Текст книги "Инго и Инграбан"

Автор книги: Густав Фрейтаг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

10. У источника

Один раз лето уже одело зеленой листвой деревья на Идисбахе, и один раз зима уже оголила ветки деревьев – но целый год весело горел огонь в очаге нового двора. Снова наступило лето, а с ним и хорошая пора: по небу потянулись вереницы светлых облаков, а у подножья лесистых холмов – вереницы овец и быков. Среди дубов возвышалось теперь массивное деревянное строение, господские хоромы. Поднявшийся по ступенькам, входил через дверь в обширный зал, видел в углублении священный очаг, а над собой – крепкую бревенчатую кровлю, по сторонам – высокие подмостки, а за ними – вход в покои хозяина и хозяйки. На дворе находились конюшни, амбары и низкий спальный покой для ратников, за которым вздымался вал.

Под дубом, на котором было оборудовано жилище, сидела Ирмгарда, в блаженном упоении потупив глаза: на земле, на липовом щите своего отца, лежал ее крошечный сын, а Фрида укачивала его. Малютка тянулся ручками к жужжавшей перед ним пчеле.

– Прочь, носительница меда, – гнала ее Ирмгарда, – и не причиняй вреда маленькому витязю, ведь он не знает, что у тебя под мохнатой одеждой скрыто оружие. Лети себе к своим подругам и прилежно вари медовую сыту, чтобы мой витязь зимой насладился плодами твоей работы. Ведь он юный владетель замка, и для него взимаем мы десятину со всякого добра, произрастающего в диком лесу. Посмотри, Фрида, как сердито поглядывает он и сжимает кулачки; со временем он будет воином, какого страшатся мужи. А вот и отец несет ему добычу с охоты, – радостно воскликнула она и, взяв малютку со щита, поднесла его к Инго, подошедшему к ним с убитым козлом на плече.

Предводитель наклонился над сыном, ласково провел рукой по кудрям жены и положил животное у дерева.

– Быстроногий перебежал мне дорогу, когда я шел по ту сторону гор к границам бургундов. Они довольно близко, и достичь их можно и без большой езды на коне, – улыбаясь, сказал он. – У одного из марвингов ночью похитили из лесного загона двух быков; мы отправились по следам, ведшим за рубежи, и гонцы наши теперь идут на юг чтобы истребовать похищенное. Опасаюсь, однако ж, что напрасно: тамошние порубежники несправедливы, и не добудем мы добро наше иначе, как в свою очередь напав на стада на их землях. Незавидный подвиг для витязя – таскаться по ночам, подобно коту, выходящему на ловлю мышей; но хлебопашцы требуют этого, а начальнику не следует им отказывать.

– Поэтому приветливо они улыбаются тебе, а жена довольна оказываемым тебе почетом, – утешила его Ирмгарда.

– Моя добрая жена радуется, а между тем редко доводилось ей слышать, чтобы певец воспевал подвиги ее мужа, – ответил Инго. – Сегодня ночью снилось мне, будто оружие звенело над ложем нашим; я поднялся и увидел, что меч мой шевелится в ножнах. Не знаешь ли, что означает сей сон, толковательница знамений?

– Моему королю хочется уехать от жены и ребенка, – сказала Ирмгарда – Тесен тебе двор и безвестно пребывание твое в лесах. Порой я отчетливо вижу тучи на челе твоем, и боевые речи слышу из уст спящего, когда склоняюсь над ним.

– Таков уж обычай мужчин, как тебе это известно, – откликнулся Инго, – на ложе они желают воинских походов, а после боя – возвращения на грудь супруги. Легко может статься, что звон меча моего предвещает войну с бургундами, потому что неприятны наши ссоры, и охладели помыслы Гундамара. Посмотри: даже старик сделался плотником, – сказал Инго, указывая на Бертара, шедшего по двору с топором и большой кожаной сумой.

– Надо починить подъемный мост, – объяснил с поклоном подошедший витязь, – а рук мало. Твои ратники, король, устраивают с земледельцами ночное пиршество в честь летнего солнцестояния и приготовляют костры для нагорных огней.

– А ты охраняешь всех нас, – улыбнулась Ирмгарда.

– Страж, охраняющий сокровище, должен быть бдительным, – серьезно ответил Бертар. – Кровля этого чертога обращена к северу, и в горах скопляются злые бури. Часто я поглядываю на север, даже и в такие теплые дни, как сегодня. Прости, королева, что я возбуждаю тайные тревоги. Доколе был жив мой старый товарищ, Изанбарт, до тех пор он благосклонно сдерживал мстительные замыслы, а князь Ансвальд внимал словам его. Но как скоро над ним насыпали могилу, недоброжелатели овладели слухом начальника. Не голоса народа опасаюсь я, но тайного похода лесами, и прискорбно мне видеть, что королева ходит одна по долинам.

– Неужто жить мне узницей? – взгрустнула Ирмгарда.

– Немного еще потерпи наши хлопоты. Иные язвы заживут, да вот и раны Теодульфа тоже излечились и, говорят, он находится теперь при дворе короля.

С вала послышались громкие речи, на деревянной вышке страж протрубил в рог, добавив к крикам веселые, совсем не подходящие звуки. Ирмгарда рассмеялась.

– Это друзья, – сказал Инго, – и страж хочет оказать им почет.

– Фолькмар! – закричала Ирмгарда и поспешила навстречу певцу, торопливо въезжавшему во двор, но увидев важное лицо путника, она остановилась.

– Ты прибыл с родины, но вижу, не радостен принесенный тобой привет.

– Еду я из королевского замка, но кратковременным было мое пребывание в нем, – начал певец, и голос его дрогнул. – Князь Ансвальд приказывал седлать коней и ехать в королевский замок, княгиня сидела среди своих служанок; все было тихо при дворе, и никто не спросил, куда я отправляюсь.

Ирмгарда отвернулась, но через миг уже схватила руку Инго и взглянула на него любовными глазами.

– Ты прибыл королевским гонцом, – сказал Инго, – надеюсь, что король возложил на тебя благосклонное посольство.

– Умолкли уста короля, – ответил Фолькмар, – покончены заботы его о королевском престоле и сокровищнице. Его нашли мертвым на ложе, а между тем еще вечером он пировал среди ратников своих. Ему воздвигли костер, и вокруг его останков плясало пламя.

При этих словах воцарилось глубокое молчание.

– Могучий властелин и храбрый витязь! Я желал ему более доблестной смерти, чем смерть среди хмельных телохранителей, – начал взволнованный Инго. – Как ни поступал он с другими в своей брюзгливой подозрительности, но он содействовал моему счастью и целый год сдерживал напор моих недругов.

– Ключи от его сокровищницы хранит теперь королева для своего сына, – продолжал певец. – Властительно правит она в замке и рассылает ратников по стране. Благородные витязи приезжают ко двору, наперебой стараясь снискать ее расположение своими рассказами, и никто не осмеливается восставать против ее могущества. Многие считают, что рука покойного короля была полегче ладони Гизелы. Объявляю тебе это, князь, никем не посланный; а ты поразмысли: не будет ли тебе это во вред.

– Что радость, что печаль – обо всем рассказываешь ты с одинаковой важностью, – улыбнулся Инго. – Король не вредил мне, а королеву я знаю как женщину добрую и благородную. Теперь только с веселым духом я могу похвалиться счастьем моим, насколько зависит оно от воли моих соседей.

– Не прочна благосклонность властолюбивой женщины, – возразил певец.

– Я был верным стражем границ покойного короля, почему же менее верным буду я для его сына. Доколе турингами повелевает Гизела, я жду от нее только добра. Ты говорил с королевой?

– Неприязненно язвили глаза королевы, когда она увидела меня в толпе. «Если когда-нибудь вздумаете поучить песням моих служанок, то избегай поездок в горы. У сороки, летящей над лесом, ястреб выщипывает перья. Некогда ты был многоречивым посланцем, побереги же свой язык». Тем самым она заставила меня поспешить сюда, и вот я здесь, побуждаемый беспокойством о тебе и княгине.

– Хотя тревога и напрасна, но все равно, благодарю за преданность. Какой-нибудь клеветник озлобил против тебя королеву. Но ее благосклонность я изведал в тяжкий час; доказана на деле дружба, и из одного источника кровь наша. Нами правят доблестные предки в чертогах богов, и двумя чадами живем мы на чужбине, по обоим склонам гор: я – муж, она – жена.

– Да только не твоя, – заметил Бертар.

Инго рассмеялся:

– Все же она женщина, и непристойно было бы нам, мужчинам, опасаться женских прихотей.

– А еще опаснее доверять их дружбе, – наставлял старик. – Пока медведица была мала, она лизала руку человека, которому потом вцепилась в затылок.

– Упрям же ты в своей недоверчивости, – добродушно возражал Инго. – Но я поступлю, как ты предлагаешь. Мы отправимся по селениям и пригласим старейшин на совет: послать ли посольство к королеве или благоразумно готовить оружие. Если напрасной окажется тревога, то мы сами посмеемся над ней. А ты, Фолькмар, погости у нас, доколе не узнаешь, что Гизела снова благосклонна к тебе – ты ведь знаешь, как приятно нам твое присутствие.

– Прости, повелитель, – важно ответил певец, – если я не приостановлюсь в пути: гнев этой женщины быстрее конского скока, скоротечнее соколиного лета. Она совсем забыла, что перед покойным королем восхваляла мое посольство. Если полагаешь, что безопасности от нее ты, то для себя я этого не жду.

– Кто осмелится сдержать прыть странствующего певца? Но если ты должен непременно уйти, то не откажи в просьбе: поскорее возвращайся под наши дубы.

– Я еще побываю там, где растут дубы, – сказал Фолькмар, склоняясь над рукой Инго. Они с Ирмгардой посмотрели вслед королю и Бертару, которые направились к коням.

– Много тайн известно тебе, – тихо сказала она, – но не можешь ты истолковать скорбящей жене всех мыслей, что проносятся в голове ее мужа.

– Мысли щебечут в голове, что ласточки на кровле дома: то улетают, то прилетают они, – утешал певец. – Но ты подобна домашнему очагу, который дает мир и веселит сердце – не думай о мимолетных тенях. Но и к тебе, повелительница, пришел я тайным гонцом. Когда уходил я из лесов, то княгиня Гундруна вошла со мной в загон, где держит она свою домашнюю птицу, и указав на самку аиста, сказала: «Птица улетела летом со двора, но к зиме возвратилась назад с птенцом своим; теперь мы кормим обоих. Та, которую ты знаешь, ушла отсюда, потому что ухватилась она за правильные перья лебедя перелетного – отнеси же ей другое знамение пути».

И певец протянул Ирмгарде знамение: перо из крыла аиста и перо молодой птицы, перевязанные нитью. Ирмгарда взяла привет матери, и ее слезы покатились на него.

– Адебара прилетела назад во двор, потому что хитрая птица растерзала хозяина ее гнезда. Но сердце повелевает мне противиться лютым соколам, устремившим крылья на моего повелителя. Пойдем, Фолькмар, я покажу тебе моего бедного птенца, который с радостным криком сжимает свои ручонки, когда отец склоняет к нему лицо.

По полудни в замке все стихло. Певец ушел, Инго с товарищами отправился в долины, а Ирмгарда стояла у родника, который неподалеку от дома выбивался из скалы. Ратники высекли из камня красивое корыто, в котором скапливалась вода источника. Тепло светило солнце, и весело плескалась прохладная вода, струясь из корыта на землю; со скалы вниз опускались, наподобие кровли, ветви ясеня, вокруг родника стояли ивы, скрывая его от постороннего глаза своим серым лиственным пологом.

Ирмгарда подняла своего сына над священным источником.

– Милостивая владычица бегучей воды, – молила она. – Будь благосклонна к моему ребенку; да будет крепок он и благообразен телом, подобно моему повелителю!

Она окунула мальчика, нетерпеливо кричавшего и бившего своими ножками, вытерла его маленькое тело сухим полотенцем, тепло одела его, положила на мох и ласково заговорила с ним – до тех пор, пока не перестал он кричать и снова не улыбнулся матери. Ирмгарда встала и сняла с себя верхнее платье; оставшись неподпоясанной, в нижней одежде, она прополоскала подол замоченного платья и разложила его там, где лучи солнца падали на муравчатую тропу.

– Некогда прислуживали мне женщины, и редко касались руки мои корыта и очага; но теперь я живу дикаркой с одной только Фридой, и огрубели руки мои, боюсь, что это неприятно моему повелителю. Но если б руки эти сохранили нежность, то лишился бы он многих удобств. Без моей помощи как ему жить на пустынных границах?

Она посмотрела на свое отражение, дрожавшее на возмущенной воде, и распустила волосы. Длинные пряди кудрей упали и погрузились концами в воду, но Ирмгарда, устремив на родник пристальный взгляд, тихо промолвила:

– Такой некогда я понравилась ему, хотелось бы знать, думает ли Инго, как прежде, когда он целовал меня на утренней заре? Или тайная скорбь о гневе отцовском, о горе матери изменили меня? Я таю мои вздохи от короля и только наедине заламываю руки. Но его гордый дух возмущается покойным одиночеством, вдаль стремится он к славным подвигам, и высоко возносятся помыслы того, кто всю жизнь уготовлял поле битвы для своих орлов. А теперь ради меня он укрывается под деревянной кровлей.

И погруженная в тяжкое раздумье, она склонила голову. Закричал сторож на башне, застучал покатившийся камень, но Ирмгарда не обратила на это внимания.

Вдруг возле нее фыркнул конь, и низкий женский голос вскричал:

– Чего скорчилась эта женщина у колодца и так жадно глядит на свое лицо, что замутились у нее глаза и отказал ей слух?!

Ирмгарда вскочила. Перед ней сидела на коне статная женщина; с ее золотистых волос ниспадало покрывало, на ее плечи и хребет коня был наброшен пурпуровый плащ, золотом сверкал убор коня, и его копыта уже попирали полотняную одежду расстеленную Ирмгардой. Позади незнакомки она увидела бледное лицо Зинтрама, и тотчас горячая краска бросилась в лицо Ирмгарды – она узнала женщину, перед которой стояла теперь без пояса, с обнаженными ногами. В глазах ее запылал гнев, как, впрочем, и в глазах королевы. Женщины враждебно смотрели друг на друга, затем Ирмгарда скрыла свою грудь под завесой волос, присела на мох, чтобы убрать под себя обнаженные ноги и, взяв ребенка на колени, прижала его к себе.

– Онемела что ли женщина, присевшая на землю?! – закричала королева своему спутнику.

– Это сама Ирмгарда, – ответил растерянный Зинтрам. – Ирмгарда, тебя зовет королева.

Но неподвижно сидевшая Ирмгарда повелительно воскликнула:

– Отврати лицо свое, Зинтрам! Непристойно тебе смотреть на меня, когда конь твоей королевы топчет мою одежду!

– Не в отчем ли дворе, из которого сбежала ты наложницей чужого человека, научилась ты тому, что прилично женщине?

– Хоть ты и королева, но злословишь несправедливо! – снова вскричала Ирмгарда. – Я честно живу с мужем моим. Можешь ли, завистница, похвалиться такой честью?

Королева грозно подняла руку, как вдруг наверху раздались голоса.

– Сюда, Инго! – закричала Ирмгарда. – Помоги жене твоей!

По крутой дороге спустился Инго. С изумлением увидел он свою жену на земле, а на коне гневную королеву. Пройдя мимо жены, он покорно склонил голову и колено перед Гизелой.

– Благо великой повелительнице турингов! – почтительно сказал он. – Приветствую твою благородную голову, благосклонностью своей одари дом преданного родственника твоего.

Лицо королевы изменилось, когда она увидела витязя столь ласковым и уважительным, и она приветливо ответила:

– И тебе благо, Инго.

– Что ж это никто, по придворному обычаю, не поможет королеве сойти с коня! – вскричал Инго, предлагая Гизеле ногу и руку, чтобы она спустилась. И схватившись рукой за его кудрявые волосы, королева сошла по его ноге на землю.

– Прости, Гизела, – продолжал Инго, когда она остановилась перед ним, – но неприлично, чтобы моя жена сидела обнаженной перед глазами королевы и чужого человека. Милостиво одолжи ей плащ твой, чтобы смогла она пристойно удалиться, – и проворно схватив плащ там, где он пристегивался пряжкой, Инго сорвал его с плеч королевы.

Гизела побледнела и отступила назад, а Инго накинул плащ на свою жену, поднял ее и, указав на дорогу, приказал:

– Оставь нас!

Ирмгарда прикрыла плащом себя и мальчика и поднялась вверх по тропинке. Инго снова повернулся к королеве, заметив при этом, как старается она совладать с собой. Сошедший с коня Зинтрам приблизился было с обнаженным мечом, но, по знаку королевы, послушно отошел назад.

– Дерзка рука, срывающая плащ с королевы, но мужу подобает защищать честь своего дома. Ты, Инго, смело исправил то, что в горячности было упущено нами, и не сержусь я на тебя.

Она еще раз сделала знак своему спутнику; Зинтрам с конями отошел подальше, и Инго остался с королевой наедине.

– Случилось наконец то, чего я желала, – начала Гизела, – ты стоишь перед моими глазами, Инго, как некогда, когда я приняла тебя на ступеньках чертога. И по-прежнему я расположена к тебе.

И с уже большей важностью она продолжила:

– В моей земле есть у тебя враги; они замышляют погубить тебя, и громко раздаются в королевском замке их мстительные крики; мои соотечественники, бургунды, как я слышала, тоже жалуются на твой разбойный народ.

– Тебе известен, королева, обычай порубежников: за ущерб, причиненный им чужеземцами, мои люди сами определяют способ мести. Но если кто-либо из моих товарищей причинял вред турингу, то мы спешили расплатиться с потерпевшим. Милостиво же прими мир, королева, которого ждут от твоей власти Инго и его порубежники.

– Витязь, которого я некогда знала, стремился к большей славе, чем к угону бургундских коров в свой укрепленный замок, – съязвила королева.

– Человек, не всегда скитающийся по свету, охотно возводит себе кровлю, под которой он мог бы властвовать хозяином, – ответил Инго.

– По-моему, непрочен кров дома, из-под которого вот-вот уведут хозяйку, как того требует глас народа, – сказала королева. – Отец и жених, у которых ты похитил ее, хотят похода на тебя; молодой король нуждается в помощи своих дворян, и не может он не потребовать от тебя похищенную. Опасаюсь, тебе грозит близкая гибель, потому что с трудом сдерживает гнев мужей воля королевская.

– Угрозы твои, королева, заставляют меня еще упорнее держаться двора моего, и если близится ратное дело, то приветствую его: заржавел мой меч, висящий над очагом.

– Безумец! – вскричала королева. – Ни о чем не подозревая, живешь ты в лесу, а между тем со всех сторон идут на тебя охотники. Кесарь снова выступил против аллеманов, но его мщение жаждет и тебя; он предложил союз бургундам, и Гундамар собирает рать.

– Ты упомянула кесаря?! – вскричал Инго. – Благодарю за добрую весть, королева! Недаром же звенел меч мой – вот приближается боец, которого я желал и ночью, и днем!

Глаза его сверкали, рука тянулась к оружию.

– Доблестна речь твоя! – воскликнула королева, сама охваченная его пылом. – Пугать тебя опасностью – напрасный труд. Но я предостерегла тебя, потому что известен мне для тебя более славный союз, чем с лесными и порубежными хлебопашцами. Инго, родной мой, тебе скорее, чем любому другому, я доверила бы и юного короля, и самое себя; хочу я витязя, который предводил бы в боях народной ратью и научил моего сына, как добывается слава. Ты избран мной для столь высокого дела, и с тем я здесь, чтоб увезти тебя в королевский замок.

Мысли смешались в голове изумленного Инго. Он видел перед собой прекрасную женщину в королевской короне; она простерла к нему руки, с мольбой предлагая то, что составляет предмет счастья для горделивейшего из витязей.

– Ты был еще отроком, – с глубоким волнением продолжала Гизела, когда родители соединили руки наши. И сделался ты славным в народе витязем, а я несчастнейшей из женщин в замке королевском; но снова твои пальцы ласково коснулись руки моей, а разлучавшее тебя с королевой уже истлело на костре. Пришла я с приглашением к доблестнейшему из витязей стран этих. Оба мы взываем к одному и тому же верховному божеству, как внуки к предкам, потому что оба мы происходим от рода богов, – они поставили нас владыками земли и людей.

Услышав из уст Гизелы собственные слова свои, Инго, словно оглушенный, взглянул на королеву, подобно некоей богине, устраивающей его судьбу. Вдруг над ними что-то зашуршало, на землю упал плащ королевы, и откуда-то донесся слабый крик младенца.

– Вот одежда, приличная возлюбленному витязю! – вскричала королева, поднимая плащ.

Инго поднял голову и посмотрел наверх.

– Я слышу слабый крик, – сказал он, – слышу голос моего маленького, тоскующего по мне сына, и как человек, очнувшийся ото сна, стою я перед королевой. Я соединен с женщиной, которая для меня дороже самой жизни. Она все оставила ради меня; в кругу боевых товарищей я дал обет защищать ее, как отец, и с ней одной делить ложе, как супруг. Могу ли я покинуть ее и отправиться в замок королевский?

– Ни слова больше, Инго! – вскричала Гизела, и лицо ее вспыхнуло. – Вспомни, что и мне ты подавал руку, вспомни ночь, когда я отвела от тебя меч короля. В ту пору, когда я спасла тебе жизнь, невидимые силы соединили твою судьбу с моей; ты принадлежишь мне, одной только мне, и дорогой ценой я купила тебя!

– Ты поступила со мной великодушно, как героиня, – ответил Инго, – и доколе жив, я буду благодарен тебе.

– Плюю я на твой холодный привет! – вне себя от гнева закричала королева. – Плюю на витязя, который ласковыми словами вознаграждает женщину, ради него принявшую на себя проклятье богов смерти! Неужто ты не понимаешь, что сделала я, удержав меч моего мужа? Злобные силы, подозрения, тайную ненависть возбудила я против собственной жизни; с той поры желчь стала моим и его напитком, всякое слово подозрительно, тревожна каждая ночь. И одна только была у меня забота, точащая сердце ночью и днем: жить ли мне на свете, когда он бражничает среди своих буйных ратников?

– Если из-за меня тебе приходилось выносить тоску, – сказал растроганный Инго, – то позови меня в час опасности, и кровью готов я уплатить за ту долю твоего бремени, которую я тоже обязан нести.

Но едва ли королева слышала его слова, – она вплотную подошла к Инго и хрипло прошептала:

– Ты готов, мой милый? Очень может быть, что не умер бы король, если б той ночью не находился ты в моих покоях.

Витязь отступил назад, щеки его побледнели, но холоден был его взор, когда он ответил:

– Не думаешь ли ты, королева, что, приняв на душу тяжкое преступление, ты стала милее моему сердцу?

– Чего уставился на меня, словно истукан? – вскричала она, и схватив руку Инго, стала трясти ее. – Не последуешь за мной – и не жить нам вместе на грешной земле!

Инго гневно вырвался.

– Если тайным делом мрака ты накликала на мою голову гнев мстительных богов, то готов я поплатиться, но только не зависимым от тебя человеком, не рабом, связанным с твоей жизнью.

Королева пристально взглянула ему в лицо, медленно поднялась – и грозно сжалась ее рука.

– Брошены жребии, на которых жены судеб начертали наше будущее. Твой выбор сделан, Инго, и горе пророчит выпавшее на твою долю знамение!

Она повернулась, судорожно вздрагивало ее тело, но не было слез в глазах ее, и окаменело лицо, когда, указав на заходящее солнце, она вполголоса сказала:

– Завтра!

Королева поспешно пошла к коням, а Инго, ногой отбросив плащ Гизелы, поспешил к своему двору по дороге, которой поднялась Ирмгарда.