Текст книги "Лесник"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– И вы не передумаете?

– Ни в коем случае.

– Хорошо, граф, я согласен.

– Вы меня очень обязали этим, остается только определить цену.

– Не заботьтесь об этом, граф.

– Напротив, сеньор, я сильно озабочен.

– Да мы договоримся.

– Во сто раз лучше договориться теперь же, чтобы впоследствии не приходилось жалеть ни мне, ни вам.

– Да вы просто страшный человек!

– Потому, что хочу вести дело, как следует?

– Нет, потому что вам во всем надо уступать.

– Вы заходите чересчур далеко, сеньор, ведь я требую только справедливого, кажется.

– Это правда, граф, и я прошу прощения.

– Простить я готов, но с условием.

– Каким же?

– Назначить мне цену за съем вашего дома.

– Опять вы за свое?

– Разумеется, или скажите мне откровенно, что не хотите сдавать мне его.

– Если вы непременно этого требуете, то платите мне тысячу пиастров в год. Не много это будет?

– Цена умеренная, сеньор, и я согласен.

– Значит, теперь с делами покончено?

– Не совсем.

– Что такое?

– Позвольте минуту.

Дон Фернандо вынул из кармана бумажник с золотым замком, порылся в бумагах и подал одну асиендадо, говоря:

– Известна ли вам в Панаме банкирская фирма Гутьеррес, Эскирос и К°?

– Очень даже известна, граф, это самая значительная банкирская фирма во всем городе.

– Очень рад это слышать. Вот чек на тысячу пиастров за дом, который вы, вероятно, примете; оплата, как видите, по предъявлению.

– О, граф! – вскричал асиендадо, которому одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в подлинности документа. – Я беру его, закрыв глаза, в полном убеждении, что он законный.

– Итак, решено. Потрудитесь дать мне расписку в получении тысячи пиастров и адрес дома, который находится теперь в моем распоряжении. Еще два слова сторожу дома, и с делами покончено.

По знаку хозяина мажордом вышел. Почти тотчас же он вернулся со всеми письменными принадлежностями.

– Как! Тут же, на месте, не переводя духа? – смеясь, вскричал асиендадо.

– Если вы ничего против не имеете, сеньор, я буду вам весьма обязан; я уезжаю завтра на рассвете.

– Справедливо, – согласился дон Хесус.

Он написал расписку и вручил ее молодому человеку; тот положил ее в бумажник после того, как пробежал глазами.

– Что же касается адреса дома, – продолжал асиендадо, – то он называется просто «Цветочный», и ваш проводник-индеец приведет вас к нему с закрытыми глазами.

– Вот и ключи. Я привез их с собой, – сказал мажордом, подавая громадную связку молодому посетителю, который, в свою очередь, передал их Мигелю.

– Благодарю. Позвольте мне теперь принести вам искреннюю признательность, сеньор, за вашу любезность и ваше радушное гостеприимство.

– Будьте уверены, граф, – возразил асиендадо с поклоном, – что я считаю за счастье случай, который мне представился, оказать вам услугу. Вы позволите нанести вам визит?

– Я сам буду иметь честь появиться у вас, как только вы приедете в Панаму.

– Каждый укажет вам мой дом.

– И я, со своей стороны, в вашем распоряжении, если вам угодно будет осмотреть порт, город и даже мой корвет, на котором почту за счастье принимать вас, – сказал капитан.

– С величайшим удовольствием принимаю ваше приглашение, капитан, я воспользуюсь им непременно.

– Так вы решительно отправляетесь в путь?

– Как только займется день, это необходимо; я даже, если позволите, прощусь с вами теперь же, – признаться, я совсем разбит от усталости.

Отец Санчес прочел молитву, и все встали из-за стола.

Дон Фернандо простился с хозяевами и ушел, улыбнувшись донье Флоре на прощание какой-то загадочной улыбкой.

У двери дон Фернандо обернулся, приложив палец к губам. Девушка молча глядела на него.

«По-моему, она хочет что-то сказать мне», – пробормотал он про себя.

Он вышел из залы, предшествуемый мажордомом, который светил ему, в сопровождении самого хозяина и Мигеля.

Дон Хесус настоял на том, чтобы проводить гостя до его спальни и удостовериться, что для него все приготовлено.

Молодому человеку пришлось покориться этой фантазии хозяина, которую он в душе приписывал избытку вежливости.

Мажордом отворил несколько дверей, прошел через несколько зал и наконец ввел посетителей в комнату, но не в ту, где они были сперва.

Эта комната была велика, с потолком в виде купола и ковровыми обоями; освещалась она тремя готическими окнами; дубовая, потемневшая от времени изящной резьбы мебель напоминала лучшие образцы эпохи Возрождения и, очевидно, была привезена из Европы; кровать, поставленная на возвышении, к которому вели три ступени, была скрыта тяжелыми занавесками.

Рядом с изголовьем была дверь туалетной, где постелили постель для Мигеля.

Чемоданы путешественников стояли на стульях.

На столике возле кровати, у изголовья, горел ночник, и тут же стояла кружка с укрепляющим напитком, который в то время обыкновенно пили, ложась спать, и который поэтому называли вечерним питьем.

Восковые свечи горели в канделябрах, поставленных на тумбах, раскрытая библия лежала на аналое, над которым возвышалось распятие из пожелтевшей слоновой кости.

Асиендадо с видимым удовольствием осмотрелся вокруг.

– Кажется, все в порядке, – сказал он, потирая руки.

– Не знаю, как благодарить вас за такое внимание, – ответил дон Фернандо.

– Я только исполняю долг гостеприимства. Впрочем, – прибавил он со значением, – если вы считаете себя моим должником, мы и этот счет сведем со временем; теперь же, когда я удостоверился, что мои приказания исполнены и вам все подано, позвольте пожелать вам доброй ночи и в особенности благополучного пути, – по всей вероятности, я не буду иметь чести видеть вас перед вашим отъездом.

– Боюсь, что так, поскольку собираюсь отправиться с рассветом.

– Так прощайте – или, вернее, до свидания в городе! Еще раз желаю вам доброй ночи и спокойного сна, чтобы завтра проснуться свежим и бодрым – это едва ли не лучшее, что я могу пожелать вам.

– И чему всего легче исполниться, – с улыбкой ответил молодой человек, – однако искренне благодарю вас.

– Не скажите: иной раз ляжешь в убеждении, что сейчас заснешь – и что же? От бессонницы проворочаешься с боку на бок всю ночь напролет. Для большей верности я бы советовал вам отведать питье, приготовленное на ночном столике, – это чудное средство против бессонницы.

– Не забуду вашего совета; доброй ночи и еще раз благодарю.

Хозяин и гость пожали друг другу руки, и дон Хесус вышел, предшествуемый мажордомом.

– Черт бы его побрал! – вскричал Мигель, запирая дверь на замок и на задвижку. – Я думал, он останется тут до утра. Наконец-то мы от него избавились!

– Признаться, я рад, что он убрался, – ответил дон Фернандо, – он уже начал сильно действовать мне на нервы! Сам не знаю отчего, но мне все время кажется, что любезность его притворная и он скрывает какой-то тайный замысел, которого я не угадываю.

– Говоря по правде, у этого человека физиономия настоящего мошенника.

– Не правда ли?

– Он как две капли воды похож на изображение Иуды Искариота, которое я где-то видел в детстве. Но что за беда! Мы примем меры предосторожности.

– Осторожность никогда не помешает, – заметил дон Фернандо, положив обнаженную шпагу у своего изголовья и пистолеты под подушку.

– Теперь, ваше сиятельство, мы осмотрим комнату.

– Хорошо.

Они взяли в руки по свече и осмотрели всю комнату, приподнимая ковры и простукивая стены. Ничего подозрительного они не нашли.

– Я думаю, мы можем спать спокойно – сказал молодой человек.

– И я думаю так же… Кстати, ваше сиятельство, знаете ли, наем этого дома – замечательная идея, которую вы осуществили преискусно!

– Да, хитрая лисица этот старик, но коса нашла на камень! Мы не могли найти более удобного убежища.

– Сущая находка… Но неужели мы дадим повесить этим собакам-испанцам наших бедных товарищей?

– Ей-Богу, не дадим, если только можно помешать этому! Ведь они и попались из-за нас, думая оказать нам помощь.

– Правда, но через два дня мы будем в Панаме. И хитры же будут испанцы, если мы не высвободим из их когтей наших братьев!

– Что ты думаешь о капитане, дружище Мигель?

– Премилый господин, – ответил буканьер с усмешкой, – но если, как надеюсь, я когда-нибудь ступлю ногой на его корвет, уж покажу же я ему, на что способны грабители, которых он так презирает!

– Это удовольствие я доставлю тебе очень скоро.

– В самом деле, ваше сиятельство? – вскричал Мигель весело.

– Даю тебе слово… но тс-с! Не говори так громко, а то еще, пожалуй, кто услышит.

– Ну вот еще! Все спят.

– И мы отлично сделаем, если последуем этому примеру. Спокойной ночи, Мигель.

– Спокойной ночи, граф.

– Постой, возьми этот напиток и выпей его, если хочешь.

– А вы разве не желаете?

– Нет, я не чувствую жажды.

– А у меня так постоянная жажда. Доброй ночи, ваше сиятельство, я оставлю дверь в туалетную открытой.

– Разумеется, нельзя знать, что может случиться.

Молодой человек лег. Мигель потушил свечи и вышел из комнаты.

Комната теперь освещалась лишь мерцающим светом ночника.

Еще некоторое время Мигель ворочался в кровати, после чего в туалетной воцарилась тишина. Спустя пятнадцать минут дон Фернандо услышал, что товарищ его храпит, словно труба органа, – буканьер спал мертвым сном.

ГЛАВА V. Какую странную ночь провел дон Фернандо на асиенде дель-Райо

Дон Фернандо не спал; напротив, никогда он небывал менее расположен ко сну, чем в настоящее время. Он лежал, закрыв глаза, чтобы, не видя внешних предметов, лучше сосредоточиться. В этом положении он бредил наяву самыми очаровательными сновидениями и убаюкивал себя соблазнительнейшими фантазиями.

В воображении его медленно воссоздавались различные происшествия во время ужина – до того ничтожные, что никто, кроме него, не обратил на них внимания; это взаимное понимание, установившееся между ним и девушкой, немой разговор двух сердец, которые за несколько часов до того обоюдно не знали даже, что существуют, а тут вдруг одним взглядом или улыбкой стали друг друга понимать, эта глубокая любовь, горячая, как электрическая искра, попавшая из глаз в сердце, чтобы воспламенить его тем огнем, что таится в самом сокровенном его уголке, этот союз, так чистосердечно и откровенно заключенный на глазах у всех, – все это, соединяясь в возбужденном мозгу молодого человека, совершенно путало его мысли и рисовало ему, как через призму, картины счастья и невыразимых наслаждений.

Как же все случилось? Он этого не знал, да и не пытался понять. Он довольствовался убеждением, что нельзя быть более уверенным в любви женщины, чем он был уверен относительно доньи Флоры, но если бы он доверил кому-нибудь свою тайну и был спрошен, на чем основывалась эта уверенность, то не только не объяснил бы ее, но и не сумел бы сказать, откуда она взялась.

Он чувствовал, что с любовью растет и обилие его мыслей: цель, которую он себе поставил, показалась ему достойной презрения в сравнении с той, которую открывала ему вспыхнувшая страсть, и перед ним понемногу раскрывалось лучезарное будущее.

Но ночные часы шли, и усталость брала свое, молодой человек чувствовал, что его веки начинают тяжелеть, мысли становятся менее ясными и исчезают, прежде чем он успевал бы логически их связать. Он перешел в такое состояние, которое нельзя назвать бдением, хотя это еще не сон; он уже готов был окончательно уснуть.

Но вдруг среди оцепенения, в котором находился, он внезапно вздрогнул, привстал, открыл глаза и осмотрелся.

Комната была погружена в почти совершенный мрак, ночник потух, а луч месяца, скользивший через стекло, отражался на паркете белой полосой голубоватого оттенка.

Молодому человеку послышался звук, точно где-то сильно щелкнула пружина.

Напрасно он старался проникнуть взглядом в темноту – ничего не было видно; насторожив слух, он слышал одно только храпение своего товарища.

– Я ошибся, – пробормотал он, – однако мне так явственно послышалось…

Он протянул руку к изголовью, взял пистолет и, схватив в другую руку шпагу, мгновенно прыгнул на середину комнаты.

Но в ту же секунду, хотя ничего не видел и не слышал, он был мгновенно схвачен за руки и за ноги и после отчаянного сопротивления повален на пол, обезоружен и лишен возможности пошевелиться.

– Измена! – закричал он хриплым голосом. – На помощь, Мигель! Измена, брат!

– К чему звать того, кто не может ответить? – произнес ему на ухо тихий мелодичный голос. – Ваш товарищ не проснется.

– А это мы еще посмотрим! – отвечал он, начав кричать с новой яростью.

– Вам не хотят зла, – возразил голос, невольно заставивший его дрожать, так как он казался ему знакомым, – вы в нашей власти, и ничего не было бы легче, как перерезать вам горло, если бы мы имели это намерение.

– Это правда, – пробормотал он, уступая этим доводам, – будь проклят дьявол, который меня сюда занес!

Звонкий смех был ему ответом.

– Смейтесь, смейтесь, – сказал он угрюмо, – сила на вашей стороне.

– Признали, наконец!

– Я думаю, черт возьми: ваши пальцы и ногти впиваются мне в тело!

– Гастон, – тихо продолжал голос, – дайте слово дворянина, что не будете стараться узнать, кто мы, и бросите бесполезное сопротивление, тогда вас тотчас же освободят.

– Зачем называете вы меня тем именем, которое я и сам позабыл? – возразил он с гневом.

– Потому что это ваше имя. Так согласны вы на условие, которое от вас требуют?

– Поневоле придется согласиться.

– Дайте слово.

– Клянусь честью дворянина.

– Вставайте, – произнес тихий голос.

Дон Фернандо не заставил повторять приглашения и в один миг уже был на ногах.

Ощупью подошел он к кровати, взял платье, лежавшее на стуле, и оделся.

В комнате по-прежнему царила полная тишина.

– Теперь, когда вы оделись, – продолжал тот же голос, – ложитесь на кровать и не делайте ни малейшего движения – речь идет о вашей жизни.

– Да кто вы?

– Что вам до этого? Повинуйтесь!

– Не раньше чем узнаю, кто вы, черт побери!

– Друзья.

– Гм! Друзья с очень странным обращением.

– Не судите опрометчиво о том, чего не можете знать.

– Ну хорошо! – вскричал он. – Я не прочь в конце концов узнать, что мне думать обо всем этом.

– Вы храбры, это похвально.

– Большое диво, нечего сказать, при моей-то профессии! – пробормотал он сквозь зубы и лег на постель.

В ту же секунду он почувствовал легкое сотрясение, ему показалось, что кровать уходит в паркет.

«Вот тебе и на! – подумал он. – Достойный дон Хесус Ордоньес и так далее едва ли знает более половины своего дома и занимает-то его не один!»

К молодому человеку вернулась вся его обычная веселость, его львиное сердце ни на миг не содрогнулось в груди, страх был ему неизвестен, но зато любопытство его было сильно возбуждено. Кто бы могли быть люди, которые, по-видимому, знали его сокровеннейшие тайны? С какой целью разыгрывали они с ним этот фантастический спектакль, способный разве что напугать ребенка? Чего хотели они от него?

Эти мысли мелькали в его голове и вылились все в одном слове.

– Подождем, – сказал он.

Между тем кровать опускалась все ниже медленно и плавно, пока наконец не встала неподвижно, коснувшись пола.

Дон Фернандо сделал движение, чтобы встать. Чья-то рука удержала его за плечо.

– Оставайтесь на своем месте, – произнес грубый голос.

– Ага! У меня, кажется, появился другой собеседник, – ответил дон Фернандо. – Что ж мне прикажете, лежать или сидеть?

– Как хотите.

Молодой человек сел на постели, скрестил руки на груди и приготовился ждать.

Зеленоватый свет озарял фантастическими отблесками то место, где находился дон Фернандо, и позволял различать, хотя смутно и неопределенно, очертания нескольких черных фигур – призраков, людей или демонов – в длинных черных одеяниях, которые покрывали их с головы до ног, оставляя открытыми одни глаза, сверкавшие, как раскаленные угли, сквозь отверстия капюшонов, опущенных на лица.

Наступила минута такого глубокого молчания, что можно было бы расслышать биение сердца в груди этих существ, допустив, что они состоят из плоти и крови.

Дон Фернандо не думал об этом, он ждал, холодный, надменный, с грозным взглядом.

Наконец тихий голос, который он уже слышал у своего уха наверху в спальне, вдруг снова заговорил:

– Гастон, герцог…

– Не произносите другого имени, кроме того, которое этот человек носит теперь, – перебил грубый голос.

– Вот это умная речь, ей-Богу! – весело вскричал молодой человек. – К чему эти имена и титулы?.. Лицо, названное вами, давно умерло от позора, отчаяния и бессильной ярости! – в порыве гнева воскликнул он и прибавил с горечью: – Тот, кто находится перед вами, носит имя и титул достаточно известные, как мне кажется, и недругам, и друзьям, если, конечно, они у него еще остались.

– Вы правы, – произнес тихий голос с выражением глубокой грусти, – теперь я буду обращаться только к капитану Лорану, знаменитому буканьеру, соратнику Монбара, Медвежонка, Бартелеми и всех флибустьерских героев.

– Гм! Вы знаете меня несколько лучше, чем хотелось бы, принимая в соображение мою личную безопасность, тогда как о вас мне известно так немного.

– Все зависит от того, насколько откровенно вы ответите на наши вопросы.

– Посмотрим, что за вопросы. Если они будут относиться только ко мне, я отвечу без всякого затруднения, но как скоро они коснутся других лиц и могут подвергнуть их опасности, я не скажу ни слова, хоть кожу сдерите с живого, хоть на куски меня разрежьте! Теперь вы предупреждены, делайте, что хотите.

– Вопросы будут относиться только к вам и вашим собственным делам.

– Так говорите.

– Месяца два назад, на Ямайке, куда зашел ваш корабль, вы были предупреждены в одной таверне человеком, которому оказали услугу, что английское правительство намерено захватить вас и конфисковать ваш корабль.

– Это правда, но я в тот же самый вечер снялся с якоря и вернулся в Леоган, захватив английскую каравеллу в отместку за измену, жертвой которой я чуть было не сделался.

– Едва вы ступили на пристань в Леогане, как поджидавший тут незнакомый вам человек отвел вас в сторону и, показав условный знак, от которого вы затрепетали, долго говорил с вами.

– Это совершенно справедливо.

– Какой же знак это был?

– Вы должны знать не хуже меня, раз имеете такие подробные сведения.

– Знак заключался в перстне, на котором был изображен череп со скрещенными под ним двумя кинжалами и вырезано английское слово: «Remember!1414
  Помни! (англ.)


[Закрыть]».

– И это верно.

– Спустя восемь дней главные флибустьерские вожаки собрались в Пор-Марго на тайное совещание под председательством Монбара; там вы сделали некое предложение, принятое единогласно, но только после продолжительных прений, во время которых вам удалось убедить в своей правоте ваших товарищей. Что же это было за предложение?

– На это я отвечать не могу, дело касается не одного меня.

– Положим. На следующий день вы отправились к Чагресу и неподалеку от города сели в лодку вместе с одним из флибустьерских капитанов, вашим другом по имени Мигель Баск, и одним краснокожим. Высадившись на берег в пустынном месте, вы потопили лодку, предприняли переправу через перешеек берегом и, наконец, прибыли сюда около двух часов пополудни.

– Ни слова не могу возразить на это! Вы знаете мои дела так, что и я сам лучше не мог бы их знать.

– Не совсем… Нам известна лишь одна причина, побудившая вас к этому опасному предприятию, но другой мы не знаем.

– Не понимаю вас.

– Напротив, вы очень хорошо все понимаете! Ваша главная цель, та, для которой вы разыгрываете свою нынешнюю роль, – это месть.

– Пусть так! – сквозь зубы процедил молодой человек.

– Теперь мы хотим узнать другую вашу цель.

– Если она и существует, то уж от меня-то вы ее не узнаете.

– Вы не откроете ее нам?

– Ни в коем случае! Ведь я обязался отвечать только относительно себя самого и честно сдержал свое слово, большего вы от меня не добьетесь, напрасно было бы настаивать… Впрочем, раз у вас такие искусные шпионы и столь обширные связи, пустите в ход своих агентов и ищите, – быть может, вы и откроете то, что вам так хочется узнать.

Наступило довольно продолжительное молчание. Дон Фернандо напрасно напрягал слух и зрение, стараясь уловить малейший звук и подметить какой-нибудь проблеск света, чтобы найти подтверждение подозрениям, которые возникали в его уме, – все усилия его остались тщетными, он ничего не видел, ничего не слышал.

– О! – пробормотал он про себя. – Будь у меня оружие!

Чья-то рука нежно опустилась на его плечо, и голос тихий, как шепот ветра, произнес ему на ухо:

– Что же вы сделали бы с ним?

– Что бы сделал? Ей-Богу, я распорол бы живот двум-трем негодяям, которые держат меня, словно гусенка на насесте, и сам бы себя убил после этого!

– Убил! – повторил голос с невыразимой грустью. – Разве вы один на земле? Верно, вы никого не любите и… вас никто не любит? – прибавил голос после минутного колебания.

– Я люблю и любим, – ответил молодой человек, не задумываясь.

– Откуда вам это известно? – высокомерно возразил голос.

– Сердце мне подсказало, оно никогда не обманывает.

– Кого же вы любите? – спросил голос с плохо скрытым волнением.

– Я никогда не говорил с ней, два часа назад не знал ее вовсе.

– И она любит вас?

– Я в этом уверен.

Рука, все еще лежавшая на плече авантюриста, слегка задрожала.

– Почему?

– Сердца наши слились в одном взгляде.

– Послушайте, – с живостью продолжал нежный голос, – время уходит, не стоит тратить его на пустые слова. Вот, возьмите этот перстень; когда вам покажут такой же, кто бы ни был тот, у кого он будет в руках, спешите на зов не колеблясь.

– Я исполню это, если не паду мертвый на месте, – ответил молодой человек, крепко сжав в пальцах перстень, чтобы он случайно не выскользнул у него из рук.

– Зачем вспоминать о смерти? – продолжал голос с невыразимой нежностью. – Напротив, говорите о счастье, когда вы любимы… как утверждаете…

– О! – воскликнул молодой человек. – Это вы, Флора, моя возлюбленная Флора! Да, да, я люблю вас!

– Тише, несчастный! – вскричала она с ужасом. – Вы погибли, если вас услышат.

– Никого я не боюсь теперь, когда уверен в вашей любви! Крошечная ручка мгновенно закрыла ему рот; авантюрист покрыл ее страстными поцелуями.

– Тише! – еще раз шепнул голос ему на ухо, да так близко, что он с упоением почувствовал прикосновение двух пухленьких губок к своему лицу.

Он молчал, теперь ему было все равно, что бы ни случилось. В душе его достало бы блаженства на целый век мучений.

– Вы готовы нас выслушать и отвечать? – медленно спросил авантюриста грустный и строгий голос, которого он еще не слышал.

– Готов на то и другое, говорите, я слушаю.

– Мы поняли и оценили, – продолжал тот же голос, – чувство чести, которое обязывало вас молчать, не отвечая на наши расспросы. Мы не хотим более настаивать и заставлять вас изменить данному слову…

– Что касается этого, – перебил авантюрист с усмешкой, – то вы можете быть спокойны; хотел бы я посмотреть, как вы заставите меня изменить данному мной слову!

– Мы не станем это обсуждать, – возразил голос с оттенком досады. – Итак, бесцельно и, я прибавлю, даже неуместно было бы останавливаться дольше на этом вопросе.

– Хорошо, я молчу.

– Как уже сказано, – продолжал голос, – мы не только с удовольствием, но с живейшей радостью воспримем успех первой из целей, которая привела вас в этот край. Могу прибавить, что, хотя невидимые и неизвестные как вам, так и вашим врагам, которых вы не знаете, но знаем мы, мы будем содействовать вам всей нашей властью во что бы то ни стало.

– Благодарю вас и ваших друзей тем более искренне, милостивый государь, что, судя по тому, в чем я мог убедиться, власть эта должна быть очень велика. Я же, со своей стороны, клянусь во что бы то ни стало, как вы сами изволили выразиться, доказать вам свою благодарность за оказанную помощь.

– Мы примем к сведению ваше обещание и напомним вам его при случае.

– Когда угодно, в любой час и любую минуту, где бы то ни было, я готов заплатить долг, в котором у вас останусь.

– Очень хорошо, теперь все сказано на этот счет. Что же касается тайны, которую вы так упорно не выдаете, мы сами откроем ее.

– Может быть, – посмеиваясь, ответил дон Фернандо.

– Непременно откроем, только помните одно: в этом деле, каким бы оно ни оказалось, мы вас не знаем и будем поступать согласно этому.

– То есть?

– Не жертвуя нашими интересами ради ваших. Мы будем действовать с точки зрения личной выгоды, нисколько не заботясь о том, как вы на это смотрите, хотя бы пришлось для этого разрушить до основания все здание, вами сооруженное, и разбить в прах ваши соображения, как бы искусны они ни были.

– Принимаю эти условия, хотя они и немного тяжелы. Каждый за себя, один Бог за всех – этому роковому закону повинуются все люди.

– Вы хорошо все взвесили?

– Вполне.

– И все же не хотите говорить?

– Менее прежнего!

– О! Подумайте еще.

– Я никогда не меняю принятого решения.

– Пусть будет по-вашему… и да суди нас Бог!

– Все же, надеюсь, мы остаемся друзьями?

– Да, относительно того, что сказано, и в указанных пределах.

– А насчет остального?

– Мы – смертельные враги, – ответил глухим голосом таинственный собеседник.

– Да суди нас Бог! – повторю и я за вами.

В то же мгновение дон Фернандо – или капитан Лоран, как угодно читателю называть его, – почувствовал, что ему положили что-то мокрое на лицо. Он хотел вскрикнуть, но голос его оборвался, и он упал без чувств на кровать…

Сильные удары посыпались с громовым гулом на дверь комнаты, занимаемой путешественниками.

Ничто не шевельнулось.

По прошествии нескольких секунд стук повторился с новой силой, да с таким упорством, что, казалось, еще минут пять – и дверь разлетится вдребезги.

Мигель Баск приоткрыл один глаз и повернулся на постели.

– Похоже, постучали? – проворчал он. – Черт бы побрал докучливого! Так славно спалось. А-ах! – потягиваясь, зевнул он во весь рот.

Стук в дверь возобновился.

– Решительно, это стучат, – продолжал Мигель и, не переставая ворчать, встал с постели, снова богатырски зевнул и потянулся. – Странно, – бормотал он сквозь зубы, – ведь я спал как убитый часов десять, а – прости Господи! – хочу спать, точно глаз не смыкал всю ночь.

– Эй! – кричали за дверью. – Живы вы там или нет?!

– Иду же, пропасть вас возьми! К чему горячку-то пороть? Мы живы, здоровы и невредимы, смею надеяться.

Шатаясь, как пьяный, и зевая, он отпер задвижку и отворил дверь. Вошел индеец-проводник.

– Ну вот! Что за идиотская спешка, друг?

– Уже шестой час, – возразил Хосе, – нам давно бы следовало быть в дороге.

– Пять часов?! – вскричал Мигель. – Как время-то идет, Боже мой!

– Где дон Фернандо?

– У себя в постели, где же ему прикажете быть?

– И он спит?

– Полагаю.

– Посмотрим.

Они приблизились к кровати.

Действительно, дон Фернандо спал таким крепким сном, будто век не собирался просыпаться.

– Разбудите его, – сказал Хосе.

– Жалко, он спит так крепко!

Однако он потряс молодого человека за руку. Дон Фернандо открыл глаза.

– Как, опять? – грозно вскричал он, живо вскакивая с постели.

– Что опять? – воскликнул озадаченный Мигель. – Что с вами, ваше сиятельство, что вы так окрысились на нас?

Молодой человек провел рукой по лбу.

– Прости меня, – сказал он, улыбаясь, – мне приснился дурной сон.

– О! В таком случае и прощать нечего, – спокойно ответил Мигель.

– Да, тяжелый сон… – повторил дон Фернандо. Вдруг он случайно увидел перстень с бриллиантовым

цветком на своем мизинце.

– Э-э! Ведь это был не сон! Все произошло в действительности, и я наяву присутствовал при этой странной сцене.

Он соскочил с постели.

– С ума сошел! Вот несчастье! – вскричал Мигель.

– А ты хорошо спишь, – обратился к нему дон Фернандо насмешливо.

– Я? Неплохо, кажется.

– Я убедился в этом ночью.

– Вы звали меня?

– Несколько раз.

– И я не отозвался?

– Отозвался… храпом. Мигель задумался.

– Все это неспроста, – решил он спустя минуту. – Не знаю, что было в том питье, но едва я успел проглотить его, как упал на постель, словно колода, и насилу проснулся теперь благодаря Хосе.

– Это правда, – сказал проводник, – не скоро я достучался.

– Во всем этом есть тайна, которую я открою, – пробормотал дон Фернандо.

– Вот тебе на! Вы спали одетые, – удивился Мигель. – Однако, помнится, я помогал вам раздеться.

Дон Фернандо вздрогнул, он начинал припоминать. Не говоря ни слова, он подошел к двери, запер ее на задвижку, после чего вернулся к двум своим спутникам.

– Помогите мне отодвинуть эту кровать, – сказал он.

– Зачем? – полюбопытствовал Мигель.

– Делай, что тебе говорят!

Соединенными усилиями они втроем после нескольких напрасных попыток наконец подняли тяжелую кровать и переставили ее на середину комнаты.

– Теперь надо взяться за приступки.

Это не представило большого труда, небольшие ступеньки легко отодвигались по паркету, поскольку не были прикреплены.

– Странно! – пробормотал Хосе. – Что же тут произошло? Когда место, занимаемое кроватью, было совсем очищено, дон Фернандо сказал:

– Друзья мои, теперь надо постараться отыскать в паркете малейшие щели.

– Ага! Понимаю, – пробормотал проводник. – Это действительно возможно. Но что же случилось? – спросил он с участием.

– Неслыханные вещи, – ответил дон Фернандо взволнованным голосом, – но поспешим, я расскажу все после, нас могут застать врасплох.

Все трое стали на колени и приникли к полу. Более получаса осматривали они его тщательно, упорно, но безуспешно: паркет казался несомненно цельным и сплошным.

Так ничего и не открыв, они с унынием поднялись на ноги.

– Странно, – прошептал дон Фернандо, – однако мне не приснилось это, ведь доказательство – этот перстень, – прибавил он, страстно целуя его. – Ведь это несомненный признак действительности всего, что произошло… Да где же это я нахожусь? – вскричал он в порыве гнева.

– В проклятом доме. Разве я не предупреждал вас? – глухим голосом сказал проводник.

– Правда, это проклятый дом! Поспешим выйти из него. Кто знает, какие бедствия нас постигнут, если мы останемся тут еще дольше!

– Давайте уедем, я ничего против этого не имею, – вставил свое слово Мигель. – С людьми я готов сразиться, но драться с духами – это не по моей части!

– Но прежде все следует привести в порядок, – посоветовал Хосе.

– Правда, – подтвердил дон Фернандо, – никто не должен подозревать, что мы тут делали.

Приступки и кровать были поставлены на свои места, два авантюриста оделись, взяли свои вещи и сошли во двор вслед за проводником.

Две оседланные лошади стояли на дворе, привязанные к кольцам.

Кое-где бродили пеоны, но хозяин дома не показывался.

Авантюристы уже собирались вскочить в седло, когда вышел отец Санчес и поздоровался с доном Фернандо.

– Вы уезжаете, граф? – спросил капеллан.

– Сейчас еду, святой отец, – сказал дон Фернандо, отвечая на поклон. – Буду ли я иметь честь видеть вас в Панаме?