Текст книги "И снова утро (сборник)"

Автор книги: Хараламб Зинкэ

Соавторы: Теодор Константин,Драгош Викол,Аурел Михале
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Матеяну остановился у дверей машины, жадно всматриваясь в колонну танков и солдат. Надо идти быстрее, и все время вперед, чтобы как можно скорее выйти из опасной зоны…

III

Он задержался на какое-то время на подножке машины, оглядывая следующую позади колонну. Потом спрыгнул на землю, подал знак мотоциклисту отъехать влево и собрал командиров рот. И как только они снова разошлись по машинам и танкам, колонна прибавила ходу, оставив позади разрозненные группы солдат. Узкая дорога вилась теперь между пологими холмами, спускаясь прямо к югу. Казалось, что до этого по ней никто не проходил. Вскоре, однако, колонна нагнала медленно ползущую разношерстную толпу, над которой повисло облако густой пыли. Здесь вперемежку двигались пехотинцы, кавалеристы, горные стрелки, артиллеристы, ездовые из обозов на повозках, доверху нагруженных ящиками, крестьяне-беженцы, толкавшие тележки с домашним скарбом, женщины с узелками и завернутыми в тряпки детьми на руках, целое беспорядочное скопище теней, раскачивающихся в пыли и со страхом спешивших на юг. Невольно Матеяну пришлось какое-то время следовать в хвосте этого потока. Он сидел в коляске, опустив голову на грудь, не глядя вокруг, потрясенный видом этой толпы людей, сорванных войной со своих мест и рассеянных по дорогам… «Нет, нам нельзя задерживаться», – решил он и, увидев, что несколько машин, шедших впереди, не могут пробить себе дорогу, вывел вперед танки. Поток солдат и людей был разделен и заполнил канавы и прилегающее к дороге поле. Многие все же продолжали идти рядом с колонной, другие направились в леса в сторону гор, третьи, выбившись из сил, уселись в канаву и, смирившись, остались ожидать прихода русских. Матеяну проехал между ними с виноватым видом, продолжая подгонять колонну, которая грохотала по дороге, сотрясая землю и поднимая новые тучи пыли позади себя. До обеда необходимо было форсировать Бистрицу у Рознова и, таким образом, выйти в долину Тротуша, двигаясь в направлении на Фокшаны.

Стало жарко, и по лицам солдат, на которых лежала толстым слоем пыль, потекли струйки пота. Губы у всех пересохли, глаза ввалились. Матеяну нервничал, со страхом ожидая, что произойдет в следующую минуту.

– Очень медленно двигаемся, Михуляк, – беспокоился он.

Вскоре они начали спускаться в широкую долину Бистрицы, с залитыми водой прибрежными рощами. Дорога на Рознов была свободной до моста через реку. Шоссе в долине было забито отступающей немецкой солдатней. Гитлеровцы после развала фронта между Серетом и Прутом и по ту сторону Прута, в Бессарабии, спешили теперь в Трансильванию.

Матеяну вел колонну дальше, и они почти достигли моста, где скопилось множество разрозненных групп солдат и беженцев. Связной из головы колонны передал ему донесение, что авангард колонны остановлен немцами на перекрестке дорог у моста.

– Требуют, чтобы мы шли с ними, господин полковник! – доложил связной, лицо которого было грязным от пыли и пота.

«Как это? Почему? – помрачнел Матеяну. – Потому что мы теперь сами о себе заботимся? Ступайте, господа, своей дорогой и оставьте нас в покое, нас и так достаточно господь бог наказал, пока мы шли вместе с вами!» Выполнению дерзкой, рискованной операции, может быть единственной спасительной в этот последний момент, теперь угрожали немцы. Матеяну хорошо знал их жестокость, дикое и яростное желание отомстить, но в то же время знал, что они боятся. По гитлеровцам надо было ударить всей мощью сразу и неожиданно. Пока они опомнятся, колонна будет уже по другую сторону реки.

Матеяну медленно вышел из коляски, побагровевший от ярости, раздраженный. Он поднес к глазам бинокль и внимательно, участок за участком, оглядел шоссе, будто подсчитывая солдат, орудия и машины, которые растянулись вдоль дороги. Потом перевел взгляд на мост. Быстрицу можно перейти только здесь. Мост, однако, защищали зарывшиеся по шею в землю солдаты в серых касках с орудиями и пулеметами. К тому же вся колонна немцев могла бы моментально развернуться в сторону долины, где остановилась колонна Матеяну. Матеяну вздрогнул, оторванный от размышлений ревом двигателей за спиной. Ему не оставалось ничего другого, как атаковать, захватить мост на час, на два, пока не пройдет колонна. Но мог бы разгореться бой, и немцы, которые в десять раз превосходили их по численности, могли победить. Тогда он потеряет спасенные им танки. Следовательно, он должен ударить по немцам именно тут, быстро и безжалостно, чтобы лишить их не только инициативы, но и возможности развернуть свои силы на шоссе. Поэтому он послал Михуляка на переговоры с немцами, а сам двинул колонну вперед.

Танки были готовы к бою. Группы приставших к колонне солдат тоже стянулись к дороге. Колонна спускалась прямо к мосту на небольшой скорости. Земля мелко и нетерпеливо дрожала под машинами и танками. В двухстах метрах от моста Матеяну остановил колонну; танки выступили из осевшего облака пыли с командирами, высунувшимися из башен. По мосту и шоссе колонна гитлеровцев беспрепятственно текла в сторону гор. Матеяну поднял бинокль и увидел Михуляка, поднимавшегося быстрым шагом вверх по склону. Навстречу ему вышел гитлеровский офицер, возможно отвечавший за мост. Они издалека холодно и с опаской приветствовали друг друга. Матеяну сразу узнал гитлеровца. Это был генерал Фуш – Рыжая Лиса, как его звали румыны. Генерал Фуш, конечно, торопился отвести свои войска в Трансильванию. Матеяну встречался с ним несколько раз в штабе армейского корпуса генерала Киршнера до того, как советские войска начали наступление. Фуш обладал скрытным характером и хитрым умом и втайне презирал румын. Сейчас он был мрачен и раздражен. Михуляк показывал ему то на колонну, то на мост, то на дорогу по ту сторону моста, в направлении, куда им приказано следовать. Фуш повторял все один и тот же властный жест: вдоль колонны и в сторону гор. Матеяну понял, что нечего больше обсуждать с этой Лисой, и, не отрывая глаз от бинокля, приказал танкам развернуться.

В то же мгновение и гитлеровец отдал приказ орудиям у моста открыть огонь. Все орудия ударили одновременно, подпрыгнув на месте и выбросив из стволов пучки пламени. Коротко просвистели первые снаряды. Одни попали в цель, другие разорвались между танками. Гитлеровцы зарядили орудия снова, но дать новый залп не успели. Один из румынских танков задымил и остался на месте с открытым люком, остальные бешено рванулись к мосту. Танки перешли канаву и врезались в скопление немецких солдат на шоссе, подминая их под себя, потом, развернувшись на шоссе, устремились к мосту, забитому машинами, орудиями и солдатами. Гитлеровцы бросили орудия и ринулись на мост, где уже толпились другие солдаты из подходившей колонны. Раздавив орудия и пулеметы в окопах у моста, танки, стреляя на ходу из пулеметов и орудий, врезались в это бурлящее скопище гитлеровцев на мосту. По другую сторону моста шоссе пустело на глазах, так как гитлеровцы бросились в прибрежные рощи и переходили Бистрицу вброд.

– Михуляк! – рявкнул Матеяну.

Майор поднялся с земли, держа пистолет в окровавленной руке; его другая рука впилась в горло генерала, который уже не двигался. Сержант с белым как мел лицом вертелся вокруг майора, бормоча:

– Я даже не успел выстрелить, господин майор, как вы набросились на него…

– Михуляк, бери танки и дуй в направлении к Тыргу-Окна, – приказал Матеяну, обрадованный тем, что майор отделался только легкой раной. – Я останусь, пока не пройдет вся колонна…

Оттуда, с края окопа, он наблюдал, как танки быстро проходили по мосту, потом, перевалив через канаву, к мосту подошли орудия с длинными тяжелыми стволами, удерживаемыми пятью-шестью солдатами. Гитлеровцы, однако, начали обстреливать мост издалека, по-видимому из Пьятры, поэтому орудия и машины могли пересекать мост только в интервалы между разрывами. Было уже поздно, и Матеяну не стал дожидаться, пока по мосту пройдет разношерстная толпа солдат и беженцев. Он снова сел в коляску мотоцикла, будто тут же забыл и о мосте, и о немцах, и приказал мотоциклисту следовать за танками, за которыми стлалась густая туча тяжелой пыли. Перед танками дорога была почти пустой, только изредка попадались отдельные группы солдат, переплывших Бистрицу раньше вплавь, и несколько военных повозок с крытым верхом, пробравшихся бог знает каким путем и сворачивающих в кювет, как только раздавался рядом скрежет гусениц. Матеяну знал, что он уже вывел колонну из зоны хаоса и суматохи распавшегося фронта, но для полной безопасности хотел заночевать только в сорока – пятидесяти километрах южнее. Так в сгущавшихся багровых сумерках колонна миновала еще несколько сел, где опять их молча и с отчаянием во взгляде провожали только женщины и старики. «Бедные люди, – думал Матеяну, – что с ними будет?» И в нем еще больше крепла решимость во что бы то ни стало довести свои танки туда, где страна и армия еще держались, борясь с водоворотом, который захлестнул их по самое горло.

Колонна упрямо двигалась вперед по той же проселочной дороге, скрытой теперь холмами, пока не опустились сумерки и из хвоста колонны не донесли, что у одного танка заглох двигатель и танк придется бросить. Последнее село, через которое они прошли, называлось Фрумоаса. Матеяну взглянул на часы, потом на карту и, подумав, что они удалились на достаточное расстояние, приказал остановиться. Еще не улеглась пыль, как солдаты уже рассеялись по канаве, в конце поля с высохшей травой. В нескольких сотнях шагов от дороги слева был холм, именуемый на карте Бэсешти, и Матеяну счел это место удобным для привала на ночь. Вскоре весь склон холма был покрыт танками, машинами, орудиями и людьми. С 20 августа, после четырех дней боев, тревоги и упорного марша, это была первая ночь, когда солдаты могли отдохнуть более или менее спокойно. Но они могли только отдохнуть, потому что хлеба у них давно не было и никто им не мог дать ни крошки. Солдаты были так изнурены, что, соскочив с машин и танков, тут же падали и засыпали крепким сном. Через несколько минут только часовые остались бодрствовать, но и они были полуживые от усталости и едва держались на ногах. Тихая, звездная летняя ночь вступила в свои права. Матеяну некоторое время еще бродил по полю среди растянувшихся на земле солдат. У последнего танка он остановился, с нежностью потрогал еще не остывшую броню. Сознание, что он спас от катастрофы и танки, и почти тысячу солдат, и десятки машин и орудий, радовало и успокаивало его.

IV

Усталость все же сломила и Матеяну. Но тревожные мысли не давали уснуть, и он лежал с открытыми глазами, вытянувшись на плащ-палатке между танками. На холме и дороге на большом расстоянии вокруг сохранялась прежняя неестественная тишина, неожиданная для этих мест, где за эти дни прошло столько разных людей. Солдат свалил тяжелый свинцовый сон, в котором растопилось даже их измученное, прерывистое дыхание. За это время до холма добрались еще несколько групп солдат, которые не имели сил идти дальше. Прогрохотало несколько военных повозок, и потом все стихло. Тревожные мысли, которые не выходили у Матеяну из головы, не дали возможности отдохнуть. «Что-то творится в Бухаресте? Страна должна выйти из хаоса, но в ней полно немцев! Как предстоит поступить армии? Само собой разумеется, из создавшегося положения она не может выйти, не схватившись с немцами. Так же, как немцы не могут молча согласиться с переворотом в Бухаресте! Может, там уже начались бои… и тогда… Вдруг Нона, потеряв терпение, вернулась с детьми домой? Если так, то она попала в этот переплет…»

Матеяну не заметил, как задремал, измученный этими вопросами. Проснулся он, когда темнота уже редела, звезд на небе стало меньше, а тишина стояла, как в лесу, где слышен только слабый шелест листьев. Вокруг чувствовалось легкое движение. Это солдаты проснулись и теперь как тени сновали между танками. «Голод их разбудил!» – с болью подумал Матеяну.

Он поднялся на локте и увидел это движение теней. За танками склон холма был пуст до самой дороги, редеющая темнота оставалась нетронутой. Здесь же все больше и больше людей поднималось со своих мест. Матеяну вопросительно повернулся к часовому:

– Что это они? Почему не спят?

– Э! – встрепенулся солдат. – Гул этот их разбудил! – Он замолчал, чтобы и полковник услышал плывшее в воздухе гудение, и продолжал: – Так еле слышно, но если лежишь на земле, то кажется, будто совсем рядом, по шоссе проходят…

– Кто проходит? – набросился на него Матеяну.

– Танки, господин полковник!

Матеяну какое-то мгновение прислушивался, устремив взгляд вдаль, в сторону, где ночь начинала светлеть. Глухой гул словно поднимался из-под земли и плыл в воздухе, будто гудела слабо натянутая струна. Действительно, это был гул работающих на всю мощь танковых двигателей и грохот гусениц. Земля и даже сама ночь будто слегка дрожали. «Там не только танки, там и грузовики! – подумал Матеяну. – Двигаются на юг!» Шум доносился издалека, так что иногда даже казался в тишине этого предрассветного часа нереальным.

– Почти уже два часа его слышно, – добавил часовой.

– Скажи им, пусть спят, – показал Матеяну в сторону солдат. – Чтоб я не видел больше никакого хождения!

Он подождал, пока тени солдат снова замерли, слившись с землей, потом снова вытянулся на плащ-палатке, но уснуть больше не мог. Он чувствовал, что и солдаты лежат с открытыми глазами. Сон как рукой сняло. Их напряженный слух уже нельзя было обмануть. Когда отдаленный гул затих, темнота посерела, а звезды погасли, Матеяну понял, что лучше выступить еще затемно, чтобы окольными путями выйти вперед советских танков, которые, конечно, передвигаются по главному шоссе вдоль Серета. Он поднялся, приказал построиться в колонну и вместе с авангардом выехал на дорогу. Мотоциклисты авангарда уехали вперед, и Матеяну остался один. Темнота стала редкой, как дым. Вокруг, насколько различал глаз, было пусто. В воздухе чувствовалась прохлада от выпавшей на землю росы. Матеяну ощутил какую-то странную пустоту. Будто он остановился на обветшалом мосту, который трещит под ним. Он знал, что может спастись, только если побежит вперед по этому мосту, но боялся, что в любой момент мост рухнет. Тут он заметил, что на дорогу начали выходить танки полка, и охватившее его чувство беспокойства рассеялось. Первые танки, раскачиваясь, перевалили через канаву и выстроились на дороге. Остальные еще не успели спуститься, как на дороге в вихре пыли появился один из мотоциклов авангарда. Мотоциклист, упершись ногой в землю, остановился прямо перед ним.

– Господин полковник, русские перерезали нам дорогу! – одним духом выпалил мотоциклист, уставившись расширенными от возбуждения глазами прямо в глаза Матеяну.

– Не может быть!

– Они на пересечении дороги на Бакэу. Увязались за нами…

– Много? – спросил Матеяну.

– Там на перекрестке около взвода, но дорога на Бакэу забита ими.

– Что за части?

– Разные… пешие и конные, на машинах и на орудиях. Их много!

– Танки есть?

– Не видел! – отрицательно мотнул головой мотоциклист.

Матеяну подал знак танкистам остановиться там, где они находились на склоне, послал за командирами подразделений и вытащил из планшета карту. Стало еще светлее; до перекрестка, о котором говорил связной, оставалось всего несколько километров. Там, без сомнения, ночью прошли советские танки. Значит, первые советские части действительно спустились на юг по долине Серета и обогнали их. Здесь, по этой проселочной дороге, могла пройти только колонна, которая, возможно, преследовала немцев, отступавших в горы… Он стоял задумчивый, нахмурившийся, окруженный первыми побежавшими офицерами, не понимающими, зачем их собрали.

На дороге появились и остальные мотоциклисты авангарда, а за ними следовали… русские – целая группа подпрыгивающих в седлах всадников и несколько коротких, приземистых, запорошенных пылью машин. Нет, не время было выступать, но ведь не напрасно же он мучился, ведя танки сюда! Он должен привести их в район, который ему указан, и никто не сможет поколебать его решимость!

Матеяну отдал офицерам приказ занять круговую оборону на холме, расположив танки по краям, саперов и горных стрелков – между ними, а орудия – в середине, уступом на холме, чтобы у всех был сектор обстрела на дороге. Танки развернулись на месте, заскрежетав гусеницами по камням, снова пересекли канаву и поднялись по склону, ревя двигателями. Матеяну тоже отъехал на холм впереди танков, которые все еще выбирали себе позиции. Саперы, горные стрелки и артиллеристы, которые суетились вокруг орудий с длинными стволами, начали быстро окапываться. Мотоциклисты авангарда тоже переехали через канаву и выстроились в линию, лицом к дороге. Тоже выстроившись в линию, остановились и советские всадники, приставив автоматы к бедру. Позади них затормозили несколько автомашин, и солдаты, выскочив из них, приблизились к канаве. Между ними и румынами из авангарда завязались переговоры. И те и другие показывали в сторону танков на холме. Матеяну следил за ними в бинокль, пока на дороге не появилась колонна, состоявшая из десятков, а может, и из сотен машин. Командир авангарда, младший лейтенант с тонкими девичьими чертами лица, быстро подъехал к нему и с удивлением и испугом в голосе доложил:

– Они требуют, чтобы мы сдались, господин полковник!

– Ни за что! – проревел Матеяну, помрачнев. – Ведь не для этого мы доставили сюда танки, хотя могли бы оставить их там, на фронте. К тому же со вчерашнего вечера мы находимся в состоянии перемирия! Возвращайся и скажи им, что мы не сдадимся!

Мотоцикл спустился по склону до канавы. Матеяну снова прильнул к биноклю. Младший лейтенант поднес к фуражке руку с видом подростка, гордого порученной ему миссией. И при первых же его словах всадники зашевелились, раздраженные. Благожелательность, которую они проявляли до тех пор, рассеялась. Румынский младший лейтенант вновь козырнул и показал на канаву между ними и танками на холме. Михуляк молча, с напряженным лицом подошел к Матеяну.

– Заводи двигатели! – приказал ему полковник.

Внизу младший лейтенант с побелевшим как мел лицом, ho все же сохраняя достоинство, повернулся в сторону танков, двигатели которых зарычали. Потом взял ствол автомата рукой и отвел его вниз, к земле.

В это время позади всадников, на дороге, останавливались машины, полные солдат с круглыми большими касками на голове. Солдаты не спеша выскакивали из машины прямо в пыль на дорогу и, обойдя всадников, располагались вдоль канавы. Сюда же подкатили отцепленные от машин орудия, и весь холм оказался окруженным, как ожерельем, цепью круглых касок и орудий. Один из русских, возможно офицер, перешел через канаву и послал младшего лейтенанта к Матеяну. Русские настаивали, чтобы румынский отряд сложил оружие и сдался.

– Михуляк! – крикнул Матеяну. Когда майор приблизился к нему, он сказал: – Ступай к русским, Михуляк, к командиру. Наше условие – перемирие, но мы не разоружимся!

– Мы можем и сами пробиться, господин полковник! – проговорил майор. – Поставим впереди танки, прорвемся и пойдем дальше, прямо до Фокшан…

– Куда, Михуляк? – раздраженно спросил Матеяну. – Танки русских, должно быть, уже в Аджуде. Мы не можем пройти…

– Изменим маршрут, господин полковник, и все равно прорвемся!

– А имеет ли это теперь какой-нибудь смысл? Через неделю русские будут во всей стране… Может, лучше пойти с ними?

– А если они не согласятся?

– Скажи им, что мы хотим сражаться против немцев…

Майор оставил планшет и бинокль, сел в коляску мотоцикла и спустился за младшим лейтенантом на дорогу, к русским. Но он не смог убедить старшего колонны, чтобы тот выделил ему офицера, который проводил бы их к командиру. Начальник колонны, тоже майор, молодой и чернявый, отвечал, разрезая воздух ладонью:

– Это ни к чему! Не имеет смысла!

– Господин майор, – сказал советскому офицеру Михуляк, поднеся руку к фуражке, – вы лично будете отвечать за последствия! Сейчас перемирие. Состояние войны между нами прекращено вчера вечером.

Советский майор, смягчившись, на минуту задумался, потом ответил:

– Я ничего не знаю…

– Что же тогда делать?

Михуляк, не дожидаясь ответа, перешел через канаву и сел в коляску мотоцикла. Но не успел он тронуться в обратный путь, как советский майор окликнул его. Он выделил офицера и показал дорогу между машинами, орудиями и солдатами. Русские и румыны оказались, таким образом, друг против друга. И те и другие проводили взглядом мотоцикл, который умчался по дороге, поднимая пыль, и стали ждать. Никто не знал, сколько продлится это ожидание.

Внизу, вдоль канавы, устроились русские. Они по-хозяйски вырыли окопы для пулеметов и пушек, потом достали из мешков провизию, без сомнения радуясь этой неожиданной передышке. Потом, также не спеша, закурили, и над всей канавой поплыл тонкий дымок, будто кто поджег прошлогоднюю траву. Вверху, на холме, у румын, стояла гнетущая тишина и только кое-где из рук переходил бидон с водой, провожаемый жадными и голодными взглядами остальных. А солнце начало безжалостно припекать прямо с этих первых часов дня, накаляя каски и броню, испепеляя и без того иссушенную почву с высохшей травой, переливаясь в воздухе, насыщенном запахом сухой земли и раскаленной пыли. Склоны холма будто вымерли. А по дороге и между машин деловито сновали русские, потом снова ложились вдоль канавы.

«Им не о чем беспокоиться!» – с завистью подумал Матеяну и задумчиво опустил бинокль.