Текст книги "Барракуда"

Автор книги: Хелена Секула

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

БАРРАКУДА

Непруха началась в Вене.

Мы приехали туда втроем: Мессер, Принц и я. Бабок – кот наплакал. Вот мы и решились на классический номер: фамильные драгоценности.

Рассчитано на лоха, примитивнее не бывает. Так кажется тем, кого мы пока не обули. Это ведь мы своим актерским талантом, силой убеждения или черт знает чем еще создаем атмосферу абсолютной подлинности. Делаем сказку былью. У нас есть талант, позарез нужный мошенникам и великим вождям: мы внушаем доверие и завоевываем сердца, даже если особо не стараемся. Потому Витек и кликуху такую получил – Мэкки Мессер. У Принца манеры и вид вполне соответствующие. Ко мне прилипла «Барракуда»: ведь если я добычу присмотрела, уж непременно вопьюсь и дочиста обдеру!

Остановились мы в «Ритце».

Витек – последний потомок болгарских царей из династии Сакс-Кобургов по мужской линии, путешествует с преданным старым камердинером (как и полагается принцам крови). Только на это Принц и годился: «их хабе цвай бабе» – вот и весь его немецкий. И возраст у него подходящий – сто лет в обед.

Я владею венским диалектом как родным, поэтому стала юридическим консультантом его княжеской светлости от известного адвокатского бюро Рамбитша. Крючкотворы сидят в солидном домище на Пратере. Знал бы почтенный старикан, кто под его масть косит!

Преданный камердинер вынюхивал добычу: нашел любителя фамильных драгоценностей, состоялись предварительные переговоры. При случае лох имел возможность убедиться, каким почтением окружили в «Ритце» потомка благородной фамилии, состоящей в родстве с королевскими семьями Европы. Наши клиенты не могли нарадоваться на такое лестное знакомство. Уж если матерые дрессированные бульдоги – персонал гостиницы – купились на нашего князя, то уж дилетанту и подавно нечего сомневаться!

Гость прибыл с задатком, в его присутствии князь по телефону связался со своим поверенным – со мной то есть. Потому-то я и затаилась в поганеньком пансионате, чтобы по первому звонку прибыть с готовым договором купли-продажи. Юрисконсульт Берта Шмидт – это вам не жук начихал! Договор, естественно, не стоил и бумаги, на которой его отпечатали, но выглядел замечательно!

И тут пошло-поехало. Без приглашения ворвался второй мужик, на одно копыто подкованный: хромал он здорово.

– А вы чегой-то повторяетесь, ваша княжеская светлость! – трындит он с порога чистой варшавской мовой.

– Что-то я вас, милейший, не припоминаю, – сквозь зубы цедит Витек с элегантнейшим венским акцентом. – Попрошу вас выйти!

– В Варшаве ваша светлость под князя Радзивилла косили, а тут, значит, болгарином с фашистской кликухой заделались? Нервируешь ты, князь, моих мальчиков, – перешел шлеп-нога на немецкий.

– Я и понятия не имел, что это ваши люди!

– А вы знаете, кто я? – смутилась наша хромая судьба.

– Вы здесь за банкомета.

– А что, лихо сказано… Куда-а-а?! – Мужик сграбастал Принца, который бочком, бочком подползал к двери, и так пнул его, что старый затормозил носом.

Переглянулись мы с Мессером: абзац Принцу, как бы со страху в ящик не сыграл.

– У моего папочки больное сердце, – жалобно пискнула я. Непохоже, что хромого сатану можно растрогать, но попробовать стоит. – Что вам надо?

– Денежек, – заржал шлеп-нога, а наш как бы клиент льстиво подхихикнул. – Иначе сообщу куда следует.

– Шантаж, – великолепно скривил рот Витек, сразу влезая в княжескую шкуру.

Мы уже поняли, кто нам песню испортил. Обычные шакалы. Им менты – не кенты, у них рыло в пуху. Не проколоться бы, что у нас финансы поют романсы. Вот тогда совсем хана: со злости нас и побьют, и догола разденут, и полицаев натравят. Анонимно, конечно.

– Какая сумма вас удовлетворит? – величественно осведомился Мессер.

Морду при этом скроил, как у генерального директора Английского банка. Он тоже понял простую истину и не растерялся, только Принц обмяк у стены, как узел с тряпьем.

– А где у вас деньги? – тут же спросил Хромой.

– В сейфе отеля.

Витек играл на промедление. У нас не то что в сейфе, в кармане – вошь на аркане да блоха на цепи. Нужен был предлог выйти. Только вот вместе они нас не выпустят, разве что поодиночке. В такой ситуации остальным – кранты на месте. Отпадает!

Схватиться с ними – нереально, физически мы слабее. Мессер не доходяга, но рядом с этими бугаями сущий цыпленок. Принц вообще не в счет, даже если бы со страху и не обделался. А я… всю жизнь завидовала, как девочки на экране швыряются здоровенными мужиками, как мячами. Я даже простых приемов не знаю. Ведь я котелком работаю, а не кулаком.

Вот именно, котелком!

Хромоножка и его ассистент – обычные мордобойцы, но нас всех они не выпустят. Любого из них можно скрутить, но по отдельности и если действовать неожиданно. Стало быть, мне надо хотя бы одного выманить и одурачить, а с оставшимся пусть мужики сами разберутся.

Мессер яростно торговался насчет выкупа, помаленьку повышая сумму, которая нам и не снилась. Но шлеп-нога хотел все. Он уже заглотил наживку Мессера.

И тут на сцену вышел Принц.

– Господи Иисусе! – простонал он. Падла буду – бедняга весь посинел! Вполз на кушетку, возле которой угасал умирающим лебедем, даже я купилась. Все, думаю, старпера нашего со страху кондратий обнял. Но тут допетрила: Принц валяет вариации на тему больного сердца.

– Нитроглицерин, папочка! – Я кинулась в соседнюю комнату. За моей спиной вырос ассистент Хромого. Я схватила легкое успокоительное, малюсенькие такие таблетки, и сунула Принцу под язык. – Вызовите врача! – кричу, а сама реву в три ручья. Даже притворяться особо не понадобилось.

– Сначала деньги, потом можете вызывать врача. – Хромой был неумолим.

– У нас с папой есть десять тысяч шиллингов (не скупись, Барракуда, порадуй человека!), а на него, – я ткнула пальцем в «болгарского князя», – я не могу повлиять. Кто из вас со мной поедет?

Дуболомы переглянулись.

– А где у вас деньги? – прищурился Хромой.

– Не в «Ритце» же. У фрау Бауэр, в «Золотом якоре».

Я нарочно назвала свой пансионат – а вдруг они меня раньше выследили? Тогда врать нельзя… Что я теряю? Тряпки. Останусь в том, что на мне… А, черт с ними, шмотки – дело наживное, шкура ближе к телу.

– Вытри глаза и пошли! – решил шлеп-нога.

– Вызовите врача! Умоляю!

Шестерку, похоже, мои сопли-вопли разжалобили. А уж я не поскупилась – слезы по моему застывшему лицу катились градом.

– Вот отдашь мне денежки – и вызовешь доктора из пансионата, – не уступал Хромой.

– Доченька, скорее! – хрипло простонал Принц.

Его красивая голова с благородной сединой откинулась на подлокотник кушетки, а из раскрытого рта вырывалось тяжелое дыхание, но в меру. На полутонах играет, система Станиславского!

– Если отец умрет – не получите ни гроша! Клянусь! – Я перестала плакать, окаменев в отчаянии.

– Не умрет. В случае чего мой кореш вызовет врача. Зуб даю. – Хромой поторопил меня к выходу.

Он влюбился в мои несуществующие денежки, он их уже в кармане чувствует, потому и зуб свой гнилой дает… плевать я на него хотела…

А, чтоб ты сдох со своей шантрапой! Клянусь твоими косыми зенками, что в момент оторвусь у тебя из-под носа, только надо Витеку оставить хоть капельку времени, да и полумертвому от страха старикану, который мне такой же папка, как ты – мамка…

Гориллу внизу ждала тачка. Поди ж ты, шпана на «пежо» катается. Плохо, если за нами контрольная тачка катит, но тут уж ничего не поделаешь. Я только знала, что Витек быстро управится.

Ехали мы минут пятнадцать. Я вытащила косметичку, припудрилась, губы накрасила. Шлеп-нога не возражал: заплаканную бабенку еще остановят, расспрашивать начнут. Потому-то он и ухом не повел, когда я вытащила флакончик духов в аэрозоле и распылила немножко в воздухе, чтобы проверить пульверизатор. И ка-а-к прысну ему в рожу!

Голь на выдумки хитра. «Коти» я в таких целях пока не применяла, но экзамен духи сдали на пятерку. Шакал схватился за рыло, а я выскочила из машины и за углом поймала такси.

Духовитый выстрел на несколько минут увеличил шансы Витека. Пока шлеп-нога зенки не протрет да не прозреет, с места не тронется.

Впервые нам пригодился аварийный сборный пункт, который мы всегда назначаем перед началом операции. На сей раз выбор пал на Главпочтамт. Влетаю я туда, а там уже Принц с Мессером, зеленые оба, а Принц словно и впрямь после инфаркта.

– В аэропорт! – Мессер развернул нас к входным турникетам. – На первый самолет, на который купим билеты.

– Так хреново?

– Хуже только в сказке… – простонал Витек.

– Мы все тряпки оставили, – провыл Принц. Был десятый час вечера. Поймали мы тачку, и в диком мандраже кинулись из города. Мало тех мордоворотов, того и гляди полиция на шею свалится.

Нас выручили роскошные ксивы – для номера с князем в ход шли другие. К тому же без грима нас не узнать. Мессер стал кем был: симпатичным шатеном с приятной внешностью; Принц, содрав накладные серебристые пейсы, превратился в лысого фраера под семьдесят. Даже челюсть вынул, щеки запали – ни дать ни взять Кощей Бессмертный.

Меня в «Ритце» никто не видел, а в «Золотом якоре» я старалась людям на глаза не показываться. Блондинистый парик я запихнула в урну, макияж смыла. А без него у меня рыло ни красивое, ни уродливое. Таких тыщи. В любой толпе.

В кассу аэропорта мы вошли порознь, в самолете тоже прикинулись чужими. Парижский рейс.

Поселились в Марэ.

Приютил нас древний доходный дом. Его доедали мокрая гниль и тараканы. Витек с Принцем в полуподвале, я – под самой крышей в голубятне. Не выношу жить коммуной. Так даже лучше. Я люблю окна на крышу, а Принц боялся лазать на седьмой этаж без лифта: и впрямь кондратий хватит. Витеку вообще на все плевать, так что окопались мы, как кроты.

Приближалась осень, продутая холодными ветрами. От них в туннелях парижской подземки гудят сквозняки, а сам город по три-четыре раза в день поливает дождями. Почему-то про эти дожди не сказано ни в одном рекламном буклете, которые зазывают посетить столицу мира.

Мы были свободны. В том числе от одежды и бабок.

Принц подхватил краснуху, хотя я до сих пор думала, что краснуха – болезнь детская. Он то трясся в ознобе, то метался в жару под верблюжьим пледом, который я купила по дешевке на блошином рынке. Контрабанда из Марокко.

Наши последние крохи схавал лекарь, к тому же Принца надо было питать как следует – он начинал выздоравливать. Мы-то с Витеком кормились чем бог пошлет. Как библейские святые: горсть оливок и кусочек сыра или банка сардинок на весь день. Даже при этом деньги таяли, как снег на сковородке.

Мы не ходили на заработки.

Витек целыми днями лежал в одних подштанниках на кушетке, завернувшись в одеяло. Единственный приличный костюм он берег. Лежал и молчал, словно дремал. Он и не жрал бы, не пихай я ему еду под самый нос. Витек впал в депрессию.

– Совсем нюх потерял, козел старый. Как ты мог не узнать шакала! – ожил Мессер, когда Принц немного пришел в себя.

– Ты тоже не узнал! – защищался старик.

– Кто клиента искал? Я же не могу за всем следить!

Витек искал виноватого, чтобы оправдать собственные неудачи. Неврастеник, болезненно самолюбивый тип, суеверный, как шаман, он теперь страдал.

– Пойдешь в консульство, будешь жертвой ограбления. Тебе поверят и за счет социалистического государства отошлют на любимую родину. Глупая рожа – твое единственное достоинство! – издевался Мессер.

Извините, соврамши! Принц вполне сошел бы за интеллектуала. Он сорок лет мошенничал, и его ни разу не поймали.

– Он неудачник и в любой момент нас заложит, – обвинял Принца Мессер. – Сам навел на нас шакала, а потом смылся.

– Я хотел выйти, создать панику. Напустить в коридоре дыма, закричать «пожар!»… Не вышло. Но раз девочка, – он почему-то не любил мое прозвище и звал девочкой, – подсказала насчет инфаркта, я стал работать инфаркт.

– Тренируй лучше приступы эпилепсии, – посоветовала я: очень уж они мне надоели своей грызней, пока я голову ломала, как раздобыть бабки на жратву. – На будущее пригодится.

– А Мессер – каратэ! – огрызнулся Принц. – Тоже мне, черепашка-ниндзя!

После того как я увела Хромого, Витек стал развивать тему. Он согласен, сдается, пойдет за деньгами, если шакал вызовет «скорую».

– Пока мы получим деньги, лепилы вывезут старика, – убеждал Мессер, – а ты пойдешь со мной.

Шакал колебался.

– Разреши, я позвоню. – Мессеру нужен был предлог, чтобы преодолеть несколько шагов, которые отделяли его от шакала.

– Ладно, сам позвоню, – решил бугай. Когда тот наклонился над аппаратом, Мессер шандарахнул его ребром ладони по шее. Бугай рухнул, но тут же попытался встать. Туго Мессеру пришлось бы, кабы не Принц, который бросился ему на помощь с кочергой. Шакал упал, обливаясь кровью, а Принц как озверел: охаживал его кочергой, пока Витек не вырвал железяку.

– Да ты со страху убил того типа! Витек бледнел от ужаса при мысли, что мы оставили за собой в Вене.

– А что мне, ждать, пока он нас не перебьет? – хныкал Принц.

Из нас троих он был напуган больше всех.

– Не надо было колошматить ему по башке, как в барабан!

С тех пор как мы приехали в Париж, я каждый день покупала венские газеты. Через несколько дней мы прочли:

«Разборки гомосексуалистов в апартаментах князя и его камердинера!» – вопил заголовок.

Внимание гостиничного детектива привлек сильно надушенный мужчина странного вида. Впоследствии судебные эксперты смогли установить, что это была дамская туалетная вода «Пармская фиалка» фирмы «Коти». В номере, из которого убегал благоухающий дамскими духами господин, нашли его жертву – крепкого мужчину с проломленным черепом. Преступник отрицает свою сексуальную ориентацию, но не может объяснить, что он делал в номере таинственно исчезнувшего князя и почему употребляет дамскую парфюмерию.

Ведущий следствие инспектор Зено Кански подозревает, что это преступление – следствие разборок между лицами, причастными к криминальному миру. Жизнь пострадавшего на сегодняшний день в безопасности.

– Да пусть его кирпич убьет, лишь бы не мы. Постучите о некрашеное дерево, – бормотал Принц и стучал по трухлявой филенке, с которой осыпалась краска.

Узнав, что шакал выжил, мы сразу почувствовали себя лучше. Из объявлений в прессе было ясно, что инспектор Зено Кански вряд ли до нас доберется. Венские газеты я порвала в мелкие клочки и выбросила, к тому же решила на всякий случай сменить духи, когда у меня будет на что их купить. А те благовония и шакал, и инспектор Зено Кански еще долго помнить будут.

Мессер перестал терзать печенку Принцу. Они в полном мире и согласии стали выходить в город и из одного такого похода принесли осенние пальто, очень даже клевые. Я получила роскошный свитер из легкой ангорской шерсти. Если вывернуть его наизнанку и подпоясать прилагавшимся замшевым пояском, получался роскошный плащ в бежево-коричневую клетку.

– Это мы в «Лафайетт» стибрили, – сообщил Принц. – Да еще в кассе свистнули полторы тыщи.

– Скатились на дно общества, – горько пошутил Мессер.

Он чувствовал себя свергнутым с трона, как персидский шах.

Вечером мы прошествовали к арабской забегаловке «Веселый баран» на шашлык. Каждый огулял по шампуру с горкой риса и по бутылке винца.

Нажравшись как удавы, веселые и довольные, вернулись мы в свою конуру, но на следующий день я снова ввела строгий режим экономии, и мы опять залегли на дно. Однако нельзя было ждать, пока нас выгонит на улицу настоящий голод.

И так было хуже некуда, как на прыжках в высоту, если вдобавок прыгать из ямы. Хорошее мошенничество – это искусство, вдохновение; случай приходилось долго ждать, холить и лелеять. К тому же, чтобы действовать в денежной среде, нужно самим иметь деньги. Порочный круг. А мы боролись за выживание. Надо было урвать самый большой кусок, какой только можно, и снова залечь.

Мессер велел сделать «наркоманку». Я загоняла добычу. Расход небольшой, а дело безопасное, если, конечно, не переиграть. Куда безопаснее, чем воровать в супермаркетах, где полно телекамер и охранников.

Но в таких случаях есть риск или попасть в лапы легавым, или налететь на перо сутенерам.

Успех состоял в выборе подходящего клиента, а это зависело исключительно от меня, от моего знания людей. А я уж их знаю. Такой родилась, нюх у меня. Шестое чувство.

Я двинулась на пляс Мадлен, всем известный район, где в паутине улочек вблизи Елисейских Полей в элегантных отелях сдают комнатки на час.

Несколько дам прохаживались по периметру невидимого ромба. Их профессию выдавали не яркий макияж и не одежда, а походка и взгляды.

– Ты новенькая? – остановила меня девица постарше.

– Да, мадам.

– Меня зовут Левретка, – представилась она.

– Барракуда, – раскланялась я, – но ты можешь называть меня Феля.

– На нашей дорожке цена семьсот франков. Двадцать пять процентов берет Арман. Спросишь его в конце дня в баре гостиницы «Роз». Кидать его нет смысла, весь портрет тебе попишет: гостиничные вышибалы ему доносят, кто с кем и когда.

Я вошла в «Роз». Портье, пожилой парижанин, читал газету.

– Вот, пожалуйста, отсчитайте свое. – Я положила деньги на столик. – Я приду сперва с одним клиентом, а вообще-то их будет трое.

– Понятно. – Этот уже ничему не удивлялся.

– Двое войдут отдельно. Стесняются.

– Слушай, малышка, я тебя не видел. Помни, это приличная гостиница, никаких скандалов!

– Я бегаю от конюшни Армана.

– Тогда все в порядке. – Он понимающе улыбнулся.

Почти сразу же мне попался нужный фраер. Средний такой буржуа из провинции. Заключал в Париже сделку и пришел устроить себе развратик по сходной цене. Хотел бы подороже – купил бы себе вечер с девочкой по вызову.

Одет в прекрасный костюм, но не слишком модный, часы на толстом золотом браслете, перстень с красным камнем. На безымянном пальце светлая полоска – след от обручального кольца. Будто столь наивный ход требуется здесь, у проституток, или освобождает от долга верности своей супружнице, с которой живет в крепкой католической семье.

На морде у него было написано похотливое любопытство. Казанова задрипанный! Не одобряет потворство естественным склонностям, а устоять перед соблазном не может. Но теперь он решился и бодро трусил к запретным плодам.

– Цены твердые, деньги вперед, – сказала я, когда он попытался торговаться.

Мы вошли в «Роз».

Внизу я заплатила за комнату, а пузан долго выдумывал фамилию, под которой записаться в книге. Портье за толстой спиной лоха сделал ему «рожки».

Только я сняла жакет элегантного костюма венской адвокатессы – он вместе с владелицей изрядно поистрепался, а другого у меня не было, – как в комнату ворвались Мессер с Принцем.

– Полиция нравов. Прошу ваши документы, – потребовал Витек, как настоящий легавый, и показал нам из-под лацкана значок общества зажиты животных, очень похожий на полицейский.

Принц запер дверь на замок и молча оперся спиной о косяк. Французский у него еще хуже немецкого, и он играл роль молчаливого помощника.

– Merde! Так распугивать клиентов! – Я изображала элегантную проститутку из приличного района, поэтому почти не ругалась.

Протянула Мессеру паспорт. Он вырвал у меня из рук сумочку, вытряхнул из нее мелочь и хищным жестом схватил пузырек из-под валидола, который я еще вчера сама наполнила лимонной кислотой. Белый мелкий порошок смотрелся куда как породисто.

Мой сладкий котик остолбенело таращился, а при виде пузырька чуть не обделался. Трясущимися руками вытащил ксиву из кармана.

Витек спрятал наши документы.

– Что вы делаете, господин комиссар?! – простонала несчастная жертва.

– Я всего лишь сержант, – скромно поправил Витек.

– Вы не имеете права!

Мессер выслушал, чего полиция республики не имеет права делать, а в особенности – арестовывать его, кондитера из Алансона, месье Как-его-там.

– А вас никто не арестовывал, – заверил кондитера Мессер. – Вас на минуту просят зайти в комиссариат дать показания, это мелкая формальность. В комиссариате запишут все данные о вас и девушке – профессиональной проститутке, подозреваемой в торговле наркотиками.

– Я буду жаловаться! – Возмущение душило гражданина благородного города Алансона. – У меня с ней нет ничего общего! Пусть она сама скажет! – Он чуть не плакал от ярости и бессилия.

– Ее слова не имеют никакого значения. Она арестована. Увести! – бросил он Принцу.

– Пошли! – приказал Принц.

Это единственное слово, которое он по-французски говорит без акцента.

Мессера мы ждали в «Веселом баране». Кондитер из Алансона откупился за сорок тысяч.

Я поклялась никогда в жизни больше этого не делать и не показываться вблизи пляс Мадлен. Только вечером я поехала отдать деньги Арману. Не надо провоцировать его на поиски. Специфический синдикат, который представляет Арман, очень заботится о дисциплине, а непослушных жестоко наказывает. Еще хуже наказали бы меня, если бы узнали, что мы тут натворили. Но я была уверена, что мой донжуан не станет трепаться о своем приключении, особенно в гостинице «Роз», откуда Витек его деликатно и осторожно вывел. Кондитер был ох как благодарен тактичному полицейскому.

– Как дела? – приветствовал меня в баре «Роз» бородатый блондин в джинсах и норвежском свитере, похожий на спортсмена.

Арман пересчитал деньги и показал мне в блокноте свои записи, чтоб я знала его педантичность: напротив слова «Барракуда» стояла цифра «3» и проценты, которые надо было отдать.

– Все сходится. Ты останешься в нашем районе?

– Подумаю, – ответила я.

Да ни за какие помидоры! Поохотилась один раз – и баста. За спугивание клиентов во всем мире безжалостно наказывают.

– Тебе здесь всегда рады, – улыбнулся мой спортсмен и уже кричал свое «Как дела?» следующей даме, которая как раз вошла в бар.

Мы же совещались, что делать дальше.

– Я боюсь, – заявил Принц.

И я боялась. В нашей профессии начинать бояться можно только после, если до – лучше и не начинать.

Что же случилось? Мои игры всегда были опасными. Я ходила по лезвию ножа между полицией и толпой обманутых, но никогда не испытывала страха перед работой. Неужели Вена так на меня подействовала?

– Больше не буду прикидываться полицейским, – поклялся Принц и постучал по облезшей двери. – Возьмемся за что-нибудь спокойное. Размен денег или ошибка в кассе, – перечислял он избитые фокусы мелких мошенников.

Один из них состоит в ловкости рук, а второй – во внушении, даже доказательстве кассирше, что сдачу надо выплатить с банкноты большего номинала, нежели в действительности.

– Это уж совсем западло! – возмутился Мессер.

– Пожалуйста – без меня! – поддержала я. В такой игре нужен еще незаинтересованный свидетель. Лучше всего молодая беременная женщина или домохозяйка, навьюченная покупками.

Психологический трюк – эти люди почему-то внушают самое большое доверие.

– Да какого черта?! – рассердился Принц.

– Есть вещи, которых я не делаю. Таких немного, но все-таки. И это как раз такая подлость.

– Ах, посмотрите, какие мы маркизы! Выше обычного мошенничества! – вызверился Принц.

– Естественно. Я – мошенница необычная.

– Особенно на панели! Там ты прямо-таки блистала необычностью! А ведь знаешь, по скольким статьям проходишь!

Принц у нас специалист по уголовным кодексам нескольких стран. Он прекрасно читает на многих языках, только говорить ни на одном не умеет. Кабы не это его убожество, нам бы в Вене повезло больше. В качестве секретарши князя я мигом бы раскусила шакала, а Принц в роли адвоката выглядел бы просто роскошно.

– Козел, который идет к девкам, понимает, что рискует, а кассирша не ищет приключений на свою задницу. Я не стану отнимать у нее кусок хлеба.

И мы снова затаились.

Нас считали просто знакомыми, поэтому мы старались встречаться не слишком часто… К тому же, кроме общей работы, нас ничего не связывало. Мы очень по-разному бездельничали. Принц, если не спал и не разглагольствовал перед большой аудиторией, читал литературу по юриспруденции, Мессер целыми днями шлялся по городу. Он высматривал людей и дома: готовя возможные ограбления. Как собаке, ему надо было все обнюхать.

Я с утра до вечера просиживала в Культурном центре. Раньше я ничего подобного не видела, а в Париже паслась в первый раз.

В Центре собрано множество вещей, которые начинаешь понимать и любить, только когда видишь их в оригинале. Он учит, но не навязывает знания. А я вообще самоучка. На шестом этаже есть кафе, где можно очень дешево перекусить. И всюду тепло. Я проводила там дни напролет, питаясь картофельными чипсами и культурой. Только на ночь я возвращалась в Марэ.

– Пригласи меня к себе, – однажды пристал ко мне молодой мужчина почти у самого дома.

– А знаешь, у меня сегодня не приемный день. – Я попыталась его обойти.

– Я не ищу себе девочку.

– Тебе не повезло: я не мальчик.

– Но тебе нужны деньги, – продолжал он, не смущаясь.

– А ты хочешь мне их подарить?

– Ты можешь их заработать.

– А почему именно я?

– У тебя много свободного времени и нет денег, – сказал он. – А на пляс Мадлен ты тоже не разбогатела.

– Ты от Армана?

У меня даже мороз по коже пошел от мысли, что Арман меня выследил. Я уже стала оглядываться, чтобы сообразить, куда бежать.

– Нет. Я случайно обратил на тебя внимание. Ты смахивала на новенькую. Ты меня заинтересовала, потом я к тебе присматривался.

– А, так ты за мной шлялся!

Плохо дело. На пляс Мадлен у меня был другой цвет волос, ошивалась я там только однажды. И все-таки он нашел меня аж в Марэ. Я прикинула, что он мог обо мне разнюхать.

– Я должен кое-что узнать о человеке, прежде чем дать ему работу.

Он много дней наблюдал за мной в Центре, даже знал, что я ела. Жареная картошка нон-стоп навела его на мысль, что бабок у меня нет. Теперь подкараулил меня у дома и напросился в мансарду. У меня не хватало смелости его сплавить, да и грошика лишнего не было.

– Меня не интересует, что тебя связывает с мужчинами из полуподвала, но мне нужна абсолютная конспирация.

– Ясно. И что ты мне предлагаешь?

– Время от времени будешь приносить посылки на указанный адрес. За каждый раз получишь тысячу франков.

– Ты щедр, как местечковый карманник. Мало.

Он молчал. Сперва посмотрел на меня, потом обвел взглядом мою хавиру. Единственное пальто на гвозде, одинокая пара колес под вешалкой и платье на спинке кровати. Непохоже было, чтобы я могла диктовать условия.

– Не выпендривайся. У тебя есть что-нибудь получше?

– Есть Пикассо, Василий Кандинский, Марсель Дюшан в Центре. Две тысячи! За меньшее даже поганой метлой не дотронусь до твоих посылок.

– Не знаю, стоишь ли ты двух тысяч. Я должен тебя проверить.

– Стою. Но у меня нет денег, и только поэтому можешь меня иметь за два куска. И не торгуйся, потому что за такие гроши никто с тобой не свяжется. Да еще наверняка велишь мне на каждый рейс одеваться по-другому и притворяться, что это не я.

– А откуда ты знаешь?

– Я мыслящий тростник. Так сказал о человеке один местный абориген. А тот, кто об этом знает, считается интеллигентом. Следовательно, я интеллигентка. А посему на мой гардероб изволь разориться отдельно. Вышепоименованная сумма – гонорар в чистом виде.

– Необходимо остерегаться полиции.

– Догадываюсь. Обычным курьерам двух тыщ за рейс не платят.

– А я тебе их еще не дал.

– Но дашь обязательно, потому что так дешево никто не согласится. Но я оставляю за собой право бросить эту работу сразу же, как мне расхочется служить на побегушках.

– Еще не начала, а уже думаешь, как бросить!

– Не выношу рабства. Я должна знать, что могу уйти в любой момент. Иначе пальцем не шевельну.

– Хорошо, уйдешь, но не сразу. После того как предупредишь человека, которому будешь доставлять товар. Ты не хочешь спросить какой?

– Если мне надо это знать, ты сам скажешь. Он не сказал, а я предпочитала не знать.

Он согласился на мои условия, и больше я его не видела.

Я по-прежнему посиживала в кафе Центра, где в разное время меня отыскивал какой-нибудь незнакомец. Мне нужно было занять два места и сверху положить сумочку. Я носила большие сумки-конверты, очень модные. Ждать не приходилось, связной приходил с точностью до секунды.

– Разрешите выпить с вами чашку кофе, – обращался он ко мне.

Никакой это был не пароль, он действительно пил со мной кофе.

Проглотив содержимое чашечки чуть больше наперстка, он исчезал. А я немного задерживалась. Уходя, прихватывала подложенную под сумку плитку шоколада «Сушар». Посылки были точной копией товара известной фирмы.

Оставлять их нужно было в ресторане гостиницы «Роз» на Фобург-Сент-Оноре. Я частенько видела там Левретку – она равнодушно проходила мимо меня – и Армана, который ни разу не бросил мне свое всегдашнее «Как дела?». Он меня не узнал. Видел он меня всего однажды, очень похожую на всех его девочек, а теперь в «Роз» приходила бесцветная, заурядная девица. Хотя могло быть и так, что империя, которой я служила, исключала всякое панибратство с его стороны.

Я предупредила Мессера. Они держались от меня подальше, но я не прекращала рискованного занятия. Так всегда получается, когда ешь креветок или семечки, – трудно остановиться.

«Еще один раз» – говорила я себе, получая деньги в баре «Роз» вместе со сдачей, потому, что после передачи посылки мне велено было заказывать перно, от которого меня с души воротит. Так полагалось по инструкции нанявшего меня типа. Черт его знает, почему нельзя было выбрать что-нибудь другое, кроме этой зеленой мерзости, которая белеет при добавлении воды и воняет анисом. Цифры на счете за это лакомство означали день и час встречи со связным в Центре.

Ну и доигралась.

Нас схватили в Центре. То ли они поторопились, то ли им нужен был связной, а не я. Во всяком случае, он еще не успел подложить под мою сумку шоколад. Улики указывали только на него, теоретически я была чиста как слеза младенца, но радоваться было рано. Они могли давным-давно за мной следить. Вряд ли я выйду сухой из воды.

Я иностранка, ни в коем случае не буду хвастать своим французским, стану калечить его и плохо понимать, что мне говорят. Я понятия не имею, в чем дело. Если только получится, дам деру при первой возможности. Все это я моментально решила, пока нас везли в участок.

– Документы! – потребовал мужчина с проседью.

Он сидел в кабинете с решеткой на окнах, как в камере.

– Недоразумевание, mon comissaire. Иметь виза и позволение работать. – Я сунула ему под нос свои замечательные документы.

Я стучала пальцем по нужным рубрикам и трындела на смеси французского с африканским, щедро пересыпая его сербским. Перепуганная, отчаявшаяся, я вся тряслась. Косить почти не приходилось – я в первый раз попала в такой компот.

– Гражданство? – Мужчина листал мой паспорт.

Меня на понт не взять… только почему он сразу подозревает, что у меня ксива липовая? Может, фоторобот из Вены или еще что-то, чего я пока не знаю?