опустил голову, разглядывая запеканку, которая вдруг перестала казаться настолько аппетитной. Он прикрыл контейнер крышкой и отставил подальше. Она была права – он не хотел знать все, что с ней произошло, но тогда какого черта из раза в раз пытается выведать у нее какие-то факты. Было ли это способом показать ей, что ему не все равно?
