Текст книги "Хочу только тебя!"

Автор книги: Хелен Бьянчин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Cherie, какой кошмар! С тобой все в порядке?

– Все хорошо, татап, – уверила ее Мишель.

– Я позабочусь о том, чтобы ему запретили приближаться к Мишель. У Джереми это не первая такая выходка, – снова заговорил Никос. – Первый протокол о правонарушении был составлен в Сиднее три года назад.

– Как раз около трех лет назад Бейтсон-Берроузы приехали на побережье, – сказала в раздумье Шанталь.

– Его выгнали из двух частных школ, а потом из университета, – продолжал Никос. – Это было в Перте, Аделаиде и Мельбурне.

Шанталь вздернула подбородок. Ее не интересовало, откуда эти сведения. Главное, что они есть.

– Что же, остается надеяться, что они скоро уедут.

– Это у них уже вошло в семейную традицию.

– А сейчас Мишель…

– Она останется со мной.

– Ну-ка, ну-ка, одну минуту… – заговорила Мишель и умолкла, наткнувшись на его непреклонный взгляд.

– Это не подлежит обсуждению, pedhimou.

– Cherie, ради меня и ради себя тоже делай, как он говорит. Прошу тебя.

– Я только скажу Саске, что мы уезжаем, – объявил Никос. – Если она хочет остаться, пусть потом возьмет такси.

– Тебе что-нибудь принести? – спросила Шанталь, когда Никос ушел. – Что-нибудь выпить? Кофе? Бренди?

– Ничего не надо, со мной все в порядке, – успокоительным тоном ответила Мишель. – Просто немножко переволновалась, и всё.

У Шанталь был расстроенный вид.

– Это надо же, Антония, Эмерсон, Джереми… такая семья. Господи, кто мог это ожидать? Слава Богу, что Никос был здесь.

«Да это все и случилось-то из-за Никоса», – чуть не выпалила Мишель. Но это было не совсем так. Появление Никоса просто ускорило этот стихийный взрыв ревности.

– Матап, – начала Мишель и умолкла. Нет, лучше не говорить матери, что ее якобы роман с могущественным греком всего лишь спектакль.

– Да, дорогая?

– Я пойду умоюсь.

Когда Мишель вышла из ванной, Никос уже вернулся. Под его пристальным взглядом она подошла к матери и коснулась губами ее щеки.

– Я тебе позвоню утром.

Шанталь притянула ее к себе, потом неохотно отпустила.

– Умоляю, будь осторожна.

Несколько минут спустя «БМВ» выехал на автостраду. Всю дорогу до Мейн-Бич они ехали молча.

– Я сама дойду, – сказала Мишель, когда машина затормозила у подъезда ее дома, и выбралась наружу. Никос хмыкнул. Он тоже вышел из машины и стоял, насмешливо глядя на нее.

– Дойдешь или тебя понести? – Он не хотел ничего слышать, и никакие протесты на него не действовали.

– Пошел ты к черту!

– Я там уже был дважды за последние сутки. – Никос обошел вокруг автомобиля и приблизился к Мишель. – Ну как, пойдешь или отнести?

– Если ты только посмеешь… – Ничего больше ей сказать не удалось, потому что он легко перебросил ее через плечо, подошел к двери, отпер ее же собственной магнитной карточкой и проследовал через холл к лифтам. – Отпусти меня, черт! – Она принялась молотить кулаками по его спине и только вскрикнула, когда он сильно тряхнул ее.

Не обращая внимания на кошачье шипение за спиной, он вошел в лифт, нажал нужную кнопку, затем, когда лифт остановился, спокойным шагом подошел к двери, открыл ее и, лишь оказавшись в прихожей, поставил Мишель на ноги.

– Хочешь подраться? – ехидно проговорил он. – Давай.

– Ты… – заговорила она, задыхаясь от гнева, – таких грубиянов и эгоистов, как ты, я еще не встречала. Уходи сейчас же.

– Выбирай – здесь или у меня, – сказал он, словно не слыша ее.

Что-то в его позе и застывшем выражении лица заставило ее притихнуть и насторожиться.

– Тебе не кажется, что ты слишком далеко зашел, играя роль героя-спасителя?

– Нет, не кажется.

Немногословен и непоколебим, как скала. Может, лучше уступить и не надрываться напрасно? Чем ругаться, лучше попробовать все как-то уладить.

– Я могу позвонить в полицию, и тебя заберут. – Это была последняя безнадежная попытка настоять на своем.

– Давай, звони, – сказал он.

Не подчиняться, не дать себя сломать, ни за что. Да только уже сейчас ясно, как все пойдет дальше, и сколько бы она ни сопротивлялась, никакого проку от этого не будет.

Значит, надо признать поражение и уступить – частично.

– Можешь спать в другой комнате.

Мишель пересекла гостиную и, войдя в спальню, плотно прикрыла дверь.

Если ему обязательно нужно спать здесь, пусть спит. А она наполнит ванну горячей водой, подольет пахучего жидкого мыла, взобьет пену и будет сидеть там, вся в пузырьках… пока не успокоится. Потом как следует вытрется, ляжет в постель и будет спокойно спать, пока утром ее не разбудит будильник.

Мишель залезла в ванну и легла, погрузившись в благоухающую воду. Какое это блаженство – лежать вот так, безвольно расслабившись.

Она сонно закрыла глаза… и подскочила, расплескивая воду, когда раздался резкий стук. В следующее мгновение дверь открылась и в ванную спокойно, как ни в чем не бывало, вошел Никос.

– Какого черта ты сюда вперся?

«Как она похожа на ребенка», – подумал он про себя. Растерянные, сердитые глаза, волосы, скрученные в пучок и сколотые на макушке, и кругом пена, видны только плечи и голова.

– Я подумал, вдруг ты заснула. Так ведь можно и утонуть.

Ее зрачки расширились от гнева, глаза потемнели и казались огромными.

– Ты что, не мог постоять и подождать, пока я отвечу?

– Я постоял, а ты не отвечала, – невозмутимым тоном объяснил он. – Поэтому и вошел.

– Ну хорошо, а сейчас поворачивайся и уходи. Не зная, как еще выразить свое возмущение, она вдруг, неожиданно не только для него, но и для себя самой, зачерпнула ладонями пенной воды и плеснула на него.

Грудь его рубашки мгновенно потемнела. Мишель в оцепенении скользнула взглядом по сползавшим вниз клочьям пены, потом подняла глаза на его лицо. И того, что увидела в его взгляде, Мишель испугалась еще больше.

В нем было откровенное, страстное желание. На мгновение ей подумалось, что он сейчас наклонится, вытащит ее из ванны…

К горлу подступил комок, и несколько секунд, казавшихся вечностью, она не могла вымолвить ни слова.

– Сам виноват, – с трудом пробормотала она наконец.

– Это что, извинение? – с ехидцей спросил Никос.

– Объяснение.

Его глаза блеснули.

– Давай, спускай воду и вылезай.

Мишель не двинулась с места.

– А ты будешь тут? Ни за что!

Никос взял с полки большое банное полотенце и развернул, держа перед собой широко разведенными руками.

Он увидел, как ее глаза наполнились слезами и стали похожи на два озерца. Устремленный на него беспомощный взгляд подействовал на него сильнее всяких слов. У него сжалось сердце. Он молча положил полотенце на место, повернулся и вышел.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мишель проснулась неожиданно, словно ее что-то толкнуло, и несколько секунд не могла понять, где она. Сон как будто продолжался, но она готова была поклясться, что все это происходит на самом деле.

Охваченный яростью Джереми. Спокойный, суровый Никос. И она тоже там, но ее не видно, она бестелесный свидетель их поединка. Скрестились со звоном мечи, они яростно сражаются, то отступая и парируя удар противника, то бросаясь вперед… Потом вдруг наступает темнота, слышится жалостный вскрик, и все замолкает. Мишель старается выяснить, кто победитель, но его черты расплываются.

– Господи, Боже ты мой, – пробормотала Мишель, садясь и включая лампу. Комната осветилась, все было как обычно. Она провела пальцами по щекам – они были мокры от слез.

Мишель потерла их ладонями, встала с кровати, накинула на плечи халат и пошла на кухню. Электронные часы на микроволновке показывали один час пять минут.

Очень хотелось пить. Мишель достала из холодильника банку с водой, открыла ее с коротким щелчком и направилась в гостиную.

Было душно. Мишель торопливо подошла к широкой стеклянной двери, ведущей на террасу, и раскрыла ее настежь, словно надеясь, что свежий морской ветер прогонит прочь неприятности и заботы последних дней.

Она вышла на террасу, и в лицо повеяло прохладой. Пахнуло свежим соленым дыханием океана, она вдохнула всей грудью и застыла, глядя на уходящую вдаль полосу набережной.

Бесконечная цепочка фонарей, яркие вспышки неоновой рекламы, бесчисленные окна домов, изливающие свет на бегущие мимо машины, мигающие огоньки в темных громадах зданий, возвышающихся где-то там, у горизонта…

Все сияло и сверкало, и тем темнее и гуще казалось ночное небо, сливающееся на горизонте с водами океана.

Мишель поднесла банку к губам и сделала жадный глоток. Легкий ветерок пошевелил волосы, забрался под халат.

Она простояла так минут десять, может, и все двадцать. Наконец, вздохнув, пошла обратно к двери – и оцепенело остановилась, увидев посреди гостиной высокую мужскую фигуру, темную на фоне падающего из прихожей света.

Это не мог быть никто иной, кроме Никоса, но на какую-то долю мгновения она не узнала его, и мысли ее судорожно заметались.

– Ты давно здесь стоишь? – Неужели это она говорит таким тонким и слабым голоском?

– Несколько минут, – бесстрастно ответил Никос.

Он был бос, на нем не было ничего, кроме повязанного па бедрах полотенца. Мишель стало неловко, что она забыла дать ему на ночь что-нибудь из одежды.

– Я проснулся где-то полчаса назад и увидел, что горит свет в прихожей.

– И решил проверить, в чем дело, да?

Она старалась казаться бодрой и уверенной, но как же она робела на самом деле, какой растерянной себя чувствовала.

В какой-то миг она чуть не бросилась к нему, чтобы найти, наконец, успокоение в его теплых объятиях. Но нет, такой глупости она себе позволить не может.

– Я не хотел тебя испугать.

Ему что, не спалось? Или у него очень чуткий сон и он просыпается при малейшем шуме? Лицо его было в тени, и она не видела его выражения.

Все ее чувства были обострены до предела, казалось, каждая клеточка тела изнывает в ожидании, когда же он коснется ее, сердце стучало как бешеное.

«Беги отсюда, сию же минуту», – приказал внутренний голос. Однако ноги не желали слушаться разумных приказов. Сладкое томление тела, все усиливаясь, превратилось в жгучее, словно пламя, желание, она слышала свое поверхностное, прерывистое дыхание и ощущала биение пульса в ямочке у горла.

Никос, пристально, неотрывно глядя на нее немигающими глазами, не произнося ни слова, шагнул к ней. Мишель смотрела на него, словно зачарованная, не в силах отвести взгляд.

Он подошел совсем близко, сжал ее плечо одной рукой, а другой распустил тяжелый узел волос и, когда они рассыпались по плечам, провел по ним пальцами, будто гребнем, и заправил несколько прядей ей за ухо.

Она стояла словно в полузабытьи. Но вот его губы скользнули по ее волосам и замерли у виска. Помимо своей воли она обхватила его руками и прильнула к нему всем телом. Ей не хотелось больше думать, хотелось только чувствовать, раствориться в ощущениях, уйти туда, где были лишь этот миг, этот мужчина и страсть.

Она подняла голову, обратив к нему лицо, и замерла, прислушиваясь, как он часто-часто целует ее щеку, все ниже, ниже, и вот его губы находят ее рот, на миг замирают – о, это мучительное промедление! – потом кончик его языка осторожно, неторопливо, словно нащупывая путь, касается ее нижней губы, прежде чем уверенно, но медленно, слишком медленно, двинуться дальше.

Нет, ей этого недостаточно, она хочет большего, и ее рот раскрывается ему навстречу, а голова судорожно запрокидывается в новом приливе страсти.

Он наклоняется ниже, его рука скользит вверх по ее бедру и вдруг резко прижимает ее к себе, она чувствует его желание, и от этого ей становится еще нестерпимее ждать, ждать…

– Хватайся за мою шею, – шепчет Никос, и Мишель повинуется, у нее перехватывает дыхание, когда он подбрасывает ее, и она обхватывает его ногами.

Он идет в спальню, и покачивание при каждом его шаге отдается в ней мучительной вспышкой желания.

Все в ней подчинено только одному – всеобъемлющей жажде физического слияния. Она почти не замечает, как они оказываются у кровати. Словно в полусне она чувствует, как он откидывает одеяло и кладет ее на простыню, и замирает под его неотрывным взглядом.

Мишель – вся желание и страсть. Что может быть естественнее, чем погрузиться в эти влажные глубины и утолить их мучительную жажду друг друга?..

Но он останавливает себя и начинает медлительную любовную игру, неспешные ласки.

Мишель сама не слышит, как из ее горла вырываются то ли стоны, то ли всхлипы. На какой-то миг ей кажется, что все – она больше не выдержит, но волна милосердно спадает, и она с жадностью отвечает на его поцелуй, а руки ее скользят по его телу, как будто стремясь вознаградить его за доставленное наслаждение.

То, что случилось потом, было прекрасно – он так нежно ласкал ее разгоряченное тело, что у нее выступили слезы на глазах. Он не пропускал ни одной чувствительной точки, она вздрагивала и напрягалась, отзываясь на его прикосновения, и вот она снова сгорает от желания, ей больше невмоготу просто лежать на спине, она жаждет ответить на его ласки, дать ему наслаждение…

Потом она лежала в его объятиях, и его пальцы лениво чертили какие-то узоры у нее на спине, пока ее дыхание не выровнялось.

Мишель почувствовала, как его губы легко коснулись ее уха, затем переместились на шею, помедлили и передвинулись к уголку ее губ.

Его поцелуй был необычайно нежен, это было ласковое, теплое прикосновение.

– Мы еще…

– Вместе. – (Мишель почувствовала, как его губы дрогнули в улыбке.) – Тебе неудобно?

– Наоборот, – прошептала Мишель. Казалось, она готова лежать так вечно, слившись в одно целое с мужчиной.

Ей хотелось выразить в словах то, что она только что испытала. Это было нечто необычное, необыкновенное – эмоционально, духовно и физически. Она впервые в жизни узнала, что это такое слиться с кем-то вот так. Все делить пополам, владеть и отдавать во владение.

Это пугало, потому что за этим всем неизбежно последует утрата. «Не думай об этом, – приказала она себе. – Наслаждайся этой ночью и не думай о том, что принесет грядущий день».

Конечно, это не любовь. Ведь любовь зарождается медленно, это постепенное познание друг друга, растущая привязанность, взаимопонимание.

И все же то, что произошло с ними только что, больше, чем просто физическое влечение. В этом она была уверена. Удовлетворив свое влечение, человек не думает о дальнейшем, желая чего-то недостижимого, и, уж во всяком случае, не гадает, не пойдет ли под откос вся его жизнь из-за того, что случилось.

«Может, все еще можно поправить?» – подумала она робко.

У нее нет волшебной палочки, чтобы одним взмахом отменить последние часы. Ну да ладно, настанет день, будет видно, что и как. А пока спать, спать, спать, больше ни на что нет сил…

Мишель не слышала, как Никос осторожно повернулся, чтобы она легла рядом с ним. Она пошевелилась во сне, прижавшись к нему всем телом, а он укрыл ее простыней.

Сквозь сон Мишель почувствовала, как что-то щекочет ей руку, и зарылась лицом в подушку. Еще слишком рано, будильник пока не звонил, а она так устала.

Через минуту все повторилось, теперь на талии. Наверное, это утренний ветерок шевелит край простыни. Мишель отодвинула ее подальше.

Это не помогло. Мишель открыла глаза – Никос полусидел, опершись на локоть, и пристально смотрел на нее.

Вид у него был утомленный, он явно не выспался, подбородок и щеки поросли за ночь темной щетиной, но, черт возьми, как же он был хорош!

Никогда и ни с кем Мишель не испытывала того, что испытала в объятиях этого человека, и даже не подозревала, что такое возможно.

При одной только мысли о том, что они пережили, жаркая волна окатила ее с головы до пят, глаза широко раскрылись, когда он коснулся пальцами ее груди и легонько сдавил мгновенно затвердевший сосок. У Мишель перехватило дыхание от пронзительного, нестерпимого до боли желания.

Он наклонился к ней и стал легонько, словно бы играя, целовать ее грудь. Его рука уверенно, настойчиво двинулась вниз, и, когда она наконец остановилась, Мишель напряглась всем телом, словно струна… и бессильно упала, прерывисто дыша и шепотом повторяя сквозь стоны его имя.

Он одним движением глубоко вошел в нее и замер, чтобы потом повторить все опять и опять. Напористой страстности, что овладела ими ночью, теперь не было, все шло неторопливо и так захватывающе сладостно, что Мишель погрузилась в какое-то полудремотное состояние, чувствуя, как накатывает и отступает и снова накатывает теплая волна.

«Как это прекрасно – начинать день вот так», – подумала она, уже почти засыпая.

– У тебя такая чудесная улыбка.

– Ммм?

Его короткий смешок ударил по нервам, вырывая ее из блаженного покоя и вновь возвращая к мыслям и чувствам, слишком опасным для ее душевного равновесия, и так уже подорванного.

– Пора возвращаться к земным делам вроде душа, завтрака и делового костюма. – Ее палец прошелся по его носу и застыл на губах. Он открыл рот и прикусил его зубами. – Ой, больно!

– Сама виновата, – торжествующим тоном проговорил Никос, но глаза его смеялись. – У нас еще целый час.

Ее сердце дрогнуло.

– Я не люблю торопиться.

– Уверен, тебе понравится.

– Мне надо привести себя в порядок, – безнадежным тоном сказала Мишель, глядя, как он встает с постели. – Спокойно позавтракать, – добавила она, когда он поднял ее на руки. – Выпить пару чашек кофе. Куда ты меня тащишь?

– В душ. – Широко шагая, он донес ее до ванной. – Вторую чашку выпьешь в галерее.

Никос, изловчившись, повернул кран, пощупал воду рукой и вошел в душевую кабину. Там он взял большую губку, налил на нее жидкого мыла и принялся старательно намыливать Мишель.

Он знает, как это на нее подействует, и делает все нарочно. Мишель сжала руку в кулак и шутливо ударила его по плечу.

– Ты что, против?

При мысли о том, что можно начинать вот так каждое утро, у Мишель пересохло во рту.

– Да, против. Я не успею позавтракать.

Он наклонился к ней и заглянул в глаза.

– Ну, тогда завтра встанем пораньше, хорошо?

Мишель не ответила. Не успела. Слова застряли у нее в горле, потому что он закрыл ей рот поцелуем.

Она ничего больше не чувствовала – ни шума падающих сверху струй воды, ни теплого их прикосновения к коже. Было только твердое мужское тело, крепкие руки, прижимающие ее к нему так тесно, что единственное, что ей оставалось, это обхватить Никоса за шею и безвольно повиноваться, когда он раздвинул ее бедра.

Он с трудом сдерживал себя, но выжидал, пока она не захочет его так же сильно, как он ее. И она чуть не сошла с ума, когда он, наконец, вошел в нее. Жгучая страсть, пылавшая в ее теле с силой, какой она никогда прежде не знала и о какой даже не подозревала, вырвалась из ее горла торжествующим криком.

Он с яростью впился в ее рот, когда они одновременно достигли апогея, и охватившая ее дрожь слилась с содроганиями его тела. А потом они замерли, тесно прижавшись друг к другу и прислушиваясь, как их охватывает блаженное успокоение.

Мишель пришлось обойтись без завтрака. Она успела лишь хлебнуть пару раз кофе, который Никос сварил, пока она красилась.

– Я закажу столик в ресторане, – сказал он, когда Мишель, накинув на плечо ремешок сумки, направилась к двери. – Мы сегодня ужинаем с Эмилио и Саской, не забыла? Кстати, – добавил он, когда она, задержав шаг, обернулась, – очень миленькая бабочка.

Эта крохотная татуировка была у Мишель на правой ягодице.

На лице Никоса играла улыбка.

– Это минутный каприз, вызов родителям или еще что-то?

– Да так, доказывала свою лихость. В Париже. – Ее глаза озорно сверкнули. – Пришлось выбирать между татуировкой или колечком на пупке.

Зазвонил телефон, Мишель сразу посерьезнела. Если это Джереми… Она пересекла комнату и взяла трубку.

– Мишель? Как ты там, все в порядке?

У Мишель отлегло от сердца.

– Привет, Эмилио. Все хорошо. Я сейчас выхожу. – Она положила трубку и посмотрела на Никоса: – Будешь уходить, просто захлопни дверь.

– Я свяжусь со своим адвокатом, узнаю, что нужно, чтобы оформить предписание о неприближении, потом тебе позвоню.

– Спасибо, – бросила Мишель, идя к выходу. Так вот оно в чем дело! Мишель почувствовала, как от этой мысли у нее по спине пробежали мурашки. Никос остался у нее на ночь из-за Джереми, боялся, как бы тот ее не изнасиловал.

А все остальное вовсе не предусматривалось. По чьей вине это произошло, кто был первым?

Господи, да какое это имеет значение?

Мишель тут же поправила себя – конечно, имеет, еще какое, ведь то, что они начали как игру па публику, превратилось в нечто совсем иное, так что теперь не надо и играть: то, что они изображали, стало правдой.

Просто смех. Был вымышленный роман, и вот, пожалуйста, что из этого вышло. Хорошо тому, кто не против мимолетных связей. К сожалению, она не из таких. Началось с взаимного соглашения, а чем кончилось? И неизвестно, как поведет себя Джереми. Да еще эта Саска…

Как долго останется в силе их соглашение? Неделю? Две недели? А что потом? Никос, решив, что он свободен, больше и не подумает о том, чтобы с ней встретиться…

Небось в этом и состоял весь план? Наверняка.

Но разве она сама не этого хотела?