Текст книги "Негласная карьера"

Автор книги: Ханс-Петер де Лорент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

14

Мучения продолжались. Каждый раз он едва успевал до туалета. Теперь у Рюдигера приступы бывали не только утром, но и днем. Захлопнув в последний момент дверь кабинки, он подолгу сидел на стульчаке с понурой головой, подпирая ее ладонями. На какое-то время (до следующего утра) наступало облегчение, но настроение было скверное и совершенно нерабочее. Больше всего страдало его уязвленное самолюбие.

А тут еще Барбара с гордостью сообщила, что Конни, которому недавно исполнился год, днем остается сухим.

Понятно, что Рюдигер постеснялся рассказать жене о своих страданиях и каждодневной борьбе с собственным организмом.

Теперь Рюдигер постоянно прислушивался к себе, это стало едва ли не главным его занятием. Однако и университетская жизнь по-прежнему его интересовала. Студенческое движение распалось на многочисленные группировки с довольно-таки похожими названиями. Почти в каждом присутствовало слово «социалистический» или даже «коммунистический», тем не менее группки страшно враждовали друг с другом, не жалея в обличениях самой отборной брани.

Публичные дискуссии чем-то притягивали к себе Рюдигера. Несмотря на скверное самочувствие, он ходил на собрания и следил за разыгрывавшимися там сражениями диадохов, но не всегда понимал, о чем, собственно, спор. Он старался хотя бы угадать, какую именно группу представлял тот или иной оратор. Иногда в этом помогали чисто формальные признаки.

Рюдигер только сейчас понял, насколько прав был Бастиан несколько лет назад. Феликс тогда сказал, что у многих людей по манере говорить можно догадаться, с кем они общаются или дружат. В пример он привел сестру:

– Когда у нее появляется новый кавалер, она сразу подхватывает его любимые словечки и вообще меняет свой лексикон. Например, сейчас за ней ухаживает берлинец, поэтому у нее самой уже слышится берлинский диалект.

Рюдигер часто узнавал членов одной и той же группы по манере выражаться. Они говорили одинаково: например, начинали каждую фразу словом «значит» или «значит, вот». Это настолько резало ухо, что Рюдигеру казалось, что следующий оратор обязательно передразнит своего соперника, закончившего выступать.

Ребят Феликса Бастиана он отличал легко. Во времена антиавторитарного движения Бастиан, ставший теперь председателем всеобщего студенческого комитета, на всех собраниях твердил о союзе с рабочим классом. Многие его не понимали. Сегодня его противников приводил в негодование призыв сотрудничать с профсоюзами. Они не хотели даже слышать об этом. Профсоюзные боссы сами разъезжают на «мерседесах», а нынешние профсоюзные предприятия ничем не отличаются от капиталистических. Профсоюзы действуют заодно с правительством.

– Хватит! – орал сосед Рюдигера. – Нам профсоюзные боссы не нужны.

«Верно!» – думал Рюдигер. Он внутренне был на стороне противников Бастиана. Дед тоже всегда называл профсоюзников толпой, улицей. Значит, и ему профсоюзы были ни к чему. А ведь дед больших чинов не имел.

Враждующие между собой группировки проявляли удивительную солидарность в борьбе против товарищей Бастиана, которых они именовали «ревами». Это звучало как «предатели».

Рюдигер не знал, что означает это слово, но понимал – его адресуют именно Бастиану и его сторонникам «Он так и не рискнул попросить у кого-либо объяснений. Позднее, на курсах по марксизму-ленинизму, ему растолковали, что «ревы» – это сокращение от слова «ревизионисты».

В книжном магазине Рюдигер полистал политический словарь, делая вид, будто собирается его купить, нашел нужное место и прочитал: «Ревизионисты требуют пересмотра теоретических и политических основ марксизма, чтобы выхолостить революционное содержание научного мировоззрения пролетариата и заменить его буржуазными теориями».

Вроде бы понятно. Неожиданно взгляд Рюдигера остановился на выходных данных словаря: Берлин. ГДР. Издательство «Диц».

Нет, ничего не понятно. Почему же противники Бастиана называют его самого и его товарищей ревизионистами? То есть словом, которое имеет в ГДР явно негативный смысл.

В последнее время группы, входившие во всеобщий студенческий комитет, все чаще ставили на обсуждение конкретные проблемы студентов: нужна конкретная программа, где будут сформулированы материальные требования студентов.

Кому нужна, пусть у того голова и болит, язвили противники.

Рюдигер подозревал, что Бастиан пытался повлиять и на политически незаинтересованных студентов. На следующем собрании объединенный комитет представил свои тезисы и вновь разгорелись баталии. Практически главный спор шел о последнем разделе – «Финансирование». В нем говорилось: «Деньги у государства есть. Необходимо лишь перераспределить их». Требование «Образование вместо бомб!» подействовало па гладиаторов из другого лагеря, словно красная тряпка на быка.

– Думаете, капиталисты вас послушают? – ехидничали противники.

Из дальнейшей дискуссии Рюдигер уяснил, что оппоненты Бастиана считают нереалистичным при капитализме требовать «Образование вместо бомб!». Конечно, говорилось это совсем иными словами. Но Рюдигер кое-как перевел для себя мудрености вроде «накопление капитала», «экономическая агрессия», «максимализация прибыли» и «тенденции падения нормы прибыли».

Феликс отвечал просто. Он не надеется, что капиталисты его послушают. Но нужно развеять легенду о нехватке денег. Если люди поймут, какие средства расходует правительство на военные программы, то можно будет всем вместе потребовать изменения этой политики. А дальше он вновь перешел к своей излюбленной теме – союзу с рабочим классом.

Собрание затянулось до вечера. Рюдигеру оставался всего час до начала смены в телефонной справочной. Он пошел в главное здание. Там открылся новый студенческий ресторан. После пятичасовых прений следовало подкрепиться.

Ресторан назывался «У Диониса». Значит, греческая кухня.

Похоже, после долгого собрания проголодались многие. Все столы были заняты, да и к бару не протолкнешься. Но Рюдигеру посчастливилось отыскать свободное место у стойки. Рядом кто-то просил сувлаки, салат, пиво и сузо.

Рюдигер решил пить поменьше. Не из-за цен. В справочной полагалось, как в классе, спрашивать разрешения, чтобы выйти в туалет. Рюдигеру это действовало на нервы. С другой стороны, высидеть полтора часа до очередного перерыва не всегда удавалось.

Словом, надо пить поменьше пива.

– Тоже из этой говорилки?

Судя по всему, сосед хотел завязать разговор, хотя сам еще не кончил есть.

Рюдигер утвердительно кивнул.

В тот момент он был занят лишь тем, чтобы отдать заказ. Обслуживало всего двое официантов, а народу – уйма. Тут уж не зевай.

– Вечно эти театральные дуэли, записные ораторы. Но люди ходят. Ты-то, гляжу, тоже не в восторге…

Рюдигер опять кивнул.

– Да, вид у тебя кислый. И тем не менее мы оба заявляемся на каждое собрание.

Рюдигер взглянул на соседа внимательней. Откуда он знает, что я хожу на все собрания?

Лицо соседа показалось ему знакомым. Пожалуй, они впрямь где-то виделись. Впрочем, мало ли какие лица примелькались за время учебы в университете. С одними сидишь на лекциях, с другими видишься на собраниях, третьих встречаешь в столовой, четвертых – в пивной.

Сосед был, видимо, старшекурсником. Его волосы, спадавшие на лоб, заметно поредели. Очки без оправы, джинсы, клетчатая рубашка. Обычная одежда. В гардеробе наверняка висела куртка.

С легким удовлетворением Рюдигер отметил у соседа намечавшийся животик: оттого и рубаха свободного кроя. Собственная склонность к полноте, обнаружившаяся за последнее время, заставила Рюдигера приглядываться и к другим.

– Эй, Иоаннис, прими заказ у моего приятеля!

Один из греков тотчас подскочил к ним с блокнотиком в руке.

– Возьми сувлаки. Наешься.

Рюдигер всегда легко поддавался чужому влиянию. Впрочем, он не любил заказывать незнакомые блюда. А тут все знакомо: мясо на вертеле, салат и жареная картошка.

– После такой говорильни чувствуешь себя полутрупом.

Рюдигер и тут не мог не согласиться.

– Может, все дело в том, что я тут еще не освоился, – продолжал сосед. – Сам-то я из Франкфурта-на-Майне. Проучился там несколько семестров. А ты давно здесь?

С третьей попытки ему удалось втянуть Рюдигера в разговор. Начался обычный студенческий треп. Оба, как говорится, выпускали пар.

– Вообще-то, университет я представлял себе совсем по-другому, – пожаловался Рюдигер. Собеседник оказался внимательным, умеющим слушать; он не перебивал Рюдигера, напротив – выказывал живой интерес и участие.

Они выпили пива.

– Антон, – представился новый знакомый.

– Рюдигер.

Внезапно его обожгло подозрение: этому парню что-то нужно от тебя. Разве встретишь сейчас человека, который готов слушать тебя просто так? Да еще без всяких попыток, в свою очередь, рассказать о себе, порисоваться… Он невольно отодвинулся от Антона. Может, он гомик? Это было у Рюдигера больным местом. За последнее время произошло два неприятных эпизода.

К телефонисткам порой пристают с грязными разговорами. Есть люди, у которых уйма времени, а занять себя нечем. Рюдигер удивлялся, с каким спокойствием реагировали женщины на подобные звонки.

– Ладно, ладно. Купи себе лучше порнографический журнальчик.

Телефонная «барышня» не может сама прервать разговор. Раньше была специальная клавиша, с помощью которой абонента просто отключали.

– Пришлось ее заблокировать, – объяснила Рюдигеру наставница на вводных курсах. – Операторы слишком часто пользовались этой клавишей, когда не знали, как ответить на вопрос.

Недурная мысль. Не надо крутить микрофильмы. Нажал себе клавишу, и дело с концом.

Избавиться от приставал можно только переключением разговора в спецбюро или в адресный стол. Можно, конечно, выдернуть штекер. Тогда отключались наушники. Абонент оставался на линии, но оператор его не слышал.

Опытный оператор так и делал, чтобы выкроить для передышки минуту-другую, не опасаясь контроля. Выдернет штекер, откинется на стуле и пробормочет:

– Опять псих. Житья от них нету.

Зная все это, Рюдигер тем не менее буквально опешил, когда такое случилось с ним самим.

– Добрый день, справочное бюро.

– Какой у тебя славный голосок, малыш…

Рюдигер отреагировал так нервозно, что едва не оборвал шнур. С минуту сидел на стуле, будто разбитый параличом. Может, он обиделся, что его голос показался кому-то немужественным? Рюдигер с трудом взял себя в руки и, опасаясь контроля, сунул штекер обратно, чтобы ответить следующему абоненту. Теперь он нарочно ба^и сил, едва ли не хрипел.

Примерно через месяц Рюдигер вновь пережил довольно сильное потрясение. В тот вечер он с тремя приятелями отправился в пивную при главном вокзале. Раньше Рюдигер тут не бывал, слышал только, что хозяин пивной – вроде бы португалец.

В большом помещении было полно народа. Оглушительная музыка, синие клубы сигаретного дыма, огромный вентилятор посередине зала не мог разогнать духоту. Рюдигеру не хотелось подсаживаться к занятому столику, но приятели раздобыли где-то четыре табуретки, и они присоединились к потеснившейся большой компании, которая состояла в основном из иностранцев.

Публика представляла собою самую пеструю смесь. Преимущественно иностранцы и студенты. Иностранцы – по виду рабочие. Это угадывалось по их рубашкам, на которых работа с инструментом, землей, машинным маслом оставила неистребимый след. Студенты яростно жестикулировали. Вероятно, они чувствовали себя обязанными сплотить застольные компании. Ведь рядом, по их мнению, сидели люди, которых эксплуатируют вдвойне – и как рабочих, и как иностранцев.

Таби заказал графин красного вина и – на всех – бутербродов с жареным мясом. Вечер удался. Отчасти помогло этому португальское вино.

Часам к одиннадцати большинство португальцев разошлись.

– Завтра рано па работу, – оправдывались они.

Рюдигер обратил внимание на парня, который сидел у музыкального автомата и пил вино. И тот часто поглядывал на Рюдигера, который попытался вспомнить – уж не знакомы ли они? Нет, не знакомы.

Неожиданно парень подошел к их столу.

– Я весь вечер гляжу на тебя, – обратился он к Рюдигеру. – Хочешь пройтись со мной по кабакам? За мой счет, приглашаю.

Рюдигера бросил в краску. Он резко мотнул головой:

– Нет, я тут с друзьями.

Но это нисколько не смутило парня. Наверное, он был пьян.

– Ты мне нравишься. Пойдем.

– Сказано, нет! – отрезал Рюдигер и, помедлив, добавил: – Такие вещи не для меня.

Все еще в замешательстве он повернулся к друзьям, которые прислушивались к необычному диалогу. Сценка их явно забавляла, и они не собирались помочь Рюдигеру выпутаться из затруднительного положения. Получив отказ, парень еще постоял у стола, затем, слегка шатаясь, вернулся на свое место.

За столом начались шутки.

– Поммеренке, зря ломаешься! Не каждый день делают такие предложения.

Но Рюдигеру было не до смеха. У него испортилось настроение.

Оба эти происшествия вспомнились сейчас. Чтобы исключить любые недоразумения, он завел разговор о работе.

– У меня семья. Жена и ребенок. Приходится подрабатывать, на стипендию не проживешь.

Антон кивнул.

– Знакомая история. – И к облегчению Рюдигера добавил: – Я тоже женат.

Антон поинтересовался, трудно ли совмещать учебу с работой. Рюдигер пожаловался на стресс, монотонность.

Время приближалось к шести. Пора бежать на телефонную станцию. Опоздания полагалось отрабатывать. Да еще начнут талдычить о необходимости строго соблюдать производственную дисциплину, о должностных обязанностях и нехватке кадров.

Он договорился с Антоном встретиться еще раз. Выпить пива.

Дня через два Рюдигер вновь увидел Антона, тот сидел в коридоре философского факультета и читал свежие листовки.

– Рюдигер, привет! Как дела на работе?

Рюдигер был свободен, никуда не торопился. Антон пригласил зайти в пивную, он угощает.

В этой пивной Антон, видно, был своим человеком. G хозяином он поздоровался за руку, назвал его просто Тедди и заказал две большие кружки пива. Рюдигер разговорился. Антон незаметно направлял разговор.

Они просидели в пивной весь вечер, иногда выходили в соседнее помещение поглядеть на биллиардистов, играли сами. Антон нравился Рюдигеру своей ненавязчивостью. Разговор зашел об университетских политических группировках. Антон больше слушал. Было заметно, что его действительно интересуют мнения Рюдигера. Он особенно оживился, когда узнал о давнем знакомстве Рюдигера с Феликсом Бастианом, нынешним председателем объединенного студенческого союза.

– А сейчас контакт с ним поддерживаешь? Рюдигер слегка напыжился и оказал, что не любит функционеров и аппаратчиков.

– Кроме того, знаешь, мы с Феликсом расходимся по идеологическим вопросам. Коммунизм – вещь хорошая, только не очень реальная.

– Зачем же тогда ходишь на собрания?

– Интересно. Ребята спорят, и атмосфера особая. Если не ходить на собрания, то не поймешь из-за чего идет Ругань на семинарах.

В конце вечера Рюдигеру уже казалось, что он обрел нового друга.

С тех пор они виделись и не случайно, а сговариваясь о встречах.

Месяц спустя они опять зашли к Тедди.

– Сколько тебе платят па почте? – поинтересовался Антон.

– Семь сотен.

– Столько можно заработать и проще. Хочешь?

– А как?

– Ты ведь все равно ходишь па собрания. Мог бы кое-что там записывать.

Рюдигер с недоумением поднял брови.

– Для кого?

– Хотя бы для меня.

– Ты же сам на них бываешь.

– Верно. Только я перегружен. Хочу поделиться работой.

– А что ты будешь делать с записями? И кто станет платить?

– У меня есть связь с одним учреждением. Там хотят знать, что происходит в университете.

– Ведомство по охране конституции?

– Не так громко, Рюдигер. Не надо орать. Обдумай мое предложение.

Антон встал и потащил Рюдигера в биллиардную. В тот вечер они к этой теме не возвращались.

По пути домой Рюдигер размышлял. Заработок, конечно, легкий. Не то, что в справочной вкалывать. Надоело. Только вдруг об этом кто-нибудь узнает? Надо поговорить с Антоном поподробнее.

Барбаре он, разумеется, ничего не сказал. Даже если он уйдет из справочной, жене знать об этом не обязательно. Он найдет, чем занять освободившееся время. Барбара теперь все чаще жаловалась, что он совсем не бывает дома, мало заботится о сыне, почти не уделяет внимания ей. До сих пор удавалось ссылаться на двойную нагрузку. Зачем же лишаться такого козыря?

В следующий раз Антон и Рюдигер уселись в пивной поодаль от остальных, за отдельный столик. Рюдигер сам напомнил о прошлом разговоре. Накануне он отработал ночную смену и лишний раз почувствовал, насколько ему надоело сидеть в справочной.

– Слушай, Антон, ты всерьез просил меня помочь?

– Конечно.

– Значит, нужно записывать, что было на собрании и больше ничего?

– Да. Это совсем просто. Не надо даже ломать голову, как составить отчет. Я дам вопросник. Там шесть пунктов. Ответишь на вопросы, и точка. Да и собрания-то бывают всего раз в неделю, от силы два раза.

– А откуда мне знать, на какие собрания идти?

– Я подскажу. Встречаться будем, как до сих пор. Отчеты станешь отдавать мне.

– А деньги?

– Получишь от меня.

– Ты служишь в ведомстве по охране конституции?

Антон покачал головой.

– Нет, я только посредник.

– Дело-то небезопасное.

– Ерунда. Никто ничего не заметит. Ты же не глупый. Записи будешь делать после собраний. Если народу полно и другие что-нибудь пишут, то можно прямо на собрании. А наши с тобой встречи всем до лампочки. К тому же ничего незаконного тут нет. Ведомство просто хочет знать, какова ситуация. Не понравится, можешь в любой момент отказаться.

– Ну, хорошо. Тогда я согласен.

– Вот и отлично. Это событие надо спрыснуть.

Антон неторопливо достал из нагрудного кармана аккуратно сложенный листок, передал его Рюдигеру.

– Это вопросник. Завтра митинг солидарности с Вьетнамом, можешь сразу и начать. Сверху пишешь тему, дату и свою фамилию. Потом отвечаешь на вопросы, по порядку – с первого по шестой. Лучше на машинке. Встретимся послезавтра в три у Тедди. Эй, Нико, еще пару пива!

Рюдигер взглянул на вопросник.

1. Время и место проведения собрания?

2. Фамилии присутствующих?

3. Содержание доклада?

4. Ход обсуждения?

5. Фамилии ораторов особенно примечательных выступлений?

6. Общее впечатление?

Подали пиво.

– Итак, за твою помощь!

– Твое здоровье, Антон.

Дело пошло неплохо. Рюдигеру поправилось, что Антон от него не отстранился. Пожалуй, для Антона была важна не только работа Рюдигера. Они остались приятелями.

Выяснилось, что Антон все-таки был штатным сотрудником ведомства по охране конституции. Но Рюдигер не упрекал его за маленькую, безобидную ложь. Он получал те же семь сотен, что и на почте. Правда, новая работа не ограничивалась заполнением вопросников.

Антон регулярно приглашал Рюдигера в «контору». Там ему давали пачки фотографий. В основном фотографировали демонстрантов. Судя по всему, одна камера стояла где-то перед входом в объединенный студенческий комитет. По фотографиям Рюдигер узнал это небольшое здание. Его просили писать на обороте снимков фамилии опознанных людей. В скобках он отмечал политическую принадлежность, если она была ему известна.

Узнавал Рюдигер довольно многих. В университете он теперь старался запоминать фамилии, внимательно читал списки кандидатов в различные выборные органы. Демонстрации бывали сравнительно часто, три-четыре раза за семестр. Рюдигер принимал в них участие. Не удивительно, что на фотографиях он порой видел самого себя.

Сначала он колебался. Позднее стал, как положено, писать на обороте свою фамилию. Ухмыляясь, он думал, что надо бы в скобках помечать «секретный сотрудник», однако на подобные шутки не решался.

Бастиан фигурировал почти в каждой серии снимков. Обычно в первой шеренге. Порой у микрофона. Часто у входа в объединенный студенческий комитет.

Антон не забыл о дружбе Рюдигера с Феликсом. Он поручил Рюдигеру записать все, что тот знал о друге детства. В том числе сведения интимного характера. О семье, привычках, склонностях, интересах.

– Нас интересует все. Пьет ли он, курит, изменяет ли своей девушке. Когда-нибудь и это может пригодиться.

Когда Рюдигер закончил отчет, они обнаружили, что сведения о сегодняшнем Бастиане очень скудны. Раньше Рюдигер знал многое, даже мелкие подробности.

– Нужен свежий материал, – сказал Антон.

Неожиданно ему пришла в голову интересная идея. По крайней мере, Антон сделал вид, что только сейчас додумался до нее.

– Слушай, Рюдигер. Ты толковый парень. Нам нужна информация, так сказать, изнутри. Необходимо заняться ими поплотнее. Не мог бы ты втереться к ним?

Антон глядел серьезно, даже просительно.

– Что значит – втереться?

– Записаться в их ячейку.

– С ума сошел? Они меня сразу раскусят. Подкован я плохо. Они не берут каждого встречного-поперечного. Если не знаешь марксизма, сразу расколют.

– Ясное дело. Сперва надо подготовиться. Конечно, не пойдешь к ним: мол, здрастьте, хочу к вам записаться. У нас на этот счет есть кое-какой опыт. Для начала устроишься на их курсы. Ты жо знаешь, у них есть курсы основ марксизма. Преподают там, как правило, ребята Бастиана. Поучишься на курсах, а там они сами к тебе обратятся. Ведь они своих рекрутов набирают на курсах. Знают, где искать. Вот увидишь, сами начнут тебя обхаживать. Тебе и делать ничего не надо, просто через некоторое время дать согласие. Если возьмешься за эту операцию, будешь получать по тысяче в месяц. Чем плохо?

Действительно, веский аргумент.

– Можно договориться так, – продолжал Антон. – Поступай пока на курсы. В любом случае не вредно познакомиться с их идеологией, фразеологией. Особенно не усердствуй. А там поглядим.

Рюдигер согласился. На следующий же день он записался на курсы, которые назывались «Стратегия и тактика идеологической борьбы». Руководитель курсов, Ульф Вайскирх, был товарищем Бастиана.

Вайскирх возглавлял совет политологических факультетов. На этих факультетах как раз шла забастовка против новых правил сдачи экзаменов. Очередное занятие курсов начиналось сразу после собрания, посвященного забастовке. Ульф принадлежал к той редкой категории людей, которые умело сочетают теорию с практикой. С одной стороны, обнаружилось, что он свободно цитирует наизусть классиков марксизма. С другой стороны, он искусно орудовал с допотопным печатным станком, который приходилось каждый раз ремонтировать и налаживать, прежде чем запустить. До собрания он печатал листовки, чтобы тут же раздать их. А после собрания он начал занятие. Ульфу было некогда даже отмыть руки, зато сразу видно, что до теоретических занятий он имел дело с практикой. Впрочем, его это не смущало.

– Ничего. Тем наглядней моя приверженность к рабочему классу, – пошутил Ульф.

Рюдигер не смог бы сидеть на занятиях с руками в типографской краске. «Кто захочет, тот сумеет!» – говаривал дед. Уж Рюдигер нашел бы возможность помыться.

Правда, связь революционной теории и практики была действительно убедительной.

Слушателям курсов дали на дом брошюры Маркса, Энгельса и Ленина. Даже одну сталинскую работу о стратегии и тактике, что было сразу же сообщено Антону. Рюдигер накупил книг, но дома их не читал. Барбара страшно удивилась бы, увидев, что он засел за Ленина. Да еще на целый семестр.

Рюдигер зачастил в библиотеку. Там были читательские кабинки, где сидишь один и никто не заглядывает к тебе через плечо. Многого он не понимал, особенно если дело касалось политэкономии. В профучилище все это давалось по-другому. К своему облегчению, Рюдигер убедился, что на занятиях никого отвечать не заставляют. Через некоторое время он сам осмелился участвовать в обсуждениях. Свое мнение он обычно маскировал ссылкой на буржуазных ученых:

– Буржуазные ученые утверждают в этой связи… Его не смущало, что тем самым он ставил под сомнение собственные взгляды.

Ульф, казалось, знал ответы на любые вопросы. Порой ему неплохо помогали другие слушатели, у которых чувствовалась весьма основательная подготовка. Выступали они довольно убедительно. Рюдигер остерегался задавать вопросы, даже если тема его интересовала. Антон советовал не высовываться. Рюдигер не без успеха расширял свои познания. Он знакомился с основами марксизма. Порой зубрил, как когда-то вызубривал составы футбольных команд.

Перед последним занятием он встретился с Антоном, чтобы обсудить положение.

– Ульф мне вроде доверяет. Кроме него, у нас есть еще трое из компании Бастиана. Я сам узнал об этом недавно. Они пригласили меня на собрание ячейки.

Антон ужасно обрадовался. Даже предложил выпить за успех.

– Сходи-ка к Ульфу, – посоветовал он. – Попроси ознакомительный материал о работе их парторганизации. Скажи что тебе интересно. Потом они сами не выпустят тебя из своих когтей.

В приподнятом настроении они выпили по паре кружек пива и несколько рюмок яблочной водки.

Антон впервые кое-что рассказал о своей работе:

– За последнее время участились провалы. В прошлом месяце Бастиан и его ребята раскололи одного нашего сотрудника. Но тот и сам хорош, форменный идиот. Подробности неизвестны, но у нас есть свой человек, который кое-что разузнал. Этот кретин сел на собрании прямо во второй ряд и принялся строчить у всех на виду. Записывал слово в слово любую ерунду. Рвение похвальное, но уж больно заметное. Причем делал он это не первый раз. После собрания его хвать за жабры – и раскололи. Он им все выложил. К счастью, это не мой человек, так что мне ничего не грозит. Но того, кто вел этого недоумка, пришлось убрать из университета.

Рюдигер удивился откровенности Антона. Похоже, Антон стал больше доверять ему. Или, может, причиной всему изрядная выпивка?

– Знаешь, Рюдигер. Ты толковей и осторожней. Для нас ты – находка.

Польщенный комплиментом, Рюдигер, в свою очередь, поинтересовался:

– А чего вы так вцепились в Бастиана и его компанию? Есть же другие группы, гораздо агрессивней и воинственней.

Антон осклабился.

– Там у нас все в порядке. Правда, тут я не специалист. Но один приятель рассказал мне забавную вещь. – Он отхлебнул пива, ухмыльнулся. – У них ведь полпая конспирация. По их правилам каждый знает только своего непосредственного руководителя. Другое начальство рядовым членам группы неизвестно. Не слишком-то демократично, а? Ну, это неважно. Во всяком случае, это высшее начальство сообщило: тревога! за нами слежка! Значит, надо усилить бдительность. Чтобы прибыть на собрание своей пятерки, четыре ее члена кружат по всему городу, меняют транспорт и лишь через несколько часов добираются поодиночке до явочной квартиры.

Антон вновь не удержался от смеха. Что ж тут смешного? – удивился про себя Рюдигер.

– А пароль и явка даны нашей «конторой». Нашим человеком. Вот умора!

Как и договорились, Рюдигер через несколько дней попросил у Ульфа ознакомительные материалы. Антон, мастер своего дела, все рассчитал верно – с этих пор на Рюдигера обратили особое внимание. Розвите, знакомой Рюдигеру по курсам, даже поручили шефствовать над ним.

Рюдигер сразу это заметил. Худышка Розвита, коротко стриженная всезнайка, раньше с ним никогда не разговаривала. Теперь она чуть не каждый день пыталась завести беседу. Она предложила свою помощь в проработке трудного материала.

Рюдигеру не очень хотелось возиться с ней. Он предпочел «бегство вперед»:

– Знаешь, мне, в общем-то, все уже попятно. Хочу вступить в вашу ячейку.

Розвита так и просияла. Рюдигер ехидно подумал, что она радуется, будто коммивояжер, который получает комиссионные за каждый сбытый пылесос.

Розвита объяснила, что перед приемом обычно проводится собеседование.

– Это делает кто-нибудь из руководства.

Чтобы не усложнять дело, собеседование поручили Ульфу, и оно состоялось спустя всего два дня. Рюдигеру ото было на руку. С Ульфом говорить проще, как-никак знакомый. Они беседовали почти по-дружески, за чашкой кофе в студенческом буфете.

Рюдигер рассказал биографию. Упомянул, что в детстве и юности крепко дружил с Феликсом Бастианом. Это было встречено одобрительно, как и сообщение о том, что до университета он работал, учился в вечерней школе. Он всегда интересовался политикой, сказал Рюдигер, а курсы марксизма дали ему последний толчок. Поговорили и дальше о том о сем. Рюдигер не зарывался, был осторожен, но без особой робости.

Похоже, Ульф остался доволен. Через неделю состоялось общее собрание. Вторым пунктом повестки дня значился прием новых членов.

Рюдигер волновался сильнее, чем ожидал. Он впервые увидел сразу всех членов первичной организации, хотя многие лица были знакомы.

Церемония открытия собрания усилила его волнение. Все поднялись и запели песню на слова Брехта «И так как все мы люди…»

Рюдигер чувствовал себя довольно глупо. Он единственный не знал текста. Да и наивно это, сентиментально. Похоже на рождественское хоровое пение. Правда, в детстве у него мурашки бегали по коже, когда Вегенеры иели на рождество. А еще его память сохранила куплеты, которые он сам распевал вместе с другими конфирмантами в церкви: «Господь, господь – ты наш оплот!»

И тут опять поют.

Припев показался ему особенно неуместным здесь, среди студентов.

 
Встань в ряды, товарищ, к вам!
Ты войдешь в наш единый рабочий фронт,
потому что рабочий ты сам.
 

Но подумать об этом не хватило времени.

Вот уже и второй пункт повестки дня. Прием новых членов.

Рюдигер повторил то, что уже говорил Ульфу. Правда, говорить на людях оказалось труднее.

Он был рад, что не попал в партгруппу Феликса. Тот учился на педагогическом факультете. А Рюдигера принимала секция политологов и синологов.

К счастью, вопросов никто не задал. Затем – голосование. Принят единогласно. С гвоздикой, уставом и «Манифестом Коммунистической партии» Рюдигер вышел из зала уже полноправным членом партии. Красную гвоздику он подарил дома Барбаре, та обозвала его сумасшедшим. С самой свадьбы он не дарил ей цветов.

Теперь Рюдигер регулярно поставлял Антону интересную информацию. Постепенно он перезнакомился со всеми членами первичной организации. Он составил список руководства секции, а затем и их университетского партийного руководства. Антон поблагодарил за эти списки.

Рюдигер брал на себя скромные, но вполне конкретные дела. Он избегал публичных выступлений, работы у информационных стендов, распространения листовок.

– Я чувствую себя еще неуверенно, – оправдывался он.

Такое объяснение признавалось вполне удовлетворительно. Он перепечатывал на машинке различные материалы, ездил в типографию, привозил листовки. Здесь тоже собиралась кое-какая информация, которая интересовала Антона, неизменно повторявшего, что Рюдигер – его лучший кадр.

Накануне каникул партгруппа решила устроить вечеринку. Всех приглашали прийти с женами или мужьями. Рюдигер испугался. Он еще на собеседовании с Ульфом не стал врать о Барбаре. Зачем? Вранье по мелочам только вызывает подозрение.