Текст книги "Мифы и легенды эскимосов"

Автор книги: Хинрик Ринк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

2. Прозревший слепец

(Текст этой сказки составлен из восьми вариантов, из которых два получены с Лабрадора, а остальные из различных частей Гренландии. Три из этих вариантов были записаны до 1828 г. Как и предыдущая, эта сказка, по-видимому, не имеет исторических корней, а несет в себе только моральный и мифологический смысл.)

У одной вдовы были сын и дочь. Когда сын вырос, он стал помогать во всем и начал также охотиться на тюленей. Однажды в начале зимы он добыл лахтака [7]7
  Лахтак (эским.) –очень крупный бородатый тюлень. Его называют также «ременным тюленем», так как эскимосы режут из его шкуры ремни.


[Закрыть]. Когда он принес добычу в дом, мать хотела сделать из шкуры лахтака одеяло на лавку, но он не позволил и сделал из нее охотничьи ремни [8]8
  Ремни, которые одним концом прикрепляются к гарпуну, а вторым к охотничьему пузырю – надутой цельной шкуре тюленя. Пузырь не дает загарпуненному тюленю уйти.


[Закрыть]. Мать рассердилась; обрабатывая шкуру и соскребая с нее волосы, она заколдовала ее. Она говорила шкуре так: «Когда он будет резать тебя на ремни, когда он разрежет тебя, ты отскочишь и ударишь его по лицу» – и радовалась при мысли о том, что ремень ударит сына. Когда она закончила, он вырезал первый ремень, натянул и с силой растянул его. Но мать, когда скребла шкуру раковиной, в одном месте немного повредила ее; ремень порвался и, ударив сына по обоим глазам, ослепил его.

Впереди была зима; оставшись без главного источника пищи, они вынуждены были питаться одними мидиями. Слепой юноша теперь все время сидел на лавке, так как не мог больше выходить на охоту. Так прошла первая половина зимы. Затем появился огромный медведь. Сначала он выел кожаное окно [9]9
  В настоящее время в большинстве эскимосских хижин датской Гренландии окна стеклянные; но в целом в земле эскимосов роль стекла в окне выполняют полупрозрачные внутренности некоторых животных.


[Закрыть]в доме, а затем просунул голову прямо в комнату. Мать и сестра в ужасе убежали и забились на лежанке в самый дальний уголок; но слепец сказал сестре: «Пожалуйста, принеси мой лук». Когда она принесла лук, он натянул его и попросил сестру прицелиться за него. Она направила стрелу на зверя и подала брату сигнал; он выстрелил, и стрела повалила медведя. Мать сказала: «Ты попал в окно, а не в зверя», но сестра шепнула ему: «Ты убил медведя». Теперь еды должно было хватить надолго; но мать совсем не давала сыну вареной медвежатины. Она продолжала кормить его одними ракушками и не давала даже попробовать собственной добычи; наоборот, она хотела уморить его голодом и скрывала, что у нее есть мясо. Однако, когда матери не было дома, сестра кормила его, и он спешил проглотить свою порцию побыстрее, пока мать не вернулась.

Так прошла большая часть зимы. Наконец дни стали длиннее, и однажды весной сестра сказала: «Помнишь то прекрасное время, когда у тебя еще было зрение и ты мог ходить на охоту; помнишь, как мы любили бродить повсюду?» Брат ответил: «Конечно; давай снова пойдем бродить. Я могу держаться за тебя». И на следующее утро, на рассвете, они вышли из дома вместе; он держался за ее одежду. Целыми днями теперь брат и сестра бродили вокруг, пока девушка собирала ветви кустарников на дрова. Однажды они пришли на большую равнину у озера, и брат сказал: «Пожалуй, я полежу немного, пока ты наберешь еще дров». Сестра ушла и оставила его. Отдыхая так, он услышал, как над ним пролетают дикие гуси; когда они летели прямо над его головой, он услышал, как один из гусей крикнул остальным: «Посмотрите на бедного юношу там внизу; он слеп; хотел бы я помочь ему прозреть». Когда птицы подлетели ближе, юноша не пошевелился; он продолжал неподвижно лежать на спине лицом кверху. В этот момент он почувствовал, как на его глаза упало что-то теплое. Это один из диких гусей уронил ему на глаза свой помет. Юноша услышал голос: «Не открывай глаз, пока шум наших крыльев не стихнет вдали, тогда можешь попробовать открыть их». И снова он лежал неподвижно, а дикий гусь, водя крыльями по его лицу, повторял: «Смотри не открывай глаз». Звук крыльев начал стихать вдали, и юноша начал видеть свет сквозь веки; но только когда шум окончательно затих, он широко открыл глаза и понял, что зрение вернулось к нему. Тогда он громко воскликнул: «Наягта!» (так он звал свою сестру). Но она вернулась только к вечеру. Видно было, как она, унылая и подавленная, бредет по тундре, спрятав подбородок в меховой воротник, и одна рука ее проглядывает через дырку рваного рукава. Увидев сестру, юноша снова крикнул: «Наягта, теперь ты не будешь нуждаться ни в еде, ни в чем другом; я дам тебе новую одежду, ведь я снова вижу». Но она только отмахнулась и не поверила ему, пока не заглянула в его широко раскрытые глаза и не увидела, какие они снова стали живые и здоровые. Молодые люди договорились не рассказывать матери, что произошло. Они спустились с холмов и направились к дому. Подходя, юноша увидел свою медвежью шкуру, разложенную для просушки; перед входом лежала груда медвежьих костей, а входя в главную комнату, он заметил медвежьи лапы. Он крепко закрыл глаза, занял свое обычное место на лавке и сделал вид, что крепко спал. Будто бы неожиданно проснувшись, он сказал: «Во сне я видел медвежью шкуру, растянутую позади дома», но старуха ответила только: «Должно быть, ты много думал о человеке, который когда-то обидел тебя». Сын снова сделал вид, что спит, а проснувшись, сказал: «Кажется, я видел еще много медвежьих костей у входа». Старуха повторила свой прежний ответ; но в третий раз, когда сын, вроде бы проснувшись, сказал: «Во сне я видел здесь, под лавкой, две медвежьи лапы», а старуха снова повторила то же самое, он вдруг открыл глаза и сказал: «Мать, я имел в виду вот эти лапы». Тогда она поняла, что к нему вернулось зрение, и воскликнула: «Съешь их, съешь их, пожалуйста!» После этого он стал жить как прежде и вновь начал охотиться на тюленей; но через некоторое время у него возникла мысль отомстить своей отвратительной старухе матери. Скоро должен был наступить сезон, когда у окованного льдом берега начинают появляться белухи; охотился он на них следующим образом: выходил на лед с сестрой и, обвязав охотничий ремень вокруг ее пояса, бросал гарпун, прикрепленный к ремню, в дельфина. Таким образом, сестра служила ему вместо охотничьего пузыря. После этого они вместе принимались тянуть, пока не вытаскивали зверя на лед, где потом и убивали его.

Однажды, вернувшись домой, юноша спросил сестру: «Любишь ли ты нашу старую мать?» Она не ответила; но когда он повторил вопрос, сказала лишь: «Я больше привязана к тебе, чем к ней; ты единственный, кого я действительно люблю». – «Ну тогда завтра она будет служить нам вместо пузыря. Я отплачу ей за то, что она ослепила меня». Они сговорились; вернувшись в дом, где мать была занята починкой башмаков, он сказал ей: «Ужас, как мы устали сегодня, пока вытаскивали добычу! Пусть завтра сестра моя отдохнет; а пока ты могла бы послужить мне вместо охотничьего пузыря. Ты ведь, наверное, сможешь устоять, когда белуха потянет ремень». Мать согласилась, и на следующее утро все они спустились к открытому морю. Но когда появились белухи и он собирался уже загарпунить одну, она сказала: «Выбери одну из самых маленьких, а не крупную» – и, заметив, что к берегу подплывает несколько очень мелких белух, воскликнула: «Смотри, попытайся взять одну из этих!», но он ответил: «Они тоже слишком крупные». В это мгновение, однако, на поверхность поднялась одна из самых крупных белух; он загарпунил ее и одновременно выпустил из рук ремень; а когда белуха подтащила мать к самой воде, воскликнул: «Помнишь ли время, когда ты ослепила меня?» Она изо всех сил старалась удержаться, но он подтолкнул ее ближе к воде и сказал: «Эта белуха поможет мне отомстить». Оказавшись у воды на самом краю, она воскликнула: «Мой улло! (женский нож)! Это же я нянчила тебя!» С этими словами она упала в воду и вскоре скрылась под ней. Но она все же появилась еще раз на поверхности, крича: «Улло, мой улло! Я нянчила тебя!», но после этого исчезла навсегда. Говорят, позже она превратилась в рыбу, а ее распущенные волосы обернулись длинным твердым зубом; от нее-то, говорят, и произошли нарвалы. Белухи уплыли, а брат с сестрой вернулись в дом и принялись сокрушаться о том, что лишились матери; совесть мучила их – ведь она нянчила их и заботилась о них в детстве. Теперь они пришли в ужас от своего поступка и не смели оставаться в своем маленьком доме. Они бежали на восток, далеко на большой материк, и бродили там далеко от моря. Поначалу юноша совсем не хотел убивать птиц, жалея их, так как именно птицы вернули ему зрение. В конце концов, однако, он убил лебедя, потому что сестра захотела его, и говорят, что это была единственная птица, которую он добыл за оставшуюся жизнь. Они выстроили себе дом в глубине суши; дожили до глубокой старости и никогда не имели друзей. Наконец они захотели показаться людям, и он решил направиться к какому-нибудь месту, где был ангакок (языческий священник). Через некоторое время он нашел таких людей и решил дождаться времени, когда ангакок будет заклинать духов. Тогда он направился к дому; но стоило ему приблизиться, как ангакок начал жаловаться, а затем воскликнул: «Я выпущу на тебя духа; большой огонь уже совсем рядом!» (т. е. ингнерсуак –сверхъестественное существо, обыкновенно приобретающее вид огня или яркого света). Тогда юноша, стоящий снаружи, спросил: «Неужели ты не знаешь меня? Слышал ли ты о человеке, который использовал свою мать вместо охотничьего пузыря?» – и, когда никто не ответил ему, повторил свой вопрос. Тогда отозвалась одна старуха: «Помню, я слышала в детстве, что много-много лет назад жили брат и сестра, которые привязали свою бедную мать, как пузырь, к белухе». Тогда пришедший сказал: «Я и есть тот самый юноша. Я пришел повиниться: выйдите и посмотрите, на кого я похож». Ангакок вышел вместе со своими людьми, и они увидели этого человека. Он стоял выпрямившись возле лодки в ярком лунном свете. Волосы на его голове были белоснежными, как если бы он покрыл голову капюшоном из белых заячьих шкурок; но лицо его было черно, а одежда сшита из шкур северных оленей. Он рассказал, что сестра его не может уже двигаться от старости, что хижина их стоит далеко от берега в глубине тундры и что вместе с ними в доме живут ужасные существа с головами подобными тюленьим. В конце он добавил: «Теперь я больше не буду показываться человеческим существам; я повинился перед теми, перед кем хотел». Сказав так, он повернулся и ушел, и больше его никогда не видели.

Примечание.В Гренландии сына называли именем Титигак; на Лабрадоре – Кемонгак. В лабрадорском варианте сказки птицы заставляли его нырять в озеро; по гренландским записям, мать вместо «я нянчила тебя» кричала «я выносила за тобой мочу».

3. Игимарасугсюк

(Эту несколько наивную, но все же любопытную сказку хорошо знает каждый ребенок в Гренландии; один из вариантов привезен с Лабрадора и, несомненно, является иным прочтением того же оригинала, хотя и значительно измененным и переработанным.)

Говорили об Игимарасугсюке, что он всегда очень скоро терял своих жен и всегда столь же скоро женился вновь; но никто не знал, что он убивал и съедал жен, а с ними и своих маленьких детей. Наконец он женился на девушке, у которой был младший брат и много другой родни. Вернувшись однажды в дом после оленьей охоты, он сказал своему шурину: «Прошу тебя, пойди и принеси мой топор; ты найдешь его под лодочным помостом» (специальным помостом, куда на зиму укладывали лодку), а сам поднялся и пошел следом за ним. Услышав истошный крик брата, жена Игимарасугсюка выглянула из дома и увидела, как муж догнал мальчика и ударил его по голове; тот упал замертво. После этого Игимарасугсюк приказал жене разделать и сварить кое-какие части тела ее брата. Сам он начал есть; жене он тоже предложил кусок руки и настоял, чтобы она поела вместе с ним. Но она только сделала вид, что ест, и спрятала свою порцию под золой очага. Потом муж воскликнул: «Мне кажется, ты плачешь!» – «Нет, – ответила она, – я всего лишь немного смущена». Доев шурина, муж начал откармливать жену; для этого он приказал ей есть один только олений жир, а воды пить не больше, чем поместится в маленькой раковине. Наконец она так растолстела, что совсем уже не могла двигаться. Однажды он ушел и тщательно запер за собой вход в летний шатер – закрепил его прочными ремнями. Когда прошло уже порядочно времени, она взяла нож, упала с лавки и сумела докатиться до самого входа. С огромным трудом она перебралась через порог и, оказавшись у входа, разрезала ножом ремни, которыми был закреплен занавес. Затем она докатилась до грязной лужи и напилась вдосталь; после этого почувствовала себя легче, сумела подняться на ноги и вернуться обратно. Она снова вошла в шатер, набила свою куртку и положила ее на лавку спиной кверху, а затем как следует закрепила вход и ушла. Но она была уверена, что муж очень скоро кинется за ней в погоню, поэтому спустилась к огромному куску дерева, вытащенному на берег, и наложила на него заклятие. Она пела так: «Киссугссуак пингерссуак, иа-ха-ха, арапе, купе, сипе, сипе сисариа». После этого дерево раскрылось посередине; она вошла внутрь и снова запела: «Киссугссуак… арапе, маме, мамесисариа». И дерево сомкнулось вокруг нее, оставив ее в полной темноте. Через некоторое время она услышала, что пришел муж. Он вошел в шатер и, увидев набитую куртку, проткнул ее своим копьем; обнаружив, что это на самом деле такое, он выбежал наружу и побежал по следам жены прямо к бревну. Там он остановился, и она ясно услышала его слова: «О, как жаль! Напрасно я так долго ждал и не убивал ее! О бедный я, несчастный!» Затем она услышала, что он развернулся и ушел. Он несколько раз возвращался, но все следы заканчивались возле большого дерева, и в конце концов он ушел окончательно, а она опять пропела «киссугссуак…». Тут же ствол дерева раскрылся, она выбралась и побежала дальше. Затем, чтобы он не догнал и не нашел ее, она спряталась в лисьей норе. Опять все следы кончались перед норой, и муж не мог понять, куда она подевалась. Она слышала, что он даже пытался рыть землю голыми руками; но вскоре устал и ушел прочь, хотя несколько раз возвращался, как в первый раз, и так же оплакивал самого себя: «О, какой бедный, какой несчастный я человек!» и т. п. Поняв, что он ушел наконец, она вновь пустилась в путь. Все же, опасаясь мужа, она спряталась в третий раз в каких-то кустах. Вновь она слышала, как он пришел и жаловался на судьбу: «Как жаль, что я так долго ждал и не ел ее!» – и вновь ушел, и тут же вернулся со словами: «Все ее следы здесь кончаются». Она снова пустилась в путь, и теперь у нее была уже слабая надежда добраться до обитаемых мест, прежде чем он снова ее догонит. Наконец она увидела людей, собиравших в тундре ягоды; они, увидев ее, испугались было, но она воскликнула: «Я жена Игимарасугсюка». Тогда они приблизились к ней и, взяв за руки, привели в свое жилище. Там она сказала: «Игимарасугсюк, который имеет обыкновение съедать своих жен, съел также моего брата. Он хочет схватить и меня тоже и непременно придет за мной; а поскольку он большой любитель развлечений, то вам лучше встретить его вежливо и приветливо». Вскоре появился и он; но жена его спряталась за кожаной занавеской. Остальные поднялись и вышли приветствовать его со словами: «Надеемся, что все в твоей семье здоровы». – «Да, все здоровы», – ответил он. Когда он вошел в дом, перед ним поставили еду, а после предложили бубен и сказали: «А теперь позволь нам насладиться твоим искусством». Он взял было бубен, но вскоре вернул его одному из хозяев со словами: «Скорее вам пристало развлекать меня». Тогда тот, второй, взял бубен и запел: «Игимарасугсюк – жестокий человек – он ел своих жен…» При этих словах Игимарасугсюк покраснел лицом, и даже горло у него покраснело; но когда певец спел: «И он заставил ее есть руку собственного брата», жена его вышла вперед и сказала: «Нет, на самом деле я не ела; я спрятала свою долю под золой в очаге». Тогда люди схватили его, и жена его сказала: «Помнишь ли ты, как протыкал копьем мою набитую куртку?» – и убила его копьем.

4. Кумагдлат и Азалок

(Эта история также хорошо известна по всей Гренландии; она составлена из пяти вариантов, записанных в разных частях страны. В отличие от предыдущих в ней ясно видны исторические корни. По всей видимости, в ее сюжете отразились реальные события, происходившие в те времена, когда первобытные эскимосы жили на побережье Американского континента; рассказ об этих событиях, прежде чем дойти до нас, повторялся рассказчиками бессчетное число раз. В сказке говорится о первых признаках культуры, о попытках изготовить орудия или оружие из морских раковин, камней и металла, о конфликтах и встречах эскимосов с индейцами; примерно то же самое происходило в сравнительно недавние времена на берегах рек Маккензи и Коппермайн.)

Три двоюродных брата – а звали их Кумагдлат, Азалок и Мерак – очень любили друг друга. Кумагдлат жил в собственном доме и владел собственной лодкой – умиак [10]10
  Умиак – большая лодка из шкур, в которой летом могут путешествовать до трех семей вместе с шатрами и всем необходимым.


[Закрыть]. У двух других дом и лодка были общие; но все они помогали друг другу в любое время и забавлялись тем, что упражнялись и демонстрировали всем свою силу. Они вместе выходили в море на каяках, всегда вели себя дружелюбно и по-товарищески и в целом были очень привязаны друг к другу. У Кумагдлата в доме жила одна старая карга, которая всегда была очень раздражительна; и однажды он сказал ей: «Я не допущу, чтобы в моем доме жили сварливые старухи, и будь уверена, однажды я непременно убью тебя». После этого старая ведьма вела себя тихо и мирно, пока однажды не воскликнула: «Могу сказать тебе, что не без причины я так тиха и покорна; с самого первого дня, как ты начал содержать и кормить меня, я очень жалела тебя и потому была молчалива и подавлена». – «Как это?» – спросил Кумагдлат; и она ответила: «Разве твои двоюродные братья не любят тебя великой любовью? Тем не менее они собираются положить конец твоей жизни». На самом деле она выдумала эту ложь, ведь она была такой злой и обидчивой, что не могла даже спать ночами. Но после этого Кумагдлат начал бояться своих двоюродных братьев и, хотя прежде целыми днями не разлучался с ними, теперь начал их сторониться. Однажды весной они вошли в его дом со словами: «Разве ты не выходишь сегодня в море охотиться?» Но он ответил: «Нет, я не могу; я должен просушить свой каяк», и они поверили ему и вышли в море одни. В их отсутствие он принялся выкапывать из снега шесты своего шатра и как раз успел к их возвращению. На следующее утро они вновь пришли к нему с тем же вопросом, но он ответил по-прежнему: «Нет, я должен дать каяку полностью просохнуть, прежде чем выходить на нем в море». Они хотели, чтобы он отправился с ними; но он никак не соглашался на уговоры, и они вновь вышли в море одни. Как только они скрылись из вида, Кумагдлат все приготовил, чтобы откочевать с этой стоянки: спустил лодку на воду и, погрузив вещи, поспешил оттолкнуться от берега. Но, уходя, он сказал людям на берегу: «Передайте братьям, чтобы отправлялись вслед за мной как можно скорее; мы собираемся откочевать к обычным нашим зимним хранилищам». И, сказав так, отплыл.

Когда Азалок и Мерак наконец вернулись и обнаружили, что Кумагдлат оставил стоянку, они начали расспрашивать людей и услышали в ответ: «Они недавно отплыли и просили передать, что собираются идти к своим зимним хранилищам и хотят, чтобы вы как можно скорее следовали за ними». Братья сразу же решили, что так и сделают; рано утром на следующий день лодка была спущена на воду, вещи погружены, и они двинулись в путь в обычном направлении – но не нашли на всем побережье ни двоюродного брата, ни каких бы то ни было его следов. Рассказывают, что у Кумагдлата был амулет – череп тюленя и что каждый раз, когда ему нужно было идти вдоль обитаемых мест, он прикреплял амулет к носу лодки, чтобы люди в тех местах подумали, что это всего лишь пятнистый тюлень вынырнул из воды. Но в одном из селений, которое он миновал таким образом, был дурачок, у которого каждый раз, когда должно было что-то произойти, появлялось предчувствие (дело в том, что эскимосы считали слабоумных и идиотов ясновидящими). Дурачок заметил проходящую лодку и воскликнул: «Лодка! Лодка!» Однако, когда остальные вышли посмотреть на лодку, они увидели только пятнистого тюленя, который то нырял в воду, то вновь выныривал на поверхность, а потом и совсем исчез. Когда Азалок и остальные подошли к селению и услышали об этом, они сразу поняли, что Кумагдлат проходил здесь, – ведь они знали, что у него был такой амулет.

Тем временем Кумагдлат плыл день и ночь, не сходя на берег; когда женщины-гребцы уставали, они ненадолго привязывали лодку, чтобы отдохнуть, и снова продолжали путь, пока в конце концов не остановились в населенной местности и не решили поставить лагерь. Там они встретили глубокого старика, занятого изготовлением лодки. Его волосы были белы, как склоны айсберга, а рядом с ним стоял бородатый молодой человек. Через какое-то время после появления Кумагдлата старик сказал ему: «Я начал строить лодку еще до рождения этого молодого человека, а успел закончить только каркас». Справа и слева от него видны были груды раковин, которые служили ему единственными орудиями. «У нас здесь нет даже одного-единственного ножа, – пожаловался старик, – но вон там, в глубине тундры, живут люди, у которых ножей больше чем достаточно». Кумагдлат продолжал задавать вопросы, и старик рассказал: «Дальше, в глубине тундры, находятся логовища многочисленных эркилеков, и все они чрезвычайно богаты. Однако, если кто-то из береговых людей направляется туда, он никогда не возвращается; я думаю, что их по большей части убивают». Тогда Кумагдлат сказал: «Я тоже решил пойти поискать этих людей», но старик ответил: «Боюсь, что один ты не сможешь никуда пойти, наши все сгинули, даже если уходили вместе по нескольку человек. Эркилеки – редкостные существа, ни с одним из них невозможно сравниться в быстроте и силе». Но Кумагдлат вернулся в свой шатер и стал мастерить маленький лук со стрелами и колчан к нему из тюленьей шкуры; закончив, он совершенно один пустился в путь к эркилекам.

Тем временем братья Азалок и Мерак тоже долго бродили по тундре и наконец обнаружили перед собой обширную равнину, где во множестве шатров жили эркилеки. Вместо моря у них было одно только озеро. Братья спрятались; они ждали наступления ночи и наблюдали, как эркилеки возвращаются с охоты. В лучах заходящего солнца заметили они очень высокого человека с ношей на спине. Они готовы были уже пустить в него свои стрелы, как вдруг оба одновременно воскликнули: «Ну разве не похож этот человек на Кумагдлата?» Он ответил: «Да, это я и есть», и они сказали друг другу: «Ну что ж, раз мы так удачно встретились, один из ненавистных эркилеков должен пасть». Так все трое вновь встретились и узнали друг друга; Кумагдлат рассказал своим двоюродным братьям, как опорочила их перед ним старая карга. Когда совсем стемнело и стан эркилеков окончательно затих, двоюродные братья поднялись и первым делом пустились на поиски безопасного убежища для себя. Эркилеки поставили свои шатры на дальнем берегу озера, а прямо напротив этого места был маленький остров; братья решили, что это подходящее место для укрытия.

Добравшись до места, они увидели, что от берега до острова еле-еле можно добросить камень. Первым прыгать через пролив должен был Кумагдлат с мешком за плечами; он прыгнул и оказался на острове. Азалок тоже перебрался на другой берег; но Мерак воскликнул: «Я не могу, правда!» Когда же братья уговорили его все же попытаться, он тоже допрыгнул до острова, хотя и замочил при этом ноги. Там, на острове, они сложили все свои стрелы, оставив себе каждый по две, и вновь вернулись на берег; Мерак, как и в первый раз, чуть коснулся воды. Затем они направились к шатрам, где спали их обитатели. Подобравшись к самому большому шатру, Кумагдлат сказал своим спутникам: «Я запрыгну на поперечный шест над входом, а вы идите внутрь». Они вошли и заглянули за кожаный занавес в главную комнату; там они увидели пожилую супружескую чету, которая еще не спала. Женщина была беременна; она сидела выпрямившись, а мужчина наклонился вперед и положил голову на руки. Неожиданно мужчина издал вой, подобный собачьему, и при этом звуке женщина поднялась на ноги. Он начал лизать ее живот, а она дала ему немного оленьего жира. Кумагдлат сказал: «В следующий раз, когда он начнет лизать, я прицелюсь и застрелю ее». Закончив есть, старик завыл, как в первый раз, и женщина вновь поднялась на ноги; но, как только он начал лизать ее, Кумагдлат прострелил ее насквозь. Раздался ужасающий вопль, Кумагдлат поспешил спрыгнуть на землю, и все трое кинулись в свое укрытие; из шатров во множестве высыпали эркилеки. Братья тем временем добрались до острова, точно так же как в первый раз. Оказавшись в безопасности, они сразу же легли на землю в ряд, друг за другом – первым Кумагдлат, затем Азалок и последним Мерак. Эркилеки принялись натягивать луки и пускать в них стрелы, которые носили в колчанах на спине; при этом женщины вытягивали стрелы сверху и могли стрелять гораздо чаще, чем мужчины, которые вытягивали стрелы сбоку. Двоюродные братья наблюдали за стрелками на берегу и каждый раз пригибались перед их стрелами. Вдруг они услышали, как одна стрела свистнула в воздухе, а затем слегка задела двух первых и воткнулась во что-то позади; они оглянулись и увидели, что Мерак, который неосторожно поднял голову, серьезно ранен в горло. Тогда Азалок сказал Кумагдлату: «Неужели ты не знаешь никакого заклинания, которое возвращало бы жизнь?» Тот ответил: «Кажется, знаю» – и начал чуть слышно бормотать какие-то слова. Когда он закончил, братья оглянулись и увидели, что стрела уже наполовину вышла наружу из горла Мерака; когда же Кумагдлат произнес заклинание в третий раз, Мерак был уже живым и невредимым. Эркилеки продолжали стрелять; однако, когда стрелы у них закончились, только у Кумагдлата был немного поцарапан висок. После этого двоюродные братья поднялись и начали стрелять в ответ. Они застрелили множество эркилеков и погнали остальных вдоль реки, пока не добрались до водопада, где у эркилеков было убежище; но там Кумагдлат принялся швырять в них камни и перебил их всех, когда они выходили один за другим. После этого друзья вернулись к шатрам. Остававшиеся там дети замерли в ужасе и лежали неподвижно, притворяясь мертвыми; но двоюродные братья все же переловили их и быстро убили, проткнув каждому ухо – в живых оставили только одного мальчика и одну девочку. Они осмотрели имущество эркилеков и обнаружили медные котлы с медными ручками и всевозможные вещи в избытке. Они открывали сундуки, и покровы раскрывались сами – так много в сундуках лежало одежды. Братья закрыли сундуки с одеждой, но открыли другие, где лежали ножи с красивыми рукоятками; они взяли столько, сколько смогли унести, и вновь направились к берегу. Пока братья путешествовали, те люди, у кого Кумагдлат оставил семью, часто насмехались над ними и говорили: «Смотрите-ка, те, кто ушел к эркилекам, возвращаются и несут множество прекрасных вещей, красивых ножей с чудесными рукоятками». Услышав такие слова, жена Кумагдлата всегда думала, что муж возвращается, и выбегала наружу; но люди говорили это в насмешку, они считали, что эркилеки убили его. Один мужчина, у которого не было жены, взял ее в свой дом и кормил, так как считал ее вдовой.

Как раз в то время, когда Кумагдлат действительно возвращался к морю, люди снова принялись насмехаться над его семьей и кричать все те же слова. Но в этот момент старик, строивший на берегу лодку, обернулся и увидел, что с холма на самом деле спускается Кумагдлат с огромным тюком за спиной; а когда он подошел ближе, старик увидел, что ноша его состоит из ножей с красивыми рукоятками. Кумагдлат вошел в шатер и обнаружил, что его жена и мать оплакивают его. Он сказал: «Я думал, что у вас уже погасли светильники» (т. е. вы голодаете). Они ответили: «Вон тот неженатый человек кормил нас, чтобы мы не умерли от голода». Кумагдлат ответил: «В таком случае я очень ему благодарен, пусть он войдет и выберет себе нож». Но тот мужчина не хотел входить; он хотел, чтобы нож ему принесли. На это Кумагдлат сказал: «Он сделал мне много добра; я должен быть ему так благодарен, что не могу оставить его снаружи. Он должен войти». Но тот, опасаясь какого-нибудь подвоха (т. е. подозревая ревность с его стороны), настаивал, чтобы нож ему принесли. Кумагдлат, однако, продолжал зазывать его в дом; наконец тот человек осмелился переступить порог; дальше он проходить не стал, а сказал: «Ну хорошо, дай мне теперь нож», но Кумагдлат продолжал уговаривать его пройти в комнату. Наконец, уговорив гостя сесть, хозяин сказал: «Ты хорошо кормил этих несчастных; я очень благодарен тебе и надеюсь, что ты примешь от меня один из этих ножей». И он предложил гостю два ножа с красивыми рукоятками. Говорят, что после этого двоюродные братья вернулись в свой прежний дом и прославились силой и ловкостью; и добывали не только медведей, но и киливфаков(сказочные звери).