Текст книги "Спаси нашего сына (СИ)"
Автор книги: Гузель Магдеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Глава 49. Егор
– Господи, я всегда нервничаю перед полетом.
Слева – Вика. Насупленная, боящаяся самолетов.
Справа – иллюминатор, из которого я вижу яркое освещенное здание аэропорта, ряд цветных самолетов.
В кармане жжет переведенный в авиарежим телефон, где на почте одно-единственное нераспакованное письмо с результатами теста ДНК.
Я не могу пересилить и заставить себя его открыть.
Я уже улетал так, с разорванной в клочья душой. Улетал, потеряв почти полгода жизни, веру в людей и себя самого. Можно было обманываться сколько угодно, без Евы мне было хреново.
Для себя я решение уже принял. И вынужденная разлука с Евой только подтверждает его еще сильнее.
Закрываю глаза, вспоминаю нашу вчерашнюю встречу. Как тянется она губами, вставая на цыпочки, как смешно топорщатся антенки русых волос, когда я царапаю подбородком ее затылок. От нее пахнет уютом и свежестью, хочется зарыться, надышаться вдосталь, утащить с собой этот запах, чтобы доставать из закромов, когда совсем хреново.
Мы стоим с ней в полыхающем августе, во дворе чужого дома, и целуемся украдкою, как дети, боясь демонстрировать счастье. Точно оно незаслуженное, ворованное, а не наше собственное, которого каждый достоин по праву рождения.
Не так часто в жизни бывают моменты, когда слова не имеют особого значения, теряют всякий свой смысл. Там, в чужом дворике мы говорим друг другу гораздо больше, чем могли бы сказать вслух – прикосновениями, вздохами, поцелуями, объятиями.
Уезжать от Евы так сложно, полчаса, подаренные с барского плеча Арсланом, ничтожно малы.
Наверное, никто в этой жизни не смотрел на меня так, как делает это Ева.
Это подкупает, обезоруживает как-то. Ее хочется защищать, оберегать. На подвиги тянет, ей-богу, словно пацана малолетнего. Я не могу с собой ничего поделать, да и не хочу. Складываю оружие, скидываю доспехи, прекращая сопротивляться. Белый флаг, выброшенный над головой, развивается почти торжественно. Если можно открыть душу, я сделал это вчера, вручив от нее ключ в тонкие женские руки.
В голове крутится разговор с Арсланом. Мы уезжали от Евы вместе, на его автомобиле. Дикий квадратный короб, удивительно напоминающий своего хозяина.
– Когда это все закончится? – мрачно интересуюсь у него. В дела он меня не посвящает, на то есть основания. Мой мир – бизнеса, его – криминала. Да, они связаны, но Кесарю – кесарево, и я не лезу туда, куда не стоит.
Однако это не значит, что я не имею права знать того, что касается наших с Евой дел.
– Я думаю, скоро все решится.
– Я улетаю завтра ночью.
Мне важно, чтобы Сабиров понимал, – я не прощу ему Еву в случае чего. Да что там, я его достану даже по ту сторону жизни, и не важно, кому он молится, Аллаху или Будде, ад – это общий котел, в который сваливают всех неугодных, и я там буду тем, кто отыщет его первым.
– Надолго? – ненадолго отвлекаясь от дороги, он смотрит на меня темным нечитаемым взглядом.
– Два дня. Поклянись, что за это время с ней ничего не случится, – настаиваю требовательно.
– Ее охраняют мои люди. Они будут делать все возможное. Лети и не переживай, Егор, есть люди у которых что-то еще хреновее, чем у вас.
Я понимаю о чем он.
– Быстрее бы уже взлететь, – Вика смотрит в телефон, заставляя меня вернуться в реальность.
– Да, – отвечаю скорей из вежливости. Как женщина, она давно перестала для меня существовать, я разглядываю ее лицо и удивляюсь. Чужая, незнакомая женщина, с которой я спал, ел, проводил время. Я вообще жил тогда или что?
У нее звонит телефон, бросаю взгляд на экран, скорее нечаянно, и цепляюсь за знакомую комбинацию цифр. В животе ухает что-то неприятно, как при попадании в воздушную яму.
– Алло, – Вика прикладывает телефон к уху, а потом поворачивается ко мне, лицо удивленное, – это тебя.
Протягивает трубку, я беру ее, пытаясь заткнуть орущее внутри чувство.
– Слушаю.
– Это Арслан, – сердце грохочет так, что должно трясти весь самолет, я вцепляюсь в телефон, боясь уронить и пропустить хоть слово.
– Что? Что случилось?
Он отвечает коротко, но так, что меня прошибает, и все что я могу – это проматериться в ответ. Сбрасываю вызов, поднимаюсь, расстегивая ремень безопасности. Нужно выходить.
– Ты куда? Нельзя! – Вика хватает меня за руку, но я стряхиваю ее ладонь, как жука, морщусь.
Стюардесса, закрывающая над головами пассажиров багажное отделение, выставляет вперед ладонь:
– Сядьте, пожалуйста, мы готовимся ко взлету.
– Я должен выйти, – мотаю головой. Где ей остановить меня? Я сейчас готов сдвинуть самолет голыми руками, если придется.
– Нет, нет, нельзя выйти, вы что?
Пассажиры оборачиваются на шум, но мне плевать, я иду на выход, отталкивая в сторону бортпроводницу. Реальность воспринимаю всполохами, пульс частит так, что меня подтряхивает. Я накачан адреналином под самую завязку.
– Молодой человек! Мы будем вынуждены вызвать службу авиационной безопасности!
– Плевать! – рявкаю так, что от меня отскакивает молодая девчонка. Трап еще виден в иллюминаторе, пока не задраен до конца выход, я могу выйти. Твою мать, я так и знал, так и знал, что нельзя было оставлять Еву одну!
Это моя вина. Это я не уберег ее до конца! И теперь все мое существо рвется наружу, мне нужно что-то делать, я не могу сидеть просто так, сложа руки.
– Вы что творите? Вы хотите, чтобы всех пассажиров вывели из самолета, а вас полиция забрала? – стюардесса пытается до меня достучаться, преграждая выход. Я слышу ее смутно. Мы держимся за дверь вдвоем, сзади подбегает вторая стюардесса. Две молодые девчонки, что они могут сделать? Я в таком состоянии, что готов выпрыгнуть из самолета без этого долбанного трапа, даже если мне придется прорываться боем.
– Да! Да, я хочу этого!
– Вас все равно из аэропорта не выпустят, пока самолет в Москве не сядет! Вы с ума сошли.
Да, скорее всего так и есть, я схожу с ума, и выгляжу я так же – безумно. Я так остро ощущаю сейчас, что нуждаюсь в Еве, в ней и в нашем ребенке, что это похоже на помешательство. Две жизни, которые заставляют меня двигаться, удерживают на плаву, которые придают смысл всему, млять, что есть вокруг. Если их не будет, от меня останется одно большое ничто. Пустота, облаченная в человеческую кожу.
– Егор, что ты делаешь? – я оборачиваюсь, вижу подошедшую совсем близко Вику, еще несколько пассажиров, которые возмущаются и кричат мне что-то вслед. Но в башке словно фильтр стоит, чужие слова не долетают до меня, не касаются, падают, отскакивая, куда-то на пол. Никогда в жизни я не вел себя так безрассудно как сейчас, меня не страшит ни полиция, ни САБ. Меня страшить только одно – что я опоздаю и больше никогда не увижу Еву.
Мне надо на землю, мне похрен, что весь самолет высадят и заставят пройти заново проверку и регистрацию, возможно, я подумаю об этом когда-нибудь позже, но не сейчас. Я готов на любой отчаянный поступок, на любой, землю грызть зубами,
– Ева пропала, – говорю, обращаясь к Вике. Выглядываю в иллюминатор, замечая, как прямо к самому трапу подъезжает черный гелендваген, освещая все вокруг яркими светодиодными лучами.
За мной.
– Дверь открой, – в последний раз обращаюсь к испуганной бортпроводнице так, что она дрожащими руками распахивает ее, наконец, – там моя женщина осталась.
Говорю и делаю шаг в неизвестность, чтобы отправиться туда, где оставил свое сердце.
Глава 50. Ева
Весь следующий день я провожу, словно пьяная. Егор еще не улетел, а я так сильно скучаю по нему, что это становится просто невыносимо.
Усилием воли держу себя в руках, пытаясь выгнать меланхолию из собственных мыслей.
Жаль, что нет возможности хотя бы поговорить с ним по телефону. Мне достаточно услышать его голос, чтобы развеять все сомнения.
Я не боюсь чужих людей и другой опасности: за мной присматривают профессионалы Арслана, и вряд ли есть место лучше и безопаснее, чем здесь. Хотя лично я бы предпочла этому шикарному дому любой шалаш, лишь бы быть там вместе с Егором.
По какой-то неведомой причине сегодня нет ни Карины, ни Арслана, даже охранников почти не слышно. Я прогуливаюсь по одному и тому же маршруту в десятый раз, обходя по тропинке дом.
Сегодня пасмурно, и мое настроение под стать тучам над головой. Вечером я не знаю, чем занять себя и оттого – рано ложусь спать, засыпая почти моментально.
… Просыпаюсь, прислушиваясь к тишине. Так тихо, слишком даже, отсутствуют все звуки, как будто кто-то выключил громкость до нуля.
Я лежу, прислушиваясь – и к тому, что творится вокруг, и к собственному организму. Нужно дойти до туалета.
Поднимаюсь, нашариваю на стене выключатель, он громко щелкает, но света нет. Возможно, отключение электричества, я помню, как в детстве на даче тети Милы мы часто сидели при свечах, пару раз в месяц – точно.
На стуле рядом моя одежда, я натягиваю штаны, футболку – вдруг кто-то окажется дома, а я в одном белье?
Иду, осторожно передвигаясь на ощупь, я еще не успела запомнить дом Арслана настолько, чтобы уверенно идти, не опираясь на собственное зрение.
По полу дует легкий сквозняк, августовские ночи становятся прохладными, я думаю, что кто-то оставил окно приоткрытым. Холод касается босых ступней, пробирается вдоль по позвоночнику.
Страх без объяснения причины сковывает движения, я на цыпочках иду вперед, туда, где находится хозяйская спальня. Дверь чуть приоткрыта, и окно, окно в комнату распахнуто, – мне хватает скудного света от лунной горбушки, чтобы заметить, как едва колышется от сквозняка легкая тюль.
А потом я слышу шаги. Они осторожные, но негромко хрустнувшая под ногой ветка заставляет человека с той стороны замереть.
Если это охранник, уговариваю я себя, он просто пойдет дальше. Ему ни к чему таиться, он просто вышел посмотреть, все ли в порядке. Спросонья я соображаю довольно туго, во мне сейчас живет иррациональный, не поддающийся объяснению страх.
Человек по ту сторону ждет, пытаясь понять, не вызвал ли его неосторожный шаг ненужной реакции. Мне так страшно, что по спине течет холодный пот, подмышки футболки становятся мокрыми, ладони – влажными. Я касаюсь своего живота, думая, что в доме вряд ли найдется такое укромное место, куда я смогла бы залезть. Слишком неповоротливая и объемная, чтобы прятаться под кроватью или в шкафу.
Я все еще уговариваю себя, что это ошибка, наблюдая из-за щели в приоткрытой двери, как тень от головы проходящего мимо окна человека скользит по полу.
– Всех вырубил? – очень тихо спрашивает один голос, а второй отвечает:
– Да.
Я понимаю, что мне нужно что-то сделать, но ни одной идеи нет в голове. Я не героиня боевика, я беременная женщина, которая и в лучшие-то времени никогда не могла оказать сопротивление. Боже, почему они пришли за мной? Неужели ничего еще не закончилось?
Дальше я действую скорее на инстинктах, чем рационально. Прохожу в ту самую комнату, если окно уже распахнуто, значит, мне не придется делать никаких лишних звуков. Я смогу затеряться где-нибудь в кустах за домом, оттуда добраться до сторожки. Может, охрана просто уснула? У них должна быть, наверняка, какая-то тревожная кнопка, чтобы поднять шум.
Я подхожу к подоконнику, стараясь не издавать лишних звуков и очень боясь хрустнуть хоть одной косточкой.
С той стороны – ни звука, не вижу ни единой тени. Перекидываю ногу, за ней – вторую. Дом высокий, даже первый этаж почти в человеческий рост. Прыгать – страшно, чтобы не навредить своему сыну, но оставаться так еще хуже.
Господи, спаси и помоги, не отворачивайся сегодня от меня, я тебя умоляю. Не ради меня самой или Егора – ради ребенка, что толкается сейчас испуганно в моем животе, не ощущая защиты в своем домике.
Я никак не могу решиться, земля кажется так далеко от моих босых пяток, и я не знаю, как приземлиться ловко, чтобы не навредить. Я бы просидела так еще сколько угодно времени, но где-то легонько хлопает дверь, порыв ветра заставляет тюль прийти в движение, и я понимаю: они зашли в дом.
Прыгаю, полет такой короткий и быстрый, что я не успеваю даже вдохнуть. Опускаюсь на четвереньки, ударяясь коленями о тротуарную плитку и еще секунду пытаюсь прийти в себя, прислушиваясь к собственному телу.
Ребенок толкается недовольно, я выпрямляюсь, держась за стену. Все нормально, Ева, удачно приземлилась.
Стараясь не наступить ни на что, прячусь в кусты, переводя дыхание. Меня трясет всю мелкой дрожью, зубы начинают стучать. Воздуха катастрофически не хватает, все мои движения неуклюжие.
Я ползу на четвереньках, боясь задрать голову и увидеть чужую тень, все что в этот момент я испытываю – животный ужас и дикое желание выжить. Впереди маячит будка охраны, колени и ладони перепачканы в земле, глотку режет рвущийся наружу крик.
Подбираюсь к сторожке, дверь нараспашку, внутри пусто. Что, если запереться здесь?
– Мамочки, – я зажимаю себе рот рукой, и потихонько отползаю обратно, в кусты. В доме, уже не скрываясь, мелькает огонек фонарика. Они больше не прячутся!
Они найдут тебя быстро, шепчет внутренний голос, надо уходить. Стоит им только понять, что в доме никого, как эти люди бросятся за мной и перестанут скрываться окончательно.
Страх придает сил, и хоть ноги как ватные, я бегу. Рядом с задними воротами калитка, если нагнуться, меня не должны заметить. Расстояние кажется бесконечным, я несусь, придерживая живот двумя руками.
Вылетаю за забор, оглядываясь по сторонам. Вокруг никого, соседние дома тоже обесточены. Глухая ночь, где-то вдали ухает ночная птица, луна скрывается за облаками. Темно так, что я не вижу дальше вытянутой руки. Делаю несколько шагов и упираюсь в него.
Темный бок автомобиля. Сердце от испуга бьется уже в горле, я отшатываюсь, едва не падая. Но внутри никого.
Господи, это… шанс?
Я подхожу к водительскому сидению, не веря в то, что делаю, открываю ручку. Вспыхивает свет внутри авто, это старая иномарка, и главное – внутри торчит ключи. Не кнопка старт-стоп, как в дорогущих автомобилях Арслана или Егора.
Я сажусь, захлопываю дверь, завожу двигатель и нажимаю на газ. Педалей, к счастью всего две – я ездила за рулем всего два раза, я не знаю правил дорожного движения, но сейчас действуют совсем другие правила.
Правила выживания.
Я не знаю, как включить свет, слишком много незнакомых кнопок и датчиков, но ближний свет загорается сам, освещая часть дороги.
Машина разгоняется, меня потряхивает, когда я въезжаю на лежачий полицейский, но это не имеет значения. Главное, выбраться.
В зеркало заднего вида слепят фары: я понимаю, что за мной бросился кто-то в погоню. Страх, а главное, желание защитить сына, делает меня смелее. Я прибавляю скорость, и выскакиваю на дорогу, ведущую от поселка к трассе.
У меня совсем небольшая фора, если машина позади меня мощнее, чем эта развалюшка, они догонят меня совсем скоро. Судорожно цеплюясь за руль, вглядываясь в слабо освещенную дорогу перед собой. Прямо – выезд на трассу, слева – съезд. Думать некогда, я выворачиваю руль, заставляя машину вильнуть и съехать с дороги. Меня подбрасывает еще раз, я нажимаю слишком сильно на тормоз и автомобиль резко замирает, почти утыкаясь носом в густые кусты. Выключаю двигатель, надеясь, что они проедут и не успеют заметить мой автомобиль.
Так и выходит: еще секунд тридцать, и два мощных джипа проносятся по дороге за моей спиной. Я открываю дверь, ощущая как трясутся руки, и меня выворачивает прямо рядом с автомобилем.
Я дышу тяжело, сижу долго с закрытыми глазами, не знаю сколько: десять минут, час или даже два. Время здесь течет совсем иначе. А потом понимаю: нужно ехать, пока они не вернулись. В противоположную сторону – еще одна дорога, я завожу автомобиль, подбадривая себя. Если бы я не была беременной, если бы жизнь не угрожала моему сыну, я никогда не смогла бы себя так повести. Я не храбрая, я не супергероиня, я трус и плакса, но я не имею права сдаваться.
Уговаривая себя так, я поворачиваю, еду бог знает куда. Нужно добраться до города, до телефона, или хотя бы до трассы. Там много автомобилей, кто-нибудь обязательно должен помочь.
Встречный свет фар появляется так неожиданно, что я на секунду закрываю глаза руками, спасаясь от режущего луча.
Автомобиля два, они несутся на меня, заставляя нажать на тормоз: мне просто не объехать их никак.
Они останавливаются перекрывая дорогу, а я думаю, что так и не успела сказать Егору, как сильно я его люблю. Снова он улетел куда-то, и все посыпалось, как карточный домик.
Дверь одного из черных квадратных джипов распахивается, и я вижу сквозь слезы человека, похожего на Баринова. Наверное, так сходят с ума от страха и отчаянья, когда тебе мерещатся любимые люди.
Он бежит ко мне навстречу, я все никак не могу проморгаться и руки, сведенные судорогой отцепить, от автомобиля.
– Ева!
Егор. Это его голос, я его ни с чем не перепутаю!
Егор распахивает дверь, с размаха падает на колени передо мной, вцепляется в мое плечо, а я начинаю, наконец, рыдать, позволяя крику выбраться наружу.
– Ева, – он вцепляется пальцами в мои запястья так сильно, разворачивая лицом к себе, – Ева, все закончилось, слышишь? Все закончилось, девочка моя.
– Я люблю тебя, Егор, люблю, – вою я, утыкаясь мокрым лицом ему в грудь и позволяя вытащить себя из чужого автомобиля, а он несет меня, и его трясет так же сильно, как и меня:
– И я тебя, девочка, и я. Я больше никогда тебя не оставлю.
Эпилог 1
Через три недели
– А это кто, хахаль твой?
Тетя Мила смотрит на меня подозрительно, ощупывая взглядом с ног до головы.
– Не совсем, – обхожусь без уточнений, обнимая на всякий случай Еву за плечи. Она смотрит на меня, пряча улыбку, а потом оборачивается к тете:
– Это отец моего ребенка, тетя Мила. Это он помог тебя найти и спасти.
– А может, он все и затеял? Ради квартиры моей? Где вы жить будете, а?
Я мысленно закатываю глаза, но виду не подаю. Радуюсь только, что и вправду жить буду не с этой бодрой и вредной старушкой.
Дольше пяти минут общения с ней я вряд ли вытяну.
– Тетя, – укоризненно произносит Ева, а потом оборачивается ко мне:
– Если хочешь, можешь подождать меня на улице.
Она говорит виновато, стесняясь поведения тети, но стесняться нечего, я прекрасно знаю о ее диагнозе.
– Хорошо, нам надо еще к врачу успеть, не затягивай.
Целую Еву в висок и выхожу, оставляя ее с тетей наедине. Не хочется, вообще не хочется ее оставлять одну, но персонал здесь начеку, и за палатой, где лежит тетка, хорошо наблюдают.
Сажусь в автомобиль, включаю двигатель, чтобы прогреть салон. Осень наступила как-то резко и сразу холодно, еще неделю назад стояла африканская жара, а сегодня накрапывает мелкий дождь. Но на мое настроение погода никак не влияет.
Эти три недели выдались суетными, и наверное, сегодня первый день, когда нам с Евой почти никуда не надо, не считая врача.
Тогда, когда Арслан позвонил мне, чтобы сказать, что Ева исчезла, я думал рехнусь. Сабиров обещал, что с ней ничего не случится, но не сказал одного: что будет ловить преступников на живца.
Он сделал все, чтобы эти мрази сами пришли за Евой, раскрыл ее местоположение. Отличная ловушка, о которой не знал ни я, ни тем более, Ева. По их сценарию, она не должна была даже проснуться, пока их ловят, но она сломала все правила игры.
Услышала, как к дому приближаются чужие люди и сбежала. Никто не ждал от нее такой прыти, в том числе и я.
Их успели поймать еще до того, как Ева выехала за пределы коттеджного поселка, и это люди Арслана ехали следом, лишь напугав ее до смерти.
Моя маленькая, отчаянная девочка, угнавшая чужой автомобиль. Поверить не могу до сих пор, что она на это способна. Ее искали почти час, – этого времени как раз хватило, чтобы мы с Арсланом доехали к ней из аэропорта.
Клянусь, в тот момент я готов был убить Сабирова на месте, такая злость на меня напала, не передать словами. Это был совершенно неоправданный риск, он мог увести Еву, спрятать ее, обезопасить, а вместо этого он думал только о своем.
Я не могу ему простить это поступок, вряд ли вообще когда-нибудь смогу. Даже не смотря на то, что этим методом он добился обещанного, и парней повязали.
Я слишком хорошо помню испуганное лицо Евы, ее трясущееся от страха тело, пальцы, цепляющиеся за меня со всех сил. Она могла потерять ребенка, могла навредить себе, все могло пойти не так.
Не каждая цель оправдывает средства.
Ева выходит на крыльцо, оглядываясь по сторонам. Я коротко сигналю ей, привлекая внимание, жестом показываю, чтобы она осталась стоять на месте, и подъезжаю ближе.
Она быстро спускается по ступенькам, подставляет щеку для поцелуя.
– Ну, как там твоя тетя? Успокоилась?
– Да, – кивает Ева, пристегивая ремень, – мне немножко стыдно, что я дала согласие на ее лечение в клинике. Выглядит так, как будто я собралась от нее избавиться.
– Так, что она тебе уже успела напеть? – качаю я головой, – Ева, она больна и нуждается в дополнительном уходе. А ты скоро станешь мамой и не сможешь ездить к ней и уделять внимания. В этой клинике твою тетку разве что с ног до головы не облизывают и терпят ее закидоны.
Ева кивает рассеянно, перебирая пряди волос. Я торможу на светофоре, притягиваю ее к себе и целую еще раз – просто, чтобы она не думала о плохом.
Квартира, за которой охотились черные риелторы, вернулась к тетке назад. В суде удалось доказать, что подпись на договоре ненастоящая, собственно, ради этого тетку и вытащили из дома, хотели заставить ее подписать договор своею рукой.
Но тетя Мила, обладая ко всему прочему, достаточно скотским характером, устроила вой на весь подъезд. Парни, что пришли за ней, не придумали ничего лучше, как запихнуть пожилую женщину в автомобиль и увезти. Если бы соседка, которая все это видела, сидя на своем посту возле глазка, рассказала Еве в тот же день, тетку бы нашли сразу.
Но раскололась она только после того, как ее вызвали на опознание. Говорят, истерику соседка устроила прямо в морге, но мне ее ничуть не жалко. Каждый получает по заслугам.
Следствие выявило еще с десяток поддельных договоров купли-продажи на квартиры, повязали участкового, который и навел на квартиру Евы. Естественно, никаких серьезных людей среди этой шушеры черных риелторов до суда не дошло. Впрочем, Арслану нужен был только один-единственный человек, принимавший во всем этом участие.
Куда он делся и что с ним стало – я не знаю и знать не хочу. Я по-прежнему не желаю иметь ничего общего с криминальным миром.
Мне известно только одно – этот человек имеет какое-то отношение к похищению дочки Сабирова.
Спустя минут десять мы останавливаемся возле клиники. Ева записана на УЗИ, и я сегодня впервые увижу своего сына так близко.
– Волнуешься? – улыбается она, беря меня за ладонь.
– Есть немного, – киваю я.
Нас уже ждут. Ева ложится на живот, врач мажет гелем кожу, а потом прикладывает датчик. Я вижу на большом экране сначала неясные очертания, а потом начинаю различать цепочку позвонков, голову, нос, ручки. Это так… трогательно, черт возьми, я смотрю на экран как завороженный и не могу отвести глаз. Врач произносит какие-то цифры, не дающие мне никакой информации, я на пару секунд смотрю в расслабленное улыбающееся лицо Евы, – значит, все хорошо.
– Мальчик, вы наверное, уже знаете? – обращается ко мне УЗИст, я киваю рассеянно, – сейчас включим 3D изображение.
А это и вовсе похоже на какое-то колдовство: теперь изображение становится трехмерным, я словно вижу настоящего ребенка, он зевает, трет нос маленьким кулачком, хмурится, и от каждого его движения меня топит необъяснимой волной нежности. Я не ожидал, что могу испытывать такие чувства.
– Снимок на память, – я беру протянутое изображение и говорю своему сыну вслух:
– Привет. Приятно познакомиться, – а Ева заливается смехом, поднимаясь с кушетки.
