Текст книги "История вермахта. Итоги"

Автор книги: Гвидо Кнопп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

В районе боевых действий группы армий «Центр» практика депортации весной 1944 года уперлась в собственные же границы, так как «продовольственное положение и недостаток места» вынудили отправить все «непроизводительные части населения… калек и инвалидов, заразно больных и нетрудоспособных (стариков, детей, женщин с несколькими маленькими детьми) на поле боя. под огонь врага и бандитов», – как это описывалось в служебных делах. 9-я армия в марте 1944 года получила благоприятную возможность освободиться от всех «нахлебников» в своем районе. Несколько подразделений к этому времени должны были уйти с выступа линии фронта, расположенного в 80 км к югу от белорусского города Бобруйска. На предусмотренную для опустошения территорию незамедлительно были перевезены 50 000 гражданских лиц. 12 марта 1944 года подразделения вермахта и военной разведки начали с того, что стали сгонять в область размером 5000 кв. км население, втискивать их в поезда и переправлять в район недалеко от деревни Озаричи в непосредственной близости к линии фронта. Через пять дней после отступления вермахта лагеря с депортированными находились уже на нейтральной полосе между немецкими и советскими оборонительными рубежами. Таким образом была решена проблема дальнейшего снабжения продовольствием этих людей, а собственное отступление было прикрыто вывеской заботы о людях. При транспортировке людей в лагеря происходили ужасные сцены. Военный священник 129-й пехотной дивизии отметил в своем дневнике: «Я увидел вдали лагерь. Беспрерывные тихие стоны нескольких голосов поднимались оттуда в небеса. И тогда я увидел, как труп старого мужчины тащили просто как кусок мяса. Мертвая старуха лежала на дороге со свежей раной от выстрела. Часовой полевой жандармерии указал на несколько комочков, лежавших на земле. Это были мертвые дети. Их тоже расстреляли как вообще, все устроено, если из-за болезни, возраста и слабости больше невозможно идти дальше». Примерно 9000 человек умерли насильственной смертью или от изнеможения во время депортации или от их прямых последствий – истощения, переохлаждения, а также эпидемии тифа, подчеркивает историк Кристоф Расс.

Хотя преступления, совершенные во время отступления, еще не полностью исследованы, Озаричи, по полученным до сего момента сведениям, кажутся чем-то запредельным. Но только один этот факт доказывает то, как решительно и бесцеремонно вермахт был готов обходиться с советским населением. Совершенно очевидно, что с 1941 года взгляды ничуть не поменялись. Гражданские лица оставались «бесправной массой», поступать с которой можно было по собственному усмотрению.

Список преступлений вермахта на Восточном фронте длинный. Немецкие солдаты невообразимо бушевали в Советском Союзе, совершали убийства и ограбления. В современности еще не было такой жестокой войпы с миллионными жертвами. С самого первого дня это без всяких сомнений была преступная война. Что это значит теперь для каждого солдата вермахта? Кто совершал все эти преступления? И прежде всего – сколько было этих преступников? Это основной вопрос, который и придал такую большую взрывную силу первой выставке, посвященной вермахту. Ее организатор Ханнес Хеер исходит из того, что на Восточном фронте от 60 до 80 % солдат вермахта были причастны к преступлениям. В целом примерно 10 миллионов немецких солдат участвовали в походе на Россию, следовательно, мы имеем дело с 6–8 миллионами преступников. Практически в каждой немецкой семье, таким образом, был свой военный преступник. Реакция общественности на эти упреки известна. Серьезные ученые заявляют о гораздо более низких цифрах. Фрайбургский историк Ульрих Герберт назвал предположение о 80 % преступников «в некоторой степени абсурдным». Военный историк Рольф Дитер Мюллер говорит о 5 % преступников. Но между тем это все еще 500 000 человек! Тем не менее различие между двумя цифрами сразу бросается в глаза, так как они стоят далеко друг от друга. Даже если никогда не появится возможности определить точное число, то все же речь идет о вонросе «много» или «мало». Была ли масса солдат Восточной армии вовлечена в эти отвратительные события или преступления были действиями меньшинства?

Для ответа на этот вопрос нужно представлять, где, когда и кем были совершены бесчисленные преступления. Большого числа жертв потребовали массовые убийства советских военнопленных и жестокая партизанская война, в ходе которой были сожжены огромное количество деревень и были жестоко убиты сотни тысяч гражданских лиц. И те и другие преступления происходили в глубоком тылу фронта, в котором дислоцировались именно семь процентов всей численности Восточной армии.

То же самое касается и пособничества холокосту. Здесь тоже участвовали лишь немногие тыловые подразделения: охранные дивизии, полевая жандармерия, местные и полевые комендатуры. Подавляющее большинство солдат вермахта, 80 %, было задействовано в зоне боевых действий, занимавшей площадь максимум 20 км на переднем крае обороны, и не участвовало в этих процессах. Разумеется, нельзя предаваться иллюзиям. Солдат, принимавших участие в военных действиях и дислоцированных за линией фронта, едва ли можно делить на «хороших» и «плохих». Преступления в глубоком тылу всегда доходили и до непосредственного района боевых действий. Фронтовые солдаты и солдаты тыла были всей частью преступной войны мировоззрений, и часто только случай решал то. становился ли солдат преступником или нет, к примеру, если собственное подразделение направлялось на борьбу с партизанами. И естественно, была заметна борьба двух идеологий прямо на фронте. Здесь необходимо вспомнить о применении «приказа о комиссарах». Учитывая 3,3 миллиона солдат вермахта, которые были задействованы в боевых действиях в России в июне 1941 года, и то, что до середины 1942 года было ликвидировано от 7000 до 8000 русских политработников, конечно, становится непонятно, как большая часть солдат смогла бы остаться непричастной к этим преступлениям. Применение «приказа о комиссарах» демонстрирует, какие извращенные формы принимала война непосредственно на фронте. Это, конечно, не относится к крайне беспощадным боям на передовой, которые проходили вне рамок всех существующих международно-правовых норм. По отношению к врагу не проявлялось «никакой милости», красноармейцев «уничтожали» в бою, пленников расстреливали. Разумеется, и здесь борьба не всегда проходила вне правовых норм. Широта поведенческих реакций колебалась в зависимости от времени и места. Хотя Красная армия с первого дня войны не соблюдала требования международного права, это не делает поведение немецких солдат правомочным. При всем при этом из-за беспощадной жестокости борьбы возникла едва ли не самая запутанная смесь действия и противодействия, которая делает почти невозможным сегодняшнему наблюдателю четко разделить преступника и его жертву.

Картина преступлений, совершавшихся немецкими войсками при отступлении, кажется более однозначной. В то время как ответственность за депортацию взяли на себя полевая жандармерия и подразделения тыла, действия армии неоднократно становились причиной неслыханных разрушений. И здесь имелись значительные временные и региональные различия. В то время как некоторые участки фронта из-за поспешного отступления остались почти нетронутыми, другие подразделения оставляли за собой «пустынные зоны».

Один взгляд на немецкую Восточную армию объясняет в дальнейшем, что вермахт был лишь собирательным названием для совершенно различных армейских соединений, от танковых дивизий до хлебопекарных рот. Их жизненные среды и мера их ответственности за противоправные действия и преступления несопоставимы. Таким образом, будет более правильным остановиться на неточном определении. «Большинство должны ответить за немногое, и немногие должны отвечать за многое», – этими словами историк Кристиан Хартманн абсолютно точно дал субъективное измерение совершенных преступлений.

«Поход на Россию» был без сомнения политическим и военным «стержнем» Второй мировой войны в Европе. Бои, проходившие между Кольским полуостровом на севере и Кавказом на юге, продолжалось дольше всего, они потребовали наибольших жертв, им придавалось наибольшее идеологическое значение, и они бесспорно повлекли за собой большинство военных преступлений. Но все же какой характер имела война в Польше, во Франции, Италии и на Балканах? Ограничивалась ли война мировоззрений лишь Восточным фронтом и действовал ли вермахт в остальном в рамках «нормальной» европейской войны? Почему в России все вышло по-другому?

В походе на Польшу происходили хотя и затрагивающие гораздо меньшее количество человек, но весьма схожие инциденты, подобные тем, что случались во время проведения операции «Барбаросса». Весьма твердое и ожесточенное сопротивление польских вооруженных сил и латентный страх перед партизанами и агрессией были причинами многочисленных «мясорубок». Неуверенность и агрессия создали в походе на Польшу опасную смесь, которая изверглась как вулкан. Примерно 3000 польских солдат в сентябре 1939 года были казнены вермахтом за линией фронта. К ним можно прибавить примерно 7000 гражданских лиц, которые в большинстве случаев пали жертвами феномена, встречавшегося в немецкой армии еще в ходе Первой мировой войны: прямо-таки панический страх перед партизанами, так называемый франтитерский психоз. Как только сверхраздраженная армия обстреливалась из засады, она тут же реагировала с жестокой твердостью и зачастую ликвидировала совершенно не причастных к этому гражданских лиц. Хотя имелись отдельные указания на настоящих партизан, но все же реакция вермахта ни в коем случае не может быть оправдана международным правом, тем более что речь в большинстве случаев шла просто о выдумках неопытных солдат.

На Балканах сначала ничего не указывало на особое обострение войны. 6 апреля 1941 года немецкие, итальянские и венгерские войска вступили в Югославию. Только через 11 дней страна была оккупирована. Бомбардировка Белграда, жертвой которой пали свыше 1500 гражданских лиц, парализовала местную военную администрацию, и многонациональная армия была скоро распущена под натиском держав «оси». Ожесточенная борьба происходила только в отдельных местах. Многие хорватские, словенские и сербские солдаты просто возвратились домой, в большинстве случаев они взяли с собой оружие. Как и везде в Европе, в Югославии вермахт беспощадно реагировал на сопротивление оккупации. Когда 20 апреля 1941 года в расположенном недалеко от Белграда сербском городе Панчево партизаны совершили убийство солдата дивизии СС «рейх» и тяжело ранили еще одного, было задержано около сотни жителей, которые предстали перед армейским судом, приговорившим 36 из них к смерти. 18 были расстреляны командой исполнения наказаний нехотного полка «Великая Германия», остальные 18 были повешены на кладбище Панчево. Эти казни должны были послужить примером и мерой устрашения для уничтожения любого сопротивления в Сербии еще на корню. В течение последующих недель в стране было спокойно. Югославия была разделена, было образовано «независимое государство Хорватия», которое вступило в союз с Германией и Италией. В Сербии остались три слабые оккупационные дивизии. Летом 1941 года с умопомрачительной скоростью сочиненный на скорую руку мирный договор был расторгнут. При нападении Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года в Сербии началось стихийное и абсолютно неорганизованное восстание, во главе которого стояли в течение следующих месяцев председатель югославской Коммунистической партии Иосип Броз Тито[83]83
  Тито Броз Иосии (1892–1980) – деятель югославского и международного рабочего движения, государственный и политический деятель СФРЮ, маршал (1943), дважды Народный герой Югославии (1944, 1972), Герой Социалистического Труда (1950). Родился в крестьянской семье. В 1910 вступил в Социал-демократическую партию Хорватии и Славонии, участвовал в рабочем и профессиональном движении. Осенью 1913 призван в австро-венгерскую армию. Весной 1915 был ранен, попал в плен в Россию. В 1917 в Петрограде участвовал в июльской демонстрации против Временного правительства, арестован и выслан на Урал. В октябре 1917 в Омске вступил в Красную гвардию. В сентябре 1920 возвратился на родину, вступил в компартию Югославии (КПЮ), с февраля 1928 —секретарь Загребского комитета КПЮ. В августе 1928 арестован, осужден на 5 лет каторжной тюрьмы. В 1934 вышел из заключения и возобновил нелегальную деятельность, был членом крайкома КП Ю в Хорватии. В декабре 1934 избран членом ЦК КПЮ и Политбюро ЦК КПЮ. В 1935-36 находился в Москве, работал в Коминтерне. В 1936 нелегально возвратился на родину. В декабре 1937 возглавил КПЮ, в октябре 1940 избран генеральным секретарем ЦК КПЮ. Во время Второй мировой – верховный главнокомандующий Народно-освободительной армией и партизанскими отрядами Югославии. 30 ноября 1943 избран председателем Национального комитета освобождения Югославии. В марте 1945 назначен председателем Совета Министров, министром обороны и верховным главнокомандующим вооруженными силами Демократической Федеративной Югославии. В августе 1945 избран председателем Народного фронта. В ноябре 1945 возглавил правительство ФНРЮ, на 6-м съезде КПЮ (1952) был избран генеральным секретарем партии. С 1953 —президент страны, верховный главнокомандующий.


[Закрыть]и роялист Драголюб Михайлович[84]84
  Михайлович Драголюб (1893–1946) – сербский генерал (1942), возглавлявший партизанские формирования четников. В 1925 окончил Высшую военную академию в Белграде. В 1925-28 – офицер Генштаба. В 1928-34 заместитель начальника и начальник дивизий в югославской армии. В 1934 военный атташе в Софии, в 1936 – в Праге. Вскоре после оккупации Югославии фашистскими войсками начал формировать, в основном из монархических элементов, отряды четников, развернувшие вооруженную борьбу с оккупантами и одновременно с Народно-освободительной армией Югославии. В январе 1942 был назначен военным министром югославского эмигрантского правительства в Лондоне. В 1944-46 скрывался. В 1946 был схвачен и казнен по приговору народного суда ФНРЮ как военный преступник.


[Закрыть]. Они организовали более или менее боеспособное партизанское движение, Тито командовал коммунистическими партизанами, а Михайлович – четниками. Вермахт попытался беспощадно подавить восстание. Только в июле – августе 1941 года подразделения вермахта расстреляли или повесили 1000 человек. Но положение выходило из-под контроля, скоро удаленные части Сербии оказались заняты повстанцами. Гитлер послал в Сербию генерала Франца Беме[85]85
  Беме Франц Фридрих (1885–1947) – генерал вермахта. В армии с 1904 —в 95-м пехотном полку австро-венгерской армии. С июля 1914 —в Генеральном штабе. Во время Первой мировой – начальник оперативного штаба крепостного командования «Галич», служил в штабах 1-й и 2-й армий «Изонцо», а затем – в Верховном командовании. Кавалер Железного креста I и II степени. После войны – в австрийской армии. С 1933 —советник 2-го управления министерства государственной обороны, с 1935 – глава службы контрразведки. Сторонник объединения с Германией. После аншлюса выполнял обязанности начальника Генштаба. Переведен в вермахт в чине генерал-майора, участвовал в Польской и Французской кампаниях, войсковой операции против Греции. Осенью 1941 – командующий частями вермахта в Сербии. В январе 1945 – командующий частями вермахта в Норвегии, командующий 20-й горной армией. 9 мая 1945 сдался британским войскам. Покончил с собой в тюремной камере.


[Закрыть], чтобы «надолго восстановить порядок на всей территории самыми решительными мерами». 16 сентября 1941 года верховное командование вермахта издало директиву, согласно которой за каждого убитого немца будет убито 100 сербских пленников, а за каждого раненого – 50. Беме исполнял этот преступный приказ. С сентября 1941-го по февраль 1942-го силами вермахта в Сербии было расстреляно как минимум 20 149 гражданских лиц. Беме распорядился также признать всех евреев козлами отпущения, поэтому в ходе карательных мер вермахт по собственной инициативе уничтожил все мужское еврейское население Сербии, примерно, 4000–5000 человек.

Самая ужасная резня проходила в октябре 1941 года в сербских городах Кралево и Крагуеваце. Подразделения 717-й пехотной дивизии расстреляли в течение нескольких дней от 4000 до 5000 заложников мужского пола в качестве мести за нападения четников. Майор Эберхард Вильдермут был в то время в Кралево. В доверительной беседе в лагере для пленных Трент-парка он настаивал на том, что никогда не исполнял приказ об искуплении каждой смерти немецкого солдата жизнями сотни сербов. Говорил ли Вильдермут, который без сомнения был противником национал-социалистического режима и после войны стал федеральным министром строительства в кабинете Аденауэра, правду или он все же участвовал в массовом убийстве в Кралево, по переданным делам установить не удается. Он только записал в дневник: «Кралево стал мертвым городом. Жестокость наших ответных мер страшна».

Немецкие репрессии стали шоком для повстанцев. Драголюб Михайлович все больше сомневался в целесообразности мятежа, так как последствия для гражданского населения были разрушительными. К этому добавлялось и то, что между коммунистическими партизанами Тито и роялистским движением четников тем временем разразилась гражданская война. Поэтому в декабре 1941 года сербское восстание окончилось провалом.

Схожий – с немецкой точки зрения успешный – эффект имела борьба с партизанами в Греции. В Фессалониках в октябре 1941 года армия вермахта сожгла несколько деревень и уничтожила 488 гражданских лиц. Эти военные преступления привели к времепному крушению партизанского движения герильи в этом районе.

Конечно, Югославия и Греция не могли смириться с этим. В 1942 году снова вспыхнули действия оппозиционеров. Вплоть до освобождения во второй половине 1944 года на Балканах и прежде всего в Югославии бушевала жестокая партизанская война. Наряду с борьбой против немецких, итальянских и болгарских оккупантов коммунистические партизаны Тито, сербские четники и союзный с державами «оси» хорватский режим усташей вели кровавые бои между собой. Запутанная ситуация в некоторой степени могла бы разрешиться только посредством политического решения, которое Гитлер принимать, конечно же, не хотел. Жестокие репрессии запустили волну насилия, которую невозможно было остановить. Массовые расстрелы заложников, сжигания деревень, убийства непричастных гражданских лиц, уничтожение пленных оставались на повестке дня, хотя борьба против отлично оснащенных и по-военному четко организованных партизан едва ли отличалась от регулярных боев на линии фронта. Военные преступления регистрировались только тогда, когда они имели политические последствия, например, если были убиты гражданские лица в союзническом государстве Хорватии. Немецкие солдаты воспринимали Югославию в значительной степени как нелегальную зону, в которой царил закон сильнейшего. Число жертв из-за смешения партизанской и гражданской войн до сегодняшнего дня сложно определить. По оценкам военного историка Клауса Шмидера, из миллиона югославских военных жертв 300–350 тысяч погибли в ходе немецкой борьбы с партизанами. Треть из них – это непричастные гражданские лица.

В Греции вермахт тоже с большой беспощадностью боролся с партизанским движением. Так, 16 августа 1943 года члены 1-й горной дивизии под сомнительным предлогом жестоко расправились с 317 жителями деревни Коммено. В ходе акта возмездия за убийство 75 пленников солдаты 117-й пехотной дивизии расстреляли 696 жителей в городе Калаврита и его окрестностях. Тезис совиновности и коварства почти всего населения в сочетании со стереотипом «балканского менталитета», согласно которому «человеческая жизнь в этой стране ничего не стоит», зпачительно снизили планку внутреннего порога в войсках, подчеркивает историк Хаген Флейшер. В общей сложности 21 000 греков погибла в ходе проведения Германией «ответных мер»; 9000 лишились жизни от актов возмездия итальянской армии, 40 000 – от репрессивных мер со стороны болгар.

Выход из войны союзнического государства Италии 8 сентября 1943 года вермахт расценил как коварное предательство, которое, кажется, подтвердило все расистские предубеждения по отношению к «этим итальяшкам». Смесь из ненависти и мести и обыкновенная жестокость в борьбе с партизанами на всех уровнях привели к тому, что не было ни одного «военного преступления или преступления против человечности, которое солдаты немецкого вермахта, СС и полиция… не совершили бы по отношению к итальянским мужчинам, женщинам и детям», как отмечал фрайбургский военный историк Герхард Шрайбер. При разоружении итальянских вооруженных сил вермахт действовал иногда с несоразмерной жестокостью и «ликвидировал» около 6800 солдат бывшего союзника. Самый ужасающий инцидент произошел на греческом острове Кефалония, на котором по приказу Гитлера были убиты примерно 5300 итальянских солдат, не пожелавших капитулировать. Из 700 000 взятых в немецкий плен солдат 46 000 погибли при транспортировке или самым жалким способом – в ходе принудительных работ. В оккупированной Германией центральной и северной Италии вспыхнула кровавая партизанская война, которая тоже превратилась в стычку между теми, кто перешел на сторону союзников, и теми, кто поддерживал фашистскую республику Муссолини Сало. Как и в других театрах военных действий, вермахт и военизированные бригады С С отвечали на действия партизан самым беспощадным образом. В целом вследствие карательных мер оккупационной власти погибли примерно 10 000 гражданских лиц, большинство из которых были женщины, дети и старики. Хотя особые отряды СС устраивали настоящую бойню, большая часть жертв пала от рук солдат вермахта. Свыше 95 % солдат немецкой армии в Италии все же ни напрямую, ни косвенно не участвовали в этих преступлениях. Лишь некоторые немногочисленные подразделения, как, например, дивизия «Герман Геринг», отличались непостижимой жестокостью.

Хотя Гитлер хотел, чтобы его приказ о борьбе с «бандитами» исполнялся и в Италии, и требовал «без ограничений использовать любые средства также и против женщин и детей», ответственность за ужасные преступления не может быть переложена на диктатора. Немецкий генералитет одобрил эти методы, снова и снова требовал «принятия острых решительных мер», сообщал, что намерен привлечь «слабых и нерешительных руководителей» к суровому «ответу», и войска за редким исключением были готовы следовать этим указаниям. Как и на других театрах военных действий, в Италии тоже временами прилагались усилия по ограничению насилия, но попытки деэскалации были неискренни и наталкивались на постоянную нехватку решимости.

«Кто наступает на нас? Плутократические массы всемирного иудаизма. Англо-американец без маски ни на волосок не лучше, чем большевик, исполненный точно такого же желания уничтожить, что и азиатский красноармеец». Такими словами национал-социалистические офицеры весной 1944 года пытались подготовить солдат вермахта к предстоящей высадке союзников во Франции. Верхушка государства и руководство армии хотели вести «войну мировоззрений» не только против Советского Союза, но и против западных держав. Поэтому едва ли удивляет тот факт, что их призывы к началу фанатичной борьбы вплоть до последнего патрона, к беспощадной борьбе с партизанами или к «выжженной земле» не намного отличались от радикальных директив войны на Востоке. Но пропагандируемая национал-социалистическим руководством «война мировоззрений» во Франции так и не началась. Такой подход в большей степени годился для борьбы на фронте или для приказных разрушений во время отступления, но лишь в последнюю очередь – для операций против партизан. Впрочем, и в первом, и во втором, и в третьем случаях вермахт совершал военные преступления. Больше всего правовые нормы нарушались, без сомнения, в борьбе с партизанским движением. Почти 20 000 французов пали жертвами подавления восстания в 1940–1944 годы, в том числе примерно 6000–7000 ни в чем не замешанных гражданских лиц. Еще 61 000 человек по политическим причинам или из-за сопротивления оккупационной власти была направлена в немецкие концентрационные лагеря, где 40 % из них погибли. Нельзя забывать и о пособничестве вермахта при депортации 75 000 евреев в лагеря смерти. Сколь ужасное впечатление производит эта пропорция, столь сильно война во Франции отличалась все же от войны в Советском Союзе или на Балканах. Борьба с французским движением Сопротивления велась как с помехой в воине, а не как со смертельным идеологическим врагом. Во Франции «войны мировоззрений» не было, поэтому никакой систематической террористической стратегии для борьбы с повстанцами не применялось.

Во Франции только однажды была сожжена вся деревня, а все ее население убито. 10 июня 1944 года рота дивизии СС «рейх» полностью уничтожила деревню Орадур-сюр-Глан. И во время проведения других акций женщины и дети почти всегда становились жертвами слепой ярости подразделений СС В Италии это случалось чаще, но и там лишь немногие, особенно идеологизированные соедипения как 16-я дивизия СС «Рейхсфюрер-СС» или дивизия Люфтваффе «Герман Геринг», действовали более жестоко, чем все остальные подразделения вермахта. На Балканах и в Советском Союзе, впрочем, подобных различий не было. Образ врага СС и врага вермахта здесь, очевидно, был един.

С тех пор как в мире ведутся войны, определенные правила и нормы должны ограничивать и контролировать использование силы. Эти принципы нарушались снова и снова, и доходило до бесчисленных актов насилия, которым в большинстве случаев никто не мог противостоять. Масштабы военных преступлений издавна зависели от двух факторов: от духовной индоктринации борющихся (в религиозной или идеологической форме) и от жестокости и вида боев. Оба фактора могли привести к тому, что противника признавали не обладающим равными с нападающим правами и отказывали ему в какой-либо пощаде. Подобные случаи были отмечены прежде всего в ходе проведения колониальных, религиозных, а также партизанских войн, которые почти всегда вступали в фазу чрезмерного превышения допустимых пределов применения силы. Во время Второй мировой войны тотализация войны достигла своего исторического апогея и вместе с тем размеров военного преступления. И хотя все участвовавшие в войне в период с 1939 по 1945 год армии виновны в этих ужасных преступлениях, все же советские, японские и прежде всего немецкие вооруженные силы совершали их в столь огромных масштабах, что это затмило все. Во всех трех армиях идеологизированность руководства и солдат в условиях весьма жесткой и страшной войны превратилась в разрушительную готовность к насилию. Впутри вермахта военные преступления имели региональные и временные различия. В каждом театре военных действий господствовали разные «нравы и обычаи», и вермахт вел себя по-разному. Это вплотную зависело от местных условий: от определенного идеологической схемой восприятия оккупированной территории в целом и противника в частности, срока и интенсивности партизанского движения и ожесточенности борьбы на фронте. Наиболее радикальные методы вермахт, без сомнения, использовал в Советском Союзе, где он вел беспрецедентную «войну мировоззрений», в которой слились в единое целое военная и политическая борьба. На Балканах вермахт не вел «войну мировоззрений» – регион сравнительно безразлично относился как к национал-социалистскому руководству, так и к командованию армией. Однако здесь они натолкнулись на мощное движение сопротивления и гражданскую войну, подавить которые, как они полагали, можно было, только применив беспощадную жестокость. Ни военными, ни политическими методами тут долгое время можно было ничего не добиться. И здесь вермахт тоже участвовал в геноциде, конечно, в численном отношении он не сравнится с тем, что происходило в Советском Союзе. Преступления в Италии и Франции снова во многом сходятся. И хотя здесь подавление партизанского движения происходило тоже весьма жестоким способом, война даже не приблизилась к той ступени эскалации насилия, которая была достигнута в Советском Союзе.

Мотивы преступников в течение десятилетий были предметом исследования многочисленных работ. Правда, до сих пор так и не удалось разработать их психологический профиль. Воспитанные в строгой католической среде отцы семейства совершали убийство так же, как и фанатичные национал-социалисты. Наряду с мировоззренческими иидоктри нация ми должны учитываться и так называемые ситуативные факторы. Вера в то, что группа в своих действиях не имеет права выбора (из-за нежелания выделяться из коллектива или из-за страха перед санкциями), привела к тому, что слишком многие стали убивать не раздумывая. Осуществление самостоятельной деятельности вопреки мнению большинства случалось в вермахте весьма редко. Феномен социального отделения тоже был важен. Если в противнике, например «партизане», не признавали непосредственного участника боевых действий, то он выводился из группы солдат, с которыми обращались в рамках международного права, что облегчало его казнь. Этот процесс разграничения в отдельных оккупированных странах протекал совершенно по-разному и зависел от приказов руководства вермахта и от военного опыта солдат. Насколько разнообразно вермахт подходил к этому процессу, становится видно при взгляде на способы подавления партизанских движений во Франции и России.

Особенную ответственность нес генералитет, тот небольшой круг людей, который находился на вершине вермахта и должен был определять действия 17,3 миллиона солдат. Преступная война Гитлера была и их войной. Конечно, имелись и исключения, и некоторые протесты. После победы над Францией генералитет, особенно его верхушка, превратился в коррумпированный инструмент диктатора, готовый на любое преступление. Как недавно рассказал Йоханнес Хюртер, главнокомандующие Восточным Фронтом почти никогда не использовали свою огромную свободу действий для сдерживания беззакония и насилия – как раз наоборот.

Вермахт совершил бесчисленные преступления, но далеко не все его солдаты были преступниками. Коллективной вины быть не должно. Задача более подробно осветить ответственность каждого отдельного человека, чтобы больше узнать о мотивах и личной вине каждого, остается открытой. Историки должны сделать еще очень многое.