Текст книги "Криминальные сенсации (Часть 2)"
Автор книги: Гюнтер Продёль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
– Ага, так вот оно что! Теперь вы хотите состряпать на меня дело, будто я подралась с Рози…
Мёршель, который оставался стоять у двери, снова плотно закрыл ее:
– Я хочу узнать у вас только одно: почему вы не пришли на следующий день?
– Почему, почему… Если бы я знала, какой вы устроите здесь спектакль, то уж наверняка пришла бы в среду.
– Фрау Крюгер, отвечайте, пожалуйста, по существу вопроса.
– Боже милостивый, да я же вам уже несколько раз говорила… Я искала новое место.
Мёршель вернулся на середину кухни, сел на маленькую табуретку и снизу вверх посмотрел ей в лицо:
– Честно говоря, фрау Крюгер, я вас не понимаю. Ведь ничего особенного между вами и фройляйн Нитрибитт не произошло. Ну, подумаешь, повздорили из-за разбитой вазы. Пустяк. Нитрибитт вас выставила – тоже дело привычное, по вашим же словам. Почему же все-таки вы решили искать новое место?
Эрна Крюгер, будто в изнеможении, опустилась на стул и хлопнула себя ладонью по лбу, как бы говоря этим жестом: "Вы, видно, совсем ничего не понимаете?"
Мёршель не дал ей времени на размышления:
– Ну? Так почему же вы вдруг решили отказаться от такого хорошего места? Вам же наверняка здесь было очень неплохо.
– Да, конечно. Я вовсе не собиралась отказываться от этого места. Просто я разозлилась, потому что Рози всегда себя так нахально ведет, когда ее что-нибудь раздражает…
Раздосадованную женщину как будто прорвало. Она задрожала, заплакала и больше не могла выдавить из себя ни слова.
Мёршель поиграл вилкой, лежавшей на столе:
– Итак, вы утверждаете, что не собирались искать новое место?
Громко всхлипывая, Эрна Крюгер возразила:
– Нет, я хотела уйти.
– Тогда назовите адреса людей, которым вы предлагали свои услуги.
– Но ведь я только собиралась это сделать. Я еще никому ничего не предлагала. Я лишь думала об этом.
– Три дня?
Эрна Крюгер потеряла всякую способность спорить. Она уронила голову на стол и безудержно разрыдалась.
Обер-комиссар изменил тактику. Он встал, подошел к ней и успокаивающе положил руку на плечо:
– Ну что ж, фрау Крюгер, теперь давайте поговорим начистоту. Я ведь могу себе представить, как все было. То, что вы придумали с разбитой вазой, – всего лишь отговорка, не так ли?
Эрна Крюгер выпрямилась. Она достала маленький шелковый носовой платок и вытерла слезы. Однако возражать Мёршелю не стала. Снисходительно, словно отец, который хочет заставить дочь признаться в своем первом неверном шаге, он попытался обрисовать домработнице, как она могла убить Нитрибитт.
– У фройляйн Нитрибитт всегда дома было много денег, а также драгоценностей, так? Вы у нее зарабатывали хорошо, но далеко не столько, чтобы позволить себе покупать такие дорогие вещи. Вот вы и взяли незаметно деньги или какое-нибудь колечко. Однако во вторник Нитрибитт это заметила и призвала вас к ответу; дело дошло до ссоры с рукоприкладством, вы схватили вазу и ударили ее. Ну что, фрау Крюгер, разве все было не так? А эту историю с вазой, которую вы мне рассказывали, вы придумали уже потом.
Эрна Крюгер неподвижным взглядом, словно загипнотизированная, уставилась на Мёршеля. Обер-комиссар по-дружески ей кивнул:
– Признавайтесь лучше сразу, фрау Крюгер. Через день-другой мы все равно разберемся с этим делом. А до тех пор у вас не будет ни секунды покоя. Послушайте, тут, рядом, мои коллеги снимают отпечатки пальцев, которые оставлены в квартире. Они обследуют и предмет, которым была убита Нитрибитт. Они найдут на нем кровь и, конечно же, отпечатки ваших пальцев. Ну что, вы и теперь будете лгать?
Неподвижный взгляд Эрны Крюгер был по-прежнему устремлен на Мёршеля. Ее губы дрожали, но она не проронила ни слова.
– Фрау Крюгер, если вы сейчас мне скажете правду, все будет выглядеть совсем по-другому. Все увидят, что вы проявили благоразумие и раскаялись. Тогда можно будет иначе рассматривать это преступление в суде – возможно, как убийство в состоянии аффекта. Я уверен, что у вас безупречная репутация, – это будет принято во внимание в качестве смягчающего обстоятельства. Да и Нитрибитт не была ангелом. Присяжные это тоже учтут в вашу пользу.
Мёршель хорошо знал свое дело. Его слова были проникнуты сочувствием и пониманием. Они звучали так убедительно, что, казалось, женщине ничего другого не оставалось, как сказать: "Да, так все и было!"
Эрна Крюгер вдруг, словно очнувшись от кошмарного сна, энергично затрясла головой:
– Да что вы здесь такое рассказываете?! Я не могла ее убить. Ведь пришел Польмальчик. Он оставался с ней, как бы я могла… Да нет же, это не я!
Обер-комиссар доброжелательно посмотрел на нее:
– Фрау Крюгер, вы это себе внушили. Вы хотели бы, чтобы так было, но на самом деле этого Польмана нет. Завтра утром мы пригласим всех мужчин с такой фамилией, которые живут во Франкфурте, и тогда выяснится, что никто из них не знает Нитрибитт, а уж тем более не был у нее. Ладно, давайте лучше поедем в управление и там продолжим беседу.
Сломленная Эрна Крюгер покорно вышла вслед за Мёршелем из кухни. Будто в полусне спустилась она вместе с ним по лестнице мимо все еще поджидавших фоторепортеров. Похоже, она даже не замечала, что ее фотографируют и что люди, собравшиеся внизу, перед домом, говорят друг другу: "Они уже взяли убийцу. Это домработница!"
Как потом признавался ловкий обер-комиссар Мёршель, именно этого он и добивался. Предварительное задержание Эрны Крюгер должно было остановить слухи о какой-то таинственной подоплеке убийства Нитрибитт, показать общественности, что это дело такое же, как и сотни других, и помочь публике побыстрее забыть о нем.
Домработницу в тот же вечер отпустили домой, естественно, после обстоятельного допроса. Одной из причин ее освобождения было небольшое расследование, которое провел обер-комиссар Брайтер среди жильцов дома № 36 по Штифтштрассе. Всем он задавал один и тот же вопрос: "Когда в последний раз вы видели Нитрибитт?"
46-летняя секретарша, живущая на втором этаже, сообщила, что видела ее вечером 29 октября между 16.30 и 17.30 возле дома, перед парадным входом. Более точное время она назвать не могла.
Этому соответствовали и показания продавщицы расположенного в доме мясного магазина. У нее 29 октября между 16.30 и 17.00 Нитрибитт покупала печень для своего пуделя Шовинга.
Два наборщика из типографии, как раз напротив дома № 36, в один голос заявили, что видели, как 29 октября между 21.30 и 22.00 она выходила из дому.
Очень важные показания дала женщина, проживающая под квартирой Нитрибитт: "Это было в среду, 30 октября, где-то между 13.30 и 14.00. Я услышала из квартиры надо мной громкий мужской голос, затем пронзительный крик и глухой стук падения. Я не обратила на это особого внимания, поскольку у Нитрибитт довольно часто буянят".
Наконец, истопник дома рассказал обер-комиссару, что он видел, как во вторник, 29 октября, примерно в 15.30 черноволосый мужчина лет тридцати пяти, которого он неоднократно встречал раньше с Нитрибитт, поспешно покинул ее квартиру и уехал на легковой автомашине, стоявшей до этого во дворе дома. По его описанию, этот человек походил на близкого друга Нитрибитт, о котором говорила домработница Крюгер. На допросе она описала его внешность так: "Высокий, широкоплечий, черные волосы, примерно тридцать пять лет".
Все эти показания тем не менее не продвинули франкфуртскую комиссию по расследованию убийств вперед: они не позволяли ни установить точное время преступления, ни получить более конкретные сведения о предполагаемом убийце.
– Слабо, очень слабо, слабее некуда, – саркастически прокомментировал обер-комиссар Брайтер полученные в первый день результаты, когда в полночь докладывал о них шефу франкфуртской уголовной полиции Альберту Кальку. Может, вам виден какой-нибудь просвет? Мне – нет.
48-летний директор бегло пролистал отчеты и протоколы допросов и только потом ответил Брайтеру:
– Да, пожалуй, немного. Но ведь для вас, Брайтер, это не в диковинку. Убийцы очень редко оставляют на месте преступления свои визитные карточки. Значит, так, начните все сначала и выявите круг знакомых Нитрибитт.
– Господи помилуй! – простонал Брайтер. – У этой дамы, наверное, сотни знакомых. С кого же мне начинать?
– Ну, это ваше дело, Брайтер. Вы же у нас старая ищейка. Если у дамы так много знакомых, значит, она сама повсюду известна. Прочешите для начала ночные бары и все такое…
– Постойте-ка, – вдруг повернулся Брайтер к своему коллеге Мёршелю. – Вы же нашли записную книжку. И ящик фотографий. Давайте с них и начнем.
Обер-комиссар Мёршель в смущении посмотрел на директора:
– Не думаю, Брайтер, что это будет правильно. В книжечке фамилии таких людей, которым не очень-то улыбается перспектива быть допрошенными в полиции.
– Так… – только и сказал Брайтер и выжидающе посмотрел на директора. А он еще удивлялся, почему это его высшее начальство жертвует сном ради какой-то малозначительной истории с убийством. Раньше ведь за ним такого не водилось. В лучшем случае Кальк позволял себе ознакомиться с отчетом, но, как правило, в детали не вникал. Он подключался только к крупным делам, о которых много писали в газетах. Коллеги злословили, будто он делает это лишь для того, чтобы его фамилия почаще упоминалась прессой.
Теперь Брайтер начинал понимать, что за историей с Нитрибитт скрывалось нечто большее, чем казалось на первый взгляд.
Кальк будто прочитал его мысли:
– Давайте-ка обойдемся пока без записной книжки, Брайтер. Если она нам понадобится, хотя я так не думаю, мы в любой момент сможем к ней вернуться.
И, словно в подтверждение сказанного, он достал из папки маленькую книжицу и запер ее в ящик своего письменного стола.
Именно в этот момент в голову обер-комиссара Брайтера пришла хитроумная, но опасная своими возможными последствиями идея. Если он не может выйти на людей из записной книжки, пусть тогда они сами к нему приходят. Он решил предоставить нескольким хорошо знакомым ему репортерам доверительную информацию о таинственной записной книжке. Достаточно будет всего нескольких слов о том, что на квартире убитой обнаружена книжечка с фамилиями и адресами ее клиентов. Это их подстегнет. Они придут сами, без посторонней помощи, только бы не получать компрометирующей повестки из полиции.
Брайтер был прямо-таки восхищен своей затеей, но вслух только сказал:
– Ну что ж, ладно, пусть будет так. Нам остается лишь надеяться на удачу.
Директор Кальк неожиданно зевнул и демонстративно посмотрел на золотые ручные часы:
– Думаю, на сегодня хватит, обсудим все остальное завтра рано утром. Но в любом случае мы должны разыскать этого Польмана. Брайтер, может, вы возьмете это на себя?
Обер-комиссар прилежно записал фамилию в свой толстый потрепанный блокнот:
– Все будет в порядке, господин директор. Завтра утром я свяжусь со столом прописки, и они мне «выберут» всех Польманов.
Но на следующее утро обер-комиссару Брайтеру заниматься этим уже не пришлось. Первым посетителем, который появился в управлении полиции 2 ноября 1957 года, был 36-летний торговый агент Хайнц Кристиан Польман.
– Кто занимается убийством Нитрибитт? – спросил он у полицейского на входе. Вахмистру пришлось трижды справляться по телефону, прежде чем он смог ответить. Об этом случае пока еще мало кто знал.
– Идите наверх, на третий этаж, в комнату № 356 к обер-комиссару Брайтеру.
Обер-комиссар уставился на вошедшего Польмана, как на привидение, и недоверчиво проговорил:
– Это действительно вы?
– То есть как, – неуверенно спросил Польман, – вы что, меня ждали?
Брайтер принужденно улыбнулся:
– Как раз нет. Однако если бы вы не пришли, через несколько часов я определенно был бы у вас. Но сначала присядьте.
Польман опустился на предложенный стул, высоко подтянув тщательно отутюженные брюки. Пока он не начал объяснять причины своего прихода, Брайтер взял телефонную трубку и, набирая номер, сказал:
– Извините, я хотел бы поставить в известность своего шефа. Полагаю, ему надо присутствовать при нашем разговоре.
– Пожалуйста, ничего не имею против, – негромко ответил Польман и вытащил из кармана портсигар. Брайтер, сообщая коллеге Мёршелю, что прибыл господин Польман, пододвинул к нему пепельницу.
– Так, – начал беседу Брайтер, – он сейчас будет. А пока, господин Польман, расскажите, с чем пришли.
Прежде чем начать, Польман раздавил только что раскуренную сигарету:
– Ну… вы ведь и так догадываетесь, как я понял. Пришел я по поводу смерти фройляйн Нитрибитт… прочитал сегодня утром сообщение в газете. А поскольку я с ней близко знаком, то счел за лучшее немедленно прийти к вам. Мне кажется, я мог бы оказать помощь в расследовании. Я ее давно знаю…
Его прервал скрип открываемой двери. Вошел обер-комиссар Мёршель. Польман повернулся к нему и поднялся со стула, когда тот, подойдя ближе, представился.
Брайтер, поясняя, сказал Мёршелю:
– Господин Польман – хороший знакомый убитой Нитрибитт. Он утром прочитал газетное сообщение и сразу же пришел к нам, так как считает, что его показания об убитой могут помочь следствию.
– Очень любезно с вашей стороны, – непринужденно проговорил Мёршель и предложил Польману опять занять свое место. Сам же сел немного в стороне, чтобы иметь возможность незаметно наблюдать за посетителем.
– Я принял очень близко к сердцу смерть фройляйн Нитрибитт, – продолжил свой рассказ Польман в какой-то торжественной, чуть ли не ритуальной манере, которая совсем не подходила к его мужественному, даже немного грубоватому лицу.
Брайтер с трудом сохранял любезное выражение лица. Этот человек ему не нравился. Он был слишком патетичен, слишком красив, слишком мягок и чем-то напоминал мужчин, которые отираются в тех барах, где не жалуют женщин.
И он не ошибся. Когда позже, в ходе разговора, Мёршель спросил Польмана, не был ли он в любовной связи с Нитрибитт, тот откровенно признался, что женщины его не интересуют.
Беседа продолжалась почти час; Польман рассказал, что с Нитрибитт он познакомился чуть больше года назад совершенно случайно на какой-то бензозаправке и с тех пор их связывали доверительные, товарищеские отношения. Он не умолчал и о том, что знал о профессии Нитрибитт и был посвящен в ее дела.
В этом месте в разговор впервые вмешался Мёршель и спросил, хорошо ли он знает клиентов убитой. Едва только стало ясно, что Польману известны фамилии большинства из них, Мёршель сразу же перевел беседу в другое русло:
– Скажите, господин Польман, когда вы в последний раз виделись с фройляйн Нитрибитт?
Ответ разочаровал шефа комиссии по убийствам. Показания Польмана полностью совпадали с тем, что говорила домработница Крюгер. 29 октября около трех часов дня он пришел в квартиру Нитрибитт и застал еще конец ссоры из-за разбитой вазы; он даже слышал, как Нитрибитт отказала фрау Крюгер в месте. Слово в слово, будто они сговорились, он повторил показания домработницы.
– Хорошо, господин Польман, а что произошло потом, когда фрау Крюгер ушла? – спросил Брайтер, как только Польман сделал паузу, чтобы закурить новую сигарету – уже шестую, как отметил про себя обер-комиссар Мёршель.
– Вы хотите знать все до деталей?
– По возможности, да. Насколько вы, конечно, помните.
– Хорошо… Так вот, когда фрау Крюгер ушла, Рози сказала: "Налей-ка нам выпить, Польмальчик". Она всегда называла меня Польмальчиком.
Брайтер перебил его:
– Не обязательно так подробно, господин Польман. Рассказывайте только о том, что представляется важным в связи с последующими событиями.
– Именно так и есть, господин комиссар! То, что Рози по собственной инициативе предложила выпить, – необычно. Она ведь была почти патологически скупа, и ее приходилось всегда долго упрашивать, если у меня вдруг появлялось такое желание.
– Ну, хорошо. Она неожиданно предложила вам выпить. Почему?
– Она сказала, что ей надо выпить, потому что последние дни для нее были сплошной нервотрепкой.
– Она имела в виду нервотрепку из-за Крюгер?
– Нет, об этом она тут же забыла.
– Так что же это была за нервотрепка?
В этом уже было что-то необычное. Прежде чем ответить, Польман потушил недокуренную сигарету и сразу же закурил новую.
Мёршель отметил это про себя и оценивающе посмотрел на кучу окурков в пепельнице.
– О том, что ее так раздражало в последнее время, она мне, разумеется, не сказала. Думаю, это было не столько раздражение, сколько страх. Еще за несколько дней до этого Рози мне позвонила и сказала, что ей нужно очень срочно поговорить со мной, поскольку, мол, она опасается за свою жизнь.
– Ах, вон оно что! – помимо воли вырвалось у Брайтера.
– Да, именно так она сказала. Я не принял это всерьез, точно так же, как и вы сейчас. Все это было на нее совсем не похоже.
– Кто же угрожал ее жизни? Она хоть что-нибудь сказала вам об этом?
– Нет. Тогда она только попросила, чтобы я налил выпить. Это было шотландское виски. Когда мы выпили первую рюмку, зазвонил телефон. Как я понял из разговора, к ней хотел прийти один из постоянных посетителей.
Мёршель снова прервал рассказ Польмана:
– Она вам не сказала, кто звонил?
– Сказала. Это был Фельдман. Насколько я знаю, очень богатый фабрикант. Поэтому она и не смогла отказать.
Брайтер собрался задать пару вопросов об этом богатом фабриканте, но Мёршель опередил его:
– Ну и как, пришел он, этот Фельдман?
– Да, появился минут через десять. Мне пришлось спрятаться на кухне, чтобы он не заметил, что до него еще кто-то был. Анонимность клиентов была высшим профессиональным правилом Рози. Поэтому-то она и не сказала мне, кого так опасалась.
– Но, наверное, не этого Фельдмана? Иначе она не позволила бы ему прийти или не отпустила бы вас.
– По всей вероятности, это так, господин комиссар.
Обер-комиссару Мёршелю не очень-то понравилось, что Польман видел Фельдмана на квартире у Нитрибитт. Фельдман во Франкфурте был известным, уважаемым человеком.
– Вы сказали, что Нитрибитт отослала вас на кухню, чтобы Фельдман не заметил, что до его появления в квартире уже был мужчина. Ну и как же вы потом смогли незаметно уйти? Ведь стук двери должен был вас выдать.
– На этот счет у нас все было оговорено. Ведь довольно часто случалось, что к Рози приходили посетители, когда я был у нее. Она просто кричала из гостиной: "Эрна, если ты идешь, то не забудь, пожалуйста, взять хлеба". Для меня это было сигналом уходить, а клиент, услышав стук двери, думал, что ушла домработница.
Обер-комиссар Брайтер с ухмылкой покачал головой и не смог удержаться, чтобы не спросить:
– А вы не знаете, сколько господа кавалеры платили за такой визит?
Польман опустил голову, как будто этот вопрос для него был особенно мучительным, но потом сказал:
– От пятисот до тысячи марок. Но некоторые дарили также украшения или что-нибудь из одежды. Все это было очень индивидуально.
Брайтер воздержался от дальнейших вопросов. Вместо него спросил Мёршель:
– Сколько было времени, когда вы ушли?
Польман немного подумал:
– Так, пришел я в три часа… Скорее всего, около половины четвертого, может, чуть раньше.
– И что вы делали потом?
– Поехал домой на своей машине.
– Какая у вас машина?
– «Форд-50», модель «комби».
– Какого цвета?
– Светло-серого, – Польман показал на окно. – Можете проверить. Он стоит внизу, перед управлением.
Мёршель слегка улыбнулся:
– В этом нет необходимости, мы вам и так верим. Но хотелось бы, чтобы вы точнее указали, когда были дома. Может ли кто-нибудь это подтвердить?
В первый момент показалось, что Польман собирается протестовать против превращения беседы в допрос. Однако он тут же овладел собой:
– Самое позднее – в четыре часа. Я еще по пути купил сигарет и вечернюю газету, но приехал наверняка не позднее четырех часов.
– Кто-нибудь видел, как вы приехали?
– Не могу сказать. Я, во всяком случае, никого не встретил.
– Вы что же, весь оставшийся вечер так ни с кем больше и не виделись?
– Только со своим квартирантом; он пришел домой в восемь часов.
– Следовательно, никто не может подтвердить, что вы делали с трех часов дня до восьми часов вечера?
Польман раздраженно ответил:
– Если вы имеете в виду, что у меня нет алиби, то вы правы. Но смею вас заверить, что, будь я убийцей, я бы здесь не сидел!
Брайтер встретил выпад, Польмана приветливой улыбкой:
– Правильно, господин Польман, вы бы тогда сидели в камере предварительного заключения. Так что ничего такого у господина комиссара и в мыслях не было. Просто мы должны проверить всех знакомых Нитрибитт, чтобы, по возможности, исключить тех, кто не имеет никакого отношения к убийству.
Все с той же приветливостью Брайтер, однако, показал своим следующим вопросом, что по-прежнему не снимает с Польмана подозрений:
– Вы сказали, господин Польман, что Нитрибитт хотела срочно с вами поговорить. Почему же тогда вы не пришли к ней на следующий день?
Вопрос пришелся мимо цели. На этот раз улыбнулся Польман:
– Потому что 30 октября в 6.30 я улетел в Гамбург и вернулся только вчера в 22.10. Я работаю представителем одной гамбургской фирмы и часто выезжаю туда по делам.
Польман вытащил из кармана пиджака проспект своей фирмы и положил его на стол перед Брайтером:
– Здесь адрес фирмы. Вы можете проверить то, что я сказал. Кроме того, моя фамилия значится в списках пассажиров авиарейсов.
Брайтер отодвинул проспект:
– Да мы и так вам верим, господин Польман. Но что делать, такая у нас работа. Вы же понимаете, полиции приходится все проверять и перепроверять.
Прежде чем Польман успел забрать проспект, к столу подошел Мёршель и взял его:
– О, я знаю эту фирму… Давно вы там работаете?
– Больше трех лет.
Мёршель протянул проспект Польману – название и адрес фирмы он уже запомнил.
Брайтер выжидающе посмотрел на шефа и, увидев, что у Мёршеля больше нет вопросов, закончил разговор:
– Спасибо, господин Польман. Ваш визит, безусловно, поможет нам в расследовании. Примите за это нашу искреннюю признательность!
Он протянул Польману руку и попрощался. Мёршель лишь сдержанно кивнул, но, когда Польман уже стоял у двери, сказал:
– Надеюсь, господин Польман, если появятся еще вопросы, вы не откажете в любезности снова посетить нас?
Польман холодно кивнул:
– С удовольствием, насколько мне позволят дела.
С этими словами он покинул кабинет.
– Зачем вам тратить на него время? Ведь его участие в преступлении исключается, – сказал Мёршелю Брайтер. Он не понимал, чего еще хочет шеф от этого свидетеля.
– Это почему же? – спросил Мёршель.
– Потому, что Нитрибитт, по показаниям соседки снизу, убили не раньше 30 октября. Или вы думаете, что он рассказывает басни? Это было бы очень глупо с его стороны.
Вошедший в кабинет директор Кальк избавил Мёршеля от необходимости отвечать. По переговорному устройству он слышал весь разговор с Польманом.
– Нитрибитт убили не 30-го, а 29 октября, между пятнадцатью и шестнадцатью часами. Вот заключение доктора Вегенера по результатам вскрытия, – сказал Кальк и передал Мёршелю двухстраничный протокол института судебной медицины.
Прежде чем Мёршель начал читать текст, директор распорядился:
– Итак, принимайтесь за Польмана; проверьте, на что он живет, сколько зарабатывал в последние годы, нет ли у него долгов, ну и все такое прочее… Постарайтесь раздобыть стоящий обвинительный материал. А Польмана допрашивать… По всем другим направлениям следствие можно прекратить…
Брайтер не поверил своим ушам:
– Вы что, серьезно полагаете, что другими версиями не следует заниматься?
– Вы считаете, Брайтер, у вас будет мало работы с этим парнем?
Обер-комиссар решился еще на одно, последнее, возражение:
– Но, господин директор, если с Польманом мы попадем впросак, то потеряем все другие следы. Преступник выиграет время и спрячет все концы в воду.
Кальк ничего не ответил и только, выходя из кабинета, бросил Мёршелю:
– Вы знаете, что делать; будем действовать, как договорились. А пока никаких сообщений прессе.
Брайтер в ярости прикусил губу. Когда дверь за Кальком захлопнулась, его прорвало:
– Кто здесь сумасшедший – я или он? Нельзя же так однобоко вести расследование! Кому это непонятно?!
Было похоже, что обер-комиссар Брайтер со своими опасениями оказался прав. Информация о таинственной записной книжке Нитрибитт, которую он на следующий день сообщил нескольким газетчикам, вызвала громкий скандал. Все газеты с жадностью набросились на этот лакомый кусок и под аршинными заголовками рассказали о том, что во франкфуртской квартире Нитрибитт перебывала вся верхушка западногерманского общества. Для фантазии газетных писак было мало дюжины фамилий, которые имелись в записной книжке на самом деле; они собирались уже составлять списки из сотен известных в стране людей. Имя Нитрибитт моментально обросло самыми невероятными историями. При помощи спрятанной в цветочной вазе кинокамеры и встроенного в кровать магнитофона она якобы запечатлевала для истории свои забавы со знаменитыми людьми, а потом этим же их шантажировала. Некоторые газеты попытались даже придать скандалу политическую окраску: Нитрибитт-де была высококлассной коммунистической шпионкой и в своей французской кровати выведывала у влиятельных сластолюбцев государственные тайны.
Итак, скандал разразился, несмотря на то что директор Кальк, закадычный друг тогдашнего министра внутренних дел Шредера, приложил все силы – кстати, исходя не только из личных побуждений, – чтобы его предотвратить.
Позднее один западногерманский институт, изучающий общественное мнение, задался целью подсчитать все публикации о деле Нитрибитт. Получился внушительный результат – более трех тысяч сообщений и статей в иллюстрированных журналах, еженедельниках и газетах.
Не было другой такой фамилии, которая бы в то время так часто повторялась прессой, как фамилия Нитрибитт!..
Однако вернемся к франкфуртской комиссии по расследованию убийств. Для задерганных криминалистов скандальная шумиха в прессе имела прямо-таки катастрофические последствия. После первого сообщения кабинет обер-комиссара Брайтера в течение недели посетило около трехсот видных представителей деловых и политических кругов. Добровольно оставив в гаражах свои сверкающие хромированными поверхностями автомобили, чтобы их не могли опознать по номерам, они на трамвае приезжали в управление полиции, давали в убого обставленном служебном кабинете показания о своих отношениях с убитой Нитрибитт и, заламывая руки, просили сохранить это в тайне.
До сих пор ни одна из фамилий тех мужчин, которые посетили тогда полицию, не известна. Ни один из высокопоставленных любителей «клубнички» не был разоблачен. Для сотрудников комиссии эти массовые допросы означали беспрестанную писанину, которая отодвинула в сторону всю остальную работу. Поиски убийцы утонули в бумажном море свидетельских показаний. Но ведь эти показания, записанные пока только со слов, нужно было когда-то проверять… Теперь уже все были убеждены, что убийцу или его нанимателя надо искать в кругу этих людей. Однако до тех пор, пока эти высокопоставленные мужи являлись только свидетелями, полиция имела право не раскрывать их фамилий и мест работы. А что, если на одного из них падет подозрение в убийстве Нитрибитт или его уличат как убийцу?..
Так далеко дело не пошло. Показания и алиби трехсот одиннадцати ценных для общества людей проверять не понадобилось, фамилии их не были преданы огласке. Нашелся человек, который взял подозрение в убийстве Нитрибитт на себя. Он позволил продержать себя целый год в предварительном заключении и устроить над собой суд, после того как ему гарантировали за это соответствующий гонорар и оправдательный приговор за недостаточностью улик. Это был… Хайнц Польман близкий друг Нитрибитт! Джентльменское соглашение между Польманом и уголовной полицией Франкфурта стало невероятнейшим скандалом, в сравнении с которым само дело Нитрибитт выглядело просто детской игрой.
Подробно неизвестно, как и на каких условиях Польман согласился взять на себя роль убийцы. Протокол на своеобразных торгах между ним, директором Кальком и гамбургским адвокатом Мюллером не велся, и свидетелей тоже не было. Сами же участники по понятным причинам молчат до сих пор. Однако последующие события и особенно процесс против Польмана, который прошел через два года и закончился оправдательным приговором из-за недостатка доказательств, не оставляют сомнений в том, что именно таким неприглядным способом дело Нитрибитт было положено под сукно.
А события развивались следующим образом.
12 ноября 1957 года, на одиннадцатый день после того, как стало известно об убийстве Нитрибитт, обер-комиссара Мёршеля временно отстранили от должности, а его подчиненных переключили на другое нераскрытое убийство. Официально было объявлено, что у него нервный срыв из-за перегруженности работой. На суде, однако, Мёршель опроверг такое толкование своего отстранения.
Под присягой он заявил: "Директор Кальк требовал от меня ареста Польмана и дал указание прекратить отработку других версий. Я не согласился с этим. Собранный против Польмана обвинительный материал был настолько легковесен, что на суде мы выставили бы себя на посмешище. Разработку других версий я считал настоятельной необходимостью. Я был убежден, что Польман не убийца. Из-за этих разногласий меня и отстранили от работы".
Выведя комиссию по расследованию убийств из игры, директор Кальк продолжил расследование сам. Помогал ему главный комиссар Радои из политической полиции Франкфурта, который слыл надежным человеком и был специально откомандирован в уголовную полицию для работы по делу Нитрибитт.
Все дальнейшие следственные действия были направлены исключительно на Польмана. И все же прошло немногим больше трех месяцев, прежде чем газеты смогли сообщить об аресте "убийцы Нитрибитт". Хайнц Польман был задержан 5 февраля 1958 года.
Пресс-бюро управления полиции распространило сообщение о причинах ареста Польмана, состоявшее из шести пунктов. Вот они:
"1. Непосредственно перед убийством Нитрибитт Польман находился в стесненном финансовом положении. Сразу после преступления он израсходовал почти двадцать тысяч марок.
2. Арестованный не смог объяснить, откуда у него эти деньги. Вместе с тем доказано, что он знал, где у себя в квартире Розмари Нитрибитт в тот момент хранила очень большую сумму наличными. Польман знал также о запланированной Нитрибитт покупке кольца и уговорил свою подругу повременить с ней. Таким образом он хотел помешать ей истратить наличные деньги.
3. Свидетели показывают, что в то время, когда было совершено преступление, видели Польмана в районе Штифтштрассе; он был взволнован и обливался потом, на губе имел повреждение, которое, вероятно, получил во время стычки перед убийством.
