Текст книги "Львиное озеро"

Автор книги: Хэммонд Иннес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Хорошо, – согласился я, и мы пошли в контору, где таможенники быстро проверили мой паспорт и перетряхнули чемодан.

Потом вся компания, включая Фарроу и пилотов, уселась в кузов грузовика, и мы поехали по тряской грунтовой дороге, тянувшейся вдоль залива. Аэродром, заслоненный стеной дождя, исчез из виду. На волнах залива покачивались теплоход и пароход, у самого берега стояли на якорях гидросамолеты, маленькие, едва различимые в тусклом свете. Там и сям над голой землей маячили желтые пятна свежих деревянных срубов, валялись выкорчеванные стволы. Поселок казался похожим на пограничный форт.

Гостиница размещалась в приземистом аляповатом здании, состоявшем из нескольких соединенных брусьями хижин, расположенных в форме звезды. На той стороне бухты виднелись далекие темно-синие холмы.

Внезапно похолодало. Мы с Леддером выбрались из машины, и он показал мне свой дом.

– Поужинайте и приходите.

Я кончил есть в половине восьмого и вышел на улицу, под колючий ветер. Было темно, и звезды в небе казались похожими на льдинки, в вышине горело бледное северное сияние.

Светлые окна в доме Леддера были затянуты оранжевыми шторами. Я постучал в дверь. Открыл мне сам хозяин, рядом с ним стояла маленькая девчушка, в комнате болтали две женщины. Леддер представил меня, и я испытал чувство неловкости, поскольку надеялся поговорить с ним наедине. Комната была слишком жарко натоплена и полна модной мебели в ярких чехлах.

Леддер повел меня в каморку под лестницей.

– Извините за беспорядок,– сказал он. – Я тут как раз ставлю новую аппаратуру. Вот, возьмите!

Я взял лист бумаги, на котором было написано: «Данные о британской радиостанции G2STO».

– Я писал это, зная, что Бриф мертв,– с извиняющейся улыбкой пояснил Леддер.– Кроме того, мне было неизвестно имя вашего отца. Знай я его, все имело бы другой смысл.

Я посмотрел на листок, гадая, при чем тут фамилия отца.

– Он следил за частотой Брифа.

– И не только он, – ответил Леддер.– Но это ничего не значит.

– Как тогда объяснить сеанс связи двадцать шестого сентября, когда отец запросил аварийную частоту Брифа? Разве это не доказывает, что он следил за экспедицией?

– У Брифа был передатчик ограниченного радиуса.

– Но отец все равно следил. Вы это знали, а в отчете написали, что G2STO не могла принять сигнал. Почему?

– Слишком много потребовалось бы совпадений. Во-первых, Бриф был мертв, во-вторых, речь можно вести только о шальном приеме. В-третьих, с чего бы вдруг вашему отцу дежурить у аппаратуры именно в этот час?

– А почему бы и нет? Совпадений много, это верно, но они вполне могли иметь место.

– Господи! – раздраженно воскликнул Леддер. – Самолет потерпел аварию четырнадцатого вечером. Мы держали постоянный прием до двадцать шестого, когда бросили поиски. И не только мы, но и станции ВВС и правительства. И вот спустя трое суток после того, как мы прекратили слежение, G2STO заявляет о связи! Даже если Бриф был в эфире, вашему отцу пришлось бы сидеть у приемника трое суток. Невероятно!

– Он был парализован, пояснил я. – Ему больше нечего было делать.

– Извините... Нам ничего о нем не сообщили.

– Значит, вы не знаете, что он умер тут же после приема радиограммы?

– Нет. Теперь я понимаю, почему вы здесь.

– Радиограмма убила его.

– А я-то считал его сумасшедшим. Видимо, из-за вопросов, которые он мне задавал. Если бы я знал его имя, то понял бы, куда он клонит.

Я снова заглянул в листок. Отец спрашивал Леддера, упоминал ли Бриф в своих передачах какое-то Львиное озеро, просил разузнать о нем у Лароша и передать ему потом, как реагировал пилот на этот вопрос.

– Он объяснил свою просьбу? – спросил я.

– Нет. И вообще вопросы эти чертовски странные, я вам уже говорил. По крайней мере, некоторые из них.

15 сентября отец поинтересовался, почему Бриф так спешил добраться до квадрата С2 и где находится этот квадрат. 23 сентября он спросил, кто такой Ларош и помнят ли канадские геологи экспедицию 1900 года в район озера Атиконак. Леддер ответил, что экспедицию до сих пор вспоминают.

Я сложил лист и спросил:

– Квадрат С2 находится в районе Атиконака?

– Конечно, Леддер кивнул. Первая партия высадилась прямо на берегу. Почему он так интересовался Атиконаком и Львиным озером?

– Не знаю, – пробормотал я – Мать, наверное, в курсе.

– Но все эти вопросы имеют для вас какой-то смысл, не правда ли?

– Это долгая история,– только и смог сказать я.

– Эх, что ж я не догадался посмотреть по справочнику его имя! – воскликнул Леддер. Мне и в голову не пришло...

– Что не пришло? – Я был вконец сбит с толку.

– Что его имя имеет такое большое значение. Знай я, что это Джеймс Финлей Фергюсон... Они были родственниками, да?

– Кто?

– Ваш отец и тот Фергюсон, которого убили в районе Атиконака в девятисотом году?

Я вытаращил глаза. Так вот, значит, в чем дело! Экспедиция девятисотого года...

– Там что, был какой-то Фергюсон? – спросил я.

– Ну разумеется. Джеймс Финлей Фергюсон.– Леддер смотрел на меня так, будто теперь я производил впечатление душевнобольного. – Вы ничего об этом не знали?

Я покачал головой. В мозгу моем промелькнули обрывки детских воспоминаний: страхи матери, постоянное увлечение отца Лабрадором. Так вот она, причина?

– Отец никогда ничего не говорил, обескураженно ответил я.

– Почему так? Что за родство между ними, как вы думаете? Наверное, отец и сын. Выходит, тот Фергюсон ваш дед?

Я кивнул. По всей видимости, это бабка нарекла отца Джеймсом Финлеем. Он родился как раз в 1900 году. Я рассказал Леддеру о секстанте и других реликвиях, о своей бабке, которая явилась однажды ночью ко мне в спальню.

– Наверное, она приходила, чтобы поведать мне всю эту историю, – закончил я.

Теперь все становилось на свои места.

– Вы можете подробно рассказать мне о той экспедиции? – спросил я. Что стряслось с Фергюсоном?

– Я почти ничего не знаю. Так, самую малость со слов Тима Бэйрда. В тайгу ушли двое белых, без индейцев. Один был геологоразведчиком, второй следопытом. Кончился этот поход трагически: следопыт едва выкарабкался, геолог погиб. Звали его Фергюсон.

– И он искал золото?

– Не знаю, этого мне не говорили. Странно, что отец никогда не рассказывал вам, – добавил Леддер, и я понял, что он нее еще сомневается.

– Он утратил лир речи...

– Но ведь можно было и написать.

– А что это за Тим Бэйрд? Родственник погибшего Билла Бэйрда? Что еще он вам рассказывал? Назвал он имя второго участника похода? Сказал, куда и зачем они направлялись?

– Нет. Но почему ваш отец молчал?

– Из-за мамы. Наверное, обещал не впутывать меня. Судя по всему, она ненавидела Лабрадор, – добавил я, вспомнив сцену на перроне.

И вот я здесь, на Лабрадоре...

– Вы спрашивали Лароша о Львином озере?

– Нет, не было случая. Ваш отец вел журнал?

– Конечно,– я подал ему свой листок.– Вот его записи, касающиеся Брифа.

– Странно,– пробормотал Леддер.– Некоторые заметки кажутся вполне осмысленными, другие – белибердой. Вот, например, эта: «Ларош? Нет, невероятно. Я схожу с ума». Что он имел в виду?

Я покачал головой.

– Или вот эта, от двадцать шестого сентября, когда Ларош добрался до людей: «Ларош? Невозможно». Покажите-ка сами журналы.

Я протянул ему стопку тетрадей. Увидев рисунки и каракули, Леддер улыбнулся.

– Совсем как в моих блокнотах,– сказал он, и в этот миг я начал испытывать симпатию к нему.

– Что за человек этот Ларош? – спросил я, вспомнив о сомнениях, охвативших Фарроу и заставивших меня посмотреть на радиограмму с другой точки зрения…

– Ларош? Понятия не имею. Французский канадец, но вроде неплохой парень. Высокий, волосы с проседью. Да я и видел-то его всего один раз. Я дружил с Тимом Бэйрдом, братом погибшего Билла.

Леддер умолк и заглянул в журнал. Тот был открыт на странице с записью: «Ищите узкое озеро со скалой в форме...»

– В форме чего? – задумчиво пробормотал радист. Я не ответил.

– Рисунки львов,– продолжал он.– Интересно, знает ли Ларош о Львином озере? Может быть, запись кончалась словами «со скалой в форме льва»? Вот изображение львиного туловища, словно изваянного из камня, а здесь еще одно. Вы говорили что-то о карте Лабрадора над столом вашего отца. На ней было отмечено Львиное озеро?

– Да, отец наметил его карандашом между Атиконаком и Жозефом.

– Квадрат С2 в том же районе. Черт возьми! Мы ничего не потеряем, если сообщим об этом властям. Куда полетит отсюда ваш самолет?

– В Монреаль.

– Отлично. Правление компании как раз там. Ну и чертовщина. А впрочем, как знать? Тут, на севере, все возможно.

Он потянулся к передатчику, взялся за ключ, нацепил наушники, и секунду спустя я услышал сигналы Морзе. Я устало закурил. Кажется, мне удалось чего-то добиться: человек, который поначалу отнесся ко мне настороженно, теперь подключился к делу.

– Ну вот, пожалуй, и все,– сказал Леддер, выключив передатчик и стянув с головы наушники.– Прочтите, что я им радировал.

«Возможно, что заявление G2STO о приеме радиограммы от Брифа заслуживает внимания,– прочел я.– Настоятельно рекомендую повидаться с сыном Фергюсона».

– Не знаю, как вас и благодарить...– начал я. Леддер, казалось, смутился. Я спросил его: – Передатчик был в самолете, когда произошла авария?

– Да, но самолет затонул, и им не удалось ничего спасти. Ларош выбрался из тайги с пустыми руками, на нем была только одежда. Во всяком случае, так мне сказали. Я радировал, чтобы вас встретили в аэропорту Дорваль, и сообщил номер рейса. Не думаю, что ответ придет сегодня. Должно быть, завтра утром.

Я кивнул. Он сделал все, что мог.

Жена Леддера позвала нас к столу, и за чашкой кофе хозяин впервые подробно рассказал мне все, что знал об исчезновении Брифа. Они были знакомы, да и о Билле Бэйрде Леддер много слышал от его брата Тима.

12 сентября Бриф запросил самолет для доставки экспедиции из квадрата С1, с берега озера Разочарований, в С2, на берег озера Атиконак. Троих – Сэйгона, Хэтча и Блэнчарда,– как обычно, вывезли первым рейсом, чтобы те разбили новый лагерь. Брифу и Бэйрду предстояло лететь во вторую очередь и везти с собой передатчик, каноэ и остальные пожитки. То же самое повторилось и 14 сентября, но погода помешала отлету, о чем Бриф немедленно радировал в Монреаль. Потом он сообщил, что туман рассеялся и первая часть экспедиции улетела. В 15.00 начальник геологов дал знать, что самолет не вернулся из-за вновь сгустившегося тумана.

– Тут я заволновался,– добавил Леддер.– С Атлантики надвигался циклон, и я попросил Брифа выходить на связь каждый час. В 16.00 туман наконец рассеялся, но самолета все не было, и прилетел он только час спустя. Ларошу пришлось садиться на озеро в десяти милях от С1 и пережидать туман. Я не советовал Брифу лететь в тот же день: погода ожидалась мерзкая. Все рейсы через Атлантику отменили, самолеты садились в Кеблавике, в Исландии. Над Лабрадорским плато дождь переходил в снег, скорость восточного ветра повысилась до двадцати узлов, и ожидалось ее увеличение еще вдвое на следующее утро

– И все же Бриф решил лететь? – спросил я.

– Да. У озера Разочарований плохое дно, и самолет наверняка сорвался бы с якоря. В конце концов Бриф рискнул.

Я вспомнил эту запись отца, в которой он обозвал Брифа дураком, и задался вопросом, что гонит его дальше.

– Но ведь последнее слово в таких случаях принадлежит пилоту...

– Верно. Только Ларош никогда не боялся риска. Он решил, что перелет в С2 – меньшее из двух зол. В 22.00 Бриф не вышел на связь, молчал он и всю ночь, а утром были страшные помехи. Погода испортилась, и только через двое суток, один из самолетов поднялся с базы, чтобы облететь квадрат С2. Он и сообщил об исчезновении экспедиции. Немедленно объявили поиск. Использовали самолеты ВВС и гидросамолеты с базы в Пор-Картье, где главная контора строителей железной дороги.

Вскоре я откланялся. Проводив меня до двери, Леддер обещал сообщить, когда придет ответ из правления компании, и я вышел в ночь. Звезды исчезли, валил снег. Стояла такая тишина, что я, казалось, слышал, как падают снежинки. Фонаря у меня не было, поэтому я с трудом отыскал дорогу в гостиницу.

Погода задержала отлет, и грузовик прибыл за нами в девять утра. До половины десятого мы проторчали на аэродроме. Снегопад прекратился, воздух был холодный и жесткий, линия холмов на том берегу гавани резко выделялась на фоне мерзлого серого неба. В воздухе пахло зимой, все вокруг было черным и серым, никаких других цветов. Угрюмый пейзаж угнетал меня.

От Леддера не было никаких известий. Мы взлетели в двадцать минут одиннадцатого и почти сразу же вошли в слой рваных облаков. В просветах виднелась земля, которую бог подарил Каину. Она казалась совсем близкой, хотя мы летели на высоте шести тысяч футов, и была покрыта какими-то бороздами, как песок во время отлива. Эти черные борозды то и дело перемежались выходящими на поверхность скалами, отшлифованными глетчерами ледникового периода. Там и сям поблескивали озера, обросшие по краям ледяной коркой и плоские, как стальные листы. Более унылой местности я еще никогда не видывал. Казалось, земле этой нет ни конца, ни края.

Спустя час в грузовом отсеке появился Фарроу.

– Пришло сообщение из Гус-Бей,– сказал он.– Макговерн, президент компании, ждет тебя в поселении Сет-Иль. Что делать?

– А ты сможешь там сесть?

– Сет-Иль уже не деревушка индейцев-рыболовов, а целый город. Там есть взлетно-посадочная полоса. Правление компании доставляет грузы почти исключительно по воздуху. Даже цемент для строителей и бульдозеры для рудников. Только я не смогу ждать тебя там. Теперь ты будешь один, сам по себе. Решай! Выше президента компании тебе все равно не прыгнуть.

– Ладно,– сказал я.– Ты уверен, что посадка не нарушит твоих планов?

– Ерунда. Глядишь, еще и благодарность объявят, если удастся хоть кого-то спасти. На случай, если захочешь лететь домой, знай: до завтрашнего утра мы в Монреале.

Вскоре самолет приземлился в небольшом городке на берегу залива Святого Лаврентия. Фарроу хлопнул меня по плечу.

– Удачи, парень!

В диспетчерской конторе никого обо мне не предупредили. Я попытался разузнать о Макговерне, но о нем тут никто никогда не слыхал.

– Вы геолог? – спросил меня диспетчер.

– Нет, инженер, но это не имеет никакого значения...

– Тогда вам лучше обратиться вот к этому парню.– Он кивнул на грузовик у крыльца и снова уткнулся в бумаги. Поняв, что здесь толку не добиться, я вышел на улицу и забрался в кабину.

– Вам куда? – спросил шофер, выезжая на проселок.

– В контору Лабрадорской железной дороги, наверное.

– Вы из Старого Света? – Я кивнул и принялся разглядывать штабеля рельсов и шпал, огромные, как ангары, здания складов и новенькие мощные локомотивы на дизельном ходу. Вскоре машина затормозила возле группы бревенчатых домиков, и я увидел буквы ЛЖД на одном из них.

– Приехали, – объявил водитель.

В конторе дежурный по моей просьбе позвонил в железорудную компанию, и я узнал, что мистер Макговерн действительно приехал сегодня утром и ждет меня, но сейчас он занят.

– Скоро приедет Билл Лэндс, он заправляет всеми геологическими партиями на Лабрадоре. А моя фамилия Стаффен,– представился дежурный.– Алекс Стаффен. Билл говорит, вы прибыли в связи с той экспедицией, что разбилась на самолете.

Я кивнул.

– Жаль ребят. Бриф был парень что надо. Вы с ним встречались?

– Нет, – ответил я.

– Хорошо, хоть один выбрался.

Я понял, что он имеет в виду Лароша, и спросил, где тот может быть сейчас.

– Как где? Здесь, конечно. Вместе с Паолой Бриф.

Тут распахнулась дверь, и в дом вошел крупный загорелый мужчина в вымазанных грязью сапогах.

– А вот и Билл,– сказал Стаффен, и мою ладонь стиснула крепкая рука. Билл Лэндс оценивающе оглядел меня мягкими голубыми глазами.

– Так,– коротко бросил он.– Пошли в мой кабинет. Мистер Макговерн вот-вот освободится. Я уже послал за Бертом Ларошем.

– Зачем? – спросил я, когда мы вышли на улицу.

– Как зачем? Если уж называете человека лжецом, то делайте это в глаза.– Он ввел меня в соседний домик.– Вы знакомы с Макговерном?

– Нет, я только что из Англии.

– Тогда должен вас предупредить, президент компании человек суровый. А про Лароша так скажу: мы с ним облетели весь полуостров. Так что и его я тоже знаю. С самой лучшей стороны.

Я промолчал. Я приехал говорить с Макговерном, а не с Лэндсом.

– Кроме того, нельзя забывать о Паоле,– продолжал он,– дочери Брифа. Как, по-вашему, она будет чувствовать себя, когда узнает, зачем вы явились? Паола и Берт собирались пожениться. Вы подумали, что будет с ней, когда она все узнает? Отец был ее кумиром. Зачем вам понадобилось мутить воду и будить ложные надежды?

– А вдруг он жив?

– Берт утверждает обратное. Оставьте их в покое. Я читал материалы и знаю, что там написано про вашего отца. Но он мертв, и ему уже ничем не повредишь. А Берт и Паола живы...

Громко хлопнула дверь, и в комнату вошел Макговерн. Он был широк в кости и коренаст, лицо суровое, с крупными скулами и твердыми губами. Щеки его были обветрены и испещрены сетью морщин. Президент компании быстро оглядел меня серыми, похожими на кристаллы глазами.

Билл Лэндс двинулся к двери, но Макговерн остановил его:

– Побудь с нами, Билл. Послушай, что скажет этот юноша. Берт пришел?

– Будет с минуты на минуту.

– Хорошо. Итак, насколько я понял, у вас есть какие-то новые сведения. Доказательства того, что Бриф еще жив.

– Не совсем так. Ничего нового у меня нет. Просто мне удалось убедить Леддера, что мой отец действительно принял радиограмму.

– Слушайте, Фергюсон, вашему сообщению было уделено самое серьезное внимание. Мы не смогли найти ни единого радиооператора, принявшего сигнал. А когда из полиции поступило сообщение обо всех обстоятельствах дела...– Тут он пожал плечами, давая понять, что с моим отцом все ясно.

– Ларош пришел,– объявил от двери Лэндс.

– Пусть подождет,– отмахнулся Макговерн.– Вот что, Фергюсон, сейчас сюда войдет Ларош. Отныне он будет сам слушать все, что вы станете говорить. А посему подумайте хорошенько. И ознакомьтесь вот с этими бумагами.– Президент компании протянул мне пачку листов и вместе с Лэндсом вышел из комнаты.

Я принялся машинально проглядывать документы. Здесь было все – обзор записей отца, мое заявление для полиции, описание радиоаппаратуры, техническое обоснование невозможности приема радиотелефонограммы с такого расстояния, доклад Леддера и, наконец, отчет психиатров, гласивший, что в случае с отцом имел место факт явного помешательства.

Я швырнул бумаги на стол и снова достал свой листок с записями. Почему отца так интересовал именно Ларош и его реакция на вопросы о Львином озере? В документах, которые дал мне Макговерн, не было объяснительной записки пилота. Президент компании не станет мне помогать, это ясно. А сам Ларош? Он сумел убедить Паолу в смерти ее отца... Я не знал, что и думать. Может, Лэндс прав и я должен оставить все как есть?

Дверь за моей спиной открылась, и вошел Макговерн.

– Ну что, прочли?

– Да. Но я не нашел здесь заявления Лароша.

– Он сам расскажет вам, что случилось. Но, прежде чем пригласить его, давайте выясним, все ли факты отражены в документах.

– Мне показалось странным то, что написали психиатры,– сказал я.– Судя по их отчету, мой отец был просто наблюдателем, а между тем он имел ко всей этой истории самое тесное касательство.

– То есть?

– Психиатры не знали о прошлом отца и оттого не смогли увидеть смысл в вопросах, которые он задавал Леддеру, и в рисунках.

– Как так?

– Вы слышали об экспедиции девятисотого года?

– Да,– ответил Макговерн, и его тон внезапно показался мне настороженным.

– Так вот, судя по всему, начальником той экспедиции был мой дед.

– Ваш дед! – Это известие, казалось, повергло его в смятение.

– Теперь вы, возможно, поймете, почему отца так интересовал Лабрадор,– продолжал я.– Это объясняет все те вопросы, в которых психиатры не нашли смысла.

– Стало быть, Джеймс Финлей Фергюсон – ваш дед. Я это подозревал. И Берт тоже. Господи! Родня в третьем поколении. Но ведь все ограничивалось слухами, не более того. Ничего так и не доказали. Что вам известно о той экспедиции?

– Почти ничего.

– Вы знаете, кто был спутником вашего деда, куда они шли и что искали?

– Нет. И приехал я вовсе не из-за этого.

– Хорошо. Теперь я готов признать, что дело предстает в ином свете. Однако это вовсе не доказывает, что Бриф жив. Вы могли ничего не знать об экспедиции Фергюсона, но ваш отец знал все.

– Ну и при чем тут это?

– А при том. Теперь все ясно. Понятны его мотивы. Воистину, сойти с ума можно по-разному.

Я не понимал, куда он гнет, и честно признался в этом.

– Ладно,– махнул рукой Макговерн. – Все равно я не верю, что ваш отец принял радиограмму. И вообще лучше послушайте, что скажет Ларош.

Он встал и вышел из комнаты. Из-за двери донеслось возбужденное перешептывание. Потом она открылась снова, и на пороге появился Лэндс. Следом за ним вошел еще один человек, высокий и стройный, с лицом, подобного которому я никогда прежде не встречал. В комнату заглянуло солнце, луч упал на вошедшего, и я увидел высокие смуглые угловатые скулы, прищуренные глаза, привыкшие оглядывать горизонт, и высокий лоб, который пересекал длинный рубец. Шрам уже почти зажил, а выбритые вокруг него волосы начали отрастать черным пушком на белой коже черепа. Правая бровь тоже была сбрита, и от этого все лицо казалось странно перекошенным.

Макговерн предложил Ларошу сесть, и тот опустился на стул, метнув в мою сторону косой взгляд. У него были карие, глубоко ввалившиеся глаза. Вдруг он улыбнулся мне и вытащил из кармана трубку. Теперь он показался мне моложе, хотя волосы на его висках уже тронула седина.

– Ладно, – сказал Макговерн. – Давайте кончать с этим делом. Итак, вы все еще убеждены, что ваш отец мог принять какую-то радиограмму от Брифа?

Я кивнул.

– Почему?

– Мне бы хотелось выслушать Лароша,– сказал я вместо ответа.

– Разумеется. Но сначала скажите, что вселяет в вас такую уверенность? Вы жили вместе с отцом?

– Нет.

– Тогда почему вы так убеждены в его рассудке?

– Потому что я – его сын. Сын всегда знает, болен отец или здоров. Моему отцу было известно, что дело в Львином озере. И в Брифе...

– Что вы сказали? – вопрос Лароша прозвучал как хлопок, и в комнате вдруг наступила тишина.

– Ладно, оставим пока вашего отца, – быстро проговорил Макговерн.– Пришла пора послушать, что случилось в действительности. Давай, Берт, расскажи ему все как было.

Ларош немного помолчал, облизывая губы, потом сказал:

– Ну что ж... так, наверное, будет лучше.

«А он нервничает»,– подумалось мне.

– Ладно. Вечером четырнадцатого сентября мы взлетели. Примерно в половине седьмого, в страшной спешке. Начинался шторм, озеро Разочарований волновалось. До квадрата С2 было полчаса лету, но не успели мы покрыть и половины пути, как видимость резко ухудшилась Кончилось тем, что мне пришлось буквально прыгать с озера на озеро. Только самые маленькие из них я мог видеть целиком, остальные же казались просто водными пространствами, почти неразличимыми из-за дождя и темноты. Летел я только по компасу, а место приземления искал, летая кругами нал самыми кронами деревьев. Темнота и дождь лишили меня всяких ориентиров. Потом налетел снежный шквал. Я как раз был над каким-то озером. Выбирать не приходилось, пришлось идти на посадку. Самолет задел верхушки деревьев, ударился о поверхность воды и вдруг врезался в скалу. Мы налетели на нее правым крылом, самолет рвануло в сторону и еще раз швырнуло на камень, теперь уже бортом. Я ударился в стекло лбом и потерял сознание...

Когда он очнулся, самолет наполовину затонул. Лароша контузило. Он пополз назад, в фюзеляж, где обнаружил бесчувственного Бэйрда. Тот был изранен обломками самолета.

– Поль тоже был ранен, – продолжал Ларош, прикрыв глаза. – Я сделал все, что мог. На скале не было дров для костра. Через двое суток шторм утих, тогда я поймал в воде бревно и на нем отбуксировал обоих раненых к берегу. Там я разжег огонь, соорудил шалаш и принес кое-какие продукты с борта самолета. Еще через двое суток опять начался шторм с северо-восточным ветром, и наутро самолет ушел под воду. Ветром задуло костер, а развести новый я не смог: все спички промокли. К ночи умер Бэйрд. Еще сутки спустя – Бриф. Тогда я пошел на запад. Я знал, что рано или поздно выберусь к железной дороге. Полз пять суток и днем двадцать пятого числа дотащился до 203-й мили, где строители делали насыпь. Вот и все.

– Вы перенесли на берег радио? – спросил я.

– Нет, передатчик утонул вместе с самолетом.

– Погребли покойных?

– У меня не было сил. Но я пытался найти их потом, дважды летал с пилотом из Пор-Картье. Куда там! Здесь буквально тысячи озер.

– Тысячи. Но Львиное озеро одно,– сказал я и вновь почувствовал, как нарастает в комнате напряженность.– Вы знали, что это именно оно, не так ли? Эта скала в середине...

– Шел снег...– пробормотал Ларош.

– Когда вы разбились – да. Но потом... Разве вы больше не видели скалу? Она имела форму льва, не правда ли?

– Не знаю. Я не заметил.

– Но вы читали документы и помните содержание радиограммы, которую принял отец.

– Он просто фантазировал,– вмешался Макговерн.– Давайте допустим, что все правда и Бриф выходил в эфир, упоминая Львиное озеро. Вы знаете, где оно?

– К востоку от озера Атиконак.

– Черт возьми! Нам это известно. Место катастрофы мы определили с точностью до тридцати миль. Но озера не нашли. Как сказал Берт, там их тысячи.

– А Львиное одно,– упрямо повторил я. Ларош спрятал глаза и принялся набивать трубку.

– Вы не знаете, каково там, в тайге,– тихо сказал он вдруг.– Снег, туман, и столько надо было сделать...

– Так мы ни до чего не договоримся,– подал голос Макговерн. – Львиное озеро упоминается в книге Дюмэна и в газетных статьях, написанных... тем, кто выжил.– Тут он быстро взглянул на Лароша.– Так назывался их последний лагерь в девятисотом году. Ваш отец мог об этом читать. Там умер ваш дед. Вот почему...

– Да как вы не поймете! – взорвался я.– Мой отец был радиооператором...

– Очень жаль, но это беспредметный разговор.– Макговерн взглянул на часы и поднялся.– Мне пора. Спасибо, что приехали и поговорили с нами, однако поймите: ваш подход к делу слишком пристрастен.

– И вы не будете ничего предпринимать? – спросил я.

– А что я могу сделать? Призвать к возобновлению поиска? Для этого надо убедить власти, – президент компании покачал головой.

– Но ведь прежде вы искали вслепую! – воскликнул я. – А теперь у вас есть ориентир. Если б вы попытались найти озеро... – Я повернулся к Ларошу: – Ради бога, растолкуйте хоть вы ему! Или вы предпочитаете, чтобы этих людей никогда не нашли?

Ларош вздрогнул и поднял на меня глаза.

– Берт дважды летал туда,– сказал Макговерн.– Хотя ему велели оставаться в больнице. И он не смог найти озеро. Я понимаю вашу досаду и разделяю ее. Получив сообщение Леддера, я начал было надеяться...– Он отвернулся и пожал плечами, давая понять, что разговор окончен. – Ваш самолет летит в Монреаль?

Я кивнул. Мне больше не хотелось спорить.

– Сегодня вечером туда вылетает одна из машин с нашего аэродрома. Билл, ты сможешь договориться, чтобы этого парня взяли на борт?

– Конечно,– ответил Лэндс. Макговерн повернулся к Ларошу.– Если ты на колесах, подбрось меня до города. Я опаздываю.– Он подхватил свой портфель.– Спасибо вам, Фергюсон. Дайте знать, если я вам понадоблюсь.

– Ну что? – проговорил Билл Лэндс, когда за Макговерном захлопнулась дверь.– Здесь, на Севере людей в беде не бросают. Не пойму, на что вы рассчитывали.

Он ушел и вернулся через десять минут.

– Самолет отправляется в половине девятого вечера.– Лэндс вывел меня на улицу, и мы зашагали по плоской гаревой площадке, похожей на русло высохшей реки. Вдалеке тоскливо завыл гудок локомотива.– Поезд с припасами,– пояснил он.– Пошел к Железной Голове. Я завтра тоже туда, слава богу.

Мы расстались. Я пошел за чемоданом, а Лэндс – за машиной. Встретиться договорились в конторе железной дороги. Я чувствовал себя одиноким и разбитым наголову. Если б мне только удалось убедить Билла Лэндса! Хотя бы его.

Забрав чемодан, я вышел на улицу и стал ждать. Близился час отъезда, и именно теперь я вдруг почувствовал, как меня манит эта незнакомая страна.

За моей спиной послышался скрип гравия под торопливыми шагами, и мгновение спустя мягкий, немного чудной из-за акцента голос спросил:

– Мистер Фергюсон?

Повернувшись, я увидел девушку с черными волосами, подстриженными на мальчишеский манер, и смуглым лицом. У нее были пухлые губы без какого-либо намека на косметику.

– Да,– ответил я.

– Меня зовут Паола Бриф. – Мне показалось, что я знал это с самого начала.

– Альберт говорит, ваш отец умер. Поэтому вы здесь.– Она говорила тихо, стараясь владеть своим голосом, который дрожал, выдавая ее состояние.– Я понимаю вас... понимаю... Но ведь ему теперь не поможешь! Прошу вас, возвращайтесь в Англию, оставьте нас в покое.

– Я приехал не из-за своего отца, а ради вашего.

– Вы оскорбляете людей, даже не замечая этого.

– Ваш отец...

– Он мертв, мертв!

– Но давайте хотя бы допустим, что мой отец был прав, что радиограмма...

– Боже! Вам наплевать на нас, на наши чувства. Вы не хотите признавать, что ваш отец спятил, вот и приехали мутить воду! О, простите, я не должна была так говорить! Но все это просто ужасно. Я не за себя волнуюсь. Папа мертв, и тут ничего не сделаешь. Но Альберт... он сойдет с ума. Я только что разговаривала с ним... Вы говорили страшные вещи!

– Но вдруг он действительно ошибся?

– Вы ничего не поняли. Отец умер на руках Альберта. И вот являетесь вы, чтобы обвинить его во лжи! А сами-то вы знаете правду?

– Правду? – Я не представлял, что ей ответить.– Нет, я знаю лишь то, что записал мой отец. Он был убежден, что мистер Бриф выходил в эфир из точки, которая носит название Львиное озеро.

– Что?! Откуда вы знаете про Львиное озеро?

– Из радиограммы.

– Но там говорилось лишь об узком озере со скалой! – Ее голос слегка дрожал.

– Однако в рапортах Леддера упоминалось именно Львиное озеро.

Я рассказал ей о карте в комнате отца, об экспедиции Фергюсона и радиожурналах. Она слушала меня с широко раскрытыми глазами и бледным от потрясения лицом.

– Львиное озеро,– повторила она, когда я умолк.– Отец часто рассказывал о нем на ночевках у костров. Он знал эту историю и все время мечтал найти его. И искал... Имя Фергюсона никогда не сходило с его уст. Господи, спаси и помилуй! По крайней мере, вы честный человек. Простите, я должна о многом подумать...

Она повернулась и побрела прочь. Я устремил взор к северу, чувствуя, как мое лицо овевает студеный ветер Лабрадорского плато.