Текст книги "С английским флотом в мировую войну"

Автор книги: Густав Шульц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Боевая подготовка флота.

Пребывание в Кромарти засчитывалось нам как отдых, но тактические занятия, артиллерийские стрельбы и другие учения происходили регулярно, как и раньше, – флот продолжал готовиться к новым столкновениям. В тактических занятиях можно было заметить некоторое, хотя и медленное, движение вперед. Так, например, мы выходили в море отдельными дивизиями (четыре корабля) для практики в отражении торпедных атак. Корабли шли в строе кильватера и по сигналу делали повороты последовательно или «все вдруг». В море было свежо, и след торпед нельзя было различить. При первой атаке 4-х эскадренных миноносцев, – выпустивших девять торпед с дистанции 40 кабельтов, в цель попало 5 торпед, т.е. 55%. Одна торпеда ударилась в борт «Marlborough», причем взорвался резервуар сжатого воздуха торпеды. От сильного воздушного удара между двумя броневыми плитами образовалась течь, и корабль принял столько воды, что одна кочегарка была выведена из строя. Другая торпеда попала в винты «Emperor of India» и повредила один из них, вследствие чего мы принуждены были прервать нашу тактическую торпедную стрельбу. Оба случая показывают, что даже эластичные наконечники со спиральной пружиной, которыми заменяются на практических стрельбах боевые ударники торпед, не гарантируют от опасных случайностей. Впоследствии для предупреждения подобных случаев при учебных стрельбах воздух накачивался в торпеду не до полного давления.

Погрузка торпед на эскадренные миноносцы

Десантная практика.

6-го февраля наша эскадра устроила интересные призовые состязания для морской пехоты. Каждый корабль должен был выставить 35 человек в полном походном снаряжении (около 30 фунтов, не считая винтовку). От сборного пункта нужно было пройти 4,5 английских мили до стрельбища; дорога шла туда все время в гору. Придя на стрельбище, каждый из команды немедленно выпускал 16 пуль по мишени. Принималась в расчет не только меткость, но и быстрота стрельбы. Закончив стрельбу, каждая команда как можно скорее шла обратно к месту старта. Команда, посланная с нашего корабля, выполнила задание за 65 минут, но потеряла 10 очков благодаря тому, что походная фляжка одного из солдат при проверке снаряжения перед началом состязания оказалась не заполненной водой. Не будь этой оплошности, мы могли бы получить первый приз, так как во всех других отношениях наша команда достигла рекордных результатов. Десять штрафных очков отвели её, однако, на третье место. Мой вестовой, также принимавший участие в походе, готовился к нему целую неделю, усиленно занимался тренировкой на корабле и на берегу и постился, чтоб потерять в весе. После возвращения с состязания он был очень обозлен, что один из его товарищей из небрежности или рассеянности забыл наполнить свою флягу. Виновный уже в тот же день был списан с корабля в береговую роту, дабы избавить его от преследований товарищей.

5-го февраля у нас была получена телеграмма о разрыве дипломатических отношений между Соединенными Штатами Америки и Германией. Это был ответ президента Вильсона на объявленную немцами неограниченную подводную блокаду побережья Англии.

Опять в Скапа-Флоу. 11-го февраля наша эскадра ушла из Кромарти, чтобы больше туда не возвращаться. Ввиду недостатка вспомогательных судов Адмиралтейство решило ограничить число опорных пунктов флота и поэтому совершенно отказалось от порта Инвергордон. Вместо этого части Гранд Флита отсылались в Розайт. Тотчас после прихода в Скапа– Флоу начались наши тактические занятия с эскадренными миноносцами и подводными лодками, а также торпедные и артиллерийские стрельбы. Перерыв в занятиях случался лишь при свежей погоде, когда щиты не могли держаться на волне. Энергичная планомерная программа, по которой Гранд Флит готовился к новому бою, свидетельствовала о твёрдой «воле к победе». Но при осуществлении её на практике проявлялось мало инициативы и разнообразия. У меня создавалось иногда впечатление, что командами начинает овладевать скука от повторного однообразия одних и тех же практических учений.

15-го февраля мне пришлось быть у вице-адмирала де-Робека, нового командующего 2-й эскадрой линейных крейсеров, командовавшего перед этим английскими морскими силами в Средиземном море. Адмирал много рассказывал о положении вещей в Средиземном море. Наибольшая опасность угрожала нам не от флотов Австрии и Турции, а от нескольких немецких подлодок. Они пришли непосредственно из Северного моря или были в разобранном виде доставлены по железной дороге, базировались на австрийские и турецкие порты и являлись серьёзной угрозой для союзников. Единственным средством борьбы против них могло быть только введение системы конвоев. В своих суждениях о союзных флотах адмирал был очень осторожен. Но из того, что рассказывали офицеры его штаба, можно было заключить, что между французами и итальянцами возникали постоянные несогласия, и из всех морских сил союзников в Средиземном море только японские эскадренные миноносцы были на высоте положения.

Вечером того же дня я обедал у командующего 4-ой эскадрой линкоров адмирала Стерди, на бывшем моем корабле «Hercules». Адмирал не мог примириться с тем, что Гранд Флит недостаточно оправдал себя в Ютландском бою. По его мнению, следовало развернуть флот тотчас по прибытии к месту боя и при этом не на левый фланг, как это было сделано, а вправо. Нужно было затем преследовать противника, не дать ему времени размышлять, а тем более отступить. С наступлением темноты все эскадренные миноносцы должны были быть посланы в атаку на неприятельские главные силы и только легкие крейсера могли бы оставаться для прикрытия в хвосте колонны. Адмирал ожидал, что 2-ая или 1-ая эскадры линкоров, находившиеся в голове и в хвосте колонны, проявят собственную инициативу и, образовав строй пеленга, будут стремиться к сближению с противником. К сожалению, ни одна из эскадр не отважилась на это. Сам адмирал со своей эскадрой, состоявшей всего из четырех кораблей, находился в середине боевой колонны и не мог выполнить такой маневр; к тому же он следовал непосредственно за командующим флотом. Адмирал Стерди считал, что вообще слишком мало пользовались строем пеленга, между тем искусное сочетание этого строя с кильватерной колонной могло бы, по его мнению, явиться наилучшим разрешением проблемы современной тактики на море.

Выходя из адмиральского помещения, я обратил внимание на 12 однородных картин, изображавших все корабли английского флота, носившие название «Hercules» и чем-нибудь отличившиеся в предыдущих войнах. Обозрение этих картин воскресило в моей памяти морские войны Англии с Испанией, Голландией и Францией. Войны эти доставили Англии много колоний, развили её мореплавание и заложили основу ее теперешнего экономического и политического могущества. Сравнение этих войн с настоящей войной невольно приводило к мысли: как часто техника английского судостроения и оборудования, а в особенности артиллерия английских кораблей, были хуже, чем у противника. Но сражения выигрываются не кораблями, а людьми, не пушками, а обслуживающими их матросами и офицерами, если они только умеют полностью использовать их действие. Никогда материальная часть не играла столь решительной роли, как человеческий фактор. Его составляющая в победе оценивалась Наполеоном в 75%. Продолжая раздумывать об этом вечером в моей каюте на «Benbow», я невольно ставил себе вопрос, родит ли эта война еще одного Рюйтера, Дюкезна или Нельсона и на чьей стороне?

Поездка в Лондон.

Парламентские прения о морском бюджете. Меня снова вызвали в Лондон, на этот раз, чтобы представиться новому русскому послу. Накануне отъезда я обедал на линкоре «Superb». Мы много беседовали о неограниченной подводной блокаде, которая опять осуществлялась немецкими подлодками, и о том, насколько она может быть успешна. Под большим секретом мне рассказали, что неприятель уже за первую неделю блокады потерял 9 подлодок. Откуда шли подобные слухи? Я смеясь заметил, что слухи эти пускаются в оборот самим Адмиралтейством, чтобы влиять в желательном духе на общественное настроение, как у себя в стране, так и у противника. Один из присутствовавших командиров принял мои слова всерьёз и тотчас подтвердил их рядом примеров. Подобным слухам, однако, всегда охотно верили, так как Адмиралтейство принципиально не опубликовывало сообщений о потопленных неприятельских подлодках. Они доверчиво принимались даже во флоте, который обыкновенно скептически относился ко всяким слухам.

19-го февраля я уехал в Лондон в обществе курьера Адмиралтейства мистера Франса, депутата палаты общин, уже пожилого человека. От него я узнал, что в парламенте на следующий день начнется обсуждение морского бюджета и что ожидается весьма большой наплыв публики. Благодаря его любезности, я получил особую пригласительную карточку и мог на следующий день прослушать интересные прения, возникшие по поводу бюджета флота. Я увидел здесь адмиралов Джеллико и Фишера, сидевших невдалеке от меня. Адмирал Фишер долгие годы перед войной был наиболее светлой головой в английском флоте; это был самый одаренный и во многих отношениях интереснейший английский морской офицер. Им была проведена постройка дредноутов, введены турбины, жидкое топливо и целый ряд других новшеств в области морской техники, тактики и организации. Он придавал, однако, мало значения формальностям и был очень резок в обращении, что не могло создать ему особой популярности среди более старых офицеров.

Морской министр Карсон (первый лорд Адмиралтейства), известный юрист и лидер Ольстера, обособившегося от Ирландии, сообщил парламенту данные о торговом тоннаже, потопленном подводными лодками. Цифровой материал был, однако, так подобран, что на основании его трудно было составить себе ясную картину об истинном размере грозящей опасности. Ряд обстоятельств морской министр совершенно замалчивал и, в общем, склонялся к оптимистическим выводам. Хотя он и признавал опасность начатой противником подводной блокады, но находил, что цифры потерь, понесенные в первые недели, не могут давать повода к особому беспокойству. Все это доказывалось не столько статистическими данными, сколько политическими соображениями. Оппозиция использовала слабые стороны его аргументации, и Черчилль, в своей критике возразил, что угрожающую опасность нельзя преодолеть только политикой и моралью. Речь Черчилля была полна личных выпадов и язвительной иронии.

Между прочим, в газетах незадолго перед этим появился ряд нападок на адмирала Фишера, который после ухода с флота председательствовал в комиссии по испытанию военных и морских технических изобретений; адмирал, несмотря на свой преклонный возраст, был еще полон сил. Комиссия была образована в начале войны, чтобы поощрить частную инициативу в области всяких военных изобретений. Фишер за время своего долгого управления Адмиралтейством создал себе много непримиримых врагов, и они теперь все ополчились против него. Комиссия работала с соблюдением полной тайны, и поэтому ни общественные представители, ни корреспонденты газет не имели доступа на ее заседания; сам Фишер, как старый военный, отличался крайней необщительностью. Вдобавок работа комиссии, естественно, возбуждала недовольство у целого ряда лиц, чьи изобретения отвергались в силу конструктивных недостатков или практической невыполнимости. Возобновление неприятелем беспощадной подводной войны сильно встревожило общественное мнение, и оно обрушилось на комиссию и ее председателя за медлительность работы и якобы недостаток патриотизма.

Среди других выступил адмирал запаса флота Мью, который только что был выбран депутатом в нижнюю палату и, по-видимому, действовал под влиянием своей прежней вражды к адмиралу Фишеру. Черчилль в своей речи напомнил «досточтимому депутату от города Портсмута», что обе законодательные палаты, как и вся страна, хорошо знают заслуги адмирала Фишера. Публика с трибун горячо приветствовала эти слова, но лицо старого моряка не дрогнуло, как будто изваянное из камня, и только после конца речи Черчилля Фишер тяжело встал со стула и покинул трибуну. В течение моего почти трехлетнего пребывания в английском флоте я ещё ни разу не слыхал об интригах в морском ведомстве. Враждебная выходка бывшего адмирала меня крайне удивила, а способ, которым это выступление было отклонено в парламенте, доставил мне истинное удовлетворение. Морской министр ещё несколько раз брал слово и заявил, что все необходимые меры будут приняты, в особенности по части системы конвоев, которая будет введена, как только обстоятельства этого потребуют.

В Лондоне я не заметил особых перемен, может быть, потому, что на этот раз пришлось быть там слишком короткое время. Общее настроение и тон прессы показались мне, однако, более тревожными, чем раньше. В гостиницах и ресторанах были установлены новые ограничения в отпуске пищи. Нельзя было заказывать различные блюда десерта, пирожные, сладости и т. п. На хлеб и сахар были введены карточки, и газеты посвящали ежедневно длинные столбцы экономическим вопросам.

Возвращение на флот.

За время моего отсутствия из Скапа-Флоу флот только один раз выходил в море для тактических занятий, и, судя по тому, что мне рассказывали, в тактическом отношении не было предпринято ничего нового. Походный строй оставался все тот же. Развертывание флота в линию баталии происходило также по старому образцу, с той лишь только разницей, что адмирал Битти сделал опыт развернуть кильватерную колонну флота ближе к противнику, в расстоянии 70-80 кабельтов. Многие, однако, находили, что дистанция эта слишком мала и не дает возможности использовать нашу главную силу – превосходство в крупной артиллерии. После маневров результаты их обсуждались командирами судов каждой эскадры. Такое же собрание из флагманов было созвано главнокомандующими. Это было уже нечто новое, и идея мне казалась весьма удачной. Разделение флота на эскадры или хотя бы на две боевые колонны, с правом каждой действовать самостоятельно в случае боя, не было, однако, еще испробовано. Командование было по-прежнему слепо увлечено идеей, что единая кильватерная колонна является единственно возможным боевым порядком. Даже опыт Ютландского боя не смог изменить этой точки зрения.

В Скапа-Флоу происходили по-прежнему тактические занятия на рейде по старым расписаниям и с той же методической основательностью, как и раньше. Производились стрельбы из крупных орудий со стволами, испытывались приборы для управления огнем средней артиллерии, и, наконец, при торпедных стрельбах делались опыты сосредоточивать торпеды нескольких судов по одной и той же цели. Кроме того, упражнялись в отражении атак миноносцев и подлодок и занимались дневными и ночными эволюциями. Занятия происходили почти ежедневно. В промежутках между ними прислуга орудийных башен практиковалась в наводке орудий по движущимся целям, военным кораблям и другим судам, проходившим по рейду. Вдобавок ко всем этим занятиям на Гранд Флите производилось подготовительное обучение кадров добровольного запаса флота (Naval Voluntary Royal Reserve) для назначения на торговые суда, к вооружению которых лёгкой артиллерией было уже приступлено. На каждый пароход требовалось от 10 до 20 запасных, обученных стрельбе из орудий малого калибра, вплоть до 6-дюймовых пушек.

8-го марта в гавани Киркваля (на Оркнейских островах), куда приводились для осмотра все захваченные пароходы, в непосредственной близости от рейда Скапа-Флоу, эскадренный миноносец «Albakoro» подорвался на мине, поставленной неприятельской подлодкой. У миноносца взрывом оторвало всю носовую часть; все же он остался на плаву и смог быть отбуксирован в Скапа-Флоу. Подлодка, выставившая заграждение, была накануне обнаружена нашими сторожевыми судами и с большим трудом спаслась от преследования.

9-го марта я был приглашен на обед к новому командующему флотом на его флагманский корабль «Queen Elisabeth». Битти расспрашивал меня о положении в России и рассказывал о своем пребывании в Петербурге и Москве в 1914 году. Правящие круги и в особенности придворная камарилья не произвели на него приятного впечатления; его удивляло, каким образом в самое критическое время войны такие личности, как Протопопов, могут играть роль при дворе и даже в правительстве. Он неоднократно встречался с этим министром в Петербурге и считал его, как человека и как государственного деятеля, полным ничтожеством. Я спросил адмирала Битти, предполагает ли он, что германский флот ещё раз выйдет в море и будет искать решительного боя? Адмирал был того мнения, что при нормальном дальнейшем ходе войны на это едва ли можно надеяться; соотношение сил было бы теперь значительно хуже для противника, чем во время Ютландского боя. Однако, внутреннее политическое положение в Германии в связи с изменчивостью событий на сухопутном фронте войны таково, что нужно быть готовым ко всякого рода неожиданностям. Чем более ухудшаются перспективы на сухопутье, тем вероятнее, что общественное мнение, военные круги и сам кайзер Вильгельм захотят поставить на карту флот, в надежде, быть может, таким способом добиться поворота к лучшему.

Линейный корабль «Queen Elisabeth» на рейде

Маневры Гранд Флита.

23-го марта Гранд Флит вышел в море на маневры. Наши легкие крейсера, несмотря на туманную погоду, вовремя обнаружили «противника» – линейные крейсера, вышедшие из Розайта. Когда мы взяли курс на противника, наш походный порядок был следующий: впереди флота линкоров шла завеса из легких крейсеров в строе пеленга, за ними новый крейсер «Glorious» и авиатранспорт «Campania». Затем следовали линкоры 5– ой эскадры также в строе пеленга во главе с «Queen Elisabeth» под флагом главнокомандующего. Далее 4– я эскадра подивизийно, двойным уступом пеленга, с интервалами между кораблями в одну милю, и, наконец, 1 -я и 2-я эскадры, которые замыкали строй четырьмя кильватерными колоннами по одной дивизии в каждой. Адмирал Битти выбрал своё место в строю с таким расчетом, чтобы самому первым увидеть противника. Он предполагал развернуть флот таким образом, чтобы слабейшая 4-я эскадра оказалась в хвосте колонны, а не в середине, как это было предусмотрено в прежних боевых диспозициях. Ради этого главнокомандующий поднял флаг на «Queen Elisabeth» и вместе с самой быстроходной 5-й эскадрой шел в голове флота. Эскадренные миноносцы держались у тех эскадр, к которым они были приданы. Я с интересом ждал сигнала о развертывании флота в боевой порядок; новый походный строй Гранд Флита существенно отличался от прежде принятого, и для боевого развертывания нужны были гораздо более сложные эволюции.

Высланные для разведки с авиатранспорта «Campania» гидропланы не принесли пользы. Свежий ветер с дождем заставил их забрать высоту свыше тысячи метров, откуда видимость была для них преграждена облаками и полосами тумана. Факт этот был чрезвычайно поучителен; он показывал, что и в будущем нельзя слишком многого ожидать от воздушной разведки, так как её успех зависит от погоды. Крейсерская разведка оказалась более действительной. Крейсера задолго до нас обнаружили «противника», держались в соприкосновении с ним и все время доносили по радиотелеграфу о курсе, строе, составе флота, месте неприятеля и т. п. Из радио крейсеров можно было убедиться, что организация разведочной службы усовершенствовалась. Во всем видна была большая уверенность,, донесения были отчетливее, и чувствовалось влияние нового командующего флотом. 1-я и 2-я эскадры сделали в 10 ч. 15 м. одновременно поворот подивизийно на 4 румба влево, а 4-я эскадра вправо. В то же время 4-я эскадра уменьшила ход и образовала правый фланг флота, 5-я же эскадра продвинулась на левый фланг, а главнокомандующий на «Queen Elisabeth» вступил между 1-й и 2-й эскадрами. В 10 ч. 45 м. развертывание флота на левый фланг было закончено. 5-я эскадра шла головной, в центре 1 -я и 2-я эскадра с флагманским кораблем главнокомандующего посередине и в хвосте всей кильватерной колонны слабейшая 4-я эскадра.

Маневр был едва закончен, и флот развил указанный ход, одни эсминцы только не успели занять назначенные позиции в голове и в хвосте колонны за нестреляющим бортом кораблей Гранд Флита, как из– за дождевой завесы показалась линия кораблей «противника». По дальномеру дистанция была 55 кабельтовых. Этот раз удалось наконец подвести флот в походном строю как можно ближе к противнику и только тогда произвести развертывание. Наша кильватерная колонна несколько опережала противника и могла, благодаря этому охватить, его головные корабли. При этом державшиеся впереди строя эскадренные миноносцы занимали благоприятную позицию для торпедной атаки и тотчас были брошены на противника. Ничто, однако, не могло помешать «противнику» исполнить тот же маневр, к которому несколько раз прибегнул немецкий флот в Ютландском бою: перебросить всю колонну на обратный курс путем поворота «все вдруг». Если бы главнокомандующий не желал упустить противника, а продолжать преследовать его, мы должны были бы сделать тот же маневр, т.е. поворот «все вдруг», в результате чего бой возобновился бы опять на параллельных курсах. Но при этом слабейшая 4-я эскадра очутилась бы уже не в хвосте, а в голове колонны, и мы потеряли бы все преимущества первоначального строя. Из сказанного не следует заключать, что строй эскадр в начале нашего маневра по степени их боевого значения не мог бы иметь влияния на дальнейший ход боя.

Начальная стадия боя имеет, бесспорно, громадное значение. Но было бы неправильно думать, что первоначальный строй всегда имеет решающее боевое значение. Бывают случаи, когда противник, как в данном примере, одним контр – маневром может наше исходное благоприятное положение превратить в неблагоприятное. Мне лично казалось, что флот обеспечит себе гораздо большую свободу маневрирования, если он будет в бою часто менять свой строй и курс, – как это и видно было на примере немцев. Из двух диспозиций, предусмотренных для Гранд Флита при развертывании в боевую колонну, я считал лучшей ту, при которой слабейшая эскадра располагалась не в голове или в хвосте колонны, а в середине ее; так именно и поступал адмирал Джеллико на всех маневрах и в Ютландском бою.

При всех других диспозициях имеется на лицо опасность, что в ходе боя слабейшая эскадра будет вынуждена стать головной, т.е. вести всю колонну и играть решающую роль в бою. В Ютландском бою головные корабли немецкой боевой колонны только потому могли выдержать огонь далеко превосходившего их в силе артиллерии противника, что корабли эти были самыми современными боевыми единицами Флота открытого моря.

Сознание собственной силы и способности к сопротивлению придает голове колонны решительность, которая необходима для достижения успеха в морском бою.

После окончания маневров производились еще тактические учения, и наша 1-я эскадра вместе с несколькими крейсерами отделилась от флота и должна была на этот раз изображать «противника». Около часу дня мы повернули на 16 румбов и стали приближаться к Гранд Флиту. Почти в ту же минуту получено было радио главнокомандующего: «Уклоняюсь от неприятельских подлодок». Сообщение имело в виду настоящего противника; тактическое учение было прервано. Большая дерзость со стороны подлодок появиться в столь неподходящий момент! Могли бы они подождать хотя бы окончания маневров…

Мы продолжали идти тем же курсом и в тумане неожиданно наткнулись на главные силы флота.

Четыре корабля нашей дивизии шли в строе пеленга, причем «Benbow» был левофланговым. Справа по носу показались эсминцы и за ними линейные крейсера, которые также шли в строе пеленга в голове Гранд Флита. Расстояние до этих кораблей, шедших курсом на нас, было столь незначительно, что опасность столкновения сразу стала очевидной. В последнюю минуту крейсера изменили все же свой курс и смогли пройти у нас по левому борту. Эсминцы стремились разойтись во все стороны, чтобы освободить водное пространство, а наш передний мателот «Emperor of India» положил так круто вправо, что рисковал протаранить правофланговые корабли нашей дивизии «Royal Oak» и «Royal Sovereign». «Benbow» также должен был отвернуть вправо, чтобы дать место шедшим навстречу линейным крейсерам. Тотчас вслед за циркуляцией мы дали полный ход, благодаря чему сохранили наше место слева за кормой «Emperor of India». Вслед за этим вокруг нас скопилось очень много кораблей. Вплотную к левому борту проходили контргалсом линейные крейсера, справа по носу различными курсами и в различных стадиях циркуляции следовали суда нашей собственной эскадры, а повсюду между – эскадренные миноносцы…

Однако всё обошлось без столкновений и аварий, что легко могло произойти. Картина была тем не менее жуткая. Мы прошли так близко от линейных крейсеров, что при лучшей погоде можно было бы, не усиливая голоса, разговаривать с ними. Совершенно неожиданно между «Benbow» и линейным крейсером «Tiger» очутился эсминец. Прижавшись вплотную к нашему борту, он вместе с нами вышел на чистую воду и таким образом спасся от опасности быть раздавленным между двумя гигантами. За линейными крейсерами следовали 2-я и 4-я эскадра. Командующий флотом, как только увидел опасность положения, стянул все корабли и, отвернув на 8 румбов вправо, пытался проскочить впереди фронта нашей эскадры.

На этот раз корабли прошли, быть может, еще в более близком расстоянии друг от друга, но, несмотря на это, на мостике царило поразительное спокойствие, и ни одно лишнее слово не нарушало торжественной тишины. В таких случаях наиболее ясно сказывается морская дисциплина и передающееся из поколения в поколение профессиональное хладнокровие, которое вместе со строгим самообладанием является наиболее характерной чертой английского моряка. В самый критический момент, когда вдруг приходилось избегать опасности совершенно неожиданных столкновений, на мостике не было слышно ни одного громкого слова команды. Рулевой у штурвала и сигнальный старшина получали приказания вполголоса, почти шепотом, и только машинный телеграф работал быстрее и чаще обыкновенного. Впоследствии я узнал, что два линейных крейсера прошли сквозь строй нашей эскадры, а два наших корабля прорезали строй 4-й эскадры. Вскоре после того, как миновала последняя эскадра, небо разъяснилось, и яркое весеннее солнце осветило ту часть флота, которая очутилась сзади нас. На «Queen Elisabeth» был поднят сигнал: «окончить маневры», и все эскадры легли на зюйдовый курс, чтобы идти обратно в Скапа-Флоу.

Король Георг и адмирал Стерди